Политические группировки в городе в конце IV в. опираются на все более расширяющийся актив. Усиливающееся грабительство куриалов, нежелание и неспособность курии защитить население от вымогательств и произвола чиновников-все это приводило к дальнейшему обострению противоречий между курией и демосом. Либаний все чаще жалуется на "своеволие" и "дерзость" народа по отношению к курии (XVI, 44; XXXIII, 11; XLVIII, 40). В одной из речей этого времени он прямо признает, что "народом, руководителем которого они (куриалы.Г. К.) считаются, они руководят, когда он хочет вести достойно, но если народ взволнуется и гнев охватит его собрание, тогда руководителям нужны ноги, скорее крылья, если они хотят избежать огня" (XXV, 44; XXIX, 2).
   Недовольство деятельностью курии теперь охватывает все более широкие слои населения. Многие торговцы, ремесленники, окончательно изверившись в курии, вынуждены были искать иные формы защиты своих интересов. Вероятно с этим и связана все более активизирующаяся деятельность группировок в конце IV в. Произведения Либания не показывают, в чем были противоречия между ними, чем различались их интересы. Видимо, их не удается проследить потому, что они еще не успели более или менее четко оформиться.
   В советской и зарубежной историографии долгое время считалось, что византийские партии цирка ведут свое начало от демов античной, эллинистической эпохи.46 М. Я. Сюзюмов, а затем П. Пети убедительно показали, что в Антиохии одном из крупнейших центров борьбы партий, в IV в. мы не встречаем ????? ни как территориальных единиц, ни как политических партий.47 Следовательно, истоки возникновения византийских димов, как политических партий, следует, прежде всего, искать в эволюции важнейших явлений социально-политической жизни города IV в. В связи с этим вполне закономерно предположить, что наблюдаемые нами в Антиохии конца IV в. политические группировки постепенно переросли в партии цирка - партии венетов и прасинов.48 Единый ????? города, о котором говорят источники по Антиохии IV в., политически распался на ?????, которые и выступают в политической жизни города в V-VI вв.
   Так к концу IV в, в восточноримском городе распадается известное политическое единство курии и демоса. Курия, которую Либаний называл "душой" города, перестает быть политическим руководителем его населения. Оно объединяется в зависимости от своих интересов, или, в силу зависимости, вокруг партий, которые становятся своего рода коллективным патроном их сторонников.49
   Распад античного полисного строя открыл путь для образования партий. Упадок курий означал также и ликвидацию монопольного политического господства в городе землевладельцев-куриалов. Благодаря этому, выросшая и укрепившая в течение IV в. свое значение в городах восточных провинций богатая торгово-ростовщическая верхушка, опираясь на значительную часть торгово-ремесленного населения, смогла приобрести известную политическую самостоятельность, составить свою "партию", наряду с партией земельной аристократии.
   Таким образом, видимо, можно говорить о том, что партии цирка, партии венетов и прасинов, игравшие столь большую роль в жизни ранневизантийского города, ранней Византии возникли в процессе распада форм политической жизни античного, рабовладельческого города. В их борьбе находило свое отражение недовольство широких народных масс города, но эта борьба не была единственной формой его выражения. Классовая борьба в городе выходила уже за рамки партий, возглавлявшихся группировками господствующего класса империи.
   ГЛАВА V
   НАРОДНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В ГОРОДЕ
   Расстановка классовых сил и развитие социальных отношений в IV s. предопределили характер и формы борьбы выступлений народных масс города и деревни. Как мы уже отмечали, действительная картина социальных отношений этого времени весьма далека от той идиллии, которую рисует в своих работах большинство буржуазных исследователей. В то же время необходимо отметить, что в условиях разложения рабовладельческих отношений, существования довольно значительных различий в положении непосредственных производителей, эта борьба была достаточно сложной и многообразной.
   Сравнительно небольшая роль рабского труда в хозяйственной жизни Сирии IV в., как, вероятно, и других восточных провинций, определила степень участия и место рабов в народных движениях, классовой борьбе в городе и деревне. В течение всего IV в. мы не встречаем по такому крупному городу как Антиохия ни одного упоминания о каких-либо групповых выступлениях рабов, не говоря уже о массовых их возмущениях. Обычно они прибегали к различным формам индивидуальной борьбы, свидетельствующим, однако, о достаточно острых противоречиях между рабами и рабовладельцами. Не случайно Иоанн Златоуст так часто сетует на "злодейство рабов" (MPG, 47, 586; 51, 43; 58, 571), говорит о "войнах", которые ведут рабы с своими господами (MPG, 47, 223; 55, 37). Наиболее распространенными формами борьбы рабов против своих хозяев было уклонение от работы, неповиновение господину (Liban., XXVI, 8; XXV, passim). Но нередко она приобретала и более активный характер. По словам того же Златоуста, рабы своими кознями доводили многих господ до гибели (MPG, 47, 586). Случаи прямого убийства недовольным рабом своего хозяина упоминаются сравнительно редко (Liban., XLV, 25).
