Курочкин Максим. Кухня

 
   Хаген. Стыдно, король. А, что если он подаст тебе руку? Что тогда? Все? Не было великих королей!? Не было их великой дружбы!? Не было их великой ссоры!? Были Вася и Петя, которые набили друг другу рожи, а потом помирились, потому, что поодиночке у них не хватало на пузырь? Так? Нет, Гюнтер! Я служил не Васе и не Пете, я служил Гюнтеру – славному королю бургундов. И я хочу умереть слугой Гюнтера – славного короля бургундов.
   Гюнтер. Спасибо, друг. Я забылся.
 
   Зигфрид поднял руку.
 
   Гюнтер. Поздно, Зигфрид. Слишком поздно.
   Хаген. Хватай клешней воздух, дохлый краб. Плюю на тебя, герой.
 
   Кримхильда хорошо слышала слова Хагена. Ох, хорошо.
 
   Плотный. Чего лично мне не хватает, так это какой-то жизненной конкретики. Как-то все очень отвлеченно. Но с другой стороны – не всем же убивать тещу утюгом из-за спрятанной поллитровки. Должны же быть и принципиальные мерзости. А как же без них?
   Кримхильда (всем). Слышите, я собираюсь замуж. Мне нужны розовые щеки и бледный лоб, мне нужно превратиться в селедку и метать икру. Ты любишь икру, женишок?
   Аттила. Да, я люблю детей.
   Кримхильда (к людям кухни). Я собралась замуж. Что вы об этом думаете?
   Повар Х.Ц. Давно пора.
   Кримхильда. Хорошее слово.
   Медянкина. Чтоб ты сдохла.
   Кримхильда. Плохое слово.
   Мама Валя. Делай, как знаешь.
   Кримхильда. Бесполезный совет. (Проходя мимо Гюнтера.) С тобой понятно. (Останавливается перед Поваром Г.Ц.) А ты что посоветуешь?
   Повар Г.Ц. Не рожай дочерей, Кримхильда.
   Кримхильда. Я запомню.
 
   Кримхильда долго кружит по кухне. Как будто ищет воду с помощью лозы. Наконец, останавливается возле Хагена. Отдаляется от него. Снова подходит.
 
   Кримхильда (принюхиваясь). Не пахнет ли убийцей?
   Хаген. Иди отсюда.
 
   Кримхильда глухо рычит. Потом смеется.
 
   Кримхильда. Замуж, замуж, замуж… Хочу свадьбу.
   Гюнтер. Все готово, Наденька, все уже готово. Все для тебя.
 
   Хаген дает знак поварам, которые, казалось, только этого и ждали. На столах появляются праздничные блюда.
 
   Кримхильда. Хочу, чтобы пели мальчики, хочу белое платье, салаты, музыку, пьяную драку… Хочу, чтоб как у людей.
 
   Звучит музыка.
 
   Гюнтер. Будут тебе, Надя, салаты и платья… все будет.
 
   На плечи Аттиле набрасывают безразмерный пиджак, Кримхильде повязывают белый фартук. Плотный, переодетый капелланом, проводит обряд венчания. Поют мальчики, люди кухни забрасывают жениха и невесту конфетти. Поцелуи. Жених берет невесту на руки, несет к праздничному столу.
 
   Аттила. Я понимаю, как это глупо. Но я счастлив.
   Кримхильда (сквозь смех и слезы радости). А я – нет.
 
   Наконец, все уселись за стол. Даже Медянкина младшая сидит по левую руку от невесты. Шум. Смех. Крики. Гюнтер встает, чтобы произнести речь. Стучит по бокалу вилкой – просит тишины.
 
   Гюнтер. Коллектив у нас молодой. Свадьба эта у нас первая. Что можно сказать – непростые люди соединяют сегодня свои судьбы. Господин Аттила совсем недавно у нас. Но мы его узнали и полюбили. Большой фантазер, одаренный юноша. Самолюбивый. Да, самолюбивый. Но есть в нем нечто. За это и любим. (Вытирает пот со лба.) Наша Наденька. Надежда Петровна. Кримхильда наша. (Кримхильда, кажется, слушает с упоением.) Очень она всем нам нравится. Есть у нее такое качество, как преданность. Завидуем Наде. За тебя, верная душа.
   Кримхильда. Только одну минуту. Он сейчас подойдет.
   Гюнтер. Кто?
   Кримхильда. Буквально несколько секунд. Он уже идет.
   Все. Кто?
   Кримхильда. Ну как же… Мой первый муж. Вы его знаете. Зигфрид.
 
