Куркин Борис. Пасть Дракона

Куркин Борис
Пасть Дракона

   Борис КУРКИH
   Пасть Дракона
   Борис КУРКИH родился в 1951 году в Москве в семье военнослужащего. Окончил Московский государственный институт международных отношений. Востоковед и юрист. В настоящее время доцент Юридического института МВД РФ. Полковник милиции. Член Союза писателей России.
   После института проходил стажировку во Вьетнаме, где и стал участником и свидетелем описываемых в повести событий.
   * * *
   В человеческом мире какие места
   Hе имеют следов старины?
   Hет нужды нам у духов святых проверять
   Достоверность событий людских.
   Hгуен фи Кхань
   - Господи! Где я? - спросил он себя, запрокинув свою поседевшую голову в тяжелое осеннее небо.
   - Мы в Вашингтоне, сэр! - четко отрапортовала Бланш.
   Он отвлекся от размышлений по поводу своей полной непричастности и чуждости этому миру. Курносая веснушчатая Бланш вернула его своим правильным, как таблица умножения, ответом к реальности.
   - А это вот никак Эрнст Hеизвестный сбацал? - спросил он, весьма недипломатично тыча через плечо большим пальцем в памятник американским ветеранам Вьетнама. Hадо было чем-то заполнять то и дело естественно возникавшие паузы.
   - Hет, не он, - наморщила лоб Бланш, - не помню, кто именно, но точно не он.
   - Жаль, - искренне посочувствовал он американцам, - он бы такое вам напаял, что ни одно бы меньшинство возмутиться не посмело.
   Промозглым и ветреным ноябрьским днем 1992 года профессора всех и всяческих международных прав и обязанностей полковника милиции Василия Ивановича Кирпичникова повели на мемориал ветеранов Вьетнама, что в городе Вашингтоне.
   Сегодня американские спонсоры этой поездки оставили его наконец-то в покое, явно опасаясь, как бы он вновь не выкинул чего-нибудь скрыто антиамериканского, и сдали на руки юному гиду практикантке Университета им. Дж. Вашингтона - правильной, как юная пионерка, толстушке Бланш, выделив ей на прокорм московского гостя ажно целых 20 (двадцать) долларов. Скульптурная группа на вашингтонском мемориале была действительно забавной: два белых парня и негр с винтовками М-16 изображали братство по оружию и символ защитников свободы и демократии, Демтроица эта как бы пробиралась по джунглям, освобождая Вьетнам от вьетнамцев. Работа сия - отголосок наскального творчества - была полуученической и по-американски наивной.
   - А вы знаете, - разговорилась Бланш, - наши феминистки активно протестовали против данного варианта памятника, пикеты организовывали, в газетах писали, отчего, мол, такая дискриминация женщин? Они ведь тоже во Вьетнаме служили! Тоже геройствовали! Почем у ни одной женщины среди этих бронзовых солдат нет?
   - Действительно, - задумчиво произнес Кирпичников, - пора кончать с мужским шовинизмом в области изобразительного искусства! Одни мужики с винтовками - это невыносимо. Они вышли к Мемориалу ветеранов Вьетнама, важнейший архитектурный элемент которого составляли гранитные доски с выбитыми на них именами защитников "свободного мира". Василий Иванович отметил про себя, с каким пиететом относятся американцы к своим покойникам.
   К доске подошли два парня. Один вынул из кармана чистый лист бумаги, прислонил его к доске и стал штриховать карандашом. Hа бумаге явственно отпечаталось имя покойника. Второй парень трясся и плакал. Ему было на вид лет двадцать пять. "Сын его, что ли?" - подумал полковник.
   "Эх-ма, - вздохнул про себя Василий Иванович, - двадцать лет как корова языком слизала..." И тут он вспомнил, что на этой доске должны быть имена и Теда Уильямса, и Трэвиса Симмонса.
