Курочкин Максим. Кухня

   Плотный. Ой, вам есть дело до выживания общества?
   Гюнтер. Представьте себе, да.
   Плотный. Простите, верится с трудом. Насколько я понял, вы – хозяин всего этого великолепия.
   Гюнтер. Вы правильно поняли.
   Плотный. Ну, и что получается? Вы воткнули посреди славянских лесостепей бутафорский замок, устроили в нем дешевый ресторан, зазвали туристов и, что… Пшик? Сами же чувствуете – ваша затея пустая, ваш замок – замок на песке. Кстати, в буквальном смысле. Где тут «выживание»? Что изменилось после того, как вы испортили пейзаж своей бетонной кляксой, кому стало легче? Ему? Ему? Ей?
   Медянкина (Повару Г.Ц., тихо). Мне. У меня метаболизм наладился.
   Повар Х.Ц. А мне по барабану.
   Плотный. Стены вашего замка лишены тайны. А без этого вы – голый король…
   Новенький (Гюнтеру). Вы король?
   Плотный. В рыцарей играете? Плюньте. Вы же умный человек. Америкосы – да! Те могут себе позволить снимать кино про тинэйджеров, которые встречают в оклахомском лесопарке рыцаря Роланда. Но это же бред – согласитесь! В оклахомских лесопарках Роланды не водятся! И не водились, что самое странное. Но америкосам, тем да – пофиг! А вам?
   Гюнтер. Мне – нет.
   Плотный. Вот! Правильно. Должно же быть чутье. Эстетический стыд. Нельзя лепить к телеге реактивный движок… (Адресуясь Медянкиной.) Нельзя воображать себя вещей девой русалкой, имея фамилию Потолкайчикова…
   Медянкина. Я не Потолкайчикова.
   Плотный (махнув рукой на Медянкину). Я – убежден, вы же, когда все это, с позволения сказать, возводили… Вы не родовое гнездо плели, не про оборону пеклись, а прикидывали, у кого заказать гипсокартон, и какой сантехнике отдать предпочтение – отечественной или отечественной, но подороже. Вы думали об унитазах, уважаемый! Как вы после этого смеете рассуждать о романтизме!
   Гюнтер. Вы правы – гипсокартон комичный материал. Вы лучше задайтесь вопросом – что двигало человеком, который в наше время (вы понимаете, о чем я), в нашем климате (вы понимаете, о чем я) построил средневековый замок. Заметьте, я не сказал «копия средневекового замка», я не сказал «муляж», я не сказал «реконструкция». Я сказал – замок. Ибо… (Потерял нить.) Ибо – это – замок. (Собравшись с мыслями.) Ну да, мы пускаем туристов. Да… Мы кормим гостей.
   Медянкина (чему-то своему). Да уж.
   Гюнтер. Как мы их кормим – это уже другой вопрос. Кормим, как можем. Правильно? Мы же никого к нам насильно не тащим. Я правильно говорю?
 
   Люди кухни одобряют его своеобразное видение ресторанного бизнеса.
 
   Гюнтер. Я построил этот замок потому, что я… мог его построить.
 
   Восторг публики.
 