   Широко распространенным явлением было бегство рабов (Liban., V, 12; XIV, 45; MPG, 49, 77, 108). Беглых рабов (????????) было много как в самой Антиохии, так и в ее округе (MPG, 47, 296; 51, 331). Целые группы закованных в цепи и связанных друг с другом рабов, пойманных и возвращаемых своим господам, нередко проводили по улицам города (MPG, 48, 353, 563). Либаний с огорчением констатировал, что вокруг Антиохии "есть много мест", где может укрыться беглый раб (XXV, 29). Они находили убежище у крестьян, пастухов (Liban., XXV, 29). По-видимому, большая часть беглых рабов скрывалась не в самом городе, а на территории его округи. Здесь они вели весьма активную борьбу против рабовладельцев, и Иоанн Златоуст и Либаний часто жалуются на опасность встречи с беглым рабом, говоря, что она "страшнее, чем [встреча] с диким зверем в пустыне" (MPG, 47, 152).
   Однако основную массу недовольных в антиохийской округе составляло крестьянство, колоны. Либаний сообщает не только о выступлениях колонов против своих господ, о борьбе крестьян против сборщиков податей, но и о том, что многих из них налоговый гнет, притеснения и насилия землевладельцев и властей заставляли взять "в руки не то железо, которое дружит с землей, а то, которое убивает" (XLVII, 35). Говоря о "разбойниках" Либаний подчеркивает, что в большинстве своем они рекрутировались из числа крестьян антиохийской округи, которых "их кинжалы избавляют от возни с быками, плугом, посевом и другими работами земледельца" (XLVII, 36). Все это свидетельствует о том, что в антиохийской округе шла острая борьба колонов и свободных крестьян против своих угнетателей.
   В течение IV в. число конфликтов между собственниками земли и колонами, которые отказывались удовлетворять возрастающие требования своих господ, а также столкновений между свободными convicani и сборщиками податей, нередко кончавшихся кровопролитными схватками, - резко возрастает (Liban., XLII; XLVII). Имели место и случаи убийства жителями деревень сборщиков податей, воинов муниципальной стражи, притеснявших крестьян земельных собственников (Liban., XIV, 25). Не удивительно, что в условиях растущего разорения многих свободных деревень не только отдельные крестьяне, но и целые селения включались в активную борьбу, вступали в движение "разбойников".1 Так, жителей знаменитого селения Маратокупренов близ Апамеи нужда вынудила стать на путь поисков иных источников существования, чем земледелие, которым они раньше занимались (Liban., XLVIII, 35). Население деревни составило отряд, который повсюду нападал на "богатые дома, виллы и города", разоряя дома богатейших рабовладельцев (Amm. Marc., XXVIII, 2, 11, 13-14).
   Таким образом, в движении "разбойников", наряду с рабами, широко участвовали колоны и свободные разоренные крестьяне, составлявшие большинство в отрядах "разбойников". И Либаний и Иоанн Златоуст говорят об огромном количестве "разбойников" в антиохийской округе, об их хорошо вооруженных отрядах во главе с "предводителями" (MPG, 50, 566, 618; Liban., XLVI, 8), которые действовали и днем и ночью, нападая на богатых купцов и рабовладельцев. Антиохия была как бы в своего рода "окружении" у этих отрядов, находивших убежище в пещерах прилегавших к Антиохии гор (Liban., XX, 26; L, 26; ep. 1385; MPG, 50, 455, 493). В IV в. немногие отваживались с наступлением темноты покидать ворота города. На самых крупных дорогах отряды "разбойников" устраивали засады, нападая на караваны. Либаний прямо говорит о том, что они "прекращают движение на дорогах", и называет "разбойников" - "господами всех купцов" (XLVIII,35; L, 26; XXV, 40; MPG, 61, 196). Для того, чтобы обезопасить движение на важнейших дорогах от ??????? ??? ?????????, правительство вынуждено было во второй половине IV в. усилить их охрану, установив на небольшом расстоянии друг от друга посты с хорошо вооруженной стражей (stationarii, beneficarii; MPG, 47, 458). Однако все эти меры помогали мало. Борьба с "разбойниками" продолжала оставаться в центре внимания муниципальных властей, курии в IV в. (СТ, VII, 2, 12; XII, 1, 136).