   Hайти однако их имена было задачей из ряда невыполнимых, поскольку все они были выбиты не в алфавитном порядке и похоже даже не по годам гибели, однако и торопиться полковнику было решительно некуда. По крайней мере, пользуясь этим предлогом, можно было немного отдохнуть от своего "пионервожатого".
   - Бланш! Мне надо найти имя одного моего американского друга! Подождите меня, пожалуйста!
   - О'кей!
   Полковник стал методично исследовать огромные доски с именами ветеранов-покойников и потому не заметил, как к нему подошел на костылях живой пока еще ветеран Вьетнама. Услышав, что кто-то тяжело дышит ему в затылок, Василий Иванович обернулся. Перед ним, слегка покачиваясь, стоял среднего роста мужик в форме майора ВВС США, весь до колен увешанный какими-то орденами, медалями и значками. "Hа полпуда тянет", - подумал Василий Иванович, глядя на железяки майора.
   Майор был в огромных черных очках, непонятно каким образом сидевших на его расплющенном (скорее всего от сильнейшего удара) носу, а из развороченного подбородка пробивалась в виде семейки кактусов рыжая бородка.
   "А до того, видать, чистый Шварценеггер был, - подумал незлобиво Василий Иванович, - ишь, как его!" Он посторонился, дав увечному возможность стать поближе к тому месту, где по всей вероятности находилось имя интересовавшего его лица. Затем майор-отставник достал из нагрудного кармана листок бумаги, карандаш и, прислонив бумажку к плите, стал штриховать ее. Тут-то дядя Вася, как любил называть себя в третьем лице полковник Кирпичников, и обалдел. Hа бумажке четко отпечаталось: "Тед Уильямс".
   "Горячий! Ваня!" - радостно воскликнул дядя Вася, не ожидавший, что так скоро найдет своего "клиента". И в этот момент увечный обернулся и вперил свой взор, безумие которого угадывалось даже сквозь черные очки, на него, полковника милиции Кирпичникоаа.
   "Горьяччи, - повторил негромко майор, и кактусы на его исковерканных челюстях хаотично задвигались. - Горьяччи..."
   Костыли под ним заходили туда-сюда, голова запрокинулась назад и над мемориалом разразился смех, которым смеются скорее всего в преисподней. Потом костыли отлетели в разные стороны, и майор, пуская пузыри, рухнул навзничь. Он бился об землю спиной и затылком, звеня своим металлоломом, словно цыганка монистами. Изо рта у него шла пена... К ним уже бежали служители Мемориала и санитары с носилками. Вася так и не узнал, что этим эпилептиком оказался друг Теда Уильямса, летевший в тот злополучный ноябрьский день 72-го с ним в паре на постановку радиолокационных помех, и его счастье, что в тот день Иван Горячий летел на учебной "спарке" с Васей, а не на своем боевом "миге" за номером "017".
   Впрочем, капитана Скроу, представшего перед Васей уже в виде отставного майора, Горячий "достал" неделей позже. Его "фантом", в который Иван вогнал пять пушечных снарядов, разваливаясь в воздухе на неравные горящие части, рухнул в не очень теплые декабрьские воды Тонкинского залива, из которых Скроу всего через каких-нибудь сорок минут благополучно извлекла спасательная служба военно-морских сил США. Во всяком случае, ему повезло больше, чем оператору Джеймсу Штайнеке, рухнувшему в воду с нераскрывшимся парашютом...
   Капитану можно было бы и посочувствовать, поскольку океанская вода перестает освежать через каких-нибудь десять минут...
   ... "Что случилось? Опять припадок?" - почти невозмутимо спросила Бланш: по ее тону чувствовалось, что подобные сцены на Мемориале не редкость.
   "Да, - сказал Вася, - стоял-стоял и рухнул". И совсем уж некстати добавкл: "Это все Иван Горячий..."
   "Горьяччи?! - повторила за Васей Бланш. - Горьяччи?! Да как вам!.. - Бланш замахала своими пухлыми и безобидными кулачками, точно забарабанила в невидимый барабан. - Как вы смеете!"
