— Салют!
   Коктейль был терпкий, ароматный и очень холодный. Жара сразу отступила, и во всем теле воцарилась приятная прохлада.
   — Надо же, ром совсем не чувствуется.
   — Не торопись с выводами, все впереди.
   — Поздно предупреждать. Ты сама меня на это подбила. Теперь отвечаешь за доставку моего бесчувственного тела на площадку.
   — Доставлю, не волнуйся. — Сьюзен с улыбкой посмотрела на нее. — Ты совсем не вписываешься в мое представление о русских.
   — Какие же мы, по-твоему?
   — Зажатые, закомплексованные, все время оглядываетесь через плечо, как будто за спиной кто-то стоит.
   Наташа рассмеялась.
   — Поверхностное наблюдение.
   — Я и сама вижу. Мне с тобой легко.
   — Мне тоже.
   — Теперь я понимаю, почему Джек от тебя в таком восторге. Он действительно очень высоко тебя ценит. Я сначала подумала, что это обычные мужские слюни при виде красивого личика. Но тут другое.
   — Приревновала?
   — А как же! Ваше танго на вечеринке — это же была немыслимая эротика. Я не думала, что мой старичок на такое способен.
   Наташа спокойно выдержала ее испытующий взгляд.
   — Определенно, ты не такая, как все. Даже обычного вопроса в твоих глазах нет.
   — Что за вопрос?
   — Ну как же? Тот самый, набивший оскомину вопрос, который мучает всех: что она в нем нашла?
   — По-моему, это очевидно, — невозмутимо ответила Наташа.
   — Разве? Я понимаю, если бы он был миллионером, — пропищала Сьюзен, явно подражая кому-то. — А так — извращение какое-то.
   — Джек — удивительный мужчина. За ним любая женщина чувствует себя как за каменной стеной. Можно быть капризной, взбалмошной, вздорной. Он все простит, потому что умеет любить. Не простит он только одного. Предательства.
   Сьюзен смотрела на Наташу широко открытыми, изумленными глазами.
   — Откуда ты все это знаешь?
   — Я умею наблюдать и делать выводы.
   — Ты сама не знаешь, насколько ты права. В нашем бизнесе так мало настоящих мужчин. Все больше голубые или хорьки.
   — Хорьки?
   — Это мое выражение. Которые рассматривают манекенщицу как породистую кобылу, как красивую безмозглую игрушку. Ее приятно продемонстрировать знакомым и трахнуть в темном углу. Этакая живая кукла, прямиком из секс-шопа. Я их вдоволь насмотрелась. Когда в мою жизнь вошел Джек, он все перевернул. Он как-то сразу разглядел во мне под слоем косметики и шикарными туалетами настоящую Сьюзен, перепуганную девчонку из Челси с комплексом мужененавистничества. Я долго не могла поверить, что он настоящий, но он меня убедил.
   — Если ты действительно так ценишь его, то тебе надо быть поосторожнее.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Не могу забыть его взгляд, когда ты танцевала с Майклом Джонсом.
   — Но он же знает, что это ничего не значит!
   — Умом, может быть, и знает, а вот сердцем… Он стесняется своего возраста и безумно боится тебя потерять.
   — Я как-то не думала об этом. Спасибо, что сказала.
   — Не за что. Не пора ли нам искупаться?
   — Ты иди. Мне что-то не хочется.
   Когда Наташа, поплескавшись, вышла из бассейна, ее место возле Сьюзен было занято. Майкл Джонс вольготно расположился в ее шезлонге, вытянув ноги во всю длину и преспокойно допивая остатки ее кокосового коктейля. Откуда он-то взялся?
   — Вас, кажется, представлять друг другу не надо, — сказала Сьюзен, закалывая волосы на затылке. — Майкл, оказывается, тоже здесь бывает. Интересно, правда?
   — Очень.
   — Вы тут поболтайте пока. Настала моя очередь искупаться. Майкл согнулся в шутливом поклоне и помог Наташе сесть.
   — Так вы, сэр, всегда посещаете клуб в рабочее время?
