Куртц Кэтрин. Камбер Кульдский

   Как старик, он опустился на скамью у стола, рука его беспомощно повисла вдоль тела.
   Он положил голову на стол и заплакал горькими слезами. Он оплакивал свою потерянную молодость, потерянную судьбу, самого себя, девушку, имени которой он не мог даже припомнить, и всех остальных, которые борются за него, страдают за него и умирают за него.
   Когда они пришли сюда через несколько часов, чтобы подготовить его к свадьбе, они нашли его неподвижным.

Глава 18.

   Возвещу определение: Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя.

Псалтирь 2:7

   Был канун Рождества, архиепископ Энском Тревасский закончил молитвы в соборе Всех Святых в Валорете и направился в свои покои, где он собирался молиться в одиночестве, пока не придет время для первой Рождественской мессы.
   Он, как всегда перед Рождеством, хотел уединиться и подумать о прошедшем годе, о своих успехах и неудачах в этом году.
   Он уже был у своих дверей, как вдруг из тьмы коридора выступила чья-то тень.
   – Вы выслушаете мою исповедь, святой отец? – спросил странно знакомый голос.
   Энском поднял повыше свечу и попытался проникнуть взором сквозь мрак, окружавший лицо человека, но понял, что это не просто – мрак был слишком густым. Этот человек в серой сутане с капюшоном был дерини. Его голова была закутана магической вуалью, которая скрывала его лицо и искажала голос, однако архиепископ не ощутил ни в голосе, ни в самом присутствии этого человека ни угрозы, ни опасности.
   Таинственный посетитель был другом, хотя архиепископ не мог узнать его.
   Энском был более заинтригован, чем встревожен. Он опустил голову в знак согласия и, пропустив в комнату таинственного посетителя, старательно закрыл за ним дверь.
   Энском подошел к месту для исповеди, зажег свечу, достал шарф, коснулся его губами и накинул на шею. Затем он повернулся к незнакомцу, а тот откинул капюшон, и взору архиепископа открылось давно знакомое и любимое лицо, обрамленное седыми волосами.
   – Камбер! – выдохнул он и тепло обнял друга. Когда они отстранились друг от друга, не выпуская рук, Энском прошептал:
   – Я все время думал о тебе, когда узнал, что брат Кирилл… Но что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что король приказал арестовать тебя?
   – Но ты меня не выдашь? – возразил Камбер с улыбкой, показывающей, что вопрос был чисто риторическим. Энском, улыбнувшись, тронул шарф.
   – Это не позволило бы мне выдать, даже если бы я захотел. Ведь я обещал хранить молчание, что бы мне не сказали.
   – Я прошу больше, чем молчания, Энском, – сказал Камбер. – Я прошу помощи.
   – Ты же знаешь, что все получишь от меня, – ответил Энском. – Скажи, что тебе нужно, и я сделаю все, что могу.
   – Меня обвиняют в измене, – тихо сказал Камбер.
   – А ты – изменник?
   – С точки зрения Имра – да. Но факты говорят другое. Если ты согласишься пойти сейчас со мной, то я буду рад представить тебе их.
   – Пойти с тобой? Куда? Камбер опустил глаза.
   – Я не могу сказать этого. Я могу сказать только, что ты пойдешь через свой Портал, что ты будешь в полной безопасности, и что я не буду настаивать на твоей помощи, если ты сам решишь иначе, узнав все факты.
   Он взглянул на друга.
   – Но ты можешь довериться мне. Я не могу открыть места, куда мы пойдем, даже тебе.
   – Остальные тоже там?
   – Эвайн, Йорам, Рис и некоторые другие.
   – Рис? Но он…
   – Я бы не хотел обсуждать это здесь, если ты не против. Ты пойдешь со мной?
   Энском колебался, борясь с желанием задать несколько вопросов Камберу, затем кивнул.
   – Если тебе это нужно, я пойду. Сколько времени это займет?
