Страница:
Отослав от себя всех своих помощников, в поисках так необходимой ему тишины Камбер проскользнул в монастырский сад. Прислонившись к стволу дерева, он устремил невидящий взгляд в ночное небо. Когда растаяли вдали голоса михайлинцев, Камбер выбрался из-под кроны и снова ступил на тропинку. Он направился к южному боковому входу в собор.
Камбер вошел внутрь, его встретило невнятное бормотание. Из-за колонны видны были несколько фигур в главном нефе и в конце его на возвышение хоров немногие монахи; собор был почти пуст. Прямо напротив, в северном конце поперечного нефа, за резными ширмами, отгораживавшими одну из часовен, ярко горели свечи. Там, наверное, стоял гроб Каллена.
Камбер не мог не проститься с другом. Он двинулся по темному нефу, почти беззвучно ступая по плиткам пола. Он миновал открытое пространство главного нефа и перевел дух— до него никому не было дела. Замедляя шаг, он приблизился к дверям часовни, стараясь сделаться еще более незаметным, и заглянул за деревянную ширму.
По крайней мере, больше не придется видеть это лицо. После церемонии монахи перенесли тело в большой дубовый гроб, который обернули в свинцовые листы. Покров со знаками МакРори лежал теперь на крышке, а меч и корона графа Кулдского помещались в изголовье. По углам гроба горели четыре толстые свечи в рост человека в массивных бронзовых шандалах. У самого входа стояли два королевских стражника не знакомые Камберу. Своими алебардами они охраняли и вечный покой, и бренные ценности— корона и меч МакРори были настоящим сокровищем. Ограбить мертвого графа было не большим грехом, чем обобрать простого смертного. Он получил благословение церкви на переход в мир иной, так пусть и отправляется с Богом.
При виде Камбера стражники не шелохнулись, но когда он поравнялся с ними, один прошептал:
— Святой отец?
Камбер кивнул.
— Святой отец, у гроба молится один человек. Мы не хотели мешать ему, но он там уже несколько часов. Может быть, вы проверите, не случилось ли чего?
Отведя взгляд, Камбер кивнул и вошел в часовню. Молящийся стоял на коленях у изголовья, скрытый от случайных взглядов. Закутанные в плащ плечи вздрагивали в беззвучном плаче, голова в капюшоне поникла. Дрожащие руки приподняли бархатный покров и тронули свинцовую фольгу. Пламя свечей было недостаточно ярким, чтобы рассмотреть что-то еще.
Задумчиво пожевав губами, Камбер подошел ближе и опустился на колени рядом с мужчиной. По тому, как молящийся вздрогнул от его прикосновения, Камбер понял, что его приближение осталось незамеченным.
— Успокойтесь, сын мой, — Камбер старался, чтобы его шепот звучал как можно более ободряюще. — Вы уже ничего не можете для него сделать. Нам всем будет не доставать его, но со временем горе пройдет.
Бледное, опухшее лицо повернулось к Камберу, и голубые глаза безнадежно посмотрели на Него. Камбер едва не отшатнулся, узнав в человеке Гьюэра.
— Разве я могу быть спокоен, когда нет его? — прошептал Гьюэр. — Милорд Камбер основал то, что сейчас делается от имени короля. Без него не было бы короля Халдейна. Теперь без него…
Юноша плакал, а Камбер разглядывал бархатный покров, золотую бахрому и графскую корону. Как, не открывая всей правды, объяснить Гьюэру, что Камбер достиг своей цели и теперь служит им несколько иначе?
Бесполезно. Этого не объяснишь. Оставалось надеяться, что можно утешить молодого человека.
— Знаю, сын мой, — произнес он. — Нам нужно попытаться продолжить его начинания. Разве не в этом смысл? Разве не этого он хотел?
Гьюэр глотал слезы.
— Я любил его, отец настоятель. Для меня он был… особенным, я не могу объяснить этого. Я бы умер за него… с радостью… а теперь…
— Тогда вы должны жить ради него, — мягко сказал Камбер, стараясь голосом не выдать своих чувств. — Вы сможете и знаете это.
— Я могу? — Гьюэр невесело засмеялся, потом поднялся на ноги. — Возможно, вы правы, отец настоятель. Но пока не могу примириться с этим. Чувствую только пустоту и утрату смысла жизни. Почему умер он, а не я?
В отчаянии он снова разрыдался. Камбер тоже поднялся, с нежностью обнял юношу за плечи и повел прочь. Когда они вышли из часовни, стражники уважительно расступились, но настоятеля это не удовлетворило, и пола его мантии скрыла лицо Гьюэра от нескромности гвардейцев.
Тишина летней ночи и прогулка на свежем воздухе не облегчили душевных мук молодого лорда, он весь был во власти горя. Было бы чересчур жестоким оставить Гьюэра наедине с его страданиями. Держать его всю ночь возле себя Камбер тоже не мог— после такого дня он заслужил и отдых, и одиночество.
Войдя в свои покои, он подвел Гьюэра к двери Йоханнеса. Камердинер не удивлялся странным просьбам своего хозяина.
Ответ на легкий стук последовал незамедлительно.
— Отец настоятель?
Камбер ввел Гьюэра в комнату и усадил в кресло рядом с небольшим камином.
— Йоханнес, это Гьюэр, слуга лорда Камбера, — представил он, погладив гостя по голове. — Не можешь ли оставить его у себя на ночь?
— Разумеется, отец настоятель. Не нужно ли чего еще? Что скажите о бокале вина?
— Я возьму у себя, — ответил Камбер, освобождая ладонь из рук Гьюэра и знаком приглашая Йоханнеса. — Посиди с ним, пока я не вернусь.
В комнатах, разыскивая вино и кубки, он думал о Гьюэре. Его привязанность и прежде, чувствовалась, во всяком случае, в ней можно было не сомневаться. Мальчиками они с Катаном были очень дружны, правда, после смерти сына Камбера Гьюэр пропал из виду, они больше не встречались.
А юный рыцарь сохранил свои детские впечатления. Привязанность вернулась к повзрослевшему Гьюэру, выросла и окрепла за месяцы, что они вместе с Синилом провели у михайлинцев. Теперь его любовь и преданность Камберу прошли испытания смертью и вырвались наружу истерикой. Что же делать?
