— Д-да.
   — Насколько я помню, между вами в Нигерии начиналось что-то красивое.
   Красивое. Начиналось. Она даже не знает, насколько она права, в смятении подумала Наташа. Рука ее еле заметно задрожала.
   — Он звонит мне иногда, — ничего не замечая, сказала Сьюзен.
   — Он… в Лондоне?
   — Насколько я знаю, сейчас да. Он много ездит. Никогда не знаешь, когда объявится.
   — Чем он занимается? — как можно более небрежно спросила Наташа.
   — О-о, это целая история. — Сьюзен даже оживилась. — После ухода из «ЭНКО» он долго работал в Чили и Аргентине. Строил какие-то крупные заводы. И видно, неплохо строил, потому что теперь он владелец крупной строительной компании. Никак не могу запомнить ее название. Большими деньгами ворочает. И что самое интересное, до сих пор не женат. Ума не приложу, как это ни одна кошечка его не окрутила. Уж больно лакомый кусочек. Хочешь, дам тебе его телефон?
   Наташа промычала что-то нечленораздельное. Язык так и прилип к гортани, голосовые связки не слушались. Неужели все действительно так просто, наберешь номер и услышишь его голос?
   — Ну так как? Будешь ему звонить?
   — Может быть.
   Майкл переложил трубку в левую руку, подписал оставшиеся письма и кивнул секретарше. Она быстро собрала их в папку и вышла.
   — Так что, ты говоришь, у тебя за идея, Брайс?
   — Может, съездим на выходные в Брайтон? Сыграем в гольф, искупаемся. Лошади уже застоялись. Проветримся, смоем с себя городскую пыль, а?
   — Пожалуй. А много нас там будет на этот раз?
   Брайтонский дом Трентонов в сезон всегда напоминал потревоженный улей. Миллионы старшего Трентона, отца Брайса, владельца издательского дома «Трентон-хаус», были хорошей приманкой. Равно как и красота его дочери Лоры. Искатели легких денег слетались туда, как мухи на мед.
   — Только Мы, Биби и Лора.
   Какой миленький семейный квартет, усмехнулся про себя Майкл. Биби, Барбара Трентон, была женой Брайса.
   — Что так скромно?
   — Родители вчера укатили в Довиль. А без маман, сам знаешь, приемы закатывать некому.
   У Брайса была забавная привычка пересыпать свою речь французскими словечками.
   — Лора что-то дуется на тебя в последнее время. Сэ дроль[18], Майк. Между вами что-то произошло, о чем я не знаю?
   — Ничего нового.
   Кроме того, что мисс Трентон, кажется, твердо решила стать миссис Джонс, закончил про себя Майкл. При этом ее нисколько не волновала смена звучной фамилии Трентон на простенькую Джонс. Вот уж воистину не фамилия красит человека.
   Избалованная, обворожительная Лора привыкла ко всеобщему восхищению и поклонению. Находящиеся от нее в радиусе километра мужчины просто не имели права сохранять в неприкосновенности свой рассудок. Вежливое безразличие Майкла сначала вывело ее из себя, а потом заинтересовало. Она сама дала ему понять, что не прочь познакомиться поближе. Их несколько раз видели вместе, вполне достаточно, чтобы поползли слухи и догадки.
   И не то чтобы она оставила его равнодушным. Для этого нужно было быть камнем. Но он настолько привык к легким и необременительным отношениям с женщинами, что был просто не готов к чему-то более серьезному. Хотя пора бы, ведь не мальчик уже.
   Вся беда в том, что не хватает главного, со вздохом подумал Майкл. Той самой волшебной искорки, которая озаряет все вокруг, тревожит и не дает спать по ночам. Это случилось с ним лишь один раз в жизни. Эль амор. Любовь.
   А впрочем, может, без нее и спокойнее. Ему по крайней мере она ничего хорошего не принесла.
   — Решено, Брайс. Увидимся в пятницу.
   Майкл положил трубку. Телефон тут же зазвонил снова. Кто на этот раз? Номер его прямого телефона был известен лишь немногим самым близким людям.