   – Несколько часов. Ты можешь распорядиться, чтобы тебя кто-нибудь заменил? Архиепископ поднял бровь.
   – В праздник Рождества? Ты же знаешь, мне нужно служить праздничную мессу.
   – Для нас будет большая честь, если ты откажешься от этой обязанности ради нас, – спокойно сказал Камбер. – Потом ты поймешь, почему.
   Энском долго смотрел на друга, читая важность просьбы, затем попросил его зайти за перегородку.
   Когда Камбер скрылся, архиепископ подошел к стене и дернул шелковый шнур. Через несколько минут раздался стук, и в комнату вошел монах в черной сутане.
   Он увидел, что архиепископ сидит на постели с весьма усталым и нездоровым видом.
   – Ваша милость, что случилось?
   – Мне нехорошо, – слабым голосом ответил симулянт. – Будь добр, попроси епископа Роланда заменить меня на полуночной мессе.
   – Полуночная месса? Конечно, ваша милость. Может, я могу помочь вам чем-нибудь? Может, послать за аптекарем или Целителем?
   – Нет, это не нужно, – пробормотал Энском. Он лег на постель и тяжело вздохнул.
   – Наверное, я что-то съел. Помолюсь и постараюсь уснуть. К утру все пройдет.
   – Хорошо, ваша милость, – сказал монах с сомнением в голосе. – Если вы не уверены…
   – Я уверен, отец. Теперь иди, и пусть меня не беспокоят, ясно?
   – Да, ваша милость.
   Не успела закрыться дверь, как Энском вскочил с постели и подошел к укрытию Камбера. Тот усмехнулся, увидев лицо архиепископа.
   – Не напомнило ли это вам уловки двух монахов в Грекоте? Однако те времена были повеселее нынешних.
   – Но я надеюсь, что мы стали лучше с тех пор, – заметил Энском. – Ну, что дальше?
   – Теперь к вашему ближайшему Порталу.
   – Ты стоишь перед ним, – ответил Энском. Он подтолкнул Камбера вперед и встал рядом.
   – Что я должен делать?
   – Открой свой мозг для меня и позволь мне проникнуть в него. Я обещаю тебе дать всю информацию, как только мы будем на месте.
   – Но я все равно не буду знать, где мы окажемся, – фыркнул Энском с ехидцей. Он сложил руки на груди и выпрямился. – Я все понимаю, но хочу напомнить, что я вижу тебя насквозь, Камбер Мак-Рори, – сказал он, закрывая глаза. – Пусть будет так, мой друг.
   Камбер хмыкнул и положил руки на виски архиепископа.
   – Откройся для меня.
   И они исчезли…
   Энском открыл глаза и в изумлении повернулся к Камберу
   – Это же несерьезно, – прошептал он. – Наследник Халдейнов здесь? Это его вы похитили из святого Фоиллана? Камбер, ты сошел с ума! Вы обречены!
   – Нас поддерживают очень многие, – спокойно сказал Камбер. – И даже наш Халдейн уже начал верить в возможность и необходимость победы. К несчастью, его моральные принципы все время находятся в противоречии с его династическим долгом. Ваша помощь будет именно тем, что поможет ему решиться на последний шаг.
   – Ты хочешь, чтобы я благословил его?
   – Я хочу, чтобы ты подтвердил законность его происхождения и объявил его законным принцем Гвинедда. Кроме того, его нужно обвенчать с моей воспитанницей. Ты сделаешь это?
   – То, что ты просишь…
   – Я знаю, что прошу. Если твоя совесть не позволяет тебе сделать это, я отпущу тебя, как и обещал. Мы сделаем все с отцом Калленом.
   – Алистер Каллен! Генерал-викарий Ордена святого Михаила! Он здесь?! Камбер кивнул.
   – Он был с нами с самого начала. Но первым, кто нащупал след к принцу, был Рис Турин. Каллен может сделать все, о Чем я прошу, но это будет менее весомо.
