Страница:
Схоронив несчастного, мы позавтракали и стали держать совет, что делать.
Решено было прежде всего идти разыскивать наших землемеров. Как всегда, Сускезус шел впереди: сначала мы думали было разрядить в воздух наши ружья, чтобы дать им знать, что мы их ищем, но Сускезус воспротивился этому, так как мы могли этим выдать себя врагу. Он, конечно, был прав, и мы согласились с ним.
ГЛАВА XXVI
Вскоре мы пришли в ту часть леса, где землемеры уже работали, и, руководствуясь их зарубками на деревьях, быстро пришли к тому участку, на котором они трудились в настоящее время. Часа полтора мы шли не останавливаясь, предводительствуемые Сускезусом, как вдруг он разом остановился и тотчас же спрятался за дерево; мы последовали его примеру. Это первое правило воина в лесу — искать прикрытия за стволами деревьев.
— Что такое, Сускезус? — спросил Гурт.
— Нехорошо! Здесь были воины! Быть может, они ушли, а может, и не ушли! Скоро увидите! Раскройте глаза и смотрите!
Мы посмотрели в ту сторону, куда он указал нам рукой, и увидели шагах в трехстах от нас большое каштановое дерево; под ним в траве виднелись чьи-то ноги, как будто человек лежал на спине и спал. Мокасины и онучи были как у индейца, но на таком расстоянии трудно было сказать, были ли то ноги индейца или белого.
— Чьи это ноги? — спросил Гурт краснокожего.
— Не знаю, но думаю — скорее бледнолицего: нога жирная, толстая, а у краснокожего — сухая, жилистая. Большой палец обращен наружу, а у индейца всегда внутрь; так он ходит, так и спит!
— Если это индеец, — сказал Гурт, — я сделаю его своим пленником прежде, чем он успеет вскочить, а если белый, то это кто-нибудь из наших!
Онондаго, вероятно, успел за это время убедиться, что серьезной опасности нет, и не стал протестовать, а только сказал:
— Пойдемте все вместе!
Он быстро зашагал по направлению к большому каштану. Подойдя ближе, мы разом узнали Сама, одного из наших охотников, лежащего на спине; он был мертв; в груди у него зияла большая широкая рана, нанесенная ножом; и с него также был снят скальп.
Все мы были потрясены этим зрелищем. Только один Сускезус оставался невозмутим; по-видимому, он этого ожидал. Осмотрев труп, он с уверенностью сказал: «Он был убит в эту ночь!»
Это было чрезвычайно важно установить; то, что он был убит несколько часов тому назад, говорило, что мы в сравнительной безопасности, потому что индейцы очень редко остаются долго на тех местах, где совершили свое кровавое дело; обыкновенно же, покончив с таким делом в одном месте, они сейчас же идут дальше, подобно тому как проносится над землей ураган. Гурт и тут, не теряя времени, увидел яму, образовавшуюся вследствие того, что большое старое дерево выворотило с корнем. Он отнес в эту яму покойного, завалил яму землей, в чем все мы ему помогали, и в несколько минут тело Сама было погребено. На свежую могилу общими силами навалили тяжелый древесный ствол для защиты от хищников и, прочитав над могилой коротенькую молитву, тронулись дальше.
— Как видите, друзья, — сказал Гурт, — смерть приходит без предупреждения! Несомненно, индейцы прошли здесь, и потому мы должны охранять друг друга, как овчарка своих овец. Будем помнить, что жизнь ненадежная вещь, а смерть — дело верное! Сам, быть может, всего на несколько дней опередил нас; будем же все готовы отдать последний отчет.
— Гурон сделал это недаром, — заметил Сускезус. — Видели вы разницу? Сама они не распяли, не мучили, а просто убили честным ударом в грудь!
— Да, но почему? Быть может, негр раздражил их?
— Мускеруск — великий вождь; спина у него горит от ударов! Я его знаю; он не любит хлыста! Ни один индеец не любит, не терпит! Ни один…
— Так ты думаешь, Бесслед, что бывший пленник Джепа приложил к этому руку? И что военная тропа так же открыта и для личной мести, как и для общественных интересов всего племени?.. Что гурон преследует нас и охотится за нами не столько ради добычи скальпов, сколько ради того, чтобы отомстить за рубцы на спине?
— Несомненно! Три лодки переправились через озеро! Это Мускеруск, я его знаю! Он не будет спать, пока не заживет его спина. Вы видели, что он сделал с негром? А бледнолицего он просто убил, чтобы взять его скальп!
— Так ты думаешь, что столь жестокая участь постигла Петера только потому, что он был негром, и за то, что другой негр побил гурона?
— Да! И это справедливо! Это полезно для его спины, ей стало легче! Повесить негра очень полезно для спины. Джеп это рано или поздно увидит!
Но Джеп был смел, как никто другой, и запугать его было положительно невозможно. Однако на этот раз я заметил, что чернокожее лицо его посерело, как это бывает в сильные морозы. Очевидно, слова Бесследа произвели на него впечатление, и он понял, что ему следует постоянно быть настороже.
— Надеюсь, мистер Корни, что вы не верите ни единому слову из того, что говорит этот индеец? — обратился он ко мне.
— Напротив, Джеп, я ему вполне верю и говорю тебе: будь осторожен! Ведь если тебе случится попасть в руки твоему приятелю Мускеруску, то с тобой поступят еще хуже, чем с Петером! Пусть же это послужит тебе уроком обращаться мягче с твоими пленниками!
— Да много ли я его попорол? Ведь чуточку только! И случай был такой удобный: спина голая на глазах, веревка готовая в руках. Да после всей этой борьбы с ним и сердце еще не успело отойти!
— Да что пользы теперь говорить об этом! Что сделано, то сделано! Теперь этому делу ничем не поможешь; только помни, что если мы попадемся им в руки, они хорошенько с нами рассчитаются, а тебе не видать пощады!
Разговаривая таким образом, мы незаметно отошли приблизительно на две мили от того места, где похоронили бедного Сама, когда онондаго, поднявшись первым на небольшой холм, замахал рукой, давая нам понять, что опять сделал какое-то открытие. На этот раз, судя по его жесту, можно было предположить скорее хорошее, чем ужасное. Так как он при этом остановился, то мы вскоре подошли к нему и тогда увидели то, что он увидел раньше нас.
