Страница:
«Миледи, Вы будете править независимой воссоединенной Меарой! Я клянусь в этом!» — сказал Брайс, схватив ее за руку и жарко целуя ее.
«Государыня, так и будет!» — донесся восторженный ответ Креоды и Джудаеля, сдержанно повторенный Лорисом.
После этого она вышла из комнаты, сопровождаемая мужем. Перед ней шел Лорис, окруженный прочими священниками, а Брайс и Ител замыкали процессию, тихонько перешептываясь между собой и посматривая на гордо шествовавшего впереди архиепископа.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Последующие недели быстро дали почувствовать суровость войны и повстанцам и сторонникам Халдейна. Зная, что соединение кассанского войска с армией Халдейна будет означать полный конец всех надежд меарцев, командующие меарскими войсками продолжили согласованную ими стратегию постоянного беспокойства и попыток окружения противника, Брайс и Ител разграбляли и опустошали южное и восточное направления, пытаясь задержать наступление Келсона, а Сикард, возглавивший основную меарскую армию, тем временем начал на севере игру в «кошки-мышки», надеясь, что их маневры смогут завлечь кассанские войска Дункана в ловушку. Первые столкновения оказались совсем не такими, каких ожидали командующие Гвинеддской армией, включая Келсона, который явно был озадачен.
«Я думал, что здесь, на юге, мы столкнемся с более привычной тактикой,»
— сказал он Моргану, когда они закончили отражение еще одной ночной атаки на их лагерь. — «Мы ни разу не видели более нескольких сот человек одновременно. Я начинаю сомневаться, что мы вообще имеем дело с армией.»
Морган, сжав зубы, смотрел, как сержант добивает хромую каурую лошадь
— одну из дюжины лошадей которым во время только что закончившейся стычки нападавшие успели перезать сухожилия. Брызнул фонтан крови, казавшейся черной в свете факела, и маленький Брендан уткнулся лицом в бок своего отчима.
«Государь, я не думаю, что это армия,» — негромко сказал Морган, поглаживая Брендана по рыжевато-золотым волосам, чтобы успокоить. — «Похоже, что разными нападениями командуют разные люди. Я думаю, что Сикард разбил по меньшей мере часть своей армии на небольшие, подвижные отряды, надеясь задержать нас этими набегами. Это обычная тактика приграничников.»
«Сир! Ваша Милость!» — на бегу закричал Джатам, оруженосец Келсона. — «Герцог Эван взял пленного, но тот при смерти. Поторопитесь, если хотите допросить его!»
Они бегом последовали за Джатамом туда, где полевой врач усердно трудился над мертвенно бледным человеком в кожаном костюме и пледе, пытаясь остановить кровотечение из раны, зияющей у того в животе. Человек прерывисто дышал, сжавшись от боли, руки его царапали повязку, которую врач прижимал к его ране. Архиепископ Кардиель, отложив свои священные масла, опустился на колени рядом с головой человека, но стоило только Келсону упасть на колени рядом со священником и положить руки на голову человека, как тот, сжав зубы, дернулся и замотал головой.
«Сир, он не выживет,» — сказал полевой врач, отец Лаел, держа человека за запястья. Морган тем временем, присев на корточки с другой стороны тела, просунул одну руку под пропитанную кровью повязку, а вторую — за пазуху кожаной куртки, чтобы понаблюдать за работой сердца.
Когда Келсон начал снимать боль, человек перестал сопротивляться, но причиной этого могло быть как уменьшение боли, так и ухудшение его состояния. Меж пальцев Моргана текла кровь, пульсируя с каждым тяжелым ударом сердца — ее было так много, что Морган удивился, что человек был еще жив — и в отчаянной попытке хоть немного отттянуть наступление неизбежного, Морган засунул свою руку глубоко в рану, полностью погрузив туда пальцы, и обратился к своей способности исцелять.
«Дело плохо. Я теряю его,» — закрыв глаза, прошептал Келсон, пытаясь заставить свой разум войти в угасающее сознание, которое уже затягивалось темной предсмертной дымкой.
«Я тоже,» — ответил Морган.
Он изо всех сил старался передать исцеляющую силу через контакт с раненым, но почувствовал как эта сила начинает пульсировать в нем, подобно рыбе, бьющейся в маленьком садке без воды. Слишком поздно.
Он прекратил свои попытки, и это ощущение исчезло. Человек тихонько вздохнул, дернулся и застыл. Морган не стал вмешиваться в то, чем был занят Келсон, и, не обращая внимания на реакцию окружающих, моргнул и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
«Так,» — нервно и почти без негодования прошептал Келсон, поднимая голову и с явным трудом концентрируя свой взгляд на на лице Моргана. — «Это солдат Григора Данлийского. Боже, я и не знал, что он тоже предал меня!»
Вздохнув, Морган медленно вытащил свою руку из мертвого тела. Коналл, опустившись на колени между ним и Келсоном, протянул ему миску с чистой водой и полотенце, за что Морган был искренне благодарен ему, ибо зловоние, исходившее от крови и порванных кишок было просто нестерпимым.
«Государь, неужели это Вас удивляет, особенно если учесть обычную для приграничников тактику, с которой мы столкнулись?» — пробормотал Морган, продолжая механически обмывать руки, пока приходил в себя.
Герцог Эван опустился рядом с королем на корточки и протянул тому кусок испачканной кровью клетчатой ткани.
«А вот еще одна примета приграничников, Сир. Аларик, Вы узнаете узор?»
Когда Морган отрицательно покачал головой, Эван поморщился и презрительно набросил окровавленный плед на лицо мертвеца.
«МакЭрскин. А один из моих лазутчиков клянется, что видел старого Тегана О'Дейра. Сикард вербует бандитов !»
«Бандитов, скорее всего, вербует Трурилл,» — возразил Келсон, устало поднимаясь на ноги. — «Он и Григор Данлийский всегда были близнецами-братьями.»
Морган, вытерев руки и отдав с благодарным кивком полотенце Коналлу, ничего не сказал, но, когда, несколько ночей спустя, они, войдя в транс, связались с Дунканом, он рассказал ему о растущих подозрениях, возникших у него и Келсона.
Нам начинает казаться, что основных сил меарской армии вообще нет на юге , — сообщил он Дункану. — Все, с чем мы имели дело — это мелкие банды, не больше сотни или около того человек, которые никогда не нападают открыто. Сикард мог повести основные силы на север, начав охоту за вашим войском.
Пока Брайс и его приспешники мешают вашему наступлению?
