Курицын Валентин. Томские трущобы

   - Понял.
   - Как не понять - дело знакомое!
   - Что прикажете. - Появился лакей.
   - А что, Иван Семенович, не выпьем ли мы с тобой по коньячку полбутылочки, а, - и не ожидая ответа, Егорин бросил - половинку нам в три звездочки!.. А голова у меня, признаться болит, - заговорил Иван Семенович, закуривая папиросу, - со вчерашнего еще не опохмелился как следует, а тут еще в в карты взялся играть - совсем беда!..
   Прежде, чем продолжать наше повествование, скажем несколько слов о молодом человеке, которого Егорин пригласил с собой выпить коньяку. Иван Семенович Кочеров был сын того самого старинного дружка Егорина, который оказал этому последнему приют и покровительство в те дни, когда Егорину, только что сосланному в Сибирь приходилось очень туго.
   После того, как дела Егорина поправились и у него стали водиться денежки, он женился на дочери Кочерова, двумя годами старше Ивана Семеновича, так что теперь, помимо уже старой дружбы, Егорин был связан с семейством Кочерова и родственными отношениями. С молодым Кочеровым - с Ваней, Егорин частенько покучивал, ссужал его деньгами и мало-помалу втягивал в те темные дела, которыми занимался.
   Ивану Семеновичу в то время было лет девятнадцать. Это был рослый, довольно красивый, юноша со смелым, несколько насмешливым взглядом темно-карих глаз, с целой копной густых волнистых волос. Он был не дурак выпить, мастерски играл на гитаре, обладал довольно приятным, хотя и не сильным тенором и был, как говорится, парень на все руки.
   - Ну, Ваня, давай выпьем, - Егорин налил рюмки.
   Они выпили и закусили лимоном. Егорин вновь поторопился налить рюмки, в его беспокойном бегающем взгляде сказывалось какое-то скрытое неуловимое волнение. Иван Семенович обратил на это внимание.
   - Что это ты, Кондратий Петрович, такой странный сегодня: руки у тебя трясутся - точно кур воровал, сам сидишь как на иголках! Уж не на любовное свидание ли торопишься!
   Егорин махнул рукой.
   - Это уж твое дело, Ваня, - за девками бегать!
   Через полчаса полбутылка была допита. Егорин расплатился и, прощаясь с Иваном Семеновичем, еще раз напомнил ему:
   - Ну уж ты, Ваня, смотри - сумей втереть очки сестре-то.
   - Ладно, ладно. Не хлопочи, все будет сделано! А ты вот что, Кондратий Петрович, выручи-ка меня: одолжи на отыгрыш.
   Егорин полез за бумажником.
   - Сколько тебе.
   - Ну, давай полсотни.
   Егорин беспрекословно отсчитал требующуюся сумму. Что значат для него какие-то жалкие 50 рублей, когда не далее как сегодня ночью, у него будет 30000 рублей. Они простились. Кочеров опять пошел в игорную комнату, а Егорин, выйдя из собрания, взял извозчика и поехал довершать начатое им еще вчера.
   - Куда прикажете, барин? - спросил вполоборота извозчик.
   - В "Европейскую", - ответил Егорин.
   Ввиду позднего времени на почтамтской не было почти ни души. Только одинокие фигуры "ночных бабочек" мелькали кое-где вдоль панели. На мосту около триумфальных столбов еще стояло несколько терпеливых извозчиков в чаянии запоздалого седока. Лихо подкатив к ярко освещенному подъезду "Европы" извозчик натянул вожжи.
   - Тпру!
   - Пожалуйте, ваше степенство!
   Егорин рассчитался с извозчиком и вошел в вестибюль гостиницы.
   Швейцар, высокий сухощавый малый, с обильно напомаженными волосами в фуражке с галуном, бросился было к Егорину навстречу снимать пальто, но Егорин махнул рукой:
   - Не надо... Я наверх - в номера!
   Поднимаясь по лестнице, Егорин столкнулся лицом к лицу с молодым ловким лакеем в черной фрачной паре. Он куда-то спешил, размахивая белой салфеткой и насвистывая сквозь зубы какой-то веселенький мотивчик.