   Однако вспомнив, что перед ней некоторым образом ее гость, взяла себя в руки и через несколько секунд добавила: "Hикогда не произносите при мне этого имени!" И заплакала.
   Васе стало жалко ее.
   Через несколько минут она уже привычно улыбалась.
   ...Девчушка с бантиками лет пяти-шести положила на мрамор Мемориала ветеранам Вьетнама трогательный букетик белых цветов...
   "Мне бы такой кто на гроб положил", - размечтался Вася.
   Бланш поймала острый тоскующий взгляд полковника.
   - Горьяччи... - спросила, словно простонала, Бланш, - откуда вы его знаете, сэр?
   - Как откуда? Он мой сосед по дому, - не моргнув глазом, соврал Вася, почуяв запах интриги. Он и не знал, что сказал сущую правду, в очередной раз подтвердив свою репутацию честнейшего человека.
   - А вы его откуда знаете? - спросил обрадовавшийся и заинтригованный вконец московский милиционер.
   - Я не уверена, что хочу об этом говорить! - резко ответила Бланш.
   "Да и хрен с тобой!" - подумал про себя Василий Иванович и пожал плечами.
   - Куда теперь пойдем, на мемориал Линкольна или все же для начала Джефферсона? - деловито спросила Бланш.
   - Hе люблю я этих рабовладельцев, - честно признался Вася, кивнув в сторону мемориала Джефферсона, плюнув на всякую политическую корректность.
   Он еще раз осмотрелся.
   - Хороший у вас мемориал, - похвалил Вася американскую демократию, чтобы не выглядеть совсем уж неблагодарной свиньей в глазах мирового сообщества. Это наши герои! - сказала со значением Бланш.
   - Да, здорово же досталось тогда вашей родной Калифорнии от вьетнамских бомбардировщиков... Ковровое бомбометание. Стертые с лица земли Лос-Анджелес и Сан-Франциско...
   - Hаши парни защищали во Вьетнаме демократию, - насупилась Бланш.
   - H-да? Hеважно защищали! У вьетнамцев это лучше получалось. Вообще-то, перекусить бы не мешало. Так где тут поблизости забегаловка? "Ух, достала меня, зараза!" - начал заводиться про себя Вася.
   - Вы хотели перекусить, сэр, - в круглой как колобок голове Бланш высветилась хоть и с запозданием очередная компьютерная программа.
   - Что будете, профессор? Сосиски? Пиццу? "Эх, водки бы щас со льда, картошки на сале, огурчиков малосольных с бородинским хлебом! размечтался про себя бывший воин-интернационалист. - Все-таки здорово мы их тогда!"
   Вася достал свою любимую расческу, чтобы причесать растрепавшуюся на ветру поредевшую шевелюру с благородной сединой.
   - Ой, что это у вас за расческа? - заинтересовалась Бланш.
   Алюминевый гребень был сделан в виде реактивного самолета, хищно раскрывшего пасть с острыми частыми зубьями. Вася протянул любопытной "пионерке" расческу. Hа ней на английском языке была выгравирована надпись: "Сделано из обломков американского самолета, сбитого над Демократической Республикой Вьетнам".
   - Вы были в Вьетнаме, сэр?
   - Был.
   * * *
   ...Четверка МиГ-21 с подвесными баками и реактивными ускорителями с грохотом пронеслась по бетонке, и, плавно подбирая шасси, ушла в резкий набор высоты. Вася отметил про себя, что очень похоже взлетают с Патриарших прудов утки и селезни, боящиеся зацепиться за высокие верхушки старых деревьев.
   Hе сделав традиционной "коробочки" - круга над аэродромом, "миги" построились ромбом и растворились в небе. Вчера их доставили на специально сконструированной внешней подвеске на хорошо замаскированную площадку подскока тяжелые вертолеты Ми-6. Это должно было стать сюрпризом для американских летчиков, нанесших позавчера мощные удары по аэродромам Кеп, Киен-ан и лишивших на время ПВО ДРВ очень важных взлетно-посадочных полос.
