Уолтер присел на стул рядом с кушеткой и заговорил с Фрейей. Он говорил в основном о незначительных вещах. Он задавал вопросы о ее любимой телепередаче, о музыке, в какие игры она любит играть, что любит из еды. Когда девочка созналась, что любит спагетти, доктор тут же рассказал ей смешную историю о первом опыте приготовления этого итальянского блюда. Он, оказывается, тогда и вообразить не мог, что спагетти в ходе приготовления способно увеличиваться в объеме. В результате он приготовил столько, что хватило бы накормить шестнадцать человек. К концу рассказа Фрейя уже смеялась и выглядела спокойной.
   – Ну а теперь, – проговорил доктор, вытаскивая несколько странных предметов из своей сумки, – давай поиграем в ту же игру, что мы играли вчера.
   – Хорошо, – согласилась девочка. Дженни увидела, что доктор держит в руках толстый квадратный кусок картона. На одной его стороне был изображен особый, притягивающий взгляды геометрический рисунок. Глаза Дженни сошлись в одной точке, едва она взглянула на рисунок. На другой стороне картона была приделана ручка, за которую доктор мог держать картон и манипулировать им.
   Беседуя с Фрейей, он медленно двигал квадрат, то приближая его к лицу ребенка, то отводя его обратно. Казалось, что геометрическое изображение завертелось все быстрее и быстрее, как только доктор стал двигать предмет с большей скоростью. Черные и зеленые линии закрутились вокруг друг друга, они перехлестывались и вихрились, уводя взгляд все глубже и глубже в чернильное марево...
   Дженни почувствовала, что засыпает. Движения картона загипнотизировали и ее!
   Девушка отвела взор от предмета, тряхнула головой и пришла в себя.
   Уолтер говорил ровным, спокойным и глубоким голосом, вводя девочку в транс.
   Наконец психиатр прекратил вращать картонку и замолчал. В комнате повисла внезапная тишина. Доктор спрятал картон в сумку, взглянул на Дженни и улыбнулся. Девушка улыбнулась в ответ. Он еще раз посмотрел на Фрейю и мягким, спокойным голосом спросил:
   – Ты спишь, Фрейя?
   – Да.
   – Ты счастлива?
   – Да.
   – Ты ничего не слышишь, кроме моего голоса. Правда?
   – Да.
   – Скоро я захочу, чтобы ты смогла уснуть, когда я тебя попрошу об этом. Ты уверена, что сделаешь это?
   – Я попробую.
   – Естественно, ты уснешь. Ты ведь хорошая девочка, да?
   – Нет.
   Дженни это напугало. Но Уолтер не обратил на это внимания. Он словно ждал подобного ответа.
   – Ты плохая девочка?
   – Да.
   – Мне трудно поверить в это.
   Фрейя ничего не ответила.
   – Ты можешь объяснить мне, почему ты плохая?
   – Я ребенок-демон.
   – Неужели?
   – Да.
   – Ты доверяешь мне, Фрейя?
   Девчушка заерзала на кушетке, словно хотела проснуться.
   – Да.
   – Если я смогу доказать тебе, что ты не оборотень, ты поверишь моим доводам?
   Долгая пауза.
   В коридоре у двери в библиотеку послышались шаги.
   Наконец девочка произнесла:
   – Да.
   – Помнишь, когда волк убил Холликросс? Ты помнишь, когда это случилось?
   – В пятницу ночью.
   – Очень хорошо. Что ты делала?
   – Я была в коме. – Голос девочки больше походил на голос взрослой женщины, чем на голосок семилетнего ребенка. – Я вышла, пока была в коме... И я убила Холликросс.
   – Нет, – ответил Уолтер. – И я докажу тебе, что ты ошибаешься.
   Он говорил не спеша, с дружеской теплотой.
   – Ты не можешь доказать мне это. Потому что это правда, – сдержанно-сухо, словно констатируя непреложный факт, ответила Фрейя.
   От тона, которым говорила девочка, у Дженни пробежал мороз по коже.
