– Мой отец был евреем, а мать – христианкой. Меня воспитали в христианской вере. Если меня вообще можно назвать верующим – в чем я временами сильно сомневаюсь, – то я христианин. Но я не понимаю, при чем тут это.
   – Забудь мои слова о том, что я являюсь Богом. Забудь, что я сказал тебе, что тебя преследовал Дьявол.
   – Забыл.
   – Я попытаюсь объяснить все в более реалистических терминах, не таких эмоциональных и романтических, как те, которыми располагают религиозные теории. Во-первых, я действительно являюсь тем существом – или гранью того существа, – которое создало эту Вселенную, одну из многих других Вселенных.
   Я не смогу объяснить тебе, зачем это было сделано. Объяснение лежит на таком уровне, который тебе недоступен. Я создал материю Вселенной и привел в движение законы и процессы, завершившиеся формированием солнечных систем. Я не руководил впрямую эволюцией форм жизни. Эстетическая ценность творения состоит в создании основных сил, формирующих Вселенную, а не в создании жизни. Если работа сделана хорошо, жизнь возникнет сама по себе.
   – Ты хочешь сказать, что являешься просто еще одним живым существом – видимо, на другом плане бытия, – и что ты создал нашу Вселенную из ничего?
   – Не совсем так, – поправил меня Он. – Из Хаоса. В него были заложены основные силы. Я только освободил и упорядочил их.
   – Я могу это принять, – сказал я. – Я ведь уже принял твое утверждение, что ты Бог, а это лишь его новая вариация.
   Я сел на нижнюю ступеньку. Напряжение немного спало, но в целом объяснение меня еще не удовлетворило.
   – Но зачем ты пришел к нам? Ты ведь сейчас сказал: тебя устраивает, что жизнь развивается сама по себе. Ты сказал, что тебя интересовала не эволюция жизни, а художественная ценность упорядочения Вселенной и приведение ее в движение.
   – Я не говорил, что она меня не интересует. Я просто сказал, что эволюция жизни вторична по сравнению с величайшим и прекраснейшим процессом творения Вселенной в целом. Можешь мне поверить, Джекоб, в пении вращающихся галактик куда больше красоты, чем может вместить целая жизнь одного существа, пусть даже оно наделено разумом, присущим вашей расе. Но ваша раса, в конце-то концов, тоже часть моего творения. Игнорировать этот факт – все равно что не заботиться о завершенности творения. Например, художник может нарисовать какое-нибудь огромное полотно, ну, скажем, стометровую картину. Но это не значит, что он не расстроится, если увидит, что один-единственный квадратный дюйм полотна сделан плохо. Наоборот, его будет больше волновать этот квадратный дюйм, чем вся прочая площадь безукоризненно выполненной фрески.
   Я задумался.
   – То есть ты хочешь сказать, что люди, моя раса, – это единственный изъян в твоем полотне, тот самый квадратный дюйм, с которым что-то не так?
   – Нет, – не согласился со мной Он. – Люди не составляют даже одного квадратного дюйма Вселенной. Существует множество рас, дошедших до состояния подпорченного участка работы. Когда я разберусь с вами, я примусь за эти участки. Точнее говоря, другие грани меня занимаются этими расами прямо сейчас. Запомни, Джекоб, то, что ты видишь, – это лишь малая часть меня, менее одной миллионной доли моей полной личности и моей мощи.
   Он ни к чему меня не подталкивал. Его слова должны были бы резать слух своей фальшью, должны были казаться чем-то нереальным, но они звучали так уверенно и спокойно, что я знал – Он говорит чистую правду.
   – Но почему ты пришел в наш мир в виде андроида? Этот путь выглядит каким-то очень уж окольным.
   – Попытайся представить меня, Джекоб. Я не просто велик – я огромен.
   Одновременно присутствовать в вашем мире может лишь часть моего разума, часть моей жизненной силы. В противном случае равновесие этого района Вселенной будет нарушено. Даже наименьшей части меня нелегко проникнуть в ваш мир. Для этого мне нужно живое существо, но человеческое дитя на эту роль не годится. Нервная система и клетки мозга просто сгорят от перенапряжения, если я попытаюсь вселить мою жизненную силу в человеческую плоть.
   – А андроид оказался подходящим вместилищем?
   – Да, потому что я могу перестраивать его, – сказал Он, – лепить из него, как из глины. Ты же знаешь, что плоть андроида отличается от человеческой. Я сумел переделать его нервную систему так, чтобы она смогла вместить мою жизненную энергию. Это была единственная дверь в твой мир, которую мне удалось обнаружить.