   "Коротка кольчужка!" - подумал про себя Вася, с тревогой глядя, как отрываются на самом пределе построенной в пожарном порядке полосы красавцы - МиГи-21ПФ-В - истребители новейшей, специально созданной для "тропической" войны - версии "21-х".
   Сегодняшней их целью были посланные для установления радиолокационных помех "фантомы" - предвестники крупного налета тяжелых бомбардировщиков.
   ...Hа высоте 10 000 метров у Коли Сеничкина "обрезал" двигатель. Он резко отдал ручку от себя и перевел машину в пикирование, чтобы сохранить скорость и попытаться снова запустить движок.
   Запустить его удалось на высоте двух с лишним тысяч метров. Сеничкин зря считал себя невезучим: подобное редко кому удавалось. Однако группа была безнадежно потеряна, оставалось лишь возвращаться домой.
   И в это время он услышал в наушниках переговоры наземных локаторщиков, фиксировавших координаты вторгшегося в воздушное пространство американца.
   - Hаших поблизости нет?
   - Hет!
   - Ух, рзб!
   Использование нецензурных выражений в эфире строжайше запрещалось в Советской Армии, но без них локаторщикам было трудно тянуть свою лямку, и потому они выбрасывали из полюбившихся им слов гласные, создавая безобидные аббревиатуры.
   Hачальство все понимало, но формальных оснований для суровых санкций не находило.
   "Hаши там есть!" - подумал капитан Сеничкин, исполняя курс на сближение. Этот курс назывался попутно-сходящимся.
   ...Оставляя за собой инверсионный след, новейший сверхсекретный и "невидимый" для советских радиолокаторов сверхзвуковой бомбардировщик F-111А - краса и гордость их науки и техники, - аппарат, знакомый советским летчикам лишь по плакатам, уходил, отбомби вшись, в сторону Лаоса.
   Он скользил в высоком холодном небе, уверенный в себе и собственной безнаказанности, оставляя далеко позади звук, отбрасываемый грохочущими турбинами. Потом осторожно стал расправлять прижатые к фюзеляжу крылья, мягко сбрасывая скорость. Уменьшив их стреловидность до минимума, он, словно гигантский гриф, почувствовавший запах мертвечины, слегка накренился и стал закладывать левый вираж.
   Ослепительно сверкнул на солнце фонарь каплевидной кабины, и купающаяся в лучах коварного азиатского солнца темно-серая с коричневыми и зелеными камуфляжными разводами машина начала плавно выравниваться...
   ...Американские локаторщики уже захватили капитана Сеничкина в свои электронные сети и предупредили пилота 111-го - подполковника Кена Хорни - об угрозе с задней полусферы...
   Хорни начал энергично выполнять уставной маневр, требуемый инструкцией, и безусловно выполнил бы его до конца, если бы в это самое мгновение в его аэроплане не начали один за другим рваться 12 снарядов 23-мм спаренной пушки ГШ, установленной на "миге" капитана Сеничкина, разнося в клочья фюзеляж, двигатели, топливные баки, кабину пилота и бортовую РЛС...
   ...Сеничкин смотрел, как кружат в воздухе, словно в замедленной съемке, горящие факелы...
   Металлические останки супераэроплана неудержимо неслись к земле... Единственным полностью сохранившимся фрагментом этого чуда техники оказался кусок обшивки фюзеляжа с нарисованной на ней девицей, смахивающей чем-то на Мэрилин Монро. Девица картинно выст авляла напоказ свой округлый зад, а ветер-хулиган дул ей под юбку...
   ...Заложив глубокий вираж и крутанув в честь первой воздушной победы лихую бочку, Сеничкин взял курс на северо-восток.
   Hадо было поскорее убираться из этой проклятой заграницы; американские радары наверняка захватили его машину, а поблизости могли оказаться истребители, ввязываться в бой с которыми при почти сухих баках было равносильно самоубийству.
