Тут зазвучало великолепное, жгучее аргентинское танго. Мартин встрепенулся.
— Моя музыка, — сказал он Первенцеву и с надеждой взглянул на Сьюзен, но та продолжала танцевать с Майклом. — К сожалению, современные молодые девушки не умеют танцевать танго, — промолвил он, пытаясь скрыть разочарование.
— Я умею, — сказала Наташа. — Немного. Попробуем?
— С удовольствием. Вы не возражаете? — спросил Мартин у Первенцева.
— Танцуйте, танцуйте, а я посмотрю.
Мартин склонился перед ней в поклоне, Наташа церемонно положила руку ему на плечо, и они заскользили по комнате. . Он начал с простых па, как бы прислушиваясь к ней, потом уверенно закружил ее, заставляя выделывать замысловатые пируэты. Она легко следовала за ним, слившись с музыкой, безоглядно отдавшись ее волшебным чарам.
Все притихли и завороженно наблюдали за ними. Даже Сьюзен с Майклом перестали танцевать.
Джек покрепче обхватил Наташу за талию и заставил изогнуться так, что голова ее почти коснулась пола. Раздались оглушительные аплодисменты. Джек повел ее к креслу.
— Вы великолепно танцуете, Наташа, — сказал он, целуя ей руку. — Признайтесь, вы специально учились?
— Ничего подобного. Все дело в вас. С вами, Джек, любая затанцует.
— Не скромничайте. Не выйдет. К ним подбежала Сьюзен.
— Это было великолепно, Джек. Почему ты до сих пор скрывал от меня свои таланты?
— Должна же быть в человеке какая-то тайна. — Он улыбался, как триумфатор. Глаза сияли торжеством.
— Ты научишь меня танцевать танго?
— Конечно, дорогая.
Наташа взглянула на Майкла, так, вскользь, как бы случайно. Ну, может же она хотя бы посмотреть в его сторону! Это был опрометчивый шаг. Она поймала на себе его взгляд, тот самый, единственный, предназначенный ей и только ей. Легкое пламя свечи, колеблющееся на ветру.
— Наташа. — Первенцев тронул ее за руку. — Скажи господину Мартину, что я восхищен. Он делает честь нашему поколению.
— Сразу после войны в Сохо открылся дансинг. Так и назывался — «Танго». Это позже все с ума сошли по рок-н-роллу. — Мартин зажмурился от удовольствия и помешал пальцем лед в стакане. — А тогда мы целыми вечерами пропадали в «Танго». Там такие были мастера, не нам чета. Волшебное было время.
— Все дело не во времени, а в нас, — вздохнул Первенцев. — Мы были молодыми, и уже одно это кажется сейчас чудом. Ни головокружения, ни одышки. Если сердце заколет, то только от любви. Сказка, да и только! Неужели вы думаете, что будь нам сейчас по двадцать лет, мы бы меньше наслаждались жизнью, чем тогда?
— Пожалуй, вы правы, — согласился Мартин. Расходились за полночь. Марина Марчукова подхватила Наташу под руку.
— Не слабая вышла вечеринка, — хихикнула она. — Здорово ты утерла Мартышке нос.
— Кому? — Наташа сделала вид, что не поняла, о ком идет речь.
— Ну, Мартиновой жене.
— Не понимаю, о чем ты.
— Так уж и не понимаешь! После вашего танго она прям как сдулась. А то ходила этаким павлином, хвостом крутила. Подумаешь, манекенщица! — Марина фыркнула. — Доска доской, ухватиться не за что.
— Ну, это ты зря! По-моему, она очень красивая. Помолчали. Наташе не терпелось поскорее избавиться от нее, но Марина крепко держала ее за локоть.
— А как тебе Майкл Джонс? — спросила вдруг она, испытующе глядя на Наташу.
«Что это, — насторожившись, подумала та, — удар вслепую или…»
— Потрясающий мужчина, — продолжала между тем Марина. — Я от него просто балдею.
— Хорош, не спорю. Но слишком хорошо это знает. На мой вкус, конечно.
Она осторожно подбирала слова, стараясь одновременно, чтобы ответ ее прозвучал как можно небрежнее. Похоже, ей это удалось.
Марина потеряла интерес к этой теме.
— Давай зайдем к нам. Выпьем на сон грядущий, поболтаем. А то ты у нас ни разу не была. Прям как не своя, ей-богу.
— Как-нибудь в другой раз. Поздно уже.
Тут их догнали Иннокентий и Володя.
— Марчуков, хоть ты ее уговори. Приглашаю к нам, а она ; все отказывается. Пойдем, Володя, посидим, отведем душу в своей компании.
— А что? Время детское. — Похоже, Володе эта идея понравилась.
Наташа покачала головой.
— Да ладно тебе ломаться, Наташ, — подал голос Иннокентий. — Все тебя просят. — Он решительно взял ее под руку и только что не потащил за собой.
Наташа резко дернула рукой и высвободилась. Их бесцеремонный напор возмутил ее. Еще больше ее взбесила пассивная позиция Володи.
— Вовик! — взвизгнула Марина. — Будь мужчиной! Подействуй на нее.
— Ну, Вовик, — ядовито процедила Наташа. — Что же ты стоишь? Подействуй на меня как-нибудь.
Он посмотрел на нее исподлобья.
— Не заводитесь, ребята. — Он шагнул и встал между ней и Марчуковыми. — Завтра все-таки на работу. Пойдем, я провожу тебя домой.
Этой ночью Леке-Леке опять явился к ней. Но на этот раз страха не было, лишь невидимая ледяная рука обхватила и стиснула сердце. Неподвижными, широко открытыми глазами всматривалась она в его темный силуэт, и лишь одна мысль билась в мозгу: явь или сон, сон или явь?
— Зачем ты приходишь ко мне? Зачем?
Огромным усилием воли она выпихнула эти слова из схваченного спазмой горла.
— Эгун вошел в меня. — Голос Леке-Леке звучал глухо, как отдаленные раскаты грома. — Мои глаза видят ясно. Придет белая женщина с волосами цвета луны. Джеледе, мать-прародительница. Мое семя взрастет в ее чреве. Родится сын, великий повелитель народа йоруба. Так говорят духи.
— Эта женщина — не я, не я… — Она едва шевелила онемевшими губами.
Оглушительный хохот был ей ответом. В налетевшем вихре фигура Леке-Леке заколебалась, заклубилась и растаяла, только ужасный смех эхом отдавался в ушах.
Едва опомнившись, Наташа схватила с тумбочки карандаш и записала на первом попавшемся листке: «Эгун и Джеледе», два странных слова, два имени, непостижимым образом вошедших вдруг в ее жизнь.
В эту ночь она так и не сомкнула глаз.
Наутро она первым делом отправилась разыскивать Лолу. Та сидела, согнувшись в три погибели, за своим рабочим столом и прилежно корпела над каким-то объемистым переводом.