— ответил Дункан. — Очень даже может быть. Мы тоже пока еще не сталкивались с настоящей армией, но время от времени замечали следы прохождения большого количества людей. Но они не могут допустить, чтобы наши армии соединились.
Это точно , — согласился Морган. — Где Вы сейчас?
К югу от Килардена, на большой равнине. Как и вы, мы сталкиваемся только с мелкими отрядами противника, нападающими в темноте — в основном, они состоят из коннайтских наемников, но несколько раз мы видели епископских рыцарей. Джодрелл вбил себе в голову, что ими совместно командуют Горони и Лорис, но их никто не видел.
«Где же тогда Сикард?» — вслух спросил Келсон, когда контакт прервался, и он посмотрел на Моргана, готовившегося к снятию Великой Защиты.
— «Если ни мы , ни Дункан не видели его…»
Покачав головой, чтобы прекратить все разговоры до тех пор, пока он не закончит, Морган задул свечу, стоявшую на походном столике, стоявшем между ними, и надел свой перстень, которым он обычно пользовался, чтобы сконцентрироваться. Вокруг них, еле заметный в красноватом свете фонаря, пробивавшемся через полог палатки, вздымался серебристый защитный купол, поставленный им. Когда он поднял обе руки в стороны на уровень плеч, и, обратив ладони вверх, глубоко вдохнул, купол на мгновение вспыхнул ярким светом.
«Ex tenebris te vocavi, Domine ,» — прошептал Морган, медленно поворачивая кисти рук ладонями вниз. — «Te vocavi, et lucem dedisti. » Из тьмы воззвал я к Тебе, Господи. Я воззвал к Тебе, и Ты даровал мне свет.
«Nunc dimittis servum tuum secundum verbum tuum in pace. Fiat voluntas tua. Amen. » Дозволь слуге Твоему идти с миром, если будет на то воля Твоя. И да будет все по воле Твоей…
Когда он опустил руки, светящийся купол потускнел и погас, оставив после себя только четыре пары гладких кубиков размером с игральную кость, выстроенных башенкой: белые поверх черных, установленных вокруг их стульев. Когда Келсон наклонился, чтобы подобрать их, две пары, стоявшие на соломе, покрывавшей пол палатки, упали, не поддерживаемые более силой магии, до того удерживавшей их на месте. Келсон уложил кубики Защиты в ящичек, обтянутый красной кожей, а Морган снова сел на свой стул и, устало потирая двумя пальцами переносицу, вздохнул.
«С каждым разом становится труднее, правда?» — прошептал Келсон, кладя ящичек рядом с задутой свечой.
«Нет, просто я все сильнее устаю.» — Морган снова вздохнул и выдавил из себя улыбку. — «Но это никогда не было простым занятием, и эта наша способность никогда не предназначалась для постоянного использования на таком расстоянии… во всяком случае, не так часто.»
Он закрыл глаза и начал выстраивать снимающее усталость заклинание, стараясь одновременно избавиться от нараставшей головной боли, но Келсон шумным вздохом прервал бег его мысли.
«Черт бы побрал этого Сикарда!» — еле слышно пробормотал король. — «Боже , как я хочу, чтобы эта дурацкая война закончилась!»
Как будто во сне, Морган кивнул и попытался продолжить заклинание, но неожиданно зевнул. Пытаясь не уронить голову и не заснуть прямо на месте, свалившись со стула, он чуть было не смахнул со стола кубики Защиты. Келсон, бросившись к нему через стол, успел схватить его за тунику.
«Вы в порядке?»
Морган кивнул в знак согласия, но, казалось, он не мог даже сконцентрировать свой взгляд на Келсоне.
«Просто небольшая реакция на контакт,» — пробормотал он и снова зевнул. — «Она копилась всю прошлую неделю. Я плохо сплю после такой связи.»
«И, конечно же, Вы даже не подумали о том, чтобы рассказать об этом кому-нибудь, правда?» — Келсон отпустил его тунику ровно настолько, чтобы суметь самому обойти стол и поднять его на ноги, крепко ухватив его за локоть.
«Не кажется ли Вам, что Вы слишком увлеклись заклинаниями, снимающими усталость?» — негодующе спросил король, подходя поближе и убеждаясь в своем предположении, одновременно разворачивая Моргану к его походной кровати, стоявшей прямо напротив кровати короля. — «И Вы собирались снова воспользоваться ими, не так ли? Ладно, но сегодня ночью Вы будете спать, даже если мне придется подраться с Вами из-за этого.»
Морган выдавил из себя кривую ухмылку и дал Келсону подвести себя к кровати, но тут его колени подогнулись и он оказался лежащим гораздо быстрее, чем собирался.
«Государь, не надо драться. Я сохраню свои силы для меарцев,» — пообещал он, застонав, когда он открыл разум королю и позволил ему отключить себя.
«Вот и хорошо,» — прошептал Келсон, слегка касаясь лба Моргана кончиками пальцев. — «Забудьте обо всем и спите. Вы уже многое сделали. Вы же знаете, что Вы — не единственный Дерини здесь. Думаю, что я буду настаивать на том, чтобы Вы разделили эту ношу со мной.»
Ни за что, если это повредит Вам , — донесся слабый мысленный протест Моргана, еле слышный даже при полном контакте разумов.
Мы поговорим об этом, когда Вы хорошенько отдохнете , — мысленно ответил ему Келсон. — А теперь засыпайте .
Что Морган и сделал.
После случившегося они сократили свои контакты с Дунканом, Келсон иногда выходил на связь с Дунканом в одиночку, иногда его подменял Морган, чтобы никто из них не тратил слишком много сил.
Тактическая ситуация становилась тем временем все более запутанной, и вместе с этим рушились выстроенные планы.
«Как мы, черт побери, можем воевать с теми, кого не видим!» — пожаловался Келсон, когда они обогнули горы к западу от Дрогеры и, время от времени сталкиваясь с редкими нападениями отдельных банд, направились на север. — «Нет никакого смысла вести двухтысячную армию, если в бою могут принять участие не больше нескольких сотен.»
Кроме того, применяемая врагом политика выжженной земли, с которой они столкнулись, углубившись на территорию Меары, никак не могла ободрить их.