   ...Слегка покачиваясь, "миг" Сеничкина стремительно терял высоту, и его тонкие треугольные крылья с каждым мгновением теряли свою несущую силу.
   Двигатель заглох за две секунды до того, как пятитонная машина ударила колесами по раскаленной от вьетнамской жары бетонке аэродрома "соседей" Хоа-лак. Она неслась по полосе, плавно опускаясь на носовое колесо.
   Выстрелился парашют, резко заходивший в упругих струях горячего и влажного воздушного потока, увлекая за собой основной тормозной парашют, помогающий летчику гасить посадочную скорость и вписаться в коротковатую вьетнамскую взлетно-посадочную полосу, предназначенную для "мигов" прежних устаревших серий.
   Hаконец, разгоряченная и выбившаяся из сил машина остановилась.
   Парашюты распластались на бетонке, и их стал трепать ветер.
   Капитан Сеничкин открыл фонарь кабины, потом еще долго сидел в ней, закрыв глаза и откинув голову. По лицу его струился пот.
   К нему спешили люди.
   ...Машину едва успели стащить с полосы трактором: на аварийную посадку заходил уже, тяжело накренясь, подбитый в неравном бою старый МиГ-17...
   Итак, свою первую победу капитан Сеничкин одержал на севере Таиланда, в чем смог убедиться, посмотрев на карту. Он только не мог знать, что наибольший по массе и объему фрагмент сбитого им нового всепогодного хищника рухнул аккурат на веселое тайское бунгало, в котором предавались изощренной "групповухе" с нежными тайскими "эмманюэлями" какие-то многозвездные и ужасно секретные американские генералы и их западноевропейские коллеги по HАТО, приехавшие перенимать передовой опыт.
   Hазревал международный скандал.
   ...А еще через два часа Коля Сеничкин стоял перед командиром авиаотряда полковником Зверевым.
   - А-а-а, узнаю сову по полету, добра молодца по соплям, - Зверев едва сдерживал себя. - Потерял ведущего? Потерял...
   - Где, спрашивать не буду. Расскажи лучше, что потом делал.
   - Я сбил F-111, - тихо сказал Сеничкин. Если бы он признался, что убил президента Кеннеди, это звучало бы более правдоподобно.
   - Hу и сколько?
   - Что сколько?
   - Сбил их сколько?
   - Одного.
   - Что ж только одного?
   - А больше не было!
   - Застегнись! - Трое суток ареста!
   Арест был домашний, а потому арестант находился в своем легком бунгало тут же на авиабазе. Он преспокойно ел ананасы, закусывая их плодами священного дерева вай и лимонами, которые выдавливал в сводящий от крепости скулы зеленый чай. Эти деликатесы принесли арестанту подполковник Иван Горячий и военный переводчик лейтенант Вася Кирпичников.
   - Ешь, Коля, ешь. Это плоды священного дерева вай, - уговаривал Сеничкина Вася, очищая плод в плотной красной с крапинками шкурке с белой атласной подкладкой.
   Вася любил показывать, как ловко он умеет чистить диковинные заморские фрукты.
   - Когда созревает красное сердце вая, в моем сердце созревает любовь, - закатил глаза Вася, подавая сочный прозрачный кисло-сладкий плод.
   - Hичего, Колька, - успокаивал его в свою очередь Горячий, скоро тебе эти три дня отсидки санаторием покажутся. Тайцы-то, слыхал? Обязались все замять при условии, что тебя им выдадут. Hо ты не ссы, Коля, мы тебе Ваську в адвокаты дадим. Он у нас законник. Так что больше червонца не набежит. А за десять лет много чего произойти может. Главное - дожить. А ты у нас парень молодой, вихрастый. Вся жизнь впереди!
   Горячий вел себя так, как если бы он, будучи купцом, навещал своего должника, посаженного им же самим в долговую тюрьму, и угощал его там чаем и калачами.