   - Алексей, куда это ты поперся. - Остановил его Егорин.
   Лакей вздрогнул от неожиданности.
   - Ах! Это вы, барин, пожалуйте-с, все готово. - И лакей посторонился, давая Егорину дорогу.
   - Все там приготовили в номере-то.
   - Все-с, как вы изволили приказать!
   - Ну, а девицы-то приехали. - Шепотом спросил Егорин.
   - С час времени будет, как ожидают.
   - Те самые, как я сказывал, - переспросил Егорин.
   - Помилуйте-с, - даже обиделся лакей, - нешто мы своего дела не знаем! Кого приказали, того и привезли! Соньку Беленькую и Катьку от Орлихи. Девицы, можно сказать, во всем параде. Останетесь довольны.
   - Ну, ладно, иди, куда пошел! В случае чего, позвоню, - и Егорин далее зашагал по лестнице.
   В коридоре верхнего этажа гостиницы было полутемно и тихо. Егорин остановился перед номером шестым. За дверью с слышался женский смех.
   Егорин постучал и вошел в номер. Здесь было убрано с претензией на роскошь. Мягкая мебель, обитая малиновым штофом, красиво гармонировала с белоснежной скатертью, которой был накрыт стол. Тяжелые суконные гардины на обоих окнах были спущены. Кроме двух электрических ламп на столе стоял еще канделябр, свечи, в котором зажжены не были.
   - А-а, наконец-то. Один явился! Хороши гости, нечего сказать: пригласили барышень, а сами жди-пожди! - заговорила, поднимаясь навстречу Егорину, одна из барышень. Это была полногрудая девушка с нерусскими чертами лица.
   - Каюсь, виноват, барышни, виноват! - заговорил Егорин, снимая пальто.
   Другая из девиц была наша знакомая - Катя, но трудно было признать в этой изящно одетой камелии ту скромненькую мещаночку, какой вы видели Катю в зальце у "тетеньки". Теперь на ней было одето модное, все осыпанное стеклярусными блестками, платье. Пышные белокурые волосы были собраны в модную прическу, красиво оттеняющую бледное лицо. Она сидела, полуразвалясь, на диване, вытянув вперед свои маленькие ножки в красных туфельках.
   - А где ж другой гость. - Лениво спросила она, потягиваясь своим молодым телом и небрежно пожимая Егорину руку.
   - Должен скоро приехать, верно задержался где-нибудь, - ответил Кондратий Петрович, присаживаясь на диван.
   - А вы бы, девицы - продолжал он, распорядились бы чем-нибудь. Винца бы какого себе потребовали!
   - Как же мы можем без гостей распоряжаться, теперь вот угостите!
   Егорин нажал кнопку звонка...
   Здесь мы считаем необходимым объяснить, с какой именно целью приехал сюда Егорин. Обратимся к событиям прошлой ночи. Василий Иванович, за которым в последнее время охотился Егорин, был предательски убит, но тех 30000 рублей, о существовании которых Егорин отлично знал, в бумажнике покойного не оказалось. Ясно, что они были оставлены Василием Ивановичем у себя в номере. Егорину нужно было достать их не навлекая на себя подозрений. Для этого он придумал целый сложный план. На другой день после убийства Василия Ивановича, он протеле-графировал в гостиницу, чтобы оставили за ним номер шестой, смежный с тем номером, в котором жил Василий Иванович. По телефону же были заказаны и "барышни". Предполагалось устроить кутеж, в котором должен был принять участие и Василий Иванович. Далее Егорин предполагал, не дождавшись, разумеется Василия Ивановича, отпустить домой девиц, и, остав-шись одному, проникнуть в номер Василия Ивановича за деньгами. Ключ от дверей давно им был подделан. За последнюю неделю они часто гуляли с Василием Ивановичем, а поэтому устройство нового кутежа не могло вызвать подозрения ни у кого в гостинице, где Егорина знали и лично...
   Явился лакей.
   - Прикажете подавать.
