Страница:
Поэтому проблемы удержания рабов в подчинении,14 принуждения их к работе занимают большое место в произведениях Либания и Иоанна Златоуста. Они детально рассматриваются ими с самой начальной стадии - с момента приобретения раба. При покупке раба они рекомендуют обращать особое внимание на его характер, поведение (MPG, 49, 207; 51, 226; 49, 239). Приобретение покорного, послушного раба - гарантия· его спокойной эксплуатации. Строптивых рабов продавали за полцены, а особенно непокорных - отдавали даже даром (MPG, 55, 178). Вопрос о характере и поведении раба при его покупке, судя по свидетельствам наших авторов, приобретал в IV в; особенно большое значение именно потому, что все большая часть рабов использовалась теперь в домашнем хозяйстве рабовладельцев, а не на производстве, где был более легко осуществим постоянный контроль над их работой. В домашнем хозяйстве, где рабу нередко приходилось выполнять самые разнообразные работы и поручения, рабовладелец часто не мог контролировать процесс их выполнения, и у раба были широкие возможности уклоняться от работы (MPG, 47, 342). Поэтому проблемы эффективного контроля над деятельностью домашних рабов, интенсивного использования их труда в домашнем хозяйстве занимают и Либания и Златоуста (MPG, 47, 314; Liban., XXV).
Стремясь создать определенную заинтересованность у рабов в результатах своего труда, антиохийские рабовладельцы широко применяли различные формы поощрения наиболее усердных и преданных рабов - освобождение от работы в праздники, подарки, разрешение в свободное от работы на господина время подрабатывать на стороне, обзаводиться собственным имуществом и, наконец, отпуск рабов на свободу (MPG, 57, 215; 56, 111; 48, 52; 51, 265).15 Как видно из свидетельств Иоанна Златоуста, рабы в Антиохии иногда пользовались большой самостоятельностью, вели собственное дело, занимали деньги у своих господ, даже имели собственных рабов (MPG, 49, 206; 58, 571). Вольноотпущенники обычно продолжали оставаться тесно связанными с домом господина обязательством продолжать у него свою прежнюю службу (MPG, 51, 265). Но, судя по единственному у Златоуста упоминанию о вольноотпущенниках, количество их было невелико и отпуск рабов уже не носил массового характера в Антиохии IV в, Возможность приработка, накопления собственных средств открывала перед рабом возможность выкупа из рабства, получения полной свободы. Иоанн Златоуст говорит о выкупе рабов, как о весьма широко распространенном явлении (MPG, 48, 522).
Однако различные формы поощрения рабов в IV в. не являлись главными средствами стимулирования их деятельности. Ими по-прежнему являлись разного рода наказания (MPG, 48, 1003). Порка (MPG, 48, 936), заключение в карцер (MPG, 48, 891), колодки (MPG, 54, 366), перевод на наиболее тяжелые черновые работы (например на работу на мельнице - Liban:, XXV, 13) были обычными средствами "воспитания" рабов. Если этих "домашних" мер оказывалось недостаточно, рабовладелец мог прибегнуть к помощи муниципальной организации, чиновной администрации, поместить своего непокорного раба в тюрьму (MPG, 48, 891; Liban., XIV, 45). Целый ряд наказаний был рассчитан на общественное воздействие коллектива рабовладельцев. Иоанн Златоуст говорит, что провинившихся рабов, заключенных в наказание в колодки, рабовладельцы далеко не всегда держат дома. Если господа считали это наказание недостаточным, они нередко посылали рабов в колодках в город с различными поручениями, рассчитывая на "воспитательное" воздействие других рабовладельцев на раба-колодника, который рассматривался на улицах города как преступник, подвергался ударам и оскорблениям со стороны проходивших рабовладельцев (Liban., XXV, 21). Точно так же господа иногда поступали с клеймеными рабами. По словам Либания, при хорошем поведении господин разрешал клейменому рабу отпустить волосы на лоб и "скрыть свой позор". В случае же его дурного поведения господин приказывал обрить его лоб и тем самым выставлял раба на всеобщее общественное осуждение рабовладельцев (Liban., XXV, 21). "Меченый" раб встречал совершенно иное отношение к себе со стороны рабовладельцев. И Либаний и Златоуст с ненавистью и страхом говорят о меченых рабах (Liban., XXVI, 32; MPG, 47, 339). К ним относились как к заведомым преступникам. Такого раба, по словам Либания, всякий мог безнаказанно ударить, оскорбить (XXV, 21; XXVI, 32). Все эти факты говорят о том, что общественное воздействие на рабов со стороны коллектива рабовладельцев и в IV в. играло важную роль в поддержании их господства над рабом.
В то же время, наряду с этим "гражданским воспитанием" рабов, все большую роль приобретало церковное. Проповеди Иоанна Златоуста предельно ясно показывают, какое большое внимание антиохийская церковь уделяла проблеме рабства, вопросам отношений рабов с господами, укреплению своего влияния среди рабов. Златоуст в своих проповедях часто затрагивал проблему рабства, обращался непосредственно к рабам, которых было немало среди его слушателей. Его отношение к рабству достаточно убедительно свидетельствует о том, что христианская церковь даже в лице ее наиболее радикально настроенных представителей отнюдь не играла ведущей роли в борьбе против рабства, как это полагают многие буржуазные исследователи.16 Иоанн Златоуст нигде не выступал против рабства как института, не требовал его ликвидации. Правда, христианство не признавало рабство естественным институтом. Но таким его не признавала и языческая идеология. Язычник Либаний также считал раба человеком (Liban., LIX, 11). Также рассматривало его и государственное рабовладельческое право, признававшее институт рабства несправедливым.17 Но и те и другие считали рабство исторически сложившимся институтом, имевшим право на существование. Постоянными ссылками на обилие "греховных деяний" своих современников Иоанн Златоуст целиком оправдывал существование рабства как справедливого наказания за грехи (MPG, 53, 269-270; 54, 595, 599; 61, 157, 353-354; 63, 640). Крайне глухо звучат в его проповедях призывы к освобождению рабов рабовладельцами. Зато он резко обрушивался на тех, кто пытался истолковывать некоторые высказывания Павла о рабстве, как его призыв к освобождению от рабства (MPG, 61, 156). Такая мысль, убеждал своих слушателей Иоанн Златоуст, находилась в полном противоречии с мнением Павла. "Я не осуждаю тех, кто имеет дома, поля, деньги, рабов", прямо заявлял Иоанн Златоуст в своих проповедях (MPG, 59, 123). Его позиция в вопросе о рабстве лишний раз показывает, что "христианство совершенно неповинно в отмирании рабства".18 Само являвшееся продуктом распада рабовладельческого общества, оно лишь отражало и идейно оформляло эволюцию экономических, социальных отношений.