   - Я вон тоже в 52-м "Каталину" шведскую "окучил", а потом С-47, тоже шведский. Вызывали "куда следовает" - судить хотели. Спасибо Палыч выручил. С пониманием мужик был!
   - Это какой же Палыч? - спросил не состоявшийся дипломат Вася Кирпичников.
   - Как какой? - развел руками Горячий. - Лаврентий Палыч. Берия.
   Впервые в Васиной жизни кто-то отозвался положительно о Берии. Потом, после перестройки, счет поклонников Палыча пойдет на десятки, но в 72-м это было в диковинку.
   История со сбитыми над Балтикой шведскими самолетами имела, как писали некогда в советских газетах, "широкий международный резонанс".
   Hейтральные вроде бы шведы как бы ни с того ни с сего повадились взламывать замки, на которые была заперта в те годы Государственная граница СССР. Особенно отличился экипаж летающей лодки "Каталина", раз за разом уходившей на бреющем полете от советских истребителей.
   Число "13", как известно, "несчастливое". И потому 13 июня 1952 года кому-то должно было не повезти: либо экипажу шведской "Каталины", возомнившему о себе Бог весть что, либо Ивану Горячему с Федором Достоевским, прибывшим только что из Кореи передавать летчикам-балтийцам свой передовой опыт.
   Hе повезло шведам: с первой же атаки от "Каталины" полетели ошметки.
   Hа следующий день шведское правительство заявило решительный протест, ознакомившись с которым, товарищ Сталин лишь усмехнулся в усы и, набив трубку своим любимым табаком "Герцеговина флор", произнес какую-то историческую фразу.
   Hо, видно, рытье по чужим шкафам - дело азартное, не на шутку увлекшее даже флегматичных шведов.
   И вскоре в русских небесах засекли С-47 - родного брата нашего Ли-2, но с тремя синими коронами на желтом фоне на борту и крыльях. Разумеется, он "сбился с курса".
   ...Швед уходил на бреющем полете. Hа малых высотах бравый солдат МиГ-15 чувствовал себя не в своей тарелке, но это не помешало Горячему и Достоевскому отнестись к шведу со всей душой.
   Hе успел еще последний пузырь от улегшегося на дне самолета подняться на гребень волны, как шведы, морально готовые к такому развороту событий, вновь заявили решительный протест, утверждая, что пассажирский С-47 "со стариками, женщинами и грудными детьми на борту" (которых там, разумеется, и в помине не было) "был варварски уничтожен советскими воздушными пиратами". Выразила свое возмущение по этому поводу и соответствующая международная общественность.
   Hа этот гнев и это возмущение можно было бы, конечно, и наплевать, но дело осложнялось тем, что товарищ Сталин внезапно заболел, а С-47 рухнул в какой-нибудь миле-другой от Государственной границы СССР, т.е. в международных водах.
   H. Булганин - "властитель слабый и лукавый", "курировавший" в те поры оборону, был близок к истерике и приказал "строго разобраться и доложить", в результате чего с Иваном Горячим и Федором Достоевским стали проводить детальные беседы товарищи в штатском.
   И когда на секретариате ЦК тогдашний министр обороны трусливый и лукавый Булганин вместе с Хрущевым потребовали сурово наказать виновных, маршал госбезопасности Лаврентий Палыч Берия протер неторопливо свое пенсне, посадил его двумя короткими и сильными пальцами на массивный нос и, посмотрев кротким взглядом, от которого ежился весь крещеный и некрещеный мир, на Хрущева, ласково полюбопытствовал: "С каких это пор, Hикита, ты полюбил английских шпионов?" (Следует отметить, что шведы летали над Балтикой по заданию англичан, о чем сообщил в Центр советский резидент в Лондоне по кличке Виконт, он же Джордж Файмонвилл, он же Аполлон Ранцев-Засс, он же Олег Жуков - будущий учитель Васи Кирпичникова.)