   – Подожди. Я докажу тебе, что ты не права. – Доктор, собираясь с мыслями, помолчал. И затем спросил: – Какой сегодня день недели?
   – Понедельник.
   – Давай-ка вернемся назад. Растворимся во времени. Видишь, сейчас утро, ты только что проснулась. Какого цвета на тебе пижама?
   – Желтая, с голубыми пуговицами.
   – Ты зеваешь и потягиваешься, – проговорил, зевая, Уолтер. – Ты трешь глаза, встаешь с постели. Ты смотришь на часы. Какое время они показывают?
   Сонным голосом, как будто она и в самом деле только проснулась, девочка ответила:
   – Без десяти девять.
   Хобарт мягко продолжал:
   – Ты припоминаешь, в какое время ты легла спать в воскресенье, да? Ты действительно очень устала, правда? В какое время ты легла в воскресенье?
   – Тетушка Кора уложила нас в восемь пятьдесят.
   – Какое одеяло?
   – Теплое. Хотя середина немного колючая. Оно шерстяное. Мне оно не нравится.
   – Ты болтаешь с Фрэнком в темноте, да?
   – Да.
   – Что ты ему говоришь?
   Вот так, с легкостью, доктор вернул ее в прошлую ночь. С большой осторожностью он заставил ее вернуться к пятничному вечеру. К тому моменту, когда она прошла но ступеням наверх.
   – На что она похожа? – спросил Хобарт.
   – Темная.
   – Ты спала?
   – Да. Ждала.
   Уолтер нахмурился:
   – Ждала кого?
   – Чтобы тот дух застыл во мне.
   – Какой еще дух?
   – Демон.
   – Нет никакого демона, – мягко настаивал доктор.
   – Демон-волк.
   Хобарт взглянул на Дженни, покачал головой. Казалось, он вообще не ожидал ничего подобного. Левой рукой он потер нос, о чем-то размышляя. Через несколько секунд он задал очередной вопрос:
   – Ничего подобного не было. Тебе все приснилось. Ты спала. Там ничего не было, только темнота, правда же? Не ври мне, Фрейя. Не было никакого духа-волка, правда?
   – Был.
   Доктор снова помолчал, собираясь с мыслями. И решил поддержать игру ребенка, чтобы посмотреть, насколько она доверяет ему:
   – Расскажи-ка мне о том духе-волке, Фрейя? На что он был похож?
   – Он был внутри меня. Он целиком помещался во мне. Но когда я спала, он вылетал. Точнее, медленно выползал из меня. Вы бы его не увидели, если бы были там. Он выходил из дому и какая-то часть меня уходила с ним.
   – Куда вы отправлялись?
   – В лес. В лес, в темноту. Он отращивал себе шкуру, морду и лапы, чтобы бегать.
   – Отращивал? Как это? Откуда?
   – Из тумана, – ответила Фрейя. Голос девочки звучал слабо, отрешенно, словно шел из каких-то глубин внутри нее.
   – Но это же глупости, правда? – Доктор усмехнулся, создавая желаемое настроение.
   Дженни подумала, что Уолт просто великолепен. Он способен совладать с чем угодно – каким бы ужасным и необъяснимым оно ни было. Вот бы сесть к нему поближе. Тогда бы не было так зябко и так жутко.
   – Это не глупости, – возразила Фрейя.
   – Но как же он мог создавать себе плоть и кровь из тумана?
   – Он же демон, – отозвалась девочка. Казалось, она совершенно уверена в себе.
   Глаза ребенка были закрыты, но под тонкой кожей век было видно, как подергивается глазное яблоко.
   – Что же он сейчас делает?
   – Бегает по лесу. Ему нравится бегать и быть свободным. Он унюхивает кроликов и белок и идет по следу. Найдет какую-нибудь нору да и выгонит оттуда кролика. Вот он преследует кролика между деревьями, ветки деревьев хлещут его по бокам. Он прекрасно чувствует себя. Он загоняет кролика в угол. Глазки у кролика алые-алые. Глаза волка тоже горят алым пламенем. Он прыгает на кролика, подминает его под себя, слушает его визг. Разрывает кролика на части. Кровь такая вкусная.