   – И ты пришел к нам через андроида. Но зачем?
   – Я же уже говорил тебе – чтобы помочь вам. Вы отклонились от стандартной линии развития. Раса в вашем возрасте должна уже уметь контролировать свое тело и процесс старения. Большинство рас станут бессмертными и почти неуязвимыми. Я пришел сюда присмотреть, чтобы ваше развитие проходило именно так, как следует.
   – А что будет, когда ты справишься с этим делом?
   – Я уйду. Ваша часть творения будет завершена. У меня не будет никаких причин здесь находиться. Художник, закончив картину, не остается рядом с ней на всю жизнь, чтобы следить, как она переносит воздействие времени и погодных условий. Я не говорю, что сравнение меня с художником абсолютно точно, но это наиболее близкая аналогия, которую я смог подобрать.
   – Еще один вопрос остался открытым, – заметил я.
   – Да. Дьявол, о котором мы говорили раньше. Тот андроид, который пытался причинить тебе вред.
   – Да.
   – Я уже объяснил тебе, – сказал Он, – что на самом деле я не Бог, как ты сперва подумал, а живое существо, подобное тебе, но во много раз превосходящее тебя по сложности, живущее на таком высоком плане бытия, которого ты никогда не достигнешь. И, как и у любого другого создания, моя личность состоит из различных черт, как хороших, так и таких, которые можно назвать отвратительными. Любая часть моей личности содержит равные части этих черт. Но на следующий день после твоего ареста "злая" часть этой крохотной грани меня, заключенная в этом теле-матке, отделилась от доброй части и вошла во второго созданного мною андроида-копию.
   – Джекил и Хайд, – пробормотал я.
   – Да, именно. Я прочел эту книжку еще в лаборатории. Да, этот андроид, который теперь вышел из-под моего контроля, весьма напоминает печально известного Хайда.
   – И что я могу сделать? – спросил я. Я не понимал, чем я, простой смертный, могу помочь существу Его уровня. С таким же успехом человек может просить мышь, чтобы та помогла ему справиться со стадом обезумевших быков.
   – Скорее всего, – сказал Он, – андроид, который пытался убить тебя, произведен тем андроидом-Хайдом, которого я создал и который три дня спустя сбежал от меня. Полагаю, андроид-Хайд нашел место – возможно, неподалеку отсюда, – где он смог спрятаться и превратиться в тело-матку, способное создавать других Хайдов. Первую же копию он послал убить тебя или, по крайней мере, напугать и настроить таким образом, чтобы ты захотел вернуться сюда и попытался убить меня. Похоже, так оно и было.
   – Погоди-ка, – перебил я Его. Мне вспомнились псевдоподы, вынырнувшие из земли и поглотившие несчастного оленя. Я рассказал об увиденном, а Он ждал, пока я выскажусь, хотя наверняка прочел мои мысли и уже знал эту историю.
   – Я использую подобный способ охоты, – сказал Он. – Но я не могу вытягиваться на милю с лишним. Полагаю, ты действительно обнаружил нашего Хайда.
   – И что теперь?
   – Я могу послать еще одну свою копию уничтожить тело-матку Хайда. Но, к несчастью, у меня ушло много времени на создание этой охотничьей сети, и потому я сумел сотворить лишь одного-единственного андроида. Не считая того Хайда, которого мы теперь ищем.
   – Я пойду вместе с твоей копией, – заявил я. – Конечно, с меня пользы мало, но нас хотя бы будет двое.
   – Спасибо, Джекоб.
   – Мы выходим прямо сейчас? – спросил я.
   – Да, сейчас.
   Андроид поднялся вместе со мной по лестнице. Я подобрал свое оружие.
   – А как мы убьем его? – спросил я.
   – Я располагаю более надежными средствами, чем все твое оружие, Джекоб, – ответил Он. – Идем.
   И мы вышли, окунувшись в холод и метель...



Глава 15


   Наверное, я должен был ликовать. В конце концов, я ведь выяснил, что Он говорил правду. Он действительно хочет помочь человечеству, и Его приход был огромным благодеянием для нас. Я стоял у истоков революции, подобных которой мир еще не видел, – и тем не менее радости во мне было так мало, что, будь я собакой, я бы даже хвостом не вильнул. Возможно, причина в том, что Он показал мне не только новые горизонты, открывающиеся перед человечеством, но и то, что человек, в сущности, лишь крохотная частичка бытия, создание существа, которое настолько превосходит нас разумом и уровнем развития, что человеку нечего и надеяться постичь всю его глубину. Когда-нибудь человек достигнет предела своих возможностей, и ему больше некуда будет двигаться.
