Наташа покачала головой:
   — До нас эта информация доходит через третьи руки и очень не скоро. А ты, я вижу, увлекаешься современной музыкой.
   — Как раз нет. Предпочитаю классику. Но Иглесиас испанец, а я к Испании неравнодушен.
   — Синдром Хемингуэя?
   — Можно и так сказать. Тебе не нравится?
   — Да нет, ничего.
   — Вот погоди, надменная леди, я отвезу тебя в Памплону на фиесту. Посмотрим, что ты тогда скажешь.
   — Ну конечно, в Памплону, куда же еще! Только я не Брет Эшли[14], мне не понравится коррида.
   — Никогда не отказывайся от новых впечатлений. Это обогащает, — наставительно сказал Майкл.
   — Очень умно!
   — Это не я сказал, а Ретт Батлер. И между прочим, правильно сказал. Кто знает, вдруг в тебе дремлет зверь, жаждущий крови?
   — Нет, я — член общества охраны животных.
   — Там об этом как-то не думаешь.
   Он сбросил скорость и резко вывернул руль. Машина запрыгала по гравию подъездной дорожки и остановилась у высоких ворот. За бетонным забором белел невысокий двухэтажный дом, полускрытый разросшимися деревьями. Откуда-то доносился рокот океана.
   — Где мы? — почему-то шепотом спросила Наташа.
   — В конце нашего путешествия. Наташа удивленно посмотрела на него.
   — Это — наше пристанище на ближайшие два дня. Я его снял на уик-энд. Так что добро пожаловать. — Он всмотрелся в ее лицо. — Ты не рада?
   — Я не могу отсутствовать целых два дня. Меня будут искать.
   — Будем считать, что я тебя похитил.
   Он выбрался из машины и пошел открывать ворота. Наташа не долго думая пересела на его место. Сиденье еще хранило тепло его тела. Ключ торчал в зажигании. Пора проверить, не пропали ли зря уроки последних дней. Она решительно повернула ключ.
   Мотор ожил и утробно заурчал. Майкл еле успел отскочить в сторону. Машина просвистела мимо него и встала как вкопанная перед ступеньками входа.
   Наташа наблюдала в зеркальце заднего вида, как он закрывает ворота. Руки слегка дрожали, сердце стучало. Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Напряжение потихоньку уходило.
   Майкл распахнул дверцу и наклонился к ней. Наташа почувствовала его дыхание на своем лице.
   — Ну и напугала же ты меня. Я…
   Она не дала ему договорить. Подавшись вперед, прижалась губами к его губам. Недосказанные слова так и остались недосказанными.
   Майкл с трудом оторвался от нее.
   — Пойдем, я покажу тебе дом.
   — Не сейчас. Сначала сходим к океану.
   Наташа оперлась на его руку, и они пошли по тропинке туда, где волны разбивались о берег.
   Луна уже взошла и призрачным светом озаряла все вокруг. Ее серебряный лик загадочно смотрел на них с высоты.
   Тропинка вывела к пляжу. Наташа скинула босоножки и с наслаждением погрузила ступни в песок.
   — Он еще теплый. Так и ластится.
   Майкл последовал ее примеру, и они побрели вдоль кромки воды. Волны с шипением выплескивались на берег, обвивали их ноги и ускользали обратно. Ветер теребил волосы Наташи, сплетал и вновь расплетал, играя.
   Берег, насколько хватало глаз, был погружен во тьму; Ни огонька, ни звука. Никаких признаков человеческого жилья. Только плеск волн да шепот ветра в ветвях.
   — Мы здесь совсем одни?
   — Как видишь. Это — наш необитаемый остров. Ночь — наше время суток. Я еще ни разу не видел тебя днем. Может быть, днем ты просто исчезаешь? Наташа, царица ночи с волосами цвета луны.
   Наташа вздрогнула. Джеледе, прародительница. Белая женщина с волосами цвета луны.
   — Пожалуйста, никогда больше не говори так.
   — Почему?
   — Просто не говори, и все. Давай вернемся.