— Лола, — позвала Наташа, — можно тебя на минуточку? Лола выпрямилась и с хрустом потянулась.
— С удовольствием разомну свои старые кости. Поверишь ли, второй день бьюсь над этой хреновиной и никак не могу врубиться, что это я такое перевожу. Какой-то навороченный распредщит для насосной станции. А ведь есть же, есть умные люди, для которых это настольная книга.
— Я даже знаю некоторых из них, — подхватила Наташа. — Посмотришь на них — простые смертные, а копни поглубже — сплошь зензубели и шерхебели.
— Кончай ругаться!
— И не думала даже. Это какие-то инструменты. Остается только выяснить, какие именно. Но это не к спеху. Взгляни-ка. Это тебе ни о чем не говорит?
Она протянула Лоле бумажку.
— Эгун и Джеледе, — прочла Лола. — Что-то до боли знакомое, но никак не соображу что.
— Ты уверена, что встречала раньше именно эти имена?
— Абсолютно. Но это не имена, а скорее символы. Что-то связанное с культовыми верованиями африканцев. Эх, жаль здесь нет дедушки Ольдерогге. Он бы живо тебе все расписал.
— И чему вас только в университете учили?
— Полегче на поворотах, красавица! Знаешь, сколько в Африке племен? Сотни, и у каждого свои покровители. А зачем это тебе?
— Долгая история. Потом как-нибудь расскажу. Главное, что это не плод моей фантазии.
— Когда я собиралась ехать в Нигерию, то полистала кое-какую литературу. Заходи в обед, вместе пороемся в обоих бумажках. Может, что и всплывет.
Наташа еле-еле дождалась обеденного перерыва. Они перекусили на скорую руку, потом Лола достала наполовину исписанную толстую тетрадь и принялась перелистывать страницы.
— Я поначалу, как приехала, записывала разные интересные вещи. Вздумала набрать материалов для диссертации. А потом бросила, текучка заела, да и лень-матушка тут как тут. Зря, конечно, надо будет продолжить. Вот, слушай. «Пришествие духа смерти. Эгун, дух усопших царей и вождей, приходит на Землю, чтобы помочь людям. Он вселяется в своего сына, Эгунгуна, который одновременно принадлежит и к царству мертвых, и к миру живых. Эгунгун является личностью неприкосновенной, ибо вещает от имени Эгуна. Особый праздник, ритуальные танцы, костюм красного цвета, поскольку йоруба верят, что красный цвет отгоняет злых духов». Негусто, но хоть что-то.
— Вполне достаточно. А про Джеледе есть что-нибудь?
— Погоди. Ага, вот. «Джеледе — культ матери-прародительницы и вообще всех матерей. Считается, что Джеледе помогает в родах, исцеляет больных, приносит обильный урожай». Все. А теперь объясни наконец, зачем тебе все это. Ведь не из простого любопытства, правда?
— Если бы, — вздохнула Наташа и рассказала ей все про свои ночные кошмары, про Леке-Леке и странные приступы удушья, которыми сопровождается каждое его появление. — Мне так страшно, Лола, просто не передать словами. Все так реально, что я уже не верю, что это простой сон.
Лола задумчиво потерла руки.
— А ты уверена, что никто тебе об этом не рассказывал? А остальное — просто игра воображения.
— Я уже думала об этом. Точно тебе говорю, никто.
— Странно, странно. А когда у тебя все это началось?
— В Лагосе. Я ночевала у своих посольских знакомых. Хотя постой, конечно, это началось раньше. На следующий день после моего приезда. Мы с Володей застряли в пробке в Икороду, и мне вдруг стало плохо.
— Плохо?
— Ну да. Такое чувство, будто воздух вдруг сгустился и стало нечем дышать. Я, кажется, здорово тогда напугала Володю. Он даже отпаивал меня водой.
— Да Бог с ним, с Володей! Что еще ты помнишь?
— Ничего.
— Сосредоточься. Подумай. Ты сидишь в машине. Тебе душно. Ты открываешь окно?
Наташа закрыла глаза и мысленно перенеслась в тот день. Сердце запрыгало где-то у горла.
— Ты смотришь в окно? Что ты видишь?
— Глаза, красные глаза. Они глядят прямо на меня. И ожерелье из когтей. Глаза, ожерелье, глаза.
— Что с тобой? Очнись! — Лола затрясла ее за плечи. Наташа уставилась на нее. Лоле стало не по себе. Остановившийся взгляд, расширенные зрачки, побелевшие губы.
— Что, что? Говори!
— Леке-Леке. Я узнала его.
— Ты хочешь сказать, что видела его там, в Икороду?
— Да. — Наташа кивнула. Во рту пересохло, язык прилип к гортани. — Дай, пожалуйста, попить.
Лола принесла ей стакан колы и уселась рядом.
— Ты что-нибудь слышала про вуду? — спросила она.
— Африканская черная магия?
— Что-то в этом роде. Здесь полно колдунов. Может, этот твой Леке-Леке один из них. Увидел тебя и… — она замялась, подбирая подходящее слово, — и загипнотизировал, что ли. Так, слегка.
— Ничего себе слегка! — Наташа побелела как полотно.
— Ты только не паникуй. Все обойдется.
— Каким образом? Он же сказал, что я должна родить ему сына.
— Скорее всего он передает тебе свои мысли и сокровенные желания. Но он же не Господь Бог. Насколько я помню, непорочное зачатие имело место всего один раз и при несколько других обстоятельствах. Леке-Леке этого не осилить.
Наташа улыбнулась и благодарно взглянула на подругу. Каким-то непостижимым образом ей удалось слегка развеять ее мрачные мысли.
— Лолка, ну и юмор у тебя!
— Какой есть. Ты, самое главное, не бойся. Живи как жила. А еще лучше, влюбись в кого-нибудь. Он и отвалит.
«Я уже влюбилась», — чуть не сказала Наташа, но сдержалась. Не то чтобы она не доверяла подруге, нет. Просто сама в себе еще не разобралась.
Весь остаток дня Наташа провела за расчетами. Первенцев, похоже, всерьез решил разнообразить ее работу.
— Ты придумала, ты делай, — сказал он ей. — Посоветуйся с Кешей, привлеки ребят из отдела техобслуживания. Узнай в бухгалтерии зарплату машиниста экскаватора. Короче, действуй. Окончательный вариант должен быть готов не позже вторника.
— Надо еще учесть расходы на рекламу.
— Конечно. Подключи к этому делу Бамиделе. Заодно узнай у него, не требуется ли разрешение местных властей.
Бамиделе наняли недавно, когда парламент Нигерии принял закон об обязательной регистрации рабочих и служащих всех иностранных фирм, работающих в стране. Похоже, у него были неплохие связи в местных коридорах власти, и он довольно быстро провернул оформление всех необходимых документов, включая вид на жительство. Кроме того, он занимался регистрацией транспортных средств в полиции Икороду и выдачей водительских прав.