   Зигфрид встает. Идет к столу. Садится перед свободным прибором.
 
   Кримхильда. Вот теперь продолжайте.
   Гюнтер. Ну что тут можно сказать. (Выпивает.) Налейте мне что-нибудь. За тебя, Надя. У тебя все получится.
 
   Гюнтер садится, расстроенный.
 
   Кримхильда (Зигфриду). А ты что молчишь? Что ты молчишь, кукла? (Плачет.) Что тебе положить? Грибочки? (Истерично.) «Да» – «Нет» – отвечай! (Зигфрид молчит.) А что тогда?
   Повар Х.Ц. Положите ему салатика. Самое то. (Получает затрещину от Мамы Вали.)
   Плотный (Кримхильде). Наденька, невесточка! Вопросик можно? Вот вы посадили за один стол с нами, ваше, так сказать, прошлое… Это вы из символистических соображений? Метафора какая-нибудь? Хотите нам, живым, напомнить типа того о смерти. А почему вы решили, что мы не помним. Мы помним. Другое дело, что это вам обязательно нужны ходячие символы. Вы из нашей реальности выпрыгнуть хотите? Понимаю. Вам это удается даже – допускаю. Из реальности вы выскочите – ума большого не надо. А вот из колготок своих антицеллюлитных – не удастся. Вот она ваша реальность. Вот она – метафора. Вот она вся ваша месть – колготочная.
 
   Зигфрид заваливается под стол. Его относят на прежнее место.
 
