Куртц Кэтрин. Наследник Епископа

   В одно мгновение барьеры исчезли, Дугал оказался вместе с ним, вспоминая те дни, когда он был с Марис. Застенчивые встречи в коридоре и зале замка, конные прогулки вокруг замка, привалы под навесом из ветвей неподалеку от Алдуина, нежные взгляды и застенчивые, целомудренные поцелуи, когда они стояли между их пони, прикрывавших их от любопытных глаз… Затем возвращение кланов домой страшные новости: Ардри Мак-Ардри, наследник предводителя клана Мак-Ардри, поссорился с одним из слуг Мак-Лейнов из-за кабацкой шлюхи… пролитая кровь Мак-Ардри.., петля для убийцы и мрачный, молчаливый эскорт, везущий оба тела назад, в Кулди, достаточно медленный, чтобы Мак-Ардри мог успеть забрать остальных членов семьи и уехать прежде, чем разгорелась родовая вражда.
   Паника Марис, когда они поняли, что означает случившееся для них обоих… отчаяние Дункана… дерзкая договоренность встретиться ночью в часовне… сама встреча – испуганный обмен клятвами перед лицом одного только Господа… А затем плотское воплощение брачных уз в теплом укромном уголке на чердаке конюшни – поспешное, суетливое, только частично удовлетворенное, но, тем не менее, радостное… и такая скорая разлука… следующее утро, когда Дункан наблюдал как они покидают Кулди и его жизнь, и никому из их не приходило в голову, что она уже несла в себе плод их любви… Эмоции, вызванные воспоминаниями Дункана, хлынули в разум Дугала с такой силой, что им было невозможно сопротивляться, но как только ментальные каналы открылись, Дугал больше не испытывал ни страха, ни дурных предчувствий. Дункан уловил тот самый момент, когда Дугал, сделав осознанный выбор, позволил их разумам соединиться… и ментальная волна, всколыхнувшаяся, когда Дугал, открывшись разуму своего отца, дающая новый толчок к объединению их воспоминаний и дум.
   Оставив закрытыми только те области, которые он не мог открыть никому – его священнические секреты и обязанности, исповеди других людей – Дункан выплескивал воспоминания о годах, потерянных им и Дугалом, переплетая их с собственными воспоминаниями Дугала – более редкими по количеству, но не менее сильными и дорогими его сердцу. И Дугал, ощутив это однажды, радостно продолжил делить воспоминания.
   Ни один из них не мог потом вспомнить, в какой момент Дугал, покачнувшись, обнял Дункана обеими руками и заплакал, и когда из глаз Дункана хлынули слезы радости. Все, что они могли вспомнить, это то, что, когда их воспоминания стали размываться, и они вернулись в сознание, Дугал оказался сидящим на колене своего отца, а Дункан нежно поглаживал волосы сына, а когда Дункан разорвал ментальный контакт, все барьеры, разделявшие их, исчезли.
   – С тобой все в порядке? – прошептал Дункан через мгновение.
   Довольно сопя, Дугал отодвинулся, чтобы посмотреть на Дункана, и кивнул, вытерев глаза рукавом.
   – Голова немного болит, но это, наверное, просто похмелье. Ничего страшного.
   – Давай посмотрим, могу ли я что-нибудь сделать с этим, – пробормотал Дункан, кладя руку на лоб Дугала и прикасаясь большим и средним пальцам к мгновенно закрывшимся глазам. – Глубоко вдохни, выдохни… почувствуй, как боль уходит. Хорошо.
   Потребовалось еле заметное целительное касание, чтобы боль ушла. Дункан мог понять это по легкому контакту между ними, который установился между ними так же просто, как это бывало у него с Морганом, когда они что-то делали вместе. Когда он убрал руку, Дугал открыл глаза, чтобы испуганно посмотреть на него. На сей раз в его янтарно-миндальных глазах не было и тени нездоровья.
   – Это было Ваша целительская магия? – спросил Дугал.
   – Самую малость, – улыбнулся Дункан. – Но если ты немедленно не сойдешь с моей ноги, то мне придется исцелять мышечную судорогу, – добавил он, сдвигая Дугала со своей ноги и вздрагивая, когда кровь вновь заструилась по жилам. – Боюсь, что мы не очень хорошо все это спланировали. Мне надо было усадить тебя поудобнее.
   Немного смущенный и неуклюжий Дугал встал на ноги, слегка покачиваясь, пока Дункан не усадил его снова.