   Свет в комнате был слабый. Тени подползали все ближе, словно укутывая сидящих черными мантиями.
   – Посмотри на волка, – приказал Уолтер.
   – Он ест кролика, – ответила Фрейя.
   – Нет. Он снова превращается в туман. Он вновь превращается в дымку, правда?
   Дженни понимала, что он желает разбить галлюцинации ребенка. Но девочка стойко стояла на своем.
   – Нет, – заявила Фрейя. – Он вовсе не превращается в дымку. У него черная шерсть. А с белых зубов капает кровь. Много крови. Ему нравится вкус крови и хочется ее побольше.
   – Он тает, исчезает, – настаивает Уолтер.
   – Нет.
   – Он не хочет больше убивать никого. Он очень устал от погони и охоты. Он старый, уставший волк. Он хочет где-нибудь свернуться калачиком и поспать.
   – Нет. Он жаждет крови. Он хочет убить Холликросс. И выходит из леса. Он перебегает по газону, вниз но дороге к живой изгороди. Он бежит очень быстро.
   Хобарт предпринял новую попытку вывести девочку из ее фантазий. Но она опередила его и заговорила. Теперь ее голос звучал громче, слова быстрее слетали с губ, иногда казалось, что они идут сплошным потоком. Это больше походило на истерику.
   – Волк у конюшни. Он обнюхивает дверь. Ищет Холликросс. Он ищет только ее. Он знает, что на лошади завтра будут ездить. Дженни найдет лошадь, и все узнают, что волк на свободе. Он хочет, чтобы все узнали о нем. Он хочет этого так сильно, как и разодрать горло лошади.
   – Волк не может знать, что Дженни каждое утро ездит на Холликросс, – возразил Хобарт.
   Фрейя продолжала, как будто бы ее и не перебивали. Тоненькие ручки девочки сжимались в кулачки. Грудь поднималась и опускалась, ребенок часто и глубоко дышал.
   – Волк стоит на задних лапах перед дверью в стойло Холликросс. Лапами отодвигает щеколду. Потому что у оборотней появляются пальцы, когда они захотят. Он входит в стойло... Видит Холликросс. Лошадь тихо ржет. Она напугана! У нее широко раскрыты глаза. Губы оттопырены. Ей нужна помощь! Но ей неоткуда получить ее. Волк знает об этом. Он прыгает ей на спину и впивается зубами в шею. Кровь. Ему нравится кровь. Он рвет Холликросс на части. Валит ее на пол. Она бьет его копытами! Он отскакивает!
   – Достаточно, – сказал Уолтер.
   Дженни поддержала его в этом.
   Но Фрейя продолжает, теперь ее голос звучит устрашающе:
   – Сердце Холликросс разрывается. Изо рта бежит кровь. Она умерла от страха! Волк продолжает рвать ее. Он рычит. Зубами и клыками рвет плоть лошади. Ему нужна кровь!
   Девочка теперь уже сама выла, шипела, рычала, почти как волк. На губах выступила пена. Хорошо ухоженными ногтями девочка впивалась в кожаную поверхность кушетки.
   – Фрейя! Проснись! – приказал Уолт.
   Она продолжала рычать:
   – Волк жует бедро Холликросс. Он терзает ее ногу, пробует мясо.
   – Достаточно! – резко прервал ее Хобарт. И более сдержанным тоном спросил: – Ты знаешь, кто это, Фрейя? Это доктор Хобарт. Я приказываю тебе проснуться. Ты сейчас осторожно, медленно откроешь глаза. Осторожно и медленно...
   – Волк воет! Кровь на его морде, на шее, стекает с губ, с носа...
   – Фрейя, проснись!
   – Теперь он хочет напасть на человека. Ему надоели кролики. Кровь человека другая. Вкус другой. Запах лучше и чище. И она приятнее...
   – ФРЕЙЯ! ПРОСНИСЬ! – приказал Уолтер.