Это был тощий, неопределенного возраста нигериец с коротко остриженной узкой головой. Говорил на неплохом английском, всегда тихо и вкрадчиво. Блестящие навыкате глаза и манера быстро-быстро потирать сухонькие ручки делали его похожим на муху.
В его присутствии Наташа неизменно ощущала смутное беспокойство, которое никак не могла объяснить. Наверное, все дело было в том, что, разговаривая, он старался не встречаться с ней взглядом, но стоило ей отвернуться, и она спиной чувствовала, что он смотрит на нее, как ловец, притаившийся в засаде.
Теперь ей предстояло работать с ним, и нельзя сказать, что ее радовала подобная перспектива. Точно так же, как и мысль о том, что придется просить о помощи Иннокентия.
Та памятная стычка после вечеринки у Мартина добавила напряженности в их и без того непростые отношения. Нокси вел себя крайне высокомерно и явно не собирался облегчать ей поставленную задачу. Впрочем, иного она и не ждала.
Наташа твердо решила, что справится со всем сама. К концу рабочего дня она уже собрала все необходимые исходные данные. На первый взгляд выходило, что экскаваторы можно будет сдавать в аренду процентов на тридцать дешевле, чем «Катерпиллер». Уже неплохо, хотя окончательные цифры наверняка придется скорректировать.
Решив, что на сегодня хватит, Наташа засобиралась домой. Как всегда под вечер в пятницу, настроение у всех было расслабленное. Кое-кто даже ухитрился улизнуть пораньше. Из посольства обещали привезти какой-то новый фильм, а так как с развлечениями было негусто, все только об этом и говорили и с нетерпением дожидались вечера.
Наташа убирала бумаги в стол, когда в комнату стремительно вошел Майкл.
Быстрая улыбка, вопросительно приподнятые брови. Наташа повела подбородком в сторону соседней комнаты, где шуршал бумажками Иннокентий. Майкл среагировал молниеносно.
— Добрый вечер, Наташа! Как хорошо, что я вас застал. — Он заглянул в дверь смежной комнаты. — Привет, Нокси! Что-то ты сегодня припозднился. Я по пути заглянул к Марине. Она уже ушла.
Появился Иннокентий, как всегда бережно неся перед собой пухлое брюшко.
— А-а, Майкл. Рад тебя видеть. Заходи.
— Я на минуту. Господин Первенцев в понедельник едет в корпорацию на переговоры по претензиям. Я подготовил для него кое-какие дополнительные расчеты. Хочу попросить Наташу перевести.
— Дай я посмотрю.
Не обращая внимания на протянутую руку Иннокентия, Майкл шагнул к Наташе и передал ей несколько сколотых скрепкой листков.
Она быстро взяла их. Неловкое движение — и бумаги, рассыпавшись, порхнули под стол.
— Какая я недотепа, — виновато сказала Наташа, собрала их и принялась перелистывать.
Маленький клочок бумаги остался лежать на полу. На всякий случай Наташа незаметно наступила на него ногой.
— Ого, да тут на целую диссертацию хватит. — Она надула губки. — Пропало мое кино.
— Там в основном цифры. Переводить надо только пояснения, — заметил Майкл, борясь с желанием расцеловать эти капризные, причудливо изогнутые губы. — В любом случае встреча назначена на час дня. Если прийти в понедельник пораньше, то можно успеть.
Наташа встала и передала бумаги Иннокентию.
— Что с вами делать, переведу, конечно, — со вздохом сказала она. — Может быть, даже сегодня, но попозже.
Воспользовавшись тем, что Иннокентий уткнулся носом в документы, она достала из-под стола бумажку, спрятала в сумочку и вышла.
«Стоянка. 9.30». Наташа еще раз перечитала записку, прежде чем спустить ее в унитаз. И тут же пожалела об этом. Надо было сохранить ее, чтобы через много лет, уже в другой жизни, случайно найти, прочесть и вспомнить все. Африку, Майкла, их тайные встречи, их запретную любовь, случайный подарок судьбы.
Он будет ждать ее в половине десятого на стоянке машин. Они снова уедут куда-нибудь и на несколько коротких часов почувствуют себя свободными. Ради этой свободы они готовы притворяться, лицедействовать, лгать, все, что угодно, лишь бы уберечь ее. Скольким любовникам до них приходилось делать то же самое! Вокруг всегда слишком много недобрых глаз, завистливых душ, грязных рук.
Любовь — красота, а красота будоражит, раздражает, лишает покоя. Всегда найдется кто-то, кто захочет посадить ее на цепь, а если не получится, то смять и растоптать. «Красота спасет мир». Эффектная фраза, не более. Она, может, и спасла бы, да кто ж ей позволит!
Невеселые ее мысли прервал нерешительный, какой-то даже извиняющийся стук в дверь. Открывать не хотелось. А с другой стороны, куда денешься, свет же горит.
Наташа машинально поправила волосы.
— Войдите! Не заперто.
Володя. Топчется на пороге, смущенно теребя усики. И куда только подевались его легкие, непринужденные манеры.
— Привет, Вовик! Заходи, не стой так. Он опустился на стул.
— Я тебе кое-что принес. Возвращался из Лагоса и по дороге вспомнил о твоем новом задании.
Он вытащил из кармана листок с цифрами.
— Ставки «Комацу» по аренде бульдозеров. Пригодятся?
— Еще как! Спасибо. А я уж думала в понедельник просить у Первенцева машину, чтобы туда съездить.
— Получается что-нибудь?
— Похоже на то. С экскаваторами вчерне разобралась. Думаю, выйдет процентов тридцать экономии.
— Даже так?
— Угу. Осталось выяснить у Бамиделе возможные расходы на рекламу.
— Где думаешь рекламировать? Наташа пожала плечами:
— Пока не знаю. В какой-нибудь местной газете, наверное. Бамиделе подскажет.
— Да, мужик деловой. Знает здесь все ходы-выходы. Я когда вспоминаю, как права получал, в дрожь бросает. Год назад это было, он еще у нас не работал. Мурыжили меня, как котенка. Раз десять в полицию ездил. То одного нет, то другого, то ответственный инспектор на похоронах бабушки, то бланков нет. С ног сбился, пока понял, что именно от меня требуется.
— Деньги? — догадалась Наташа.
— Точно. — Володя состроил хитрую гримасу. — Видишь, какая ты сообразительная. Почти ползарплаты отдал, правда, компенсировали потом. Я же не столько для себя, сколько для дела. Водителей тогда не хватало. А теперь — живи и радуйся. Один раз съездил, откатал, а на следующий день тебе Бамиделе уже корочки привозит.
— Что, просто так, без взятки?
— Э-э, нет. Здесь без взятки не бывает. Но, заметь, — он поднял вверх указательный палец, — почти в два раза дешевле, да срочность, да сервис. Прямая выгода. Тут и заплатить не жаль.