   Темнота вдруг показалась зловещей. Луна холодно и безразлично взглянула на нее и померкла, закутавшись в набежавшие облака. Наташа поежилась.
   — Тебе холодно?
   — Немного.
   Майкл обнял ее за плечи и слегка прижал к себе.
   — Ничего не бойся, когда я с тобой, — шепнул он ей на ухо.
   — Я не боюсь.
   — Хочешь, я отвезу тебя домой?
   — Нет. — Наташа покачала головой. — Должен же ты хоть раз увидеть меня при свете утра.
   Они расположились в гостиной на первом этаже, прямо на ковре. Свежее дыхание океана волновало легкие занавески. Полукруглые стеклянные двери были распахнуты навстречу ветру, напоенному запахом соли, водорослей, остывающего песка, и от этого казалось, что дом этот уже не дом, а корабль. Вот-вот снимется с якоря и запляшет на волнах.
   Майкл заботливо усадил ее на ковер и скрылся на кухне. Наташа услышала звук открываемого холодильника.
   — Тебе помочь?
   — Ни в коем случае. Я сейчас.
   Не прошло и пяти минут, как он появился в дверях с огромным подносом на одной руке. Не без изящества балансируя им, он подошел и опустился на ковер рядом с ней.
   Чего там только не было! Куриные грудки с ананасами, креветки под соусом карри, французский сыр и внушительная бутыль шампанского, покрытая бисеринками влаги.
   — Все бы хорошо, но я не подумал о бокалах, — сокрушенно сказал Майкл. — Такое шампанское надо пить из высокого янтарного стекла, которое поет при каждом прикосновении. А у меня только пластиковые стаканчики.
   — Также не помешали бы белое кружевное платье, широкополая шляпа с лентами и белый смокинг, — подхватила Наташа. — И сверкающий «ролле» вместо твоей колымаги. Да и домик плоховат, мог бы быть и побольше.
   — Ты права, — усмехнулся Майкл. — Будем попроще. В этом тоже есть своя прелесть.
   — Иногда.
   — И как раз сегодня.
   — Да, сегодня. Я уже почувствовала это.
   — Зато еда превосходная. — Майкл подцепил на вилку кусочек курицы и ломтик ананаса, протянул Наташе. — Попробуй.
   — Удивительное сочетание. Никогда ничего подобного не ела.
   — Это из индийского ресторана. Называется салат по-хайдарабадски.
   Майкл хлопнул пробкой. Пенная струя вырвалась на волю и, искрясь, хлынула в стаканы.
   — Ты, я вижу, очень основательно подготовился к сегодняшнему вечеру.
   — Ты ожидала другого?
   — Я вообще ничего не ожидала. Каждая наша встреча — нежданный подарок.
   — Вот и тост родился. — Майкл потянулся к ней стаканом. — Чтобы все наши встречи всегда были нежданным подарком.
   Наташа прикоснулась к его стакану своим.
   — Нежный звон хрусталя, — прокомментировал он. — Придется озвучивать наши тосты.
   — Давай не будем их произносить. — Наташа пригубила шампанское. Оно приятно покалывало язык.
   — Как же так? Я всегда был свято уверен, что русские без тостов не пьют.
   — Это правда, но пусть сегодняшний вечер будет исключением.
   — Как хочешь. Я просто подумал, что мне стоит потренироваться перед встречей с твоей семьей. Ведь когда-нибудь ты представишь меня своим родным. Я должен быть к этому готов.
   Наташа молча посмотрела на него. Он не мог бы сказать, что в этот момент выражали ее глаза. Мерцающая глубь, вечная загадка женщины.
   — Не дразни меня, Майкл, — тихо попросила она. — Не надо. Я и так изо всех сил стараюсь не думать о будущем.
   — Я тоже до недавнего времени не думал. Теперь все изменилось. Я хочу об этом думать, не могу не думать.
   — Не надо, — повторила она. — Будем жить сегодняшним днем, как две бабочки, и радоваться каждому солнечному лучу, каждой минуте, которую судьба нам подарит, чтобы быть вместе. И довольно об этом.