Он нашел бокалы, которые искал, в изголовье кровати взял небольшую шкатулку и принялся искать снотворное. Главным сейчас был сон. Если только он не ошибается в своих выводах, горе Гьюэра ослабеет не скоро— он слишком подавлен и не видит цели в жизни. Его чувства, разумеется, после хорошего отдыха, стоило употребить на что-нибудь полезное. И пусть он услышит от своего героя слова надежды. Пусть сам Камбер напутствует его…
Камбер задумчиво сидел на постели, вертя в пальцах пакетик из пергамента, прикидывая, как лучше проделать это, и в конце концов пришел к выводу, что риск и трудности не особенно велики. Спустя мгновение он снова порылся в своей аптечке и извлек еще один пакетик. Содержимое первого он высыпал в бутыль с вином, потому что сон потребуется в равной мере и Йоханнесу, и Гьюэру, а второй спрятал за пояс, взял бутыль и кубки и направился в комнату камердинера.
Йоханнес, поправлявший поленья в камине, озабоченно поднял голову. Гьюэр сидел неподвижно там, где Камбер оставил его, уставив невидящий взгляд на каменный пол под ногами. На застывшем лице танцевали красные отблески огня, но не оживляли его. Если бы Гьюэр был изваян в камне, то явил бы шедевр изображения тоски и отчаяния, но он был человеком, и вызывал сострадание.
— Вот и вино для нас, — сказал Камбер. — Я подумал, что после такого тяжелого дня оно кстати.
Он поставил на камин три бокала, наполнил их, достал из-за пояса пакетик и всыпал его содержимое в один из кубков. Его действий не видел Гьюэр, но Йоханнес наверняка за хозяином подглядывал и, конечно, заметил, как гостю подмешали снотворное.
— Когда поспишь, тебе полегчает, Гьюэр, — сказал Камбер, оглядываясь через плечо. — Тебе подогреть?
Ответа не стал дожидаться, он и не рассчитывал получить его. Взболтав содержимое, Камбер вытащил из камина раскаленную кочергу. Когда он опустил пышущий жаром металл в вино, вслед за шипением вокруг распространился пряный аромат. Направляясь с бокалом к Гьюэру, он заметил, что Йоханнес, не долго думая, взял один из двух оставшихся и осушил его. Вкладывая теплый кубок в руки Гьюэра, Камбер улыбнулся.
— Выпей, сын мой. Это поможет тебе забыться.
Гьюэр подчинился. Каждый вымученный глоток был слышен в комнате. Когда бокал опустел, Камбер помог гостю подняться. Пока Камбер и Йоханнес вели его к импровизированной постели, отяжелевшие веки Гьюэра уже смежились. Не в силах держаться на ногах, он повалился на ковер. Камбер положил ему под голову подушку и укрыл снятой с кровати шкурой.
Йоханнес зевнул и погрузился в кресло, где только что горевал Гьюэр. Глаза камердинера осоловели.
— Спи, сынок, — бормотал Камбер, убирая волосы с помутившихся глаз. — Хорошо поспав, ты почувствуешь себя куда лучше. А теперь спи.
До сих пор Камбер не решался притронуться к мозгу Гьюэра, он проделывал это несколько раз в своем прежнем облике, и Гьюэр мог узнать прикосновение. Сейчас этого можно было не опасаться, а воспоминания об этом контакте сохранятся только нужные. Камбер позаботится об этом.
Вино делало свое дело, дыхание становилось глубже и ровнее, тем временем снадобье повышало восприимчивость Гьюэра. Камбер подождал еще несколько минут. Позади он слышал тихое сопение Йоханнеса и знал, его слуга нынче не будет страдать бессонницей.
Он улыбнулся, прикосновением ко лбу проверил Гьюэра, потом поднялся, посмотрел на Йоханнеса, на всякий случай заглубил его сон и на цыпочках вышел из комнаты. Немного погодя, когда введенные в организм Гьюэра наркотики полностью окажут свое действие, он вернется и постарается все исполнить безупречно. Не зря его зовут Камбером МакРори.
Гьюэр стонал и ворочался, но спал— глаза были закрыты. Потом понял, что бодрствует: ощущалось приятное тепло наброшенных шкур; сквозь веки проникали отблески каких-то огней; ноздри щекотал слабый запах горящего дерева и тонкий аромат вина и пряностей.
Он вспомнил вкус вина и почувствовал разливавшуюся в желудке и теле теплоту. Воспоминания о событиях дня медленно возвращались. Как ни странно, они больше не вызывали страданий.
Осталось чувство утраты, в носу и горле першило от слез и рыданий— он проплакал много дней напролет. А теперь было спокойно. А может быть, это отец Каллен, настоятель михайлинцев, который угощал его вином… Взял и подсыпал ему чего-то… Над этим стоило призадуматься, а мысли, как назло, еле-еле шевелятся в голове. И этот сквозняк откуда-то. Или в комнату кто-то вошел?
Гьюэр повернулся на другой бок и открыл глаза, ожидая увидеть брата Йоханнеса или отца Каллена, но Йоханнес мирно посапывал в кресле рядом с камином. Оборачиваясь на дверь, он почему-то знал— там не Каллен.
Это был не испуг. Страшно было то, что он предвидел.
Гьюэр часто заморгал, возможно, глаза сыграли с ним злую шутку, потом, потрясенный, посмотрел на залитую светом фигуру. Легкое серебристое облако окружало приближающегося пришельца. Серый плащ до пят подчеркивал рост, лицо скрывал низко надвинутый капюшон.
Вспомнив свои детские фантазии, юноша подумал, что это призрак, привстал на локте и обмер, наконец разглядев лицо.
— Камбер! — прошептал он, и ничего, кроме священного ужаса, не осталось в душе.
Пришелец остановился, серый капюшон упал со знакомой серебристо-золотой головы. Лицо было безмятежно, а бледные глаза сверкали так ярко, как никогда при жизни.
— Не бойся, — сказал призрак до странного по-житейски. — Я вернулся только на несколько минут, чтобы умерить твою печаль и сообщить, что мне покойно в моей новой обители.
Гьюэр кивнул и не нашел в себе мужества ответить.
— Я видел, как ты страдал эти дни, — продолжал призрак, — и мне… грустно, что ты так печалишься обо мне.
— Но… мне не хватает вас, милорд. Так много дел… а теперь все они останутся незавершенными.
Призрак улыбнулся, и Гьюэру показалось, будто солнце заглянуло в темную комнату.
— Другие сделают их. И ты, Гьюэр, если пожелаешь.
— Я?
Гьюэр сел и недоверчиво посмотрел на таинственного гостя.
— Но как это может быть, милорд? Я только человек. У меня не достанет ни сил, ни таланта. Вы были сердцем идеи Реставрации. Теперь, когда вас нет, действия короля станут неподконтрольны. Я боюсь его, милорд.
— Пожалей его, Гьюэр. Не бойся. И помоги тем, кто продолжает начатое, — Йораму, Рису и моей дочери Эвайн, и моим внукам, когда они подрастут. А Алистер Каллен, который привел тебя сюда. Он больше всех остальных нуждается в твоей помощи.