   — Не всегда. Только когда узнаю, что там будет одна дама.
   — Дамы здесь две, — заметила Наташа. — И с одной из них вы попросту сговорились.
   — Отчасти.
   — Ты ей все рассказал?
   — Нет, конечно. Просто сказал, что ищу с тобой встречи. Она охотно согласилась мне помочь.
   — Фи, сводничество!
   — Что хочешь говори, но дай только на тебя посмотреть. Наташа медленно повернулась и посмотрела на него. Глаза его были серьезны, очень серьезны.
   — Ты только за этим и приехал?
   — Да. Я должен был тебя увидеть. Я, наверное, потихоньку схожу с ума. Сегодня ночью я не спал и почувствовал вдруг, что время сгустилось, спрессовалось, что нельзя терять ни секунды, иначе упустишь что-то важное, и это касается тебя. Все в моей жизни теперь так или иначе касается тебя. Вот такой неожиданный кульбит.
   — Кульбит, — эхом отозвалась Наташа.
   — Только считай, что я тебе этого не говорил. Великий мэтр Казанова учит нас, что женщинам нельзя говорить таких вещей.
   — «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей и тем ее вернее губим средь обольстительных сетей», — процитировала Наташа.
   — Очень тонко подмечено. Кто это сказал?
   — Пушкин. Он знал, о чем говорил. Великий был повеса.
   — Я приду к тебе сегодня ночью.
   — Это вопрос или утверждение?
   Майкл промолчал. Говорили только его глаза. «Я люблю тебя, я хочу тебя, и я буду с тобой сегодня, потому что и ты этого хочешь». — «Да, да, да», — пели в ответ ее глаза.
   Наташа как бы невзначай положила руку на столик и тут же почувствовала электризующее тепло его пальцев. Сердце бешено заколотилось и ухнуло куда-то вниз. По всему телу пробежала дрожь. Пытаясь унять ее, Наташа судорожно сжала руку, острые ноготки впились в его ладонь. Он даже не дрогнул. Наташа судорожно вздохнула и облизнула язычком вдруг пересохшие губы.
   — Я жду тебя, — еле выдохнула она. Он, кивнув, прикоснулся к ней взглядом, будто хотел вобрать в себя ее всю: манящие, полуоткрытые губы, напрягшиеся соски, облитые влажной тканью купальника, нежную ямку пупка, тонкие колени, изящный изгиб ступни. Кивнул еще раз и, не прощаясь, ушел.
   — Хорошо, что он ушел, — сказала, подходя, Сьюзен. Она уже успела вытереться и сменить купальник. — Побудь он здесь еще немного, и тент бы заполыхал над вашими головами.
   Наташа невидящими глазами смотрела перед собой. Она еще чувствовала кожей его взгляд.
   — Эй, очнись! Жизнь продолжается. — Она легко тряхнула Наташу за плечо. — Даже завидно, ей-богу.
   — Особо завидовать нечему.
   — Не темни. Я ведь тоже умею наблюдать и делать выводы. Не волнуйся. Я могу держать язык за зубами.
   Дела с арендой бульдозеров пошли в гору. Всего через несколько дней после публикации в местной газете рекламного объявления появился первый клиент. За ним второй, третий. Теперь рабочий день Наташи был уплотнен до предела. Она подписывала договоры с нанимателями, объезжала строительные площадки, улаживала мелкие конфликты.
   Самой главной проблемой был транспорт. Не так-то просто было найти свободную машину с водителем. Наконец Наташе надоело без конца выступать в роли просителя и она решила обратиться за помощью к Первенцеву.
   Их отношения складывались наилучшим образом. После ее удачного выступления в суде он проникся к ней уважением, а раскрутка бульдозерного проекта доказала, что к ней можно относиться всерьез.
   Наташа надеялась, что ее акции достаточно высоки, чтобы можно было рассчитывать на поддержку. Ее идея требовала ломки привычных стереотипов, и Первенцев подходил для этого как нельзя лучше.
   Она нашла Первенцева в секретарской. Он разбирал утреннюю почту. Марина суетилась рядом. Ни она, ни ее муж больше не предпринимали попыток сближения. Видно поняли, что бесполезно, и отстали.