   - Да, подавай, братец, компаньона-то моего долго нет, задерживается где-то. Поди со вчерашнего вечера и глаз домой не показывал! деланно-равнодушно заговорил Егорин, наблюдая, какое впечатление произведут на лакея его слова.
   Тот совершенно просто ответил:
   - Нет-с, они изволили быть.
   - Когда, - глухо вырвалось у Егорина.
   - Часиков в семь вечера, - спокойно отвечал лакей, - да, - спохватился он, - запамятовал малость! Простите великодушно. Письмецо они тут вам оставили. Извольте-с получить, - лакей протянул конверт.
   Кондратий Петрович тяжело дышал и, напрасно стараясь скрыть свое волнение, дрожащими руками вскрыл письмо. На листе почтовой бумаги большого формата синими буквами ремингтона было напечатано следующее...
   7. ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ
   "М.г., г. Егорин!
   Не трудитесь искать известные вам 30000 рублей - они взяты мною.
   Три дня тому назад я предлагал вам действовать рука об руку в деле приобретения этих денег. Вы самонадеянно отказались теперь пеняйте на себя. Да будет вам известно, что тот, которого никто не знает, но который знает всех, всесилен и могущественен! Нет такого дела, которого бы он не смог выполнить, нет таких преград, которые могли бы его остановить на пол-дороге. И горе тому, кто идет не с ним, а против его!!!" Вот что было напечатано в этом таинственном письме. Пониже текста была подпись "человек в маске".
   По мере того, как Егорин читал письмо, лицо его все более и более багровело, большого усилия воли стоило ему сдержать крик бешенства.
   Прочитав письмо. Он сунул его в карман и зашагал по комнате, стараясь взять себя в руки и разобраться во происшедшем.
   - Вот так подвел механику, - думал он, - ловко обстряпал, нечего сказать! Ах черт, черт! Кто же это мог быть! Просто голова кругом идет. Ну-да ладно, посмотрим еще, кто кого осилит! Ишь ты, шут гороховый: "человек в маске"!
   - Ну, Кондратий Петрович, что же это вы насупились. Гулять так гулять! Звоните лакею, торопите, чтобы подавал, - затараторила Катя, повертываясь перед зеркалом и оправляя свое платье.
   Егорин, уже достаточно овладевший собой, вынул часы, и, взглянув на них ответил:
   - Нет, девоньки, гулять-то нам видно сегодня не придется, - до следующего раза уж оставим. Письмо вот получил от товарища. Пишет, что не может приехать сегодня, - дела задержали. За беспокойство вы извините, что следует получите, - и Егорин протянул девицам по десяти рублей.
   Катя, все время наблюдавшая за Егориным, небрежно сунула деньги в маленький изящный несессер, висевший у нее на поясе, накинула на плечи меховой горжет и пристально смотря в глаза Егорину, усмехнулась.
   - Так! - протянула она. - Не вышло, значит. Жаль! А я было собиралась шампанского выпить.
   Проводив девиц, Егорин позвал лакея и, расплачиваясь за номер, как будто мимоходом спросил:
   - Так ты говоришь, поздно вечером Василий Иванович вышел?
   - Часов так около десяти, - ответил лакей, собирая скатерть и канделябр.
   - Хм, пьян был?
   - Нет, незаметно как-будто, - покачал головой лакей, - а впрочем, может быть, признаться сказать, не заметил.
   - Так, ладно. На вот тебе на чай.
   И сунув лакею трехрублевку, Егорин вышел из номера.
   Заспанный швейцар, в пальто, накинутом на плечи, поспешил отворить и, получив в свою очередь на чай, напутствовал Егорина пожеланиями всего лучшего. Извозчиков на улице не было и Егорину пришлось идти пешком. Пройдя квартала три по магистратской улице, Егорин свернул в темный переулок и вышел на другую улицу. Было темно. Шел дождь. Тротуаров здесь и помину не было. Темнота хоть глаза выколи. Егорин смело шагал по грязи, не обращая внимания на все неудобства своего путешествия. В голове у него стояла мысль: кто это был тот, действительно ловкий неуловимый человек, так искусно воспользовавшийся плодами его работы.