— У нас в институте были курсы вождения, — сказала Наташа. — Бесплатные. До сих пор не могу себе простить, что проморгала.
— Тебе бы пошло водить, — заметил Володя.
— Может быть, но голова была другим занята.
— Чем, если не секрет? Мальчиками?
— Не попал. Языки учила, а еще мы устраивали классные вечера.
— Вот-вот. Значит, все-таки попал.
— Не совсем то, что ты думаешь. Капустники, сценки, один раз даже пьесу на английском написали. Я там пела.
— Да ну! Значит, мы одного поля ягоды. Я тоже, когда учился в «керосинке», в рок-группе на гитаре играл. Вся кодла на ушах стояла, когда мы выдавали «Сетисфекшн».
— Здорово! А гитара у тебя есть?
— Здесь? Нет. В Москве оставил. Думал, брат без меня научится, но он по другой части. Свихнут на физике, да и медведь на ухо наступил.
— Жаль, а то бы спели вместе.
— Не проблема. Всегда можно у ребят взять. Давай завтра, после пляжа.
«Стоянка.» 9.30». Наташа украдкой взглянула на часы.
— Я не поеду.
— Что так?
— Отсыпаться буду. Мне сегодня еще работать. Срочный перевод нарисовался.
— Давай я тебе помогу. Вдвоем быстрее выйдет.
— Нет, спасибо, — быстро ответила Наташа. — Я люблю работать одна.
Володя сразу сник.
— Как хочешь, а то я с удовольствием.
— Нет, нет, я правда сама. — Глядя на его понурое лицо, она почувствовала что-то вроде угрызений совести. — Знаешь, что я подумала? На Восьмое марта наверняка будут устраивать что-нибудь вроде концерта. Давай подготовим песню и споем под гитару.
Володя оживился. Даже глаза заблестели.
— Шикарная мысль. Что бы такое выбрать?
— Подумаем. Время еще есть. Ой! — Она посмотрела на часы, на этот раз не таясь. — Десятый час. Беги, кино началось.
— А ты? Может, ну его, этот твой перевод?
— Нет, труба зовет. Пока.
— Пока.
Оставшись одна, Наташа улыбнулась своим мыслям. Труба зовет. Еще как зовет. Майкл, наверное, уже там. Ждет ее.
Вот будет номер, если Володя вдруг вздумает прийти в офис и проведать ее. От этой мысли у нее похолодели ладони. Нет, нет, ведь у пьяных и влюбленных есть свой ангел-хранитель. Кто-то очень наблюдательный давным-давно подметил это.
Володя с трудом разыскал свободное место и плюхнулся на скамью рядом с Лолой.
— Полегче, медведь, — прошептала она. — Все ноги отдавил.
— Извини, я хоть и медведь, а в темноте не вижу. Давно началось?
— Минут двадцать. Слушай, ты к Наташе не заходил? Мы с ней разминулись.
— Заходил. Она не придет. Переводит что-то срочное.
— Надо же, совсем заработалась девушка. Надо будет к ней заглянуть после кино, узнать, будить ее завтра на пляж или как.
— Или как. Я спрашивал, сказала, не поедет.
— Все равно надо ее проведать, в качестве товарищеской заботы.
— Тише вы, — раздраженно прошипели сзади. — Не наговорились, что ли, за день? Смотреть мешаете.
Машина стремительно неслась в сторону Лагоса. Наташа поудобнее устроилась на сиденье и, включив радио, завертела ручку настройки. Выезд с площадки прошел без сучка, без задоринки, и она постепенно начала успокаиваться. Мысль о Володе отползла куда-то в дальние закоулки сознания и на время затихла. Сейчас весь ее мир был надежно заключен в покачивающемся корпусе машины. Только она и Майкл, одни на целом свете. Все прочее осталось в темноте позади, куда уносятся сверкающие вывески бензоколонок и ночных супермаркетов, отблески костров на обочине и ломаные силуэты пальм.
Из динамика неслись обрывки мелодий, отточенные голоса дикторов, зазывные рекламные песенки.
— Драйв ё мото джа-джа, ога драйва! Текси-драйва, мейк ю ноу килл е'селф![12] — пропел густой баритон. — Ога-о! Драйв ё мото…
Майкл рассмеялся и сделал погромче.
— Знаешь, о чем он?
— Примерно догадываюсь, хотя до конца понять трудно.
— Великолепный образец местного пиджин-инглиш[13]. В каждой англоговорящей стране он свой. Наверное, ни один язык в мире не претерпел столько искажений, как английский.
— Мне нравится, как вы, англичане, относитесь к этому, — сказала Наташа.
— Как?
— Невозмутимо, как, впрочем, и ко всему остальному.
— Поверхностное наблюдение, — заметил Майкл. — Просто мы хорошо умеем скрывать свои чувства.
— Прославленная английская сдержанность, — подколола его Наташа.] — Снаружи айсберг, внутри вулкан.
Майкл и бровью не повел.
— Так и есть. Надеюсь, что еще не раз заставлю тебя убедиться в этом.
— Ловлю тебя на слове, — улыбнулась Наташа. — Нет, правда, французы, например, очень болезненно реагируют на ошибки и всегда дают тебе это понять. А от англичан или американцев только и слышишь: «Как прекрасно вы говорите по-английски!»
— Но ты Действительно говоришь великолепно.
— Я не о себе. Я в этом смысле скорее исключение, чем правило.
— И еще воплощение скромности.
— Скромность не всегда украшает, — парировала Наташа. — Какой смысл отрицать очевидное? Кстати, я знаю еще один язык, который тоже коверкают все, кому не лень. Русский.
— И как же к этому относятся сами русские?
— Спокойно. И с юмором. Так что это была за песенка?
— Предупреждение водителям, чтобы осмотрительнее вели себя на дороге. «Джа-джа» на йоруба значит «осторожно». Крутят по всем каналам с утра до вечера. На мой взгляд, пустая трата времени. Но сам факт заботы о человеке вызывает уважение.
Наташа снова принялась крутить ручку.
— Ищешь что-нибудь?
— Так, кручу наугад. Вдруг попадется.
— Что именно?
— Тогда в баре… э-э… в «Мериленде». — Наташа вдруг смутилась. Слишком много воспоминаний было связано с этим словом. — Там играли одну песню, на испанском. Я испанского не знаю, поэтому разобрала только одно слово — эль амор.
— Эль амор. Любовь. — Майкл помолчал. — Значит, ты запомнила. Это лишний раз доказывает, что мы с тобой существуем на одной волне.
Он повернулся и посмотрел на нее. Она твердо выдержала его взгляд. Ее лицо загадочно белело в темноте.
— Это был Хулио Иглесиас. Испанец. Новый Хампердинк, сладкоголосый соловей и кумир женщин. Очень модный сейчас человек. Неужели ты о нем не слышала?