   — Доброе утро! — сказала, входя, Наташа. — Павел Иванович, можно вас на минутку?
   — А, Наташа. Я сейчас закончу. — Первенцев отобрал несколько писем и засунул под мышку. — После того случая с повесткой из суда я разбираю почту сам. Вернее будет.
   Марина надула губы, передернула плечами и уселась за стол, всем своим видом выражая обиду. Первенцев не обратил внимания на эту явную демонстрацию протеста или сделал вид, что не обратил.
   — Что у тебя?
   — Сегодня подписываем договор еще на один бульдозер и экскаватор. Все вопросы в предварительном порядке согласованы.
   — Ну-ну. — Первенцев покрутил головой. — Который это по счету?
   — Уже шестой.
   — Неплохо. Продолжай в том же духе.
   — В том-то и дело, что не получается.
   — А какие проблемы? — спросил Первенцев, выходя в коридор.
   Наташа последовала за ним, пытаясь попасть в такт его шагам.
   — Мне нужна машина.
   — Что за вопрос? Вот Витя заправится, и бери его на пару часов.
   — Это ничего не решает. Машина мне нужна постоянно.
   — Это еще зачем? — нахмурил брови Первенцев.
   — Судите сами. По второму контракту наниматель уже неделю задерживает оплату. Надо съездить и выяснить, в чем дело. По четвертому бульдозерист жалуется на грубое обращение. По пятому…
   — Ладно, ладно, я понял, — прервал ее Первенцев. — Обычное дело. Без проблем не бывает.
   — Но так сплошь да рядом. Мне просто необходимо иметь колеса, чтобы оперативно со всем этим разбираться.
   — И что ты надумала? Имей в виду, что свободных машин у нас нет, а водители нарасхват.
   — Я знаю. Женя мне сказал, что у нас есть пара списанных «Жигулей». Можно было бы один подлатать и закрепить за мной.
   — А водитель?
   — Я сама.
   — Что-о-о? — Первенцев развернулся и изумленно уставился на нее. — Женщина за рулем?! Это же кошмар! Куда хуже, чем обезьяна на корабле.
   — Спасибо.
   — А водить-то ты хоть умеешь?
   — Научилась. Инструктор у меня отличный.
   — Кто таков?
   — Витя. Почти каждый день после работы меня тренирует.
   — Так вот куда уходит казенный бензин! Аферисты! Самодеятельность тут развели!
   Первенцев бушевал, но Наташа видела, как лукаво поблескивают его глаза, и понемногу начинала верить в успех задуманного.
   — И каков вердикт профессионала? — поинтересовался он.
   — Говорит, что уже можно сдавать на права.
   — Даже так?
   — Спросите у него. Он подтвердит.
   — Спрошу, спрошу, голубушка, можешь не сомневаться. Ох и шустрая пошла молодежь! Так я скоро без работы останусь.
   — Вы не останетесь.
   — Ну, спасибо на добром слове. Утешила старика.
   Он заставил ее помучиться еще несколько дней. Ни словом, ни намеком не возвращался к этой теме. Наташа вся извелась в ожидании, но твердо решила выдержать характер, все равно никаких новых убедительных аргументов у нее не было, так зачем нарываться на отказ.
   Майкл уехал на неделю в командировку в Лондон, и все в ней замерло в ожидании. Идя утром на работу, она уже не оглядывалась по сторонам в надежде увидеть его широкоплечую, высокую фигуру, не вздрагивала каждый раз, когда открывалась дверь кабинета. Время будто замедлило свой бег. Она оцепенела, как осенняя муха в ожидании весны.
   В последний раз перед его отъездом они встретились у нее. Он пришел к ней ночью, как и обещал. Наташа не заперла дверь. Она ждала его.
   Он бесшумно возник на пороге, белея лицом в неверном свете фонаря, пробивавшемся через плотно задернутую занавеску, в два шага преодолел расстояние до кровати и опустился перед ней на колени.
   Наташа откинула одеяло и протянула к нему руки.