   – Меня просто немного пошатывает, – возразил Дугал. – Со мной все будет нормально. Но нас ждет Келсон. Мне не терпится рассказать ему.
   – Я… думаю, что лучше подождать с этим до окончания церемонии, – сказал Дункан. – Я понимаю тебя, но сейчас ему есть о чем подумать и без этого. Это подождет.
   – А мы не опоздаем?
   Дункан покачал головой. – То, что мы сделали, заняло гораздо меньше времени, чем ты думаешь. У тебя есть время отдышаться.
   – О, – застенчиво улыбнувшись, Дугал немного расслабился, затем внезапно схватил руку Дункана и прижал ее к своим губам.
   – Отец, – прошептал он удивленно. – Вы на самом деле мой отец… значит, я – тоже Дерини. – Он замолчал, чтобы сглотнуть. – Вы знаете, что когда я первый раз увидел как Келсон использует свои способности, я захотел, чтобы я хотя бы частично был Дерини? Он усыпил человека, чтобы я мог спокойно зашить руну на его руке. Я просто помечтал тогда, но, может быть, уже тогда я начал о чем-то догадываться?
   – Может быть, – негромко ответил Дункан. – Я думаю, что твои способности в отношении лошадей, скорее всего, тоже происходят от этого. Бронвин умела вызывать птиц. Может быть, ты даже станешь когда-нибудь целителем.
   – Я? Целителем? О, я никогда не смогу изучить все это. На это потребуются годы.
   – Теперь у нас есть эти годы, – прошептал Дункан. – У нас будут и время, и учителя. Ты удивишься, как быстро приобретаются некоторые навыки, когда ты знаешь кто ты. И Аларик, и я можем научить тебя тому, что знаем сами… и Риченда.
   – Леди Риченда – Дерини?
   – Да, и обучена в совсем других традициях нежели Аларик и я. Она тебе понравится.
   Дугал покраснел. – Если она когда-нибудь станет разговаривать со мной. Ты думаешь, герцог Аларик рассказал ей о том, что я сказал про нее вчера? Честно говоря, я имел в виду совсем не то как это выглядело.
   – Я знаю, сын. И если Аларик сказал ей, я уверен, что она не была оскорблена. Однако, что касается Аларика, то я думаю нам пора присоединиться к нему и Келсону.
   – Да, и увидеть как наш король женится! – согласился Дугал. Поднявшись, он вспомнил о ширале и почтительно поднес его к губам, а потом протянул его Дункану.
   – Вот. Наверно, ты должен получить это обратно.
   – Нет, храни это, в память о твоей матери.
   – Но… тогда у тебя от нее ничего не останется, – начал Дугал.
   – У меня останется все, – ответил Дункан, касаясь кончиками пальцев щеки Дугала. – У меня есть ее сын.

Глава 41

   А в другой комнате, недалеко от этой, другой, духовный сын Дункана готовился с своему бракосочетанию, раздражаясь и изнывая от нетерпения, пока портные окончательно заканчивали его свадебный наряд. Бархат длинной малиновой мантии Келсона был усыпан множеством крошечных золотых слитков с выгравированными халдейнскими львами, его туника была разделена на четыре поля, два из которых были украшены так же как мантия, а два оставшихся были обратными – на золотой ткани алым шелком были вышиты крошечные львы. В знак уважения к горскому происхождению своей невесты, он перевязал свои волосы на затылке золотистым шнурком, но не стал сплетать их в косичку, как это принято в Приграничье. Из подвалов казначейства принесли большую золотую корону из переплетенных крестов и листьев, которую, как говорили, носил Малкольм Халдейн, когда, почти сто лет назад, женился на другой меарской принцессе, и, когда портные, закончив свое дело, собрали свои инструменты и ушли, Келсон осторожно провел пальцем по одному из листков короны и поглядел на Моргана. Некоторые даже говорили, что эта корона когда-то принадлежала Синилу Халдейну, и, может быть, даже предшествовавшему ему печально известному Фестилу. Если это было так, то ее, возможно, видел и даже касался сам Святой Камбер.
   – Как Вы думаете, я правильно поступаю? – спросил Келсон Моргана, когда они, наконец, остались наедине. – Видит Бог, это совсем не то, о чем я всегда мечтал – брак во имя интересов государства, с девушкой, с которой я едва знаком, а люблю еще меньше.
   – Вам надо еще раз объяснить причины, по которым этот брак должен состояться? – возразил Морган.