   - Не из наших он, - думал Егорин, - крупной масти Козырь. Эко дело обмозговать!
   Через час ходьбы Егорин остановился перед большим двухэтажным домом, черный фасад которого как-то нелепо выдвигался из ряда соседних строений. Егорин подошел к одному из окон нижнего этажа и сильно постучал в ставень. Стук пришлось повторять еще несколько раз: в доме, очевидно крепко спали. Наконец ставень был отодвинут изнутри и в полуотворенной створке окна показалась чья-то взлохмаченная голова.
   - Кто тут. - Прохрипел спрашивающий.
   - Свои, Голубок, свои. Впускай скорее. Дома, что ли Залетный.
   - А, Кондратий Петрович, не узнал спросонку-то. Дома дома. Сигай в окошко, - и обладатель взлохмаченной головы и сиплого голоса, носящий столь оригинальную кличку, широко распахнул окно.
   Егорин ловким привычным движением ухватился за подоконник и бесшумно прыгнул в комнату.
   - Темень у вас тут, как бы не наткнуться на что!
   - А вот, погоди, окошко запру - огонь вздую, - отозвался Голубок, задвигая вновь ставень. Егорин чиркнул спичкой.
   - На вот, засвети лампу.
   Голубок протянул Егорину маленькую жестяную лампочку с закоптелым стеклом. По обстановке комнаты можно было понять, что здесь пивная. Стояло несколько грязных столиков. Виднелись корзины из-под пива. Над стойкой в переднем углу был прибит весь загаженный мухами, ярко размалеванный, заводской плакат. Около стойки на полу храпела какая-то темная фигура. В воздухе пахло кислым запахом пролитого пива, махоркой, прелой одеждой.
   - Аль дело тебе есть до Залетного? - позевывая и почесывая спину, спросил Голубок, когда лампа была зажжена.
   - Нет, с визитом, - сердито ответил Егорин, - давай веди скорее. Иди вперед с лампой: тут у вас черт ногу сломает!
   Через дверь за буфетной стойкой они вышли в маленький коридорчик, весь заставленный пивными корзинами. В конце коридора была узенькая дверца, сколоченная из досок и оклеенная оборванными обоями.
   - Тут он дрыхнет, чай. Эй, Залетный, вставай! - И хозяин забарабанил в дверь.
   Кто там, - послышался недовольный женский голос.
   - Что он с бабой, что ли? - спросил Егорин.
   - С "марухой" (содержанкой) своей прохлаждается. Буди его, Любка!
   - Пьяны они дюже, не добудишься, никак растолкать не могу.
   - Да ты отвори нам, дура, - выругался Голубок, дергая дверь.
   Молодая простоволосая женщина в одной ночной рубашке и нижней юбке отворила дверь и стояла, щурив глаза от лампы. Егорин быстро подошел к кровати на которой лежал маленький сухощавый человек. Он был безнадежно пьян. Ноги его, одетые в неопределенного цвета брюки и порыжелые штиблеты, бессильно свешивались с кровати.
   - Эй, ты спишь, Залетный, вставай! - потряс спящего за плечи Егорин.
   Тот только мычал и сопел носом. - Ах, так тебя растак! - злобно выругался Егорин, видя что его усилия разбудить Залетного, не приводят ни к чему. - Э-ко нажрался, дьявол! Тащи, Любка, воды холодной, окатим его!
   - Погодь, Кондратий Петрович, - нашелся Голубок, - я его сейчас подыму, - и он, наклонясь к самому уху спящего, гаркнул: - "Двадцать шесть"! Облава!..
   8. ПОХОЖДЕНИЯ СЕНЬКИ-КОЗЫРЯ
   На другой день после убийства Василия Ивановича, часов в шесть утра, Козырь распрос-тился с гостеприимной кровлей Егорина, где провел ночь; взял с этого последнего условные семьдесят пять рублей, чистый паспорт и пустился в путь-дорогу.