   Энском выпрямился во весь рост и с негодованием взглянул на Камбера.
   – Я запрещаю Алистеру Каллену делать это. И если это должно быть сделано, то это сделаю я.
   – Ты сделаешь? – спросил Камбер, скрывая усмешку. Он понял, что уловка удалась, и он поймал своего высокопоставленного друга в западню тщеславия и ревности.
   – Это имеет право сделать только архиепископ Валорета, – величественно провозгласил Энском. – Удостоверять законность короля, производить венчание и коронование королей Гвинедда – это моя священная обязанность. Если последнее пока сделать нельзя, то сегодня я выполню две первые свои обязанности.
   – Хорошо, – просто сказал Камбер. Он отвернулся, чтобы архиепископ не видел торжествующей улыбки на его лице.
   – Теперь пойдем, я представлю тебя нашему принцу. А жених в это время очень не хотел идти под венец.
   – Отец Йорам, я умоляю вас, не надо заставлять меня. Я не могу жениться. Я нарушу все свои обеты и буду проклят навеки.
   Йорам, уже частично одетый, чтобы служить на венчании, сложил руки и молил Бога, чтобы тот послал ему терпение.
   – Ваше Величество, поверьте, я понимаю ваши колебания.
   – Мои колебания?
   Синил покачал головой и начал быстро ходить по комнате. Его сверкающий серебром свадебный наряд развевался при его порывистых колебаниях.
   – Нет, не колебания, а отказ. Вы обещаете, что отец Каллен освободит меня от всех обетов, но я давал обет не ему, а главному викарию моего Ордена и Богу. Даже сам архиепископ…
   – Пусть архиепископ говорит сам за себя, – сказал Камбер, входя в комнату.
   С ним вошел человек, которого Синил никогда раньше не видел.
   – Я хочу представить его милость архиепископа Валорета Энскома Тревасского. Ваша милость, Его Королевское Величество принц Синил Донал Ифор Халдейн.
   Синил при этих словах вздрогнул, повернулся и с изумлением уставился на худого человека в пурпурной сутане, стоявшего рядом с Камбером.
   Человек, которого Камбер представил как архиепископа Энскома, ласково смотрел на принца. Он поклонился Синилу, прежде чем протянул ему перстень для поцелуя.
   Вся решительность Синила испарилась, он рухнул на колени и, со всхлипыванием схватив руку Энскома, прижал ее к губам. Он распростерся у ног архиепископа.
   – Помогите мне, умоляю, ваша милость! – бормотал он. – Я не могу сделать этого! Они настаивают, чтобы я нарушил свои обеты и вернулся в мир. Я боюсь, отец! Я не знаю их мира!
   Энском с состраданием положил руку на голову Синила и знаком приказал остальным оставить их одних.
   – Я понимаю ваши страхи, сын мой, – прошептал он, когда все ушли, – и скорблю вместе с вами, что вам приходится пить эту чашу страданий. Но мы живем в трудные времена, и каждый из нас обязан приносить жертву.
   Синил поднял голову, в его глазах стояли слезы.
   – Вы говорите, чтобы я подчинился им, что я должен нарушить свои обеты, как они требуют, и принять корону, которую они предлагают?
   – Иногда очень непросто идти тем путем, который предназначен нам, Синил, – мягко сказал Энском. – Но тот, кто хочет идти по истинному пути, слушая голос Бога, должен понимать, что он не способен выполнить все, возложенное на него Богом. И поэтому он должен выбирать тот путь, на котором он может принести наибольшее благо Богу и его народу!
   – Но я посвятил Ему всю свою жизнь! Я служил Ему больше двадцати лет и готов отдать всю оставшуюся жизнь!
   – Я знаю, сын мой! Энском кивнул.