   — Но не можем же мы вечно прятаться! Мой контракт скоро закончится, и мы уедем вместе. Осталось всего полгода.
   Наташа печально покачала головой.
   — Что это значит? Ты не поедешь со мной?
   — Нет. Я не могу так играть судьбой своих родных.
   — Ничего себе игра! — взорвался Майкл. — Ты что, не видишь, что мы созданы друг для друга? Ты еще не успеваешь подумать о чем-то, а я уже знаю, что это. Я чувствую тебя каждой клеточкой своего тела, каждой жилочкой. Думаешь, мы случайно встретились? Мы нашли друг друга, обрели наконец то, что всю жизнь искали. Только не говори мне, что это не так. Не поверю.
   Наташа беспомощно сжала ладонями виски. «Господи, как больно! Умоляю, помоги, сделай так, чтобы не было так невыносимо больно!»
   Майкл придвинулся, приподнял за подбородок ее лицо, заглянул в глаза. Наташа зажмурилась. Крошечная слеза, мерцая, скользнула по щеке. Он прикоснулся к ней губами.
   — Прости, что обрушил на тебя все это, — прошептал он.
   — Ничего, все в порядке. Рано или поздно этот разговор должен был произойти. Только я не думала, что сегодня.
   — Забудь об этом. Ты права. Будем жить, как бабочки.
   Майкл потянулся за бутылкой и наполнил стаканы, в основном для того, чтобы скрыть волнение. Он и половины не сказал из того, что с ним происходят. Например, что накануне вечером, перелистывая номер «Дейли телеграф» недельной давности, поймал себя на том, что изучает объявления о продаже домов, присматривается к фотографиям и всерьез раздумывает, какой из них приглянулся бы ей. Он не скажет ей об этом сегодня. Он и так слишком много уже сказал.
   Они молча пили шампанское. Наташа положила голову ему на плечо, прислушиваясь к биению его сердца. «Как я могла жить, когда его не было рядом? — мелькнуло недоуменно у нее в мозгу. — Как я смогу… И смогу ли?»
   Она подняла голову и посмотрела на его мужественный, четко очерченный профиль. Ее так тянуло к нему. Когда они рядом, ничего больше не имеет значения.
   — Майкл, — позвала она. — Отведи меня в постель.
   Он взял ее руку, повернул ладонью кверху и поцеловал то место на запястье, где вилась тоненькая голубая жилочка.
   Наташа повертела в руках щетку и задумчиво вгляделась в свое отражение в зеркале. В неверном свете зарождающегося утра ей виделось новое, незнакомое лицо, и оно было прекрасно. Под глазами залегли легкие тени, превратив их в два бездонных мерцающих озера. Волосы клубились вокруг побледневшего тонкого лица, как затейливая рамка старинного портрета.
   Легкий ветерок всколыхнул занавески, коснулся прохладным крылом ее щеки. Она улыбнулась его ласковому прикосновению и тут заметила, что Майкл не спит, а, приподнявшись на локте, наблюдает за ней.
   — Не двигайся, — сказал он тихо, предвосхищая ее движение.
   Наташа замерла. Он подошел и вынул щетку из ее рук. Осторожно провел ею по волосам, еще и еще, с каждым разом все сильнее. Золотые змеистые пряди заструились между его пальцами. Наташа откинула назад голову и закрыла глаза. Упругое ритмичное прикосновение щетки убаюкивало, уносило куда-то на теплых ласковых волнах.
   Майкл опустился на колени, спрятал лицо в ее волосах.
   — Ты самое лучшее, что произошло со мной за всю мою жизнь, — услышала она его приглушенный голос.
   — Не надо. Пожалуйста, не надо ничего говорить.
   Он резко развернул ее к себе. Сильные пальцы так и впились в ее обнаженные плечи.
   — Не надо? А что мне остается, кроме слов? Завтра я отвезу тебя обратно, мы снова будем встречаться, как чужие, и делать вид, что едва знакомы. Ты ставишь невыполнимые условия, Наташа.