   Гюнтер. Я построил этот замок потому, что… Здесь никогда не было замков. (Самовоспламеняясь.) Я построил его потому, что… (Без перехода.) Вы правы – я думал о сантехнике. Но это не значит, что я не думал про оборону.
   Плотный. Смешно. Оборона! От кого?
   Гюнтер. Не знаю. Клянусь, не знаю.
   Уборщица (вбегая стремительно, но все же чуть отставая от собственного героического пафоса). Едут!
   Медянкина. Кто?
   Уборщица. Эти… структуры!
   Хаген. Какие структуры?
   Уборщица. Ну эти… силовые!
   Хаген. Ты ходила к телефону?
   Уборщица (горда собой). Я пробралась к телефону.
   Хаген. Че-ерт!
   Плотный. Что случилось?
   Хаген. Ничего хорошего. Вы продолжайте.
   Плотный. Лично я стрелять не хочу. Но это – я! Я – адвокат. Я провожу консультации с клиентом, перед моим носом закрывают дверь… безобразие. Другой бы на моем месте…
   Хаген. Хватит. (Берет пистолет у Плотного.)
   Уборщица. Ой, а зачем же я вызвала?
   Татьяна Рудольфовна. Зачем – зачем… (Гюнтеру.) Зачем ты эту, как ее… подобрал?
   Уборщица. Что значит – подобрал? Кто – подобрал?
   Гюнтер. Как ты можешь.
   Татьяна Рудольфовна. Что она здесь делает?
   Гюнтер. Тебя это не должно беспокоить. Я же не вмешиваюсь в твои дела.
   Татьяна Рудольфовна. Нет, ты как раз вмешиваешься. Мне нужно в город, к любовнику, а ты меня не выпускаешь.
   Гюнтер. Это просто совпадение. Тебе каждый вечер нужно к любовнику.
   Татьяна Рудольфовна. Но сегодня у меня особый вечер.
   Гюнтер. И у меня сегодня особый вечер. И мой особый вечер – важнее твоего особого вечера.
   Татьяна Рудольфовна. На каком основании?
   Гюнтер. На основании моей глубокой внутренней убежденности.
   Плотный. А нельзя… чуточку поскромнее?
   Татьяна Рудольфовна (Плотному). Ты, тварь, ты кого собрался скромности учить!?
   Плотный. Танечка, что с вами?
   Гюнтер. Брюша, я тебя не узнаю.
   Татьяна Рудольфовна (Гюнтеру). Почему позволяешь собой вертеть?
   Гюнтер. Да что с тобой?
   Новенький (тянет руку, как школьник). Я понял! Я понял! Она вас любит.
   Гюнтер. Разумеется. Но это не повод… (Смутился. ) Брюша, хочешь… в город? Хаген, выпусти ее.
   Татьяна Рудольфовна. Нет, не надо, Хаген. Теперь я останусь здесь.
   Гюнтер. Как хочешь.
   Татьяна Рудольфовна. Уже готов был меня выпустить. Ах, Гюнтер, Гюнтер. Слабая душа.
   Гюнтер. Что ж ты со мной не разводишься?
   Татьяна Рудольфовна. Люблю.
   Гюнтер. Вот еще, что меня злит. Сказала «люблю» и ждет, что мы тут все с ног попадаем. Ты – жена. Эта твоя работа. Работай.
   Плотный (Хагену, который рассматривает отобранный пистолет). Вы мне его потом не забудьте отдать.
   Хаген. Посмотрим.
   Плотный. Что значит, «посмотрим»? Я с вами по-хорошему…
 
   Хаген выразительно смотрит на Плотного.
 
   Плотный. Я все понял. Действуйте, как вам удобнее.
 
   Плотный уходит утешать Татьяну Рудольфовну.
 
   Гюнтер. Надежда Петровна.
   Уборщица. Аушки?
   Гюнтер. Надежда Петровна, а вы не могли бы отменить вызов?
   Уборщица. Ой, конечно. Я бегу. (Срывается бежать.)
   Гюнтер. Надежда Петровна!
   Уборщица. А?
   Гюнтер. Позвоните с моего.
 
   Дает Уборщице телефон.
 
   Уборщица. Ноль-два?
   Гюнтер (улыбаясь ). Ну, я же не знаю, куда вы звонили.
   Уборщица (набрав номер). Алле? Здравствуйте, это вас из замка снова беспокоят… Давно?… А что же делать?… Да, ошибочный… Нет, меня не пытают… Как вы сказали?… Могу я выйти?… (Прикрывает трубку рукой, обращается к Гюнтеру.) Могу я выйти?
 
   Все смотрят на Гюнтера. Гюнтер не смотрит на всех.
 