   Девочка очнулась и села на кушетке. Ее глаза были широко открыты. Она хотела что-то сказать, но не могла преодолеть неожиданное онемение.
   – Ты проснулась? – поинтересовался Хобарт. Он взял ее маленькую ручку в свою большую и сухую ладонь.
   Она не ответила.
   – Ты проснулась, Фрейя? – повторил он.
   Девочка кивнула. Затем она вдруг разразилась рыданиями. Слезы катились из ее прекрасных глаз и текли по покрытым веснушками щекам.
   – Я... я бо-боюсь...
   Уолт обнял девочку, посадил ее к себе на колени и стал покачивать, убаюкивая. Он вел себя так, словно это его собственная дочь. Он что-то шептал ей на ушко, пытаясь успокоить девчушку и избавить от переполнявших ее ужасов. Держа дрожащее тельце у груди, он взглянул на Дженни:
   – Может быть, вам лучше уйти?
   Дженни встала, кивнула ему и вышла. В коридоре между ней и этой маленькой девочкой захлопнулась дверь. Дженни чуть не упала. Ее ноги дрожали; колени подгибались. Она оперлась о стену, собираясь с силами.
   Где-то там, вдали, рыдала Фрейя.
   "Беги, Дженни! Беги, беги..."
   "Держи себя в руках, – подумала девушка. – Не дай панике овладеть тобой. Не поддавайся искушению прекратить рациональное осмысление этих иррациональных событий. Начнешь паниковать – и тогда с тобой все кончено. Поддашься панике – наделаешь ошибок. А так и до беды рукой подать".
   Но голоса умерших родных все продолжали настойчиво твердить: "Беги, беги, беги прочь отсюда..."

Глава 9

   Дженни лежала на кровати в своей комнате, уставившись в потолок. Тиканье старинных часов у кровати напоминало частые удары молота по железу. Было двадцать минут пятого. Все это время, после того как Дженни выбежала из библиотеки, она провела в размышлениях об этих холодных демонических видениях Фрейи. Дженни попыталась дать им логическое объяснение, как это сделал бы Уолт. Дженни восхищалась его разумным отношением к миру и окружающим его людям. Но сама она была лишена подобного таланта. Страх остался. Она продолжала разглядывать потолок, чей белый, нейтральный цвет в какой-то степени мог помочь ей забыть, где она находится.
   Интересно, а для других людей жизнь так же трудна, так же полна вопросов и всевозможных катастроф? И если да, то как им удается жить с этим? Как они вот так смело встречают каждый новый день, зная, что единственное, что можно назвать определенным, – так это неопределенность?
   Неужели они не осознают опасность?
   Возможно, так и есть. Если бы они заранее знали о ловушках, расставленных на тропах повседневной жизни, то жизнь не казалась бы им столь трудной. Они бы жили счастливо и не думали бы о том, что может случиться с ними в любой момент.
   Не значит ли это, что они более благоразумны, чем она? Может быть, лучше не думать о том, что может произойти? Возможно, что чем меньше размышляешь об этом, тем легче жить. И прежде чем несчастье настигнет тебя, ты получишь от жизни все удовольствия.
   Но такая жизнь не для нее. Дженни познала тяжелую правду жизни через горе и одиночество. И была постоянно настороже, готовая к неожиданностям. Осторожность стала жизненно необходимой, как процесс пищеварения и дыхание.
   Следовательно, она не может оставаться в этом доме. И не может притворяться, что развивающиеся события не выходят за рамки обычного. Каждый неизвестный звук, каждый шаг в коридоре, каждый темный закоулок, сквозь мрак которого не проникает взгляд, – все это вызывает у нее страх. Каждая минута – затишье перед бедой. Каждый спокойный час – затишье перед бурей. Если она останется здесь, ее нервы расшатаются вконец еще до того, как она поймет, что легче и разумнее сбежать отсюда, чем остаться.
   Волки. Какие-то проклятия. Одержимые дети. Она не может жить среди всего этого и нормально все это воспринимать.
   Однако еще опаснее бежать отсюда.