   — Я знаю. Прости меня. Я веду себя как законченная эгоистка. Может быть…
   — Что?
   — Может быть, нам лучше разом покончить с этим, пока еще возможно?
   — А это… возможно?
   — Кончай психовать, Володька. — Лола помешала ложечкой чай. — Завтра все выяснится, помяни мое слово.
   Они сидели за столом в ее комнате и в который раз обсуждали таинственное исчезновение Наташи. Они уже перебрали все возможные варианты, но картина от этого яснее не стала.
   Володя порывался действовать, правда, не зная точно как, и Лоле стоило большого труда сдерживать его. Время шло, Наташа не появлялась. Лола все чаще мысленно возвращалась к ее рассказу о ночных посещениях Леке-Леке. А что, если все серьезнее, чем она думала? Она никак не могла решить, стоит ли рассказывать об этом Володе.
   — Я тебя не понимаю, — говорил тем временем он. — Уже двое суток прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз. Куда она могла запропаститься?
   Лола пожала плечами:
   — Ты меня уже тысячу раз об этом спрашивал Не знаю. Может, втихаря уехала к своим друзьям в Лагос.
   — А почему втихаря?
   — Ну откуда я знаю? Может, Первенцев ее не отпустил, а она все-таки улизнула.
   Лола импровизировала на ходу, а на душе было неспокойно. Правильно ли она поступает? Может быть, давно пора поставить всех на уши? Но что-то удерживало ее.
   — Допивай свой чай и топай домой. Утро вечера мудренее. И, ради Бога, кончай корчить из себя Ромео. Смотреть противно.
   — А может, я действительно влюбился? — Володя воинственно выпятил челюсть.
   — Вот именно, что может. Тут таких, как ты, десятка два, а то и больше. Дурь одна, — хмыкнула Лола. — В отпуск тебе пора, вот что я тебе скажу.
   — И в кого ты такая умная?
   — В маму с папой.
   Где-то рядом приглушенно стукнула дверь. Они как по команде замолчали и прислушались. Тишина.
   — Надо пойти посмотреть, кто это, — сказала Лола. — Может, Наташа вернулась. Подожди меня здесь.
   — Нет. Я с тобой.
   — Сиди, тебе говорят. — Лола пригвоздила его к стулу решительным жестом и вышла.
   В комнате у Наташи горел свет. Лола тихо постучала. Еле слышный шорох, стук падающего стула, цокот каблучков.
   — Лолка? Ты еще не спишь? Заходи.
   Комната тонула в полумраке. Горела лишь настольная лампа. В ее неверном свете Лола не могла толком разглядеть лицо подруги, но что-то в нем было новое, волнующее, необычное. Она прикрыла за собой дверь и, повернув Наташу к свету, так и впилась в нее глазами.
   Так и есть. Припухшие губы, томные с поволокой глаза, свежий загар румянит щеки.
   — Кошка. Ни дать ни взять кошка после затяжной прогулки по крыше.
   — Да ну тебя!
   Под испытующим взглядом подруги Наташа почувствовала себя неловко, вспыхнула и отвернулась.
   — Ты бы хоть предупредила о том, что собираешься устроить, — укоризненно сказала Лола. — Уж я бы как-нибудь тебя прикрыла.
   — Не понимаю, о чем ты, — с нарочитой небрежностью промолвила Наташа.
   — Мне хоть мозги не пудри. Любому, кто увидит тебя сейчас, станет ясно, чем ты занималась в прошедшие сутки.
   — Так-таки и ясно?
   — Без сомнения. И полувзгляда будет довольно.
   — В таком случае остается только радоваться, что, кроме тебя, меня никто сейчас не видит.
   В дверь постучали. Наташа вопросительно посмотрела на Лолу.
   — Это, наверное, Володька. Не терпится ему. Наташа предусмотрительно уселась спиной к свету. Лола пошла открывать.