   – Боже, нет! Мы рассуждали о них так много раз, что я могу повторить их наизусть, и причем голосами членов Совета, которые находили эти причины. – Келсон вздохнул. – Я хотел Вас спросить, как по-Вашему, есть хоть какой-нибудь шанс на то, что из всех этих государственных причин может появиться настоящая любовь. Я знаю, что для короля сердечные причины должны быть на втором месте после его обязанностей, но я не могу не завидовать отношениям между Вами и Ричендой.
   Морган улыбнулся, вспомнив свои собственные страхи в день своей свадьбы, несмотря на то, что он и Риченда любили друг друга как могут любить только Дерини, способные объединять свои умы, мечты и страхи. Он сомневался, что Келсон когда-нибудь сможет настолько же слиться душой с Сиданой, в которой не было ни капли крови Дерини, но как знать? Нередко любовь возникала у пар уже после свадьбы, но они дорастали до взаимной заботы. Если Келсон и Сидана приложат некоторые усилия, их союз должен быть не слишком обременителен для них. А учитывая, что этот брак может привести к миру… – Я не буду говорить Вам, что я уверен, что вы будете жить счастливо, как нас уверяют барды, – сказал он через мгновение. – Это будет непросто. С другой стороны, Риченда говорила мне, что ваша принцесса все чаще задумывается о Вас. Конечно, Сидана ни за что не признает, что она хоть немного радуется приближающемуся браку с Вами – она слишком горда для этого. Но она – красивая, здоровая молодая девушка, а Вы – самый подходящий, могущественный и привлекательный принц во всем христианском мире. Как она может не возжелать Вас?
   Келсон ужасно покраснел. – Аларик, хватит! Вы сводите это на такой… плотский уровень! Если она сможет полюбить меня, я хочу, чтобы наша любовь была… ну, духовной, как любовь между Вами и Ричендой.
   – Духовная? – Морган фыркнул. – Келсон, Вы что, думаете я и Риченда проводим все время, обсуждая духовные аспекты наших отношений?
   – Ну, я…
   – Не без этого, конечно, – продолжил Морган, – но ручаюсь, что «плотский уровень», как Вы изволили выразиться, очень даже неплох. Не надо недооценивать свое тело. Оно – часть того, кем и чем Вы являетесь. Возвышенная любовь хороша для монахов, и может неплохо послужить укреплению брака, дать ему новое измерение, но, имея жену-человека, с которой Вы не можете объединить свой разум, Вы обнаружите, что физическая любовь, сама по себе – это особое средство общения и объединения. И, конечно, на очень практическом уровне, это необходимо для порождения наследников.
   – Да, ну… – Келсон повернулся и несколько раз прошелся взад и вперед, нервно сжав руки перед собой и цепляя плащом за свои каблуки. Когда он, наконец, остановился и поглядел на Моргана, его лицо было лишь немного бледнее его малинового одеяния.
   – Аларик, я… никогда не…
   – Я знаю, – сочувственно пробормотал Морган, но Келсон продолжал, как будто не слышал его.
   – У меня… просто не было времени… чтобы сделать это так, как я хотел, – прошептал король. – О, у меня могло быть несметное количество связей со шлюхами, служанками, и даже придворными дамами. Вряд ли кто-то может жить вблизи замка или в полевом лагере, не видя и не слыша достаточно для того, чтобы знать о том, что там творится. Если все, о чем мы говорим, это – физическое влечение, то любой паж и любой сын крестьянина очень быстро узнают, как его удовлетворить. Принцы не являются исключением. Но я – нечто большее чем мое тело, Аларик. И даже при том, что я никогда… не был с женщиной, я знаю, что любовь – это не только физическое удовлетворение.
   Когда Морган умудренно кивнул, чувствуя, что словесный ответ не требуется, Келсон помолчал, чтобы набрать воздуха, в нем смешивались логика и оправдания, эмоции и дурные предчувствия, вполне естественные для сексуально непосвященного.
   – Есть еще кое-что, – выпалил король, возвращаясь к разговору. – Я – король. А вдруг будут дети? Меньше всего мне нужно усложнять и без того запутанные фамильные отношения в Гвинедде незаконнорожденными наследниками, которые лет через двадцать начнут мутить воду или когда-нибудь окажутся заложниками в руках моих врагов. Кроме того, Аларик, я – Дерини. Мои дети тоже будут Дерини. Одного этого достаточно, чтобы обеспечить их смерть, как и их матерей. Так что мне казалось… более безопасным, если я буду воздерживаться и избегать риска.
   – Наверное, Вы правы, – согласился Морган.