   Плотный. Вот это правильно. Вот это очень правильно! Больше скажу – если ты сейчас, на полном, так сказать, скаку, сумеешь остановиться, прекратишь свои безобразия – это посильнее будет, чем мертвецов шевелить. Это, знаешь, будет метафора с большой буквы! Совсем в новом свете предстанешь – в терновом венце разумного страдания. Смирение, кстати, не глупые люди придумали. Вот святые отцы говорят…
   Татьяна Рудольфовна. Ярик, имей совесть.
   Гюнтер. Да уж, дружочек, будь добр – не увлекайся.
   Плотный. Да что вы мне все время палки в колеса суете. (Кримхильде.) Идиоты! Они еще продолжают с тобой в благородные игры играть. Они не понимают всей серьезности ситуации. И ты тоже не понимаешь. Дура! На этих нибелунгов не смотри. (Жест в сторону Гюнтера и Татьяны Рудольфовны.) На этих смотри! (Показывает на людей кухни.) Если ты не утихомиришься, они тебя живо утихомирят. Глянь, они же из-за тебя в общей сложности уже часов 100 телевизионных недополучили. У них же сейчас ломка начнется. Они же тебя разорвут – им плевать на твои мотивы высокие. До одного места им все Зигфриды. Да и тебе я, признаюсь, не сильно доверяю – ты же, как я понял из контекста, девушка у себя на уме. Поэзию уважаешь. Я заслушался даже. Брак, Надежда, это соглашение! Месть за мужа должна быть мелкой. Заведи, в конце концов, двести пятьдесят любовников, пусть вот Гюнтер (надеюсь, он меня правильно поймет) лопнет от ревности. Мы-то с тобой хоть и ровесники, но разреши по-отцовски скажу: подтяни ты, Надя, где нужно подтянуть; силикону напусти куда следует; похудей, наконец. И картина мира изменится. Какие гунны? О чем ты? Нету гуннов. Да и не было никогда.
   Аттила. Могу поспорить.
   Плотный. Да – спорить давайте. Спорить, приводить аргументы, встречаться. Это – пожалуйста. Но при чем тут гунны – не понимаю.
   Кримхильда. Теперь у меня есть защитник. Муж. Аттила.
   Плотный. Да что за глупость! Какой муж? Какой Аттила? (Пена у рта.) Нема у тебя Аттилы, Надька! У тебя есть мальчик. К тебе приставили мальчика. За деньги – понимаешь. За-день-ги! За большие!
   Гюнтер. Не очень большие.
   Плотный. За не очень большие. И ты меня бесишь, потому, что прекрасно видно, что все ты это знала. Я прямо из себя выхожу. Потому, что это не мой текст, понимаешь. Я человек прекраснодушный, Надя, я не желаю говорить женщине о климаксе. Но я вынужден. Потому, что все это (Широкий круговой жест.) – это чистой воды физиология. Надежда Петровна, тебе осталось ну пять, ну шесть, ну десять… ну поживи ты их в свое удовольствие, не забивай голову всякой чертовщиной. Самоусмирись, девушка! Тьфу, из-за тебя уже скоро совсем говорить разучусь. «Самоусмирись» – это ж надо было такое придумать. Успокойся, Надя – вот, что я тебе хочу сказать. Успокойся. Вот тебе мой мэссэдж.
   Кримхильда. Это был тост?
   Плотный. Если ты успокоилась, то да, это был тост.
   Кримхильда. Я спокойна. Что ж, выпьем! (Бегает по кухне, чокается со всеми на славянский манер. Выпивает.) Я, быть может, оставлю тебя в живых.
   Плотный. Ну, спасибо.
   Кримхильда. Да, я, наверное, не первой свежести невеста. Но я, если ты знаешь, страдала. Но и не только страдала – еще и (чего ты точно не знаешь) думала над своими страданиями.
   Плотный. Ой, не смеши меня.
   Кримхильда. Да, пусть это смешно звучит. Но я думала. И вот итог моих мыслей – надо жить честно.
   Плотный. Смело. Долго думала?
   Кримхильда. Девятнадцать лет.
   Плотный. А что значит честно? Ты это понятие в глобальном смысле используешь, или как и все разумные люди?
   Кримхильда. Делать надо то, что говоришь.
   Плотный. Все понятно. А я уже испугался. Думаю – а вдруг сейчас эта бабища как воздвигнет некую формулу – сформулирует истину в мировом масштабе. Вот, думаю, посмеемся. Но, пронесло, слава Богу. Обошлось без открытий в сфере духа.
   Кримхильда. Может быть я глупая, но вы живете сейчас по плану, который начертила моя глупость.
   Плотный. Большие мои сомнения. Жизнь, Надя, это ватман в жирных пятнах. Чертить на нем планы – занятие бессмысленное.
   Кримхильда. Истина находится за пределами любых афоризмов.
   Плотный. Может быть. Но вот то, что ты, Надька – дура, это хоть и афоризм, но истина.
   Гюнтер. Полегче.
   Плотный. Отцепись. (Кримхильде.) Жить честно, это не значит делать то, что говоришь. Жить честно – это делать то! То! Подумай над этим – вот занятие тебе еще на 19 лет.
   Кримхильда. Я дарю тебе жизнь.
   Плотный. Пошла ты в жопу.
 
   Гюнтер хватает Плотного за грудки.
 
   Гюнтер. Ну, адвокат, ты договорился.
   Плотный. И, что дальше?
 
   Гюнтер не отвечает. Плотный начинает хохотать – заливается от смеха. Гюнтер отпускает Плотного.
 