От того места, где мы стояли, земля спускалась пологим склоном вниз, и так как деревья здесь были очень высокие, а стволы гладкие, без нижних ветвей, то ничто не мешало глазу видеть далеко вперед. Быстрый ручеек сбегал вниз с горы, вытекая из небольшой скалы, а внизу у ручья, расположившись полукругом, сидели Траверс и его два помощника и, по-видимому, ужинали или только что отужинали, так как перед ними еще лежали остатки пиши, а Том, другой наш охотник, сопровождавший их, лежал немного поодаль.
— Слава Богу, — сказал Гурт, — здесь не было даже и переполоха; их не потревожили. Мы поспели вовремя, чтобы предупредить об опасности! Я крикну им сейчас.
— Не кричите, — поспешил остановить его Сускезус, — шум ни к чему хорошему не ведет. Подойдите совсем близко и говорите шепотом!
Так как совет этот был разумный, то мы пошли все вместе к их бивуаку. Но вдруг мне бросилось в глаза, что все они были совершенно неподвижны, и жуткое чувство овладело мной. Страшное подозрение мелькнуло в моем мозгу, но ужас, охвативший меня в тот момент, когда мы подошли к группе, и их мертвенно-бледные лица, их остановившийся взгляд сказали нам, что перед нами не живые товарищи, а мертвецы, — был не меньше от смутного предчувствия.
— Боже правый! — воскликнул Гурт. — Мы пришли слишком поздно!
Только одного Прыгуна нигде не было; его одного мы еще не успели разыскать.
Все эти несчастные были убиты из ружья, и па этот раз я впервые заподозрил в предательстве Прыгуна и, не задумываясь, высказал свое подозрение товарищам.
— Ошибаетесь, — сказал Сускезус с уверенностью. — Прыгун бедный индеец, это правда! Прыгун любит ром, но он не продает друзей. Мускеруск — тот воин, который мстит за себя, а Прыгун любит ром, но он хороший индеец.
Но где же он сам? Из всех оставленных нами здесь людей его одного мы не могли доискаться. Мы повсюду искали его тело, но его нигде не было. Сускезус произвел тщательный осмотр трупов и местности и заявил, что землемер и его товарищи убиты всего три или четыре часа тому назад и что злодеи, убившие их, ушли отсюда не более получаса тому назад.
Мы поспешили похоронить Траверса, его двух помощников и Тома близ ручья, в небольшой пещерке, которая образовалась здесь сама собой. При этом мы убедились, что оружие, заряды, компас и другие вещи, находившиеся в карманах несчастных, были унесены, и хотя индейцы вообще очень редко бывают ворами, но все, что они находят на убитом враге, считают своей законной собственностью и в этом ничем не отличаются от солдат цивилизованных народов. Платья, чертежей и записок Траверса они не тронули, так как эти вещи были им совершенно не нужны.
Погребение совершилось в полном безмолвии; все работали слаженно, с поспешностью и усердием, мысленно сознавая каждый, что эта же участь с минуты на минуту ждет, вероятно, и его.
Вскоре все было окончено, и мы приготовились двинуться дальше. По совету Сускезуса мы решили идти по следам гуронов, так как это было вернейшее средство не быть застигнутыми ими врасплох и скорее подкараулить их, чем быть подкарауленными самим.
Сускезус без труда шел по свежему следу гуронов. Как он полагал, их было человек двенадцать, но как все индейцы, находящиеся на военной тропе, они шли осмотрительно, маскируя следы тем, что ступали один в след другого — с математической точностью и аккуратностью, остерегаясь согнуть ветку или сломать прут. И если бы Сускезус не исследовал следов, оставленных ими на месте злодеяния у ручья, в то время как мы погребали мертвых, то даже и он не мог бы по следу, оставленному гуронами, определить их число. То обстоятельство, что их было втрое больше, чем нас, конечно, не могло нас обнадежить, но зато мы знали, что вступать с ними в открытый бой нам нет расчета.
Первое время след вел в направлении Равенснеста, а затем уклонился в сторону нашей хижины. Таким образом, мы вскоре вышли на свой собственный след. По счастью, индейцы не заметили его, иначе они вернулись бы по нему и напали на нас с тыла. Теперь же мы оказывались в тылу у них и, сознавая, что всякая опасность, может грозить нам только спереди, зорко смотрели вперед и чувствовали себя сравнительно спокойно.
Мы шли очень быстро, но в полном безмолвии, словно на похоронах: в сущности, мы и возвращались с целого ряда похорон. Никогда еще мы не шли так механически послушно за своим предводителем, как теперь, и едва онондаго снимал со следа ногу, как я ставил на ее место мою, а за мной повторяли то же самое Гурт, Дирк и Джеп.
След привел нас к самой хижине, куда мы пришли около полудня. Опасаясь засады, мы соблюдали величайшую осторожность. Не доходя до дома, след уклонился на запад шагах в трехстах от хижины, которая с этого места была видна как на ладони. На этом месте, очевидно, происходило совещание. Предоставив нам поискать следы ближе к дому, Сускезус сам обошел кругом, желая убедиться, не сделали ли индейцы обхода, чтобы подойти к дому с другой стороны; но оказалось, что след вел по прямой линии к Равенснесту.
Но Сускезус не удовольствовался этим; он знал, что опытные индейцы часто оставляют заметный, видимый след лишь для того, чтобы обмануть и ввести в заблуждение. Зная лично Мускеруска, онондаго сознавал, что имеет дело с врагом искусным, коварным и опытным. Чтобы подойти ближе к хижине, Сускезус приказал каждому из нас выбрать себе дерево, за которым можно спрятаться, и, намечая из-за него другое дерево, с быстротою молнии перебегать из-за этого дерева к другому, и так далее, постепенно приближаясь таким способом к дому.
По прошествии десяти минут мы были в двадцати шагах от хижины. Гурт не в состоянии был выдержать еще дольше и, выйдя из-за своего прикрытия, решительным шагом пошел к двери и ударом ноги раскрыл ее настежь. В хижине никого не было. Сускезус обошел ее со всех сторон, а затем заявил, что теперь он уверен, что после нашего ухода никто сюда не заходил. Это нас весьма обрадовало, так как иначе они могли бы узнать о нашем возвращении.
Теперь нам предстояло решить, что делать дальше. Оставаться здесь было опасно и бесполезно.
Следовало попытаться добраться до Равенснеста, хотя это было весьма рискованно. Обсуждая все эти вопросы, те из нас, кто был в состоянии что-нибудь съесть, утолили свой голод. Индеец, находясь на военной тропе, умеет и есть, и голодать, смотря по обстоятельствам, и в этом отношении остается только удивляться, в какой мере эти люди умеют повелевать своей природой.