   — Заходи, Вовик. Все оказалось именно так, как я и говорила. Первенцев не отпустил ее к друзьям в посольство, вот ей и пришлось действовать самой.
   Лола посмотрела на Наташу, ища у нее поддержки.
   — Все точно. Надо мне было с самого начала вас предупредить. Извините, ради Бога. Я и не думала, что вы будете беспокоиться.
   Володя облегченно вздохнул.
   — Ну и задала ты нам шороху, Наталья. Чего только не передумали.
   — Вовик, как истинный рыцарь, все порывался поднять мужчин и отправиться с фонарями прочесывать джунгли. Еле удержала.
   — Это он, наверное, приключенческих романов начитался. — Наташа улыбнулась. — Спасение девушки из лап дикарей. Ладно, ладно, не обижайся. Я пошутила, — добавила она, заметив его смущение.
   — Так или иначе, но все прояснилось. Пора и на боковую. Верно, Вовик?
   Лола решительно взяла его за локоть и подвела к двери. Он покорно следовал за ней.
   — Спокойной ночи.
   — Спокойной ночи. Еще раз извини, что заставила тебя беспокоиться.
   Когда Володя ушел, Лола стремительно обернулась к Наташе.
   — Ты, конечно, можешь ничего не рассказывать, но имей в виду, это можно будет расценить как преднамеренное убийство.
   — А что, от любопытства тоже умирают?
   — Еще как!
   Лола давно ушла, а Наташа все никак не могла заснуть. Она ничуть не жалела, что рассказала ей все. Бремя ее тайны вдруг стало слишком тяжким, невыносимым. Хорошо иметь такого друга, как Лола. С ней можно поделиться чем угодно, не опасаясь последствий.
   Когда она назвала имя Майкла, Лола только вытаращила глаза и уставилась на нее.
   — Что ты так смотришь?
   — Обалдеть! И когда ты только успела?
   — Успела. И запуталась так, что сказать нельзя.
   — Еще бы, такой мужик! Мечта! Не понимаю, о чем тут раздумывать.
   — Мы, кажется, уже обсуждали с тобой этот вопрос.
   — Это ты о чем? О возможности прогуляться беспрепятственно по Таврическому саду?
   — Или о невозможности.
   Лола недоуменно посмотрела на нее.
   — И ради этого ты готова все пустить под откос?
   — У меня нет выбора.
   — Чепуха! — Лола презрительно хмыкнула. — Едут же европейцы и азиаты пачками в Америку, а американцы в Европу, и ничего.
   — Тут совсем другое, как ты не понимаешь! Ничто не мешает им в любой момент вернуться домой. А мы этой возможности лишены. Кроме того, я не хочу, чтобы мои родные всю жизнь расплачивались за мой поступок. На несчастье других счастья не построишь.
   — Ишь, как ты все повернула, — задумчиво сказала Лола.
   — Мне есть что терять.
   — Подумала бы лучше, где ты найдешь другого такого же.
   Другого такого не найдешь, думала Наташа, ворочаясь без сна в постели. Да и не нужно другого. Он есть. Сегодня, сейчас. Умный, добрый, любящий, с большими, сильными руками, способными извлекать из ее тела божественную музыку. Никто никогда не сможет заменить его.
   Они провели вместе два чудесных дня, напоенных любовью и солнцем. Сколько еще им отведено таких дней? Много или ни одного? Что будет с ними завтра? «Не стану об этом думать, — решила Наташа. — Зачем? Ведь завтра все равно наступит и станет сегодня».
   Утро встретило ее ослепительным светом и щебетом птиц. На душе было легко и ясно. Казалось, выйдешь за порог — и с тобой произойдет что-то очень хорошее.
   Наташа выпорхнула из дома и с удовольствием подставила лицо утреннему солнцу. До удушающей полуденной жары было еще далеко, и все в природе наслаждалось мягким теплом и свежестью.
   Наташа глубоко вдохнула. Ноздри приятно защекотал запах свежескошенной травы. С лужайки перед офисом доносился мерный стрекот.