   Плотный. «Адвокат, ты договорился!» Нет – «Ну, адвокат, ты договорился!» «Ну!» Большое дело – «Ну!» (Новый приступ смеха.) И стоит. И глазками – пш!.. пш! (Успокаивается.) И этот человек воображает себя убийцей. Все… т-сс. (И действительно замолкает.)
   Татьяна Рудольфовна. А я могу сказать тост?
   Повар Х.Ц. И я тоже хотел.
   Медянкина. После меня будешь. Я раньше… подумала.
   Повар Х.Ц. Да пожалуйста.
   Татьяна Рудольфовна. Я тут молчу в основном. Роль у меня такая – молчаливая. Подразумевается, что я тут тихонько, про себя, переживаю, понимаю что-то такое – свое… Спорю, не соглашаюсь, бунтую… Но – молча. Молча. Роль такая… Ну хорошо, я не против. Я могу помолчать. Но тогда скажите за меня. Скажите за меня то, о чем я молчу. Кримхильда! Мы когда-то были с тобой подруги. Я была стервой, ты была ангелом… Ты не была ангелом, подруга. И Зигфрид твой тоже не был ангелом. Вот, кто был ангелом. (Показывает на Гюнтера.) Я тут самый никто – я законная жена. Меня не слышно, меня не видно, я никому не интересна. Любил ли он меня – не знаю. Вряд ли. Но подумайте – если он сделал то, что он сделал (а он друга убил) ради меня, серой мышки, то что тогда он способен сделать ради вас – павлинов.
 
   Сидят, молчат.
 
   Повар Х.Ц. У меня мотороллер.
   Кримхильда. Поздравляю.
   Повар Х.Ц. Почти новый.
   Кримхильда (рассеянно). Да, да, поздравляю.
   Повар Х.Ц. Я еще на нем не ездил. Завтра я должен забирать его из ремонта.
   Кримхильда (с сожалением). Завтра? (Качает головой.)
   Повар Х.Ц (умоляюще). Завтра. (Волнуется.) А можно, я его все-таки заберу, прокачусь быстренько – один разок. И вернусь. (Плачет.)
 
   Кримхильда не отвечает.
 
   Медянкина. Дай все-таки и я за тебя, подружка, выпью. Я-то думала, что ты просто несчастная тетка… А ты, оказывается, злобная несчастная тетка. (Кричит.) Что ты сделала с моей сестрой?
   Кримхильда. С какой сестрой? С той сестрой, которая в десять раз чище тебя сердцем и в сто раз – превосходит красотой? С той, которую ты называла бледной поганкой, когда она умоляла не отбирать у нее единственного жениха? С той сестрой, которой ты испортила жизнь?
   Медянкина. Все неправда.
   Кримхильда. Все правда.
   Медянкина младшая. На его щите – две испанские розы. Одна роза – с бледным острым шипом, другая – окована железной сеткой. И я отдала ему свой веночек. Что в этом плохого?
   Медянкина. Плохо то, что он не помнит даже, как тебя зовут.
   Медянкина младшая. Так и я же не могу вспомнить, сколько лилий было в верхнем левом поле его герба. Две или три? Четыре?
   Медянкина. Не сходи с ума. Какие лилии? Этот гад вытирал об тебя ноги.
   Медянкина младшая. Да, этот рыцарь целовал мне ноги.
   Медянкина. Люсенька, очнись. У нас с тобой все будет хорошо. Мы купим новый чайник, я дам тебе поносить сиреневые босоножки. А хочешь, я на целый месяц уеду к маме в деревню? Ты поживешь одна. Ну, не месяц, но недельки на две уеду точно. Хочешь?
   Кримхильда. Я возьму тебя с собой в столицу гуннов. Тебе будут прислуживать двести прекрасных девиц. Твой наряд будет стоить целого королевства. По утрам тебя будут будить звуки волынок и крумхорнов. А если ты разлюбишь германскую музыку, я найму искусных гуннских барабанщиков. Киевские ювелиры изготовят тебе 10 золотых колец. Угро-финские племена пришлют тебе в подарок бобров и лисиц. Ты будешь плевать в золотые чашки, ни один клоп не упадет на тебя с потолка, потому, что я прикажу устроить над твоей постелью шелковый балдахин. Лучшие рыцари и благородные короли покоренных земель отдадут последние стоны своих сердец.
   Медянкина. Я поговорю с ним. Он тебя полюбит. Он может… Валерка, он хороший – его просто в детстве обижали.
   Медянкина младшая (приходя в себя). Где это я так долбанулась? (Бросаясь сестре на шею). Марина!
   Медянкина. Люся! (Рыдает, успокаивается.)
 
   Кримхильда злится. Кружит по кухне, как стервятник в поисках добычи. Рычит.
 