Пока Сускезус и Джеп усердно поедали все, что было в их распоряжении, а мы заставляли себя ради предосторожности проглотить что-нибудь, чтобы не слишком отощать в пути, — я увидел человеческую фигуру, осторожно подкрадывающуюся между деревьями к дому. В первую минуту я молча указал онондаго на нее, но, вероятно, тот увидел ее еще раньше меня и, продолжая жевать свой ужин, только одобрительно кивнул головой, проговорив:
— Хорошо! Теперь услышим новости: Прыгун пришел.
Действительно, это был Прыгун. Увидев его целым и невредимым, мы невольно вскрикнули от радости. Как и все индейцы, он не поздоровался с нами, а преспокойно и молча уселся тут же среди нас, ожидая расспросов Поспешность и нетерпение — пороки, простительные разве только женщинам, но совершенно не приличествующие воину — в глазах индейцев.
— Хвала Господу, друг мой, что ты вернулся! — воскликнул Гурт. — Добро пожаловать! Хоть тебе-то эти черти гуроны не причинили зла!
— Гуронов в лесу много! Все леса полны… Бледнолицый из форта прислал меня с вестями! — И Прыгун принялся разворачивать край своей рубахи, в которой у него были завернуты четыре письма: одно для меня, другое для Дирка, третье для Гурта и четвертое, написанное рукой Германа Мордаунта, бедному Траверсу.
Вот содержание моего письма.
«Мой отец так занят, что поручил мне написать вам это письмо. Бельстрод вчера прислал нарочного сообщить нам печальные вести о войне и известить нас о его скором прибытии. Мы ждем его сегодня; ходят слухи, что индейцы показались в лесах. У нас принимают всякие меры предосторожности. Отец очень много хлопочет; он настоятельно просит вас собрать всех ваших и безотлагательно спешить к нам. От посланца Бельстрода мы узнали о вашем геройском поведении во время сражения и о том, что вам удалось выйти из боя невредимыми, о чем Бельстрод узнал от мистера Ли, человека крайне оригинального по своему характеру, но и весьма талантливого, как говорит мой отец, который его знает. Надеюсь, что это письмо застанет вас уже в Мусридже и что мы без промедления увидим всех вас у себя.
Аннеке»
В этом письме был еще маленький постскриптум, в который женщины, как утверждают, вкладывают самую важнейшую суть своего письма. Вот этот постскриптум:
«Милый Корни! Мы уже раз пережили с вами вместе ужасные минуты, и если суждено вновь пережить что-либо подобное, то для меня было бы большим утешением видеть вас возле себя, за укреплениями нашего дома, а не знать, что вы в лесу подвергаетесь ежеминутно страшной опасности нападения. Спешите же, прошу вас, как можно скорее сюда!»
И эта приписка была мне много отраднее самого письма. Письмо для Гурта было в таком же духе; он дал мне его прочесть.
«Мистер Мордаунт поручил мне и Аннеке написать вам, чтобы просить вас спешить в Равенснест. Вести приходят все самые тревожные, и наши бедные колонисты охвачены паническим ужасом. Мистер Бельстрод в сопровождении мистера Вордена должен прибыть сюда через несколько часов; все соседи собираются у нас. Что касается меня, то я полагаюсь на милость к нам Провидения, но так как святое Провидение пользуется людьми в качестве своих орудий, то я не знаю человека, к которому питала бы более доверия, чем к Гурту Тен-Эйку.
Мэри Уоллас»
— Клянусь святым Николаем! — громко воскликнул Гурт. — Не правда ли, Корни, на такой призыв нельзя не откликнуться? — и, вскочив на ноги, он стал надевать свой заплечный мешок, или торбу, как мы их называли. — Если мы не будем попусту терять времени, — добавил он, — то поспеем сегодня к ночи в Равенснест!
Я был вполне с ним согласен. Дирк также не протестовал. Его письмо было от самого Германа Мордаунта, который писал ему прямо, без утаек.
«Дорогой Дирк! Индейцы заполняют леса; в наших интересах соединить наши силы. Спешите, ради Бога, присоединиться к нам со всеми вашими товарищами! Я имею основание думать, что не далее как завтра мы увидим не менее сотни индейских воинов у нашего дома.
Подходя к дому, рекомендую вам идти оврагом, тянущимся с северной стороны усадьбы; в нем вы будете под прикрытием и подойдете на расстояние не более ста шагов от ворот.
Таким путем вы легче сумеете пробраться в дом, даже в том случае, если бы он был уже захвачен врагом до вашего прихода. Храни вас Бог, дорогой Дирк, и приведи вас и друзей ваших невредимыми к нам, вашим друзьям!
Герман Мордаунт»
Я быстро пробежал глазами и это письмо, которое мне передал Дирк, и, оставив хижину и все, что в ней было, на произвол судьбы, мы быстро вышли из дома, захватив только оружие и патроны для самозащиты и самую необходимую пищу для поддержания сил во время пути.
Сускезус, по обыкновению, шел впереди, а Прыгун в некотором отдалении от него, по его же следу, на случай непредвиденной опасности. Хотя мы и теперь еще были в тылу у гуронов, однако Сускезус предпочел сойти с их следа и идти к нашей цели кратчайшим путем.
ГЛАВА XXVII
Время было за полдень, когда мы покинули хижину, и никто из нас не надеялся прийти в Равенснест до наступления ночи. Действительно, уже с полчаса как стемнело, когда Сускезус подошел к оврагу. До этого момента ничто не говорило нам о близости врага.
С крыльца дома мистера Мордаунта можно было разом видеть шесть или семь бревенчатых хижин, раскинувшихся на большом расстоянии друг от друга, на разных участках его владения. Дом же Германа Мордаунта слыл в округе цитаделью и стоял на расстоянии полумили от ближайшей лесной опушки.
Но в овраге росло много зеленых деревьев. Положение Германа Мордаунта было достаточно прочное для того, чтобы он мог дать сражение в открытом поле, если бы только у него было сколько нужно людей, по у него было не более семнадцати человек, на которых можно было вполне рассчитывать. Многие его поселенцы были европейцы и совершенно не умели обращаться с огнестрельным оружием, другие же были из числа тех, которые при первой опасности бегут со своими семьями в леса, вместо того чтобы присоединиться к владельцу цитадели. Но были, конечно, и такие, которые баррикадировались в своих бревенчатых хижинах и мужественно, как настоящие герои, отбивались от врага.
