Страница:
Поток безмолвного восторга захлестнул стены храма. Всеобщее возбуждение передалось Перегрину, в предвкушении таинства тело художника пронзила сладкая дрожь. В полной тишине белая колонна вышла из северного нефа и величественно проследовала по центральному проходу к алтарю. Когда первые рыцари приблизились к алтарным ступеням, все встали. Рыцари торжественно возложили на алтарь старинный шотландский палаш, сильно проржавевшую шпору на бархатной подушке и темный кусок металла, должно быть, часть старинного меча, принадлежавшего Ордену. За ними шли несколько священников различных монашеских орденов и пять сосредоточенных постулантов, которых сегодня посвящали в рыцари. Мужчины были в кильтах, женщины — в кильтообразных юбках. (Напряженное ожидание на их лицах напомнило Перегрину обряд его собственного посвящения в Ложу Охотников, что состоялся менее года назад, хотя он и отличался по внешнему антуражу.) За постулантами парами следовали рыцари — сорок или пятьдесят мужчин и женщин, облаченных в белые мантии с красными крестами. Процессию замыкал Великий Магистр Ордена в сопровождении восьмерых рыцарей с обнаженными мечами. Двое из них несли личный штандарт и меч приора.
Некоторое время под сводами храма слышалась только звучная поступь участников процессии. Затем наступила тишина, и хор грянул гимн «Вперед, Христово воинство». Подпевая вместе со всеми, Перегрин отметил, что трудно было бы подобрать более подходящие к случаю слова:
Церковь Христова — воинское братство,
Мы проходим там, где Дух Святой прошел.
Мы неразделимы, в Боге мы едины,
В вере, в надежде и милости.
Простые и трогательные, они напомнили юноше непреложную истину о единстве всех людей, призванных к служению Свету, независимо от внешних различий. «Как все цвета спектра соединяются в световом луче, так и все люди доброй воли призваны к единству в Божественном, — вспомнились Перегрину слова Адама, — поэтому каждый, кто служит Свету, — с нами, а мы с ним».
Погруженный в свои мысли, Перегрин не заметил, как смолкло заключительное Amen, и все сели. Его охватило чувство, что слова гимна продолжают повторять тысячи неразличимых голосов, как вся гармония звучит от единственного прикосновения к струне арфы. Эхо было глубоким и сильным, словно собор был переполнен. Молодой человек даже оглянулся, чтобы удостовериться, не подошли ли опоздавшие, однако увидел только ряды пустых скамей. Собор был на три четверти пуст. Тем не менее атмосфера незримого присутствия множества людей сохранялась.
Во время чтения из Библии нечто подобное почувствовал и Адам, но даже тени замешательства не промелькнуло на его, как обычно, бесстрастном лице.
Прозвучал сигнал к началу собственно церемонии облачения, вызвавший в рядах постулантов некоторое смятение. Когда первый из них, положив руки на древний том Священного Писания, преклонил колена перед Великим Магистром, Адам ощутил легкую дрожь, напомнившую ему о его собственном далеком прошлом. Воспоминания нахлынули, как поток, и он почти физически чувствовал, как меч в руках генерала Ордена коснулся плеч и головы посвящаемого.
— Sois Chevalier, au Nom de Dieu. Avances, Chevalier… Именем Господа посвящаю тебя в рыцари. Встань, рыцарь…
Адам зачарованно следил, как на плечи неофита накинули белую мантию и возложили нагрудный крест. Он ощутил прикосновение рукояти меча, и внезапно его сердце отчаянно заколотилось в ответе на этот далекий призыв. Находясь на пороге транса, Адам ощутил себя частью огромного рыцарского братства, уходящего в глубь веков. Даже не повернув головы в сторону новоиспеченного рыцаря, Синклер видел огромное белое войско, поблескивающее доспехами в лучах утреннего солнца. Оно было так велико, что стены церкви не могли вместить его. Здесь собрались все рыцари Храма, когда-либо жившие на земле, чтобы приветствовать новых членов братства… Когда последний посвященный поднялся с колен, Адам закрыл глаза и вместе со всеми вознес безмолвную молитву за новых воинов Света.
Зазвучали торжественные слова Клятвы Верности, впервые произнесенные рыцарями шотландского приората[14] в 1317 году, три года спустя после битвы с королем Робертом при Баннокберне. Минувшие столетия изменили текст клятвы, но смысл сохранился:
«Ввиду того, что древнее королевство Шотландское приняло и защитило братьев самого древнего и доблестного Ордена Иерусалимского Храма во времена гонений, рыцари Храма клянутся: хранить права, свободы и привилегии древнего и суверенного королевства Шотландского; защищать, даже ценой собственной жизни, членов королевского дома королевства Шотландского; всей своей мощью противостоять любому посягательству на территорию королевства Шотландского или его часть. Бессмертием наших душ клянемся быть верными данному слову пред Господом нашим Иисусом Христом и вами, братия».
— Клянемся, — в один голос ответили посвященные.
Присягой, принесенной перед алтарем в присутствии Великого Магистра Ордена и всего братства, рыцари посвящали жизнь служению своему королю и стране. Кроме того, клятва обязывала их к служению Высшему царству и Высшему господину, который есть сам Господь. Этот второй, скрытый смысл клятвы уловил и Перегрин. Он украдкой взглянул на стоявшего рядом наставника и испуганно отступил назад. Человек, представший его взору, мало чем напоминал привычного Адама Синклера, утонченного аристократа и выдающегося психиатра нашего времени. Перед ним был бородатый рыцарь в массивной кольчуге и белом плаще с алым крестом Ордена Храма. Уже не первый раз художник видел Синклера в этом облике, но раньше видение было почти прозрачным, как след негатива на проявленной пленке. Теперь же превращение было полным, словно Адам снял маску, за которой скрывал свой истинный облик. Неожиданно к художнику пришло осознание того, что такое перевоплощение находилось в непосредственной связи с происходящим в соборе. Действительность таинства не оставляла сомнений, так же как и нерушимая связь Адама с Орденом Храма.
Когда смолкли последние слова клятвы, все сели, и Перегрин вновь взял в руки карандаш.
