спастись! Должны!»
   «Так оно и будет , Ваше Величество,» — успокаивающе сказал Креода, впервые осмелившись вмешаться в семейные споры. — «Лорд Сикард обязательно придет к нам на помощь. Уже сейчас Лорис и Горони ведут МакЛейна, вместе с его армией, к неизбежной гибели. Лорис и Сикард присоединятся к нам, как только кассанская армия будет разбита. Но от их помощи будет мало толку, если мы останемся в Ратаркине и попадем в руки к Халдейну.»
   Кайтрина, постукивая своей маленькой ногой по полу, выслушала его речь и, поджав губы, поглядела на Джудаеля.
   «Ладно, Креода выступил против меня. А что скажешь ты, Джудаель? Ведь если мы отступим, а Ител погибнет, именно ты станешь королем Меары после моей смерти. Ты этого хочешь?»
   Джудаель, побледнев, отвел взгляд. — «Все, чего я хочу, государыня — это служит Вам, а потом — Вашему сыну,» — прошептал он. — «Я получил все, чего я хотел. Но архиепископ Креода прав. Ради нашего общего дела, Вы должны
   отправиться в Лаас. Вы не можете допустить, чтобы Вас схватили.»
   «Понимаю,» — Плечи Кайтрины внезапно поникли и она склонила голову. — «Похоже, мне не переубедить вас.» — Она тяжело вздохнула и подняла глаза.
   — «Ладно. Сын мой, я отдаю все в твои руки. Скажи мне, что я должна делать, и я это сделаю.»
   При этих словах Ител посмотрел на Брайса; приграничный барон расправил плечи и упер руки в бока.
   «Ваше величество, Вы и епископы должны немедленно уехать,» — негромко сказал Брайс. — «Для вашей безопасности, мы пошлем Ваших охранников и часть гарнизона замка вместе с вами. Остатки гарнизона присоединятся к нашим войскам. Они еще свежи и смогут прикрыть отсутпление.»
   «И мы должны отправляться в Лаас,» — глухо сказала она.
   «Да. Там есть запасной отряд. Если мы… не сможем присоединиться к Вам, они смогут защитить Вас, пока к Вам на помощь не подойдут Сикард и Лорис.»
   «Ладно,» — пробормотала она, не глядя на окружающих. — «Но прежде, чем я уеду, я… хотела бы остаться на несколько минут наедине со своим сыном.»
   Все немедленно вышли, оставив в комнате лишь Кайтрину и Итела, стоявших около узкого южного окна. Вздохнув, она сняла с себя корону и повертела ее в руках.
   «Я… не жалею о том, что я сделала,» — сказала она. — «У наших мечтаний был шанс осуществиться… и я надеюсь, что этот шанс еще существует .»
   Отважно улыбнувшись, Ител ласково положил руки на то место, где несколько мгновений назад красовалась корона, и, нежно проведя пальцами по бороздке, оставленной на ее коже металлом короны, наклонился и поцеловал ее в лоб.
   «Мама, этот шанс просто должен быть,» — спокойно сказал он. — «Ты
   — законная правительница этой страны, и мы доживем до того дня, когда ты займешь место, принадлежащее тебе по праву.»
   Когда он, глядя на нее, отодвинулся, она подняла корону, держа ее между ними, и потянулась к нему, чтобы одеть корону ему на голову.
   «Я молю, чтобы так оно и было, сын мой, и не смей отказывать мне!»
   «Корона принадлежит тебе, мама,» — прошептал он. — «Не делай этого, пожалуйста.»
   «Я немного подожду,» — сказала она, — «чтобы ты мог носить ее, если…»
   Она не стала продолжать, но он понял, что она хотела сказать. Он медленно опустился на колени, позволяя ей опустить корону на его каштановые волосы, слипшиеся от пота. Почувствовав, как тяжелый металл опускается на его лоб, он вздрогнул и, схватив ее за обе руки, горячо расцеловал ее ладони в знак уважения. Она всхлипнула и прижала его к своей груди, не обращая внимания на ограненные камни короны, врезавшиеся в ее щеку.