   – Вы хорошо служили ему. Но теперь он требует от вас жертвы. Каждый из нас может делать что-то лучше других, и он хочет, чтобы вы сделали то, что можете сделать только вы. Ведь это не случайно, что в такие смутные времена он позволил спастись от смерти одному из Халдейнов и прожить ему в мире и безопасности до тех пор, пока не настало время выполнить возложенное на него.
   Искра сомнения мелькнула в глазах Синила, устремленных на худое лицо Энскома.
   – Значит, вы утверждаете, что у меня нет выбора? Что моя судьба связана с тем, что задумал Камбер? Энском покачал головой.
   – Что задумал не Камбер, сын мой, Камбер просто услышал голос Бога. И он может выполнить Его волю, если вы поможете ему. Но если вы откажетесь, ответственность за гибель многих людей падет на вашу голову. Выбор в ваших руках, но вы должны учесть все обстоятельства.
   – Ваша милость, как можете вы так поступать со мной? – прошептал Синил. – Вы не лучше, чем они. Вы играете на моих чувствах, как хороший музыкант. Вы очень хорошо знаете, какие струны дергать. Это не хорошо.
   – С вашей точки зрения – да, – согласился Энском. – Но мы просто люди, Синил. Мы можем только слушать свой внутренний голос и помнить, что мы должны жить и делать то, что нам предначертано. Моя совесть чиста, сын мой, а ваша?
   Синил не мог на это ничего ответить.
   Откинувшись назад, он закрыл лицо руками и заплакал. Горькие слезы просачивались между пальцами. Он знал, что отказаться не имеет права.
   Архиепископ, проницательный судья человеческих судеб, опустился возле него на колени, обнял его за плечи и прижал к себе, давая возможность выплакаться.
   Потом они вместе молились.
   За полчаса до полуночи на галерее сидели две женщины, по очереди заглядывавшие в церковь. Они ждали момента, когда им можно будет войти. В церкви собрались все обитатели убежища: семейство Мак-Рори, священники, рыцари-михайлинцы.
   Вся церковь была освещена громадным количеством свечей. Факелы, закрепленные на стенах, бросали веселые отблески на колонны, на сводчатые потолки, окрашенные золотом, на алтарь. У алтарных ступенек расстилался роскошный ковер. Все было подготовлено к грандиозному празднику.
   В ожидании первой рождественской мессы алтарь был украшен хвойными ветками и самыми лучшими драгоценностями, какие только нашлись в кладовых. Однако, казалось, сам воздух был пропитан какой-то неуверенностью, тревогой. Все ждали появления короля. Но по крайней мере невеста была уже здесь, и это еще больше сгущало напряжение.
   Меган де Камерон, воспитанница графа Кулдского, а в недалеком будущем принцесса Гвинедда, немного оправилась от первой встречи со своим женихом, но усталость и напряжение уже наложили на нее свой отпечаток.
   От возбуждения она не могла ничего есть с самого момента прибытия сюда в полдень. Эвайн старалась успокоить девушку, но все ее заверения, что все будет хорошо, все ее утешительные слова были гласом вопиющего в пустыне. Однако Эвайн понимала, что Меган должна была бы нервничать даже в том случае, если бы обстановка не была такой тревожной.
   Эвайн думала о том, как Меган и Синил будут относиться друг к другу, если эта свадьба состоится, хотя никакой гарантии, что это произойдет, не было.
   Рис рассказал ей, в каком состоянии духа оставлен Синил после того, как его подготовили к торжественной церемонии, и о неожиданном появлении архиепископа. Она думала, удастся ли Энскому убедить Синила.
   Меган говорила, что Синил даже не взглянул на нее во время их встречи.
   Эвайн понимала, что это очень обидело Меган. Со своей стороны, она считала, что Синил много потерял от этого – Меган была очень хороша: среднего роста, но очень стройная, с большими, слегка раскосыми глазами, с чуть вздернутым очаровательным носиком. Меган двигалась с непринужденной грацией, в ней поражала восхитительная смесь женского кокетства и девической наивности. Она была создана для того, чтобы околдовать и пленить робкого, замученного угрызениями совести Синила.