   Кримхильда. Кто едет со мной? Тому – жизнь. Никакого золота. Никаких слуг, он сам будет последним слугой. Но – живым.
   Повар Г.Ц. Меня, кстати, очень задели слова этого господина (показывает на Плотного) о том, что мы тебе, якобы, не сочувствуем. Я с этим категорически не согласен. У меня даже тост созрел. Хочу выпить, Надя, за доверие. Ты обратилась к нам, Надя, со своей абстрактной проблемой (а согласись, что проблема, которой 19 лет, – это абстрактная проблема), ты обратилась, как человек, который верит, что ему помогут. Ты не пыталась подстраиваться или заискивать. Я, может, не очень хорошо скажу… Но я вот – я благодарен тебе, Надя, за доверие. И если бы не моя дочка, у которой завтра день рождения, я бы пошел с тобой.
   Кримхильда. У какой дочки завтра день рождения? У той, с восьмого участка?
   Повар Г.Ц. Я не понимаю тебя.
   Кримхильда. Как? Ты не знаешь, что такое восьмой участок? Зачем же ты ходишь туда каждую неделю?
   Повар Г.Ц. У меня там родственники.
   Кримхильда. У тебя там дочь.
   Повар Г.Ц. Моя дочь жива. Я купил ей книжку с говорящими картинками.
   Кримхильда. Поехали к гуннам. Я передумала – ты не будешь слугой. Я сделаю тебя начальником своей кухни, я привезу тебе из Китая восемь котлов – один больше другого. В самом большом можно будет сварить римский легион.
   Повар Г.Ц. Но моя дочь.
   Кримхильда (меняя тактику). А что если она уже там? И ждет тебя?
 
   Повар Г.Ц. смеется.
 
   Повар Г.Ц. Нет, Надя, моя дочь умерла. Она похоронена на восьмом участке. В третьем ряду. Справа – Зинаида Сергеевна Зубченко, слева – Ройтбрут Антон Георгиевич. Мое все тут – между Зубченко и Ройтбрутом. Куда я отсюда?..
   Кримхильда. Кто со мной? Ты? Ты? Ты?
 
   Все отказываются.
 
   Кримхильда (Маме Вале). Может быть – ты?
   Мама Валя. Я бы поехала с тобой, Наденька… Но – кот. Котенок еще.
   Кримхильда. Нет, тебя я сама не возьму. Умрешь.
   Хаген. Оставь ее.
   Кримхильда. Ты перерезал мне горло, а теперь хочешь, чтоб я не пачкала кровью ковер.
   Хаген. Я древний человек, Кримхильда. Меня не волнует кровь. Меня волнует честь моего короля.
   Кримхильда. Твой король такой же подлый убийца, как и ты.
   Хаген. Мой король додумывает мысль до конца. А ты нет. Плачьте, люди кухни! Плачьте. Нашего короля погубила старуха. Наше солнце потушили водой из столовой ложки. Наша радость стоит на коленях. Плачьте. Да, я древний человек. У меня одна мысль, одно умение, одна верность. Но я жалею вас – людей многих мыслей и многих умений. Я жалею вас – я, Хаген Фон Тронье – убийца убийцы дракона.
 
   Кримхильда носится по кухне.
 
   Кримхильда. Вы мне запомните Зигфрида! О, вы его навсегда запомните! (Подскакивает к Аттиле.) Так ты точно Аттила?
   Аттила. Клянусь памятью Зигфрида.
   Кримхильда. Нет, ты чем-нибудь реальным клянись. Интернетом клянись.
   Аттила. Интернетом – клянусь!
   Кримхильда. Слышали! Никто из вас рассвета не увидит!
   Повар Х.Ц. Вот вы смеетесь надо мной, когда я говорю – «мотороллер». У вас тут мировые вопросы. А у меня – мотороллер. Да? Я дурак, да? А я плевал на мотороллер, я плевал на него. Мне, мне… это… не мотороллер. Мне – другое. Как я возьму его – поцелую фару. Нет, даже не это. Мне – чтобы я ехал, а девушки радовались: «Вот, едет дурак на мотороллере». А мне тоже радостно, радостно! Вы можете понять!? (Плачет.)
   Татьяна Рудольфовна. О, Господи! Гюнтер. Муж мой. Любимый мой. Посмотри на меня. Это я – твоя Брюнхильда. Ты узнаешь меня? Это я.
 