   — Как ты прекрасна! — прошептал он.
   Поцелуем она закрыла ему рот. В эту ночь они любили друг друга как-то особенно, трепетно и осторожно. Боялись лишний раз дохнуть, чтобы никто не услышал. От этого каждое прикосновение приобретало незнакомый, терпкий вкус. Запретный плод. Сладкая горечь. Горькая сладость.
   Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Ее узенькая кровать была слишком мала для двоих.
   — Я завтра уезжаю. На неделю, в Лондон.
   — Это обязательно?
   — К сожалению. Что привезти тебе?
   — Себя, и поскорее.
   — Как только смогу.
   Наташа перевернулась на живот. Курчавые волосы на его груди приятно щекотали разгоряченную спину. Он скользнул в нее сзади. Наташа изогнулась ему навстречу и впилась зубами в подушку, чтобы не закричать.
   Решение пришло неожиданно, когда Наташа уже перестала надеяться.
   — Готовься, — сказал ей Первенцев вместо приветствия. — Бамиделе на той неделе организует тебе экзамен по вождению.
   Наташа вскинула на него глаза.
   — Ушам своим не верю! Я уж думала, провал.
   — Степан Антонович все никак не мог решиться.
   — А вы его уговорили.
   Наташа вскочила и чмокнула Первенцева в щеку.
   — Спасибо, спасибо, спасибо. Вот увидите, я вас не подведу.
   — Но учти, — отчего-то смущенно сказал Первенцев, — ездить только по клиентам, здесь, в округе. До Икороду и обратно. В Лагос ни ногой. Сама знаешь, что здесь на дорогах творится.
   — Обещаю.
   — Смотри. Я за тебя поручился.
   Наташа со всех ног бросилась искать Женю. Подумать только, у нее будет своя машина. Новая степень свободы. Ей казалось, будто за спиной у нее выросли крылья.
   Наташа сидела рядом с Бамиделе и рассеянно смотрела на дорогу. Мысли ее были заняты предстоящим экзаменом и приездом Майкла. Она так надеялась, что это будет сегодня. Спросить только не у кого. Сьюзен обещала сообщить ей сразу же, как узнает сама, но Наташа не сумела повидаться с ней перед отъездом.
   Все произошло так неожиданно. Они договорились с Бамиделе ехать в дорожную полицию в четверг с утра, а нынче был вторник, около пяти часов пополудни. Бамиделе просунул свою узкую голову в дверь офиса, быстро осмотрелся и, как всегда, глядя куда-то вбок, произнес.
   — Мадам Наташа, поедем сейчас.
   — Куда?
   — В полицию, на экзамен.
   — А почему сейчас? Ведь уже поздно.
   — Мой друг позвонил, сказал, что в четверг не может, может сейчас.
   — А почему нам непременно нужен ваш друг? Неожиданная перемена планов. И время довольно странное. Но это же Нигерия. Здесь ничему не следует удивляться.
   — Вы же сами просили поскорее, — ввернул Бамиделе. — Он сказал, если не сегодня, то через неделю.
   — Ладно, я еду. Но зачем нам все-таки ваш друг? Я могу и так сдать.
   — Он все сделает быстро. И дешево. — Бамиделе засуетился, пропуская ее вперед. — Вам понравится. Я сейчас подгоню машину.
   Наташа задумчиво прислонилась к дверному косяку. Не нравится он ей, это определенно. Ну и что? Если делать дела только с теми, кто нравится, далеко не уедешь. Кроме того, он сам сказал, что все будет быстро.
   — Шиво такая, мадам?
   Наташа обернулась. Это был Петька со своей неизменной шваброй.
   — А, Петя? Еду вот с Бамиделе сдавать на права.
   — Мадам-драйва? Хорошо!
   — Ты что тут так поздно?
   — Абатайм! Мани-мани![16]
   — Жениться, что ли, собрался?
   Круглое Петькино лицо расплылось в улыбке, он быстро-быстро закивал головой.
   — Ну и ну! Молодец! Не забудь меня пригласить.