Как показывает проповедническая деятельность Иоанна Златоуста, антиохийская церковь больше всего заботилась о том, чтобы превратить рабство, основанное на прямом насильственном принуждении, в рабство "по убеждению". Стремление убедить рабов в необходимости служить своим господам "как самому богу", красной нитью проходит через его выступления (MPG, 61, 137). Христианская проповедь уважения к труду, добросовестного отношения к своим обязанностям, как одной из основных форм служения богу,19 также была призвана смягчить незаинтересованность раба в своем труде, облегчить его эксплуатацию рабовладельцу.
В то же время антиохийский материал показывает, что в IV в. постепенно ослабевает коллективная солидарность рабовладельцев, обязывавшая их, независимо от собственных интересов, придерживаться единых норм отношения к рабам. Либаний, стоявший на традиционных позициях строгого единства всех рабовладельцев, резко выступал против лиц, мягко обращавшихся с рабами или позволявших своим рабам оскорблять свободных (XXVIII, 6). Его выступления свидетельствуют насколько интенсивно разрушалось в IV в. антирабское единство городского гражданского коллектива.
Прежде всего притуплялись антирабские настроения трудового населения, народных масс города. Всеобщее бесправие, прикрепление ремесленников к своей профессии, произвол властей - все это низводило основную массу свободных на положение фактически мало чем отличавшееся от положения рабов. Не случайно и Иоанн Златоуст и Либаний так часто сравнивают реальное положение свободных и рабов и нередко сравнение оказывается не в пользу свободных. По словам Иоанна Златоуста, свобода "становится хуже рабства" (MPG, 58, 326). Либаний говорит о том, что многие свободные ремесленники живут "хуже, чем рабы" (XXV, 36). Случаи продажи членов семьи для уплаты задолженности государству и долгов частным лицам, самопродажи в рабство, получившие широкое распространение в IV в. (CJ, IV, 43, 2 (329 г.); VIII, 16-17, 6; Liban, XLVI, 22) подтверждают правильность этих свидетельств, говорят об известном сближении фактического положения рабов и основной массы свободных.20 Либаний в связи с этим выступил со специальной речью "О рабстве" (XXV), в которой говорил о том, что одно из этих двух названий - "раб" и "свободный" должно быть уничтожено, так как различия между ними исчезли. В этой речи он доказывает, что свободных нет все стали рабами.
Как бы не велика была переоценка Либанием "рабства" свободных, появление такой речи весьма показательно. Оно свидетельствует о серьезном изменении положения основной массы свободных. Это сближение фактического положения свободных и рабов не могло не способствовать смягчению антирабских настроений среди свободной бедноты, росту чувств солидарности между ними или, во всяком случае, совершенно пассивного отношения к рабам, вместо враждебного. В этих условиях в своих отношениях с рабом рабовладельцы все меньше могли рассчитывать на силу коллективной солидарности свободных, на помощь коллектива свободных и все больше вынуждены были надеяться на силу собственной власти над рабом и поддержку государства, законодательства. Последнее действительно стояло на страже интересов рабовладельцев,21 но оно не могло помочь им во всех случаях жизни, во всех аспектах их отношений с рабами.
Разложение антирабской солидарности свободных безусловно сознавалось рабами и использовалось ими в своих интересах, особенно рабами мелких и средних рабовладельцев, которые, не обладая достаточными собственными средствами поддержания господства над своими рабами, должны были во многом полагаться на поддержку коллектива граждан, государства, закона. Вероятно, именно с этими изменившимися условиями и связаны столь частые в IV в. жалобы мелких и средних рабовладельцев на непокорность их рабов (Liban., IX; II; MPG, 47, 314; 48, 583), на наглость и дерзость "по отношению к своим господам", на то, что одни из них не могут обеспечить "их (рабов. - Г. К.) подчинение себе, а другие - не в той мере, которой требует их достоинство" (Liban., XXXI, 11). Либаний часто рассказывает о том, как пользуясь трудным положением своего господина, рабы разбегаются от него. Так, у одного куриала, вынужденного из-за притеснений своих влиятельных противников на время покинуть родной город, "одни из рабов разбежались, другие приучились к праздности, третьи - к разбою" (Liban., XIV, 45; ерр. 153, 1101, 1372, 1393, 1413).
Мелкие и средние собственники не только не имели достаточных возможностей обеспечить полное подчинение собственных рабов, но нередко оказывались не в состоянии защитить своих рабов от притеснений и насилий со стороны других (Liban., XLVII, 21; MPG, 48, 554). Либаний рассказывает о рабах, которые будучи обижены кем-либо и, видя бессилие своего господина, сами ищут защиты у более влиятельных лиц (XLVII, 21). "Тогда, - говорит Либаний, - он уже не весь принадлежит господину, но в немалой степени и тому, кто помог ему", так как за покровительство он "уделяет ему и свою привязанность и физический труд" (XLVII, 21). Так мелкие и средние рабовладельцы постепенно лишались своей прежней реальной власти над рабом.