«Проблем с продовольствием у нас пока нет,» — сообщил генерал Реми на вечернем совещании, когда он, Келсон и прочие командиры собрались возле королевской палатки. — «Если у нас не возникнет проблем с фуражом, мы сможем прокормить солдат до середины лета или чуть дольше, в зависимости от обстановки. Но я должен заметить, что столь большая армия вынуждена двигаться медленно. Мне думается, что мы могли бы существенно выиграть, если бы переняли вражескую тактику и разделили армию на небольшие отряды, которыми гораздо легче управлять. Находясь в этой части страны, мы можем сделать это, ничем не рискуя, и весьма эффективно.»
Остальные командиры посчитали это неплохой идеей, с которой согласился и Келсон. К следующему утру армия была разделена на четыре отряда под командованием практически независимых друг от друга командиров: герцога Эвана, генералов Реми и Глоддрута, и Моргана. Келсон присоединился к отряду последнего. К концу следующего дня отряды, растягивая линию фронта, разошлись друг от друга примерно на расстояние половины дневного марша. Гонцы, посылаемые от отряда к отряду, поддерживали сообщение между ними. Стычки с противником, казавшимся раньше призраком, стали более регулярными и повлекли за собой принятие более серьезных контрмер.
«Боюсь, что нам еще не раз придется увидеть такое,» — сказал Морган королю душным июньским утром по прошествии месяца с того дня, когда они оставили Ремут.
Они ехали на тропе через выжженное — чтобы армия Халдейна не могла воспользоваться им — поле, за которым виднелась окраина какой-то достаточно большой и зажиточной деревни. И над продолжавшей тлеть по обе стороны тропы стерней, и над закопченными стенами и крышами еще курился дымок.
«Думаю, что хуже этого мы еще ничего не видели,» — согласился Келсон.
Они видели подобное уже неделю: разрушения, произведенные врагом, уже не ограничивались выжженными полями и опустошенными амбарами, но коснулись уже и населения Меары. Каждый день отряды Халдейна проезжали через разграбленные деревни и небольшие городки, в которых оставалось лишь по горстке беженцев — простых людей, которые всегда страдают больше всех от войны — которые, после того как через их селения проходили армии обеих сторон, должны были начинать жизнь заново, несмотря на то, что до тех пор, пока их дети были сыты и чувствовали себя в безопасности, их совершенно не волновало, какой король занял тот или иной трон.
Когда Келсон, в сопровождении Моргана и небольшой свиты, возглавляемой Джатамом, несшим яркое знамя Халдейнов, ехал через городок, он чувствовал на себе взгляды оставшихся жителей. Перед ними через городок прошел отряд уланов, чтобы удостовериться в безопасности дороги и добить остатки вражеских отрядов, и теперь у окон и дверей домов стали появляться местные жители. Какой-то старик, завидев их, проворчал что-то, а женщина, кормившая грудью младенца, стоя в дверях сгоревшего дома, впилась взглядом в Келсона.
Чувствуя, как у него защемило в груди, Келсон опустил глаза, стыдясь своей принадлежности к воинам и страстно желая найти какой-нибудь еще способ сохранить мир, кроме войны.
«Пожалуй, это самая тяжелая сторона войны,» — шепотом сказал он Моргану, пока их кони пробирались через засыпанную битым камнем улицу. — «Почему простым людям всегда приходится страдать из-за безумия их правителей?»
«Государь, война всегда жестока,» — ответил Морган. — «Если бы мы были такими же безрассудными, какими, похоже, становятся меарцы, мы вполне могли бы…»
Он внезапно напрягся и замолчал, привстав на стременах, чтобы посмотреть вдаль.
«Что случилось?» — спрсил Келсон, смотря в ту же сторону.
В конце улицы, у подножия лестницы, ведшей ко входу скромной, но величественной церкви, открывавшей дорогу одновременно к стенам монастыря и к расположенным внутри них домам, стояла дюжина уланов. В нескольких местах в стене зияли проломы, треснувшие кованые ворота висели на одной петле, а за стенами монастыря, над зданиями, лениво курился дымок.
«Мне это очень не нравится,» — прошептал Морган, заметив как через сорванную калитку, явно нервничая, вышли несколько пеших уланов.
Они с Келсоном одновременно пришпорили своих коней и, объехав с разных сторон державшего знамя Джатама, рысью поскакали вперед, слыша как у них за спиной нестройно грохочут копыта сопровождавшего их отряда. Когда отряд подскакал к лестнице, порядок среди них более или менее восстановился, но лица уланов, узнавших их, были напряжены и мрачны. Морган натянул поводья, останавливая своего коня, а командир уланов, сжавший от ярости зубы, схватил его коня под уздцы, чтобы не быть растоптанным, а кто-то из молодых солдат, опустив голову к коленям, присел, едва не потеряв сознания. Появившийся у них за спинами позеленевший Коналл чуть было не наткнулся на Роджера, молодого графа Дженасского, который выглядел так, словно был готов убить первого встречного.
«Что случилось?» — требовательно спросил Морган, спрыгивая с коня и стаскивая с головы шлем.
Командир уланов, передавая поводья коня Моргана одному из своих солдат и останавливая коня Келсона, давая королю спешиться, покачал головой.
«Кое-что, Ваша Милость, чем предатель изТрурилла может гордиться. Это ведь женский монастырь… вернее, он был здесь. Что тут еще говорить?»
«Откуда Вы знаете, что здесь были трурилльцы?» — спросил Келсон, снимая свой шлем и отбрасывая кольчужный подшлемник. По его тону и непринужденности, с которой он держал шлем, Морган понял, что многие вещи, очевидные для закаленного в боях солдата, все еще оставались незамеченными семнадцатилетним королем. Но молодому графу Роджеру, видимо, не пришло в голову, что Келсон может не понимать очевидного, и он, не заботясь о последствиях, ответил королю на заданный им вопрос.
«О, Сир, не сомневайтесь, это были трурилльцы,» — сказал граф Роджер с таким презрением в голосе, что Морган чувствовал его почти физически. — «Монахини не разбираются в гербах, но один из служек рассказал, что… Коналл, черт побери, если ты собираешься блевать, то делай это где-нибудь в другом месте!» — внезапно закричал он, хватая принца за плечо и хорошенько встряхивая его. — «Это случается!»
«Что… случается ?» — ошарашенно спросил Келсон, все еще не желая верить в то, что он должен был услышать. — «Вы хотите сказать, что…»
«Келсон, они… изнасиловали монахинь,» — прошептал Коналл, слишком шокированный, чтобы обращать внимание на вольность, допущенную Роджером при разговоре с его короевской персоной. — «Они… даже убили нескольких. А еще они о… осквернили церковь! Они…»
«Сир, они насрали в проходах и обоссали святой алтарь!» — с солдатской прямотой сказал Роджер, глаза его горели яростью. — «Простите, но я не знаю как это можно обрисовать приличными, достойными словами, ведь в том, что они сделали, нет ничего ни приличного, ни достойного… да и в сотворивших все это тоже. Если Вы еще не видели такого — значит, сейчас для Вас пришло время увидеть… Хотя бы для того, чтобы Вы поняли, что за скотина Брайс Трурилльский!»