   Она была одета в серебряное платье, как положено принцессе и невесте, ее роскошные светлые волосы были украшены цветами розмарина и остролиста. Всего этого было Достаточно, чтобы околдовать любого принца, во всяком случае, обыкновенного. А вот сможет ли она вскружить голову принцу, который хочет быть монахом?..
   Это чудесное воздушное создание робко взглянуло на Эвайн, вертя серебряный шнур дрожащими пальцами.
   – О, все это бесполезно, – прошептала она. – Я ему не нужна. Он вовсе не хочет жениться, и я боюсь, что не понравлюсь ему.
   – Дай ему время, Меган, – сказала Эвайн, положив руку на плечо девушки. – Он боится, как и ты, даже больше, ведь он никогда не думал жениться, а ты…
   Она шутливо коснулась носа девушки.
   – ..Ты была объектом обожания мужчин с самого рождения, начиная с твоего отца, упокой, Господи, его душу. Для тебя никогда не было вопроса – выходить замуж или нет, вопрос состоял только в том, когда и за кого.
   – Но он сказал, что эта свадьба преследует только династические цели, что я буду всего лишь «наседкой», – прошептала она.
   Ее глаза были полны слез.
   – Он это сказал?
   Эвайн безуспешно старалась скрыть гнев и негодование в голосе. Ей хотелось схватить принца за плечи и даже дать ему хороший пинок под зад, невзирая на то, что он принц.
   – О, я не думаю, что он хотел унизить меня, – поспешно добавила Меган, – он просто выплеснул всю горечь, которая накапливалась в нем очень долго.
   – Конечно.
   – Я понимаю, чего ему стоит жениться на мне, – продолжала Меган. – Для того, чтобы избавить его от страданий, я отказалась бы от него, но ради счастья многих людей я готова выполнить свой долг. Ведь если бы не я, на моем месте оказалась бы какая-нибудь другая девушка. Я понимаю это.
   Она безнадежно вздохнула, а Эвайн внимательно посмотрела на нее.
   – Мне кажется, что ты полюбила его, – сказала она спокойно, и Меган вздрогнула. – Я угадала?
   Меган кивнула с несчастным видом, а Эвайн улыбнулась ей.
   – Я знаю, трудно любить и не быть любимой. Но Бог внушит ему любовь к тебе.
   – Тебе просто говорить, ведь лорд Рис безумно любит тебя, – прошептала Меган. – А я получу только корону, да и это тоже не наверняка. Ведь мы можем и проиграть.
   – Но ты же ему будешь необходима, разве ты не понимаешь? – спросила Эвайн. – Ему нужна нежная, любящая жена, а не соседка по постели. Жена должна уметь успокоить его, когда ему тревожно, ведь он во многих отношениях младше тебя, Меган. И ему предстоит нести тяжелую ношу. Помоги ему нести ее.
   – Но я боюсь.
   – И я тоже. Все время, – мягко ответила Эвайн. – Но если мы не будем поддерживать наших мужей в их тяжелой борьбе, на что нам надеяться? Подумай о тех, кому сейчас приходится рисковать жизнью. Ты сказала, что я счастлива тем, что у меня есть Рис. О, как ты права. Но он каждый день подвергается грозной опасности, и я могу каждый день потерять его. И все же я не мешаю ему делать то дело, которое он должен делать. И я знаю, что он все время помнит обо мне, а он знает, что я постоянно помню о нем, и это облегчает нам обоим жизнь. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
   – Немного.
   Меган засмеялась сквозь слезы. Высморкавшись, она спросила:
   – Эвайн, ты сделаешь то, о чем я попрошу тебя?
   – Если смогу.
   – Обещай, что ты не покинешь меня, когда я стану королевой. Мне будет так одиноко одной!
   – О, Меган!
   Эвайн притянула девушку к себе, и они обе заплакали, но вдруг в церкви послышался шум, и девушки бросились к своему наблюдательному пункту, чтобы видеть происходящее внизу.