— Моя музыка, — сказал он Первенцеву и с надеждой взглянул на Сьюзен, но та продолжала танцевать с Майклом. — К сожалению, современные молодые девушки не умеют танцевать танго, — промолвил он, пытаясь скрыть разочарование.
— Я умею, — сказала Наташа. — Немного. Попробуем?
— С удовольствием. Вы не возражаете? — спросил Мартин у Первенцева.
— Танцуйте, танцуйте, а я посмотрю.
Мартин склонился перед ней в поклоне, Наташа церемонно положила руку ему на плечо, и они заскользили по комнате. . Он начал с простых па, как бы прислушиваясь к ней, потом уверенно закружил ее, заставляя выделывать замысловатые пируэты. Она легко следовала за ним, слившись с музыкой, безоглядно отдавшись ее волшебным чарам.
Все притихли и завороженно наблюдали за ними. Даже Сьюзен с Майклом перестали танцевать.
Джек покрепче обхватил Наташу за талию и заставил изогнуться так, что голова ее почти коснулась пола. Раздались оглушительные аплодисменты. Джек повел ее к креслу.
— Вы великолепно танцуете, Наташа, — сказал он, целуя ей руку. — Признайтесь, вы специально учились?
— Ничего подобного. Все дело в вас. С вами, Джек, любая затанцует.
— Не скромничайте. Не выйдет. К ним подбежала Сьюзен.
— Это было великолепно, Джек. Почему ты до сих пор скрывал от меня свои таланты?
— Должна же быть в человеке какая-то тайна. — Он улыбался, как триумфатор. Глаза сияли торжеством.
— Ты научишь меня танцевать танго?
— Конечно, дорогая.
Наташа взглянула на Майкла, так, вскользь, как бы случайно. Ну, может же она хотя бы посмотреть в его сторону! Это был опрометчивый шаг. Она поймала на себе его взгляд, тот самый, единственный, предназначенный ей и только ей. Легкое пламя свечи, колеблющееся на ветру.
— Наташа. — Первенцев тронул ее за руку. — Скажи господину Мартину, что я восхищен. Он делает честь нашему поколению.
— Сразу после войны в Сохо открылся дансинг. Так и назывался — «Танго». Это позже все с ума сошли по рок-н-роллу. — Мартин зажмурился от удовольствия и помешал пальцем лед в стакане. — А тогда мы целыми вечерами пропадали в «Танго». Там такие были мастера, не нам чета. Волшебное было время.
— Все дело не во времени, а в нас, — вздохнул Первенцев. — Мы были молодыми, и уже одно это кажется сейчас чудом. Ни головокружения, ни одышки. Если сердце заколет, то только от любви. Сказка, да и только! Неужели вы думаете, что будь нам сейчас по двадцать лет, мы бы меньше наслаждались жизнью, чем тогда?
— Пожалуй, вы правы, — согласился Мартин. Расходились за полночь. Марина Марчукова подхватила Наташу под руку.
— Не слабая вышла вечеринка, — хихикнула она. — Здорово ты утерла Мартышке нос.
— Кому? — Наташа сделала вид, что не поняла, о ком идет речь.
— Ну, Мартиновой жене.
— Не понимаю, о чем ты.
— Так уж и не понимаешь! После вашего танго она прям как сдулась. А то ходила этаким павлином, хвостом крутила. Подумаешь, манекенщица! — Марина фыркнула. — Доска доской, ухватиться не за что.
— Ну, это ты зря! По-моему, она очень красивая. Помолчали. Наташе не терпелось поскорее избавиться от нее, но Марина крепко держала ее за локоть.
— А как тебе Майкл Джонс? — спросила вдруг она, испытующе глядя на Наташу.
«Что это, — насторожившись, подумала та, — удар вслепую или…»
— Потрясающий мужчина, — продолжала между тем Марина. — Я от него просто балдею.
— Хорош, не спорю. Но слишком хорошо это знает. На мой вкус, конечно.
Она осторожно подбирала слова, стараясь одновременно, чтобы ответ ее прозвучал как можно небрежнее. Похоже, ей это удалось.
Марина потеряла интерес к этой теме.
— Давай зайдем к нам. Выпьем на сон грядущий, поболтаем. А то ты у нас ни разу не была. Прям как не своя, ей-богу.
— Как-нибудь в другой раз. Поздно уже.
Тут их догнали Иннокентий и Володя.
— Марчуков, хоть ты ее уговори. Приглашаю к нам, а она ; все отказывается. Пойдем, Володя, посидим, отведем душу в своей компании.
— А что? Время детское. — Похоже, Володе эта идея понравилась.
Наташа покачала головой.
— Да ладно тебе ломаться, Наташ, — подал голос Иннокентий. — Все тебя просят. — Он решительно взял ее под руку и только что не потащил за собой.
Наташа резко дернула рукой и высвободилась. Их бесцеремонный напор возмутил ее. Еще больше ее взбесила пассивная позиция Володи.
— Вовик! — взвизгнула Марина. — Будь мужчиной! Подействуй на нее.
— Ну, Вовик, — ядовито процедила Наташа. — Что же ты стоишь? Подействуй на меня как-нибудь.
Он посмотрел на нее исподлобья.
— Не заводитесь, ребята. — Он шагнул и встал между ней и Марчуковыми. — Завтра все-таки на работу. Пойдем, я провожу тебя домой.
Этой ночью Леке-Леке опять явился к ней. Но на этот раз страха не было, лишь невидимая ледяная рука обхватила и стиснула сердце. Неподвижными, широко открытыми глазами всматривалась она в его темный силуэт, и лишь одна мысль билась в мозгу: явь или сон, сон или явь?
— Зачем ты приходишь ко мне? Зачем?
Огромным усилием воли она выпихнула эти слова из схваченного спазмой горла.
— Эгун вошел в меня. — Голос Леке-Леке звучал глухо, как отдаленные раскаты грома. — Мои глаза видят ясно. Придет белая женщина с волосами цвета луны. Джеледе, мать-прародительница. Мое семя взрастет в ее чреве. Родится сын, великий повелитель народа йоруба. Так говорят духи.
— Эта женщина — не я, не я… — Она едва шевелила онемевшими губами.
Оглушительный хохот был ей ответом. В налетевшем вихре фигура Леке-Леке заколебалась, заклубилась и растаяла, только ужасный смех эхом отдавался в ушах.
Едва опомнившись, Наташа схватила с тумбочки карандаш и записала на первом попавшемся листке: «Эгун и Джеледе», два странных слова, два имени, непостижимым образом вошедших вдруг в ее жизнь.
В эту ночь она так и не сомкнула глаз.
Наутро она первым делом отправилась разыскивать Лолу. Та сидела, согнувшись в три погибели, за своим рабочим столом и прилежно корпела над каким-то объемистым переводом.