После этих слов Роджера у Моргана почти не оставалось сомнений по поводу того, что они обнаружат внутри. Когда его рука коснулась руки графа, он получил крайне яркий образ того, что творилось внутри, но, обуздав свой гнев, он передал графу свой украшенный герцогской короной шлем и предложил посеревшему Келсону сделать то же самое.
Оттерев Роджера и дрожащего Коналла, они с королем быстро взбежали по ступеням, покрытым битым стеклом и камнем. Неподвижный воздух был полон обезумевших криков раненых, а приблизившись к сорванным дверям, они почувствовали зловонную смесь запахов дыма, крови и испражнений. Но даже образы, переданные Морганом Келсону не смогли подготовить того к тому, что предстало их взору.
Изнасилование всегда относилось к преступлениям, с которым не мог смириться никто из рыцарей или прочих людей чести, еще меньше они могли смириться с осквернением священных мест — хотя последнее во время войны случалось столь часто, что это нельзя было считать чем-то необычным. Изнасилование в обители святой Бригиды — Морган быстро выяснил как назывался монастырь — было тем более нетерпимо, что его жертвами стали монахини, священный статус которых обычно охранял их от судьбы, уготованной их мирским сестрам.
«Милорд, мы умоляли их пощадить нас,» — рыдая, сказала Моргану одна из одетых в синее женщин, когда они с Келсоном остановились у одной из боковых часовен, которая не очень сильно пострадала и потому была отведена под временное пристанище для раненых. — «Мы дали им еду, которую они требовали. Ради них мы опустошили все наши кладовые. Мы и подумать не могли, что они вломятся в обитель, чтобы… чтобы развлечься нами.»
«Скоты, дикари!» — вторила ей другая. Она встала на колени, наблюдая, как избитый старый монах в лохмотьях соборует монахиню, неподвижно лежащую на пороге между церковью и монастырским двором, и ее внимание к молитвам казалось совершенно несовместимым с ее гневом. — «Они были как звери! Да простит им Господь сотворенное ими, ибо я никогда не прощу этого, даже если это будет стоить мне места в раю!»
Когда прошел начальный шок, Келсон вместе с Морганом обошел пострадавших, оставшись неузнанным, хоть и заметил несколько подозрительных взглядов, которые, впрочем, были скорее вызваны тем, что он был мужчиной, а не тем, что его узнали. Для большинства людей красные доспехи Келсона с изображенным на них золотым львом были всего лишь свидетельством того, что их обладатель был на какой-то королевской службе — может, оруженосец, может, просто молодой солдат, а может быть, помощник учтивого светловолосого лорда в черно-зеленом — но не более того. Изображение на доспехах Моргана вряд ли могло оказаться знакомым для горстки женщин, нашедших убежище у подножья холмов южной Меары.
«Там были и простые солдаты, и знатные лорды,» — единодушно говорили все опрошенные, хотя и несколько разными словами. — «На большинстве из них были красивые доспехи, вроде ваших.»
Некоторые вспомнили кожаные костюмы и клетчатые пледы, характерных для приграничников, и с подозрением косились на волосы Келсона, заплетенные на приграничный манер в косичку.
«Вы можете описать пледы, которые были на них, или узоры на их щитах и плащах?» — спрашивал всех Морган. — «Если вы вспомните хотя бы цвета, это может помочь нам узнать, кто это был.»
Но большинство были слишком испуганы, или шокированы, или то и другое сразу, чтобы вспомнить хоть что-нибудь действительно полезное, а Морган с Келсоном не хотели в такой обстановке использовать магию. И только когда они, продолжая опрос, оказались в углу разоренного сада, они получили ответ, отличный от всех предыдущих.
На первый взгляд, они увидели ту же грустную картину, что и прежде: истерично рыдающая молодая девушка с копной кудрявых белокурых волос, которую, стоило им только приблизиться, вторая девушка, обняв, прижала к себе,. На обеих было светло-синее одеяние новообращенных послушниц ордена, но одна из них носила очень приличный чепец. Обоим было не больше шестнадцати.
«Да какая разница кто это был?» — неожиданно дерзко ответила та, что была в силах говорить, подняв заплаканное лицо и гневно глядя на двух вооруженных мужчин. — «Он сказал ей, что устал и ему надоело подчиняться надменным епископам и попам, и что он хочет показать им, что он — настоящий мужчина.»
«Мужчина… ха!» — в ее темно-карих глазах блеснул гневный огонь. — «Сильный, важный мужчина насилует невинную девушку! Она не имеет никакого отношения к этим епископам, которые его обидели. А теперь тот, с кем она обручена, ни за что не примет ее!»
«Тот, с кем она обручена?» — удивился Келсон, приседая на корточки. — «И при чем здесь епископы? Кроме того, разве она не монахиня?»
«Принцесса Джаннивер?» — Девушка, удивленно моргнув, изумленно уставилась на него. — «Я думала, что все уже знают.»
Когда принцесса, услышав свое имя и тиутл, зарыдала еще громче, темноволосая девушка, поморщившись, сняла свой светло-синий чепец, покрывавший ее волосы и сунула его в руки Джаннивер вместо носового платка. Ее густые, иссиян-черные волосы рассыпались по растрепанному и испачканному сажей одеянию, а она сама, прежде чем снова, уже не столь воинственно, посмотреть на Келсона, вытерла тыльной стороной испачканной руки оставленные слезами дорожки, другой рукой прижимая к себе Джаннивер.
«Ладно, господа. С чего начать?» — сказала она, изо всех сил пытаясь казаться беспечной. В ее голосе явно слышались восточные переливы, очень подходившие к ее темным волосам и оливковой коже.
«Она — единственная дочь князя Коннайта,» — продолжила она. — «Она отправилась в путь, чтобы выйти замуж за лланнеддского короля, и остановилась здесь, чтобы немного отдохнуть перед брачной церемонией. Обычай требует, чтобы те, кто останавливается у нас, носили те же одежды, что и новообращенные послушницы,» — добавила она. — «Поэтому напавший на нее принял ее за одну из нас.»
Когда Келсон вопросительно посмотрел на Моргана, герцог-Дерини опустился рядом с ними на колени.