Нередко влиятельные собственники, пользуясь своим могуществом, прямо сманивали рабов у их более слабых господ и отнимали их силой,22 используя для этого своих собственных рабов (Liban., VII, 91). "Чужие рабы, - сообщал Либаний, - нередко могут даже отнять раба у его господина". Обычно похищение раба происходило с его согласия, при его содействии, если не по просьбе (Liban., XLVII, 21). Отсюда "неправые процессы о рабах" (Liban., LI, 6).
Поэтому для мелких и средних рабовладельцев в IV в. особенно характерны жалобы на непрочность своей власти над рабами (Liban., XLVII; XXV; V, 12; IV; LI, 6; MPG, 47; 48) и стремление укрепить ее. Они считали, что государство мало защищает их интересы, их права рабовладельцев, не дает надежных гарантий их господства над рабами. Однако дело было отнюдь не в том, что государство в IV в. стало меньше защищать интересы рабовладельцев, а в том, что в IV в. все более падало реальное значение этих гарантий для мелких и средних рабовладельцев. Если раньше некоторые ограничения личной власти рабовладельца над рабом не ставили под угрозу его господство над ним, а лишь регулировали его отношения с рабом в интересах всего рабовладельческого общества, то в условиях IV в. те же ограничения нередко становились для мелкого и среднего рабовладельца одним из путей утраты им своей власти над рабом. Законодательство Римской империи запрещало господам sine causa убивать своих рабов, "беспричинно чрезмерно свирепствовать над рабами".23 В период ранней империи это ограничение преследовало одну цель - предотвращение восстаний рабов и, видимо, не наносило никакого ущерба правам рабовладельца. В IV в., как показывают данные Либания и Иоанна Златоуста, оно превратилось в одно из важных средств, с помощью которого раб мог избавиться от власти своего недостаточно сильного господина. Мелкие и средние рабовладельцы постоянно сетуют на то, что в их время стоит только господину подвергнуть раба более или менее серьезному наказанию, как он "тотчас с криком требует освобождения" (MPG, 48, 936). Разумеется, эта инициатива раба становилась возможной не в результате усилившегося внимания государства к его положению, а потому, что теперь раб мог найти влиятельного покровителя, который поддерживал его претензии к своему господину и помогал избавиться от его власти. Именно поэтому мечтой мелкого и среднего рабовладельца в IV в. становится право неограниченной власти над рабом. Не случайно Либаний горько сетует на то, что государство может поступать со свободными как ему заблагорассудится, а рабовладелец даже не может убить своего раба (XXV, 35). Безусловно, эти жалобы Либания были порождены отнюдь не его желанием получить возможность убивать рабов, а именно тем, что такое право целиком избавляло мелкого и среднего рабовладельца от вмешательства других в его отношения со своими рабами, тех, кто, используя эти ограничения, мог отнять раба у его недостаточно сильного господина.
В этих условиях, когда господство мелких и средних рабовладельцев над своими рабами постоянно оказывалось под угрозой покушений со стороны крупных собственников, когда они уже не располагали достаточными возможностями для удержания в подчинении своих рабов, для них все большее значение приобретали средства морального воздействия на рабов. В этом была одна из причин того, что христианство в IV в. исключительно быстро распространялось не только среди мелких, но и среди средних рабовладельцев. Пример Антиохии в этом отношении чрезвычайно показателен. В этом крупнейшем центре языческой культуры на Востоке, в котором родовитая греческая муниципальная аристократия была проникнута духом и традициями эллинизма, к середине IV в. почти все куриалы стали ревностными приверженцами христианства.24 Пораженный этим, император Юлиан с насмешкой писал о том, что антиохийские куриалы, вместо философских и литературных занятий, предпочитают вести со своими рабами долгие беседы о Христе.25
Христианство с его проповедью полной покорности своим господам, осуждением стремлений изменить своё положение было как нельзя более необходимо мелким и средним рабовладельцам, для которых задача удержания под своей властью рабов была наиболее острой и актуальной. И не случайно идеолог средних собственников среди духовенства - Иоанн Златоуст, осуждая, с одной стороны, "неверность" рабов своим господам, а, с другой - сильных, покушающихся на чужое имущество, доказывал, что раб, который оставит "своего господина и уйдет к какому-либо другому, не может получить прощения" (MPG, 48, 624).
Судя по произведениям Либания и Златоуста, проблема поддержания своей власти над рабами мало волновала антиохийских крупных собственников. В этом отношении они уже не нуждались ни в помощи муниципального коллектива, ни даже государства. Аппарат их частной власти в IV в. был достаточно развит для того, чтобы целиком обеспечить выполнение этих функций. Как правило, они имели отряды вооруженных прислужников. У уже упоминавшегося антиохийского богача Юста, по преданию, было 1000 частных солдат.26 У многих крупных землевладельцев27 были собственные тюрьмы (MPG, 57, 58; СT, X, II, 1). Жестокие наказания провинившихся рабов - обычное явление в их доме (MPG, 48, 49; Liban., XLV; XXV, 1).
Сложная система градации рабов - один из основных элементов организации "дома" крупного собственника. Наряду с обычными рабами, в его доме было множество "почетных рабов" (MPG, 47, 384; 48, 848), находившихся в привилегированном положении, пользовавшихся большой свободой и самостоятельностью действий. Именно потому, что крупный собственник обладал реальными возможностями обеспечить полное подчинение своих рабов, он, не боясь потерять их, мог предоставить им большую свободу и самостоятельность. Либаний осуждал влиятельных собственников за чрезмерно мягкое обращение со своими рабами, указывая, что оно развращающе действует на рабов мелких и средних рабовладельцев (XXVIII, 6). Это нежелание крупных собственников в интересах всего коллектива рабовладельцев придерживаться общих норм обращения с рабами в IV в. выступает все более отчетливо.