— Отец Алистер? Но он такой черствый и самоуверенный. Чем я могу помочь ему?
— Он не такой независимый, каким умеет казаться другим, — ответил призрак со знакомой улыбкой. — Да, он бывает резок и иногда слишком упрям, но ему более других недостает дружеской поддержки. Ты поможешь ему, Гьюэр? Будешь служить ему так же преданно, как служил мне?
Гьюэру вдруг захотелось узнать, опирается ли его гость о земную твердь? Но плащ полностью скрывал ноги пришельца, и он снова несмело взглянул на сияющее лицо.
— Я в самом деле могу помочь ему?
— Да.
— Служить ему так же, как служил вам?
— Он больше чем достоин этого, Гьюэр, и слишком горд, чтобы просить помощи. Гьюэр проглотил слюну.
— Хорошо, милорд. Я сделаю так. И не дам умереть памяти о вас. Клянусь! Призрак улыбнулся.
— Память обо мне не так важна. Другое дело— наша работа. Помоги Алистеру. Помоги королю. И помни, я всегда с тобой, даже тогда, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
— Хорошо, милорд.
Пришелец развернулся, чтобы уйти, и Гьюэр перепугался не меньше, чем поначалу.
— Нет, милорд! Подождите! Не оставляйте меня сейчас! Призрак остановился и с любовью посмотрел на него.
— Я не могу остаться, сын мой, и не смогу больше посещать тебя. Оставайся с миром.
Гьюэр был в отчаянии, он расшвырял шкуры, встал на колени и простер руки вверх.
— Тогда благословите меня, милорд. Пожалуйста! Не отказывайте в этом!
Лицо сделалось серьезным, а потом руки легко взлетели над складками плаща. Гьюэр склонил голову.
— Благодать Божья да пребудет с тобой.
— Аминь, — прошептал Гьюэр.
Когда рука дотронулась до волос, сознание на мгновение помутилось.
Он поднял голову и открыл глаз. Призрак исчез. Свет померк, стало темно и пусто.
Гьюэр вскрикнул, поднялся и, пошатываясь, шагнул туда, где только что был его гость. Несколько секунд он стоял там, держась рукой за дверной косяк, и заново переживал только что увиденное или пригрезившееся.
Камбер вернулся к нему! Ему хотелось кричать на весь дворец архиепископа так. чтобы и мертвые проснулись: его посетил Камбер! Великий лорд-дерини возложил на него, Гьюэра Арлисского, презренного человека, долг, достойных великих!
Но бедный юноша и рта раскрыть не/мог. Камбер все делал безупречно, его зелье продолжало действовать. Подробности волшебного разговора уже начали расплываться и превращаться в нечто, похожее на сон.
Нет, он не мог рассказать миру об этом чуде. Гьюэр рассудил, что эта встреча предназначена ему одному как высшее откровение. Такое не делят с другими. Да и кто поверит…
Брат Йоханнес? Нет. Он набожный и преданный человек, но все проспал, даже ни разу не пошевельнулся. Если разбудить его и рассказать, Йоханнес подумает, что это видение от лекарств и вина. Нет, он не станет делиться своим сокровищем с Йоханнесом.
Каллен? Ну конечно! Отец Каллен поймет его. Отец Каллен должен понять его[ В конце концов именно ему просил служить Камбер. Каллен имел право знать.
Обрадованный Гьюэр выбрался за дверь и отправился на поиски.
А Камбер, заслышав приближение шагов, скользнул в постель и притворился спящим. Он слышал быстрое и взволнованное дыхание Гьюэра, когда юноша остановился посмотреть на него, потом отошел. Через несколько секунд от камина полился свет.
Камбер ждал, прислушиваясь, шаги приближались с нова. — Отец настоятель? — позвал Гьюэр. — Отец настоятель, вы спите?
Камбер повернулся и приподнялся на локте, щурясь на свет, взглянул. Гьюэр стоял на коленях рядом с кроватью, его лицо освещалось свечой и горело само по себе.
— Спал, — ответил Камбер, подавляя зевок. — А почему ты не спишь?
Гьюэр покачал головой.
— Я тоже спал, но… Пожалуйста, святой отец, не сердитесь на меня. Очень жаль, что разбудил вас, но мне нужно рассказать кому-то, и я думаю… я думаю, он не будет возражать.
— Он?
Гьюэр судорожно глотнул, в глазах мелькнула тень сомнения.
— Лорд… лорд Камбер, святой отец. Он… он пришел ко мне во сне… по-моему… и… и он сказал, что я не должен печалиться… что у меня есть важное дело… его дело… я должен продолжать то, что не успел сделать он.
Произнося все это, он не успевал вздохнуть, словно опасался, что не найдет в себе мужества договорить, если прервется хоть на секунду.
Камбер кивнул, снова зевнул и произнес, не забывая сохранять сухость интонаций.
— Что ж, у тебя, разумеется, есть важная работа. Я говорил тебе и раньше. Камбер во многом полагался на тебя.
— Правда? О да, я знаю, святой отец! — Гьюэр был счастлив. — Он сказал еще…— Его лицо стало серьезным. — Он поручил мне служить вам, святой отец. Он сказал, что я должен служить вам так же, как служил ему, что вам нужна моя помощь. Она нужна вам, святой отец?
Камбер неспеша сел, набросил синюю михайлинскую мантию и спрятал босые ступни в мех шкуры на полу.
— Он так сказал тебе?
Гьюэр торжественно кивнул, не смея говорить. Камбер долго смотрел в эти бесхитростные глаза. Казалось, Гьюэр готов довериться ему во всем. Что ж, теперь надо помочь ему сделать это. Так, как помог бы Алистер.
— Разумеется, ты понимаешь, что служба мне не будет похожа на службу Камберу, Камбер был светским дворянином, окруженным роскошью, приличной его положению. В этом нет ничего зазорного, — добавил он, увидев, что Гьюэр собирается возразить. — Но здесь все совсем по-другому.
— Потому что вы священник, святой отец?
— Отчасти. Если ты станешь служить мне, то скоро поймешь, что у священнослужителя много обязанностей, которые не заботят лорда-мирянина. Вскоре милостью божьей я стану епископом— персоной, наделенной немалой властью в мирских делах. Во многих отношениях должность весьма выгодная и кое-кто этим пользуется. Но я не принадлежу к их числу, как ты знаешь. За стенами моего дома не будет излишеств королевского двора или даже графского.
— Я не ищу этого, святой отец, — прошептал Гьюэр и выпрямился.