   Наступила полночь. Рождество. Двери церкви широко распахнулись, и появился большой крест.
   Девушки знали, что сегодня будет праздноваться не только Рождество.
   Монахи и рыцари-михайлинцы пели:
   «Господь сказал своему сыну:
   – Ты Мой сын и сегодня День, когда зачал тебя…»
   Звуки древнего псалма заполнили церковь, гулким эхом отражаясь от высокого сводчатого потолка. Энском вел процессию.
   Йорам и Каллен шли рядом с бледным, но величественным Синилом.
   За ними шли сыновья Катана, неся на бархатных подушечках серебряные короны. Мальчики встали рядом со своим дедом, широко раскрытыми глазами наблюдая за происходящим.
   Архиепископ Энском поднялся на алтарь. Синил, Йорам и Каллен низко поклонились, встали на колени у нижней ступеньки и склонили головы. Лицо Синила было спокойным и бесстрастным, хотя было видно, что ему очень трудно это дается.
   Когда молитва кончилась, архиепископ опустился на три ступеньки. Его митра и одеяние сверкали в пламени свечей. Йорам и Каллен, оставив Синила одного, подошли к Энскому.
   – Кто достаточно смел, чтобы приблизиться к алтарю Господа? – торжественно провозгласил Энском.
   Побелевший Синил поднялся на ноги и нервно поклонился. Все его самообладание исчезло, когда пришло время говорить слова согласно древнему этикету.
   – Ваша милость, это я… – он проглотил слюну. – Синил Донал Ифор Халдейн, сын Элроя, внук Эйдана, правнук короля Ифора Халдейна и последний из Халдейнов. – Он помолчал, стараясь справиться с дыханием. – Я пришел, чтобы заявить свое право на престол.
   – А какие у тебя доказательства, что ты – законный наследник королей Гвинедда и, следовательно, принц Гвинедда?
   Рис, одетый в зеленый плащ, выступил вперед и протянул свернутый пергамент.
   – Ваша милость, вот церковные записи о рождении принца Синила и его отца Элроя. Хотя в листах записаны выдуманные имена, которые Халдейны были вынуждены использовать, чтобы скрыться от кровожадных Фестилов, я клянусь, что Дэниэл Драпировщик – дед принца Синила – на самом деле принц Эйдан, законный сын Ифора Халдейна, последнего из королей династии Халдейнов.
   Йорам взял Библию, и Рис возложил на нее свою руку.
   – Клянусь своим даром Целителя, посланным мне свыше, я говорю правду, и пусть Господь лишит меня этого дара, если я лгу.
   Рис и Йорам поклонились друг другу, и Рис вернулся на свое место. Вперед вышел юный Дэвин Мак-Рори с серебряной короной на бархатной подушечке. Йорам протянул Библию, Энском взял корону и положил ее на открытые страницы.
   – Встань на колени, Синил Халдейн, – сказал он твердо. Синил повиновался.
   – Синил Донал Ифор Халдейн, – провозгласил архиепископ, держа руки над склоненной головой принца. – Я удостоверяю, что ты – законный принц, наследник Халдейнов в изгнании. – Так как не в моей власти восстановить тебя на троне, который по праву принадлежит тебе, я возлагаю на твою голову эту корону как свидетельство твоего королевского сана.
   Он взял корону и держал ее над головой принца
   – Я буду постоянно молиться о том, чтобы когда-нибудь я смог возложить на твою голову настоящую корону, и пусть она всегда напоминает тебе о твоем долге перед народом.
   С этими словами он надел корону на голову Синила, поднял его с колен и поклонился ему.
   Синил ответил на поклон и посмотрел на Камбера и Риса. Затем он снял корону и снова опустился на колени.
   – Ваша милость, я принимаю эту корону, и вместе с ней я принимаю обязательства, которые она накладывает на меня. Но я раньше принял монашеские обеты, которые могут помешать мне с честью выполнить мой долг.