   — Майкл?
   — Да.
   — Майкл, это я, Наташа.
   Во внезапно наступившей тишине он услышал ее легкое дыхание. Не может быть, этого просто не может быть!
   — Майкл? Ты здесь?
   — Да, да. Я слушаю.
   — Я… Сьюзен Мартин дала мне твой телефон, и я подумала… Голос ее неожиданно пресекся. Просто растаял в трубке и все. Майкл сжал трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.
   — Наташа! Как… где… О Господи, что это мы лопочем? Где ты сейчас?
   — Недалеко от Гайд-парка. Я здесь остановилась на несколько дней.
   — Отлично. Через час я буду ждать тебя в баре «Трэмп». Это недалеко от Пиккадилли.
   Он объяснил ей, как туда добраться, что немного привело его в себя. Если хотите обрести чувство реальности, смело беритесь описывать дорогу куда-нибудь, чем заковыристее, тем лучше. Моментально отрезвляет.
   К тому моменту, когда он повесил трубку, он уже вполне владел собой.
   Майкл не случайно назначил Наташе встречу в баре «Трэмп». Это был скорее не бар, а дансинг-клуб, изысканно стилизованный под бродяжий притон[19]. Излюбленное место лондонской богемы, он привлекал самую сумасбродную публику, которую только можно вообразить. Все заезжие знаменитости считали своим долгом отметиться здесь.
   Среди завсегдатаев было много известных лиц, не сходящих с обложек модных журналов. Авангардные модельеры и их модели, похожие на причудливых птиц, театральные режиссеры, художники, писатели и киношники всех мастей, рок-звезды и дизайнеры придавали заведению тот неповторимый колорит, который неизменно обеспечивал «Трэмпу» славу самого модного местечка в Сохо.
   Официанток подбирали исключительно по длине ног или, может быть, специально выращивали для этой цели. Более длинноногих девиц было просто невозможно себе представить. Коротенькие лохмотья, в которых они щеголяли, только подчеркивали эту деталь их тел. Плавно перемещаясь между столиками, они не просто обслуживали клиентов, но, казалось, исполняли замысловатый танец, каждый раз новый, в зависимости от музыки.
   Над всем этим разношерстным сборищем уверенно царил Мекки-Нож[20], чернокожий ди-джей, краса и гордость «Трэмпа». Когда он восседал за пультом, его власть над людьми была бесконечной. Он мог взвинтить аудиторию до высшей точки кипения и тут же остудить, погрузив в обволакивающие волны блюза. Мог довести чувственность до самого опасного предела, а потом, одним мановением руки, вздыбить цунами рок-н-ролла. Он жонглировал сердцами людей, как умелый циркач на арене жонглирует мячиками. Брехтовскому герою такое и не снилось.
   Майкл часто приходил сюда и уже успел стать своим. Нигде он так не отдыхал, как здесь, после монотонной мясорубки Сити. Рыцари бизнеса, закованные, как в броню, в одинаковые деловые костюмы, сюда не заглядывали. На этот счет он мог быть абсолютно спокоен. Здесь он мог себе позволить быть самим собой, тем Майклом Джонсом, которому не суждено было состояться в реальной жизни. Почти таким, каким он бывал в Испании, мачо, крутым, рисковым мужиком, любящим ходить по лезвию бритвы.
   И женщины здесь были совсем другие, не такие, которых он встречал на скучных деловых приемах. Раскованные и бесшабашные, они не признавали никаких запретов. Жить, как они, Майкл не смог бы. Это бы скоро наскучило. А вот мимолетные соприкосновения с их миром были как прохладный, освежающий душ в жаркий день.
   Майкл ждал Наташу, и чем дальше, тем больше сомневался в правильности сделанного шага. В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Та вода уже утекла, все изменилось. Изменились и они. Он слишком хорошо, до мельчайших деталей помнил о том, что было между ними пятнадцать лет назад, слишком дорожил этими воспоминаниями.