— Хорошо. Прежде у меня не было помощника-мирянина, но попробуем. А теперь отправляйся спать. Возможно, ты умеешь обходиться без сна, а я вот нет.
Гьюэр кивнул, готовый заплакать от радости, начал вставать с колен и вдруг припал к руке своего нового друга в горячем и благодарном поцелуе.
Он ушел, а Камбер, лежа в постели, долго глядел ему вслед.
ГЛАВА 14
Ночное происшествие не имело видимых последствий. Гьюэр взялся за новую службу всерьез и всякое поручение выполнял без тени недовольства и жалоб, А с непривычки рыцарю было не сладко от множества рутинных обязанностей Йоханнеса. Тот вводил Гьюэра в дела и готовился к расставанию с Алистером Калленом после его рукоположения в епископы. До той поры Гьюэру надлежало освоиться с кругом новых забот и уже на будущей неделе отправиться с Калленом в епископство Грекоты. А Йоханнес оставался в Валорете при новом настоятеле Ордена. Гьюэр очень старался, даже в одежде он стал строже и щеголял полумонашеским нарядом. Ночной визит покойного Камбера не поминался.
В оставшиеся дни недели у живого Камбера не было особых хлопот. Те, кто мог бы осмыслить происходящее, имея возможность собрать часть мозаики воедино, — Йорам, Рис и Эвайн— были слишком заняты похоронами в Кэррори и должны были вернуться в столицу к пятнице. В тот день семилетнего Дэвина МакРори, внука и наследника Камбера, король должен был официально объявить графом Кулдским. В пятницу вместе с Дэвином примут родовые титулы еще почти два десятка дворян, старых и молодых, получивших наследство от погибших в сражении с Ариэллой.
Погребальные хлопоты и возня по приведению в порядок коллекции старинных рукописей Камбера заслонили от его детей истинный смысл происходившего в Кэррори. Число скорбящих, ежедневно приходивших помолиться над склепом МакРори, в котором лежал «Камбер» рядом со своей давно умершей женой, все пребывало. Все это видели, но не придавали значения.
Никто не вспомнил о толпах, встречавших траурный кортеж на пути армии из Йомейра, о том, что было с Синилом, когда он увидел в кресле викария михайлинцев живого графа Кулдского.
А Камбер тем временем жил жизнью Алистера Каллена. Ему не могло быть известно, что могила в Кэррори становится местом поклонения верующих из окрестных деревень и городов, что охваченный горечью король проводит многие часы в размышлениях над тем, что видел в спальне настоятеля, что михайлинский рыцарь не решился бы рассказать о том, что, по его мнению, произошло той ночью. Камбер с головой окунулся в свои новые обязанности и укреплял связи и знакомства, полезные будущему епископу Грекотскому. В те дни Камбер Кулдский и все его проблемы отошли в тень.
Сейчас самым неотложным было определение преемника и выборы настоятеля Ордена. Почти три дня ушло на это. Он говорил с кандидатами и другими членами Ордена, с каждым днем все больше постигая работу клерикального механизма, в который так неожиданно попал и сделался его частью.
Многое Камбер узнавал самым обычным способом— настоятелю охотно рассказывали очень многое, Остальное легко было выяснить, применив деринийские способности, если его собеседниками были люди. Иные бедняги и не ведали, как бесполезна и унизительна их ложь. Даже от дерини удавалось узнать то, что не прикрывали защиты. Такие сведения любой из их племени мог почерпнуть, оставаясь незамеченным.
Соискатели из числа людей поддавались глубокому проникновению. От них Камбер узнал Алистера Каллена со стороны, увидел их глазами, понял, чего от него ждут. Он не так часто вторгался в сознание непрошеным гостем, но теперь цель оправдывала средства. Ему предстояло принять решение, с которым судьба всего Гвинедда будет связана долгие годы.
В конце концов Камбер остановил выбор на человеке по имени Креван Эллин, прекрасном солдате и богобоязненном священнике, отлично проявившем себя под командованием Джебедия во время сражения. Креван был одним из негласных авторов проекта, предполагавшего расселение михайлинцев по безопасным местам в тот год хаоса, когда Синил готовился стать королем, а Имр старался погубить их всех. У Кревана не было врагов, пороков, нетвердости в вере. У него была интуиция особого рода, позволявшая жить в ногу со временем, лавировать в вопросах незначительных и оставаться твердым в том, чем не должно поступаться, тут он мог устоять против любого искушения. Кроме того, он нравился королю Синилу.
Последнее обстоятельство имело важное значение как часть планов Камбера. Откровенно говоря, один из претендентов пал жертвой и был вычеркнут из списка, несмотря на выдающиеся достоинства, только потому, что не нравился Синилу.
А Креван был в милости, и расположения короля к нему росло, и, возможно, именно этот человек способен занять место у трона, когда недоверие монарха к дерини усиливается. Такой человек будет очень полезен михайлинцам и всему Гвинедду. Синил решил крепко взять в руки бразды правления, дерини теперь почувствуют себя на скользкой дорожке.
На службу короне привлекались непременно люди. При дворе росло число тех, кто немало претерпел во время Междуцарствия, их память покрывали рубцы обид и антидеринийских предубеждений, более глубокие и болезненные, чем у Синила. Реставрация возвращала к престолу отпрысков многих могущественных семей. Недавние военные союзники короля, они вернут себе титул и права на первом же дворцовом приеме в пятницу. С этими людьми легче ладить человеку— Кревану.
В его пользу говорило и еще одно… Этот достойнейший претендент мог быть управляем. Его мысли и поступки предопределят не только собственные идеи, вера и устав Ордена; он будет неуловимыми, тончайшими узами связан с Камбером. Его можно вести по жизни, используя деринийское могущество, если только не переусердствовать. Камбер проверил свое влияние на Кревана во время их последнего свидания и тогда же сообщил о своем намерении объявить его своим преемником.
Связь Камбера и Кревана было почти невозможно выявить. Сознание михайлинца отныне было защищено от проникновения. Даже самый умелый дерини, желающий открыть истину, прежде должен был разрушить мозг.
Кревана Эллина провозгласили настоятелем в четверг в присутствии всего капитула, за исключением Йорама МакРори. Состоялся благодарственный молебен. Вместо проповеди еще смущавшийся Креван обратился к Ордену с негромкой, но прочувствованной речью, кратко обрисовав свои пока несмелые планы на будущее.
После окончания мессы Камбер обедал со своим преемником и восемью другими членами Ордена, занимавшими высшие должности, включая Джебедия и Натана. За обедом было решено, что Кревана благословят на пост настоятеля в субботу в полдень, то есть за день до возведения Каллена в епископы. По этому случаю Алистер-Камбер загулял, как пьяница-стражник, отмечая окончание многих лет монашеской жизни в Ордене святого Михаила.