— Лола, — позвала Наташа, — можно тебя на минуточку? Лола выпрямилась и с хрустом потянулась.
— С удовольствием разомну свои старые кости. Поверишь ли, второй день бьюсь над этой хреновиной и никак не могу врубиться, что это я такое перевожу. Какой-то навороченный распредщит для насосной станции. А ведь есть же, есть умные люди, для которых это настольная книга.
— Я даже знаю некоторых из них, — подхватила Наташа. — Посмотришь на них — простые смертные, а копни поглубже — сплошь зензубели и шерхебели.
— Кончай ругаться!
— И не думала даже. Это какие-то инструменты. Остается только выяснить, какие именно. Но это не к спеху. Взгляни-ка. Это тебе ни о чем не говорит?
Она протянула Лоле бумажку.
— Эгун и Джеледе, — прочла Лола. — Что-то до боли знакомое, но никак не соображу что.
— Ты уверена, что встречала раньше именно эти имена?
— Абсолютно. Но это не имена, а скорее символы. Что-то связанное с культовыми верованиями африканцев. Эх, жаль здесь нет дедушки Ольдерогге. Он бы живо тебе все расписал.
— И чему вас только в университете учили?
— Полегче на поворотах, красавица! Знаешь, сколько в Африке племен? Сотни, и у каждого свои покровители. А зачем это тебе?
— Долгая история. Потом как-нибудь расскажу. Главное, что это не плод моей фантазии.
— Когда я собиралась ехать в Нигерию, то полистала кое-какую литературу. Заходи в обед, вместе пороемся в обоих бумажках. Может, что и всплывет.
Наташа еле-еле дождалась обеденного перерыва. Они перекусили на скорую руку, потом Лола достала наполовину исписанную толстую тетрадь и принялась перелистывать страницы.
— Я поначалу, как приехала, записывала разные интересные вещи. Вздумала набрать материалов для диссертации. А потом бросила, текучка заела, да и лень-матушка тут как тут. Зря, конечно, надо будет продолжить. Вот, слушай. «Пришествие духа смерти. Эгун, дух усопших царей и вождей, приходит на Землю, чтобы помочь людям. Он вселяется в своего сына, Эгунгуна, который одновременно принадлежит и к царству мертвых, и к миру живых. Эгунгун является личностью неприкосновенной, ибо вещает от имени Эгуна. Особый праздник, ритуальные танцы, костюм красного цвета, поскольку йоруба верят, что красный цвет отгоняет злых духов». Негусто, но хоть что-то.
— Вполне достаточно. А про Джеледе есть что-нибудь?
— Погоди. Ага, вот. «Джеледе — культ матери-прародительницы и вообще всех матерей. Считается, что Джеледе помогает в родах, исцеляет больных, приносит обильный урожай». Все. А теперь объясни наконец, зачем тебе все это. Ведь не из простого любопытства, правда?
— Если бы, — вздохнула Наташа и рассказала ей все про свои ночные кошмары, про Леке-Леке и странные приступы удушья, которыми сопровождается каждое его появление. — Мне так страшно, Лола, просто не передать словами. Все так реально, что я уже не верю, что это простой сон.
Лола задумчиво потерла руки.
— А ты уверена, что никто тебе об этом не рассказывал? А остальное — просто игра воображения.
— Я уже думала об этом. Точно тебе говорю, никто.
— Странно, странно. А когда у тебя все это началось?
— В Лагосе. Я ночевала у своих посольских знакомых. Хотя постой, конечно, это началось раньше. На следующий день после моего приезда. Мы с Володей застряли в пробке в Икороду, и мне вдруг стало плохо.
— Плохо?
— Ну да. Такое чувство, будто воздух вдруг сгустился и стало нечем дышать. Я, кажется, здорово тогда напугала Володю. Он даже отпаивал меня водой.
— Да Бог с ним, с Володей! Что еще ты помнишь?
— Ничего.
— Сосредоточься. Подумай. Ты сидишь в машине. Тебе душно. Ты открываешь окно?
Наташа закрыла глаза и мысленно перенеслась в тот день. Сердце запрыгало где-то у горла.
— Ты смотришь в окно? Что ты видишь?
— Глаза, красные глаза. Они глядят прямо на меня. И ожерелье из когтей. Глаза, ожерелье, глаза.
— Что с тобой? Очнись! — Лола затрясла ее за плечи. Наташа уставилась на нее. Лоле стало не по себе. Остановившийся взгляд, расширенные зрачки, побелевшие губы.
— Что, что? Говори!
— Леке-Леке. Я узнала его.
— Ты хочешь сказать, что видела его там, в Икороду?
— Да. — Наташа кивнула. Во рту пересохло, язык прилип к гортани. — Дай, пожалуйста, попить.
Лола принесла ей стакан колы и уселась рядом.
— Ты что-нибудь слышала про вуду? — спросила она.
— Африканская черная магия?
— Что-то в этом роде. Здесь полно колдунов. Может, этот твой Леке-Леке один из них. Увидел тебя и… — она замялась, подбирая подходящее слово, — и загипнотизировал, что ли. Так, слегка.
— Ничего себе слегка! — Наташа побелела как полотно.
— Ты только не паникуй. Все обойдется.
— Каким образом? Он же сказал, что я должна родить ему сына.
— Скорее всего он передает тебе свои мысли и сокровенные желания. Но он же не Господь Бог. Насколько я помню, непорочное зачатие имело место всего один раз и при несколько других обстоятельствах. Леке-Леке этого не осилить.
Наташа улыбнулась и благодарно взглянула на подругу. Каким-то непостижимым образом ей удалось слегка развеять ее мрачные мысли.
— Лолка, ну и юмор у тебя!
— Какой есть. Ты, самое главное, не бойся. Живи как жила. А еще лучше, влюбись в кого-нибудь. Он и отвалит.
«Я уже влюбилась», — чуть не сказала Наташа, но сдержалась. Не то чтобы она не доверяла подруге, нет. Просто сама в себе еще не разобралась.
Весь остаток дня Наташа провела за расчетами. Первенцев, похоже, всерьез решил разнообразить ее работу.
— Ты придумала, ты делай, — сказал он ей. — Посоветуйся с Кешей, привлеки ребят из отдела техобслуживания. Узнай в бухгалтерии зарплату машиниста экскаватора. Короче, действуй. Окончательный вариант должен быть готов не позже вторника.
— Надо еще учесть расходы на рекламу.
— Конечно. Подключи к этому делу Бамиделе. Заодно узнай у него, не требуется ли разрешение местных властей.
Бамиделе наняли недавно, когда парламент Нигерии принял закон об обязательной регистрации рабочих и служащих всех иностранных фирм, работающих в стране. Похоже, у него были неплохие связи в местных коридорах власти, и он довольно быстро провернул оформление всех необходимых документов, включая вид на жительство. Кроме того, он занимался регистрацией транспортных средств в полиции Икороду и выдачей водительских прав.