   Тут подъехал Бамиделе. Хмуро глянув на Петьку со шваброй, распахнул перед Наташей дверь. Наташа повернулась к Петьке.
   — Садись, мы тебя подвезем. Нам по дороге.
   Она знала, что он живет в большой деревне, не доезжая Икороду. Бамиделе протестующе замахал руками.
   — Нам в другую сторону.
   — То есть как?
   — Это другой участок. Поедем короткой дорогой. Времени в обрез.
   Наташа пожала плечами. Другой так другой. Самое главное, чтобы все это поскорее закончилось. Больше всего на свете она ненавидела неопределенность и ожидание.
   Махнув Пете рукой, она порхнула в машину.
   Разговор не клеился. Наташа несколько раз обращалась к Бамиделе с вопросами. Он отвечал односложно. Поняв, что светской беседы не получится, Наташа погрузилась в свои мысли.
   Так они ехали минут сорок или около того. У Наташи не было с собой часов, и она совершенно потеряла счет времени. Бамиделе свернул на какой-то проселок. Машина запрыгала по ухабам. Наташа заметила на обочине разбитую белую машину, поваленное дерево поодаль. Они еще раз свернули и выехали на шоссе.
   Прошло еще немного времени. Бамиделе без устали крутил руль, сворачивая то вправо, то влево. От монотонного мелькания деревьев за окном рябило в глазах. Шоссе. Поворот. Проселок. Поворот. Проселок. Поворот.
   Вдруг что-то щелкнуло в мозгу. Разбитая белая машина на обочине. А вот и поваленное дерево. Сомнений быть не могло. То самое место. Наташа резко повернулась к нему.
   — Бамиделе, мы здесь уже были. Молчание.
   — Мы что, заблудились? Молчание.
   — Бамиделе, да что происходит, наконец! Куда мы едем? Она потянула его за рукав. Он медленно повернул к ней голову. Наташа отшатнулась. На мгновение ей показалось, что глаза у него совершенно белые. На губах расползалась узкая, змеиная улыбка.
   У Наташи все похолодело внутри. Паника охватила ее. Дрожащей рукой она попыталась нащупать ручку дверцы. Пустота. Там, где она должна была быть, ничего.
   — Остановите машину. Немедленно.
   В ответ он только нажал на газ. Поняв, что ничего от него не добьется, Наташа попыталась взять себя в руки и обдумать сложившуюся ситуацию. Но ничего не вышло. Мысли метались, как вспугнутые ласточки. Он возит ее кругами. Хочет сбить с толку, это ясно. Но куда он ее везет? И зачем? Главное, зачем?
   Джек Мартин сам встретил Майкла в аэропорту.
   — Быстро ты управился. А я думал, прихватишь пару дней для себя. Покрасуешься перед бледными лондонскими девочками своим загаром.
   Есть одна девочка, перед которой он хотел бы покрасоваться, подумал Майкл. Но ее загаром не удивишь.
   — Сам знаешь, как там сейчас. Холод и дождь. Капает и капает с утра до вечера. Я из офиса почти не вылезал.
   — Что-то я тебя не узнаю. Когда это тебя погода смущала?
   — Как Сьюзен? — Майкл поспешил перевести разговор на другую тему. — Не соскучилась еще в нашей глухомани?
   — Ничуть не бывало. Наслаждается покоем. В настоящий момент колдует на кухне. Ты ведь сегодня ужинаешь у нас. Не знал?
   — Теперь знаю.
   — Отказалась от услуг повара и сочиняет что-то сама. Это ей в новинку.
   — Она еще нас всех удивит.
   — Не сомневаюсь, — улыбнулся Джек.
   Он до сих пор не мог привыкнуть к ее постоянному присутствию. Просыпался среди ночи и подолгу лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к ее тихому дыханию. Она здесь, рядом, значит, ему подарен еще один день с ней. Он боялся надолго выпускать ее из поля зрения. Все казалось, отвернется, а ее уже нет, все только привиделось. А ведь они уже больше года вместе.
   — Кстати, Джек, я говорил по телефону с Джеки. Мечтает к тебе приехать. Сказала, что может вырваться недели на две до конца марта.