Камбер вошел внутрь, его встретило невнятное бормотание. Из-за колонны видны были несколько фигур в главном нефе и в конце его на возвышение хоров немногие монахи; собор был почти пуст. Прямо напротив, в северном конце поперечного нефа, за резными ширмами, отгораживавшими одну из часовен, ярко горели свечи. Там, наверное, стоял гроб Каллена.
Камбер не мог не проститься с другом. Он двинулся по темному нефу, почти беззвучно ступая по плиткам пола. Он миновал открытое пространство главного нефа и перевел дух— до него никому не было дела. Замедляя шаг, он приблизился к дверям часовни, стараясь сделаться еще более незаметным, и заглянул за деревянную ширму.
По крайней мере, больше не придется видеть это лицо. После церемонии монахи перенесли тело в большой дубовый гроб, который обернули в свинцовые листы. Покров со знаками МакРори лежал теперь на крышке, а меч и корона графа Кулдского помещались в изголовье. По углам гроба горели четыре толстые свечи в рост человека в массивных бронзовых шандалах. У самого входа стояли два королевских стражника не знакомые Камберу. Своими алебардами они охраняли и вечный покой, и бренные ценности— корона и меч МакРори были настоящим сокровищем. Ограбить мертвого графа было не большим грехом, чем обобрать простого смертного. Он получил благословение церкви на переход в мир иной, так пусть и отправляется с Богом.
При виде Камбера стражники не шелохнулись, но когда он поравнялся с ними, один прошептал:
— Святой отец?
Камбер кивнул.
— Святой отец, у гроба молится один человек. Мы не хотели мешать ему, но он там уже несколько часов. Может быть, вы проверите, не случилось ли чего?
Отведя взгляд, Камбер кивнул и вошел в часовню. Молящийся стоял на коленях у изголовья, скрытый от случайных взглядов. Закутанные в плащ плечи вздрагивали в беззвучном плаче, голова в капюшоне поникла. Дрожащие руки приподняли бархатный покров и тронули свинцовую фольгу. Пламя свечей было недостаточно ярким, чтобы рассмотреть что-то еще.
Задумчиво пожевав губами, Камбер подошел ближе и опустился на колени рядом с мужчиной. По тому, как молящийся вздрогнул от его прикосновения, Камбер понял, что его приближение осталось незамеченным.
— Успокойтесь, сын мой, — Камбер старался, чтобы его шепот звучал как можно более ободряюще. — Вы уже ничего не можете для него сделать. Нам всем будет не доставать его, но со временем горе пройдет.
Бледное, опухшее лицо повернулось к Камберу, и голубые глаза безнадежно посмотрели на Него. Камбер едва не отшатнулся, узнав в человеке Гьюэра.
— Разве я могу быть спокоен, когда нет его? — прошептал Гьюэр. — Милорд Камбер основал то, что сейчас делается от имени короля. Без него не было бы короля Халдейна. Теперь без него…
Юноша плакал, а Камбер разглядывал бархатный покров, золотую бахрому и графскую корону. Как, не открывая всей правды, объяснить Гьюэру, что Камбер достиг своей цели и теперь служит им несколько иначе?
Бесполезно. Этого не объяснишь. Оставалось надеяться, что можно утешить молодого человека.
— Знаю, сын мой, — произнес он. — Нам нужно попытаться продолжить его начинания. Разве не в этом смысл? Разве не этого он хотел?
Гьюэр глотал слезы.
— Я любил его, отец настоятель. Для меня он был… особенным, я не могу объяснить этого. Я бы умер за него… с радостью… а теперь…
— Тогда вы должны жить ради него, — мягко сказал Камбер, стараясь голосом не выдать своих чувств. — Вы сможете и знаете это.
— Я могу? — Гьюэр невесело засмеялся, потом поднялся на ноги. — Возможно, вы правы, отец настоятель. Но пока не могу примириться с этим. Чувствую только пустоту и утрату смысла жизни. Почему умер он, а не я?
В отчаянии он снова разрыдался. Камбер тоже поднялся, с нежностью обнял юношу за плечи и повел прочь. Когда они вышли из часовни, стражники уважительно расступились, но настоятеля это не удовлетворило, и пола его мантии скрыла лицо Гьюэра от нескромности гвардейцев.
Тишина летней ночи и прогулка на свежем воздухе не облегчили душевных мук молодого лорда, он весь был во власти горя. Было бы чересчур жестоким оставить Гьюэра наедине с его страданиями. Держать его всю ночь возле себя Камбер тоже не мог— после такого дня он заслужил и отдых, и одиночество.
Войдя в свои покои, он подвел Гьюэра к двери Йоханнеса. Камердинер не удивлялся странным просьбам своего хозяина.
Ответ на легкий стук последовал незамедлительно.
— Отец настоятель?
Камбер ввел Гьюэра в комнату и усадил в кресло рядом с небольшим камином.
— Йоханнес, это Гьюэр, слуга лорда Камбера, — представил он, погладив гостя по голове. — Не можешь ли оставить его у себя на ночь?
— Разумеется, отец настоятель. Не нужно ли чего еще? Что скажите о бокале вина?
— Я возьму у себя, — ответил Камбер, освобождая ладонь из рук Гьюэра и знаком приглашая Йоханнеса. — Посиди с ним, пока я не вернусь.
В комнатах, разыскивая вино и кубки, он думал о Гьюэре. Его привязанность и прежде, чувствовалась, во всяком случае, в ней можно было не сомневаться. Мальчиками они с Катаном были очень дружны, правда, после смерти сына Камбера Гьюэр пропал из виду, они больше не встречались.
А юный рыцарь сохранил свои детские впечатления. Привязанность вернулась к повзрослевшему Гьюэру, выросла и окрепла за месяцы, что они вместе с Синилом провели у михайлинцев. Теперь его любовь и преданность Камберу прошли испытания смертью и вырвались наружу истерикой. Что же делать?
Он нашел бокалы, которые искал, в изголовье кровати взял небольшую шкатулку и принялся искать снотворное. Главным сейчас был сон. Если только он не ошибается в своих выводах, горе Гьюэра ослабеет не скоро— он слишком подавлен и не видит цели в жизни. Его чувства, разумеется, после хорошего отдыха, стоило употребить на что-нибудь полезное. И пусть он услышит от своего героя слова надежды. Пусть сам Камбер напутствует его…
Камбер задумчиво сидел на постели, вертя в пальцах пакетик из пергамента, прикидывая, как лучше проделать это, и в конце концов пришел к выводу, что риск и трудности не особенно велики. Спустя мгновение он снова порылся в своей аптечке и извлек еще один пакетик. Содержимое первого он высыпал в бутыль с вином, потому что сон потребуется в равной мере и Йоханнесу, и Гьюэру, а второй спрятал за пояс, взял бутыль и кубки и направился в комнату камердинера.