   – Таким образом, я оказываюсь в очень неуклюжем положении девственника во время своей первой брачной ночи, – закончил Келсон. – Это хорошо для женщины, это необходимое условие для женщины, на которой я женюсь. Но… что, если я не знаю, что делать, Аларик? Что, если она будет смеяться надо мной?
   Морган изо всех сил старался не рассмеяться. Был ли на свете хоть один мужчина, которого не посещали подобные страхи, по крайней мере, поначалу? А некоторые так и не могли избавиться от этих страхов, хотя Келсон, с его мягкостью и истинным беспокойством за других людей, вряд ли столкнется с этой проблемой.
   Тогда Морган с заботливым пониманием положил руку на плечо Келсона и постарался успокоить его, напомнив ему, что его невеста будет в положении, схожем с его, и заодно предложил королю несколько способов доставить удовольствие невесте. Келсон даже и подумать о них не мог. К тому времени как в дверях появился Дугал вместе с остальной свитой короля, Келсон уже расслабился и смог даже перешучиваться со своим более искушенным кровным братом, потом одел корону и отправился навстречу своей невесте.

Глава 42

   Лошади и свита невесты ожидали во дворе замка под бледно-голубым зимним небом, Сидана, в одежду чуть темнее неба, сидела на молочно-белой кобыле с бело-синей сбруей. Ее плащ из тонкой шерсти лазурного цвета, расшитый внизу золотыми яблоками, накрывал круп ее лошади и свисал сзади чуть не до земли. На голове у нее был венок из белых роз, ее длинные каштановые волосы струились по спине, почти скрывая накидку.
   Лльювелл, стоявший у головы ее лошади, нервно теребя поводья затянутыми в перчатку пальцами, казался задумчивой тенью в синем, щурящейся на солнце. Риченда и три придворных дамы, сидевшие на светло-серых кобылах чуть позади, были готовы присоединиться к невесте. Остальные королевские слуги тоже уже сидели в седлах. Дерри держал под уздцы черного жеребца короля. В стороне четыре рыцаря готовили шелковый навес небесного цвета, который будут нести над невестой. Ни один из четверых не был ниже, чем сын графа.
   – Нам повезло с подходящей погодой для нашего бракосочетания, миледи, – сказал Келсон, склоняя голову в вежливом приветствии, когда он, Морган и Дугал прошли мимо лошадей и кланяющихся им придворных и остановились перед ней. – Я думаю, что мои люди надлежаще приветствовали Вас и Вы остались довольны произведенными приготовлениями.
   – Довольны? – сказал Лльювелл прежде, чем Сидана смогла ответить. – Какое может быть удовольствие, когда мы – пленники?
   – Я думаю, что ваша неволя не была тяжелой, – пробормотал Келсон, отчаянно надеясь, что Лльювелл не собирается устраивать сцену. – С вами неплохо обращались.
   – А ты не считаешь, что принуждение моей сестры к этой свадьбе – это достаточно плохое отношение? – спросил Лльювелл.
   Я думал, что он согласился сотрудничать, – мысленно сказал Морган Келсону, заметив, что Сидана выдохнула с ужасом, а зубы Келсона сжались. – Хотите, я его усыплю?
   Нет, просто встряхните его немного. Сидана хочет, чтобы он сопровождал ее.
   Как скажете.
   Без малейшего предупреждения Морган схватил Лльювелла за плечо и сжал его будто тисками, не меняя вежливого выражения лица.
   – Леди согласилась на почетный брак, – сказал он мягко. – Теперь ты заткнешься, или мне надо хорошенько попинать ногами испорченного, невоспитанного молодого хама, каковым ты являешься?
   – Ты не посмеешь!
   – Уверен?
   – Лльювелл, пожалуйста…
   – Не лезь, Сидана!
   – Мой принц, – прорычал Морган, его рука сжалась на руке Лльювелла, – с Вашего позволения, я отведу этого молодого дурня туда, где он не причинит вреда никому, в том числе и себе.
   – Подождите пока. Лльювелл, – спокойно сказал Келсон, – я до сих пор вел себя необыкновенно терпеливо. Вы можете убедиться в этом хотя бы по тому факту, что Вы до сих пор живы, несмотря на то, что Ваша мать предательски убила моего епископа, а Вы сами стоите между Вашей сестрой и меарской короной. Беспокоясь о своей невесте, я на многое закрываю глаза. Но я не потерплю Вашей дерзости, и я не потерплю, если Вы попытаетесь помешать свадьбе и коронации Вашей сестры. А теперь скажите, Вы уверены, что хотите продолжать сопротивляться?