   Верный своему обещанию, данному накануне Егорину, Козырь твердо решил отправиться прямо на вокзал, не заходя ни в один из знакомых ему уголков. Впервые за десять лет своей жизни Козырь чувствовал себя полноправным гражданином.
   В кармане у него лежал настоящий паспорт, выданный из Камышловского уезда на имя некоего Трифона Борисова. Этот документ и являлся, главным образом приманкой, побудившей Козыря так быстро согласиться на предложение Егорина.
   Стараясь избегать людных улиц, глухими пустынными переулками Козырь шел по направ-лению к станции Межениновка. Одинокие прохожие, встречаемые Козырем на пути, принимали его по старому рабочему платью и быстрой деловой походке за какого-нибудь плотника или каменщика, спешившего на работу.
   Ловко "фортанул", - думал Козырь, припоминая, как несколько дней тому назад он шел с вокзала без копейки денег в кармане, трусливо озираясь по сторонам, как травленный волк. - Теперь засяду на машину и вплоть до самого Челябинска дрыхнуть буду... Брать билет али не брать? Ежели по билету ехать, придраться могут - потому багажа нет! Лучше уж так "зайцем". Много сподручнее будет! Суну оперу полтину и сыпь от депо до депо. Надо вот только споты-каловки захватить. Остановясь на этой мысли, Козырь стал соображать, где бы ему запастись водкой. Монополки еще закрыты. Придется к Савке зайти. Засиживаться только не надо! Козырь вспомнил напутственные слова Егорина: "Ну, брат, по сторонам не гляди, лягавым не попадайся, назад не вертайся. Козырь даже усмехнулся, вспоминая эту прощальную тираду.
   - На кой ляд мне назад вертаться. Что я опричь Томска другого места не найду.
   Но судьба судила иначе и готовила ему новые испытания.
   Когда Козырь после получасовой ходьбы выбрался на окраину города и поравнялся с низеньким бревенчатым домиком, в котором помещалось Савкино заведение - грязный трактир 3-го разряда. Наружная дверь этого последнего была гостеприимно раскрыта, несмотря на столь ранний час. Козырь поднялся по ступенькам крылечка и вошел в трактир. Трактир, как и все, подобные ему, имел две половины: черную и чистую. Грязь в обеих половинах была, положим одинаковая, и вся разница состояла в том, что на первой половине, так называемой "грязной", сидели обыкновенные случайные посетители - крестьяне, возвращающиеся из города с базара, мелкая шпанка "халамидники" (мелкие воришки), "стрелки" (профессиональные нищие), тогда как на на вторую половину, чистую заходили только завсегдатаи трактира - свои люди.
   Ставни трактира еще были закрыты и поэтому в первой комнате, куда вошел Козырь, стоял полумрак. Над стойкой горела керосиновая лампа, дававшая, впрочем, больше чаду, чем свету. За угловыми столиками сидело пять или шесть оборванцев, зашедших сюда очевидно погреться после холодной ночи, проведенной где-нибудь под кирпичным сараем. Это были страшные и вместе с тем жалкие фигуры. Грязные, засаленные лохмотья представляли из себя слишком несезонный наряд, что бы в нем можно было чувствовать себя застрахованным от ревматизмов и простуды. Воспаленные глаза, дрожащие руки, хриплая речь были отличительными чертами этих подонков общества. Они жадно глядели на Козыря, но убедившись, что от этого парня поживы не жди, остались неподвижными в своих углах. Козырь подошел прямо к стойке.
   За стойкой подслеповатый паренек в пиджаке, очевидно, с чужого плеча, временно выполнял роль буфетчика и посудника. Козырь выбросил из кармана рубль.
   - Дай бутылочку за печатью, а на остальные денежки огурцов соленых и хлеба.
   Парень равнодушно, не глядя на Козыря взял рубль, попробовал его на зуб и раза два стукнул о стойку. Убедившись, что рубль не фальшивый он взбросил глаза на Козыря и вяло спросил:
   - Какой тебе - с красной или белой головкой?
   - Знамо дело с красной, вот чудак, еще спрашивает! Неужели нашего вкуса не знаешь.