Йоханнес, поправлявший поленья в камине, озабоченно поднял голову. Гьюэр сидел неподвижно там, где Камбер оставил его, уставив невидящий взгляд на каменный пол под ногами. На застывшем лице танцевали красные отблески огня, но не оживляли его. Если бы Гьюэр был изваян в камне, то явил бы шедевр изображения тоски и отчаяния, но он был человеком, и вызывал сострадание.
— Вот и вино для нас, — сказал Камбер. — Я подумал, что после такого тяжелого дня оно кстати.
Он поставил на камин три бокала, наполнил их, достал из-за пояса пакетик и всыпал его содержимое в один из кубков. Его действий не видел Гьюэр, но Йоханнес наверняка за хозяином подглядывал и, конечно, заметил, как гостю подмешали снотворное.
— Когда поспишь, тебе полегчает, Гьюэр, — сказал Камбер, оглядываясь через плечо. — Тебе подогреть?
Ответа не стал дожидаться, он и не рассчитывал получить его. Взболтав содержимое, Камбер вытащил из камина раскаленную кочергу. Когда он опустил пышущий жаром металл в вино, вслед за шипением вокруг распространился пряный аромат. Направляясь с бокалом к Гьюэру, он заметил, что Йоханнес, не долго думая, взял один из двух оставшихся и осушил его. Вкладывая теплый кубок в руки Гьюэра, Камбер улыбнулся.
— Выпей, сын мой. Это поможет тебе забыться.
Гьюэр подчинился. Каждый вымученный глоток был слышен в комнате. Когда бокал опустел, Камбер помог гостю подняться. Пока Камбер и Йоханнес вели его к импровизированной постели, отяжелевшие веки Гьюэра уже смежились. Не в силах держаться на ногах, он повалился на ковер. Камбер положил ему под голову подушку и укрыл снятой с кровати шкурой.
Йоханнес зевнул и погрузился в кресло, где только что горевал Гьюэр. Глаза камердинера осоловели.
— Спи, сынок, — бормотал Камбер, убирая волосы с помутившихся глаз. — Хорошо поспав, ты почувствуешь себя куда лучше. А теперь спи.
До сих пор Камбер не решался притронуться к мозгу Гьюэра, он проделывал это несколько раз в своем прежнем облике, и Гьюэр мог узнать прикосновение. Сейчас этого можно было не опасаться, а воспоминания об этом контакте сохранятся только нужные. Камбер позаботится об этом.
Вино делало свое дело, дыхание становилось глубже и ровнее, тем временем снадобье повышало восприимчивость Гьюэра. Камбер подождал еще несколько минут. Позади он слышал тихое сопение Йоханнеса и знал, его слуга нынче не будет страдать бессонницей.
Он улыбнулся, прикосновением ко лбу проверил Гьюэра, потом поднялся, посмотрел на Йоханнеса, на всякий случай заглубил его сон и на цыпочках вышел из комнаты. Немного погодя, когда введенные в организм Гьюэра наркотики полностью окажут свое действие, он вернется и постарается все исполнить безупречно. Не зря его зовут Камбером МакРори.
Гьюэр стонал и ворочался, но спал— глаза были закрыты. Потом понял, что бодрствует: ощущалось приятное тепло наброшенных шкур; сквозь веки проникали отблески каких-то огней; ноздри щекотал слабый запах горящего дерева и тонкий аромат вина и пряностей.
Он вспомнил вкус вина и почувствовал разливавшуюся в желудке и теле теплоту. Воспоминания о событиях дня медленно возвращались. Как ни странно, они больше не вызывали страданий.
Осталось чувство утраты, в носу и горле першило от слез и рыданий— он проплакал много дней напролет. А теперь было спокойно. А может быть, это отец Каллен, настоятель михайлинцев, который угощал его вином… Взял и подсыпал ему чего-то… Над этим стоило призадуматься, а мысли, как назло, еле-еле шевелятся в голове. И этот сквозняк откуда-то. Или в комнату кто-то вошел?
Гьюэр повернулся на другой бок и открыл глаза, ожидая увидеть брата Йоханнеса или отца Каллена, но Йоханнес мирно посапывал в кресле рядом с камином. Оборачиваясь на дверь, он почему-то знал— там не Каллен.
Это был не испуг. Страшно было то, что он предвидел.
Гьюэр часто заморгал, возможно, глаза сыграли с ним злую шутку, потом, потрясенный, посмотрел на залитую светом фигуру. Легкое серебристое облако окружало приближающегося пришельца. Серый плащ до пят подчеркивал рост, лицо скрывал низко надвинутый капюшон.
Вспомнив свои детские фантазии, юноша подумал, что это призрак, привстал на локте и обмер, наконец разглядев лицо.
— Камбер! — прошептал он, и ничего, кроме священного ужаса, не осталось в душе.
Пришелец остановился, серый капюшон упал со знакомой серебристо-золотой головы. Лицо было безмятежно, а бледные глаза сверкали так ярко, как никогда при жизни.
— Не бойся, — сказал призрак до странного по-житейски. — Я вернулся только на несколько минут, чтобы умерить твою печаль и сообщить, что мне покойно в моей новой обители.
Гьюэр кивнул и не нашел в себе мужества ответить.
— Я видел, как ты страдал эти дни, — продолжал призрак, — и мне… грустно, что ты так печалишься обо мне.
— Но… мне не хватает вас, милорд. Так много дел… а теперь все они останутся незавершенными.
Призрак улыбнулся, и Гьюэру показалось, будто солнце заглянуло в темную комнату.
— Другие сделают их. И ты, Гьюэр, если пожелаешь.
— Я?
Гьюэр сел и недоверчиво посмотрел на таинственного гостя.
— Но как это может быть, милорд? Я только человек. У меня не достанет ни сил, ни таланта. Вы были сердцем идеи Реставрации. Теперь, когда вас нет, действия короля станут неподконтрольны. Я боюсь его, милорд.
— Пожалей его, Гьюэр. Не бойся. И помоги тем, кто продолжает начатое, — Йораму, Рису и моей дочери Эвайн, и моим внукам, когда они подрастут. А Алистер Каллен, который привел тебя сюда. Он больше всех остальных нуждается в твоей помощи.
— Отец Алистер? Но он такой черствый и самоуверенный. Чем я могу помочь ему?