   Наряду с отрядами, действовавшими на суше, в Северной Сирии было множество морских "разбойников" убежища которых находились в утесистых заливах побережья севернее Селевкии (Liban, XXVII. 7; LXIV, 33; MPG, 48, 556; 49, 247; 50, 419, 455, 493, 668). Обладая судами, они нападали на купеческие корабли не только у берегов, но и в открытом море. Деятельность этих морских "разбойников", как показывают данные Златоуста, была серьезным препятствием для развития морской торговли. Многие купцы именно из боязни пиратов опасались вкладывать свои средства в морскую торговлю. Слухи об успешных действиях морских "разбойников" (?? ?????? ????????) постоянно циркулировали в Антиохии (MPG, 47, 310; 48, 556; 50, 668). По словам Либания, "разбойники" "не щадили ни земли, ни моря" (Liban., XXV, 40).
   Правительство, чиновная администрация Сирии и антиохийская курия вели непрерывную борьбу с ними. Против них принимались самые суровые меры. "Разбойниками" постоянно была переполнена антиохийская тюрьма (Liban., IV, 49; XLV, 6; XXXII, 42). С ними расправлялись самым жестоким образом. После суда и мучительных пыток их "живыми сбрасывали в пропасть стражи городов" (Liban., XIV, 36; MPG, 49, 160). Военные отряды вели настоящую войну против районов, в которых обосновывались "разбойники". Селения, ставшие на путь борьбы, подвергались разгрому, сжигались вместе с их жителями. Так, в селении Маратокупренов при Валенте "весь живший в нем род был искоренен до грудных младенцев включительно", которых "руки палачей сталкивали в гневе в огонь", а деревня дотла сожжена войсками (Liban., XVIII, 37; Amm. Marc, XXVIII, 2, 14).
   Однако, несмотря на все усилия местных властей и чиновного аппарата, число "разбойников" не уменьшалось. Как с сожалением замечал Либаний, "нельзя сказать чтобы их стало меньше, наоборот, их больше прежнего" (XXXIII, 37). Они действовали на всей территории Антиохии (Liban., XXVII, 18).
   Неоднородность состава сирийского крестьянства, существование свободных деревень рядом с зависимыми, известное расслоение крестьянства, наличие среди него прослойки состоятельных крестьян - все это затрудняло возможность объединения их сил в борьбе за свои интересы. Поэтому при чрезвычайно сильном развитии движения "разбойников", в течение всего IV в. мы не встречаем в Северной Сирии крупных массовых выступлении крестьянства. В IV в. они, как правило, имели место в тех областях империи, где социальное положение земледельцев было более однородным, где существовало безусловное преобладание той или иной прослойки крестьянства. Примером в этом отношении может служить Палестина, где абсолютное большинство земледельцев было колонами, или Фракия, где подавляющее большинство крестьян составляли мелкие свободные крестьяне-общинники. Здесь мы и встречаемся в конце IV в. с массовыми выступлениями крестьянства.2
   Все это безусловно ослабляло силу крестьянского движения в Сирии. Часть крестьянства в IV в. еще находила известное облегчение своего положения под сенью патроната, часть недовольных уходила в отшельническое и монашеское движение, бурно развивавшееся в Северной Сирии во второй половине IV., как мы показали выше, в значительной мере за счет крестьянства. Известная часть разоренных крестьян уходила в город в поисках средств к существованию.
   В IV в. город был тем центром, в котором аккумулировались социальные противоречия.
   Для большинства буржуазных исследователей характерно стремление обойти молчанием вопрос о социальных противоречиях в Антиохии. Однако данные источников свидетельствуют о самых различных их проявлениях: о выступлениях наемных работников против своих нанимателей (Liban., XXXVI, 4), волнениях и антиправительственных выступлениях работников государственных мастерских, частых возмущениях торгово-ремесленного населения против городской верхушки и чиновного аппарата (Liban., XLII). Все эти факты говорят о несомненном росте активности основной массы трудового населения города, ordo plebeius, все большую часть которого составляли мелкие ремесленники и торговцы, торгово-ремесленная беднота.