   Когда они, спустя несколько минут, вышли из башни, корона опять была на голове Кайтрины, которая, как и Ител, шла с гордо поднятой головой. Спустя еще несколько минут королева Меарская и ее небольшая, но преданная свита выехали через ворота Ратаркина и направились на север, оставив Итела и Брайса Трурилльского прикрывать их отступление. Когда на землю опустились сумерки, остатки защитников Ратаркина растворились в холмах, окружавших город, готовясь к подходу неприятеля, в городе к тому времени не осталось ни следа пребывания королевских особ, а сам Ратаркин был охвачен пламенем.
   Пожар в Ратаркине был замечен, как только солнце скрылось за горизонтом Меарской равнины, а Келсон и его армия встали на ночь лагерем к югу от города. Келсон стоял на пригорке и глядел на северо-восток, куда указывал палец лазутчика, который заставил его и Моргана придти сюда, там, за далеким озером, лежал меарский город. В сумерках отсвет пламени был еле заметен, но с каждой минутой сатновился все ярче благодаря опускавшемуся на землю сумраку.
   «Похоже, это Ратаркин,» — с озадаченным вздохом сказал Морган, опуская подзорную трубу и передавая ее Келсону. — «Джемет, в той стороне есть что-нибудь еще похожее по размерам?»
   Р'кассанский лазутчик покачал головой. — «Нет, Ваша милость. Мы подобрались поближе, и никакой ошибки быть не может. Меарцы просто подожгли Ратаркин. Нам показалось, что около полудня из города выехал какой-то отряд, но это вполне мог быть обычный торговый караван. Когда мы их заметили, они были уже далеко на равнине — слишком далеко, чтобы мы могли проверить, кто они такие.»
   «Скорее всего, это была Кайтрина, бежавшая в Лаас,» — прошептал Келсон, изучая разгоравшееся зарево через подзорную трубу Моргана. — «Но не могла же она забрать с собой всю свою армию. Такое количество людей вы не смогли бы не заметить.»
   «Государь, это действительно так,» — сказал Джемет. — «Нам кажется, что они остались здесь, чтобы задержать нас. Или, может быть, у них осталось слишком мало солдат. Мы все время пытались убедить Вас, что основная армия никак не связана ни с Ителом, ни с Брайсом.»
   Келсон опустил подзорную трубу и, лязгнув латунью, одним хлопком сложил ее.
   «Тогда куда, черт побери, она подевалась. Дункан не видел их главных сил. Мы тоже.»
   «Может, их вообще не существует,» — пробормотал Морган, забирая у Келсона подзорную трубу и кладя ее в чехол. — «Может, Кайтрина хочет, чтобы мы потратили все лето, гоняясь за ней. Я избрал бы именно такую тактитку, если бы у меня была очень точная цель и очень небольшое количество солдат.»
   Фыркнув, Келсон заложил большие пальцы за пояс и продолжил рассматривать пятнышко в северной части горизонта.
   «Вы бы избрали эту тактику, я — пожалуй, тоже, но не Лорис. И мы знаем, что он не избирал такой тактики. Я думаю, что он просто прикрывает Сикарда и его главные силы. Может, Дункан ине видел саму меарскую армию, но он видел следы ее прохождения. Мне кажется, она должна быть где-то там,» — он вытянул руку на север, — «между нами и Дунканом. Если мы отправимся в направлении Лааса, гоняясь за Кайтриной, Сикард сможет здорово навредить нам на севере.»
   «Я полностью согласен,» — сказал Морган.
   «Хорошо, значит, мы вычистим тех, кого Кайтрина оставила под Ратаркином, чтобы задержать нас, а затем направимся на север, чтобы помочь Дункану,» — сказал Келсон, взмахом руки отпуская разведчика. — «Спасибо, Джемет. Можешь идти. Если меарская армия существует , у нас есть шанс взять ее в клещи.»
   Когда лазутчик, направившись вниз по холму, растворился в темноте, Морган кивнул в знак согласия. — «Я думаю, что самая серьезная угроза для нас именно там .»