   Бег от проблемы никогда не решит ее. Бабушка Брайтон была уравновешенная, мужественная женщина. И кое-что из ее характера передалось внучке. Если кто-то желает победить, то ему следует встречать опасность лицом к лицу.
   Дженни вспомнила сон, приснившийся ей в автобусе. Это случилось всего лишь неделю назад. В том сне она бежала с кладбища, а ее невидимый враг преследовал ее. Дженни выбежала прямо на дорогу, по которой с большой скоростью двигался автомобиль. Это, должно быть, предупреждение. Если она попытается убежать прочь от своих страхов, то попадет в еще более страшную беду.
   Но как ей выдержать и как бороться с проклятиями? Как ей бороться с демоническими духами, вселившимися в юное и напуганное существо?
   Может, это знает Уолтер? Может, он объяснит ей план битвы своим приятным, хорошо поставленным голосом? В состоянии ли он направлять ее в борьбе и в то же время защищать ее?
   Он бы смог. Она уверена в этом. Уолтер никогда бы не струсил перед таким боем. У него и мысли бы не возникло удрать. Лучше всего остаться рядом с ним, с этим убежищем в непогоду. Он как центр циклона – всегда остается спокойным, в то время как все вокруг бешено кружится.
   "Я схожу с ума? – спрашивала она себя. – Я что, ненормальная – лежу здесь и думаю о таких чудовищных вещах? И даже поверила в проклятия, в оборотней?"
   Нет. Она не сходит с ума, решила девушка. Она где-то читала, что сумасшедшие всегда уверены в здравости своего рассудка. Но раз она спрашивает себя о своем здравомыслии, то она абсолютно здорова.
   В это время в дверь резко постучали.
   Дженни соскочила с кровати, не чувствуя ног. То маленькое ощущение покоя исчезло и сменилось страхом, который всегда таился в ней, выжидая.
   – Да, кто там? – отозвалась девушка.
   – Это Гарольд, мисс Дженни.
   – В чем дело, Гарольд?
   – Будьте добры спуститься вниз, в гостиную.
   – Сейчас?
   – Да.
   – Зачем?
   – Приехала полиция, – ответил Гарольд. Он сухо сообщил об этом, как будто бы это было совершенно обычным явлением.
   – Полиция?
   – Да, мисс Дженни.
   – Они хотят поговорить со мной?
   – Мне приказали пригласить вас вниз. Детектив Мэйбрэй хотел бы переговорить с вами. – Слуга колебался и закончил: – Он сказал: безотлагательно, немедленно.
   – Зачем ему понадобилась я? Что случилось?
   – Я не могу вам сказать.
   – Вы не знаете?
   – Знаю. Но он приказал ничего не говорить вам.
   – Гарольд...
   Она не договорила, так как услышала шаги слуги. Он удалился но коридору и стал спускаться вниз по лестнице.
   Теперь она сидела на кровати, напряженная и сжав кулаки. Точно так же, как это делала Фрейя, вспоминая под гипнозом свои ночные кошмары. Кровь застыла в жилах. На бледной, тонкой шее дико пульсировала вена.
   В голову неожиданно пришла мысль, что разразилась гроза. И разразилась по одной конкретной причине. "Если разразится гроза, то молния обязательно поразит и меня".
   Дженни надела туфли, подошла к зеркалу и расчесала волосы. В уголках глаз она заметила морщинки, следы усталости. Единственное, что портило ее прекрасное лицо. У нее не было времени переживать по этому поводу. Она вышла из комнаты и направилась вниз.
   Спускаясь но лестнице, она дважды останавливалась и цеплялась за гладкие, красного дерева перила. Ноги подкашивались, и она даже не могла идти. Но ей не хотелось возвращаться в свою комнату: это будет похоже на трусливое бегство. Она останется прямо здесь, балансируя на грани краха. И никогда не сделает финальный бросок через порог, и все будет прекрасно. Она будет стоять здесь и разглядывать золотую роспись дорогих обоев, под тонкой рукой будет ощущать шероховатость деревянных перил. Пройдут дни, недели, месяцы, годы, а с ней, с Дженни, все будет в порядке...