Глава 12
Глава 13
Некоторое время под сводами храма слышалась только звучная поступь участников процессии. Затем наступила тишина, и хор грянул гимн «Вперед, Христово воинство». Подпевая вместе со всеми, Перегрин отметил, что трудно было бы подобрать более подходящие к случаю слова:
Церковь Христова — воинское братство,
Мы проходим там, где Дух Святой прошел.
Мы неразделимы, в Боге мы едины,
В вере, в надежде и милости.
Простые и трогательные, они напомнили юноше непреложную истину о единстве всех людей, призванных к служению Свету, независимо от внешних различий. «Как все цвета спектра соединяются в световом луче, так и все люди доброй воли призваны к единству в Божественном, — вспомнились Перегрину слова Адама, — поэтому каждый, кто служит Свету, — с нами, а мы с ним».
Погруженный в свои мысли, Перегрин не заметил, как смолкло заключительное Amen, и все сели. Его охватило чувство, что слова гимна продолжают повторять тысячи неразличимых голосов, как вся гармония звучит от единственного прикосновения к струне арфы. Эхо было глубоким и сильным, словно собор был переполнен. Молодой человек даже оглянулся, чтобы удостовериться, не подошли ли опоздавшие, однако увидел только ряды пустых скамей. Собор был на три четверти пуст. Тем не менее атмосфера незримого присутствия множества людей сохранялась.
Во время чтения из Библии нечто подобное почувствовал и Адам, но даже тени замешательства не промелькнуло на его, как обычно, бесстрастном лице.
Прозвучал сигнал к началу собственно церемонии облачения, вызвавший в рядах постулантов некоторое смятение. Когда первый из них, положив руки на древний том Священного Писания, преклонил колена перед Великим Магистром, Адам ощутил легкую дрожь, напомнившую ему о его собственном далеком прошлом. Воспоминания нахлынули, как поток, и он почти физически чувствовал, как меч в руках генерала Ордена коснулся плеч и головы посвящаемого.
— Sois Chevalier, au Nom de Dieu. Avances, Chevalier… Именем Господа посвящаю тебя в рыцари. Встань, рыцарь…
Адам зачарованно следил, как на плечи неофита накинули белую мантию и возложили нагрудный крест. Он ощутил прикосновение рукояти меча, и внезапно его сердце отчаянно заколотилось в ответе на этот далекий призыв. Находясь на пороге транса, Адам ощутил себя частью огромного рыцарского братства, уходящего в глубь веков. Даже не повернув головы в сторону новоиспеченного рыцаря, Синклер видел огромное белое войско, поблескивающее доспехами в лучах утреннего солнца. Оно было так велико, что стены церкви не могли вместить его. Здесь собрались все рыцари Храма, когда-либо жившие на земле, чтобы приветствовать новых членов братства… Когда последний посвященный поднялся с колен, Адам закрыл глаза и вместе со всеми вознес безмолвную молитву за новых воинов Света.
Зазвучали торжественные слова Клятвы Верности, впервые произнесенные рыцарями шотландского приората[14] в 1317 году, три года спустя после битвы с королем Робертом при Баннокберне. Минувшие столетия изменили текст клятвы, но смысл сохранился:
«Ввиду того, что древнее королевство Шотландское приняло и защитило братьев самого древнего и доблестного Ордена Иерусалимского Храма во времена гонений, рыцари Храма клянутся: хранить права, свободы и привилегии древнего и суверенного королевства Шотландского; защищать, даже ценой собственной жизни, членов королевского дома королевства Шотландского; всей своей мощью противостоять любому посягательству на территорию королевства Шотландского или его часть. Бессмертием наших душ клянемся быть верными данному слову пред Господом нашим Иисусом Христом и вами, братия».
— Клянемся, — в один голос ответили посвященные.
Присягой, принесенной перед алтарем в присутствии Великого Магистра Ордена и всего братства, рыцари посвящали жизнь служению своему королю и стране. Кроме того, клятва обязывала их к служению Высшему царству и Высшему господину, который есть сам Господь. Этот второй, скрытый смысл клятвы уловил и Перегрин. Он украдкой взглянул на стоявшего рядом наставника и испуганно отступил назад. Человек, представший его взору, мало чем напоминал привычного Адама Синклера, утонченного аристократа и выдающегося психиатра нашего времени. Перед ним был бородатый рыцарь в массивной кольчуге и белом плаще с алым крестом Ордена Храма. Уже не первый раз художник видел Синклера в этом облике, но раньше видение было почти прозрачным, как след негатива на проявленной пленке. Теперь же превращение было полным, словно Адам снял маску, за которой скрывал свой истинный облик. Неожиданно к художнику пришло осознание того, что такое перевоплощение находилось в непосредственной связи с происходящим в соборе. Действительность таинства не оставляла сомнений, так же как и нерушимая связь Адама с Орденом Храма.
Когда смолкли последние слова клятвы, все сели, и Перегрин вновь взял в руки карандаш.
Глава 12
Церемония завершилась молитвами о благоденствии Ордена и мира. Под звуки заключительного гимна процессия торжественно прошла по центральному проходу и растворилась в северном нефе.
Пока Перегрин заканчивал последний рисунок, Адам успел поболтать с кем-то из знакомых и сейчас направлялся к ризнице, где Мак Рей беседовал с пухлой розовощекой дамой неопределенного возраста. Ее решительный вид напомнил Адаму одну из двоюродных бабок с отцовской стороны. Сине-зеленая кильтоподобная юбка не оставляла сомнений в том, что перед ним была неустрашимая мисс Моррисон. Последующий церемониал подтвердил это предположение. Дама смерила Синклера оценивающим взглядом и протянула руку — сначала ему, затем Перегрину. Рукопожатие было коротким и жестким.
— Да, вы действительно тот самый сэр Адам, — блеснув очками, заключила она с улыбкой — Не удивляйтесь, нам не доводилось встречаться раньше, но, насколько я знаю, вы поддерживаете Королевское Шотландское Общество по охране памятников, не так ли?
— Грешен, каюсь, — изумленно рассмеялся Адам — Мисс Моррисон, я и не смел предположить, что вас интересует деятельность Общества.