   «А пока,» — продолжил Келсон, — «я хочу взять Итела и Брайса. Аларик, я дико хочу этого.»
   «Я знаю.»
   «Кроме того, я хочу взять живьем Лориса и Сикарда. Да, еще этого мелкого лизоблюда, Горони!»
   «Тогда вперед!» — хохотнув, сказал Морган. — «Правда, кое-кто из наших друзей может не согласиться с Вашим замечанием насчет священников-лизоблюдов. Кардиель, например, был бы очень расстроен. Кстати, я пригласил его поужинать с нами сегодня.»
   «Учитывая растущие проблемы с продовльствием, я вряд ли назвал бы это ужином,» — усмехнулся Келсон, поворачиваясь к спуску с холма, — «но, по крайней мере, будет неплохая компания. Кстати, Вы не хотите помыться? Я, например, очень хочу.»
   Пока они спускались, наслаждаясь поднявшимся наконец вечерним ветерком, принесшим освобождение от дневной жары, их сопровождал серебристый смех Моргана, перемежавшийся бодрыми звуками разворачиваемого у подножия холма лагеря. Прежде чем направиться к стоящей отдельно королевской палатке, они прошли вдоль пикетов, выставленных у палаток командиров, перешли через ручей, вода в котором уже стала мутной из-за множества лошадей, приведенных сюда на водопой, и немного поболтали с оруженосцами и солдатами, ухаживавшими за лошадьми.
   Юный Брендан уже подготовил для них ведра с теплой водой и чистые полотенца, не забыв про охлажденные в ручье кружки с элем. Когда Брендан и Джатам, оруженосец Келсона, помогли им снять доспехи, подшучивание друг над другом перешло в фырканье и облегченные вздохи. За омовением последовали чистая одежда и прохладный эль, так что, когда Кардиель присоединился к ним, они чувствовали себя в форме и телом, и душой.
   Тем временем, далеко на севере, в другом лагере сторонников короля, Дункан, Дугал и дугаловские лазутчики говорили на ту же тему, что и Морган с Келсоном, но с куда меньшей уверенностью — они весь день были заняты отражением атак отрядов коннайтских солдат и ударных отрядов церковных рыцарей под командованием Лоренса Горони на свои фланги. Их потери — и убитыми, и ранеными — были небольшими, но постоянные стычки и необычная жара брали свое, изматывая кассанцев. Лагерь Дункана был окружен кострами, по всему периметру были расставлены секреты, и многие солдаты оставались при оружии, готовые к отражению очередной ночной атаки, пока их товарищи посменно отдыхали.
   Дункан, на котором тоже были доспехи, кроме шлема и кольчужных перчаток, сидел на походном стуле в своей палатке — внутри было не так жарко — и мелкими глотками пил прохладную воду. Рядом с ним, на другом походном стуле, полулежал Дугал, наблюдая как Сайард О'Рвейн стучит по наголеннику его доспеха, пытаясь расстегнуть подколенную застежку, помятую во время недавней стычки.
   Когда Сайард еле слышно чертыхнулся и еще раз ударил по непослушному металлу рукоятью своего кинжала, застежка, завизжав искореженным металлом, расстегнулась, освободив сустав.
   «Получилось! » — воскликнул Сайард, когда Дугал облегченно вздохнул.
   «Колено болит?» — спросил Дункан.
   Дугал, расстегнув с помощью Сайарда остальные пряжки и сняв наголенник, несколько раз согнул и разогнул ногу и отрицательно помотал головой. Засунув палец за голенище сапога, доходившее почти до края наголенника, он отвернул его вниз.
   «Похоже, с ним все в порядке. Колено немного затекло от того, что я полдня не мог его согнуть, но мне кажется, что если я немного пройдусь, все будет нормально. Сайард, ты сможешь починить это к утру?»
   Сайард хмыкнул в знак согласия и, рассматривая помятый наголенник, ушел, а Дугал, слабо улыбнувшись, поднялся и, хромая и поглаживая затекшее колено, подошел к отцу.