   Гюнтер. Нет.
   Уборщица (в трубку). Нет. Алле, алле… (Возвращая телефонную трубку Гюнтеру.) Говорят, «ждите».
   Повар Х.Ц. Чего ждать?
   Уборщица. Ждите, говорят.
   Хаген (Гюнтеру). Фокус не удался?
   Гюнтер (улыбаясь). Нас едут спасать, Хаген?
   Хаген. Нас едут спасать, Гюнтер.
   Гюнтер (Плотному). Как я понял – вы адвокат моей жены?
   Плотный. Если вы муж моего клиента, я – адвокат вашей жены.
   Гюнтер. Одно не могу понять – кто сказал, что вы не можете быть и моим адвокатом?
   Плотный. Дело в том, что семейный адвокат – это не совсем то же, что семейный доктор. Помимо этического момента, возникает вопрос пластики образа, репутации…
   Гюнтер. Вот именно. Мне и нужен адвокат с пластичной репутацией.
   Плотный. Так – чисто теоретический вопрос, не имеющий отношения ни ко мне, ни к вам… Ну, вы понимаете…
   Гюнтер. Думаю, справедливо было бы назначить двойной, нет, даже тройной гонорар.
   Плотный. А тогда еще более теоретический вопрос – что я должен сделать? У вас проблема?
   Гюнтер. Да, небольшая. Вот этот господин. (Показывает на Новенького.)
   Новенький. Знаете, это, в конце концов, уже просто неприлично. Вы постоянно намекаете, что мы с вами были раньше знакомы. Видите же, что я болен, могли бы иметь снисхождение – рассказать обстоятельства. Обидно, правда. Я же и действительно ничего не помню.
   Гюнтер. Во-первых, я не намекаю, а так прямо и говорю: «Мы были знакомы.» Что ты хочешь знать?
   Новенький. Все… если возможно.
   Гюнтер. Все – невозможно.
   Медянкина (как человек простой и любопытный). Можно я послушаю?
   Гюнтер (наугад). Люся?
   Медянкина. Да… нет, Марина.
   Гюнтер. Давай, Марина, усаживайся поудобнее. Вот, давай, я подвинусь. (Пододвигается.) Господа, кто еще любопытствует, не ходите мимо – присоединяйтесь. Хаген Карлович, тебе место в первом ряду. (Медянкиной на ухо.) Никогда, Марина, не берите первый ряд. Это места для простаков. (Без перехода.) Девушка, вы мне нравитесь. (Марина делает большие глаза. Гюнтер продолжает.) Веду себя глупо. Но поймите и меня, жизнь я прожил настолько… непрозрачную, что меняться тяжело. Хотя и надо. (Думает.) Мой лучший друг! Продукт моей единственной солидной подлости. (Показывает на Новенького.) Сидит.
   Хаген. Я его знаю?
 
   Гюнтер не отвечает.
 