— Он не такой независимый, каким умеет казаться другим, — ответил призрак со знакомой улыбкой. — Да, он бывает резок и иногда слишком упрям, но ему более других недостает дружеской поддержки. Ты поможешь ему, Гьюэр? Будешь служить ему так же преданно, как служил мне?
Гьюэру вдруг захотелось узнать, опирается ли его гость о земную твердь? Но плащ полностью скрывал ноги пришельца, и он снова несмело взглянул на сияющее лицо.
— Я в самом деле могу помочь ему?
— Да.
— Служить ему так же, как служил вам?
— Он больше чем достоин этого, Гьюэр, и слишком горд, чтобы просить помощи. Гьюэр проглотил слюну.
— Хорошо, милорд. Я сделаю так. И не дам умереть памяти о вас. Клянусь! Призрак улыбнулся.
— Память обо мне не так важна. Другое дело— наша работа. Помоги Алистеру. Помоги королю. И помни, я всегда с тобой, даже тогда, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
— Хорошо, милорд.
Пришелец развернулся, чтобы уйти, и Гьюэр перепугался не меньше, чем поначалу.
— Нет, милорд! Подождите! Не оставляйте меня сейчас! Призрак остановился и с любовью посмотрел на него.
— Я не могу остаться, сын мой, и не смогу больше посещать тебя. Оставайся с миром.
Гьюэр был в отчаянии, он расшвырял шкуры, встал на колени и простер руки вверх.
— Тогда благословите меня, милорд. Пожалуйста! Не отказывайте в этом!
Лицо сделалось серьезным, а потом руки легко взлетели над складками плаща. Гьюэр склонил голову.
— Благодать Божья да пребудет с тобой.
— Аминь, — прошептал Гьюэр.
Когда рука дотронулась до волос, сознание на мгновение помутилось.
Он поднял голову и открыл глаз. Призрак исчез. Свет померк, стало темно и пусто.
Гьюэр вскрикнул, поднялся и, пошатываясь, шагнул туда, где только что был его гость. Несколько секунд он стоял там, держась рукой за дверной косяк, и заново переживал только что увиденное или пригрезившееся.
Камбер вернулся к нему! Ему хотелось кричать на весь дворец архиепископа так. чтобы и мертвые проснулись: его посетил Камбер! Великий лорд-дерини возложил на него, Гьюэра Арлисского, презренного человека, долг, достойных великих!
Но бедный юноша и рта раскрыть не/мог. Камбер все делал безупречно, его зелье продолжало действовать. Подробности волшебного разговора уже начали расплываться и превращаться в нечто, похожее на сон.
Нет, он не мог рассказать миру об этом чуде. Гьюэр рассудил, что эта встреча предназначена ему одному как высшее откровение. Такое не делят с другими. Да и кто поверит…
Брат Йоханнес? Нет. Он набожный и преданный человек, но все проспал, даже ни разу не пошевельнулся. Если разбудить его и рассказать, Йоханнес подумает, что это видение от лекарств и вина. Нет, он не станет делиться своим сокровищем с Йоханнесом.
Каллен? Ну конечно! Отец Каллен поймет его. Отец Каллен должен понять его[ В конце концов именно ему просил служить Камбер. Каллен имел право знать.
Обрадованный Гьюэр выбрался за дверь и отправился на поиски.
А Камбер, заслышав приближение шагов, скользнул в постель и притворился спящим. Он слышал быстрое и взволнованное дыхание Гьюэра, когда юноша остановился посмотреть на него, потом отошел. Через несколько секунд от камина полился свет.
Камбер ждал, прислушиваясь, шаги приближались с нова. — Отец настоятель? — позвал Гьюэр. — Отец настоятель, вы спите?
Камбер повернулся и приподнялся на локте, щурясь на свет, взглянул. Гьюэр стоял на коленях рядом с кроватью, его лицо освещалось свечой и горело само по себе.
— Спал, — ответил Камбер, подавляя зевок. — А почему ты не спишь?
Гьюэр покачал головой.
— Я тоже спал, но… Пожалуйста, святой отец, не сердитесь на меня. Очень жаль, что разбудил вас, но мне нужно рассказать кому-то, и я думаю… я думаю, он не будет возражать.
— Он?
Гьюэр судорожно глотнул, в глазах мелькнула тень сомнения.
— Лорд… лорд Камбер, святой отец. Он… он пришел ко мне во сне… по-моему… и… и он сказал, что я не должен печалиться… что у меня есть важное дело… его дело… я должен продолжать то, что не успел сделать он.
Произнося все это, он не успевал вздохнуть, словно опасался, что не найдет в себе мужества договорить, если прервется хоть на секунду.
Камбер кивнул, снова зевнул и произнес, не забывая сохранять сухость интонаций.
— Что ж, у тебя, разумеется, есть важная работа. Я говорил тебе и раньше. Камбер во многом полагался на тебя.
— Правда? О да, я знаю, святой отец! — Гьюэр был счастлив. — Он сказал еще…— Его лицо стало серьезным. — Он поручил мне служить вам, святой отец. Он сказал, что я должен служить вам так же, как служил ему, что вам нужна моя помощь. Она нужна вам, святой отец?
Камбер неспеша сел, набросил синюю михайлинскую мантию и спрятал босые ступни в мех шкуры на полу.
— Он так сказал тебе?
Гьюэр торжественно кивнул, не смея говорить. Камбер долго смотрел в эти бесхитростные глаза. Казалось, Гьюэр готов довериться ему во всем. Что ж, теперь надо помочь ему сделать это. Так, как помог бы Алистер.
— Разумеется, ты понимаешь, что служба мне не будет похожа на службу Камберу, Камбер был светским дворянином, окруженным роскошью, приличной его положению. В этом нет ничего зазорного, — добавил он, увидев, что Гьюэр собирается возразить. — Но здесь все совсем по-другому.
— Потому что вы священник, святой отец?
— Отчасти. Если ты станешь служить мне, то скоро поймешь, что у священнослужителя много обязанностей, которые не заботят лорда-мирянина. Вскоре милостью божьей я стану епископом— персоной, наделенной немалой властью в мирских делах. Во многих отношениях должность весьма выгодная и кое-кто этим пользуется. Но я не принадлежу к их числу, как ты знаешь. За стенами моего дома не будет излишеств королевского двора или даже графского.
— Я не ищу этого, святой отец, — прошептал Гьюэр и выпрямился.
— Хорошо. Прежде у меня не было помощника-мирянина, но попробуем. А теперь отправляйся спать. Возможно, ты умеешь обходиться без сна, а я вот нет.