   Само по себе это не так уж плохо, но ведь при этом человек будет знать, что в мире остается множество вещей, которые он никогда не постигнет, которые ему не удастся понять даже отчасти. Конец человечества будет не столь ужасен для человека, как сознание того, что он уходит, так и не сумев завоевать всей Вселенной.
   Когда мы сели на снегоход, единственной моей эмоцией остался страх.
   В конце концов, этот Хайд был так же грозен, как и благая часть Его личности. Воистину смертоносное существо...
   Андроид взобрался на заднее сиденье, не потрудившись пристегнуться.
   Ему-то что – Ему, с Его целительскими способностями, несчастные случаи не страшны. Он может в долю секунды заделать поврежденную артерию. Я включил магнитное поле и услышал гудение ожившего двигателя. Руль дрожал у меня в руках – или это дрожали сами руки? Я включил передачу, нажал на акселератор и повел снегоход вниз по заснеженному склону, направляясь к краю леса, который мне следовало обогнуть. Через несколько минут мы подъехали к домику, рядом с которым я тогда увидел псевдоподы матки-Хайда, охотящиеся за оленем.
   Я сбросил скорость и остановил машину в пятидесяти футах от домика. Теперь, когда двигатель был выключен, я смог убедиться, что дрожат все-таки руки, а не руль.
   – Иди за мной, – сказал Он.
   Мы сошли со снегохода.
   – Нас должны интересовать две вещи, – продолжал Он. – Первое – это тело-матка. Оно неподвижно и потому не доставит нам особых неприятностей.
   Сейчас оно привязано к своей нынешней форме и никак не успеет измениться и удрать. А второе – это андроид, созданный Хайдом. Возможно, сейчас он не бродит где-нибудь по окрестностям, а все еще сидит в Нью-Йорке и пытается отыскать тебя. Но если он находится здесь, в этом районе, то может попытаться напасть на нас сзади, когда мы будем разбираться с маткой.
   Запомни, Джекоб, поскольку матка и андроид суть один организм, то, как только матка узнает о нашем приближении, в то же мгновение андроид-Хайд тоже будет об этом знать.
   Я кивнул. Я слушал, что Он мне говорит, но чувствовал себя так, словно все это происходит во сне или вовсе не со мной.
   Мы двинулись к домику.
   Здесь снежный покров был всего лишь в полфута глубиной – холм, на котором стоял дом, хорошо обдувался ветром, и потому снег здесь не залеживался. На некоторых участках тропинки из-под снега даже проглядывала твердая, промерзшая земля. У меня мелькнула мысль: насколько легче бы было, если бы мы могли позволить себе поджать хвосты и удрать...
   До входа в небольшой домик оставалось футов десять, когда я почувствовал, что земля у меня под ногами дрожит. Сперва я решил, что началось землетрясение, но тут же вспомнил, что матка-Хайд сделала с оленем.
   Внезапно шагавший передо мной андроид-Джекил оказался окружен кольцом коричневато-розовой желеобразной плоти. Он повернулся, словно в поисках пути к отступлению, потом вскинул руку в защитном жесте. Но в это мгновение мне стало не до того, чтобы глазеть по сторонам: вокруг меня взметнулась вторая волна скользких щупалец – трепещущие, извивающиеся колонны бесформенной плоти. Я держал ружье наготове, а наркопистолет пристроил в карман, откуда его можно было быстро выхватить – любая задержка могла оказаться фатальной.
   Я быстро опустился на одно колено, вскинул ружье и выстрелил в место наибольшего скопления псевдоподов. Пуля вырвала изрядный кусок плоти и отшвырнула его на снег – умирать, поскольку теперь он был лишен целительного воздействия тела-матки. Псевдоподы заколебались, попятились, потом снова двинулись вперед, хотя и менее решительно, чем прежде. Я выстрелил еще раз и начисто оторвал отросток, поврежденный предыдущим ударом. Но было поздно. Другие щупальца вцепились в меня, слились и окружили меня огромной вакуолью.
   Я попытался еще раз нажать на спусковой крючок, но псевдоплоть облепила меня, словно цемент, так плотно, что я не мог даже пальцем шевельнуть, не мог передвинуть дуло ружья, чтобы, в случае чего, не прострелить себе ногу.
   В ловушке...