   «На мой взгляд, довольно глупо чувствовать себя хромым по такой пустяковой причине,» — сказал он, когда Дункан, отставив свою чашку в сторону, нагнулся и принялся обеими руками ощупывать его колено. — «Разве ты можешь чувствовать что-нибудь через штаны?»
   «Подожди немного,» — пробормотал Дункан, пытаясь с помощью магии добраться до ноги через кожаные штаны. На несколько мгновений он объял сустав целительным теплом, чтобы восстановить циркуляцию крови, и ощутил как разум Дугала отозвался нежностью и благодарностью, облегченно вздохнул, выпрямился и посмотрел на своего сына.
   «Ничего серьезного,» — сказал он, — «хотя, если бы на тебе не было доспехов, я вряд ли смог сказать то же самое. Мне кажется, что, несмотря на жару, тебе стоит носить доспехи попрочнее.»
   Дугал еще раз согнул колено, и, убедившись, что сустав стал гнуться гораздо лучше, улыбнулся и придвинул поближе складной стул, чтобы сесть подле отца. Усевшись, он вытер потное лицо краем грязного полотенца, висевшего у него на шее. Дункан заметив, в каком состоянии находится полотенце, протянул ему свое, почище, которое висело у него на на плече.
   «Как ты думаешь, что будет дальше?» — тихо спросил Дугал, расстегивая свой кожаный панцирь, чтобы вытереть пот с шеи и подставить вечернему ветерку свою промокшую от пота тунику.
   Дункан, снова беря чашку и отхлебывая из нее, покачал головой. — «Хотел бы я знать. Хочешь воды?»
   Усмехнувшись, Дугал взял чашку и вылил ее содержимое себе на голову, наслаждаясь прохладными струйками, стекавшими с его волос под доспехи. Когда Дугал снова вытер свое лицо, Дункан хохотнул и, забрав чашку, снова наполнил ее из оловянного кувшина, стоявшего у его ног.
   «Ты зазря тратишь хорошую воду,» — сказал он, когда Дугал вздохнул и развалился на своем походном стуле. — «Ты ведь весь сырой!»
   «Теперь я такой же сырой, как раньше был пропотевший,» — смеясь, ответил ему Дугал. — «А ты сам не хочешь попробовать?»
   «Нет уж, спасибо.»
   «Раз нам не суждено снять сегодня доспехи, то это, все-таки, лучше, чем ничего,» — бросил Дугал.
   Дункан усмехнулся и покачал головой. — «Дугал, ты же знаешь, что я терпеть не могу ходить грязным. Днем это еще куда ни шло, но не помыться на ночь — фу!
   «И ты еще называешь себя приграничником!»
   «Я не называю себя приграничником; хоть я и возглавляю приграничный клан, но я все-таки герцог, причем потомственный, а кроме того, я — священнослужитель,» — якобы негодуя, сказал Дункан. — «а никто из герцогов, или иерархов не согласится пребывать в грязи после того, как он целый день бился за своего короля,» — он усмехнулся. — «С другой стороны, нам не особо приходится жаловаться, правда?» — Его голос внезапно стал серьезным. — «Боже правый, как я хочу узнать, где прячется армия Сикарда! Я бы многое отдал за то, чтобы встретиться с врагом, который примет открытый бой.»
   «Знаю,» — уныло сказал Дугал, опираясь локтями на колени и подпирая кулаком подбородок. — «Происходящее вокруг уже начинает надоедать, правда? Может, нам стоит связаться с Морганом? Вдруг они уже столкнулись с Сикардом там, на юге?»
   «Ну, ты же знаешь, что это не так. В любом случае, я слишком устал, чтобы пытаться установить контакт этим вечером,» — он зевнул и, поднимаясь на ноги, потянулся. — «Кроме того, они не ждут от нас попыток выйти на связь в течение еще нескольких дней. Слушай, а ты не знаешь, смог ли Джодрелл отыскать что-нибудь на ужин? Не знаю, как ты, а я просто умираю от голода.»
   «Думаю, что он нашел кое-что. И еще…»
   «Что „еще“?» — спросил Дункан, уперев руки в бока и глядя на Дугала, который тоже поднялся на ноги.