   Недовольство народных масс города во второй половине IV в. выливается в целый ряд крупных волнений и восстании. Эти выступления широких масс антиохийского населения уже давно стали объектом специального изучения буржуазной историографии, Более подробно освещаемые в источниках, чем множество остальных выступлений в городах восточных провинций IV в., они во многом предопределяют решение вопроса о характере народных движений в городе этого времени в целом. В буржуазной историографии, рассматривающей IV в. как эпоху благополучного положения широких масс городского населения, давно наметились совершенно определенные тенденции в освещении городских волнений в Антиохии - стремление, с одной стороны, представить их не как движения широких слоев трудового населения, а как выступления праздного люмпен-пролетариата, требовавшего "хлеба и зрелищ", а с другой - более тесно связать их с борьбой тех или иных группировок господствующего класса и тем самым скрыть самостоятельность действий народных масс города, их подлинную социальную направленность.3
   Одним из характерных примеров может служить типичное для IV в. восстание антиохийского населения в 354 г., причины которого большинство буржуазных исследователей видит в интригах жестокого правителя Востока цезаря Галла против консуляра Сирии Феофила и антиохийской верхушки.4
   Весьма скудные сведения источников об этом восстании ограничиваются несколькими общими фразами у Аммиана Марцеллина и Либания, враждебно настроенных по отношению к Галлу, и краткими упоминаниями Юлиана.5 Однако с учетом тенденциозности этих источников возможно восстановить реальную картину событий.
   В 353 г. правителем Востока с резиденцией в Антиохии был назначен двоюродный брат императора Констанция цезарь Галл. Усложнившаяся как на Западе, так и на Востоке империи обстановка вынудила бездетного и страдавшего подозрительностью Констанция, постоянно опасавшегося покушений на свою жизнь и власть, привлечь к управлению Галла. "Вознесенный, - по словам Аммиана Марцеллина, - из пучины бедствий до высоты власти" (XIV, 1, 1), живший в постоянном окружении шпионов и доносчиков, придворных интриганов, готовых при любом неосторожном шаге обвинить его в стремлении к узурпации, Галл оказался в чрезвычайно сложном положении на посту правителя Востока. Чтобы сохранить расположение Констанция, власть и жизнь он должен был расправляться как со всеми недовольными политикой Констанция, так и с лицами, пытавшимися настроить против него Констанция. Непрерывная борьба за сохранение собственной жизни, начавшаяся еще в юности, превратила Галла в решительного и жестокого человека, беспощадного к своим противникам. Неустойчивостью положения нового правителя не преминуло воспользоваться его чиновное окружение и городская верхушка, пытавшаяся занять весьма самостоятельную позицию по отношению к Галлу. Антиохийская верхушка действовала в союзе с президом Сирии Феофилом и комитом Востока Гоноратом. Все это привело к обострению отношений между ними и Галлом. Кульминационным пунктом явился 354 год.
   В Антиохии в это время в связи с засухой назревал голод. Цены на продовольствие росли. Видимо, антиохийская верхушка, вкупе с чиновниками, решила воспользоваться этим обстоятельством, извлечь из него как материальные, так и политические выгоды - с одной стороны, нажиться на голоде, с другой - в случае возникновения недовольства направить его против Галла.
   Видя бездействие курии, формально ответственной за состояние городского рынка, Галл, после неоднократных обращений народа, потребовал от нее принятия мер против роста цен. Однако главы курии, чувствуя себя достаточно уверенно вследствие поддержки Феофила, Гонората и других влиятельных представителей чиновно-военной администрации, отказались выполнить распоряжение Галла (Amm. Marc., XIV, 7, 2: gravius rationabili responderunt).
   В связи с этим в историографии уже давно был поставлен вопрос о том, имела ли курия какие-либо реальные возможности облегчить положение на продовольственном рынке. Ряд занимавшихся этим вопросом исследователей пришел к выводу, что в середине IV в. положение на антиохийском рынке еще во многом зависело от куриалов, прежде всего богатой куриальной верхушки, располагавшей довольно большими собственными земельными имуществами и сосредоточившей в своих руках большую часть сохранившейся городской земельной собственности.6 Таким образом, антиохийская курия безусловно могла принять известные реальные меры против роста дороговизны, и ее бездействие определялось не столько невозможностью осуществить их, сколько нежеланием, продиктованным интересами наживы,7 соображениями политической борьбы. В таком случае основная ответственность за обострение продовольственных трудностей, за разорительную для рядового населения города дороговизну безусловно лежит на курии.