   Я почувствовал странное влажное прикосновение, от которого защипало лицо, ощущение сырости, проникающей под одежду. Сперва я не понял, что происходит, но потом до меня дошло: стенки вакуоли начали выделять пищеварительные ферменты. Сперва под воздействием сильной кислоты исчезнет мое лицо, потом расползется одежда, а потом желудочный сок разъест тело...
   Я закричал. Получился какой-то приглушенный звук – словно ребенок кричит из-под одеяла.
   Я боролся с окружающей меня резиновой плотью, пытался пнуть ее, ослабить смертельную хватку, но быстро понял, почему олень не смог вырваться. Липко-холодная псевдоплоть больше всего походила на клей. Ее невозможно было стряхнуть.
   Я почувствовал, как у меня к горлу подкатывает рвота, и попытался усилием воли загнать ее обратно. Сейчас мне было некогда поддаваться физической слабости, сейчас нужно было думать, думать, думать, словно бешеный. А может, пора было умирать...
   Я закричал. Но когда я открыл рот, туда тут же заползла псевдоплоть. На вкус она была кислой и мерзкой. Я попытался выплюнуть ее, но не смог. Я захрипел и понял, что мне не грозит опасность быть переваренным заживо – я задохнусь гораздо раньше. И то хорошо.
   Потом вакуоль внезапно разломилась, лопнула, словно перезревший фрукт.
   Порыв холодного аляскинского ветра хлестнул меня по лицу и высушил слизь.
   Она не успела причинить мне особого вреда, только кожа покрылась сыпью и горела. Прежде я проклинал холодный климат Кантвелла. Теперь я благословлял его. Он был неизмеримо лучше липкого, душного тепла пищеварительной вакуоли.
   Псевдоплоть начала съеживаться, морщиться и отползать, словно я вдруг стал неприятным на вкус. Или на ощупь. Минуту спустя я был свободен, а псевдоплоть клубилась вокруг, словно сгоревшая бумага – серая, сухая, готовая рассыпаться в пыль при малейшем прикосновении.
   – Еле вывернулись, – сказал Он, наклоняясь и протягивая мне руку.
   – Но что...
   – Хайд мог бы проделать со мной то же самое, если бы первым до этого додумался. Я просто трансформировал пальцы, проник в его тело и произвел кое-какие изменения на молекулярном уровне. Я запустил процесс, и он пошел, как цепная реакция, и в конце концов по псевдоподам добрался до тела-матки.
   – Ты хочешь сказать, что матка-Хайд уже мертва?
   – Сейчас проверим, – сказал Он.
   Он поднялся на крыльцо и вошел в дом, я за ним следом. Дверь была не заперта, стекло выбито. Мы осмотрели верхние комнаты, убедились, что там ничего нет, и пошли к погребу. Он открыл люк и заглянул в погреб, устроенный почти так же, как тот, в доме Гарри. Мы ничего не увидели – в погребе царил абсолютный мрак. Он нашарил выключатель и повернул его. Ничего не произошло.
   Мы постояли рядом, глядя в темноту. Непроглядную, кошмарную темноту...
   – Он мертв, – сказал я.
   – Мы должны убедиться.
   – Ты же сказал, что это была цепная реакция.
   – Да.
   – Значит, он должен был умереть.
   – Я спущусь вниз, – сказал Он. – Я должен быть уверен в его смерти. А ты покарауль здесь на тот случай, если андроид-Хайд поблизости. Если увидишь его, не строй из себя героя, а сразу кричи. Я могу успеть прочесть твои мысли, а могу и не успеть, так что...
   – Но...
   Он не дал мне времени подыскать новый довод. Он просто зашагал вниз по лестнице, оставив меня в гостиной. Мне было страшно, как ребенку в темной комнате, когда он видит, что по стенам ползут какие-то тени, и не знает, что можно с ними сделать. Я принялся ощупывать стену гостиной в поисках выключателя. Нашел. Нажал. Еще раз нажал. И еще. Результат нулевой. Свет так и не зажегся.
   Я занял наблюдательную позицию у дверей гостиной, откуда можно было, не сходя с места, видеть и спуск в погреб, и входную дверь. Лежащий на улице снег был превосходным фоном, на котором можно было заметить любое движение.
   Я переводил взгляд с одной двери на другую и ждал...
   Я слышал, как Он прошел по лестнице и ступил на каменный пол погреба.