   «Ну, мне стало интересно, что ты будешь делать, если нам будет надо связаться с Морганом, а он не будет ожидать попытки контакта с ним.»
   «Хм, ну это будет гораздо труднее, чем установить контакт, который был запланирован,» — сказал Дункан, оглядываясь, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — «Если бы я был уверен в необходимости контакта, я бы дождался поздней ночи, когда он будет спать. Спящие гораздо восприимчивее к ментальным контактам. Вот тогда мы могли бы связаться с ним,» — он вопросительно поднял голову. — «Я ответил на твой вопрос?»
   «Думаю, что да,» — тихонько сказал Дугал. — «У нас пока нет необходимости выхожить на связь с ним, правда? Мы ведь и так знаем , что последние пару недель на нашем пути стоят Лорис и Горони.»
   «Верно,» — согласился Дункан. — «А когда мы встретимся с ними, я хочу задать им хорошую трепку за каждую ванну, которой я был лишен в этом походе. А теперь пойдем, поищем свой ужин. Мне достаточно того, что придется спать в доспехах. И будь я проклят , если я соглашусь уснуть на пустой желудок!»

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   И вот, ко мне тайно принеслось Слово, и ухо мое приняло нечто от него.
Иов 4:12

   «Angelus consilii natus est de virgine, sol de Stella ,» — сказала занятая тканием гобелена Риченда Ротане, вместе с которой они читали друг другу стихи этим утром. — «Вещий ангел девой рожден, как солнце от звезд. Sol occasum nesciens , Беззакатное Солнце, звезда, что сияет всегда, ярко повсюду…»
   Ротана, читая лежащий на коленях свиток, от радости чуть не подпрыгнула в своем кресле.
   «О да! Я знаю эти стихи. Sicut sidus radium, profert virgofilium, pari forma . Звезда дарует свой луч, и дева дарует сына таким же…»
   Кроме них, в солярии никого не было. Ротана, скрестив ноги, сидела под окном, скромно подоткнув свое светло-синее одеяние вокруг своих колен и босых ног. Здесь, в покоях, отведенных для женщин, она сняла свою вуаль, и перебросила через плечо свою отливавшую черно-синим отблеском косу, кончик которой стелился по рукописи, расстеленной у нее на коленях. Ее пальцы выразительно трепетали, как крылья голубей, свивших свое гнездо на карнизе окна, ее лицо, казалось, мечтательно светилось от восторга, вызванного древними стихами.
   «Neque sidus radio, neque mater filio fit corrupta . Звезда не утратит чести, даруя свой луч, и мать, сына даруя, подобна ей.»
   Когда-то Риченда тоже испытывала этот юношеский восторг. Теперь же, воспринимаясь с мудростью и опытом возраста женщины вдвое старше Ротаны, слова эти приносили глубокое удовольствие. В течение пяти лет, пока она была замужем за Брэном Корисом, она была оторвана от учебы, которой она так наслаждалась, будучи юной девушкой, поскольку Брэн считал, что женщине просто неприлично быть слишком образованной. После смерти Брэна она продолжила учиться, и Аларик не просто мирился с этим, но и всячески поощрял ее в этом, а Дункан и Келсон всегда живо интересовались тем, что она узнавала, и о чем она им рассказывала. Свиток, который сейчас держала Ротана, умудрился найти именно Дункан, и Аларику пришлось выложить совершенно умопомрачительную сумму, запрошенную за этот свиток.
   «Помнится, в Писании есть подходящие слова,» — сказала Ротана, нетерпеливо водя пальцем по каллиграфически выписанны буквам. — «Я — породительница любви, и страха, и знаний, и надежды на Бога… и воспоминание обо мне слаще меда, и наследие мое приятнее медового сота.»
   Риченда ободряюще улыбнулась и, не отрываясь от гобелена, буркнула что-то в знак согласия, а Ротана вновь погрузилась в чтение.