Либаний требовал от всех рабовладельцев, независимо от их ранга, всегда и во всем отделять в своем отношении непроходимой гранью свободного от раба. Он резко выступал против антиохийских богачей, которые забывали об этих принципах и позволяли себе в присутствии рабов обращаться со свободными гражданами как с рабами, я не наказывали своих рабов за произвол и насилие, чинимые ими по своей воле, без ведома господина, над свободными (Liban., LVIII, 29). Он уже не останавливается особенно на том, что могли делать эти рабы-прислужники по воле своего господина: "им дано право бичевать, заключать в тюрьму, ударять, сбивать с ног..." (Liban, LII, 16). С помощью своих рабов крупные собственники расправлялись с противниками, хватали и заключали в собственные тюрьмы должников, расправлялись с непокорными колонами, отнимали рабов и имущество у других рабовладельцев, соседей, захватывали и обращали в рабство свободных (Liban., VII. 9; XXIX, 9; CJ, I, 4; VII, 16, 24, 39). Так постепенно, по мере разложения рабовладельческих отношений эти привилегированные рабы из орудия поддержания власти крупного рабовладельца над собственными рабами, все более превращались также и в важный инструмент укрепления ero политической власти, его политического господства в городе, господства над свободным населением. Таким образом, по мере сокращения общего числа рабов в городе, сокращения числа рабов, занятых в производстве, концентрации оставшихся в сфере обслуживания в домах крупных собственников изменялось и положение рабов, их роль в социальной жизни города.
По-видимому, можно говорить об усилении в восточноримском городе. IV в. известного расслоения среди рабов. Если часть рабов мелких, средних и крупных рабовладельцев находилась в тяжелом положении и постепенно сближалась с городской беднотой, то часть рабов крупных собственников, их увеличивающаяся челядь, вероятно, все более превращалась в привилегированную деклассировавшуюся рабскую верхушку, фактическое положение и реальное значение которой в жизни города ставило ее над основной массой его свободного населения.
Как видно из произведений Либания и Иоанна Златоуста, рабы не играли в IV в. сколько-нибудь большой роли в социальной жизни города как самостоятельная политическая сила. Мы не знаем о сколько-нибудь значительных самостоятельных выступлениях рабов. Но острое недовольство большей их части несомненно. Мелкие и средние рабовладельцы, положение которых в IV в. заметно ухудшилось, видимо, значительно усилили эксплуатацию своих рабов. Крупные же, обладая достаточным могуществом, могли все менее считаться с их недовольством. Поэтому, хотя численность рабов сократилась, "злоба рабов", по словам Златоуста, росла (MPG, 47, 586; 58, 571).28 В то же время сокращение числа рабов у мелких и средних собственников, их территориальная разобщенность все более затрудняли для них возможность какого-либо объединения, совместных выступлений.29 В домах же крупных рабовладельцев разделение рабов по рангам, все более совершенствуемый контроль со стороны привилегированных доверенных рабов, с одной стороны, обеспечивали изоляцию рабов крупного собственника от рабов других городских рабовладельцев, а с другой - затрудняли возможность их коллективного выступления против своего господина.
Правда, в IV в. несколько возросла в социальной жизни города роль привилегированной рабской верхушки крупных собственников, их доверенных, управляющих, казначеев и т. д. Но они никогда не выступают как самостоятельная сила, а лишь как орудие своих господ, как инструмент их воздействия на социальную и политическую жизнь города. Устраивавшиеся через таких рабов в V-VI вв. представителями константинопольской знати заговоры - яркое тому доказательство.
С упадком рабства все возрастающую часть населения восточноримских городов, особенно в сохранивших свое торгово-ремесленное значение центрах, составляло ordo plebeius. Поэтому вопрос о его социальном составе, удельном весе различных его прослоек, их реальном положении в обществе приобретает особенно большое значение для изучения социальных отношений в ранневизантийском городе IV-VII вв.
Мы показали в предыдущей главе, что как и среди земельных собственников, среди городского ordo plebeius в IV в. происходила активная имущественная и социальная дифференциация. За счет составлявшей некогда стабильную основу сословия прослойки плебеев среднего достатка в IV в., с одной стороны, все более укрепляется небольшая богатая верхушка, с другой - увеличивается масса мелких ремесленников и торговцев, наемных работников, живших трудом собственных рук, неимущей бедноты. Политика правительства лишь юридически закрепляла складывающееся положение, предоставляя целый ряд привилегий представителям верхушки ordo plebeius - богатым купцам, ростовщикам и судовладельцам.30
В работах советских исследователей в последние годы все чаще ставится вопрос об отношении основной массы ordo plebeius, различных его прослоек к рабовладельческому строю. Естественно, что от определения их положения и соотношения зависит и общая оценка роли плебейских масс города в его социальной жизни. Основным для определения отношения к рабовладельческому строю массы торгово-ремесленного населения является вопрос о том, были ли они рабовладельцами. Отношение к рабовладельческому строю мелкого рабовладельца и мелкого ремесленника или торговца, не имевшего раба, но являвшегося собственником своих орудий труда, безусловно было различным. Для первого рабовладельческий строй представлялся наилучшим уже потому, что он обеспечивал его господство над рабом и эксплуатацию этого раба.
М. Я. Сюзюмов в своей оценке положения основной массы торгово-ремесленного населения исходит из того, что большинство восточноримских ремесленников IV в. было рабовладельцами.31 Однако, как показывает материал предыдущей главы нашего исследования, прослойка рабовладельцев среди мелкого торгово-ремесленного населения была очень невелика и основную и все возраставшую часть ordo plebeius в IV в. составляли мелкие ремесленники, собственники своих орудий труда, мелкие торговцы, не имевшие рабов и существовавшие собственным трудом. М. Я. Сюзюмов, оценивая их отношение к рабовладельческому строю, исходит из того, что они как мелкие собственники средств производства, заинтересованные в защите своей собственности, уже в силу этого были заинтересованы в сохранении рабовладельческого строя.32 Нам представляется, что вопрос об отношении мелкого ремесленника и торговца к рабовладельческому строю определялся не столько тем, что он был мелким собственником, сколько тем, насколько этот строй обеспечивал ему сохранение его собственности, поддержание его существования как мелкого свободного труженика.