«Государыня, так и будет!» — донесся восторженный ответ Креоды и Джудаеля, сдержанно повторенный Лорисом.
После этого она вышла из комнаты, сопровождаемая мужем. Перед ней шел Лорис, окруженный прочими священниками, а Брайс и Ител замыкали процессию, тихонько перешептываясь между собой и посматривая на гордо шествовавшего впереди архиепископа.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Несется конница, сверкает меч и блестят копья;
Наум 3:3
Последующие недели быстро дали почувствовать суровость войны и повстанцам и сторонникам Халдейна. Зная, что соединение кассанского войска с армией Халдейна будет означать полный конец всех надежд меарцев, командующие меарскими войсками продолжили согласованную ими стратегию постоянного беспокойства и попыток окружения противника, Брайс и Ител разграбляли и опустошали южное и восточное направления, пытаясь задержать наступление Келсона, а Сикард, возглавивший основную меарскую армию, тем временем начал на севере игру в «кошки-мышки», надеясь, что их маневры смогут завлечь кассанские войска Дункана в ловушку. Первые столкновения оказались совсем не такими, каких ожидали командующие Гвинеддской армией, включая Келсона, который явно был озадачен.
«Я думал, что здесь, на юге, мы столкнемся с более привычной тактикой,»
— сказал он Моргану, когда они закончили отражение еще одной ночной атаки на их лагерь. — «Мы ни разу не видели более нескольких сот человек одновременно. Я начинаю сомневаться, что мы вообще имеем дело с армией.»
Морган, сжав зубы, смотрел, как сержант добивает хромую каурую лошадь
— одну из дюжины лошадей которым во время только что закончившейся стычки нападавшие успели перезать сухожилия. Брызнул фонтан крови, казавшейся черной в свете факела, и маленький Брендан уткнулся лицом в бок своего отчима.
«Государь, я не думаю, что это армия,» — негромко сказал Морган, поглаживая Брендана по рыжевато-золотым волосам, чтобы успокоить. — «Похоже, что разными нападениями командуют разные люди. Я думаю, что Сикард разбил по меньшей мере часть своей армии на небольшие, подвижные отряды, надеясь задержать нас этими набегами. Это обычная тактика приграничников.»
«Сир! Ваша Милость!» — на бегу закричал Джатам, оруженосец Келсона. — «Герцог Эван взял пленного, но тот при смерти. Поторопитесь, если хотите допросить его!»
Они бегом последовали за Джатамом туда, где полевой врач усердно трудился над мертвенно бледным человеком в кожаном костюме и пледе, пытаясь остановить кровотечение из раны, зияющей у того в животе. Человек прерывисто дышал, сжавшись от боли, руки его царапали повязку, которую врач прижимал к его ране. Архиепископ Кардиель, отложив свои священные масла, опустился на колени рядом с головой человека, но стоило только Келсону упасть на колени рядом со священником и положить руки на голову человека, как тот, сжав зубы, дернулся и замотал головой.
«Сир, он не выживет,» — сказал полевой врач, отец Лаел, держа человека за запястья. Морган тем временем, присев на корточки с другой стороны тела, просунул одну руку под пропитанную кровью повязку, а вторую — за пазуху кожаной куртки, чтобы понаблюдать за работой сердца.
Когда Келсон начал снимать боль, человек перестал сопротивляться, но причиной этого могло быть как уменьшение боли, так и ухудшение его состояния. Меж пальцев Моргана текла кровь, пульсируя с каждым тяжелым ударом сердца — ее было так много, что Морган удивился, что человек был еще жив — и в отчаянной попытке хоть немного отттянуть наступление неизбежного, Морган засунул свою руку глубоко в рану, полностью погрузив туда пальцы, и обратился к своей способности исцелять.
«Дело плохо. Я теряю его,» — закрыв глаза, прошептал Келсон, пытаясь заставить свой разум войти в угасающее сознание, которое уже затягивалось темной предсмертной дымкой.
«Я тоже,» — ответил Морган.
Он изо всех сил старался передать исцеляющую силу через контакт с раненым, но почувствовал как эта сила начинает пульсировать в нем, подобно рыбе, бьющейся в маленьком садке без воды. Слишком поздно.
Он прекратил свои попытки, и это ощущение исчезло. Человек тихонько вздохнул, дернулся и застыл. Морган не стал вмешиваться в то, чем был занят Келсон, и, не обращая внимания на реакцию окружающих, моргнул и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
«Так,» — нервно и почти без негодования прошептал Келсон, поднимая голову и с явным трудом концентрируя свой взгляд на на лице Моргана. — «Это солдат Григора Данлийского. Боже, я и не знал, что он тоже предал меня!»
Вздохнув, Морган медленно вытащил свою руку из мертвого тела. Коналл, опустившись на колени между ним и Келсоном, протянул ему миску с чистой водой и полотенце, за что Морган был искренне благодарен ему, ибо зловоние, исходившее от крови и порванных кишок было просто нестерпимым.
«Государь, неужели это Вас удивляет, особенно если учесть обычную для приграничников тактику, с которой мы столкнулись?» — пробормотал Морган, продолжая механически обмывать руки, пока приходил в себя.
Герцог Эван опустился рядом с королем на корточки и протянул тому кусок испачканной кровью клетчатой ткани.
«А вот еще одна примета приграничников, Сир. Аларик, Вы узнаете узор?»
Когда Морган отрицательно покачал головой, Эван поморщился и презрительно набросил окровавленный плед на лицо мертвеца.
«МакЭрскин. А один из моих лазутчиков клянется, что видел старого Тегана О'Дейра. Сикард вербует бандитов !»
«Бандитов, скорее всего, вербует Трурилл,» — возразил Келсон, устало поднимаясь на ноги. — «Он и Григор Данлийский всегда были близнецами-братьями.»
Морган, вытерев руки и отдав с благодарным кивком полотенце Коналлу, ничего не сказал, но, когда, несколько ночей спустя, они, войдя в транс, связались с Дунканом, он рассказал ему о растущих подозрениях, возникших у него и Келсона.
Нам начинает казаться, что основных сил меарской армии вообще нет на юге , — сообщил он Дункану. — Все, с чем мы имели дело — это мелкие банды, не больше сотни или около того человек, которые никогда не нападают открыто. Сикард мог повести основные силы на север, начав охоту за вашим войском.
Пока Брайс и его приспешники мешают вашему наступлению?