   В солярии было уже жарко, хотя только что миновал Терц, «Третий Час» по древней терминологии, когда Дух Святой нисходит на апостолов. Прежде, чем вечер принесет желанное облегчение, в комнате станет еще жарче. Вернувшись с заутрени, Риченда, по примеру Ротаны, сняла свою вуаль, страстно желая ощутить благодатную прохладу озер Анделона, где родилась ее мать, или хотя бы свежий морской ветерок коротского побережья. Она ненадолго оторвалась от гобелена, чтобы поправить шпильку в своих огненно-золотых кудрях. В знак уважения лазурных одежд Ротаны и других монахинь, Риченда этим утром одела не свое любимое синее платье, а нежно-розовое. Ей очень шел этот цвет, подчеркивавший вызванный жарой румянец на ее щеках и огненный оттенок ее волос.
   А в Меаре, наверное, еще жарче, — подумала Риченда, когда ее пальцы вернулись к привычной ритмичной работе, заставляя костяной челнок порхать взад и вперед по вышиваемому ею узору.
   Беспокоиться об Аларике смысла не было; ни ему, ни ей от этого легче бы не стало. А стихи, которые читала Ротана, приносили наслаждение, их ритм полностью соответствовал заклинанию, спрятанному между строк. Она почувствовала, как под воздействием слов, звучавших в утреннем воздухе подобно гальке, падающей в тенистый пруд, она как будто впадает в легкий, приятный транс, радуясь про себя, что они пришли сюда пораньше, до того, как кто-нибудь из остальных девушек решил присоединиться к ним.
   «Здравствуй, небес королева, здравствуй, ангелов госпожа,» — продолжала Ротана. — «Привет тебе, ибо есть ты основа всего и светоч, давший жизнь миру…»
   Нитка запуталась и Риченда, распутывая узел, склонилась над своим полотном, но часть ее разума продолжала следить за заклинанием, которое продолжала плести Ротана, читая стихи, и тут она внезапно поняла, что в комнату вошел кто-то еще, стоявший сейчас, прислушиваясь, за резной ширмой, стоящей перед дверью, и этот кто-то был Дерини, плотно закрывший свои экраны и не дающий вступить в контакт..
   Любопытствуя, она оглянулась — войти сюда, в женские покои, без стука могли только два человека королевской крови — и, заметив как за ширмой мелькнул край белой одежды, убедилась, что ее подозрения оказались правильными: это ьыла Джеана, которая явно не узнала Риченду из-за того, что на той было не привычное синее, а розовое платье. Интересно, что будет, если королева решит подойти поближе.
   Не останавливайся , — мысленно приказала она Ротане, когда девушка заметила, что к ним кто-то пришел, хоть и не узнав посетительницу.
   Ротана, слегка подвинув лежащий на коленях свиток и еле заметно запнувшись, продолжила чтение. Риченда, заметив выходящую из-за ширмы Джеану, склонилась над своей вышивкой пониже, пряча лицо.
   «Прошу прощения,» — негромко сказала Джеана, когда Ротана, подняв на нее свой взгляд, перестала читать. — «Я просто была очарована красивыми стихами, и я… Вы, часом, не одна из недавно прибывших монахинь? Вы так молоды.»
   «Миледи, боюсь, на мне нет моего обычного одеяния,» — застенчиво улыбнувшись, сказала Ротана, подбирая со скамьи свою вуаль и вставая, чтобы поприветствовать королеву вежливым реверансом. — «Сейчас жарко, и, учитывая, что я всего лишь послушница, мои сестры снисходительно относятся к моим ребяческим ошибкам.»
   «Да, дитя мое, здесь и вправду жарко. Я никому ничего не скажу,» — улыбнувшись в ответ, сказала Джеана и только тогда взглянула на Риченду, которая тоже поднялась при ее приближении.
   «Вы! » — ахнув, прошептала она.
   Риченда склонила голову и присела в почтительном реверансе.
   «Ваше Величество…»
   «Величество?» — отозвалась Ротана, вопросительно глядя на Риченду.
   «Джеана Бреманская, мать нашего короля,» — негромко сказала Риченда, не отрывая глаз от королевы. — «Ваше Величество, разрешите мне представить свою родственницу Ротану, дочь Хакима, эмира Нур Халладжа, новообращенную послушницу обители святой Бриджиды.»