Это был тощий, неопределенного возраста нигериец с коротко остриженной узкой головой. Говорил на неплохом английском, всегда тихо и вкрадчиво. Блестящие навыкате глаза и манера быстро-быстро потирать сухонькие ручки делали его похожим на муху.
В его присутствии Наташа неизменно ощущала смутное беспокойство, которое никак не могла объяснить. Наверное, все дело было в том, что, разговаривая, он старался не встречаться с ней взглядом, но стоило ей отвернуться, и она спиной чувствовала, что он смотрит на нее, как ловец, притаившийся в засаде.
Теперь ей предстояло работать с ним, и нельзя сказать, что ее радовала подобная перспектива. Точно так же, как и мысль о том, что придется просить о помощи Иннокентия.
Та памятная стычка после вечеринки у Мартина добавила напряженности в их и без того непростые отношения. Нокси вел себя крайне высокомерно и явно не собирался облегчать ей поставленную задачу. Впрочем, иного она и не ждала.
Наташа твердо решила, что справится со всем сама. К концу рабочего дня она уже собрала все необходимые исходные данные. На первый взгляд выходило, что экскаваторы можно будет сдавать в аренду процентов на тридцать дешевле, чем «Катерпиллер». Уже неплохо, хотя окончательные цифры наверняка придется скорректировать.
Решив, что на сегодня хватит, Наташа засобиралась домой. Как всегда под вечер в пятницу, настроение у всех было расслабленное. Кое-кто даже ухитрился улизнуть пораньше. Из посольства обещали привезти какой-то новый фильм, а так как с развлечениями было негусто, все только об этом и говорили и с нетерпением дожидались вечера.
Наташа убирала бумаги в стол, когда в комнату стремительно вошел Майкл.
Быстрая улыбка, вопросительно приподнятые брови. Наташа повела подбородком в сторону соседней комнаты, где шуршал бумажками Иннокентий. Майкл среагировал молниеносно.
— Добрый вечер, Наташа! Как хорошо, что я вас застал. — Он заглянул в дверь смежной комнаты. — Привет, Нокси! Что-то ты сегодня припозднился. Я по пути заглянул к Марине. Она уже ушла.
Появился Иннокентий, как всегда бережно неся перед собой пухлое брюшко.
— А-а, Майкл. Рад тебя видеть. Заходи.
— Я на минуту. Господин Первенцев в понедельник едет в корпорацию на переговоры по претензиям. Я подготовил для него кое-какие дополнительные расчеты. Хочу попросить Наташу перевести.
— Дай я посмотрю.
Не обращая внимания на протянутую руку Иннокентия, Майкл шагнул к Наташе и передал ей несколько сколотых скрепкой листков.
Она быстро взяла их. Неловкое движение — и бумаги, рассыпавшись, порхнули под стол.
— Какая я недотепа, — виновато сказала Наташа, собрала их и принялась перелистывать.
Маленький клочок бумаги остался лежать на полу. На всякий случай Наташа незаметно наступила на него ногой.
— Ого, да тут на целую диссертацию хватит. — Она надула губки. — Пропало мое кино.
— Там в основном цифры. Переводить надо только пояснения, — заметил Майкл, борясь с желанием расцеловать эти капризные, причудливо изогнутые губы. — В любом случае встреча назначена на час дня. Если прийти в понедельник пораньше, то можно успеть.
Наташа встала и передала бумаги Иннокентию.
— Что с вами делать, переведу, конечно, — со вздохом сказала она. — Может быть, даже сегодня, но попозже.
Воспользовавшись тем, что Иннокентий уткнулся носом в документы, она достала из-под стола бумажку, спрятала в сумочку и вышла.
«Стоянка. 9.30». Наташа еще раз перечитала записку, прежде чем спустить ее в унитаз. И тут же пожалела об этом. Надо было сохранить ее, чтобы через много лет, уже в другой жизни, случайно найти, прочесть и вспомнить все. Африку, Майкла, их тайные встречи, их запретную любовь, случайный подарок судьбы.
Он будет ждать ее в половине десятого на стоянке машин. Они снова уедут куда-нибудь и на несколько коротких часов почувствуют себя свободными. Ради этой свободы они готовы притворяться, лицедействовать, лгать, все, что угодно, лишь бы уберечь ее. Скольким любовникам до них приходилось делать то же самое! Вокруг всегда слишком много недобрых глаз, завистливых душ, грязных рук.
Любовь — красота, а красота будоражит, раздражает, лишает покоя. Всегда найдется кто-то, кто захочет посадить ее на цепь, а если не получится, то смять и растоптать. «Красота спасет мир». Эффектная фраза, не более. Она, может, и спасла бы, да кто ж ей позволит!
Невеселые ее мысли прервал нерешительный, какой-то даже извиняющийся стук в дверь. Открывать не хотелось. А с другой стороны, куда денешься, свет же горит.
Наташа машинально поправила волосы.
— Войдите! Не заперто.
Володя. Топчется на пороге, смущенно теребя усики. И куда только подевались его легкие, непринужденные манеры.
— Привет, Вовик! Заходи, не стой так. Он опустился на стул.
— Я тебе кое-что принес. Возвращался из Лагоса и по дороге вспомнил о твоем новом задании.
Он вытащил из кармана листок с цифрами.
— Ставки «Комацу» по аренде бульдозеров. Пригодятся?
— Еще как! Спасибо. А я уж думала в понедельник просить у Первенцева машину, чтобы туда съездить.
— Получается что-нибудь?
— Похоже на то. С экскаваторами вчерне разобралась. Думаю, выйдет процентов тридцать экономии.
— Даже так?
— Угу. Осталось выяснить у Бамиделе возможные расходы на рекламу.
— Где думаешь рекламировать? Наташа пожала плечами:
— Пока не знаю. В какой-нибудь местной газете, наверное. Бамиделе подскажет.
— Да, мужик деловой. Знает здесь все ходы-выходы. Я когда вспоминаю, как права получал, в дрожь бросает. Год назад это было, он еще у нас не работал. Мурыжили меня, как котенка. Раз десять в полицию ездил. То одного нет, то другого, то ответственный инспектор на похоронах бабушки, то бланков нет. С ног сбился, пока понял, что именно от меня требуется.
— Деньги? — догадалась Наташа.
— Точно. — Володя состроил хитрую гримасу. — Видишь, какая ты сообразительная. Почти ползарплаты отдал, правда, компенсировали потом. Я же не столько для себя, сколько для дела. Водителей тогда не хватало. А теперь — живи и радуйся. Один раз съездил, откатал, а на следующий день тебе Бамиделе уже корочки привозит.
— Что, просто так, без взятки?
— Э-э, нет. Здесь без взятки не бывает. Но, заметь, — он поднял вверх указательный палец, — почти в два раза дешевле, да срочность, да сервис. Прямая выгода. Тут и заплатить не жаль.