— ответил Дункан. — Очень даже может быть. Мы тоже пока еще не сталкивались с настоящей армией, но время от времени замечали следы прохождения большого количества людей. Но они не могут допустить, чтобы наши армии соединились.
Это точно , — согласился Морган. — Где Вы сейчас?
К югу от Килардена, на большой равнине. Как и вы, мы сталкиваемся только с мелкими отрядами противника, нападающими в темноте — в основном, они состоят из коннайтских наемников, но несколько раз мы видели епископских рыцарей. Джодрелл вбил себе в голову, что ими совместно командуют Горони и Лорис, но их никто не видел.
«Где же тогда Сикард?» — вслух спросил Келсон, когда контакт прервался, и он посмотрел на Моргана, готовившегося к снятию Великой Защиты.
— «Если ни мы , ни Дункан не видели его…»
Покачав головой, чтобы прекратить все разговоры до тех пор, пока он не закончит, Морган задул свечу, стоявшую на походном столике, стоявшем между ними, и надел свой перстень, которым он обычно пользовался, чтобы сконцентрироваться. Вокруг них, еле заметный в красноватом свете фонаря, пробивавшемся через полог палатки, вздымался серебристый защитный купол, поставленный им. Когда он поднял обе руки в стороны на уровень плеч, и, обратив ладони вверх, глубоко вдохнул, купол на мгновение вспыхнул ярким светом.
«Ex tenebris te vocavi, Domine ,» — прошептал Морган, медленно поворачивая кисти рук ладонями вниз. — «Te vocavi, et lucem dedisti. » Из тьмы воззвал я к Тебе, Господи. Я воззвал к Тебе, и Ты даровал мне свет.
«Nunc dimittis servum tuum secundum verbum tuum in pace. Fiat voluntas tua. Amen. » Дозволь слуге Твоему идти с миром, если будет на то воля Твоя. И да будет все по воле Твоей…
Когда он опустил руки, светящийся купол потускнел и погас, оставив после себя только четыре пары гладких кубиков размером с игральную кость, выстроенных башенкой: белые поверх черных, установленных вокруг их стульев. Когда Келсон наклонился, чтобы подобрать их, две пары, стоявшие на соломе, покрывавшей пол палатки, упали, не поддерживаемые более силой магии, до того удерживавшей их на месте. Келсон уложил кубики Защиты в ящичек, обтянутый красной кожей, а Морган снова сел на свой стул и, устало потирая двумя пальцами переносицу, вздохнул.
«С каждым разом становится труднее, правда?» — прошептал Келсон, кладя ящичек рядом с задутой свечой.
«Нет, просто я все сильнее устаю.» — Морган снова вздохнул и выдавил из себя улыбку. — «Но это никогда не было простым занятием, и эта наша способность никогда не предназначалась для постоянного использования на таком расстоянии… во всяком случае, не так часто.»
Он закрыл глаза и начал выстраивать снимающее усталость заклинание, стараясь одновременно избавиться от нараставшей головной боли, но Келсон шумным вздохом прервал бег его мысли.
«Черт бы побрал этого Сикарда!» — еле слышно пробормотал король. — «Боже , как я хочу, чтобы эта дурацкая война закончилась!»
Как будто во сне, Морган кивнул и попытался продолжить заклинание, но неожиданно зевнул. Пытаясь не уронить голову и не заснуть прямо на месте, свалившись со стула, он чуть было не смахнул со стола кубики Защиты. Келсон, бросившись к нему через стол, успел схватить его за тунику.
«Вы в порядке?»
Морган кивнул в знак согласия, но, казалось, он не мог даже сконцентрировать свой взгляд на Келсоне.
«Просто небольшая реакция на контакт,» — пробормотал он и снова зевнул. — «Она копилась всю прошлую неделю. Я плохо сплю после такой связи.»
«И, конечно же, Вы даже не подумали о том, чтобы рассказать об этом кому-нибудь, правда?» — Келсон отпустил его тунику ровно настолько, чтобы суметь самому обойти стол и поднять его на ноги, крепко ухватив его за локоть.
«Не кажется ли Вам, что Вы слишком увлеклись заклинаниями, снимающими усталость?» — негодующе спросил король, подходя поближе и убеждаясь в своем предположении, одновременно разворачивая Моргану к его походной кровати, стоявшей прямо напротив кровати короля. — «И Вы собирались снова воспользоваться ими, не так ли? Ладно, но сегодня ночью Вы будете спать, даже если мне придется подраться с Вами из-за этого.»
Морган выдавил из себя кривую ухмылку и дал Келсону подвести себя к кровати, но тут его колени подогнулись и он оказался лежащим гораздо быстрее, чем собирался.
«Государь, не надо драться. Я сохраню свои силы для меарцев,» — пообещал он, застонав, когда он открыл разум королю и позволил ему отключить себя.
«Вот и хорошо,» — прошептал Келсон, слегка касаясь лба Моргана кончиками пальцев. — «Забудьте обо всем и спите. Вы уже многое сделали. Вы же знаете, что Вы — не единственный Дерини здесь. Думаю, что я буду настаивать на том, чтобы Вы разделили эту ношу со мной.»
Ни за что, если это повредит Вам , — донесся слабый мысленный протест Моргана, еле слышный даже при полном контакте разумов.
Мы поговорим об этом, когда Вы хорошенько отдохнете , — мысленно ответил ему Келсон. — А теперь засыпайте .
Что Морган и сделал.
После случившегося они сократили свои контакты с Дунканом, Келсон иногда выходил на связь с Дунканом в одиночку, иногда его подменял Морган, чтобы никто из них не тратил слишком много сил.
Тактическая ситуация становилась тем временем все более запутанной, и вместе с этим рушились выстроенные планы.
«Как мы, черт побери, можем воевать с теми, кого не видим!» — пожаловался Келсон, когда они обогнули горы к западу от Дрогеры и, время от времени сталкиваясь с редкими нападениями отдельных банд, направились на север. — «Нет никакого смысла вести двухтысячную армию, если в бою могут принять участие не больше нескольких сотен.»
Кроме того, применяемая врагом политика выжженной земли, с которой они столкнулись, углубившись на территорию Меары, никак не могла ободрить их.
«Проблем с продовольствием у нас пока нет,» — сообщил генерал Реми на вечернем совещании, когда он, Келсон и прочие командиры собрались возле королевской палатки. — «Если у нас не возникнет проблем с фуражом, мы сможем прокормить солдат до середины лета или чуть дольше, в зависимости от обстановки. Но я должен заметить, что столь большая армия вынуждена двигаться медленно. Мне думается, что мы могли бы существенно выиграть, если бы переняли вражескую тактику и разделили армию на небольшие отряды, которыми гораздо легче управлять. Находясь в этой части страны, мы можем сделать это, ничем не рискуя, и весьма эффективно.»