Тот, кому знакома индейская манера ведения войны, сразу мог сказать, что так как овраг был единственным местом близ цитадели, где еще сохранилась густая лесная растительность, и, следовательно, мог служить хорошим прикрытием, то именно этим местом и должны были воспользоваться индейцы, чтобы подойти к хижине. Сускезус, а благодаря ему и мы знали это.
Теперь, когда опасность еще более возросла, мы решили быть все время настороже, чтобы нас не застигли врасплох. Каждый из нас знал, что ему делать в случае тревоги. Кроме того, мы все научились искусно подражать крику различных птиц, и эти крики должны были служить для нас сигналами, о которых мы заранее сговорились. Этот способ оповещения на расстоянии изобретен был задолго до нас индейцами, которые весьма часто пользуются им.
Когда мы начали спускаться в овраг, Сускезус и Прыгун шли по-прежнему впереди; мы же, вместо того чтобы идти гуськом, как делали до сих пор, теперь выстроились в одну шеренгу и шли плечо к плечу. Мрак и густолиственность деревьев в овраге делали эту предосторожность необходимой.
Мы спустились в овраг, прошли довольно большой конец и вдруг очутились возле Сускезуса и Прыгуна, которые все время шли впереди нас. Это произошло оттого, что те внезапно остановились, потому что их зоркие глаза заметили признаки присутствия врага. Там, под сводом нависшей над оврагом скалы, человек сорок индейцев, в полном боевом снаряжении, развели костер и расположились вокруг него поужинать. Костер уже догорал, и его последние отблески слабым, дрожащим светом освещали мрачные фигуры краснокожих воинов, сидевших и лежавших кругом. Если бы мы пошли не здесь, то не могли бы их увидеть ниоткуда, и нам не миновать бы опасности попасть в их руки. Но судьба привела наших передовых на такое место, откуда они заметили догоравшие угли костра. Мы были не более чем в сорока шагах от него.
Вблизи шумно бежал поток. Сускезус предложил сделать маленький обход и переправиться через поток, шум которого мог служить нам защитой. Дно потока было в этом месте каменистое. Избирая этот путь, мы оставляли гуронов позади себя, но они, вероятно, не успели бы окончить свой ужин, прежде чем мы доберемся до цитадели. Однако Гурт запротестовал.
— Как, — говорил он, — судьба поставила нас в такое положение, когда мы можем оказать огромную услугу нашим друзьям, внеся переполох в лагерь неприятеля, перепугав их мнимой вылазкой! Ведь тогда они, быть может, откажутся атаковать цитадель! И упустить подобный случай! Нет, это было бы положительно грешно.
Дирк и я поддержали его, даже Джеп встал на нашу сторону.
— Да, мистер Корни, это прекрасный случай отомстить за смерть бедного Петера, — сказал Джеп. — Мы им покажем себя!
Сускезус, как только узнал о нашем решении, ничего не возразил, но тотчас же стал готовиться к бою; Прыгун также.
План наш был чрезвычайно прост: мы должны были дать общий залп с того места, где сейчас находились, а затем с громким криком кинуться на врага с холодным оружием в руках. Самое важное было не задумываться ни на минуту и не останавливаться вблизи костра, где, как ни слаб был его свет, мы все-таки могли быть узнаны, а миновав его, бежать напрямик к воротам Равенснеста.
Мы дали дружный залп почти все разом, затем, в ответ на поднявшийся у костра крик и смятение, ответили громким шумным криком и устремились на ошеломленных индейцев, рубя всех, кто попадался под руку, и пробираясь сквозь их толпу к цитадели. В окружавшей нас темноте трудно было составить себе ясное представление о неожиданном нападении; помню только, что около нас и нам под ноги попадали раненые или убитые, а мы перескакивали через них и опять кололи и рубили и все бежали вперед. Через минуту мы оставили костер за собой; нам вдогонку послали несколько выстрелов наугад, но никто из нас ранен не был. До ворот нам оставалось не более ста шагов, и каждый из нас спешил выбраться поскорее из оврага, кто как мог, так как во время нападения мы поневоле должны были действовать порознь. Поэтому с этого момента я могу говорить только о себе. Я видел, что какие-то люди, прячась за деревья, скользят во мраке, как тени; я думал, что это мои товарищи, но не знал наверняка. Вновь зарядить свои карабины мы не могли, так как времени останавливаться не было. Я не мог выбраться из оврага в том месте, где бежал поток, и принужден был взять немного в сторону, где и взобрался на маленькое возвышение. Это положение было весьма удобное, и я остановился па минуту зарядить свой карабин: в то же время я осматривался, желая определить, где нахожусь.
Там, внизу, в долине, где были постройки колонистов, виднелось двенадцать или пятнадцать догорающих костров — это были хижины поселенцев или их риги и амбары. Но главное здание, то есть сама цитадель, ничуть не пострадала; она стояла, грозная и мрачная, и так как не имела окон снаружи, то в одной из бойниц виднелся только один очень слабый огонек, поданный, вероятно, в качестве сигнала. И в самом здании, и кругом царила полная тишина; позади меня, там, в овраге, и за ним, в долине, тоже все было спокойно, но в этом спокойствии было что-то жуткое.
Оставаться дольше на этой возвышенности было невозможно, и я решил бежать со всех ног к воротам. Двумя прыжками я выбрался на равнину и увидел, что впереди меня бежали еще двое, из которых один как будто крепко вцепился в другого и держал его.
Так как оба направлялись к дому, то я окликнул: «Кто идет? «
— Ах, Корни, это вы! Ну, слава Богу! Вы как раз вовремя, чтобы помочь мне тащить этого гурона; я изловил его, обезоружил и взял в плен, но он упирается так, что мочи моей нет. Подсобите мне пинками или кулаками, как хотите!
Но я слишком хорошо помнил мстительность индейцев, чтобы решиться на подобные меры, и потому просто схватил пленника за руку повыше локтя и стал тащить и толкать вперед. Вскоре мы добрались до ворот, которые тотчас же отворились, и мы были встречены самим хозяином и десятком вооруженных слуг.
Выстрелы привлекли внимание Германа Мордаунта, и он понял, что, значит, мы идем, и стоял все время у ворот наготове, чтобы впустить нас, как только мы к ним подойдем. Все мы добежали до ворот почти одновременно. Благодаря тому что нападение было произведено нами так неожиданно, мы успели укрыться в цитадели. А когда ворота форта Равенснест закрылись за нами, всякая немедленная опасность для нас миновала.