   Завернув за угол, она нос к носу столкнулась с невысоким плотным парнем. Густая копна ярко-рыжих волос полыхала на солнце. Курносый нос и круглые щеки были щедро забрызганы веснушками.
   — Привет, Наташка! — закричал он, энергично размахивая руками. — Ты только посмотри, какую штуку я раздобыл!
   Она посмотрела туда, куда он тыкал пальцем. Молодой худенький нигериец, совсем еще мальчик, с важным видом толкал перед собой рычащую, вздрагивающую машину, что-то среднее между пылесосом и полотером. Весь его вид выражал крайнее довольство собой и гордость за порученную ему важную миссию. Остальные нигерийцы, вооруженные тривиальными мачете, с уважением и плохо скрытой завистью наблюдали за ним.
   Наташа сразу узнала его. Он каждый день убирал офисы, где лениво возил шваброй между столами, начисто забывая о пыльных углах. Все уговоры и увещевания разбивались о его лучезарную улыбку. Звали его Питер, по-русски Петька, и это устраивало всех. Его любили за открытый, добродушный характер и милую безалаберность, столь дорогую русской душе, и охотно прощали лень и прочие недостатки. На вид ему было пятнадцать лет, а на самом деле все двадцать пять.
   — Машина — зверь! — ликовал рыжий Женя-завхоз. — Сколько я Первенцева допекал, допек-таки. Теперь у нас будет настоящий английский газон. Петька-то как балдеет! Упросил меня сделать пробный заезд. Прямо герой дня.
   Тот будто почувствовал, что разговор идет о нем, приосанился и надул щеки.
   — Мадам Наташа! — Его ликующий крик донесся до ее ушей, перекрывая рев косилки. — Я — машинист!
   Наташа приветственно помахала ему рукой. Вся эта веселая суета была так созвучна ее настроению.
   — Здорово!
   — Осусествляются месьты, прямо как у Райкина. Ну, я побежал.
   Женя стремглав понесся куда-то, гремя ключами. Без этой огромной связки ключей на поясе его и представить себе было нельзя. Огненный гремучий змей, самый милый и нужный человек на площадке.
   Наташа быстро подготовила все нужные Первенцеву бумаги и постучалась к нему в кабинет.
   — Павел Иванович, доброе утро! Тут все, что вам надо для переговоров.
   — Доброе утро! Уже готово? А записка Джонса?
   — Все здесь. — Наташа поймала себя на том, что улыбается.
   — Молодчина. Как раз успею просмотреть перед отъездом. Кстати, у меня к тебе просьба. Мартин едет со мной, а жену хочет отправить в Лагос проветриться. Просит, чтобы ты составила ей компанию. Ты не против?
   — Нет, конечно. А переговоры?
   — Возьму Володю. Тебе, поди, уж надоело с нами, стариками. Развеешься, пощебечете о своем, о женском.
   За окном взревела косилка. Первенцев схватился руками за уши и закатил глаза.
   — Доняли они меня с этой керосинкой. С утра терзают. А все Женя, английский газон да английский газон. Купил, только чтобы отвязаться.
   — Зато у нас теперь все, как в лучших домах. Автоматизация. Наташа видела, что он доволен и просто притворяется. Как каждый крепкий хозяйственник, он любил, чтобы в его вотчине все было поставлено на широкую ногу.
   — Пришло постановление суда, — сказал Первенцев. — На, прочти.
   — Уже? Быстро!
   Наташа взяла бумагу и пробежала ее глазами. «Слушание дела… Истец… Ответчик…» А, вот!
   — «Окружной суд города Ибадан постановил, — прочла она вслух, — отклонить иск господина Л. Эбохона относительно возмещения арендной платы в связи с расторжением договора аренды третьего ноября 1979 года и обязать ответчика вывезти все принадлежащее ему имущество и произвести ремонт дома по адресу Огунмола-стрит, 24, в течение месяца с даты настоящего постановления».
   — Ну-ка, ну-ка, еще раз и помедленнее. — Первенцев весь обратился в слух. — Никакой ошибки быть не должно, иначе вовек не расплатимся.