   Ему вдруг стало не по себе. Вот она придет сейчас, не первой свежести тетя с двойным подбородком и расплывшейся фигурой, и все испортит. О чем они будут говорить? Впрочем, Мекки-Нож не даст ему пропасть. Сегодня музыка гремела, как никогда.
   Народ продолжал прибывать. Обычно «Трэмп» заполнялся до отказа к десяти часам вечера, а после менеджеру приходилось отказывать разгоряченным посетителям, когда вежливо, а когда и не очень, смотря по ситуации. И только самые-самые могли прийти сюда в любое время. В таких случаях на свет Божий извлекались резервные столики.
   — Майкл, детка, сколько лет, сколько зим! — проворковал прямо у него над ухом знакомый женский голос.
   Майкл вздрогнул и обернулся. За его плечом, покачиваясь на высоченных каблуках, стояло умопомрачительное видение. Торчащие живописными клоками огненно-красные волосы. Удлиненные, подведенные чем-то белым, почти до висков глаза. Алый, в тон волосам, рот. Высокая худая фигура, казалось, вот-вот переломится в талии.
   Снуки. Скандальная топ-модель андеграунда, муза и вдохновительница авангардной моды. Они случайно познакомились здесь несколько месяцев назад. И надо сказать, довольно близко. Несколько раз она оставалась у него до утра. Называлось это довольно забористо — «папочкин синдром», что было, по сути, верно. Однажды она затащила его на вечеринку, которая плавно перетекла в примитивную оргию. Майкл тогда позорно бежал, в чем ни разу не раскаялся.
   — Ты ужасно консервативен, Майкл, детка, — таков был приговор Снуки. — От комплексов надо избавляться.
   — Нет уж, извини, кое-какие комплексы я с удовольствием оставлю при себе.
   Потом она надолго исчезла, по слухам, уехала поработать в Германию, а теперь нежданно-негаданно объявилась. Около нее стоял длинноволосый парень с еле заметным брюшком.
   — Познакомься, Майкл, это — Лео Швейцер. Мой новый фотограф. Я его откопала в Германии. Не слышал еще? Наша последняя подборка фотографий в «Хомо» наделала много шума. — Снуки скользнула на стул рядом с Майклом. — Лео, мать твою, не стой как столб. Пожми дяде Майклу лапку и скажи: «Добрый вечер».
   Снуки никогда не стеснялась в выражениях. Это была часть ее имиджа. Майкл только усмехнулся и пожал Лео руку. Похоже, Снуки устроилась за его столиком надолго. Ну и ладно. Так даже лучше. Поможет скоротать вечер.
   — Как съездила?
   — Обалденно. Я их здорово там встряхнула. Не скоро забудут милую, воспитанную девочку Снуки. — Она хихикнула. — Как тебе мой костюмчик? Что-то не слышу восторженных восклицаний. Никто не падает со стула. Скукотища!
   Упасть действительно было от чего, заметил про себя Майкл. Весь ее наряд состоял из сложного переплетения кожаных ремешков, которые при малейшем движении то сходились, то расходились, обнажая довольно плоскую грудь с темными, подкрашенными сосками. Майкл уже успел заметить, что внимание всех присутствующих было намертво приковано к их столику.
   — Как ты говоришь, обалденно. У меня нет слов.
   — «У меня нет слов», — передразнила его Снуки. — Это ж надо так сказать. Сразу чувствуется, что вернулась домой, в добрую, старую Англию. Между прочим, меня сейчас на улице чуть не разорвали. Репортеры гнались до самого входа. Еле ноги унесла.
   — Надеюсь, они успели тебя запечатлеть?
   — А то!
   Майкл откупорил бутылку шампанского. На столике, как по мановению волшебной палочки, возникли недостающие бокалы.
   — За твое триумфальное возвращение! Спать сегодня не лягу, буду ждать выхода утренних газет.
   — Ненадолго прилечь все-таки можно. — Снуки многозначительно посмотрела на него, наклонилась и, незаметно лизнув мочку уха, прошептала: — Я соскучилась.
   — У меня аллергия на красный цвет, — усмехнулся он. — Вот перекрасишься в зеленый, тогда посмотрим.