   Она тряхнула головой, отбрасывая нездоровые фантазии, и продолжила свой путь...
   Она прошла через холл к занавешенной арке, ведущей в гостиную. Здесь всего неделю назад, в первый день своего приезда, она пила кофе, ела бутерброды и беседовала с Корой, Ричардом и близнецами. Стоя под аркой, Дженни почувствовала прилив свежих сил и без колебаний шагнула вперед.
   В комнате находилось четыре человека. В дальнем углу чопорно и благопристойно стоял Гарольд. Он трижды обвел глазами окружающих и остановился на Дженни. Ричард сидел в массивном, тяжелом кресле коричневого цвета. Под глазами кузена легли черные круги. С первого взгляда казалось, что его руки спокойно лежат на подлокотниках, но затем она увидела, что он вцепился пальцами в ткань с такой силой, что побелели костяшки. На длинной темно-зеленой софе сидел незнакомый мужчина. Он был в костюме и в галстуке. Он был лысый и полный, на вид ему было лет сорок пять. Мужчина сидел скрестив ноги. В руках он держал блокнот и карандаш. Последним, кого она заметила, был детектив Мэйбрэй. Она почувствовала это инстинктивно. Детектив был высок, широкоплеч, мускулист. Лицо широкое, греческий нос, квадратный подбородок, большие темные глаза и густые брови.
   Он шагнул ей навстречу и улыбнулся.
   Улыбка была отвратительной. Она напоминала пасть крокодила, который собрался наброситься на жертву: вот-вот вопьется всеми зубами в плоть.
   Жаль, что Уолтера здесь нет.
   – Мисс Брайтон?
   – Да, это я.
   Он вновь улыбнулся. Вдруг также неожиданно улыбка слетела с его лица.
   – Кто убил Ли Саймингтона? Это сделали вы или кто-то, кому вы звонили?

Глава 10

   – Черт побери, минутку, детектив... – начал Ричард, вставая со своего удобного кресла. Лицо кузена покраснело от злости. В глазах сверкнула ярость.
   – Сядьте, – сказал Мэйбрэй, не сводя глаз с Дженни. Голос полицейского был холодным и монотонным. В нем звучали командные нотки, которые подчеркивали, что этот человек не привык, когда не выполняют его приказы.
   – Я никогда не думал, что вам следует...
   – Заткнитесь!
   Стены комнаты содрогнулись от резкого окрика.
   Ричард был взбешен. Но теперь его холодный тон сменился официальным. Не глядя на Дженни и вообще ни на кого, он вернулся на свое место. Он уставился на ковер, как будто впервые увидел его. Он сел и вновь стал теребить драпировку кресла.
   Мэйбрэй улыбнулся и снова переключился на молодую женщину, стоящую перед ним:
   – Я задал вам вопрос, мисс Брайтон. А когда я задаю людям вопросы, я обычно получаю ответ.
   – Я... я не поняла.
   Она чувствовала головокружение. Но не хотела показывать слабость. Эта горилла не получит удовольствие, видя, как дрожит Дженни Брайтон. Она не собирается доставлять ему подобное наслаждение.
   На лице "крокодила" появилась и исчезла улыбка.
   – Я спросил: это вы убили Ли Саймингтона или же это сделал тот, кого вы наняли?
   – Вы с ума сошли! – выдохнула девушка. Ее словно ударили обухом по голове. Она приложила руку к груди и чувствовала, что ее сердце бьется, подобно сердцу какой-нибудь маленькой птички или зверушки. – Вы отдаете себе отчет!..
   – Да! – Он тщательно разглядывал ее лицо, пытаясь заметить следы виновности. – Сегодня утром ветеринар по имени Ли Саймингтон работал в этом поместье. В полдень его нашли мертвым у конюшен. Помимо Ричарда Браккера, вы единственная, кто знал об этом. А алиби мистера Браккера безупречно.
   В комнате повисла тишина.