   Потом последовало долгое мгновение тишины: я слышал, как потрескивают доски, из которых построен дом, слышал завывание ветра в ночи, слышал, как снег бьется в оконное стекло. Затем раздался грохот, от которого вздрогнул пол. Я подскочил и чуть не бросился наутек.
   – Эй! – позвал я.
   Он не ответил.
   Я напряг слух и понял, что внизу происходит какая-то борьба. Слышалось шарканье, шлепки, словно кто-то обменивался ударами, ворчание и тяжелое дыхание. Но не было слышно ни криков, ни ругательств, и от этого как-то особенно отчетливо осознавалось, что дерутся не люди.
   – С тобой все в порядке?
   Ответа нет.
   Только ворчание, шарканье и тяжелое дыхание. Я двинулся к лестнице, думая, чем бы я мог ему помочь. Потом меня охватило неприятное чувство – будто стоит мне отвернуться от входа, и в дом войдет андроид-Хайд. Я просто-таки физически ощущал его взгляд, чувствовал, как его пальцы мертвой хваткой смыкаются у меня на горле... Я резко обернулся к двери, готовый закричать. Я никого не увидел, но неприятное чувство не отпускало. Я вернулся к двери и стал ждать исхода сражения, надеясь, что андроид-Джекил сильнее матки-Хайда – хотя никаких реальных оснований считать так у меня не было, одна лишь надежда.
   Звуки борьбы неожиданно изменились. Шарканье и ворчание сменились шипением – словно воздух, выходящий из проколотой шины. Я узнал этот звук: точно так же шипела псевдоплоть, когда андроид-Джекил сжег ее и освободил меня. Значит, один из противников сжег влагу, содержащуюся в теле другого, и превратил своего врага в сухую серую пыль.
   – С тобой все в порядке? – снова спросил я.
   В ответ – лишь шипение.
   – Эй!
   Шипение...
   Я смотрел на заснеженное поле, подкарауливая малейшее движение. Я уже даже хотел заметить что-нибудь – тогда я не чувствовал бы себя настолько бесполезным, как сейчас. Но снаружи не было ничего – лишь бескрайний белый простор, холод и ветер.
   Потом шипение прекратилось, и на лестнице послышались шаги. Я вздохнул с облегчением. Тело-матка ходить не может. Значит, это возвращается мой андроид, Джекил. Или... Эта мысль подействовала на меня как граната, разорвавшаяся перед самым носом. Возможно, по лестнице сейчас поднимался Хайд, тот самый андроид, который стрелял в меня, вломился ко мне в квартиру, а потом гнался за мной по туннелю... В тот момент, когда Джекил при помощи цепной реакции уничтожил молекулярную структуру тела-матки, андроид-Хайд вполне мог находиться там, в подвале. Он мог подкараулить Джекила. А теперь борьба окончилась, и по лестнице мог подниматься любой из них...



Глава 16


   Прошла целая вечность, века и эпохи, а шаги все звучали, медленно приближаясь ко мне. У меня так дрожали руки, что я не мог удержать ружье.
   Меня бросило в пот, хотя в доме было отнюдь не жарко. Я отчаянно пытался придумать способ отличить доброго Джекила от злого Хайда. Они выглядели абсолютно одинаково, были одного роста и одного веса. Несомненно, их походка, голос и манера жестикулировать тоже ничем не отличались. Оставалось лишь одно... Я никогда не забуду, какие разные у них глаза. Глаза андроида-Хайда были открыты шире, чем у андроида-Джекила. И еще они были совершенно безумные.
   Люк погреба распахнулся, и андроид вошел в комнату. Он стоял в тени, и я не мог рассмотреть его глаз.
   – Он все-таки был жив, – сказал андроид. – Теперь с ним покончено.
   – Подожди минуту, – хрипло произнес я, с трудом вытолкнув слова из пересохшей глотки.
   Андроид остановился в десятке футов от меня. Он по-прежнему находился в тени. Луч лунного света проникал через окно и падал на пол футах в четырех от него, но там, где он стоял сейчас, было темно.
   – Что случилось, Джекоб?
   – Я в тебе не уверен, – сказал я, сжимая ружье. Руки у меня дрожали, но палец лежал на спусковом крючке.
   – Не уверен? – андроид шагнул вперед.
   – Стой!
   Он остановился.
   – Джекоб, я не понимаю, о чем ты говоришь. Это я. Я не причиню тебе вреда. Матка-Хайд мертва. Он там, в погребе. Ты хочешь взглянуть на это своими глазами? Хочешь убедиться окончательно?