Остальные командиры посчитали это неплохой идеей, с которой согласился и Келсон. К следующему утру армия была разделена на четыре отряда под командованием практически независимых друг от друга командиров: герцога Эвана, генералов Реми и Глоддрута, и Моргана. Келсон присоединился к отряду последнего. К концу следующего дня отряды, растягивая линию фронта, разошлись друг от друга примерно на расстояние половины дневного марша. Гонцы, посылаемые от отряда к отряду, поддерживали сообщение между ними. Стычки с противником, казавшимся раньше призраком, стали более регулярными и повлекли за собой принятие более серьезных контрмер.
«Боюсь, что нам еще не раз придется увидеть такое,» — сказал Морган королю душным июньским утром по прошествии месяца с того дня, когда они оставили Ремут.
Они ехали на тропе через выжженное — чтобы армия Халдейна не могла воспользоваться им — поле, за которым виднелась окраина какой-то достаточно большой и зажиточной деревни. И над продолжавшей тлеть по обе стороны тропы стерней, и над закопченными стенами и крышами еще курился дымок.
«Думаю, что хуже этого мы еще ничего не видели,» — согласился Келсон.
Они видели подобное уже неделю: разрушения, произведенные врагом, уже не ограничивались выжженными полями и опустошенными амбарами, но коснулись уже и населения Меары. Каждый день отряды Халдейна проезжали через разграбленные деревни и небольшие городки, в которых оставалось лишь по горстке беженцев — простых людей, которые всегда страдают больше всех от войны — которые, после того как через их селения проходили армии обеих сторон, должны были начинать жизнь заново, несмотря на то, что до тех пор, пока их дети были сыты и чувствовали себя в безопасности, их совершенно не волновало, какой король занял тот или иной трон.
Когда Келсон, в сопровождении Моргана и небольшой свиты, возглавляемой Джатамом, несшим яркое знамя Халдейнов, ехал через городок, он чувствовал на себе взгляды оставшихся жителей. Перед ними через городок прошел отряд уланов, чтобы удостовериться в безопасности дороги и добить остатки вражеских отрядов, и теперь у окон и дверей домов стали появляться местные жители. Какой-то старик, завидев их, проворчал что-то, а женщина, кормившая грудью младенца, стоя в дверях сгоревшего дома, впилась взглядом в Келсона.
Чувствуя, как у него защемило в груди, Келсон опустил глаза, стыдясь своей принадлежности к воинам и страстно желая найти какой-нибудь еще способ сохранить мир, кроме войны.
«Пожалуй, это самая тяжелая сторона войны,» — шепотом сказал он Моргану, пока их кони пробирались через засыпанную битым камнем улицу. — «Почему простым людям всегда приходится страдать из-за безумия их правителей?»
«Государь, война всегда жестока,» — ответил Морган. — «Если бы мы были такими же безрассудными, какими, похоже, становятся меарцы, мы вполне могли бы…»
Он внезапно напрягся и замолчал, привстав на стременах, чтобы посмотреть вдаль.
«Что случилось?» — спрсил Келсон, смотря в ту же сторону.
В конце улицы, у подножия лестницы, ведшей ко входу скромной, но величественной церкви, открывавшей дорогу одновременно к стенам монастыря и к расположенным внутри них домам, стояла дюжина уланов. В нескольких местах в стене зияли проломы, треснувшие кованые ворота висели на одной петле, а за стенами монастыря, над зданиями, лениво курился дымок.
«Мне это очень не нравится,» — прошептал Морган, заметив как через сорванную калитку, явно нервничая, вышли несколько пеших уланов.
Они с Келсоном одновременно пришпорили своих коней и, объехав с разных сторон державшего знамя Джатама, рысью поскакали вперед, слыша как у них за спиной нестройно грохочут копыта сопровождавшего их отряда. Когда отряд подскакал к лестнице, порядок среди них более или менее восстановился, но лица уланов, узнавших их, были напряжены и мрачны. Морган натянул поводья, останавливая своего коня, а командир уланов, сжавший от ярости зубы, схватил его коня под уздцы, чтобы не быть растоптанным, а кто-то из молодых солдат, опустив голову к коленям, присел, едва не потеряв сознания. Появившийся у них за спинами позеленевший Коналл чуть было не наткнулся на Роджера, молодого графа Дженасского, который выглядел так, словно был готов убить первого встречного.
«Что случилось?» — требовательно спросил Морган, спрыгивая с коня и стаскивая с головы шлем.
Командир уланов, передавая поводья коня Моргана одному из своих солдат и останавливая коня Келсона, давая королю спешиться, покачал головой.
«Кое-что, Ваша Милость, чем предатель изТрурилла может гордиться. Это ведь женский монастырь… вернее, он был здесь. Что тут еще говорить?»
«Откуда Вы знаете, что здесь были трурилльцы?» — спросил Келсон, снимая свой шлем и отбрасывая кольчужный подшлемник. По его тону и непринужденности, с которой он держал шлем, Морган понял, что многие вещи, очевидные для закаленного в боях солдата, все еще оставались незамеченными семнадцатилетним королем. Но молодому графу Роджеру, видимо, не пришло в голову, что Келсон может не понимать очевидного, и он, не заботясь о последствиях, ответил королю на заданный им вопрос.
«О, Сир, не сомневайтесь, это были трурилльцы,» — сказал граф Роджер с таким презрением в голосе, что Морган чувствовал его почти физически. — «Монахини не разбираются в гербах, но один из служек рассказал, что… Коналл, черт побери, если ты собираешься блевать, то делай это где-нибудь в другом месте!» — внезапно закричал он, хватая принца за плечо и хорошенько встряхивая его. — «Это случается!»
«Что… случается ?» — ошарашенно спросил Келсон, все еще не желая верить в то, что он должен был услышать. — «Вы хотите сказать, что…»
«Келсон, они… изнасиловали монахинь,» — прошептал Коналл, слишком шокированный, чтобы обращать внимание на вольность, допущенную Роджером при разговоре с его короевской персоной. — «Они… даже убили нескольких. А еще они о… осквернили церковь! Они…»
«Сир, они насрали в проходах и обоссали святой алтарь!» — с солдатской прямотой сказал Роджер, глаза его горели яростью. — «Простите, но я не знаю как это можно обрисовать приличными, достойными словами, ведь в том, что они сделали, нет ничего ни приличного, ни достойного… да и в сотворивших все это тоже. Если Вы еще не видели такого — значит, сейчас для Вас пришло время увидеть… Хотя бы для того, чтобы Вы поняли, что за скотина Брайс Трурилльский!»