   Наташа прочла еще раз, медленно и четко выговаривая слова.
   — Та-ак, — протянул Первенцев, дослушав ее до конца. — Умница этот судья. Воистину соломоново решение. И нашим, и вашим. И все довольны.
   — Не думаю, что хозяин дома очень доволен, — заметила Наташа. — Такой куш упустил.
   — Не будет таким жадным. Так или иначе, это наша победа. Ремонт сделаем сами, на складе достаточно материалов. Расходы минимальные. Но каков судья! — горячился Первенцев. — Это же юридический абсурд — ремонтировать дом почти через полгода после расторжения договора аренды.
   — Он и так закрыл глаза на отсутствие документов, — напомнила Наташа. — Не забывайте, что у нас ничего не было в подтверждение нашей позиции.
   — Что верно, то верно. — Первенцев удовлетворенно потер руки. — Честно тебе сказать, я ожидал полного провала.
   — Я тоже, — призналась Наташа. — Так что я вас поздравляю.
   — Ты тоже внесла свою лепту. До сих пор не могу забыть, как ты им ввернула про сотрудничество. — Первенцев озорно подмигнул ей. — Обсуждение бульдозерных ставок переносится на среду. А теперь беги наряжаться. Выезд в двенадцать.
   Сьюзен оказалась совсем не охоча до африканских достопримечательностей. Они немного поколесили по городу, заехали в порт, отметились на Марине и наконец осели в яхт-клубе на острове Виктория.
   — Не выношу жару. Сразу теряю форму, — заметила Сьюзен, с наслаждением вытягиваясь в шезлонге.
   Она была великолепна в купальнике цвета леопардовой шкуры, удачно оттенявшем ее рыжеватые волосы. В этот час народу у бассейна было немного, и все взгляды были прикованы к ней. Сьюзен явно знала об этом и вела себя с королевским достоинством и естественностью, как человек, привыкший быть центром внимания.
   Они с Наташей сразу стали называть друг друга по имени и чувствовали себя легко и непринужденно.
   — Джек раскопал этот клуб почти сразу же после приезда сюда. Старая привычка британцев непременно принадлежать к какому-нибудь клубу, древняя, как мир. Без этого они чувствуют себя совершенно потерянными. Шучу, конечно. Это ведь так старомодно, ты не находишь?
   — Ничуть. Неповторимый национальный колорит. Без этого было бы скучно. Все были бы на одно лицо.
   — Наверное. Что будешь пить?
   — Спрайт.
   — Ну нет. Не пытайся казаться скучнее, чем ты есть на самом деле. Джек рекомендовал попробовать коктейль «Эйнджел кисе»[15]. Только здесь его готовят по-настоящему, потому что используют свежее кокосовое молоко. Представляешь, кокосы прямо с дерева.
   — А что там еще?
   — Белый ром и куча всякой всячины. Подают в половинке кокосового ореха.
   — Убойная смесь! — засмеялась Наташа. — Хорошо, что у нас машина с водителем.
   — Ну что, ты решилась?
   — С тобой, пожалуй, поспоришь. О'кей.
   — Молодчина! — Сьюзен изящно махнула рукой, подзывая официанта.
   Наташа оглядела ее тоненькую фигуру.
   — И как ты только держишь форму при такой диете, ума не приложу.
   — Это я только здесь дала себе волю. Обычно жую салат и зеленую фасоль.
   — Чудовищно. Я бы не смогла.
   — Смогла бы, если б захотела всерьез заниматься тем же, чем и я. — Сьюзен окинула Наташу критическим взглядом. — Впрочем, тебе это не грозит. Слишком много изгибов. Как раз то, что так любят мужчины.
   Появился официант с коктейлями, затейливыми сооружениями, где нашлось место для всего, даже для цветков азалии. Наташа всплеснула руками от восторга.
   — Настоящее произведение искусства! Даже жалко пить, все испортим.
   — Испортим, еще принесут, — резонно заметила Сьюзен. — Салют!