— Вне всякого сомнения, — важно ответила дама — Я считаю должным посещать, по возможности, все благотворительные лекции Общества. В прошлом году в «Горном Орле» вы, сэр Адам, читали доклад о связи между интуицией и археологией.
— Надеюсь, вам понравилось? — поинтересовался, искренне тронутый, Адам — У вас великолепная память, мисс Моррисон.
— Такой доклад трудно забыть, — возразила женщина — Пожалуй, самый запоминающийся из всех, что мне доводилось слышать. Меня заинтриговал тезис о том, что интуиция может быть подходящим средством для построения археологического исследования.
— Приятно слышать, что мои нелепые идеи хоть у кого-то вызывают отклик, — ответил Синклер, довольно покашливая — Боюсь, подавляющее большинство членов Общества считают меня забавным чудаком.
— В таком случае им должно быть стыдно, — решительно заявила мисс Моррисон — Если они принимают за чудачество необычный подход к научным проблемам, пусть среди нас будет побольше чудаков. Впрочем, хватит болтать — Дама оборвала себя на полуслове — Вам, должно быть, не терпится взглянуть на кольцо.
При этих словах женщина открыла маленькую кожаную сумку и извлекла оттуда небольшой округлый предмет, завернутый в вышитый носовой платок. Когда платок развернули, Перегрин робко заглянул через плечо Адама, чтобы получше рассмотреть содержимое. На белом шелке поблескивал старинный золотой перстень. Адам сложил ладони, и мисс Моррисон торжественно опустила в них драгоценность. Форма и вес перстня свидетельствовали о том, что он явно принадлежал мужчине. В центре крепился ограненный кусок горного хрусталя, который плотно прижимал локон темных волос. Пристально посмотрев на перстень, Синклер передал его напарнику для детального изучения.
— Стиль семнадцатого столетия, — повертев реликвию в руках, заключил Перегрин. — Не могли бы вы рассказать о его происхождении?
— Кольцо появилось в семье около века назад, — безмятежно ответила мисс Моррисон, в то время как художник прищурил глаза, пытаясь уловить призрачный резонанс. — По традиции, оно переходило к старшему сыну, но у моего отца, упокой, Господи, его душу, рождались только девочки. Он завещал кольцо мне, поскольку я была единственным ребенком, который интересовался различного рода древностями.
— Сто лет, — протянул Адам, получая обратно перстень от Перегрина, который едва заметно качнул головой в знак того, что ничего не почувствовал. — Довольно долгий промежуток времени, однако Данди жил на двести лет раньше. Каким образом реликвия оказалась в вашей семье, мисс Моррисон?
— Ах, это очень просто, — не задумываясь, прощебетала дама. — Мой прапрадед приобрел его вместе с домом в Хантли в восьмидесятых годах прошлого века у некоего престарелого джентльмена по фамилии Макинтош. Кажется, он был потомком клана, воевавшего на стороне герцога Аргилла во время восстания 1715 года. Семейное предание гласило, что Макинтош привез кольцо из Франции. Как вы понимаете, со времен битвы при Килликранки минуло не так много лет. Многие люди в те дни сочли бы кольцо с локоном Данди талисманом, приносящим удачу.
На мгновение Адам припомнил рисунок Перегрина, сделанный в разрушенной церкви неподалеку от Блэр Атолла, на котором плачущий сэр Джеймс Сетон, граф Данфермлинский, срезает локон с головы погибшего друга. Вполне возможно, что в дальнейшем его заключили в перстень, который стал для графа талисманом. Хотя доказательств тому не было.
— Простите за недоверие, — извиняющимся тоном произнес Синклер, — но я должен спросить, на чем, кроме семейного предания, основывается утверждение, будто прядь волос под камнем действительно принадлежала Бонни Данди?
Мисс Моррисон обиженно поджала губы.
— Во-первых, кольцо упоминается во всех завещаниях как «Талисман Темного Джона». Надеюсь, вы не будете отрицать, что в Шотландии виконт был известен как Темный Джон Сражений? Кроме того, согласно завещаниям, кольцо перешло во владение Макинтошей между 1715 и 1745 годами. Конечно, профессиональный историк скажет, что это ничего не значит, но я доверяю своей интуиции и считаю кольцо подлинным.
Адам ответил не сразу. Он вертел артефакт между пальцами, пока не почувствовал, как в подушечках начинается легкое покалывание. Чем дольше перстень находился в его руках, тем отчетливее становилось это ощущение. Казалось, его прикосновения разбудили в кольце дремлющие силы. Но ведь Перегрин ясно дал понять, что ничего не почувствовал… Это противоречие раззадорило Синклера. Скрывая заинтересованность под маской легкого любопытства, Адам положил перстень обратно в платок и с разочарованной улыбкой протянул его мисс Моррисон.
— Вы бьете меня моим же оружием, — небрежно заметил он. — Я не могу спорить с вами.
— Если я и бью вас вашим оружием, сэр Адам, то лишь потому, что уверена в вашей проницательности, — с довольным смешком ответила дама.
— Позвольте считать это комплиментом? — кашлянув, спросил Синклер. — В таком случае, смею ли я просить вас, мисс Моррисон, одолжить мне кольцо на пару дней, чтобы сделать несколько фотографий? Кроме того, я рассчитываю, что после тщательного осмотра мистер Ловэт даст свое профессиональное заключение о художественной ценности вашего перстня.
В тот же момент Перегрин ощутил на себе изучающий взгляд голубых глаз.
— Так вы художник, мистер Ловэт… — заключила женщина. — Я вспомнила, что видела вас на докладе сэра Адама. У меня сложилось впечатление, что вы физик.
От удивления Перегрин едва не поперхнулся.
— Надеюсь, вы не сильно разочарованы, — с вымученной улыбкой произнес он.
— Совсем немного, — небрежно бросила дама. — Мне всегда хотелось узнать мнение физика о моем кольце.
— Если хотите, я могу это устроить, — предложил Синклер. — У меня есть пара знакомых физиков. Так вы одолжите мне кольцо на несколько дней?
— Конечно, раз вы об этом просите, — кокетливо улыбнувшись, ответила мисс Моррисон.