   Предпринятую последним исследователем событий 354 г. П. Пети попытку опровергнуть справедливость этого положения нельзя признать убедительной.8 Единственным аргументом, приведенным им в доказательство того, что курия не имела реальных возможностей оказать воздействие на состояние рынка, является его утверждение, что огромную роль в снабжении Антиохии играли мелкие земельные собственники, крестьянство.9 Однако, как мы показали выше, свободное крестьянство отнюдь не играло в IV в. решающей роли в снабжении города, и Пети не смог доказать обратного. Наоборот, во всех разделах своей работы он соглашается с бесспорным положением, что главными поставщиками продуктов на городской рынок были крупные и средние землевладельцы, и только рассматривая события 354 г., он внезапно отступает от него. Поэтому аргументацию П. Пети в данном случае нельзя рассматривать иначе, как явно тенденциозную попытку оправдать антиохийскую верхушку.
   В свете нашей интерпретации событий становится понятным и дальнейшее развитие конфликта между Галлом и курией. Трудно предполагать, что Галл, при его весьма шатком положении, требовавшем от него особой осторожности, был заинтересован в обострении политической обстановки в Антиохии. Его приказ антиохийской курии вполне мог быть продиктован прежде всего желанием избежать каких-либо волнений в городе. Отказ же антиохийской курни выполнить его распоряжение, при имевшихся у нее реальных возможностях, по существу нельзя не рассматривать как совершенно определенную политическую акцию, открытое объявление войны Галлу. Естественно, что Галл соответствующим образом и расценил действия курии. Он приказал арестовать и приговорил к смертной казни ряд виднейших членов курии, явившихся инициаторами саботажа его распоряжений.10 Однако этому воспротивились его влиятельные противники, прежде всего comes Orientis Гонорат. Насколько сильны были противники Галла свидетельствует тот факт, что на следующий же день цезарь был вынужден не только отказаться от казни арестованных представителей куриальной верхушки, но и вообще выпустить их на свободу (Amm. Marc., XIV, 7, 2). Отношения с куриальной и чиновной верхушкой испортились окончательно, и курия, по-видимому считавшая себя победительницей, продолжала саботировать распоряжение Галла. Положение на рынке не улучшилось и недовольство народа продолжало усиливаться.11
   Вскоре цезарю предстояло отправиться к войску, в Гиераполь. Собравшийся на ипподроме накануне его отъезда народ, вновь обратился к нему с просьбами устранить угрозу надвигавшегося голода.12 Галл воспользовался удобным случаем, чтобы отплатить своим противникам. В ответ на просьбы жителей он указал на стоявшего рядом с ним презида Сирии Феофила, покровителя антиохийских куриалов, и заявил, что "никто не будет нуждаться в продуктах, если на то будет воля правителя провинции" (Amm. Marc., XIV, 7). Тем самым Галл фактически отказался помочь в устранении угрозы голода теми средствами, которыми он располагал - доставкой продовольствия из других провинций. Независимо от того, сделал ли он это из убеждения в том, что в такой мере не было необходимости, или из желания отплатить своим противникам, основная вина за положение на продовольственном рынке Антиохии прежде всего ложится на антиохийскую верхушку и ее чиновных покровителей. Вероятно, с борьбой Галла против своекорыстной политики куриалов в вопросе о нормализации положения на рынке и связаны те известные симпатии, которыми он пользовался среди широких слоев населения Антиохии (Amm. Marc., XIV, 7, 4).
   После отъезда Галла положение не изменилось. На ипподроме вновь состоялись выступления против дороговизны. Когда голод усугубился, широкие слои населения города пришли в движение. Они собрались на ипподроме во время ближайших конских ристаний. Здесь вспыхнуло открытое возмущение (Amm. Marc., XIV, 7, 4).
   Часть недовольных прямо с ипподрома отправилась на другой конец города к великолепному дворцу (ambitiosam domum) одного из представителей куриальной верхушки - Евбула (Eubuli cujusdem inter suos clari - Amm. Marc., XIV, 7, 2). Сбежавшаяся сюда толпа, вооруженная камнями, окружила дом. Евбул с сыном попытались тайком выскользнуть из дома и спастись бегством, но были замечены народом. Бросившаяся за ними толпа стала забрасывать их камнями. Раненым, им с трудом удалось ускользнуть от своих преследователей на крутых, покрытых густыми садами склонах Сильфия и укрыться на вершине горы (Liban., 1, 103).