   Джеки была дочерью Мартина от первого брака. Ей было двадцать три года. Она была еще не замужем и работала секретарем одной крупной частной фирмы.
   — Как она?
   — Все в порядке. Работает у Смитсона. Берет уроки французского языка.
   — Надо будет написать ей. Буду рад, если она приедет, но только после отъезда Сьюзен. Они никак не научатся ладить между собой.
   «Что верно, то верно», — подумал Майкл. Он много чего услышал во время их разговора с Джеки. Иначе, как «эта стерва», она Сьюзен не называла. Видно, нелегко смириться с мыслью, что новая жена отца немногим старше ее самой.
   Ему очень хотелось спросить о Наташе, но он решил не делать этого. Все равно он скоро сам ее увидит.
   Машина вырулила из-за густых кустов, и взору Наташи открылась деревня. Обычная нигерийская деревня, ничего примечательного. Горстка глинобитных хижин, крытых пальмовым листом, а кое-где и железом, стадо тощих коз, несколько пожилых женщин, присев на корточки, чистят клубни ямса. Мирная, идиллическая картина.
   Заслышав шум мотора, откуда ни возьмись выпорхнула стайка голопузых мальчишек и побежала следом. Бамиделе притормозил у одного из домиков, вышел и, обогнув машину, открыл дверцу с той стороны, где сидела Наташа. Она не пошевелилась. Пусть тащит силой. Она не станет ему помогать.
   Мальчишки рассыпались полукругом, не сводя с нее широко распахнутых, любопытных и немного испуганных глаз.
   Бамиделе потянул ее за локоть. От прикосновения его сухой холодной руки по всему телу побежали мурашки. Наташа резко вырвала руку и вышла из машины.
   — Джеледе! — прошелестело вокруг.
   Бамиделе, не говоря ни слова, втолкнул ее в дом и захлопнул дверь.
   Когда глаза немного привыкли к полумраку, Наташа огляделась. Весь дом был одна большая комната с низким потолком и земляным полом. Мебели не было. По полу беспорядочно разбросаны плетеные соломенные циновки, прикрытые грубыми покрывалами. Крошечное оконце под самым потолком почти не пропускало света.
   Колени подогнулись, и Наташа безвольно опустилась на циновку в углу. Страшная реальность открылась ей. Одно слово прояснило все. Джеледе. Ее похитили. Джеледе. Значит, Леке-Леке действительно существует. Он организовал все это, а она, как полная дура, помогла ему. Он сказал, что она сама придет к нему. Почти так и вышло. И теперь…
   Наташа застонала и тут же заткнула себе рот кулачком. Никто ничего не должен слышать. Помощи ждать неоткуда, полагаться надо только на себя.
   Она заставила себя встать и принялась ощупывать стены. Ни щели, ни лазейки. Ничего. «Действуй, делай что-нибудь, чтобы не раскиснуть», — твердила себе Наташа. Нащупав неровность в стене, она принялась усердно ковырять ее ключом, только для того, чтобы занять чем-то руки и голову. Глина была тверда, как камень.
   Ей удалось отколоть лишь несколько маленьких кусочков, когда звук открывающейся двери отвлек ее и заставил бросить работу.
   Вошли две женщины, еще довольно молодые, судя по голосам. Они односложно переговаривались на йоруба.
   — Эка але! — сказала Наташа, вымученно улыбаясь им. Жаль, что она не занялась как следует йоруба. Сейчас это могло бы пригодиться.
   — Эка але, оибо мадам! — пропела одна из них.
   Другая промолчала. «Что она так странно смотрит на меня? — подумала Наташа. — Она вообще какая-то странная. На нигерийку не похожа. Прямые, даже на вид мягкие волосы, тонкий, слегка вздернутый нос, круглые глаза. Господи, да она же белая, или по крайней мере отчасти белая!»
   В сгущающемся мраке цвет кожи женщины невозможно было определить из-за темного загара или, может быть, от грязи. Под свободной яркой хламидой угадывалось худое тело с отвислой грудью.