Получив согласие, Адам извлек из кармана визитную карточку и изящным почерком написал на обратной стороне расписку.
— Я хотела бы получить кольцо до субботы, — добавила женщина.
Сдержанно улыбнувшись, Адам протянул ей визитную карточку.
— Обещаю. — Синклер ненадолго задумался. — Если не смогу вернуть перстень лично, его завезет мой дворецкий.
— Замечательно, — прощебетала мисс Моррисон. — Впрочем, не обязательно привозить кольцо в Ивернесс. В Национальной выставочной галерее скоро будет проходить выставка, посвященная якобитскому периоду, и я уже обещала предоставить им кольцо в качестве экспоната.
— В таком случае я передам его Галерее не позднее… — Синклер задумчиво пощелкал языком, — скажем, четверга. Это их устроит?
— Да, вполне, — радостно согласилась мисс Моррисон. — Вы не забудете про физика?
Адам свирепо покосился на Перегрина, у которого от едва сдерживаемого смеха на глазах выступили слезы.
— Не забуду, обещаю вам, — с обворожительной улыбкой заверил Синклер свою благодетельницу. — Мы договоримся о встрече после выставки.
Распрощавшись с мисс Моррисон, еще довольно долгое время друзья провели в компании Мак Рея, который представил их Великому Магистру и ряду других важных особ. К тому времени, когда они покинули здание собора, Перегрин едва сдерживал нетерпение.
— О Боже, мы почти дома! — воскликнул он, откидываясь на спинку кресла, в то время как Адам включал зажигание. — Как ты думаешь, в словах мисс Моррисон есть хоть крупица истины?
— Знаешь, что-то подсказывает мне, что интуиция ее не подвела, — задумчиво произнес Синклер. — Ты еще в состоянии поработать сегодня вечером?
— Конечно, — бодро ответил Перегрин, — хотя не уверен, что это принесет какие-то результаты. Возможно, мне мешало присутствие мисс Моррисон, но я ничего не почувствовал. Кстати, ты выглядел несколько странно, когда взял кольцо.
— В самом деле? — удивился Адам.
— Не беспокойся, этого никто не заметил, — уверил его Перегрин. — Я не предполагал, что ты способен воспринимать информацию от предметов.
— Обычно нет, — ответил Синклер. — Не знаю, что произошло. Посмотрим, что у тебя получится дома; может быть, я тоже попробую поработать с этим перстнем.
Друзья вернулись в Стратмурн в начале седьмого. Хэмфри встретил их сообщением, что днем из Лондона звонил Маклеод и сообщил неутешительные новости: следов Анри Жерара обнаружить не удалось. Подавив разочарование, Адам направился в кабинет, на ходу снимая пиджак и срывая галстук. Привычным жестом указав напарнику на его излюбленное место у камина, Адам взял с полки подсвечник и поставил на изящный столик розового дерева. Затем достал из кармана завернутый в платок перстень и аккуратно положил рядом с подсвечником. Синклер намеренно избегал прикасаться к артефакту, дабы не потревожить тонкую нить, которая могла связать их с духом Темного Джона. Перегрин уже начал погружаться в состояние медитативного транса, закрыв глаза и раскрыв на коленях альбом с набросками. Адам сел рядом. Перегрин нервно вздрогнул, мгновенно сфокусировавшись на пламени свечи.
— Ты слишком торопишься, — мягко упрекнул Адам своего ученика. — Готов углубиться?
— Да, — слабо кивнул Перегрин.
— Тогда сделай глубокий вдох, — мягко сказал Синклер, едва ощутимо коснувшись левого запястья друга.
Очертания комнаты стали расплываться, и художник плавно перешел в транс. В первый момент молодой человек, как обычно, оказался в туманной пустоте. Затем взор Перегрина прояснился, и он увидел множество иных реальностей за пределами привычного трехмерного мира. Каждый раз попадая сюда, художник чувствовал себя археологом, застывшим у входа в древнюю, еще неизученную пирамиду. Неизвестность и манила, и одновременно пугала его. Он остановился, глубоко вздохнул и сосредоточился. Когда пульс успокоился, а дыхание стало ровнее, Перегрин услышал вкрадчивый баритон наставника:
— Теперь ты готов отправиться глубже. По моему сигналу…
Как при замедленной съемке, Адам плавно поднял руку и мягко коснулся лба Перегрина. Желудок художника сжался, и он испытал знакомое чувство падения в пустоту. Не связанный более узами тела, его дух взмыл, как сокол из рук охотника.
— Теперь открой глаза и всмотрись в кольцо, — настойчиво произнес Адам. — Оно стало для тебя путеводной звездой.
Перегрин нехотя подчинился. Перед его взором пламенел золотой обруч, и, как породистый сокол, в честь которого он был назван[15], его дух не мог противостоять притяжению этого кольца. Золотая окружность увеличивалась в размерах до тех пор, пока не заполнила все видимое пространство. Словно через иллюминатор, он смотрел сквозь него, и постепенно окружающий мир начал принимать зримые очертания. Перегрин оказался под сводом могучего леса. В кромешной тьме вырисовывалась фигура высокого человека в дорожном плаще, стоявшего на перекрестке двух дорог. Рядом, на вытоптанной земле, мерцал светильник, бросая свет на лицо мужчины, полускрытое широкополой шляпой с белым пером. Рыцарь задумчиво склонил голову. В неровном свете фонаря можно было различить прямой римский нос, безупречные очертания непреклонно сжатых губ и решительно выдающийся вперед подбородок. Поверх плаща, на груди, виднелся массивный алый крест Ордена тамплиеров.
— Бонни Данди! — изумленно выдохнул Перегрин.
Рыцарь вздрогнул и недоуменно повернул голову. В этот момент на тропе послышались легкие шаги, и из темноты вынырнули две хрупкие женские фигуры, с головы до ног укутанные в плащи. Они откинули капюшоны, и от восхищения у художника перехватило дыхание — настолько прекрасны были эти юные девы: тонкие черты, огромные темные глаза на бледных личиках и водопад черных волос, каскадом спадающий на плечи. Даже в дымном свете фонаря сходство было очевидным. Девушки были сестрами.