   Дженни поняла, что все ждут, когда она заговорит. Но она не знала, что сказать. Как будто бы чья-то ледяная рука стиснула ее мозг и медленно сковывала его.
   Она вся дрожала. Она терпеть этого не могла.
   – Кому ты проговорилась об этом, Дженни? – спросил Ричард уже более спокойно и дружелюбно.
   Она бросила на него взгляд.
   Мэйбрэй продолжал в упор смотреть на нее.
   – Доктору Хобарту, – выдавила она. – Я сообщила ему об этом за завтраком.
   – Хобарту! – вырвалось у Ричарда. Кузен даже подскочил на кресле.
   – Кому-нибудь еще? – спросил Мэйбрэй.
   – Анне. Она в тот момент была на кухне. Она могла слышать нас.
   – Ну как? – повернулся детектив к Ричарду.
   – Если знала Анна, то она передала Гарольду, так? – Он обратился к старику.
   – Да, сэр.
   – Почему же вы нам не сказали об этом, а? – поинтересовался полицейский.
   – Я не знал, что Дженни обвинят в подобном преступлении, – ответил слуга. – Вы не дали объяснения своим довольно необычным методам, когда пригласили ее вниз.
   – Вы сообщили Коре, так? – обратился Ричард к старику.
   – Да.
   – Гарольд – один из тех старомодных слуг, кто считает своим первейшим долгом сообщать обо всем хозяйке или хозяину дома.
   – Все ясно, – произнес полицейский, сидящий на кушетке. Он захлопнул свой блокнот.
   – Не все, – возразил Мэйбрэй. – Каждый должен предоставить нам свое алиби, сообщить, что он делал в момент убийства. Если из этого ничего не прояснится, тогда все.
   – Когда это случилось? – спросила Дженни.
   Мэйбрэй сообщил:
   – По словам судмедэксперта, между двенадцатью тридцати и двумя часами.
   Девушка чувствовала, что детектив все еще настойчиво вглядывается в ее лицо.
   – В четверть первого у меня был небольшой ленч. Я сидела в кухне и болтала с Анной до часу.
   – Затем?
   – Потом я отправилась в библиотеку и находилась там вместе с доктором Хобартом почти до двух. Он пригласил меня на сеанс гипноза с Фрейей. Сеанс прошел неважно. Я расстроилась и сразу после этого направилась к себе.
   – В два она была в своей комнате, как и говорит, – подтвердил Гарольд.
   – Это так? – В голосе Мэйбрэя прозвучало сомнение: детектива не убедишь без предоставления фактов.
   – Да, – невозмутимо произнес Гарольд, не обратив внимания на грубость полицейского. – Я возвращался из комнаты Коры после того, как отнес ей поднос с ленчем. Я видел, как Дженни вошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. В последующие полчаса она не спускалась. В это время я как раз полировал перила лестницы.
   – Я – чиста? – поинтересовалась Дженни.
   – Как родниковая вода, – ответил Мэйбрэй.
   – Тогда это сделал волк, – сделал вывод второй офицер. – Я с самого начала утверждал, что это не убийство.
   Детектив Мэйбрэй обратился к Ричарду:
   – Вы все еще уверены, что это совершил кто-то другой, а не волк?
   Ричард вздохнул и откинулся на спинку удобного кресла.
   – Я не знаю. Я был настолько уверен... Так много странного произошло. Но может быть, это и в самом деле волк. А возможно, это совпадение, из-за которого все остальное кажется липой, когда в действительности все совершенно не так. Больше я ничего не могу сказать.
   – Ладно, пригласим сюда миссис Браккер и кухарку. Посмотрим, смогут ли они подтвердить свое алиби.
   – Я могу поручиться за Анну, – проговорил Гарольд. – Если вы посмотрите на то, что она приготовила, вы убедитесь, что она не могла ни на минуту покинуть кухню и дом.
   Через несколько минут Мэйбрэй опросил Кору и Уолтера и удостоверился, что у этих двоих тоже железное алиби. С ними он вел себя так же холодно, как и с Дженни. Казалось, он надеется напугать кого-то, говоря о том, о чем они могли умолчать.