   Снуки раздраженно откинулась на спинку стула, надула губки и занялась шампанским. Лео что-то спросил у него, но Майкл не расслышал. Он вообще вдруг будто оглох.
   В проходе между столиками он увидел Наташу. Она неторопливо оглядывала зал, ища его. В мечущихся лучах разноцветных огней ее волосы вспыхивали то розовым, то голубым, то фиолетовым. Менеджер подошел и спросил о чем-то, кивнув, указал на его столик.
   Майкл медленно поднялся. Она приближалась. Он не мог толком рассмотреть ее лица, видел только огромные глаза, смотрящие прямо на него.
   Какое счастье, что время было к нему благосклонно, думала Наташа. Только морщинки в уголках глаз да легкая седина на висках свидетельствовали о прожитых годах. Плечи и грудь стали еще шире, от них веяло зрелой мужской силой. В голубых глазах плясали искорки. Перед ней был Майкл, ее Майкл, только куда лучше и значительнее, чем она помнила.
   Чертовщина какая-то, твердил себе Майкл, чертовщина, чертовщина. Этого просто не может быть. Она уже не юная девчонка, это ясно. Она превратилась в обворожительную женщину, и эта женщина нравилась ему даже больше Наташи прежней.
   Они стояли молча, не в силах оторвать друг от друга глаз. Первой молчание нарушила Снуки:
   — Эй, Майкл, детка, это кто такая?
   Майкл заметил, что лениво прикрытые глаза Лео изумленно округлились. Он с неподдельным интересом разглядывал Наташу.
   — Наташа, моя старая знакомая.
   — Насколько именно старая? — с нажимом спросила Снуки.
   Наташа присела на свободный стул напротив Майкла.
   — Успокойтесь, — ответила она, мило улыбнувшись. — Гораздо старше вас.
   Лео ухмыльнулся. Он был явно заинтересован ею и решил взять инициативу в свои руки.
   — Шампанского?
   Она кивнула. Присутствие этих людей было очень кстати. По крайней мере помогло сгладить неловкость первых минут их встречи.
   — Интересное у вас имя. Бьюсь об заклад, оно от прабабушки, какой-нибудь русской княгини.
   — Не совсем так. — Наташа пригубила шампанское. — Но по сути вы правы. Я из России.
   — Что, прямо-таки из России? — Снуки лениво потянулась. Ремешки платья слегка разошлись, приоткрыв белеющую под ними кожу. — Майкл, детка, ты, как всегда, полон сюрпризов. Отпадные у тебя знакомые.
   Наташа скользнула по ней взглядом.
   — Необычное у вас платье.
   — Нравится? — Снуки кокетливо повела плечами, желая убедиться в произведенном эффекте. — Вам оно вряд ли подойдет.
   — Слишком много изгибов? — Наташа невозмутимо смотрела на нее.
   Лео ухмыльнулся еще шире. Уж чего-чего, а изгибов Снуки явно не хватало. Она была плоская, как доска. И именно поэтому могла носить такие чумовые модели. Рядом с Наташей она казалась картонной раскрашенной куклой.
   — Потанцуем? Наташа, кивнув, встала.
   Майкл наблюдал за ними, упершись подбородком в сложенные ладони. Ее фигурка в крошечных черных шортах грациозно покачивалась в такт музыке. Как она жила все эти годы? Думала ли о нем? Жалела о том, что сделала? Ему вдруг захотелось увести ее отсюда и задать все эти вопросы. Прочесть правду в ее зеленых глазах.
   Он почувствовал прикосновение к своему бедру. Тонкая рука Снуки скользнула чуть выше и замерла. Он совсем забыл о ней.
   — Ты правда не хочешь тряхнуть стариной?
   Майкл отрицательно покачал головой.
   — И дело тут не в моих долбаных волосах, верно? Значит, весь сыр-бор из-за этой русской бабы. Майкл, детка, так тебя и перетак, ты с ума сошел. Она же пресная, как коровья лепешка. Небось даже не знает толком, как отсосать у мужика.