Для мелкого собственника нерабовладельца вопрос о его отношении к рабовладельческому строю уже не определялся рабовладельческой спецификой этого строя. Для него было совершенно неважно, рабовладельческий ли он или феодальный, поскольку он не являлся рабовладельцем. В этом отношении мелкий свободный труженик рабовладельческого общества был той фигурой в рабовладельческом городе, которая составляла готовый материал для феодального города. Как отмечал К. Маркс, свободный крестьянин и мелкий ремесленник частично составляют базис феодального общества.33 Поэтому вопрос о том, в какой мере, в условиях кризиса рабовладельческого общества, они могли сохранять свое положение мелких свободных собственников, поддерживать приличное своему положению существование является определяющим для выяснения их отношения к рабовладельческому строю.
Стремясь создать определенную заинтересованность у рабов в результатах своего труда, антиохийские рабовладельцы широко применяли различные формы поощрения наиболее усердных и преданных рабов - освобождение от работы в праздники, подарки, разрешение в свободное от работы на господина время подрабатывать на стороне, обзаводиться собственным имуществом и, наконец, отпуск рабов на свободу (MPG, 57, 215; 56, 111; 48, 52; 51, 265).15 Как видно из свидетельств Иоанна Златоуста, рабы в Антиохии иногда пользовались большой самостоятельностью, вели собственное дело, занимали деньги у своих господ, даже имели собственных рабов (MPG, 49, 206; 58, 571). Вольноотпущенники обычно продолжали оставаться тесно связанными с домом господина обязательством продолжать у него свою прежнюю службу (MPG, 51, 265). Но, судя по единственному у Златоуста упоминанию о вольноотпущенниках, количество их было невелико и отпуск рабов уже не носил массового характера в Антиохии IV в, Возможность приработка, накопления собственных средств открывала перед рабом возможность выкупа из рабства, получения полной свободы. Иоанн Златоуст говорит о выкупе рабов, как о весьма широко распространенном явлении (MPG, 48, 522).
Однако различные формы поощрения рабов в IV в. не являлись главными средствами стимулирования их деятельности. Ими по-прежнему являлись разного рода наказания (MPG, 48, 1003). Порка (MPG, 48, 936), заключение в карцер (MPG, 48, 891), колодки (MPG, 54, 366), перевод на наиболее тяжелые черновые работы (например на работу на мельнице - Liban:, XXV, 13) были обычными средствами "воспитания" рабов. Если этих "домашних" мер оказывалось недостаточно, рабовладелец мог прибегнуть к помощи муниципальной организации, чиновной администрации, поместить своего непокорного раба в тюрьму (MPG, 48, 891; Liban., XIV, 45). Целый ряд наказаний был рассчитан на общественное воздействие коллектива рабовладельцев. Иоанн Златоуст говорит, что провинившихся рабов, заключенных в наказание в колодки, рабовладельцы далеко не всегда держат дома. Если господа считали это наказание недостаточным, они нередко посылали рабов в колодках в город с различными поручениями, рассчитывая на "воспитательное" воздействие других рабовладельцев на раба-колодника, который рассматривался на улицах города как преступник, подвергался ударам и оскорблениям со стороны проходивших рабовладельцев (Liban., XXV, 21). Точно так же господа иногда поступали с клеймеными рабами. По словам Либания, при хорошем поведении господин разрешал клейменому рабу отпустить волосы на лоб и "скрыть свой позор". В случае же его дурного поведения господин приказывал обрить его лоб и тем самым выставлял раба на всеобщее общественное осуждение рабовладельцев (Liban., XXV, 21). "Меченый" раб встречал совершенно иное отношение к себе со стороны рабовладельцев. И Либаний и Златоуст с ненавистью и страхом говорят о меченых рабах (Liban., XXVI, 32; MPG, 47, 339). К ним относились как к заведомым преступникам. Такого раба, по словам Либания, всякий мог безнаказанно ударить, оскорбить (XXV, 21; XXVI, 32). Все эти факты говорят о том, что общественное воздействие на рабов со стороны коллектива рабовладельцев и в IV в. играло важную роль в поддержании их господства над рабом.
В то же время, наряду с этим "гражданским воспитанием" рабов, все большую роль приобретало церковное. Проповеди Иоанна Златоуста предельно ясно показывают, какое большое внимание антиохийская церковь уделяла проблеме рабства, вопросам отношений рабов с господами, укреплению своего влияния среди рабов. Златоуст в своих проповедях часто затрагивал проблему рабства, обращался непосредственно к рабам, которых было немало среди его слушателей. Его отношение к рабству достаточно убедительно свидетельствует о том, что христианская церковь даже в лице ее наиболее радикально настроенных представителей отнюдь не играла ведущей роли в борьбе против рабства, как это полагают многие буржуазные исследователи.16 Иоанн Златоуст нигде не выступал против рабства как института, не требовал его ликвидации. Правда, христианство не признавало рабство естественным институтом. Но таким его не признавала и языческая идеология. Язычник Либаний также считал раба человеком (Liban., LIX, 11). Также рассматривало его и государственное рабовладельческое право, признававшее институт рабства несправедливым.17 Но и те и другие считали рабство исторически сложившимся институтом, имевшим право на существование. Постоянными ссылками на обилие "греховных деяний" своих современников Иоанн Златоуст целиком оправдывал существование рабства как справедливого наказания за грехи (MPG, 53, 269-270; 54, 595, 599; 61, 157, 353-354; 63, 640). Крайне глухо звучат в его проповедях призывы к освобождению рабов рабовладельцами. Зато он резко обрушивался на тех, кто пытался истолковывать некоторые высказывания Павла о рабстве, как его призыв к освобождению от рабства (MPG, 61, 156). Такая мысль, убеждал своих слушателей Иоанн Златоуст, находилась в полном противоречии с мнением Павла. "Я не осуждаю тех, кто имеет дома, поля, деньги, рабов", прямо заявлял Иоанн Златоуст в своих проповедях (MPG, 59, 123). Его позиция в вопросе о рабстве лишний раз показывает, что "христианство совершенно неповинно в отмирании рабства".18 Само являвшееся продуктом распада рабовладельческого общества, оно лишь отражало и идейно оформляло эволюцию экономических, социальных отношений.