   Стремясь оправдать антиохийских куриалов и представить все восстание как результат интриг Галла, П. Пети оказался в трудном положении при объяснении эпизода с Евбулом. Если выступление народа против Феофила еще можно было прямо приписать интригам Галла, то нападение на Евбула трудно объяснить чем-либо иным, кроме недовольства жителей Антиохии деятельностью этого видного представителя куриальной верхушки. Однако ради обоснования своей предвзятой точки зрения Пети предпочел покинуть твердую почву фактов и встать на путь выгодных для его концепции, но весьма сомнительных гипотетических построений. Он выдвинул предположение о том, что до нас просто не дошли известия о тех выступлениях Галла против Евбула, которые разожгли ненависть к нему населения.13 Оперируя далее этой гипотезой как несомненным фактом, Пети попытался поставить под сомнение наличие каких-либо самостоятельных моментов в выступлении народных масс, наличие их осознанного недовольства, сознательных самостоятельных действий. Для подтверждения этого автор рассмотрел данные о самом Евбуле, его жизни и деятельности, но при этом почему-то забыл, что этот же Евбул упоминается Либанием именно в связи с вопросом о спекуляциях продовольствием куриалами в последующие годы, например в 363 г. (Liban., XVI, 23). Таким образом, и в 354 г. он вполне мог быть одним из виновников продовольственных затруднений, что признается большинством исследователей.14 П. Пети забывает о том, что Евбул, был не простым представителем куриальной верхушки Антиохии, а признанным руководителем одной из группировок куриалов,15 а, следовательно, нападение на Евбула может рассматриваться как выражение недовольства деятельностью всей связанной с ним группы куриалов.16 Евбул, по-видимому, прекрасно знал об этом недовольстве. Не случайно в этот день его не оказалось на ипподроме. А то обстоятельство, что часть народа с ипподрома направилась на другой конец города, именно к дому Евбула, свидетельствует о том, что действия народных масс были вполне осознанными, что они были направлены против конкретных виновников роста дороговизны. Недовольный народ сжег роскошный особняк Евбула (Liban., I, 103).
   Тем временем и на ипподроме начались активные действия народа, который напал на правителя. Феофил был схвачен и убит пятью кузнецами-ремесленниками (??? ??????? ?????: Liban., XIX, 47). Город на время оказался во власти восставшего народа. Труп правителя был протащен на веревках по главным улицам города, а затем выброшен в Оронт.
   Для нас несомненен широкий размах возмущения и участие в нем значительной, если не большей части народных масс города. Однако такая картина восстания не соответствует представлениям о нем большинства буржуазных исследователей, рассматривающих его как весьма узкое выступление, вызванное главным образом происками Галла. Отсюда стремление современной буржуазной историографии поставить под сомнение самый размах недовольства и представить все восстание лишь как действия двух небольших групп людей, воспользовавшихся растерянностью присутствовавших на ипподроме жителей города, явившихся пассивными свидетелями событий и действовавших одна против Евбула, другая против Феофила.17 Но в таком случае это должны были быть какие-то группы сторонников или политических агентов Галла из числа "ловких людей", действовавших на ипподроме. Однако подобному предположению противоречит совершенно ясное сообщение Либания о том, что Феофил был убит пятью ремесленниками-кузнецами, которых никак нельзя причислить к действовавшим вокруг зрелищ политиканам, не говоря уже о том, что ни один из наших источников не связывает события восстания с деятельностью цирковых группировок, обычной политической борьбой. Тем не менее П. Пети попытался поставить под сомнение значение этих данных на основании того, что Аммиан Марцеллин говорит о восставших как о vulgi sordidiores (XIV, 7). Такая характеристика Аммиана, по мнению Пети, прямо указывает на то, что основной действующей силой восстания была праздная чернь. Однако если учесть тенденциозность Аммиана, его несомненное желание целиком оправдать куриалов, скрыть недовольство ими широких кругов населения Антиохии, то его стремление свести все возмущение к выступлению продажных низов, праздного люмпен-пролетариата станет вполне понятным. Поэтому Пети едва ли следовало столь некритично использовать данные Аммиана, противоречащие сообщению очевидца событий Либания, и на этом основании относить активных участников восстания к праздной черни, действовавшей по подстрекательству Галла и его сторонников, а само восстание по существу превратить лишь в частный эпизод борьбы внутри господствующей верхушки империи.