   – Ты желаешь, чтобы я освободил тебя от твоих обетов?
   – Не для себя, а для пользы своего народа, – еле слышно пробормотал Синил. – Я – последний из династии, и если я уйду от ответственности, мой народ будет и дальше страдать под пятой тирана. Я хотел бы остаться монахом, но вы меня убедили, что я с большей пользой буду служить Богу, если приму свое право на корону и освобожу свой народ от кровавых завоевателей, восстановив правление династии Халдейнов.
   – Мы благодарим тебя за прежнее бескорыстие в службе и освобождаем тебя от монашеских обетов властью, данной нам от Бога.
   Когда архиепископ произнес слова освобождения, на галерею вышла Эвайн. Она вела за собой испуганную, но решительную девушку. Они спустились по лестнице. Одетая в серебряное платье девушка опустила глаза, страшась встретить взгляд своего жениха.
   Все взгляды были прикованы к ней, когда она шла к алтарю, и она поклонилась всем присутствующим. Принц, стоявший справа от алтаря, не отрывал глаз от распятия на большом нагрудном кресте архиепископа.
   Он боялся взглянуть на девушку.
   Когда все его обеты были сняты, наступила та часть церемонии, которая страшила его больше всего. Он отдался полностью в руки людей, делал то, что ему говорили, отвечал на традиционные вопросы, которые они задавали, и вдруг поймал себя на том, что произносит слова клятвы при венчании, и красивый женский голос слева от него повторяет те же самые слова.
   – Меган де Камерон – единственная дочь лорда и леди Корнхэм и воспитанница графа Кулдского. Мне исполнилось пятнадцать лет в январе этого года. Я по доброй воле вступаю в брак с благородным принцем Синилом Доналом Ифором Халдейном, наследником трона Гвинедда, и называю принца Синила своим мужем до самой своей смерти. И без колебаний и боязни вручаю ему свою судьбу.
   В руке Синила появилось маленькое золотое колечко, и он надел его на палец этой незнакомой девушки, его жены.
    – In nomine Patris, et Filii, et Spikitus Sancti. Amen.
   Потом Синил с трудом вспомнил, как архиепископ соединил их руки, накрыл их шарфом и произнес слова благословения.
   Началась месса.
   Ему казалось, что они приняли причастие. Впервые в жизни он не запомнил это столь важное событие, потому что сразу после этого ему приказали снять венок из розмарина с головы Меган и распустить ее волосы. Они обрушились вниз сверкающим золотом, ароматным водопадом, который смог остановиться только у талии. Это так подействовало на Синила, что он чуть не уронил серебряную корону, которую должен был надеть на нее.
   И только когда он был в своей комнате, а она – в своей, к нему вернулась способность ясно мыслить.
   Спустя несколько минут к нему пришел Йорам, который помог ему переодеться, а затем оставил его одного, угрюмо стоящего перед камином в теплом меховом халате.
   Он опустился на колени перед алтарем в углу комнаты и попытался читать молитвы.
   Слова молитв приходили к нему какие-то чужие, ничего не означавшие. Они не принесли ему покоя. Синил дрожал, стоя на коленях, и не знал, сколько времени уже прошло. Потом за ним пришли…
   Стук в дверь оторвал его от бессмысленного блуждания в мире беспорядочных мыслей. Факельный эскорт повел его в брачные покои. Двери покоев распахнулись перед ним, и он увидел архиепископа Энскома, опрыскивающего брачное ложе святой водой. Бледное испуганное лицо выглядывало из-под мехового покрывала. Оно утопало в копне уже знакомых ему пшеничных волос.
   Синил нерешительно вошел в комнату.
   Архиепископ поклонился ему и благословил святой водой. Он доверительно коснулся плеча принца и вышел из комнаты. За ним последовали слуги, служанки и все остальные. В комнате остались только молодожены.