— У нас в институте были курсы вождения, — сказала Наташа. — Бесплатные. До сих пор не могу себе простить, что проморгала.
— Тебе бы пошло водить, — заметил Володя.
— Может быть, но голова была другим занята.
— Чем, если не секрет? Мальчиками?
— Не попал. Языки учила, а еще мы устраивали классные вечера.
— Вот-вот. Значит, все-таки попал.
— Не совсем то, что ты думаешь. Капустники, сценки, один раз даже пьесу на английском написали. Я там пела.
— Да ну! Значит, мы одного поля ягоды. Я тоже, когда учился в «керосинке», в рок-группе на гитаре играл. Вся кодла на ушах стояла, когда мы выдавали «Сетисфекшн».
— Здорово! А гитара у тебя есть?
— Здесь? Нет. В Москве оставил. Думал, брат без меня научится, но он по другой части. Свихнут на физике, да и медведь на ухо наступил.
— Жаль, а то бы спели вместе.
— Не проблема. Всегда можно у ребят взять. Давай завтра, после пляжа.
«Стоянка.» 9.30». Наташа украдкой взглянула на часы.
— Я не поеду.
— Что так?
— Отсыпаться буду. Мне сегодня еще работать. Срочный перевод нарисовался.
— Давай я тебе помогу. Вдвоем быстрее выйдет.
— Нет, спасибо, — быстро ответила Наташа. — Я люблю работать одна.
Володя сразу сник.
— Как хочешь, а то я с удовольствием.
— Нет, нет, я правда сама. — Глядя на его понурое лицо, она почувствовала что-то вроде угрызений совести. — Знаешь, что я подумала? На Восьмое марта наверняка будут устраивать что-нибудь вроде концерта. Давай подготовим песню и споем под гитару.
Володя оживился. Даже глаза заблестели.
— Шикарная мысль. Что бы такое выбрать?
— Подумаем. Время еще есть. Ой! — Она посмотрела на часы, на этот раз не таясь. — Десятый час. Беги, кино началось.
— А ты? Может, ну его, этот твой перевод?
— Нет, труба зовет. Пока.
— Пока.
Оставшись одна, Наташа улыбнулась своим мыслям. Труба зовет. Еще как зовет. Майкл, наверное, уже там. Ждет ее.
Вот будет номер, если Володя вдруг вздумает прийти в офис и проведать ее. От этой мысли у нее похолодели ладони. Нет, нет, ведь у пьяных и влюбленных есть свой ангел-хранитель. Кто-то очень наблюдательный давным-давно подметил это.
Володя с трудом разыскал свободное место и плюхнулся на скамью рядом с Лолой.
— Полегче, медведь, — прошептала она. — Все ноги отдавил.
— Извини, я хоть и медведь, а в темноте не вижу. Давно началось?
— Минут двадцать. Слушай, ты к Наташе не заходил? Мы с ней разминулись.
— Заходил. Она не придет. Переводит что-то срочное.
— Надо же, совсем заработалась девушка. Надо будет к ней заглянуть после кино, узнать, будить ее завтра на пляж или как.
— Или как. Я спрашивал, сказала, не поедет.
— Все равно надо ее проведать, в качестве товарищеской заботы.
— Тише вы, — раздраженно прошипели сзади. — Не наговорились, что ли, за день? Смотреть мешаете.
Машина стремительно неслась в сторону Лагоса. Наташа поудобнее устроилась на сиденье и, включив радио, завертела ручку настройки. Выезд с площадки прошел без сучка, без задоринки, и она постепенно начала успокаиваться. Мысль о Володе отползла куда-то в дальние закоулки сознания и на время затихла. Сейчас весь ее мир был надежно заключен в покачивающемся корпусе машины. Только она и Майкл, одни на целом свете. Все прочее осталось в темноте позади, куда уносятся сверкающие вывески бензоколонок и ночных супермаркетов, отблески костров на обочине и ломаные силуэты пальм.
Из динамика неслись обрывки мелодий, отточенные голоса дикторов, зазывные рекламные песенки.
— Драйв ё мото джа-джа, ога драйва! Текси-драйва, мейк ю ноу килл е'селф![12] — пропел густой баритон. — Ога-о! Драйв ё мото…
Майкл рассмеялся и сделал погромче.
— Знаешь, о чем он?
— Примерно догадываюсь, хотя до конца понять трудно.
— Великолепный образец местного пиджин-инглиш[13]. В каждой англоговорящей стране он свой. Наверное, ни один язык в мире не претерпел столько искажений, как английский.
— Мне нравится, как вы, англичане, относитесь к этому, — сказала Наташа.
— Как?
— Невозмутимо, как, впрочем, и ко всему остальному.
— Поверхностное наблюдение, — заметил Майкл. — Просто мы хорошо умеем скрывать свои чувства.
— Прославленная английская сдержанность, — подколола его Наташа.] — Снаружи айсберг, внутри вулкан.
Майкл и бровью не повел.
— Так и есть. Надеюсь, что еще не раз заставлю тебя убедиться в этом.
— Ловлю тебя на слове, — улыбнулась Наташа. — Нет, правда, французы, например, очень болезненно реагируют на ошибки и всегда дают тебе это понять. А от англичан или американцев только и слышишь: «Как прекрасно вы говорите по-английски!»
— Но ты Действительно говоришь великолепно.
— Я не о себе. Я в этом смысле скорее исключение, чем правило.
— И еще воплощение скромности.
— Скромность не всегда украшает, — парировала Наташа. — Какой смысл отрицать очевидное? Кстати, я знаю еще один язык, который тоже коверкают все, кому не лень. Русский.
— И как же к этому относятся сами русские?
— Спокойно. И с юмором. Так что это была за песенка?
— Предупреждение водителям, чтобы осмотрительнее вели себя на дороге. «Джа-джа» на йоруба значит «осторожно». Крутят по всем каналам с утра до вечера. На мой взгляд, пустая трата времени. Но сам факт заботы о человеке вызывает уважение.
Наташа снова принялась крутить ручку.
— Ищешь что-нибудь?
— Так, кручу наугад. Вдруг попадется.
— Что именно?
— Тогда в баре… э-э… в «Мериленде». — Наташа вдруг смутилась. Слишком много воспоминаний было связано с этим словом. — Там играли одну песню, на испанском. Я испанского не знаю, поэтому разобрала только одно слово — эль амор.
— Эль амор. Любовь. — Майкл помолчал. — Значит, ты запомнила. Это лишний раз доказывает, что мы с тобой существуем на одной волне.
Он повернулся и посмотрел на нее. Она твердо выдержала его взгляд. Ее лицо загадочно белело в темноте.
— Это был Хулио Иглесиас. Испанец. Новый Хампердинк, сладкоголосый соловей и кумир женщин. Очень модный сейчас человек. Неужели ты о нем не слышала?