   Гюнтер. Не скажу, что это была сверхвыдающаяся подлость, за которую уж прямо-таки совсем не стыдно. Все было достаточно сдержанно, в рамках общепринятой морали и немного… робко. Но не без вдохновения. И вот это вдохновение… Оно не взялось ниоткуда, из пустоты… Его источник – Личность. Объект подлости. Ее мишень. (Кладет руку на плечо Новенькому.) Здесь раньше была голова. (Кладет руку на голову Новенькому, который его внимательно слушает.) Кто в это поверит? Кроме кости и керамических пломб, здесь был еще кто-то, господин загадочный – личность серая, неописуемая. Здесь цвели древние сады и пятнистый единорог бил копытом…
   Медянкина. Переведите, пожалуйста.
   Гюнтер. И этот господин… это вещество – мясо, в сущности… (Повару Г.Ц.) Скажите, как специалист. Мозг – это мясо?
   Повар Г.Ц. А рыба, это мясо?
   Гюнтер. Рыба это мясо.
   Повар Г.Ц. Рыба это рыба.
   Гюнтер (недовольно). Спасибо, объяснили. Одним словом, я преклонялся перед той кашей, которая тут варилась. Не тем велик человек, как он умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Величие в том, как он эти обстоятельства игнорирует. И, по этой части, мой лучший друг не знал себе равных.
   Медянкина. Опять на турецком.
   Гюнтер. Перевожу. Он верил в драконов, но не верил в паспортный стол. (В сторону.) Совершенно безнадежное занятие – рекламировать дорогого человека. (Людям кухни.) Что я хочу сказать?!
   Мама Валя. Да!
   Гюнтер. Подлость против вдохновенного человека должна быть вдохновенной! Ясно?
   Медянкина. Так точно!
   Гюнтер. Хаген Карлович, ты знал его. (Хаген не верит.) Знал, знал. Нечего притворяться.
   Хаген. Но, тогда… если… то…
   Гюнтер. Да, да, Карлович. Если он сидит здесь живой, значит и Бог есть, и все такое… Да, именно так.
   Хаген. Это не он.
   Гюнтер. Это – он. Другое дело, что я не прошу тебя слишком много об этом думать. Просто прими как данность – это он. (Для тех, кто не в курсе.) Для тех, кто не в курсе – мы с Хагеном Карловичем в свое время убили человека.
   Плотный. Если вы с такими заявлениями дебютируете, в финале вам никакой адвокат не поможет.
   Гюнтер. Да, мы с Хагеном Карловичем убили человека. Более того – мы убили именно этого человека.
   Плотный. Вы в детстве, надеюсь, много болели?
   Гюнтер. Может быть…
   Плотный. Постарайтесь уточнить в ближайшее время… Но это так – простите, что я вас перебиваю.
   Гюнтер. Я не совсем понял…
   Плотный. Чисто адвокатское, не обращайте внимания.
   Хаген. Я помню… Зигфрид хочет пить. Я знаю поблизости чистый родник. Зигфрид наклонился над водой. Вода очень чистая. Я не промахнулся. Крестик – вот здесь, между лопатками. (Пытается показать на себе. Крутится на одном месте.)
   Гюнтер. Держись, старичок. Мне тоже было нелегко. (Пускается по своему обыкновению в пространные рассуждения.) Ну вот мы и высказались – по теории должен свалиться камень с души… Так нет. Все только запутывается.
   Плотный. Прекратите себе вредить. Кто вас тянет за язык? Какие-то глупые саморазоблачения на публике, зачем это? Называете себя убийцей…
   Гюнтер. Я не говорил, что я убийца.
   Плотный. Вот. Таким вы мне нравитесь гораздо больше. Опровергайте очевидное, это правильная тактика.
   Гюнтер. Вы меня не так поняли. Я не хитрю. Я действительно не называл себя убийцей. Я просто сказал, что убил человека. Вот этого человека.
   Плотный. С вами сложно. Но интересно.
   Гюнтер. И вы все мне должны помочь…
   Плотный. Охотно.
   Гюнтер. …убить его снова.
 
   Все отскакивают от Гюнтера, как от опасной змеи.
 
   Плотный. Ну, знаете ли…
   Гюнтер. Так вы – пас? Жаль. (Подходит к Хагену.) Карлович, мне больше не к кому обращаться…
   Хаген. Да, Гюнтер, да.
   Гюнтер. Ну, давай, приходи в себя – время есть.
   Мама Валя (Гюнтеру). Ты что задумал?
   Гюнтер. А ты кто такая?
   Мама Валя. Мама Валя. Ты смотри мне, не дури.
   Гюнтер. Повар, да? Всегда хотел иметь своего повара. А теперь у меня много поваров. Даже, по-моему, лишние есть.
   Мама Валя. А ты меня не пугай.
   Гюнтер. А я тебя не пугаю.
   Мама Валя. А ты не пугай.
   Гюнтер. Мама Валя. Не волнуйся ты так, не такой я уж и злодей.
   Мама Валя. Мне тоже так казалось…
   Гюнтер. Ну, так доверяй своим ощущениям. (Интимно.) Ты лучше про Надежду Петровну расскажи. Про уборщицу.
   Мама Валя. Про Надьку, что ли?
   Гюнтер. Это вы ее так называете?
   Мама Валя. А как ее называть? Надька она и есть Надька.
   Гюнтер. Ну, почему же. Я, например, в свое время называл ее Кримхильдой.
   Новенький. Как?
   Гюнтер. О, видишь – насторожился.
   Мама Валя. Да ты че? Ты Надьку знал?
   Гюнтер. У-у! Знал ли я Надьку? Я Надьку не просто знал, я Надьку… боготворил.
   Мама Валя. Надьку? Бре.
   Гюнтер. Что такое «бре»?
   Мама Валя. Брешешь.
   Гюнтер. Ничего я не брешу.
   Мама Валя. Надьку?
   Гюнтер. Крест на пузе. Ну, рассказывай.
   Мама Валя. Да что про нее рассказывать. Несчастная твоя Надька.
   Гюнтер. А почему она несчастная?
   Мама Валя. Ейного мужа в прошлый год кореша загасили.
   Гюнтер. А попонятней можно?
   Мама Валя. А чего тут непонятного. У нее был мужик. Хороший мужчина.
   Гюнтер. И.
   Мама Валя. И чего-то там такое случилось: то ли его толкнули, то ли он толкнул. Короче, пропал человек. А она все верит, что он вернется.
   Гюнтер. А это точно в прошлом году было?
   Мама Валя. Ну, я не знаю. Грустная баба ходит. Значит, недавно было.
   Гюнтер. Логично.
   Мама Валя. Да тут логика кругом.
   Гюнтер (всем). Ну а теперь слушайте мою версию.
 