Как показывает проповедническая деятельность Иоанна Златоуста, антиохийская церковь больше всего заботилась о том, чтобы превратить рабство, основанное на прямом насильственном принуждении, в рабство "по убеждению". Стремление убедить рабов в необходимости служить своим господам "как самому богу", красной нитью проходит через его выступления (MPG, 61, 137). Христианская проповедь уважения к труду, добросовестного отношения к своим обязанностям, как одной из основных форм служения богу,19 также была призвана смягчить незаинтересованность раба в своем труде, облегчить его эксплуатацию рабовладельцу.
В то же время антиохийский материал показывает, что в IV в. постепенно ослабевает коллективная солидарность рабовладельцев, обязывавшая их, независимо от собственных интересов, придерживаться единых норм отношения к рабам. Либаний, стоявший на традиционных позициях строгого единства всех рабовладельцев, резко выступал против лиц, мягко обращавшихся с рабами или позволявших своим рабам оскорблять свободных (XXVIII, 6). Его выступления свидетельствуют насколько интенсивно разрушалось в IV в. антирабское единство городского гражданского коллектива.
Прежде всего притуплялись антирабские настроения трудового населения, народных масс города. Всеобщее бесправие, прикрепление ремесленников к своей профессии, произвол властей - все это низводило основную массу свободных на положение фактически мало чем отличавшееся от положения рабов. Не случайно и Иоанн Златоуст и Либаний так часто сравнивают реальное положение свободных и рабов и нередко сравнение оказывается не в пользу свободных. По словам Иоанна Златоуста, свобода "становится хуже рабства" (MPG, 58, 326). Либаний говорит о том, что многие свободные ремесленники живут "хуже, чем рабы" (XXV, 36). Случаи продажи членов семьи для уплаты задолженности государству и долгов частным лицам, самопродажи в рабство, получившие широкое распространение в IV в. (CJ, IV, 43, 2 (329 г.); VIII, 16-17, 6; Liban, XLVI, 22) подтверждают правильность этих свидетельств, говорят об известном сближении фактического положения рабов и основной массы свободных.20 Либаний в связи с этим выступил со специальной речью "О рабстве" (XXV), в которой говорил о том, что одно из этих двух названий - "раб" и "свободный" должно быть уничтожено, так как различия между ними исчезли. В этой речи он доказывает, что свободных нет все стали рабами.
Как бы не велика была переоценка Либанием "рабства" свободных, появление такой речи весьма показательно. Оно свидетельствует о серьезном изменении положения основной массы свободных. Это сближение фактического положения свободных и рабов не могло не способствовать смягчению антирабских настроений среди свободной бедноты, росту чувств солидарности между ними или, во всяком случае, совершенно пассивного отношения к рабам, вместо враждебного. В этих условиях в своих отношениях с рабом рабовладельцы все меньше могли рассчитывать на силу коллективной солидарности свободных, на помощь коллектива свободных и все больше вынуждены были надеяться на силу собственной власти над рабом и поддержку государства, законодательства. Последнее действительно стояло на страже интересов рабовладельцев,21 но оно не могло помочь им во всех случаях жизни, во всех аспектах их отношений с рабами.
Разложение антирабской солидарности свободных безусловно сознавалось рабами и использовалось ими в своих интересах, особенно рабами мелких и средних рабовладельцев, которые, не обладая достаточными собственными средствами поддержания господства над своими рабами, должны были во многом полагаться на поддержку коллектива граждан, государства, закона. Вероятно, именно с этими изменившимися условиями и связаны столь частые в IV в. жалобы мелких и средних рабовладельцев на непокорность их рабов (Liban., IX; II; MPG, 47, 314; 48, 583), на наглость и дерзость "по отношению к своим господам", на то, что одни из них не могут обеспечить "их (рабов. - Г. К.) подчинение себе, а другие - не в той мере, которой требует их достоинство" (Liban., XXXI, 11). Либаний часто рассказывает о том, как пользуясь трудным положением своего господина, рабы разбегаются от него. Так, у одного куриала, вынужденного из-за притеснений своих влиятельных противников на время покинуть родной город, "одни из рабов разбежались, другие приучились к праздности, третьи - к разбою" (Liban., XIV, 45; ерр. 153, 1101, 1372, 1393, 1413).
Мелкие и средние собственники не только не имели достаточных возможностей обеспечить полное подчинение собственных рабов, но нередко оказывались не в состоянии защитить своих рабов от притеснений и насилий со стороны других (Liban., XLVII, 21; MPG, 48, 554). Либаний рассказывает о рабах, которые будучи обижены кем-либо и, видя бессилие своего господина, сами ищут защиты у более влиятельных лиц (XLVII, 21). "Тогда, - говорит Либаний, - он уже не весь принадлежит господину, но в немалой степени и тому, кто помог ему", так как за покровительство он "уделяет ему и свою привязанность и физический труд" (XLVII, 21). Так мелкие и средние рабовладельцы постепенно лишались своей прежней реальной власти над рабом.
Нередко влиятельные собственники, пользуясь своим могуществом, прямо сманивали рабов у их более слабых господ и отнимали их силой,22 используя для этого своих собственных рабов (Liban., VII, 91). "Чужие рабы, - сообщал Либаний, - нередко могут даже отнять раба у его господина". Обычно похищение раба происходило с его согласия, при его содействии, если не по просьбе (Liban., XLVII, 21). Отсюда "неправые процессы о рабах" (Liban., LI, 6).