Решено было прежде всего идти разыскивать наших землемеров. Как всегда, Сускезус шел впереди: сначала мы думали было разрядить в воздух наши ружья, чтобы дать им знать, что мы их ищем, но Сускезус воспротивился этому, так как мы могли этим выдать себя врагу. Он, конечно, был прав, и мы согласились с ним.
ГЛАВА XXVI
Это слишком ужасно! Самая скучная человеческая жизнь, которуюгнетут и старость, и нищета, и горе, и страдания, является раемв сравнении с тем, чего мы ожидаем от смерти
Шекспир «Мера за меру»
Вскоре мы пришли в ту часть леса, где землемеры уже работали, и, руководствуясь их зарубками на деревьях, быстро пришли к тому участку, на котором они трудились в настоящее время. Часа полтора мы шли не останавливаясь, предводительствуемые Сускезусом, как вдруг он разом остановился и тотчас же спрятался за дерево; мы последовали его примеру. Это первое правило воина в лесу — искать прикрытия за стволами деревьев.
— Что такое, Сускезус? — спросил Гурт.
— Нехорошо! Здесь были воины! Быть может, они ушли, а может, и не ушли! Скоро увидите! Раскройте глаза и смотрите!
Мы посмотрели в ту сторону, куда он указал нам рукой, и увидели шагах в трехстах от нас большое каштановое дерево; под ним в траве виднелись чьи-то ноги, как будто человек лежал на спине и спал. Мокасины и онучи были как у индейца, но на таком расстоянии трудно было сказать, были ли то ноги индейца или белого.
— Чьи это ноги? — спросил Гурт краснокожего.
— Не знаю, но думаю — скорее бледнолицего: нога жирная, толстая, а у краснокожего — сухая, жилистая. Большой палец обращен наружу, а у индейца всегда внутрь; так он ходит, так и спит!
— Если это индеец, — сказал Гурт, — я сделаю его своим пленником прежде, чем он успеет вскочить, а если белый, то это кто-нибудь из наших!
Онондаго, вероятно, успел за это время убедиться, что серьезной опасности нет, и не стал протестовать, а только сказал:
— Пойдемте все вместе!
Он быстро зашагал по направлению к большому каштану. Подойдя ближе, мы разом узнали Сама, одного из наших охотников, лежащего на спине; он был мертв; в груди у него зияла большая широкая рана, нанесенная ножом; и с него также был снят скальп.
Все мы были потрясены этим зрелищем. Только один Сускезус оставался невозмутим; по-видимому, он этого ожидал. Осмотрев труп, он с уверенностью сказал: «Он был убит в эту ночь!»
Это было чрезвычайно важно установить; то, что он был убит несколько часов тому назад, говорило, что мы в сравнительной безопасности, потому что индейцы очень редко остаются долго на тех местах, где совершили свое кровавое дело; обыкновенно же, покончив с таким делом в одном месте, они сейчас же идут дальше, подобно тому как проносится над землей ураган. Гурт и тут, не теряя времени, увидел яму, образовавшуюся вследствие того, что большое старое дерево выворотило с корнем. Он отнес в эту яму покойного, завалил яму землей, в чем все мы ему помогали, и в несколько минут тело Сама было погребено. На свежую могилу общими силами навалили тяжелый древесный ствол для защиты от хищников и, прочитав над могилой коротенькую молитву, тронулись дальше.
— Как видите, друзья, — сказал Гурт, — смерть приходит без предупреждения! Несомненно, индейцы прошли здесь, и потому мы должны охранять друг друга, как овчарка своих овец. Будем помнить, что жизнь ненадежная вещь, а смерть — дело верное! Сам, быть может, всего на несколько дней опередил нас; будем же все готовы отдать последний отчет.
— Гурон сделал это недаром, — заметил Сускезус. — Видели вы разницу? Сама они не распяли, не мучили, а просто убили честным ударом в грудь!
— Да, но почему? Быть может, негр раздражил их?
— Мускеруск — великий вождь; спина у него горит от ударов! Я его знаю; он не любит хлыста! Ни один индеец не любит, не терпит! Ни один…
— Так ты думаешь, Бесслед, что бывший пленник Джепа приложил к этому руку? И что военная тропа так же открыта и для личной мести, как и для общественных интересов всего племени?.. Что гурон преследует нас и охотится за нами не столько ради добычи скальпов, сколько ради того, чтобы отомстить за рубцы на спине?
— Несомненно! Три лодки переправились через озеро! Это Мускеруск, я его знаю! Он не будет спать, пока не заживет его спина. Вы видели, что он сделал с негром? А бледнолицего он просто убил, чтобы взять его скальп!
— Так ты думаешь, что столь жестокая участь постигла Петера только потому, что он был негром, и за то, что другой негр побил гурона?
— Да! И это справедливо! Это полезно для его спины, ей стало легче! Повесить негра очень полезно для спины. Джеп это рано или поздно увидит!
Но Джеп был смел, как никто другой, и запугать его было положительно невозможно. Однако на этот раз я заметил, что чернокожее лицо его посерело, как это бывает в сильные морозы. Очевидно, слова Бесследа произвели на него впечатление, и он понял, что ему следует постоянно быть настороже.
— Надеюсь, мистер Корни, что вы не верите ни единому слову из того, что говорит этот индеец? — обратился он ко мне.
— Напротив, Джеп, я ему вполне верю и говорю тебе: будь осторожен! Ведь если тебе случится попасть в руки твоему приятелю Мускеруску, то с тобой поступят еще хуже, чем с Петером! Пусть же это послужит тебе уроком обращаться мягче с твоими пленниками!
— Да много ли я его попорол? Ведь чуточку только! И случай был такой удобный: спина голая на глазах, веревка готовая в руках. Да после всей этой борьбы с ним и сердце еще не успело отойти!
— Да что пользы теперь говорить об этом! Что сделано, то сделано! Теперь этому делу ничем не поможешь; только помни, что если мы попадемся им в руки, они хорошенько с нами рассчитаются, а тебе не видать пощады!
Разговаривая таким образом, мы незаметно отошли приблизительно на две мили от того места, где похоронили бедного Сама, когда онондаго, поднявшись первым на небольшой холм, замахал рукой, давая нам понять, что опять сделал какое-то открытие. На этот раз, судя по его жесту, можно было предположить скорее хорошее, чем ужасное. Так как он при этом остановился, то мы вскоре подошли к нему и тогда увидели то, что он увидел раньше нас.