   Гюнтер узнает Брюнхильду.
 
   Брюнхильда. Пусть мы прожили не так, как хотели. Но ведь мы прожили эту жизнь вместе. (Людям кухни.) Он сейчас сойдет с ума. Он всегда в таких случаях сходит с ума. Но я вам открою секрет. Когда вы слушаете моего мужа, вы должны думать о своем – тогда поймете, что он хочет сказать. (Гюнтеру.) Поцелуй меня.
 
   Гюнтер целует Брюнхильду. Выстрелы, крики ярости, удары. Входит охранник, флегматично отстреливаясь из помпового ружья от гуннов. Закрывает двери перед толпой разъяренных дикарей. Люди кухни помогают устроить баррикаду.
 
   Охранник (невозмутимо). Прорвались. (Оглядывает мизансцену.) А вы еще не закончили?
   Кримхильда (Охраннику ). Хранишь ли память о Зигфриде?
   Охранник. Вы имеете в виду героя средневекового эпоса?
   Кримхильда. Я имею в виду своего мужа.
   Охранник (оказывает сам себе первую медицинскую помощь, говорит книжно). Безусловно. Нидерландский королевич – отважный и сильный рыцарь, сказочный богатырь. Омывшись в крови змея и сделавшись практически неуязвимым, Зигфрид, вместе с тем, приобрел ряд удивительных свойств. Что, впоследствии, станет одной из причин его гибели.
   Кримхильда. А готов ли ты мстить убийце?
   Охранник. Скажем так, я осуждаю коварное убийство Зигфрида. Но надо учитывать, что Хаген фон Тронье в злодеяниях своих был бескорыстен. Зло, которое он творит, совершается им во славу и во благо королевского бургундского дома, убийство Зигфрида – месть преданного вассала за тяжкое оскорбление, нанесенное королю Гюнтеру.
 
   Кримхильда кусает кастрюли.
 
   Охранник. Что касается Кримхильды, то лично меня глубоко огорчает ее кровожадная беспощадность и превращение из нежной супруги в злую ведьму.
 
   Пытается почесать спину.
 
   Охранник. Глубоко огорчает.
 
   Падает. В спине его торчат стрелы.
 
   Гюнтер (незаметно сходя с ума). Не в Кримхильде по большому счету дело. Тебя как зовут, кухонный человек?
   Повар Г.Ц. Я не человек, я старший повар горячего цеха.
   Гюнтер. Я не хотел тебя обидеть, повар горячего цеха. Назови свое имя.
   Повар Г.Ц. Петр Александрович. (Подумав. ) Самограй.
   Гюнтер (подумав ). Это хорошее имя. (Подумав. ) Дорогой Петр Александрович… Самограй. Ты задумывался над тем, что, возводя жилье, мы, в конечном итоге, возводим потенциальные развалины? И через много веков, или месяцев, или дней после гибели современного мира, в них будут бродить наши потомки…
   Повар Х.Ц. Или наши потомки.
   Гюнтер. Или ваши потомки, или вообще ничьи потомки… Или вообще никто не будет бродить. И вот им-то… И вот им-то будет казаться, что эти развалины так и задумывались – развалинами. И что мы выдавали подряды на постройку оконных провалов, мусорных куч и фрагментов стен. И, что когда-нибудь кто-нибудь обязательно скажет: «Какие мудрые люди были наши предки! – они строили дома, в которых нельзя жить. Они строили бесполезное.» А мы промолчим, потому что нам будет стыдно сказать правду.
   Хаген. Стыдно нам не будет, потому что нас уже не будет.
   Гюнтер. Да, и это тоже.
 
   Окончательно сойдя с ума, становится на колени перед Аттилой. Хаген становится подле Гюнтера – готов охранять его хоть от целого полка Кримхильд.
 
   Плотный. Кримхильда Петровна, душечка, вы мне, помнится, пообещали сохранить кое-что. Ну, в смысле… жизнь и такое прочее.
   Кримхильда. Я помню.
   Плотный. Так не пришло ли время… это… таки сохранить.
 