   Глаза Лльювелла сверкнули нескрываемой ненавистью, но через несколько секунд он отвернулся.
   – Если бы я только попробовал, ты бы просто использовал свою черную магию, – пробормотал он в гриву лошади.
   – Что ты сказал? – выдохнул Келсон.
   Морган, разозлившись еще больше, рывком развернул Лльювелла лицом к ним, а Келсон, не веря своим ушам, придвинулся ближе.
   – Я… сказал, что если бы я не согласился сотрудничать, то ты просто околдовал бы меня своей чертовой магией! – сказал, запинаясь, Лльювелл, все еще дерзя, и вздрогнул от вцепившихся в его бицепс пальцев Моргана. – Как твой священник-Дерини уже раз сделал.
   – Ты пытаешься подтолкнуть меня к тому, о чем мы оба будем сожалеть? – прошептал Келсон.
   – Лльювелл, пожалуйста! – взмолилась Сидана. – Ради меня. Ты не можешь предотвратить свадьбу. Ты обещал быть рядом со мной. Если тебя не будет, я останусь в полном одиночестве!
   Тяжело, обреченно вздохнув, Лльювелл выпрямился со всем достоинством, какое он только смог найти в себе в этой ситуации, хотя его рука оставалась зажатой Морганом.
   – Вижу, что я в одиночестве, – он сказал спокойно. – Но я не лишу сестру сопровождения, подходящего ей по рангу. Я… выполню роль отца и передам невесту жениху, если Вы, Келсон Гвинеддский, хотите именно этого. Но я все равно буду каждую секунду ненавидеть Вас!
   – А-а, ненавидите меня, – Келсон поднял бровь и облегченно улыбнулся. – Ну, я думаю, что это я как-нибудь вынесу, если Вы будете делать то, что Вам скажут. Морган, можете отпустить его. Миледи, прошу прощения, что Вам пришлось быть свидетелем этого.
   – Пожалуйста, простите моего брата, милорд, – прошептала Сидана. – Он просто хочет защитить меня.
   – Сидана, мне не надо прятаться за юбками!
   – Ты когда-нибудь заткнешься? – прорычал Морган.
   Лльювелл поспешно отодвинулся, поскольку Морган угрожающе поднял свою руку в латной перчатке.
   – Хватит, Морган! – сказал Келсон.– Он молод и горд, и ему больно. Давайте не будем делать роковых ошибок. Однако, я хочу сделать Вам одно предупреждение, Лльювелл Меарский, – продолжал он, снова обращая свой пристальный взгляд на меарского принца. – Я желаю напомнить Вам, что Морган и прочие лояльные мне друзья и вассалы во время церемонии будут рядом со мной. На тот случай, если произойдет что-то незапланированное и в этом будет ваша вина – хоть какая-нибудь – Я здесь и сейчас даю им полное разрешение предпринять любые действия, которые они посчитают нужными. Разумеется, если сначала Вами не займусь я. Я ясно изложил?
   – Да, – пробормотал Лльювелл, задыхаясь.
   – Не слышу.
   – Совершенно понятно, даже чересчур, – угрюмо повторил Лльювелл.
   – Хорошо. Значит, мы поняли друг друга. Моя госпожа?
   Он снова поглядел на Сидану, подавая ей руку, и она, к его удивлению, ответила ему. Проникшись, он склонился и прижал ее пальцы к своим губам. Когда он выпрямился, он чувствовал себя гораздо более уверенным, и отпустил ее руку.
   – Моя госпожа, я снова прошу прощения. День свадьбы для женщины должен быть радостен и беззаботен. Боюсь, я не уделил этому должного внимания.
   – Вы сделали то, что Вы должны были сделать, мой господин, – прошептала она, – и я тоже должна еще раз попросить прощения за своего брата.
   – Сидана!
   Не обращая внимания на вспышку Лльювелла, Келсон покачал головой. – Сейчас неподходящее время и это неподходящее место для дальнейшего обсуждения этого вопроса, моя госпожа. Позже, после того как мы поженимся, у нас будет достаточно времени для чего угодно. А сейчас архиепископы, как и весь народ, ждут увидеть как их новая королева проследует к своему замужеству и коронации. Я могу распорядиться начинать?
   – Вы спрашиваете моего разрешения, милорд? – сказала она, пораженная.
   – Конечно. Ведь Вы – моя госпожа и моя королева.