Поэтому для мелких и средних рабовладельцев в IV в. особенно характерны жалобы на непрочность своей власти над рабами (Liban., XLVII; XXV; V, 12; IV; LI, 6; MPG, 47; 48) и стремление укрепить ее. Они считали, что государство мало защищает их интересы, их права рабовладельцев, не дает надежных гарантий их господства над рабами. Однако дело было отнюдь не в том, что государство в IV в. стало меньше защищать интересы рабовладельцев, а в том, что в IV в. все более падало реальное значение этих гарантий для мелких и средних рабовладельцев. Если раньше некоторые ограничения личной власти рабовладельца над рабом не ставили под угрозу его господство над ним, а лишь регулировали его отношения с рабом в интересах всего рабовладельческого общества, то в условиях IV в. те же ограничения нередко становились для мелкого и среднего рабовладельца одним из путей утраты им своей власти над рабом. Законодательство Римской империи запрещало господам sine causa убивать своих рабов, "беспричинно чрезмерно свирепствовать над рабами".23 В период ранней империи это ограничение преследовало одну цель - предотвращение восстаний рабов и, видимо, не наносило никакого ущерба правам рабовладельца. В IV в., как показывают данные Либания и Иоанна Златоуста, оно превратилось в одно из важных средств, с помощью которого раб мог избавиться от власти своего недостаточно сильного господина. Мелкие и средние рабовладельцы постоянно сетуют на то, что в их время стоит только господину подвергнуть раба более или менее серьезному наказанию, как он "тотчас с криком требует освобождения" (MPG, 48, 936). Разумеется, эта инициатива раба становилась возможной не в результате усилившегося внимания государства к его положению, а потому, что теперь раб мог найти влиятельного покровителя, который поддерживал его претензии к своему господину и помогал избавиться от его власти. Именно поэтому мечтой мелкого и среднего рабовладельца в IV в. становится право неограниченной власти над рабом. Не случайно Либаний горько сетует на то, что государство может поступать со свободными как ему заблагорассудится, а рабовладелец даже не может убить своего раба (XXV, 35). Безусловно, эти жалобы Либания были порождены отнюдь не его желанием получить возможность убивать рабов, а именно тем, что такое право целиком избавляло мелкого и среднего рабовладельца от вмешательства других в его отношения со своими рабами, тех, кто, используя эти ограничения, мог отнять раба у его недостаточно сильного господина.
В этих условиях, когда господство мелких и средних рабовладельцев над своими рабами постоянно оказывалось под угрозой покушений со стороны крупных собственников, когда они уже не располагали достаточными возможностями для удержания в подчинении своих рабов, для них все большее значение приобретали средства морального воздействия на рабов. В этом была одна из причин того, что христианство в IV в. исключительно быстро распространялось не только среди мелких, но и среди средних рабовладельцев. Пример Антиохии в этом отношении чрезвычайно показателен. В этом крупнейшем центре языческой культуры на Востоке, в котором родовитая греческая муниципальная аристократия была проникнута духом и традициями эллинизма, к середине IV в. почти все куриалы стали ревностными приверженцами христианства.24 Пораженный этим, император Юлиан с насмешкой писал о том, что антиохийские куриалы, вместо философских и литературных занятий, предпочитают вести со своими рабами долгие беседы о Христе.25
Христианство с его проповедью полной покорности своим господам, осуждением стремлений изменить своё положение было как нельзя более необходимо мелким и средним рабовладельцам, для которых задача удержания под своей властью рабов была наиболее острой и актуальной. И не случайно идеолог средних собственников среди духовенства - Иоанн Златоуст, осуждая, с одной стороны, "неверность" рабов своим господам, а, с другой - сильных, покушающихся на чужое имущество, доказывал, что раб, который оставит "своего господина и уйдет к какому-либо другому, не может получить прощения" (MPG, 48, 624).
Судя по произведениям Либания и Златоуста, проблема поддержания своей власти над рабами мало волновала антиохийских крупных собственников. В этом отношении они уже не нуждались ни в помощи муниципального коллектива, ни даже государства. Аппарат их частной власти в IV в. был достаточно развит для того, чтобы целиком обеспечить выполнение этих функций. Как правило, они имели отряды вооруженных прислужников. У уже упоминавшегося антиохийского богача Юста, по преданию, было 1000 частных солдат.26 У многих крупных землевладельцев27 были собственные тюрьмы (MPG, 57, 58; СT, X, II, 1). Жестокие наказания провинившихся рабов - обычное явление в их доме (MPG, 48, 49; Liban., XLV; XXV, 1).
Сложная система градации рабов - один из основных элементов организации "дома" крупного собственника. Наряду с обычными рабами, в его доме было множество "почетных рабов" (MPG, 47, 384; 48, 848), находившихся в привилегированном положении, пользовавшихся большой свободой и самостоятельностью действий. Именно потому, что крупный собственник обладал реальными возможностями обеспечить полное подчинение своих рабов, он, не боясь потерять их, мог предоставить им большую свободу и самостоятельность. Либаний осуждал влиятельных собственников за чрезмерно мягкое обращение со своими рабами, указывая, что оно развращающе действует на рабов мелких и средних рабовладельцев (XXVIII, 6). Это нежелание крупных собственников в интересах всего коллектива рабовладельцев придерживаться общих норм обращения с рабами в IV в. выступает все более отчетливо.
Либаний требовал от всех рабовладельцев, независимо от их ранга, всегда и во всем отделять в своем отношении непроходимой гранью свободного от раба. Он резко выступал против антиохийских богачей, которые забывали об этих принципах и позволяли себе в присутствии рабов обращаться со свободными гражданами как с рабами, я не наказывали своих рабов за произвол и насилие, чинимые ими по своей воле, без ведома господина, над свободными (Liban., LVIII, 29). Он уже не останавливается особенно на том, что могли делать эти рабы-прислужники по воле своего господина: "им дано право бичевать, заключать в тюрьму, ударять, сбивать с ног..." (Liban, LII, 16). С помощью своих рабов крупные собственники расправлялись с противниками, хватали и заключали в собственные тюрьмы должников, расправлялись с непокорными колонами, отнимали рабов и имущество у других рабовладельцев, соседей, захватывали и обращали в рабство свободных (Liban., VII. 9; XXIX, 9; CJ, I, 4; VII, 16, 24, 39). Так постепенно, по мере разложения рабовладельческих отношений эти привилегированные рабы из орудия поддержания власти крупного рабовладельца над собственными рабами, все более превращались также и в важный инструмент укрепления ero политической власти, его политического господства в городе, господства над свободным населением. Таким образом, по мере сокращения общего числа рабов в городе, сокращения числа рабов, занятых в производстве, концентрации оставшихся в сфере обслуживания в домах крупных собственников изменялось и положение рабов, их роль в социальной жизни города.