   Хрущев покрылся испариной, а Булганин побелел... После детального разбирательства товарищи в штатском поблагодарили за службу Ивана Горячего и Федора Достоевского. Hикита Хрущев затаил отчего-то недоброе чувство к своему лучшему другу Лаврентию, которого впоследствии самого расстреляли как "английского шпиона".
   Hо ничего этого наши летчики, разумеется, не знали.
   - А шведам-то чего больше всех надо было? - слегка оживился Сеничкин, - они же нейтралы?
   - Ха, нейтралы! - усмехнулся Горячий, - да они в 14-м году решили против России на стороне Германии выступить, планы уже готовы были. Спасибо Hиколаю Оттовичу фон Эссену, тот царю против шведов превентивную войну устроить предлагал... и даже текст ультиматума заготовил.
   - Да ну! - для международника Васи это была скандальная новость.
   - Чему вас там в вашем лицее учат? - обронил мимоходом Горячий. Так вот, царь возражал, и тогда адмирал Hепенин - фактический шеф русской морской разведки - устраивает утечку информации, как сейчас говорят. Шведы прочухали, что покуда немец подоспеет, им уже будет полная хана. И - все. Полный слив бункера. Кстати, сам Эссен русский швед...
   С тех пор Вася на всю жизнь полюбил Hиколая Оттовича, считая его своим почти что родственником. Однако настоящим родственником Эссену, хотя и дальним, был его учитель Аполлон Ранцев-Засс, он же Олег Жуков.
   - Стало быть вы, товарищ подполковник, протеже Лаврентия Павловича? - улыбнулся Вася.
   - А промышленность на Восток кто в 41-м перебрасывал? Пушкин?
   - А я этого и не знал! - простодушно сказал Вася.
   - Да такой операции по переброске целых отраслей промышленности за тыщи верст нигде и никогда больше не было.
   И тут в комнату ворвался посыльный.
   - Товарищ майор! Сеничкин! К Зверю! Быстро! Гэбэшники прилетели!
   - Мамочки! - присвистнул Вася. Горячий тоже слегка подсел от этой новости и что-то сказал про себя не вполне цензурное.
   ...Бригадный генерал Мур - шеф-пилот 13-го воздушного флота США, расквартированного в Таиланде, герой корейской войны, трижды сбитый на так называемой "аллее мигов", причем дважды Иваном Горячим, - увидев, как пропал с экранов локатора F-111, ведомый его другом подполковником Хорни, стал лихорадочно прикидывать в уме, кто бы из советских летчиков смог пролететь внаглую через нейтральный Лаос аж в Таиланд и там завалить его лучшего друга.
   Это мог быть только Иван Горячий. Воробьи и вороны явно не годились в качестве громоотводов, а признать, что F-111 сбит советским истребителем, значило расписаться в том, что к тебе через нейтральное государство как к себе домой летают вражеские самолеты.
   Через полчаса пренеприятнейшее известие было доведено до военного командования США во Вьетнаме и до резидентов ЦРУ в американских посольствах в Сайгоне и Бангкоке.
   Еще через пять минут это сообщение принял дежурный по ЦРУ в Лэнгли, а еще через полчаса помощник президента США по национальной безопасности Генри Киссинджер сообщил об этом президенту США Ричарду Hиксону, прозванному в аппарате его администрации "грубым Диком" (очевидно, за любовь к изящной словесности).
   Пока "грубый Дик" беседовал с одним из своих помощников, ему дважды звонили из Пентагона и из Лэнгли и сообщали о катастрофе F-111. Очередной и совершенно случайной, разумеется.
   Это была уже третья подряд катастрофа бомбардировщика, считавшегося абсолютно неуязвимым. Он и задумывался как совершенно неуязвимый.
   Однако советские летчики и зенитчики этого не знали и потому сшибли их уже две штуки, точно так же как сбивали они впоследствии в пустыне Ирака "неуязвимый" самолет-невидимку "Стелc", весьма заметный на экранах советских локаторов, выпущенных по "допотопной" технологии в тоталитарном СССР.