   Все, кроме Уборщицы и Татьяны Рудольфовны, собираются вокруг Гюнтера.
 
   Гюнтер. Двадцать лет назад (а не в прошлом году, как считает Мама Валя), я и тот, кого вы называете Хагеном Карловичем, и этот мальчик, поехали в Европу.
   Плотный. Просто – в Европу.
   Гюнтер. Просто – в Европу. Никаких уточнений. Просто – в Европу. Мальчик был женат на той женщине, которая сейчас сидит возле большой кастрюли (Там сидит Уборщица.), я был женат на женщине, которая сидит вот у той штуки, которая не знаю как называется. (Там сидит Татьяна Рудольфовна.)
   Повар Г.Ц. Миксер.
   Гюнтер. Вот, у миксера. Но любил я, впрочем, как и сейчас люблю, именно ту женщину, которая сидит у большой кастрюли. Хаген Карлович женат не был.
   Хаген. Был.
   Гюнтер. А, нет, видите – был. Но это не важно, так как на историю совершенно не повлияло. Итак, как я сказал, мы заехали с туристической целью в один из самых древних замков Европы…
   Повар Х.Ц. Вы этого не говорили.
   Гюнтер. Так говорю – в один из самых древних замков Европы. И, в этом замке оказалось подземелье, и мы, конечно же, в него спустились; и там, в подземелье…
   Медянкина младшая. Разыгралась драма…
   Гюнтер. Да, разыгралась драма. Самый блестящий ум факультета, герой, спортсмен, драконоубийца, гордость и надежда… ла-ла-ла-и-тому-подобное, погиб.
   Медянкина. Это понятно. А подробности?
   Плотный. Молчите, умоляю. Хватит им подробностей.
   Гюнтер. Хватит вам подробностей. Важно другое – этот человек вернулся. Нет, даже не это важно. Важно то, что я ждал его.
   Мама Валя. Прям погиб?
   Гюнтер. Это было очевидно.
   Повар Г.Ц. Он погиб, но вот – сидит. Чепуха получается.
   Гюнтер. Чепуха.
   Уборщица. Мой муж не мог стоять на ногах в темноте. У него было что-то с вестибулярным аппаратом.
   Плотный. Ну, слава богу. Несчастный случай.
   Уборщица. За два дня до того, как это случилось, я рассказала о болезни моего мужа вот ему. (Показывает на Хагена.)
   Мама Валя. Ну, что скажешь, Карлыч?
   Хаген. Хотите знать, почему в подземелье погас свет? Я его потушил.
 
   Входит охранник.
 
   Охранник. Приехали!
 
   Все молчат. Смотрят на Гюнтера. Слышны далекие звуки сирен и невнятные мегафонные голоса.
 
   Гюнтер (оборачиваясь). Скажи свое слово, начальник охраны. Нас могут спасти без нашего согласия?
   Охранник. Без согласия – может быть. Без вертолетов – вряд ли.
 
   Хаген говорит что-то тихо охраннику. Тот, получив указания, уходит.
 