   — Спроси ее сама.
   — И спрошу.
   Майкл в шутливом ужасе закрыл лицо руками. И ведь спросит. Надо было знать Снуки. Все происходящее начинало забавлять его.
   Вернулись Лео с Наташей. Лицо его так и сияло.
   — Вообразите, какая удача! — воскликнул он, пододвигая ей стул. — Наташа согласилась попозировать мне завтра в студии. Я уже знаю, как вас надо снимать. Получится просто классно. У меня уже руки чешутся. Давайте начнем прямо сейчас.
   Он достал из сумки «Никон», приладил объектив и защелкал затвором.
   — Тут такой убойный свет, — бормотал он. — Нарочно не придумаешь.
   Снуки решительно повернулась к Наташе. Ее клоунские, раскрашенные белым глаза многообещающе блестели.
   — Я тут порасспросила Майкла, пока вы там обжимались, но он мне ничего толкового не сообщил. Как у вас в России с траханьем?
   Наташа и бровью не повела.
   — Я думаю, так же, как и везде.
   — То есть?
   — Слава Богу, не вымерли еще.
   — Я так и думала! — торжествующе воскликнула Снуки. — Трам-бам, спасибо, мадам. Скукотища! Хочешь, поедем ко мне. Я тебя кое-чему научу.
   — Очень мило с вашей стороны, но я предпочитаю мужчин. Жаль, что пришлось вас разочаровать.
   Снуки поперхнулась шампанским. Пока Лео стучал ее по спине, Майкл увел Наташу танцевать.
   Она скользнула в его объятия так легко и естественно, будто никогда их и не покидала. «Благослови тебя Бог, — пел Джон Леннон, — где бы ты ни была».
   Майкл слегка прижал ее к себе и почувствовал, как ее руки обвились вокруг его шеи.
   — Это как вернуться домой, — прошептала она.
   — Где он, твой дом?
   — Не знаю. Сейчас я ничего не знаю.
   — Ты побудешь со мной?
   — Немного.
   — И опять исчезнешь? Зачем ты вообще появилась? Наташа зажмурила глаза.
   — Не стоило, наверное. Прости.
   Майкл склонился над ней и провел пальцем по ее губам.
   — Я, может быть, еще много чего скажу тебе. Живой все-таки человек. Не верь. Я благодарен тебе за то, что ты пришла. Я думал, прошлое умерло, а оно живет.
   — Мы были безрассудны.
   — Мы были прекрасны.
   — Мы были…
   Майкл не дал ей закончить. Он сделал то, что хотел сделать с того самого момента, как увидел ее. Поцеловал ее полуоткрытые губы, почувствовал нежные прикосновения ее языка, ее дыхание на своем лице. И понял: вот оно, счастье, вернулось к нему.
   Он не искал, не ждал, не звал его. Просто жил. Оно само нашло его. Как, за что, надолго ли? Пустые маленькие ненужные вопросы.
   Он скользил губами по ее шее, по изящному изгибу плеч и вспоминал пьянящий запах ее кожи, ее бархатистое прикосновение. Руки все теснее сжимались вокруг ее талии. Наташа, задыхаясь, откинула голову назад, вцепилась пальцами в его плечи.
   — О-о, Майкл!
   Он оторвался от нее, требовательно и нежно взглянул в глаза.
   — Уйдем отсюда.
   Стремительный полет автомобиля, яичные желтки фонарей, сверкающие плиты пола в подъезде, шелест лифта, щелчок замка. Все эти образы, звуки, краски доносились до нее, как во сне.
   Майкл провел ее по коридору в гостиную, включил настольную лампу. Мягкий розовый свет залил комнату. Наташа подошла к столу, утопая по щиколотку в пушистом ковре.
   — Что это?
   На полированной поверхности стола матово светилась женская фигурка из темного дерева. Закинутые за голову руки, изящный изгиб спины, струящиеся длинные волосы. Лицо только намечено, оставляя полную свободу воображению.
   — Красиво.
   — Это Виктория мне подарила на прощание. Помнишь ее? — Наташа кивнула. — Я люблю думать, что это ты.