Данди приветствовал старшую поцелуем, при этом его взгляд стал таким нежным, что не возникало сомнений: этот жест значил больше, чем обычная светская формальность. Младшая робко шагнула вперед, чтобы тоже получить поцелуй виконта… и тут Перегрин неожиданно понял, что знает эту девушку. Боль узнавания пронзила его, как лезвие ножа, и он в смятении затаил дыхание. Однако прежде чем художник смог что-то вспомнить, девушка отступила в тень. Мгновение спустя Перегрин осознал, что виконт что-то прячет в складках плаща.
Рыцарь присел возле светильника, рядом с ним на колени опустились сестры. Взор Перегрина был прикован к затянутым в перчатки рукам виконта. Данди достал небольшой, завернутый в белый шелк предмет и с глубоким почтением протянул его старшей из сестер. Она благоговейно сложила ладони и подняла глаза на виконта со смешанным выражением любопытства и страха. Рыцарь ободряюще кивнул ей. Девушка осторожно развернула сверток, и белый шелк озарился мягким сиянием. Предмет оказался золотой диадемой: широкий резной обруч венчали шесть лучей чеканного золота. Простота формы и ценность металла свидетельствовали о необычайной древности украшения.
Зачарованный, Перегрин не отрывал глаз от мерцающего обруча. Он прищурил глаза, и диадема, казалось, ожила. Постепенно мерцание усилилось, теперь корона сияла, как расплавленная звезда. Казалось, каждый луч танцевал, будто язычок пламени, образуя два сияющих треугольника. Ритм этого танца пульсировал в венах, в висках, в сердце. Ослепленный блеском, Перегрин смотрел на треугольники, забыв обо всем на свете… до тех пор, пока в ушах, как выстрел, не прозвучало его имя.
— Перегрин! — Голос властно призывал его из мира грез. — Перегрин, что бы ты ни видел, позволь руке рисовать! Не анализируй!
Подчиняясь приказу, художник глубоко вздохнул и ощутил слабую дрожь в правой руке. Он почти потерял образ, который рука начала переносить на бумагу. В этот раз все шло не так, как обычно, Перегрин с трудом контролировал ситуацию. Корона поработила его, он не мог вырваться из плена… и не хотел.
Адам склонился над рисунком, появляющимся под быстрыми пальцами друга, и вдруг ощутил тот же непреодолимый призыв, который овладел волей его юного напарника.
Пока Перегрин заканчивал последний рисунок, Адам успел поболтать с кем-то из знакомых и сейчас направлялся к ризнице, где Мак Рей беседовал с пухлой розовощекой дамой неопределенного возраста. Ее решительный вид напомнил Адаму одну из двоюродных бабок с отцовской стороны. Сине-зеленая кильтоподобная юбка не оставляла сомнений в том, что перед ним была неустрашимая мисс Моррисон. Последующий церемониал подтвердил это предположение. Дама смерила Синклера оценивающим взглядом и протянула руку — сначала ему, затем Перегрину. Рукопожатие было коротким и жестким.
— Да, вы действительно тот самый сэр Адам, — блеснув очками, заключила она с улыбкой — Не удивляйтесь, нам не доводилось встречаться раньше, но, насколько я знаю, вы поддерживаете Королевское Шотландское Общество по охране памятников, не так ли?
— Грешен, каюсь, — изумленно рассмеялся Адам — Мисс Моррисон, я и не смел предположить, что вас интересует деятельность Общества.
— Вне всякого сомнения, — важно ответила дама — Я считаю должным посещать, по возможности, все благотворительные лекции Общества. В прошлом году в «Горном Орле» вы, сэр Адам, читали доклад о связи между интуицией и археологией.
— Надеюсь, вам понравилось? — поинтересовался, искренне тронутый, Адам — У вас великолепная память, мисс Моррисон.
— Такой доклад трудно забыть, — возразила женщина — Пожалуй, самый запоминающийся из всех, что мне доводилось слышать. Меня заинтриговал тезис о том, что интуиция может быть подходящим средством для построения археологического исследования.
— Приятно слышать, что мои нелепые идеи хоть у кого-то вызывают отклик, — ответил Синклер, довольно покашливая — Боюсь, подавляющее большинство членов Общества считают меня забавным чудаком.
— В таком случае им должно быть стыдно, — решительно заявила мисс Моррисон — Если они принимают за чудачество необычный подход к научным проблемам, пусть среди нас будет побольше чудаков. Впрочем, хватит болтать — Дама оборвала себя на полуслове — Вам, должно быть, не терпится взглянуть на кольцо.
При этих словах женщина открыла маленькую кожаную сумку и извлекла оттуда небольшой округлый предмет, завернутый в вышитый носовой платок. Когда платок развернули, Перегрин робко заглянул через плечо Адама, чтобы получше рассмотреть содержимое. На белом шелке поблескивал старинный золотой перстень. Адам сложил ладони, и мисс Моррисон торжественно опустила в них драгоценность. Форма и вес перстня свидетельствовали о том, что он явно принадлежал мужчине. В центре крепился ограненный кусок горного хрусталя, который плотно прижимал локон темных волос. Пристально посмотрев на перстень, Синклер передал его напарнику для детального изучения.
— Стиль семнадцатого столетия, — повертев реликвию в руках, заключил Перегрин. — Не могли бы вы рассказать о его происхождении?
— Кольцо появилось в семье около века назад, — безмятежно ответила мисс Моррисон, в то время как художник прищурил глаза, пытаясь уловить призрачный резонанс. — По традиции, оно переходило к старшему сыну, но у моего отца, упокой, Господи, его душу, рождались только девочки. Он завещал кольцо мне, поскольку я была единственным ребенком, который интересовался различного рода древностями.
— Сто лет, — протянул Адам, получая обратно перстень от Перегрина, который едва заметно качнул головой в знак того, что ничего не почувствовал. — Довольно долгий промежуток времени, однако Данди жил на двести лет раньше. Каким образом реликвия оказалась в вашей семье, мисс Моррисон?