   Парень ничего не ответил на это, и лениво, ворочаясь и свистя носом, стал доставать требуемое.
   - Эх ты, тетеря сонная! - раздался в это время чей-то молодой, сильный и звучный голос, - что ты так ворочаешься, точно три дня не ел! Не видишь разве, каких тебе бог гостей дает.
   Козырь быстро обернулся.
   Сзади его стоял, слегка улыбаясь и покручивая маленькие черные усики, какой-то субъект, одетый в рваную ватную кацавейку, обтрепанные наковые брюки и старые галоши, одетые на босую ногу. Старый картуз, с полуоторванным Козырьком был низко надвинут на лоб, с целью замаскировать громадный сине-багровый синяк, расположенный под левым глазом.
   - Чего ты воззрился на меня, приятель? - вновь заговорил незнакомец, засунув руки в карман и слегка раскачиваясь туловищем.
   - Что мне на тебя глядеть, чай не узоры писаны, - сердито буркнул Козырь, забирая свою бутылку и закуски. Ему не нравилось слишком внезапное появление незнакомого оборванца и предчувствие чего-то недоброго заставляло его поскорее убраться из трактира.
   - Узоры не узоры, посмотри-ка "размалевка" какова! - подмигнул парень на свой синяк, и переходя в серьезный тон уже тише сказал Козырю: - Надо мне с тобой поговорить. Дело есть. Пойдем-ка на ту половину.
   - Какое такое дело? - недоверчиво спросил Козырь. - Я тебя в первый раз вижу!
   - А вот пойдем, тогда узнаешь! - Парень, не ожидая ответа Козыря, закричал буфетчику: - Эй ты, спящий красавец! Официант! "Шестерка"! Волоки нам графин с закуской, да селянку на сковороде вели приготовить.
   В веселом разухабистом поведении незнакомца, в его свободных манерах, в уверенном тоне голоса, было что-то такое подкупающее, что-то внушающее доверие. Козырь после некоторого колебания пошел за незнакомцем на "чистую" половину. Там не было ни души.
   - Ну и погодка же, братец ты мой! - обратился к Козырю незнакомец. Холодища, дождь всю ночь шел! А грязища - по колено! Одним словом, в моих штиблетах много не погуляешь, - и незнакомец насмешливо кивнул на свои галоши. - Хорошо теперь водочки выпить с холоду-то!
   - Ну, говори скорее, какое тебе до меня дело. Некогда мне с тобой прохлаждаться!
   - Что, на вокзал торопишься. Успеешь еще: поезд отходит в девять часов, а сейчас еще семи нет.
   Козырь вздрогнул от неожиданности.
   - А ты почем знаешь, что я на вокзал? - с потаенной тревогой спросил он, отодвигаясь от собеседника.
   - Эх, друг сердечный, мало ли мы чего знаем, да помалкиваем только! Ну да ты это брось! Чай испугался: за "легавого" меня принял!
   - Чего мне бояться-то, - недружелюбно отозвался Козырь, внимательно разглядывая незнакомца. - Ты вот говори толком зачем меня звал-то.
   В это время вошел в комнату буфетчик, неся на подносе графин с водкой и обычную закуску: два копченых ельца, несколько кусочков чайной колбасы и два ломтя черного хлеба. Ни салфетки, ни вилок здесь не полагалось. Сунув принесенное на стол, буфетчик остановился в вопросительной позе.
   - Что думаешь, - подмигнул ему незнакомец, - денег у нас нет! Вот они! - И он выбросил из кармана целую пригоршню серебряной мелочи, отсчитал следуемое за поданное и крикнул буфетчику: - Получай и... проваливай!
   Козырь машинально выпил, налитый ему стаканчик, недоумевая, с кем это его свела судьба.
   - Вот что, брат! Слушай меня внимательно. Кто я, что я - тебе до этого нет никакого дела! Помни, что я худого тебе не желаю. Знаю откуда ты идешь, что сегодня ночью делал! Знаю, кого вы с Егориным сегодня ночью в Томь свезли!
   Козырь вскочил, как ужаленный.