   Он стоял у нее за спиной. Даже не прикасаясь к нему, она чувствовала близость его большого, напрягшегося ожиданием тела. Безумное желание охватило ее. Она не хотела, не могла больше ждать.
   Взвизгнула «молния», шорты упали к ее ногам. Блузка порхнула следом. Как сквозь туман, она услышала треск отрывающихся пуговиц.
   Его горячие руки скользнули к ее груди, к напрягшимся от возбуждения соскам. Пульсирующие волны пробежали по ее телу. Из стиснутых зубов вырвался протяжный стон. Не надо никакой предварительной игры, никаких утонченных ухищрений. Это будет потом, потом. Сейчас ей хотелось только одного: чтобы он взял ее, избавил поскорее от сосущей, изматывающей тяжести между ног.
   Наташа качнулась к столу, уперлась в него руками. Он вошел в нее одним ударом, властно заполнил ее всю, целиком, без остатка. Она завибрировала всем телом и подалась ему навстречу; ускользнула, вернулась снова. Он что-то кричал, и его буйная радость, его наслаждение отдавались в каждой клеточке ее существа.
   В изнеможении они рухнули на ковер, убаюкивая друг друга в тесном объятии. Наташа опомнилась первой, приподнялась на локте и посмотрела на него.
   — Мы, наверное, переполошили всех соседей?
   — Не волнуйся. Квартира занимает целый этаж. Вокруг никого нет.
   — Зачем тебе так много?
   — Разные были мысли, когда я ее покупал.
   — Почему ты не женился?
   — Ждал второго пришествия. Иначе никак не объяснишь. Ведь ничего не изменилось. Ты по-прежнему моя женщина.
   У Наташи задрожали губы. Чтобы скрыть смятение, она уткнулась лицом в его плечо. Он задумчиво перебирал ее волосы, прислушиваясь к ее дыханию. Все просто и сложно, как всегда в этой жизни.
   — А ты?
   — Я замужем.
   — Все хорошо?
   — Да. Ведь у меня есть… сын.
   Это выговорилось на удивление легко. И ничего не произошло, ни землетрясения, ни тайфуна, даже люстра не покачнулась.
   — Вот оно, значит, как.
   Все происходящее здесь лишь волнующий эпизод в ее жизни. Главное осталось там, в России: семья, муж, сын. Она принадлежит им. Побудет здесь, развлечется и вернется домой Она ведь всегда возвращается.
   Сын. Как особенно она это сказала.
   — Какой он? Такой же красивый, как и ты?
   — Гораздо красивее. Он уже большой. Ему четырнадцать лет. Наташа почувствовала, как напряглась его рука. Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
   — Повтори, что ты сказала.
   — Его зовут Миша, Майкл.
   — Мой сын, — прошептал он, холодея. — Мой сын. У меня есть сын, а ты хотела скрыть это от меня. Господи, почему?
   — Ты забыл, что я жила за «железным занавесом»? А потом, когда этот кошмар наконец кончился, прошло уже слишком много времени, я ничего о тебе не знала, вышла замуж, все как-то успокоилось, устоялось. Время лечит.
   — Ни черта оно не лечит! — взорвался Майкл. — Иначе ты не была бы сейчас со мной.
   — Все вышло случайно, Сьюзен сама заговорила о тебе.
   — Не лги, Наташа, ни мне, ни себе. Не надо. Ты сама позвонила мне и пришла в «Трэмп». Никто тебя не принуждал. Сама видишь, что годы ничего не изменили. Мы по-прежнему нужны друг другу.
   Он провел пальцами по ее животу. Здесь она носила их сына. Он родился и вырос без отца, но он имеет право знать правду. Еще не поздно, еще можно что-то изменить.
 
   Утро застало их в постели. Рука Майкла уютно примостилась в нежной ложбинке между ее ног. Он поочередно сгибал и разгибал пальцы, проникая во влажную трепещущую глубь.
   Наташа в изнеможении откинулась на подушки.
   — Ты ненасытен, Майкл.