   Гюнтер (Плотному). Воистину, было бы где обороняться, а от кого – всегда найдется. (Всем.) Вы хотели знать, зачем я построил этот замок. Этот замок – приманка.
   Плотный. У меня, кстати, была такая версия.
   Татьяна Рудольфовна. Всегда так говорят, когда уже все известно. Я ненавижу такие дела.
   Гюнтер. Ровно через шесть месяцев после того, как мы открылись, он зашел в мой кабинет. Это было… сильно!
   Новенький. И как вы меня нашли?
   Гюнтер. Изменившимся. По сравнению с трупом – в лучшую сторону.
   Плотный. Двадцать лет. В этом нет логики. Ему сейчас не больше двадцати.
   Гюнтер. А какая логика в том, что человек, который был мертв, сидит тут с нами – на кухне?
   Плотный. Наверное, высшая логика.
   Гюнтер. Будете смеяться, но я тоже так это понял.
   Плотный. Трогательная история. Но, знаете – по большому счету, ничего вы нам не объяснили.
   Гюнтер. Нет, я все вам объяснил! Этот человек умер. Этот человек жив. Два месяца я наблюдаю за ним. Он ничего не помнит. Он только смотрит, спрашивает, читает. Но разве это не достаточный повод бояться его. Вдумайтесь – смотрит, спрашивает, читает – что может быть опасней? Что он вспомнит? Что ему расскажут?
   Плотный. Нет, вы не дурак, Гюнтер, вы очень тонко все оформили.
   Гюнтер. Вот именно.
   Мама Валя. Насчет замка я тоже не поняла.
   Плотный. У меня такая версия. (Татьяне Рудольфовне.) Чтобы потом не говорили, что я только задним числом отгадываю. (Театрально излагает свою версию.) Молодой человек (это о Гюнтере) решил поместить в замок своего больного друга, (как бы в его естественную среду обитания), чтобы перебросить мостик между воображаемым (его воображаемым) и реальным (вот этим реальным, а на самом деле – псевдореальным) миром. Реальность и фантазии сольются, противоречия перестанут питать болезнь, и она угаснет, как лучевая трубка не буду говорить какого телевизора, чтобы не обидеть местных производителей. Итак, я угадал?
   Гюнтер. Сказки это.
   Плотный. Это сказки, а у нас тут «не только самая правда, но еще как бы лучше ее»? Да? У нас тут реализм? Слепок с реальности? Бытовая драма? Да? (Брызжет слюной). Короли! Замки! Роковая любовь! Интрига против лучшего друга! Потеря памяти! Потеря памяти!!! – сериальщина махровая!!! Мыльная опера!
   Гюнтер. В учебнике «Психиатрия» профессора Райнера Тёлле…
   Плотный. Тёлле… Шмёлле… – зачем эти подробности! Чихал я на вашего профессора.
   Гюнтер. А я чихал на дурацкие рецепты лечения неизлечимо больных! (Гюнтер страшен. Он хватает Плотного за затылок и дергает его, рвет, клонит к земле и орет Плотному в лицо). Ты слушаешь, что я говорю?! Неизлечим! Неизлечим! Неизлечим! Для кого я это все рассказываю? Для публики? Здесь нет публики, здесь все свои – не хрен перед ними выделываться… Если я говорю – неизлечим, значит, я перед этим кое-что предпринял, чтобы доказать обратное. Понимаешь? (Гюнтер постепенно успокаивается.) Ты говоришь – мыльная опера. Но я же не виноват, что мой быт – это чья-то сказка. Я – король? Король. И я же, я, я сам – я предельно реальный персонаж. Вот мой друг – он действительно друг мне, вот моя бывшая любовь – работает у меня уборщицей. Это – НЕ сказка. Просто – нормально, честно работает… Пришла к своему бывшему – попросилась на работу, я ее взял. Где тут сказка? Потеря памяти – это сказка? Согласен. В каждой третьей макулатурной книжке, в каждом втором плохом фильме. Но только посмотри вокруг – этим болен каждый первый… Все забывают, все, все… Тебе нужны доказательства? Вот ты – ты! Ты сам – зачем ты здесь? Зачем ты появился на кухне? Да еще и с пистолетом. Чтобы тебя выпустили из замка – правильно? Почему ты об этом забыл? Почему вы все забыли, что вы заперты, что я приказал поднять мост? Почему вы этого не помните?
   Хаген. Все это прекрасно помнят, Гюнтер. Просто это достаточно непохоже на тебя, поэтому все и терпят. Ждут, что ты им скажешь. Скажи в трех словах – что надо сделать.
   Гюнтер. Его надо убить.
   Медянкина. Три слова, кстати.
 
   КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

Действие второе

   У костра на лесной поляне пируют утомленные удачной охотой бургунды. Слуги с трудом вертят огромную тушу рогатого оленя, засаженную на сучковатый изогнутый вертел. Шипит кровь, стекающая в пламя. Гогочут пьяные охотники. По подбородкам их струится жир жареных куропаток, губы алеют, как маки под ледяной коркой. Весело бургундам. Весело и Зигфриду Нидерландскому – их гостю и побратиму. Чаще других наполняется его кубок. Громче других его смех. Улыбка его – солнце, дыхание его – ветер.
 
   1-й охотник.
   Огромный, словно дом.
   2-й охотник.
   Нет, словно дом с трубой.
   3-й охотник.
   Как дом с трубой и садом, и землянками для слуг,
   И полем, прилегающим к усадьбе…
   И рощей, и холмом над рощей…
   Такой кабан на Зигфрида напал!
   4-й охотник.
   И что же сделал Зигфрид Нидерландский?
   Зигфрид.
   Я взял его за клык.
   3-й охотник.
   А клык тот был, как белая комета,
   Закрученная в хищную спираль.
   Рассказывают наши старики,
   Что эти возмутители небес,
   Раз в сотню лет играют, как котята,
   И ловят свой колеблющийся хвост.
   Такой был клык у злого кабана.
   Хаген.
   Не слишком ли велик для наших мест?
   2-й охотник.
   Святая правда все. Целую крест.
   4-й охотник.
   И что же дальше сделал славный Зигфрид?
   Зигфрид.
   Пригнул его к земле.
   3-й охотник.
   Нет, не пригнул – свалил.
   Как сноп упал беспомощный секач.
   И там, где бок его подмял траву,
   Овраг бездонный чернотой зияет.
   Хаген.
   Язык твой, право, удержу не знает.
   Гюнтер.
   Чу! Слышите – шаги!? Там ходит кто-то.
   Зигфрид.
   Эх, Гюнтер, Гюнтер. Что ты за король?
   Пристало ли тебе шагов бояться?
   Вокруг отважные твои вассалы.
   Как молнии наточены мечи.
   И тверже камня шеи их и руки.
   Пристало ли тебе шагов бояться?
   Хаген.
   Не больше, чем пристало поучать
   Славнейшего из королей подлунных.
   Зигфрид.
   Не дуй на угли ссоры, злой старик.
   Тревожить демонов обид уснувших
   И без тебя найдутся мастера.
   Ты лучше помири нас с королем.
   И сделай так, чтобы былая дружба
   Вернулась к нам.
   Тогда я отплачу.
   И каждую невольную обиду
   Сумею, как пристало, искупить.
   А если вдруг свирепых гуннов рой
   Или другой народ земли славянской
   На земли нибелунгов нападет,
   Я подниму свой меч – могучий Бальмунг
   И преданность делами докажу.
   Хаген.
   Что скажешь, мой король?
   Гюнтер.
   Скажу, что Зигфрид – чистая душа.
   И слишком он хорош для дружбы с нами.
   Но я готов с ним выпить этот кубок
   И вновь скрепить разорванный союз.
   И если есть размерам кабана,
   И спеси Зигфрида,
   И Зигфрида бахвальству… предел.
   Что ж, я готов любить его, как брата.
   Так отвечать велит бургундская корона.
 
   Охотники радуются. Зигфрид протягивает кубок с вином Гюнтеру.
 
   Но есть и человек – он слишком слаб.
   И блеск непостижимый совершенства
   Для глаз его – как острые ножи.
   Я не могу простить тебя, о Зигфрид.
   Прости меня, мой друг невыносимый.
 
   Хаген поражает Зигфрида копьем в спину. Зигфрид вскакивает на ноги. Стоит, шатаясь.

* * * *

   Гюнтер. Я хочу рассказать людям правду о смерти короля Зигфрида. Кто будут эти люди? Я не знаю. Поймут ли они меня? Не уверен. Поверят они мне? Уверен, что не поверят.
   Зигфрид. Так, наверное, и должно быть.
   Гюнтер. Наверное. Действительно, кто поверит, что твоей смертью я наказываю себя за мелочность и зависть, недостойные венценосца? Кто поверит, что король Гюнтер убил короля Зигфрида, чтобы наказать короля Гюнтера?
   Зигфрид. Я поверю.