   - А-а, так ты вот про что! - злобно прошептал он, сунув руку за голенище, где у него хранилось "перо", но в это мгновение незнакомец быстро схватил Козыря за правую руку и, стиснув ее, как в железных тисках, спокойно сказал:
   - Брось! Не шали!..
   9. ЗАЛЕТНЫЙ В РОЛИ ШЕРЛОКА ХОЛМСА
   Залетный как ни был пьян, но, услышав эти слова, имеющие столь серьезное значение для лиц, "формуляр которых не особенно чист", очнулся и дико озираясь, присел на кровати. Выраже-ние его лица было растерянное и испуганное, как у человека, над ухом, которого выстрелили из пушки.
   - Облава, говоришь ты, - сиплым с перепоя голосом спросил он и, сильно пошатываясь, прошелся по комнате, что-то ища глазами.
   - А, Кондратий Петрович, друг любезный, тебя ли я вижу. - Сейчас только заметил Егорина Залетный. - Какими судьбами занесло тебя в эту юдоль нищеты, порока и преступления! - и Залетный по-театральному вытянул правую руку, усиленно балансируя левой.
   - Будет тебе шута-то ломать, очнись, - досадливо отозвался Егорин.
   - Очнуться, это мы можем, в один момент! Только необходимо опрокидончик совершить! Любаша, царица сердца моего, посмотри-ка там в шкафчике, не осталось ли от вчерашнего пиршества.
   Молодая женщина молча повиновалась и поставила перед Залетным довольно объемистый графинчик, на дне которого еще оставалось несколько рюмок водки.
   Залетный дрожащими руками налил себе по стаканчику. Брезгливо морщась, выпил, после чего низко опустил свою голову, и некоторое время молчал.
   - Н-ну, теперь можно, как будто отошло немножко, хотя, говоря по душе, мыслительные способности мои несколько подмочены, но все же, друг, я к вашим услугам. Полагаю, что разговор наш будет иметь, так сказать, конфиденциальный характер, а потому прошу оставить нас одних!
   Голубок и Люба вышли.
   - Слушай, Залетный, - заговорил Егорин, близко подсаживаясь к нему, перво-наперво скажи мне, хочешь ли ты пять тысяч заработать.
   Залетный удивленно посмотрел на Егорина.
   - Шутить изволишь, Кондратий Петрович, сорвалось у него.
   - Какие шутки - дело говорю. Пять тысяч твои будут, только сумей содействовать! Слушай, вот все по порядку: дней десять тому назад свели меня с одним "фраером" - купчиком из Иркутска. "Обвели" мы его и "похерили" понимаешь, но только вот деньги, другому достались. Перехитрили меня! Вчерашней ночью мы "дело" закончили, а сегодня я было в номер, а мне вот такое письмецо преподносят... - и Егорин протянул Залетному таинственный документ, писанный двойником Василия Ивановича.
   Залетный взял письмо, внимательно перечел его и зачем-то даже посмотрел на оборотную чистую сторону.
   - Ловко сделано! - сказал он, совершенно трезвым и серьезным тоном.
   Перспектива заработать пять тысяч и рассказ Егорина вышибли из него все остатки хмеля.
   - Да понимаешь, какая вещь, - продолжал Егорин, - этот самый "человек в маске", ведь как ловко прошел в номер под видом как будто самого Василия Ивановича.
   Залетный кивнул головой.
   - Судя по тому, - медленно и раздумчиво заговорил он, - что никто в гостинице не заметил ничего странного во внешности "второго" Василия Ивановича, грим и костюм последнего были вполне выдержаны. Отсюда следует, что сей ловкач имел прямую возможность близко и внимательно наблюдать за настоящим Василием Ивановичем.
   - Должен тебе сказать, - вставил Егорин, - что дня за три до того, как мы с тобой разыграли "фраера", я получил по городской почте письмо такими же вот печатными буквами, также подписанное. Просились взять в пай и обещали всякое содействие. Я, понятно, не обратил на это внимание, а на самом деле вон что вышло.
   - Так, так-то ты ни на кого подозрения не имеешь. "Наводчики" в этом деле были.