По-видимому, можно говорить об усилении в восточноримском городе. IV в. известного расслоения среди рабов. Если часть рабов мелких, средних и крупных рабовладельцев находилась в тяжелом положении и постепенно сближалась с городской беднотой, то часть рабов крупных собственников, их увеличивающаяся челядь, вероятно, все более превращалась в привилегированную деклассировавшуюся рабскую верхушку, фактическое положение и реальное значение которой в жизни города ставило ее над основной массой его свободного населения.
Как видно из произведений Либания и Иоанна Златоуста, рабы не играли в IV в. сколько-нибудь большой роли в социальной жизни города как самостоятельная политическая сила. Мы не знаем о сколько-нибудь значительных самостоятельных выступлениях рабов. Но острое недовольство большей их части несомненно. Мелкие и средние рабовладельцы, положение которых в IV в. заметно ухудшилось, видимо, значительно усилили эксплуатацию своих рабов. Крупные же, обладая достаточным могуществом, могли все менее считаться с их недовольством. Поэтому, хотя численность рабов сократилась, "злоба рабов", по словам Златоуста, росла (MPG, 47, 586; 58, 571).28 В то же время сокращение числа рабов у мелких и средних собственников, их территориальная разобщенность все более затрудняли для них возможность какого-либо объединения, совместных выступлений.29 В домах же крупных рабовладельцев разделение рабов по рангам, все более совершенствуемый контроль со стороны привилегированных доверенных рабов, с одной стороны, обеспечивали изоляцию рабов крупного собственника от рабов других городских рабовладельцев, а с другой - затрудняли возможность их коллективного выступления против своего господина.
Правда, в IV в. несколько возросла в социальной жизни города роль привилегированной рабской верхушки крупных собственников, их доверенных, управляющих, казначеев и т. д. Но они никогда не выступают как самостоятельная сила, а лишь как орудие своих господ, как инструмент их воздействия на социальную и политическую жизнь города. Устраивавшиеся через таких рабов в V-VI вв. представителями константинопольской знати заговоры - яркое тому доказательство.
С упадком рабства все возрастающую часть населения восточноримских городов, особенно в сохранивших свое торгово-ремесленное значение центрах, составляло ordo plebeius. Поэтому вопрос о его социальном составе, удельном весе различных его прослоек, их реальном положении в обществе приобретает особенно большое значение для изучения социальных отношений в ранневизантийском городе IV-VII вв.
Мы показали в предыдущей главе, что как и среди земельных собственников, среди городского ordo plebeius в IV в. происходила активная имущественная и социальная дифференциация. За счет составлявшей некогда стабильную основу сословия прослойки плебеев среднего достатка в IV в., с одной стороны, все более укрепляется небольшая богатая верхушка, с другой - увеличивается масса мелких ремесленников и торговцев, наемных работников, живших трудом собственных рук, неимущей бедноты. Политика правительства лишь юридически закрепляла складывающееся положение, предоставляя целый ряд привилегий представителям верхушки ordo plebeius - богатым купцам, ростовщикам и судовладельцам.30
В работах советских исследователей в последние годы все чаще ставится вопрос об отношении основной массы ordo plebeius, различных его прослоек к рабовладельческому строю. Естественно, что от определения их положения и соотношения зависит и общая оценка роли плебейских масс города в его социальной жизни. Основным для определения отношения к рабовладельческому строю массы торгово-ремесленного населения является вопрос о том, были ли они рабовладельцами. Отношение к рабовладельческому строю мелкого рабовладельца и мелкого ремесленника или торговца, не имевшего раба, но являвшегося собственником своих орудий труда, безусловно было различным. Для первого рабовладельческий строй представлялся наилучшим уже потому, что он обеспечивал его господство над рабом и эксплуатацию этого раба.
М. Я. Сюзюмов в своей оценке положения основной массы торгово-ремесленного населения исходит из того, что большинство восточноримских ремесленников IV в. было рабовладельцами.31 Однако, как показывает материал предыдущей главы нашего исследования, прослойка рабовладельцев среди мелкого торгово-ремесленного населения была очень невелика и основную и все возраставшую часть ordo plebeius в IV в. составляли мелкие ремесленники, собственники своих орудий труда, мелкие торговцы, не имевшие рабов и существовавшие собственным трудом. М. Я. Сюзюмов, оценивая их отношение к рабовладельческому строю, исходит из того, что они как мелкие собственники средств производства, заинтересованные в защите своей собственности, уже в силу этого были заинтересованы в сохранении рабовладельческого строя.32 Нам представляется, что вопрос об отношении мелкого ремесленника и торговца к рабовладельческому строю определялся не столько тем, что он был мелким собственником, сколько тем, насколько этот строй обеспечивал ему сохранение его собственности, поддержание его существования как мелкого свободного труженика.
Для мелкого собственника нерабовладельца вопрос о его отношении к рабовладельческому строю уже не определялся рабовладельческой спецификой этого строя. Для него было совершенно неважно, рабовладельческий ли он или феодальный, поскольку он не являлся рабовладельцем. В этом отношении мелкий свободный труженик рабовладельческого общества был той фигурой в рабовладельческом городе, которая составляла готовый материал для феодального города. Как отмечал К. Маркс, свободный крестьянин и мелкий ремесленник частично составляют базис феодального общества.33 Поэтому вопрос о том, в какой мере, в условиях кризиса рабовладельческого общества, они могли сохранять свое положение мелких свободных собственников, поддерживать приличное своему положению существование является определяющим для выяснения их отношения к рабовладельческому строю.