От того места, где мы стояли, земля спускалась пологим склоном вниз, и так как деревья здесь были очень высокие, а стволы гладкие, без нижних ветвей, то ничто не мешало глазу видеть далеко вперед. Быстрый ручеек сбегал вниз с горы, вытекая из небольшой скалы, а внизу у ручья, расположившись полукругом, сидели Траверс и его два помощника и, по-видимому, ужинали или только что отужинали, так как перед ними еще лежали остатки пиши, а Том, другой наш охотник, сопровождавший их, лежал немного поодаль.
— Слава Богу, — сказал Гурт, — здесь не было даже и переполоха; их не потревожили. Мы поспели вовремя, чтобы предупредить об опасности! Я крикну им сейчас.
— Не кричите, — поспешил остановить его Сускезус, — шум ни к чему хорошему не ведет. Подойдите совсем близко и говорите шепотом!
Так как совет этот был разумный, то мы пошли все вместе к их бивуаку. Но вдруг мне бросилось в глаза, что все они были совершенно неподвижны, и жуткое чувство овладело мной. Страшное подозрение мелькнуло в моем мозгу, но ужас, охвативший меня в тот момент, когда мы подошли к группе, и их мертвенно-бледные лица, их остановившийся взгляд сказали нам, что перед нами не живые товарищи, а мертвецы, — был не меньше от смутного предчувствия.
— Боже правый! — воскликнул Гурт. — Мы пришли слишком поздно!
Только одного Прыгуна нигде не было; его одного мы еще не успели разыскать.
Все эти несчастные были убиты из ружья, и па этот раз я впервые заподозрил в предательстве Прыгуна и, не задумываясь, высказал свое подозрение товарищам.
— Ошибаетесь, — сказал Сускезус с уверенностью. — Прыгун бедный индеец, это правда! Прыгун любит ром, но он не продает друзей. Мускеруск — тот воин, который мстит за себя, а Прыгун любит ром, но он хороший индеец.
Но где же он сам? Из всех оставленных нами здесь людей его одного мы не могли доискаться. Мы повсюду искали его тело, но его нигде не было. Сускезус произвел тщательный осмотр трупов и местности и заявил, что землемер и его товарищи убиты всего три или четыре часа тому назад и что злодеи, убившие их, ушли отсюда не более получаса тому назад.
Мы поспешили похоронить Траверса, его двух помощников и Тома близ ручья, в небольшой пещерке, которая образовалась здесь сама собой. При этом мы убедились, что оружие, заряды, компас и другие вещи, находившиеся в карманах несчастных, были унесены, и хотя индейцы вообще очень редко бывают ворами, но все, что они находят на убитом враге, считают своей законной собственностью и в этом ничем не отличаются от солдат цивилизованных народов. Платья, чертежей и записок Траверса они не тронули, так как эти вещи были им совершенно не нужны.
Погребение совершилось в полном безмолвии; все работали слаженно, с поспешностью и усердием, мысленно сознавая каждый, что эта же участь с минуты на минуту ждет, вероятно, и его.
Вскоре все было окончено, и мы приготовились двинуться дальше. По совету Сускезуса мы решили идти по следам гуронов, так как это было вернейшее средство не быть застигнутыми ими врасплох и скорее подкараулить их, чем быть подкарауленными самим.
Сускезус без труда шел по свежему следу гуронов. Как он полагал, их было человек двенадцать, но как все индейцы, находящиеся на военной тропе, они шли осмотрительно, маскируя следы тем, что ступали один в след другого — с математической точностью и аккуратностью, остерегаясь согнуть ветку или сломать прут. И если бы Сускезус не исследовал следов, оставленных ими на месте злодеяния у ручья, в то время как мы погребали мертвых, то даже и он не мог бы по следу, оставленному гуронами, определить их число. То обстоятельство, что их было втрое больше, чем нас, конечно, не могло нас обнадежить, но зато мы знали, что вступать с ними в открытый бой нам нет расчета.
Первое время след вел в направлении Равенснеста, а затем уклонился в сторону нашей хижины. Таким образом, мы вскоре вышли на свой собственный след. По счастью, индейцы не заметили его, иначе они вернулись бы по нему и напали на нас с тыла. Теперь же мы оказывались в тылу у них и, сознавая, что всякая опасность, может грозить нам только спереди, зорко смотрели вперед и чувствовали себя сравнительно спокойно.
Мы шли очень быстро, но в полном безмолвии, словно на похоронах: в сущности, мы и возвращались с целого ряда похорон. Никогда еще мы не шли так механически послушно за своим предводителем, как теперь, и едва онондаго снимал со следа ногу, как я ставил на ее место мою, а за мной повторяли то же самое Гурт, Дирк и Джеп.
След привел нас к самой хижине, куда мы пришли около полудня. Опасаясь засады, мы соблюдали величайшую осторожность. Не доходя до дома, след уклонился на запад шагах в трехстах от хижины, которая с этого места была видна как на ладони. На этом месте, очевидно, происходило совещание. Предоставив нам поискать следы ближе к дому, Сускезус сам обошел кругом, желая убедиться, не сделали ли индейцы обхода, чтобы подойти к дому с другой стороны; но оказалось, что след вел по прямой линии к Равенснесту.
Но Сускезус не удовольствовался этим; он знал, что опытные индейцы часто оставляют заметный, видимый след лишь для того, чтобы обмануть и ввести в заблуждение. Зная лично Мускеруска, онондаго сознавал, что имеет дело с врагом искусным, коварным и опытным. Чтобы подойти ближе к хижине, Сускезус приказал каждому из нас выбрать себе дерево, за которым можно спрятаться, и, намечая из-за него другое дерево, с быстротою молнии перебегать из-за этого дерева к другому, и так далее, постепенно приближаясь таким способом к дому.
По прошествии десяти минут мы были в двадцати шагах от хижины. Гурт не в состоянии был выдержать еще дольше и, выйдя из-за своего прикрытия, решительным шагом пошел к двери и ударом ноги раскрыл ее настежь. В хижине никого не было. Сускезус обошел ее со всех сторон, а затем заявил, что теперь он уверен, что после нашего ухода никто сюда не заходил. Это нас весьма обрадовало, так как иначе они могли бы узнать о нашем возвращении.
Теперь нам предстояло решить, что делать дальше. Оставаться здесь было опасно и бесполезно.
Следовало попытаться добраться до Равенснеста, хотя это было весьма рискованно. Обсуждая все эти вопросы, те из нас, кто был в состоянии что-нибудь съесть, утолили свой голод. Индеец, находясь на военной тропе, умеет и есть, и голодать, смотря по обстоятельствам, и в этом отношении остается только удивляться, в какой мере эти люди умеют повелевать своей природой.