После этих слов Роджера у Моргана почти не оставалось сомнений по поводу того, что они обнаружат внутри. Когда его рука коснулась руки графа, он получил крайне яркий образ того, что творилось внутри, но, обуздав свой гнев, он передал графу свой украшенный герцогской короной шлем и предложил посеревшему Келсону сделать то же самое.
Оттерев Роджера и дрожащего Коналла, они с королем быстро взбежали по ступеням, покрытым битым стеклом и камнем. Неподвижный воздух был полон обезумевших криков раненых, а приблизившись к сорванным дверям, они почувствовали зловонную смесь запахов дыма, крови и испражнений. Но даже образы, переданные Морганом Келсону не смогли подготовить того к тому, что предстало их взору.
Изнасилование всегда относилось к преступлениям, с которым не мог смириться никто из рыцарей или прочих людей чести, еще меньше они могли смириться с осквернением священных мест — хотя последнее во время войны случалось столь часто, что это нельзя было считать чем-то необычным. Изнасилование в обители святой Бригиды — Морган быстро выяснил как назывался монастырь — было тем более нетерпимо, что его жертвами стали монахини, священный статус которых обычно охранял их от судьбы, уготованной их мирским сестрам.
«Милорд, мы умоляли их пощадить нас,» — рыдая, сказала Моргану одна из одетых в синее женщин, когда они с Келсоном остановились у одной из боковых часовен, которая не очень сильно пострадала и потому была отведена под временное пристанище для раненых. — «Мы дали им еду, которую они требовали. Ради них мы опустошили все наши кладовые. Мы и подумать не могли, что они вломятся в обитель, чтобы… чтобы развлечься нами.»
«Скоты, дикари!» — вторила ей другая. Она встала на колени, наблюдая, как избитый старый монах в лохмотьях соборует монахиню, неподвижно лежащую на пороге между церковью и монастырским двором, и ее внимание к молитвам казалось совершенно несовместимым с ее гневом. — «Они были как звери! Да простит им Господь сотворенное ими, ибо я никогда не прощу этого, даже если это будет стоить мне места в раю!»
Когда прошел начальный шок, Келсон вместе с Морганом обошел пострадавших, оставшись неузнанным, хоть и заметил несколько подозрительных взглядов, которые, впрочем, были скорее вызваны тем, что он был мужчиной, а не тем, что его узнали. Для большинства людей красные доспехи Келсона с изображенным на них золотым львом были всего лишь свидетельством того, что их обладатель был на какой-то королевской службе — может, оруженосец, может, просто молодой солдат, а может быть, помощник учтивого светловолосого лорда в черно-зеленом — но не более того. Изображение на доспехах Моргана вряд ли могло оказаться знакомым для горстки женщин, нашедших убежище у подножья холмов южной Меары.
«Там были и простые солдаты, и знатные лорды,» — единодушно говорили все опрошенные, хотя и несколько разными словами. — «На большинстве из них были красивые доспехи, вроде ваших.»
Некоторые вспомнили кожаные костюмы и клетчатые пледы, характерных для приграничников, и с подозрением косились на волосы Келсона, заплетенные на приграничный манер в косичку.
«Вы можете описать пледы, которые были на них, или узоры на их щитах и плащах?» — спрашивал всех Морган. — «Если вы вспомните хотя бы цвета, это может помочь нам узнать, кто это был.»
Но большинство были слишком испуганы, или шокированы, или то и другое сразу, чтобы вспомнить хоть что-нибудь действительно полезное, а Морган с Келсоном не хотели в такой обстановке использовать магию. И только когда они, продолжая опрос, оказались в углу разоренного сада, они получили ответ, отличный от всех предыдущих.
На первый взгляд, они увидели ту же грустную картину, что и прежде: истерично рыдающая молодая девушка с копной кудрявых белокурых волос, которую, стоило им только приблизиться, вторая девушка, обняв, прижала к себе,. На обеих было светло-синее одеяние новообращенных послушниц ордена, но одна из них носила очень приличный чепец. Обоим было не больше шестнадцати.
«Да какая разница кто это был?» — неожиданно дерзко ответила та, что была в силах говорить, подняв заплаканное лицо и гневно глядя на двух вооруженных мужчин. — «Он сказал ей, что устал и ему надоело подчиняться надменным епископам и попам, и что он хочет показать им, что он — настоящий мужчина.»
«Мужчина… ха!» — в ее темно-карих глазах блеснул гневный огонь. — «Сильный, важный мужчина насилует невинную девушку! Она не имеет никакого отношения к этим епископам, которые его обидели. А теперь тот, с кем она обручена, ни за что не примет ее!»
«Тот, с кем она обручена?» — удивился Келсон, приседая на корточки. — «И при чем здесь епископы? Кроме того, разве она не монахиня?»
«Принцесса Джаннивер?» — Девушка, удивленно моргнув, изумленно уставилась на него. — «Я думала, что все уже знают.»
Когда принцесса, услышав свое имя и тиутл, зарыдала еще громче, темноволосая девушка, поморщившись, сняла свой светло-синий чепец, покрывавший ее волосы и сунула его в руки Джаннивер вместо носового платка. Ее густые, иссиян-черные волосы рассыпались по растрепанному и испачканному сажей одеянию, а она сама, прежде чем снова, уже не столь воинственно, посмотреть на Келсона, вытерла тыльной стороной испачканной руки оставленные слезами дорожки, другой рукой прижимая к себе Джаннивер.
«Ладно, господа. С чего начать?» — сказала она, изо всех сил пытаясь казаться беспечной. В ее голосе явно слышались восточные переливы, очень подходившие к ее темным волосам и оливковой коже.
«Она — единственная дочь князя Коннайта,» — продолжила она. — «Она отправилась в путь, чтобы выйти замуж за лланнеддского короля, и остановилась здесь, чтобы немного отдохнуть перед брачной церемонией. Обычай требует, чтобы те, кто останавливается у нас, носили те же одежды, что и новообращенные послушницы,» — добавила она. — «Поэтому напавший на нее принял ее за одну из нас.»
Когда Келсон вопросительно посмотрел на Моргана, герцог-Дерини опустился рядом с ними на колени.