— Ах, это очень просто, — не задумываясь, прощебетала дама. — Мой прапрадед приобрел его вместе с домом в Хантли в восьмидесятых годах прошлого века у некоего престарелого джентльмена по фамилии Макинтош. Кажется, он был потомком клана, воевавшего на стороне герцога Аргилла во время восстания 1715 года. Семейное предание гласило, что Макинтош привез кольцо из Франции. Как вы понимаете, со времен битвы при Килликранки минуло не так много лет. Многие люди в те дни сочли бы кольцо с локоном Данди талисманом, приносящим удачу.
На мгновение Адам припомнил рисунок Перегрина, сделанный в разрушенной церкви неподалеку от Блэр Атолла, на котором плачущий сэр Джеймс Сетон, граф Данфермлинский, срезает локон с головы погибшего друга. Вполне возможно, что в дальнейшем его заключили в перстень, который стал для графа талисманом. Хотя доказательств тому не было.
— Простите за недоверие, — извиняющимся тоном произнес Синклер, — но я должен спросить, на чем, кроме семейного предания, основывается утверждение, будто прядь волос под камнем действительно принадлежала Бонни Данди?
Мисс Моррисон обиженно поджала губы.
— Во-первых, кольцо упоминается во всех завещаниях как «Талисман Темного Джона». Надеюсь, вы не будете отрицать, что в Шотландии виконт был известен как Темный Джон Сражений? Кроме того, согласно завещаниям, кольцо перешло во владение Макинтошей между 1715 и 1745 годами. Конечно, профессиональный историк скажет, что это ничего не значит, но я доверяю своей интуиции и считаю кольцо подлинным.
Адам ответил не сразу. Он вертел артефакт между пальцами, пока не почувствовал, как в подушечках начинается легкое покалывание. Чем дольше перстень находился в его руках, тем отчетливее становилось это ощущение. Казалось, его прикосновения разбудили в кольце дремлющие силы. Но ведь Перегрин ясно дал понять, что ничего не почувствовал… Это противоречие раззадорило Синклера. Скрывая заинтересованность под маской легкого любопытства, Адам положил перстень обратно в платок и с разочарованной улыбкой протянул его мисс Моррисон.
— Вы бьете меня моим же оружием, — небрежно заметил он. — Я не могу спорить с вами.
— Если я и бью вас вашим оружием, сэр Адам, то лишь потому, что уверена в вашей проницательности, — с довольным смешком ответила дама.
— Позвольте считать это комплиментом? — кашлянув, спросил Синклер. — В таком случае, смею ли я просить вас, мисс Моррисон, одолжить мне кольцо на пару дней, чтобы сделать несколько фотографий? Кроме того, я рассчитываю, что после тщательного осмотра мистер Ловэт даст свое профессиональное заключение о художественной ценности вашего перстня.
В тот же момент Перегрин ощутил на себе изучающий взгляд голубых глаз.
— Так вы художник, мистер Ловэт… — заключила женщина. — Я вспомнила, что видела вас на докладе сэра Адама. У меня сложилось впечатление, что вы физик.
От удивления Перегрин едва не поперхнулся.
— Надеюсь, вы не сильно разочарованы, — с вымученной улыбкой произнес он.
— Совсем немного, — небрежно бросила дама. — Мне всегда хотелось узнать мнение физика о моем кольце.
— Если хотите, я могу это устроить, — предложил Синклер. — У меня есть пара знакомых физиков. Так вы одолжите мне кольцо на несколько дней?
— Конечно, раз вы об этом просите, — кокетливо улыбнувшись, ответила мисс Моррисон.
Получив согласие, Адам извлек из кармана визитную карточку и изящным почерком написал на обратной стороне расписку.
— Я хотела бы получить кольцо до субботы, — добавила женщина.
Сдержанно улыбнувшись, Адам протянул ей визитную карточку.
— Обещаю. — Синклер ненадолго задумался. — Если не смогу вернуть перстень лично, его завезет мой дворецкий.
— Замечательно, — прощебетала мисс Моррисон. — Впрочем, не обязательно привозить кольцо в Ивернесс. В Национальной выставочной галерее скоро будет проходить выставка, посвященная якобитскому периоду, и я уже обещала предоставить им кольцо в качестве экспоната.
— В таком случае я передам его Галерее не позднее… — Синклер задумчиво пощелкал языком, — скажем, четверга. Это их устроит?
— Да, вполне, — радостно согласилась мисс Моррисон. — Вы не забудете про физика?
Адам свирепо покосился на Перегрина, у которого от едва сдерживаемого смеха на глазах выступили слезы.
— Не забуду, обещаю вам, — с обворожительной улыбкой заверил Синклер свою благодетельницу. — Мы договоримся о встрече после выставки.
Распрощавшись с мисс Моррисон, еще довольно долгое время друзья провели в компании Мак Рея, который представил их Великому Магистру и ряду других важных особ. К тому времени, когда они покинули здание собора, Перегрин едва сдерживал нетерпение.
— О Боже, мы почти дома! — воскликнул он, откидываясь на спинку кресла, в то время как Адам включал зажигание. — Как ты думаешь, в словах мисс Моррисон есть хоть крупица истины?
— Знаешь, что-то подсказывает мне, что интуиция ее не подвела, — задумчиво произнес Синклер. — Ты еще в состоянии поработать сегодня вечером?
— Конечно, — бодро ответил Перегрин, — хотя не уверен, что это принесет какие-то результаты. Возможно, мне мешало присутствие мисс Моррисон, но я ничего не почувствовал. Кстати, ты выглядел несколько странно, когда взял кольцо.
— В самом деле? — удивился Адам.
— Не беспокойся, этого никто не заметил, — уверил его Перегрин. — Я не предполагал, что ты способен воспринимать информацию от предметов.
— Обычно нет, — ответил Синклер. — Не знаю, что произошло. Посмотрим, что у тебя получится дома; может быть, я тоже попробую поработать с этим перстнем.