   Они поставили на пол дымящееся блюдо ямса и лепешек и пластиковую бутыль с водой и присели у порога.
   — Джово[17], — сказала первая, указывая на блюдо.
   — Я не голодна, — ответила Наташа и, чтобы убедиться, что ее понимают, спросила: — Вы говорите по-английски?
   — Я говорю, а она нет.
   Это произнесла вторая из женщин. Надтреснутый, хрипловатый голос, мягкий, знакомый акцент.
   — Как вас зовут?
   — Тамара.
   — Вы… русская?!
   — Д-да.
   — Я тоже. Меня зовут Наташа. Но как… почему вы здесь? Тамара повернулась к нигерийке и сказала ей несколько слов на йоруба. Та встала и вышла.
   — Нельзя говорить при ней. Я попросила ее принести воды, чтобы умыться. Как вы сюда попали?
   — Я… Меня похитили и привезли сюда насильно. Я работаю переводчицей на строительной площадке под Икороду.
   — Знаю. Русская деревня, так ее здесь называют.
   — Это далеко?
   — Километров сорок. Наташа, Наташа, Наташа. — Она выговаривала слова медленно и бережно, словно смакуя. — Я думала, никогда больше не поговорю по-русски. Последний раз — три года назад.
   Голос ее задрожал. Глаза подозрительно заблестели.
   — Я из Раменского. Это…
   — Под Москвой. Я знаю. У моих друзей дача в Кратово. Я у них гостила прошлым летом.
   — А сама откуда?
   — Из Москвы.
   — Москва. Да-а-а. Другая жизнь.
   — Как это с тобой случилось? — Наташа и сама не заметила, как перешла на ты.
   — А как это случается со всеми молодыми дурами? Выучилась на парикмахершу, уехала в Москву. Ходили с подругами на вечера в Лумумбу. А как же? Они там все такие… оттянутые, да? Раскованные, доллары, шмотки, то да се. Познакомилась с Виктором. Виктор Таким — это мой муж, чтоб его, — сказала она беззлобно. — Надо же, даже ругать его не могу, перегорело все. А завелась я тогда здорово. Мечтала за границу уехать. Лазала к нему в окно. У них в общежитии такая ведьма на входе сидела, ни войти, ни выйти.
   Наташа подошла и присела возле нее. Интересно, сколько ей лет? По рассказу не больше тридцати, а на вид за сорок.
   — Поженились мы. В Грибоедовском. Цветы, марш Мендельсона. На руках меня носил. А приехали сюда, все пошло прахом. Его мамаша и вся семейка на меня ополчились. Чужая. Они для него уже другую невесту подыскали. А я была с пузом. Как разродилась, ребенка отобрали, а меня то ли продали, то ли так отдали моему нынешнему. Вот, считай, три года я здесь.
   — Почему ты не пошла в посольство? Ты же советская гражданка?
   — Да какая там гражданка? Кому до меня есть дело? Пока очухалась, уже поздно было.
   — Помоги мне выбраться отсюда. У меня в посольстве есть знакомые. Они тебя вытащат.
   — Да говорю тебе, поздно. У меня дети. Двое. Куда я без них?
   — И детей тоже.
   — Сама не знаешь, что говоришь. Они же нигерийцы. А значит, и я. Нет, видно, судьба у меня такая.
   Тамара спрятала лицо в ладони. Наташа обняла ее за безвольно опущенные плечи. Жалость душила ее. Как страшно, когда ничего нельзя изменить.
   — Наташа, Наташа, что с тобой-то будет? — пробормотала Тамара в сомкнутые руки. — Тебя ведь ждет то же.
   — Ты что-то знаешь?
   — Все знают. — Тамара вздохнула. — Леке-Леке приведет белую Джеледе, она родит вождя. Так вот.
   — Чепуха!
   — Может, и чепуха, но ты ведь здесь.
   — Помоги мне, Тамара!
   — Знаешь, я сначала обрадовалась. Думала, будет у меня подружка, такая же, как и я. А теперь смотрю на тебя, и так мне тебя жалко, мочи нет.