   Когда онемевшая Джеана перевела взгляд с Риченды на выглядевшую испуганной Ротану, которая поспешила одеть свою вуаль, Риченда жестом пригласила королеву сесть рядом с Ротаной. Она была уверена, что королева откажется, но, предлагая королеве сесть, испытывала от этого удовольствие, граничащее с извращением.
   «Ваше Величество, если хотите, можете присоединиться к нам,» — сказала она. — «Вам, похоже, хочется послушать стихи. Помимо обычных стихов, Ротана читала сегодня стихи великого Орина. Он, как и все мы, трое, был Дерини.»
   Джеана шумно сглотнула и побледнела под стать своей одежде; казалось, что она вот-вот сбежит, ее зеленые глаза испуганно бегали между молчаливой Ротаной и Ричендой.
   «Она же монахиня!» — прошептала она, тряся головой. — «Она не может
   быть Д-д-д… просто не может ! Или не может быть монахиней…»
   Риченда сдерживалась изо всех сил, чтобы не выказать свой гнев. — «А почему нет? Вы ведь хотите быть Дерини, правда? Так почему Вы думаете, что Вы — единственная?»
   «Это — совсем другое,» — еле слышно отозвалась Джеана. — «И вы знаете это. Я обратилась к Церкви, чтобы изгнать таящееся во мне зло. А вы торжествуете , поддавшись ему!»
   «Нет, госпожа! Мы торжествуем из-за того, что бы гораздо ближе к Создателю,» — ответила Ротана. — «Вам ведь понравились стихи Орина…»
   «Деринийские вирши!» — бросила Джеана.
   «Эти „вирши“ очень даже нравились Вам, пока Вы не узнали, кто их написал,» — возразила Риченда. — «Вы что, боитесь оскверниться, слушая их? Могу Вас заверить, что если бы чтение стихов, написанных Дерини, могло бы привести к тому, что за нашей расой признали бы право на существование, завтра со всех окрестных холмов звучали бы стихи Орина! Увы, это не так просто для тех из нас, кто должен каждодневно доказывать свою набожность и верность тому же Господу, которому Вы посвятили свою жизнь.»
   «Ты богохульствуешь! Я не хочу слышать этого!» — отворачивыаясь, прошептала дрожащая Джеана, одновременно зажмурившись.
   «А, госпожа, не можете взглянуть в лицо правде!» — явно рассердясь, продолжила Риченда. — «Но Вы не можете отвернуться от Него, сотворившего и людей, и Дерини!»
   «Он не мог хотеть этого!» — всхлипнула Джеана.
   «Если бы Он не хотел этого,» — припечатала Риченда. — «нас бы просто не было. Ни Вас, ни меня, ни Вашего сына — не было бы даже Бриона Халдейна, женившегося на Вас! Джеана, зачем Вы преследуете нас? Зачем Вы гоните себя от себя ?»
   Эти слова переполнили чашу терпения Джеаны. По щекам ее заструились слезы, и она выскочила из комнаты, чуть не сбив с ног Коналла, который как раз собирался постучать, чтобы войти. Удивленно оглянувшись, Коналл, слыша как торопливые шаги королевы стихают в коридоре, вытянув голову, заглянул за ширму и постучал по ней, спрашивая позволения войти. На нем был кожаный дорожный костюм, а в руках он держал пакет с красной печатью. Удивление в его взгляде сменилось пониманием, стоило лишь ему заметить Риченду, все еще стоявшую возле своего ткацкого станка у окна.
   «Господи, что Вы такого сказали моей тете, чтобы она так припустила отсюда?» — с легким поклоном сказал он, усмехаясь. — «Можно было подумать, что за ней черти гонятся!»
   «Разве что черти, созданные ею самой,» — еле слышно сказала Риченда.
   — «Иногда мне кажется, что мы сами создаем себе ад, так что никакие черти в загробном мире просто не нужны. Ладно, хватит об этом. У тебя, кажется, какое-то официальное письмо ко мне?»