Друзья вернулись в Стратмурн в начале седьмого. Хэмфри встретил их сообщением, что днем из Лондона звонил Маклеод и сообщил неутешительные новости: следов Анри Жерара обнаружить не удалось. Подавив разочарование, Адам направился в кабинет, на ходу снимая пиджак и срывая галстук. Привычным жестом указав напарнику на его излюбленное место у камина, Адам взял с полки подсвечник и поставил на изящный столик розового дерева. Затем достал из кармана завернутый в платок перстень и аккуратно положил рядом с подсвечником. Синклер намеренно избегал прикасаться к артефакту, дабы не потревожить тонкую нить, которая могла связать их с духом Темного Джона. Перегрин уже начал погружаться в состояние медитативного транса, закрыв глаза и раскрыв на коленях альбом с набросками. Адам сел рядом. Перегрин нервно вздрогнул, мгновенно сфокусировавшись на пламени свечи.
— Ты слишком торопишься, — мягко упрекнул Адам своего ученика. — Готов углубиться?
— Да, — слабо кивнул Перегрин.
— Тогда сделай глубокий вдох, — мягко сказал Синклер, едва ощутимо коснувшись левого запястья друга.
Очертания комнаты стали расплываться, и художник плавно перешел в транс. В первый момент молодой человек, как обычно, оказался в туманной пустоте. Затем взор Перегрина прояснился, и он увидел множество иных реальностей за пределами привычного трехмерного мира. Каждый раз попадая сюда, художник чувствовал себя археологом, застывшим у входа в древнюю, еще неизученную пирамиду. Неизвестность и манила, и одновременно пугала его. Он остановился, глубоко вздохнул и сосредоточился. Когда пульс успокоился, а дыхание стало ровнее, Перегрин услышал вкрадчивый баритон наставника:
— Теперь ты готов отправиться глубже. По моему сигналу…
Как при замедленной съемке, Адам плавно поднял руку и мягко коснулся лба Перегрина. Желудок художника сжался, и он испытал знакомое чувство падения в пустоту. Не связанный более узами тела, его дух взмыл, как сокол из рук охотника.
— Теперь открой глаза и всмотрись в кольцо, — настойчиво произнес Адам. — Оно стало для тебя путеводной звездой.
Перегрин нехотя подчинился. Перед его взором пламенел золотой обруч, и, как породистый сокол, в честь которого он был назван[15], его дух не мог противостоять притяжению этого кольца. Золотая окружность увеличивалась в размерах до тех пор, пока не заполнила все видимое пространство. Словно через иллюминатор, он смотрел сквозь него, и постепенно окружающий мир начал принимать зримые очертания. Перегрин оказался под сводом могучего леса. В кромешной тьме вырисовывалась фигура высокого человека в дорожном плаще, стоявшего на перекрестке двух дорог. Рядом, на вытоптанной земле, мерцал светильник, бросая свет на лицо мужчины, полускрытое широкополой шляпой с белым пером. Рыцарь задумчиво склонил голову. В неровном свете фонаря можно было различить прямой римский нос, безупречные очертания непреклонно сжатых губ и решительно выдающийся вперед подбородок. Поверх плаща, на груди, виднелся массивный алый крест Ордена тамплиеров.
— Бонни Данди! — изумленно выдохнул Перегрин.
Рыцарь вздрогнул и недоуменно повернул голову. В этот момент на тропе послышались легкие шаги, и из темноты вынырнули две хрупкие женские фигуры, с головы до ног укутанные в плащи. Они откинули капюшоны, и от восхищения у художника перехватило дыхание — настолько прекрасны были эти юные девы: тонкие черты, огромные темные глаза на бледных личиках и водопад черных волос, каскадом спадающий на плечи. Даже в дымном свете фонаря сходство было очевидным. Девушки были сестрами.
Данди приветствовал старшую поцелуем, при этом его взгляд стал таким нежным, что не возникало сомнений: этот жест значил больше, чем обычная светская формальность. Младшая робко шагнула вперед, чтобы тоже получить поцелуй виконта… и тут Перегрин неожиданно понял, что знает эту девушку. Боль узнавания пронзила его, как лезвие ножа, и он в смятении затаил дыхание. Однако прежде чем художник смог что-то вспомнить, девушка отступила в тень. Мгновение спустя Перегрин осознал, что виконт что-то прячет в складках плаща.
Рыцарь присел возле светильника, рядом с ним на колени опустились сестры. Взор Перегрина был прикован к затянутым в перчатки рукам виконта. Данди достал небольшой, завернутый в белый шелк предмет и с глубоким почтением протянул его старшей из сестер. Она благоговейно сложила ладони и подняла глаза на виконта со смешанным выражением любопытства и страха. Рыцарь ободряюще кивнул ей. Девушка осторожно развернула сверток, и белый шелк озарился мягким сиянием. Предмет оказался золотой диадемой: широкий резной обруч венчали шесть лучей чеканного золота. Простота формы и ценность металла свидетельствовали о необычайной древности украшения.
Зачарованный, Перегрин не отрывал глаз от мерцающего обруча. Он прищурил глаза, и диадема, казалось, ожила. Постепенно мерцание усилилось, теперь корона сияла, как расплавленная звезда. Казалось, каждый луч танцевал, будто язычок пламени, образуя два сияющих треугольника. Ритм этого танца пульсировал в венах, в висках, в сердце. Ослепленный блеском, Перегрин смотрел на треугольники, забыв обо всем на свете… до тех пор, пока в ушах, как выстрел, не прозвучало его имя.
— Перегрин! — Голос властно призывал его из мира грез. — Перегрин, что бы ты ни видел, позволь руке рисовать! Не анализируй!
Подчиняясь приказу, художник глубоко вздохнул и ощутил слабую дрожь в правой руке. Он почти потерял образ, который рука начала переносить на бумагу. В этот раз все шло не так, как обычно, Перегрин с трудом контролировал ситуацию. Корона поработила его, он не мог вырваться из плена… и не хотел.
Адам склонился над рисунком, появляющимся под быстрыми пальцами друга, и вдруг ощутил тот же непреодолимый призыв, который овладел волей его юного напарника.
Глава 13
На листе обозначились три коленопреклоненные фигуры: одна из них принадлежала виконту Данди — гордый профиль и тяжелый крест на кружевах не оставляли сомнений. Но внимание Адама привлекло нечто другое — округлый предмет, очертания которого все отчетливее проступали под искусным карандашом Перегрина. В целом рисунок напоминал сцену с героических полотен Рембрандта: хрупкие девичьи руки крепко и бережно сжимали древнюю восточную диадему. Женские руки появились наверняка не случайно, Адам отметил это, но его взгляд, как магнитом, притягивало изображение самой диадемы. Над широким обручем возвышались шесть язычков, по форме напоминавших лепестки цветка.