   — Ты тоже, моя прелесть. Один сплошной сладкий сон. Мне кажется, мы могли бы не вылезать из спальни целый месяц, столько в нас накопилось за эти годы нерастраченной любви.
   Наташа тихо засмеялась.
   — Я сейчас распадусь на молекулы.
   Она действительно ощущала небывалую легкость во всем теле. Вот-вот взлетит.
   — Видел бы тебя сейчас этот вчерашний фотограф. Как его?
   — Лео.
   — Ну да. Всю свою пленку бы на тебя извел.
   — Страх какой. Я сейчас, наверное, похожа на пугало.
   — Не говори так. Утомленная богиня после ночи любви. Воплощение эротических грез.
   — Вам следует быть поосмотрительнее, господин льстец. Так ведь недолго и избаловать меня.
   — Зачем заглядывать так далеко? Будем решать проблемы по мере их поступления.
   — Легче их просто не создавать.
   — Дурочка! Я рожден для того, чтобы баловать тебя. Или ты до сих пор этого не поняла?
   — Теперь, кажется, начинаю понимать. Боже мой, я же совсем забыла! Я обещала Лео подъехать сегодня в студию.
   — Поедешь?
   — Ты против?
   — Нет, конечно.
   — Но тебе было бы приятнее, если бы я осталась?
   — Не то. Просто мне не совсем понятно. Утомительный сеанс под жаркими софитами, неестественные позы. Я бы предпочел расслабиться где-нибудь в парке.
   — А знаешь, почему женщины любят художников?
   — Почему?
   — Они фиксируют мгновения быстротечной жизни. Фотографы те же художники. Завтра я буду совсем другой. А на фотографиях Лео такой, как сейчас. Кроме того, ты все равно уходишь.
   — К сожалению. Пара скучных, но важных встреч.
   — Ну вот. Мало того, что он запечатлеет мою небесную красу, он еще поможет мне скоротать время.
   Майкл потянулся к ней и поцеловал в нос.
   — Ты меня убедила. Давай собираться. Надо еще забрать вещи у твоей квартирной хозяйки.
   — Майкл?
   Голос Лоры Трентон в телефонной трубке был, как всегда, сдержан и прохладен. Услышав ее, любой подумал бы, что эту женщину невозможно вывести из равновесия. Утонченная и элегантная, она являла собой реальное воплощение англичанки.
   Майкл представил себе ее тонкое лицо в обрамлении светлых волос. Она была вся в полутонах, как набросок пастелью. Немыслимо было представить ее одетой в красное или ярко-желтое, за рулем мотоцикла или орущую на рок-концерте. Зато она великолепно смотрелась в вечерних туалетах или в белом кружевном платье и широкополой шляпке на площадке для игры в крокет.
   Она была леди до кончиков ногтей, из той вымирающей породы женщин, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не позволят себе прикоснуться спиной к спинке стула.
   Майкл не мог не восхищаться ею, как законченным произведением искусства, и в то же время немножко жалел. Она будто обозналась веком и с холодным удивлением взирала на непонятную ей суету вокруг. Наверное, это было не совсем так, но Майклу нравилось так думать.
   — Лора.
   — Что такое говорит мне Брайс? Ты не приедешь в Брайтон на выходные? Это правда?
   — Правда.
   — Ты ведь знаешь, что это я тебя приглашаю. Она сделала еле заметный акцент на «я».
   — Знаю, Лора.
   — Знаешь. Ты все всегда знаешь, верно, Майкл? С тобой даже говорить неинтересно. И ты, без сомнения, знаешь, что если не приедешь сейчас, то не приедешь уже никогда?
   Майкл только вздохнул. Он действительно догадывался об этом.
   — Извини, если я что-то сделал не так.
   — Ты все делал не так, с самого начала. — Голос ее чуть слышно дрогнул. — Никто на свете не умеет этого так хорошо, как ты. Поэтому я и звоню сейчас тебе. Ты понимаешь, что происходит, Майкл? Я признаюсь тебе в любви, а ты молчишь. Тебе не страшно?