Пока Сускезус и Джеп усердно поедали все, что было в их распоряжении, а мы заставляли себя ради предосторожности проглотить что-нибудь, чтобы не слишком отощать в пути, — я увидел человеческую фигуру, осторожно подкрадывающуюся между деревьями к дому. В первую минуту я молча указал онондаго на нее, но, вероятно, тот увидел ее еще раньше меня и, продолжая жевать свой ужин, только одобрительно кивнул головой, проговорив:
— Хорошо! Теперь услышим новости: Прыгун пришел.
Действительно, это был Прыгун. Увидев его целым и невредимым, мы невольно вскрикнули от радости. Как и все индейцы, он не поздоровался с нами, а преспокойно и молча уселся тут же среди нас, ожидая расспросов Поспешность и нетерпение — пороки, простительные разве только женщинам, но совершенно не приличествующие воину — в глазах индейцев.
— Хвала Господу, друг мой, что ты вернулся! — воскликнул Гурт. — Добро пожаловать! Хоть тебе-то эти черти гуроны не причинили зла!
— Гуронов в лесу много! Все леса полны… Бледнолицый из форта прислал меня с вестями! — И Прыгун принялся разворачивать край своей рубахи, в которой у него были завернуты четыре письма: одно для меня, другое для Дирка, третье для Гурта и четвертое, написанное рукой Германа Мордаунта, бедному Траверсу.
Вот содержание моего письма.
«Мой отец так занят, что поручил мне написать вам это письмо. Бельстрод вчера прислал нарочного сообщить нам печальные вести о войне и известить нас о его скором прибытии. Мы ждем его сегодня; ходят слухи, что индейцы показались в лесах. У нас принимают всякие меры предосторожности. Отец очень много хлопочет; он настоятельно просит вас собрать всех ваших и безотлагательно спешить к нам. От посланца Бельстрода мы узнали о вашем геройском поведении во время сражения и о том, что вам удалось выйти из боя невредимыми, о чем Бельстрод узнал от мистера Ли, человека крайне оригинального по своему характеру, но и весьма талантливого, как говорит мой отец, который его знает. Надеюсь, что это письмо застанет вас уже в Мусридже и что мы без промедления увидим всех вас у себя.
Аннеке»
В этом письме был еще маленький постскриптум, в который женщины, как утверждают, вкладывают самую важнейшую суть своего письма. Вот этот постскриптум:
«Милый Корни! Мы уже раз пережили с вами вместе ужасные минуты, и если суждено вновь пережить что-либо подобное, то для меня было бы большим утешением видеть вас возле себя, за укреплениями нашего дома, а не знать, что вы в лесу подвергаетесь ежеминутно страшной опасности нападения. Спешите же, прошу вас, как можно скорее сюда!»
И эта приписка была мне много отраднее самого письма. Письмо для Гурта было в таком же духе; он дал мне его прочесть.
«Мистер Мордаунт поручил мне и Аннеке написать вам, чтобы просить вас спешить в Равенснест. Вести приходят все самые тревожные, и наши бедные колонисты охвачены паническим ужасом. Мистер Бельстрод в сопровождении мистера Вордена должен прибыть сюда через несколько часов; все соседи собираются у нас. Что касается меня, то я полагаюсь на милость к нам Провидения, но так как святое Провидение пользуется людьми в качестве своих орудий, то я не знаю человека, к которому питала бы более доверия, чем к Гурту Тен-Эйку.
Мэри Уоллас»
— Клянусь святым Николаем! — громко воскликнул Гурт. — Не правда ли, Корни, на такой призыв нельзя не откликнуться? — и, вскочив на ноги, он стал надевать свой заплечный мешок, или торбу, как мы их называли. — Если мы не будем попусту терять времени, — добавил он, — то поспеем сегодня к ночи в Равенснест!
Я был вполне с ним согласен. Дирк также не протестовал. Его письмо было от самого Германа Мордаунта, который писал ему прямо, без утаек.
«Дорогой Дирк! Индейцы заполняют леса; в наших интересах соединить наши силы. Спешите, ради Бога, присоединиться к нам со всеми вашими товарищами! Я имею основание думать, что не далее как завтра мы увидим не менее сотни индейских воинов у нашего дома.
Подходя к дому, рекомендую вам идти оврагом, тянущимся с северной стороны усадьбы; в нем вы будете под прикрытием и подойдете на расстояние не более ста шагов от ворот.
Таким путем вы легче сумеете пробраться в дом, даже в том случае, если бы он был уже захвачен врагом до вашего прихода. Храни вас Бог, дорогой Дирк, и приведи вас и друзей ваших невредимыми к нам, вашим друзьям!
Герман Мордаунт»
Я быстро пробежал глазами и это письмо, которое мне передал Дирк, и, оставив хижину и все, что в ней было, на произвол судьбы, мы быстро вышли из дома, захватив только оружие и патроны для самозащиты и самую необходимую пищу для поддержания сил во время пути.
Сускезус, по обыкновению, шел впереди, а Прыгун в некотором отдалении от него, по его же следу, на случай непредвиденной опасности. Хотя мы и теперь еще были в тылу у гуронов, однако Сускезус предпочел сойти с их следа и идти к нашей цели кратчайшим путем.
ГЛАВА XXVII
У отца моего была девушка, которая полюбила юношу. Как быть, может, я полюбил бы вашу милость, будь я женщина!
Шекспир «Двенадцатая ночь»
Время было за полдень, когда мы покинули хижину, и никто из нас не надеялся прийти в Равенснест до наступления ночи. Действительно, уже с полчаса как стемнело, когда Сускезус подошел к оврагу. До этого момента ничто не говорило нам о близости врага.
С крыльца дома мистера Мордаунта можно было разом видеть шесть или семь бревенчатых хижин, раскинувшихся на большом расстоянии друг от друга, на разных участках его владения. Дом же Германа Мордаунта слыл в округе цитаделью и стоял на расстоянии полумили от ближайшей лесной опушки.
Но в овраге росло много зеленых деревьев. Положение Германа Мордаунта было достаточно прочное для того, чтобы он мог дать сражение в открытом поле, если бы только у него было сколько нужно людей, по у него было не более семнадцати человек, на которых можно было вполне рассчитывать. Многие его поселенцы были европейцы и совершенно не умели обращаться с огнестрельным оружием, другие же были из числа тех, которые при первой опасности бегут со своими семьями в леса, вместо того чтобы присоединиться к владельцу цитадели. Но были, конечно, и такие, которые баррикадировались в своих бревенчатых хижинах и мужественно, как настоящие герои, отбивались от врага.