Внезапно Синклер вспомнил сон, который приснился ему на следующую ночь после смерти Натана. Перед глазами всплыл образ короны на голове царя Соломона, она была в точности такой, как на рисунке. Какое отношение имел Джон Грэхэм Клаверхаус к Венцу царя Соломона?.. С пронзительной ясностью Адам осознал, что Венец и Печать таинственным образом связаны, и локон Данди позволил обнаружить эту связь. Следовательно, и сам виконт каким-то непостижимым образом связан и с Венцом, и с Печатью. Существование Венца было важным открытием. Если сон не лгал, появлялась еще одна возможность вернуть Печать или оградить от посягательств то, что она хранила.
Адам размышлял над этим, погрузившись в состояние легкого транса, когда Перегрин вдруг глубоко вздохнул и самопроизвольно вернулся в привычную действительность. Художник тряхнул головой, словно освобождаясь от призрачных образов, отложил карандаш и медленно распрямил затекшие пальцы.
— В этот раз все было совсем по-другому, — выдохнул юноша, поймав на себе настороженный взгляд наставника.
— Ты рисовал то, что видел? — спросил Синклер, анализируя степень совпадения их ощущений.
— И да, и нет, — нахмурившись, ответил Перегрин. — Понимаешь, так корона выглядела физически. Но в ней словно была еще одна, более древняя — египетская или древневосточная. По виду совсем простая: тонкий золотой обруч с шестью треугольными лучами. Затем она словно ожила. Лучи сияли, как расплавленное золото, хотя ее форма оставалась неизменной. Это напомнило мне один библейский фрагмент, — юноша еще более помрачнел, — сцену сошествия Святого Духа.
Неуклюжее сравнение окончательно убедило Синклера в верности его предположений.
— Венец царя Соломона, — сказал он просто. Перегрин поднял глаза и ошеломленно уставился на старшего товарища.
— О Боже, — только и смог вымолвить он.
— В ночь после смерти Натана мне приснился кошмар, — продолжал Адам, — в котором присутствовал и царь Соломон, и его Корона. Я не упоминал об этом, так как считал, что сон навеян впечатлениями от минувших событий, но точно помню, что голову Соломона венчала именно такая диадема, — Синклер постучал указательным пальцем по рисунку, — а в руке он держал нечто вроде скипетра. Еще одна загадка, и Данди — ее часть.
— Возможно, ты прав, — согласился Перегрин, — но зачем ему было отдавать Корону этим девушкам?
Адам в недоумении посмотрел на молодого человека, и тот принялся описывать подробности своего видения.
— Не могу объяснить почему, — произнес Перегрин, — однако я уверен, что сначала Данди был хранителем Короны, и когда он передал ее старшей из сестер, у меня было отчетливое ощущение, что теперь хранительницей станет она. Не знаю, что произошло дальше, — извиняющимся тоном добавил он, — меня настолько притягивала сама Корона, что я не обращал внимание ни на что другое. Даже удивительно, что мне удалось столько нарисовать.
Внезапно Синклер вспомнил сон, который приснился ему на следующую ночь после смерти Натана. Перед глазами всплыл образ короны на голове царя Соломона, она была в точности такой, как на рисунке. Какое отношение имел Джон Грэхэм Клаверхаус к Венцу царя Соломона?.. С пронзительной ясностью Адам осознал, что Венец и Печать таинственным образом связаны, и локон Данди позволил обнаружить эту связь. Следовательно, и сам виконт каким-то непостижимым образом связан и с Венцом, и с Печатью. Существование Венца было важным открытием. Если сон не лгал, появлялась еще одна возможность вернуть Печать или оградить от посягательств то, что она хранила.
Адам размышлял над этим, погрузившись в состояние легкого транса, когда Перегрин вдруг глубоко вздохнул и самопроизвольно вернулся в привычную действительность. Художник тряхнул головой, словно освобождаясь от призрачных образов, отложил карандаш и медленно распрямил затекшие пальцы.
— В этот раз все было совсем по-другому, — выдохнул юноша, поймав на себе настороженный взгляд наставника.
— Ты рисовал то, что видел? — спросил Синклер, анализируя степень совпадения их ощущений.
— И да, и нет, — нахмурившись, ответил Перегрин. — Понимаешь, так корона выглядела физически. Но в ней словно была еще одна, более древняя — египетская или древневосточная. По виду совсем простая: тонкий золотой обруч с шестью треугольными лучами. Затем она словно ожила. Лучи сияли, как расплавленное золото, хотя ее форма оставалась неизменной. Это напомнило мне один библейский фрагмент, — юноша еще более помрачнел, — сцену сошествия Святого Духа.
Неуклюжее сравнение окончательно убедило Синклера в верности его предположений.
— Венец царя Соломона, — сказал он просто. Перегрин поднял глаза и ошеломленно уставился на старшего товарища.
— О Боже, — только и смог вымолвить он.
— В ночь после смерти Натана мне приснился кошмар, — продолжал Адам, — в котором присутствовал и царь Соломон, и его Корона. Я не упоминал об этом, так как считал, что сон навеян впечатлениями от минувших событий, но точно помню, что голову Соломона венчала именно такая диадема, — Синклер постучал указательным пальцем по рисунку, — а в руке он держал нечто вроде скипетра. Еще одна загадка, и Данди — ее часть.
— Возможно, ты прав, — согласился Перегрин, — но зачем ему было отдавать Корону этим девушкам?
Адам в недоумении посмотрел на молодого человека, и тот принялся описывать подробности своего видения.
— Не могу объяснить почему, — произнес Перегрин, — однако я уверен, что сначала Данди был хранителем Короны, и когда он передал ее старшей из сестер, у меня было отчетливое ощущение, что теперь хранительницей станет она. Не знаю, что произошло дальше, — извиняющимся тоном добавил он, — меня настолько притягивала сама Корона, что я не обращал внимание ни на что другое. Даже удивительно, что мне удалось столько нарисовать.