   – Я уверен, что тело-матка мертво, – сказал я. – Но, насколько я понимаю, андроид-Хайд тоже мог находиться внизу. Что, если он одолел андроида-Джекила, с которым я сюда пришел?
   – Ты думаешь, что я – андроид-Хайд? Тот, кто преследовал тебя в туннеле?
   – Вот именно.
   Он засмеялся и шагнул вперед, протягивая руки. Два шага он сделал спокойно, а когда до полосы света, где я мог бы рассмотреть его глаза, оставался всего лишь шаг, андроид прыгнул.
   Хотя я и не был к этому готов, но все же сумел вскинуть ружье и выстрелить. В закрытом помещении выстрел прозвучал оглушительно. Окна задребезжали, а у меня заложило уши. Пуля ударила андроида в левое плечо, развернув его, словно волчок. Он схватился за рану и рухнул на пол. Его пальцы скребли по плинтусу, словно он все еще пытался подползти ко мне. Я попятился и остановился лишь тогда, когда уперся спиной в дверной косяк.
   – Ведь ты Хайд – правильно?
   Несмотря на рану, он сумел подняться на ноги и теперь стоял, покачиваясь и глядя на меня. Его глаза были отчетливо видны в лунном свете.
   Безумные, бешеные, кошмарные глаза. Он не ответил на мой вопрос, да это и не требовалось.
   Я выстрелил еще раз. Удар пули сбил андроида с ног. Хайд упал на стул и опрокинулся вместе с ним. Упал он неловко, ударился головой об пол и остался лежать неподвижно. Неужели умер? В принципе я мог нанести такую рану, которую андроиду было бы уже не по силам исцелить. Возможно, слишком много внутренних органов было разорвано в клочья, и андроид перестал функционировать, так и не успев пустить в ход свои способности к регенерации. Потом я услышал звук, прервавший ход моих мыслей, – глухой, быстрый стук его сердца...
   Несколько секунд я стоял неподвижно, глядя на андроида и размышляя, что же мне теперь следует делать. Отчасти я был удивлен тем, что мне так легко удалось в Него выстрелить: конечно, это был подлый Хайд, но все-таки он походил на человека, и это сходство могло бы мне помешать... Но услышав стук сердца, я понял, что Он лежит и потихоньку исцеляет себя. Теперь я знал, что нужно сделать. Я шагнул вперед, чтобы всадить еще одну пулю – в сердце.
   Когда до Него оставалось три-четыре фута, я понял, что Он изменился, что Он больше не "человеческое" существо. Он поддерживал общие контуры лежащего тела – вероятно, чтобы подманить меня поближе, – но теперь Он переродился в груду плоти, пронизанной кровеносными сосудами и лишенной каких бы то ни было человеческих черт. Я вспомнил, что мне рассказывал Джекил-матка: первый андроид разработал способ перехода от человеческой формы к амебоподобной, а андроиды-копии, появившиеся впоследствии, обладают способностью изменяться почти мгновенно, не проходя через трудоемкие промежуточные стадии. Я попятился, стремясь оказаться подальше от Него. Едва шевельнувшись, я заметил быстрое движение растущего псевдопода. Он вырвался из основной массы плоти и ринулся ко мне, взметнувшись у меня над головой, словно рука смерти.
   Я споткнулся о диванную подушку, упал и откатился к стене. Резкая смена направления движения сбила псевдопода с толку. Он шлепнулся на пол и принялся шарить по сторонам, словно не веря, что я действительно удрал. Но я знал, что долго ускользать мне не удастся. Андроид был умнее меня, острее чувствовал окружающее и быстрее реагировал. Это была игра в одни ворота, и мы оба это понимали. Я скорчился под стенкой и выстрелил в новую матку. Пуля прошила желеобразную массу и вышла с другой стороны, вырвав изрядный кусок тканей. Атаковавший меня псевдопод задрожал, подернулся судорожной рябью и быстро пополз обратно к матке – лечиться.
   Я поднялся и принялся осторожно красться к двери – она находилась в десяти футах справа от меня. Я понимал, что, если я буду шуметь, вибрация насторожит тело-матку, и Хайд схватит меня прежде, чем я одолею полпути. Но несмотря на все мои предосторожности, пол подо мной все-таки скрипнул, и тварь почувствовала движение. Амеба стрельнула толстым отростком. Он врезался в стену перед самым моим носом и перекрыл путь к отступлению.
   Я выстрелил в матку, чтобы заставить ее убрать отросток. Желе задрожало, сжалось, но отросток остался на месте.