Тот, кому знакома индейская манера ведения войны, сразу мог сказать, что так как овраг был единственным местом близ цитадели, где еще сохранилась густая лесная растительность, и, следовательно, мог служить хорошим прикрытием, то именно этим местом и должны были воспользоваться индейцы, чтобы подойти к хижине. Сускезус, а благодаря ему и мы знали это.
Теперь, когда опасность еще более возросла, мы решили быть все время настороже, чтобы нас не застигли врасплох. Каждый из нас знал, что ему делать в случае тревоги. Кроме того, мы все научились искусно подражать крику различных птиц, и эти крики должны были служить для нас сигналами, о которых мы заранее сговорились. Этот способ оповещения на расстоянии изобретен был задолго до нас индейцами, которые весьма часто пользуются им.
Когда мы начали спускаться в овраг, Сускезус и Прыгун шли по-прежнему впереди; мы же, вместо того чтобы идти гуськом, как делали до сих пор, теперь выстроились в одну шеренгу и шли плечо к плечу. Мрак и густолиственность деревьев в овраге делали эту предосторожность необходимой.
Мы спустились в овраг, прошли довольно большой конец и вдруг очутились возле Сускезуса и Прыгуна, которые все время шли впереди нас. Это произошло оттого, что те внезапно остановились, потому что их зоркие глаза заметили признаки присутствия врага. Там, под сводом нависшей над оврагом скалы, человек сорок индейцев, в полном боевом снаряжении, развели костер и расположились вокруг него поужинать. Костер уже догорал, и его последние отблески слабым, дрожащим светом освещали мрачные фигуры краснокожих воинов, сидевших и лежавших кругом. Если бы мы пошли не здесь, то не могли бы их увидеть ниоткуда, и нам не миновать бы опасности попасть в их руки. Но судьба привела наших передовых на такое место, откуда они заметили догоравшие угли костра. Мы были не более чем в сорока шагах от него.
Вблизи шумно бежал поток. Сускезус предложил сделать маленький обход и переправиться через поток, шум которого мог служить нам защитой. Дно потока было в этом месте каменистое. Избирая этот путь, мы оставляли гуронов позади себя, но они, вероятно, не успели бы окончить свой ужин, прежде чем мы доберемся до цитадели. Однако Гурт запротестовал.
— Как, — говорил он, — судьба поставила нас в такое положение, когда мы можем оказать огромную услугу нашим друзьям, внеся переполох в лагерь неприятеля, перепугав их мнимой вылазкой! Ведь тогда они, быть может, откажутся атаковать цитадель! И упустить подобный случай! Нет, это было бы положительно грешно.
Дирк и я поддержали его, даже Джеп встал на нашу сторону.
— Да, мистер Корни, это прекрасный случай отомстить за смерть бедного Петера, — сказал Джеп. — Мы им покажем себя!
Сускезус, как только узнал о нашем решении, ничего не возразил, но тотчас же стал готовиться к бою; Прыгун также.
План наш был чрезвычайно прост: мы должны были дать общий залп с того места, где сейчас находились, а затем с громким криком кинуться на врага с холодным оружием в руках. Самое важное было не задумываться ни на минуту и не останавливаться вблизи костра, где, как ни слаб был его свет, мы все-таки могли быть узнаны, а миновав его, бежать напрямик к воротам Равенснеста.
Мы дали дружный залп почти все разом, затем, в ответ на поднявшийся у костра крик и смятение, ответили громким шумным криком и устремились на ошеломленных индейцев, рубя всех, кто попадался под руку, и пробираясь сквозь их толпу к цитадели. В окружавшей нас темноте трудно было составить себе ясное представление о неожиданном нападении; помню только, что около нас и нам под ноги попадали раненые или убитые, а мы перескакивали через них и опять кололи и рубили и все бежали вперед. Через минуту мы оставили костер за собой; нам вдогонку послали несколько выстрелов наугад, но никто из нас ранен не был. До ворот нам оставалось не более ста шагов, и каждый из нас спешил выбраться поскорее из оврага, кто как мог, так как во время нападения мы поневоле должны были действовать порознь. Поэтому с этого момента я могу говорить только о себе. Я видел, что какие-то люди, прячась за деревья, скользят во мраке, как тени; я думал, что это мои товарищи, но не знал наверняка. Вновь зарядить свои карабины мы не могли, так как времени останавливаться не было. Я не мог выбраться из оврага в том месте, где бежал поток, и принужден был взять немного в сторону, где и взобрался на маленькое возвышение. Это положение было весьма удобное, и я остановился па минуту зарядить свой карабин: в то же время я осматривался, желая определить, где нахожусь.
Там, внизу, в долине, где были постройки колонистов, виднелось двенадцать или пятнадцать догорающих костров — это были хижины поселенцев или их риги и амбары. Но главное здание, то есть сама цитадель, ничуть не пострадала; она стояла, грозная и мрачная, и так как не имела окон снаружи, то в одной из бойниц виднелся только один очень слабый огонек, поданный, вероятно, в качестве сигнала. И в самом здании, и кругом царила полная тишина; позади меня, там, в овраге, и за ним, в долине, тоже все было спокойно, но в этом спокойствии было что-то жуткое.
Оставаться дольше на этой возвышенности было невозможно, и я решил бежать со всех ног к воротам. Двумя прыжками я выбрался на равнину и увидел, что впереди меня бежали еще двое, из которых один как будто крепко вцепился в другого и держал его.
Так как оба направлялись к дому, то я окликнул: «Кто идет? «
— Ах, Корни, это вы! Ну, слава Богу! Вы как раз вовремя, чтобы помочь мне тащить этого гурона; я изловил его, обезоружил и взял в плен, но он упирается так, что мочи моей нет. Подсобите мне пинками или кулаками, как хотите!
Но я слишком хорошо помнил мстительность индейцев, чтобы решиться на подобные меры, и потому просто схватил пленника за руку повыше локтя и стал тащить и толкать вперед. Вскоре мы добрались до ворот, которые тотчас же отворились, и мы были встречены самим хозяином и десятком вооруженных слуг.
Выстрелы привлекли внимание Германа Мордаунта, и он понял, что, значит, мы идем, и стоял все время у ворот наготове, чтобы впустить нас, как только мы к ним подойдем. Все мы добежали до ворот почти одновременно. Благодаря тому что нападение было произведено нами так неожиданно, мы успели укрыться в цитадели. А когда ворота форта Равенснест закрылись за нами, всякая немедленная опасность для нас миновала.