   Одного взгляда на брата, свирепо глядящего на нее, следя за каждым ее жестом и выражением ее лица, оказалось достаточно, чтобы Сидана лишилась дара речи, но, тем не менее, она застенчиво кивнула. Келсону показалось, что это было нечто большее, чем покорное согласие. Отойдя в голову процессии, где его ожидала лошадь, он подал сигнал рыцарям принести покров из синего шелка, усыпанный крошечными звездами и полумесяцами, но, как только он повернулся спиной к меарской принцессе и ее брату, на его лице отразилось ликование.
   – Аларик, Вы видели? – прошептал он, пока Морган, придерживая стремя, помогал ему сесть в седло, а Дугал расправлял малиновую мантию на крупе лошади. – Я думаю, что действительно нравлюсь ей. Кто знает, что может произойти когда мы вырвем ее из-под власти ее брата! В конце концов, это может сработать.
   Когда они выезжали, Морган поглядел назад на маленькую, одинокую фигурку на белой лошади, ведомой к своей судьбе под шелковым покровом; все их надежды о мире сосредоточились в одной маленькой девочке. Он очень надеялся, что Келсон был прав.

Глава 43

   Ибо Господь благоволит к тебе, и Земля твоя сочетается

Исайя 62:4

   Келсон, чувства которого и без того были обострены, был просто оглушен яркой брачной процессией: приветствующие толпы, флаги всех цветов радуги, развевающиеся над улицами, поток подснежников и прочих зимних цветов, устилавших их путь… приветствия и цветы для темноволосой принцессы, ехавшей следом за ним. Все эти звуки и цвета ободряли его, и он улыбался Моргану и Дугалу, которые ехали по его бокам.
   Улицы были узкими и извилистыми, между ним и невестой вклинивались празднующие, но иногда, когда они ехали по прямой или проезжали через площадь, он мог, оглянувшись, видеть ее увенчанную короной из роз голову под шелковым покровом. Однажды их глаза встретились, и ему почудилось, что между ними проскочило нечто вроде электрического разряда, будоража его разум и разжигая его чресла.
   Он сказал себе, что он фантазирует, что во время их прежних встреч он придавал слишком большое значение словам и взглядам, но не в его характере было отступать, давши слово. Его тело стремилось объединиться с ее телом, но, кроме того, он был настроен сделать все, что возможно, чтобы их союз стал союзом не только земель, но и сердец. Он старался не слишком задумываться о приближающейся брачной ночи. Когда они, наконец, добрались до собора, и он смог обратиться как разумом, так и телом к своим намерениям, которые имели гораздо меньшее отношение к плоти, ему стало легче.
   У главного входа в собор его встретил архиепископ Кардиель, его золотая риза и митра, ослепительно сверкающие под полуденным солнцем, резко контрастировали с малиновой мантией Келсона и его золотой короной из крестов и листьев. Когда они оба обменялись формальными приветствиями, архиепископ – поклонившись, король – склонившись, чтобы поцеловать кольцо епископа, к ним присоединились Арилан и Дункан, на обоих поверх лиловых сутан были надеты новые стихари, белоснежные епитрахили сверкали золотом. Келсон принял их поздравления как будто в тумане, и, возбужденно разговаривая с епископами, протянул свой разум к Моргану и постарался зачерпнуть его спокойствия, пытаясь привести свои мысли в соответствие со священными клятвами, которыми он и Сидана должны были вскоре обменяться. Когда во двор собора въехала невеста со своей свитой, король и его эскорт заняли место позади трех прелатов и вошли в собор.
   У западного портика их ожидало духовенство – крестоносец с праздничным распятием Кардиеля, служки со свечами, кучка певчих – опрятные мужчины и мальчики в белых и алых стихарях и два подростка-кадильщика. Когда архиепископ и королевская свита вошли в собор и процессия двинулась к нефу, с верхней галереи, на которой находились музыканты, раздался звук фанфар, приветствующих короля.
   Келсон, гордо подняв голову и не обращая внимания на взгляды собравшихся, шел по проходу, сосредоточив взгляд на закругленной верхней части ризы Кардиеля. В гимне, исполненном хором, он узнал торжественный Te Deum. С обеих сторон он чувствовал уверенное, успокаивающее присутствие Моргана и Дугала: Морган, как всегда, был его опорой, его разум слегка касался разума Келсона, чтобы оказать моральную поддержку, и даже Дугал казался более уверенным, его присутствие ощущалось почти так же как присутствие других Дерини, но он не реагировал на попытки Келсона установить с ним ментальный контакт то ли не чувствуя, то ли не осознавая этих попыток.