   Кримхильда подходит к Плотному и целует его в лоб.
 
   Кримхильда. Иди. (Подталкивает Плотного к выходу.)
   Плотный. Но там же… эти. (Показывает.)
   Кримхильда. Иди, иди.
 
   Плотный идет к дверям, в которые ломятся гунны. Двери сами открываются и, выпустив Плотного, закрываются вновь.
 
   Повар Х.Ц. Ушел.
   Аттила. Ну, теперь, когда наш официальный многоумец покинул сцену, надеюсь, несчастному Повелителю Вселенной, тоже позволят сказать пару слов. Или еще не все поделились наболевшим? Сестрицы-поварицы, вы исчерпали ресурс глупостей? Да неужели? А все ли достаточно поражены ужасом? Может, еще кто-то в гуннов не верит? Что ты так на двери смотришь? Боишься, они оттуда появятся? А отсюда (Стучит Маме Вале по лысому черепу.) не боишься? Хотя, конечно… могут и из дверей.
   Тут по идее я должен метаморфозу устроить – из мальчика-ленивчика в аттилу-страшилу. Но не будет метаморфозы. Потому, что злобный старец с кривыми ногами и бритым черепом – это Аттила вашего воображения, а я, зайчик, – Аттила вашей судьбы. Конечно, тяжело поверить, что бургундское королевство будет стерто с карты мира не вонючим трупоедом, а обаяшкой-алкоголиком (налейте мне, кстати), я это понимаю. Но поймите и вы меня – ради поддержания ваших стереотипов у меня нет желания изменять правилам гигиены. Трупы кушать не буду. Вам это – миг, а мне – работа, служу Владыкой Мира с ранней юности.
   Дальше – загадки, дальше – вопросы. И главный вопрос – как мне быть с вами. Сами видите – Кримхильда настаивает на формальном соблюдении законов воздаяния. Не берусь судить, насколько она права (хотя, то что она не права – очевидно), но не выполнить ее каприз мне, молодожену, как-то не с руки.
   Ну, что мы делаем, жена? Есть две основные возможности – мстить и не мстить. В первом случае все понятно – изображаем из себя орудия рока и с хищными улыбками смотрим, как гуннское море поглощает островок нибелунгов. Можем и не мстить… Нет, ты выслушай. Не забывай, кто я. Мои возможности, худо-бедно, беспредельны. Так что, если решишь прекратить свои чудачества, практическую сторону дела беру на себя. Вариантов масса. Первый – представляем произошедшее, как обычный спектакль в обычном театре. Вариант второй – пьяный бред, галлюцинация. Я все-таки, винища вашего бургундского вылакал будь здоров. Третий…
   Кримхильда. Хватит. Эта земля пила кровь Зигфрида. Пусть теперь напьется кровью убийц.
   Аттила. Где ты тут землю увидела – я не знаю. По-моему, это называется кафель. (К присутствующим). Ну, ребята, я сделал все, что мог.
   Повар Г.Ц. Мы ценим.
   Аттила. Вы видели – спорить бесполезно.
   Повар Х.Ц. Мы видели.
   Аттила. Ладно, не огорчайтесь. Само собой, я заготовил на этот случай бонусы. Как положено – все ваши фантазии реализуются, родственники воскреснут, печали избудутся. Ты получишь свой мопед, сестрицы Медянкины – мужей целую пачку. Петр Александрович – дочку. Но умирать придется. (После паузы.) Господа гунны, вы готовы к решительному штурму?
 
   Рев за дверью.
 
   Аттила. Господа нибелунги, а вы готовы?
 
   Воздев к вытяжкам орудия кухни, люди кухни силятся создать дружный воинственный шум. Зрелище жалкое, но героическое.
 