Гьюэр кивнул, готовый заплакать от радости, начал вставать с колен и вдруг припал к руке своего нового друга в горячем и благодарном поцелуе.
Он ушел, а Камбер, лежа в постели, долго глядел ему вслед.
ГЛАВА 14
Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас.
Послание к Галатам 4:11
Ночное происшествие не имело видимых последствий. Гьюэр взялся за новую службу всерьез и всякое поручение выполнял без тени недовольства и жалоб, А с непривычки рыцарю было не сладко от множества рутинных обязанностей Йоханнеса. Тот вводил Гьюэра в дела и готовился к расставанию с Алистером Калленом после его рукоположения в епископы. До той поры Гьюэру надлежало освоиться с кругом новых забот и уже на будущей неделе отправиться с Калленом в епископство Грекоты. А Йоханнес оставался в Валорете при новом настоятеле Ордена. Гьюэр очень старался, даже в одежде он стал строже и щеголял полумонашеским нарядом. Ночной визит покойного Камбера не поминался.
В оставшиеся дни недели у живого Камбера не было особых хлопот. Те, кто мог бы осмыслить происходящее, имея возможность собрать часть мозаики воедино, — Йорам, Рис и Эвайн— были слишком заняты похоронами в Кэррори и должны были вернуться в столицу к пятнице. В тот день семилетнего Дэвина МакРори, внука и наследника Камбера, король должен был официально объявить графом Кулдским. В пятницу вместе с Дэвином примут родовые титулы еще почти два десятка дворян, старых и молодых, получивших наследство от погибших в сражении с Ариэллой.
Погребальные хлопоты и возня по приведению в порядок коллекции старинных рукописей Камбера заслонили от его детей истинный смысл происходившего в Кэррори. Число скорбящих, ежедневно приходивших помолиться над склепом МакРори, в котором лежал «Камбер» рядом со своей давно умершей женой, все пребывало. Все это видели, но не придавали значения.
Никто не вспомнил о толпах, встречавших траурный кортеж на пути армии из Йомейра, о том, что было с Синилом, когда он увидел в кресле викария михайлинцев живого графа Кулдского.
А Камбер тем временем жил жизнью Алистера Каллена. Ему не могло быть известно, что могила в Кэррори становится местом поклонения верующих из окрестных деревень и городов, что охваченный горечью король проводит многие часы в размышлениях над тем, что видел в спальне настоятеля, что михайлинский рыцарь не решился бы рассказать о том, что, по его мнению, произошло той ночью. Камбер с головой окунулся в свои новые обязанности и укреплял связи и знакомства, полезные будущему епископу Грекотскому. В те дни Камбер Кулдский и все его проблемы отошли в тень.
Сейчас самым неотложным было определение преемника и выборы настоятеля Ордена. Почти три дня ушло на это. Он говорил с кандидатами и другими членами Ордена, с каждым днем все больше постигая работу клерикального механизма, в который так неожиданно попал и сделался его частью.
Многое Камбер узнавал самым обычным способом— настоятелю охотно рассказывали очень многое, Остальное легко было выяснить, применив деринийские способности, если его собеседниками были люди. Иные бедняги и не ведали, как бесполезна и унизительна их ложь. Даже от дерини удавалось узнать то, что не прикрывали защиты. Такие сведения любой из их племени мог почерпнуть, оставаясь незамеченным.
Соискатели из числа людей поддавались глубокому проникновению. От них Камбер узнал Алистера Каллена со стороны, увидел их глазами, понял, чего от него ждут. Он не так часто вторгался в сознание непрошеным гостем, но теперь цель оправдывала средства. Ему предстояло принять решение, с которым судьба всего Гвинедда будет связана долгие годы.
В конце концов Камбер остановил выбор на человеке по имени Креван Эллин, прекрасном солдате и богобоязненном священнике, отлично проявившем себя под командованием Джебедия во время сражения. Креван был одним из негласных авторов проекта, предполагавшего расселение михайлинцев по безопасным местам в тот год хаоса, когда Синил готовился стать королем, а Имр старался погубить их всех. У Кревана не было врагов, пороков, нетвердости в вере. У него была интуиция особого рода, позволявшая жить в ногу со временем, лавировать в вопросах незначительных и оставаться твердым в том, чем не должно поступаться, тут он мог устоять против любого искушения. Кроме того, он нравился королю Синилу.
Последнее обстоятельство имело важное значение как часть планов Камбера. Откровенно говоря, один из претендентов пал жертвой и был вычеркнут из списка, несмотря на выдающиеся достоинства, только потому, что не нравился Синилу.
А Креван был в милости, и расположения короля к нему росло, и, возможно, именно этот человек способен занять место у трона, когда недоверие монарха к дерини усиливается. Такой человек будет очень полезен михайлинцам и всему Гвинедду. Синил решил крепко взять в руки бразды правления, дерини теперь почувствуют себя на скользкой дорожке.
На службу короне привлекались непременно люди. При дворе росло число тех, кто немало претерпел во время Междуцарствия, их память покрывали рубцы обид и антидеринийских предубеждений, более глубокие и болезненные, чем у Синила. Реставрация возвращала к престолу отпрысков многих могущественных семей. Недавние военные союзники короля, они вернут себе титул и права на первом же дворцовом приеме в пятницу. С этими людьми легче ладить человеку— Кревану.
В его пользу говорило и еще одно… Этот достойнейший претендент мог быть управляем. Его мысли и поступки предопределят не только собственные идеи, вера и устав Ордена; он будет неуловимыми, тончайшими узами связан с Камбером. Его можно вести по жизни, используя деринийское могущество, если только не переусердствовать. Камбер проверил свое влияние на Кревана во время их последнего свидания и тогда же сообщил о своем намерении объявить его своим преемником.
Связь Камбера и Кревана было почти невозможно выявить. Сознание михайлинца отныне было защищено от проникновения. Даже самый умелый дерини, желающий открыть истину, прежде должен был разрушить мозг.
Кревана Эллина провозгласили настоятелем в четверг в присутствии всего капитула, за исключением Йорама МакРори. Состоялся благодарственный молебен. Вместо проповеди еще смущавшийся Креван обратился к Ордену с негромкой, но прочувствованной речью, кратко обрисовав свои пока несмелые планы на будущее.
После окончания мессы Камбер обедал со своим преемником и восемью другими членами Ордена, занимавшими высшие должности, включая Джебедия и Натана. За обедом было решено, что Кревана благословят на пост настоятеля в субботу в полдень, то есть за день до возведения Каллена в епископы. По этому случаю Алистер-Камбер загулял, как пьяница-стражник, отмечая окончание многих лет монашеской жизни в Ордене святого Михаила.