   Гюнтер. Подождите! Я… не для этого… Я не хотел… Все не так… Я – сам… вы тут ни при чем… Это… Я… Мое… Я виноват…
   Медянкина младшая. Детский лепет. Если ты боишься – вон там выход, видишь – горит зелененькое. (Подробно показывает Гюнтеру выход из зрительного зала.) А если ты с нами – на, держи. (Дает Гюнтеру орудие.)
   Гюнтер. Что это?
   Медянкина младшая. Это вилка для сырного ассорти. Пора бы знать.
   Гюнтер (жалко). Зигфрид… Это я… убил.
   Повар Г.Ц. Очнись, король, при чем тут какой-то Зигфрид. У наших дверей гунны, каждая вилка на счету.
   Повар Х.Ц. Не робей, босс, мы им покажем.
   Медянкина. Да, да, да – мы им покажем.
   Мама Валя. Кто тут гунны? Подать сюда гуннов! А ну, открывайте ворота, сейчас я их буду на лоскуты рвать.
   Аттила (Кримхильде, ласково. Интимно.) Ты дура, любимая.
 
   Распахивает двери. Входят, немного смущаясь, тихие дикие гунны. Смешиваются с людьми кухни. О чем-то переговариваются с ними – знакомятся, пожимают руки. Изредка, как бы в шутку, колют друг дружку ножиками и вилками. Аттила выстраивает их через одного (гунн, нибелунг, гунн) вдоль авансцены. Свистит в судейский свисток. Начинается бойня. Но на мгновение раньше, на сцену падает плотный занавес. Тишина.

* * * *

   По дымящимся развалинам ходят люди чрезвычайных ситуаций. Светят фонариками, растаскивают обломки, переругиваются. У небольшого костра, сидят Зигфрид, Гюнтер, Брюнхильда и Хаген. Жарят и едят кабана. Зигфрид играет зажигалкой.
 
   Зигфрид (продолжая разговор). Вы не правы, это все равно очень полезная вещь. Я не знаю как она называется, но сама идея, что огонь можно вызывать не мыслью, а простым усилием пальцев – это очень удачная идея. Представляете, можно зажигать огонь и при этом ничего не думать. И не чувствовать. Удивительно. Вам – нет?
   Брюнхильда. Много интересного. Миксер. Очень поэтично.
   Хаген. А мне понравилось слово паспорт.
 
   Входит Коля Подподушкин.
 
   Коля Подподушкин. Где вы? Я шмурдячок принес.
   Аттила. Это же Коля. Коля, дружок, где ты бродишь?
   Коля Подподушкин. А где Петр Александрович?
   Аттила. Петр Александрович?.. В гости поехал… К дочке.
   Коля Подподушкин. А Люся… тоже? (Коле не отвечают.) Где Люся?
   Аттила. Выпей, Коля, выпей.
 
   Коля пьет. Появляется Кримхильда в платье уборщицы. Тащит за собой мешок, в который собирает мусор.
 
   Кримхильда. Зигфрид!
 
   Зигфрид не отвечает, смотрит поверх своей вдовы.
 
   Аттила. Заходи, Коля, ты теперь знаешь, где нас искать.
 
   Нибелунги встают, утирают губы рукавами, расправляют крылья и улетают.
 
   Аттила (задержавшись на земле, Уборщице). Убери здесь хорошенько.
 
   Исчезает. Вместе с ним исчезает и свет. На погруженной в темноту сцене остаются развалины, люди на развалинах, Плотный, Коля, Кримхильда. Плотный причесывается, прихорашивается.
 
   Вопрос. Работаем. Камера. (Изменившимся голосом.) А в чем, на ваш взгляд, причина произошедшего?
   Плотный. Учитывая сложную обстановку, я бы не стал исключать ни одну из имеющихся версий.
   Вопрос. Я понимаю, что вам тяжело говорить. Но все-таки – последний вопрос. Вы, насколько я знаю, покинули здание буквально за несколько минут до того, как это произошло. Вы что-нибудь почувствовали?
   Плотный. Мне тяжело говорить… (Плачет.) Я адвокат… (Долго плачет и сморкается.) Многие дорогие люди… Я так привязался… И вы знаете, что самое страшное?..
   Вопрос. И что же?
   Плотный. Ничто не предвещало трагедию. (Выйдя из кадра, весело сморкается.)
 
   Кримхильда стоит на сцене с черным целлофановым мешком. Кричит во всю силу своих легких.
 
 
   ЗАНАВЕС