Страница:
- Двое суток. За две ночи, думаю, вполне справимся.
- Очень хорошо. Давайте-ка карту, разберемся сначала сами.
Перед корпусом стояла задача: своим центром прорвать оборону противника на участке в шесть с половиной километров и. нанося удар на юго-запад, в направлении Кривого Рога, овладеть Ново-Покровка, ст. Пичугино, Табурище, а к исходу дня выйти на рубеж Александровка, Златополь, Новоселовка.
Таким образом, при общей протяженности фронта корпуса в 25 километров прорыв осуществлялся на участке протяжением в 6 километров; глубина ближайшей задачи составляла 3 километра, задачи дня - 10 километров.
- Я считаю, что нет необходимости производить особые перегруппировки, - сказал Щекотский, когда мы разобрались с задачей и нанесли ее на карту.
- Конечно, чем проще, тем лучше.
- Следует только немного потеснить Даниленко и рядом с ним поставить наш второй эшелон - дивизию Чиркова.
- Правильно, - согласился я. - Эти две дивизии и нанесут главный удар, а Микеладзе и Чурмаев будут содействовать им своими внутренними, смежными флангами.
- А на внешних флангах будем обороняться.
- Да. Пока не прорвемся в центре.
Так было принято решение с учетом опыта нашего первого прорыва 30 января.
Атаку наметили начать во второй половине ночи, вслед за короткой артподготовкой. К 12.00 вызвали командиров дивизий, чтобы ознакомить их с решением и поставить задачи,
Первым прибыл Чирков (он размещался ближе, чем другие), за ним Даниленко, потом Чурмаев и Микеладзе. Собрались они у начальника штаба, и когда я зашел к нему, то застал всех за шумной беседой.
- Вам повезло. Отдохнули, пообсушились, позалатали дыры,-говорил Даниленко Чиркову. - А мои под дождем да пол снегом.
- Не завидуй. Через день - два опять рядом будем, - отвечал Чирков.
- День-два на войне много значат. У меня на передовой мечтают хотя бы часок полежать на теплой печке.
Даниленко и Чирков встретились второй раз и внимательно изучают друг друга. Даниленко - плотный, краснощекий, одет в защитного цвета венгерку, отороченную серым барашком, защитные бриджи и хромовые сапоги. На выбритой до блеска голове лихо заломлена серая папаха под цвет оторочки. Вид щеголеватый. Говорит быстро, с украинским акцентом. "Ох, и хитер! - говорят про него в шутку штабные офицеры. - Его не проведешь!"
Чирков по росту под стать Даниленко. Одет просто: в шинели, ушанке, как и другие офицеры. Он сосредоточен, пожалуй, даже замкнут, говорит медленно и мало. Ответы его обдуманны, шутит редко.
Генералы Чурмаев и Микеладзе только что познакомились. Чурмаев добродушный, простой, с небольшими черными усиками, у Микеладзе - лицо усталое, болезненное.
- Растянули меня на двенадцать километров, что же я могу сделать? говорит Чурмаев, стараясь вызвать у своего собеседника сочувствие.
- А у меня восемь километров. Тоже только-только обороняться.
- Тогда пусть наступают полковники, - кивает Чурмаев в сторону Даниленко и Чиркова, - им и карты в руки.
Совещание продолжалось час - полтора. Каждый комдив получил свою задачу и подробные указания о перегруппировке. Перегруппировку боевого порядка решено было провести в последнюю ночь перед атакой, а весь завтрашний день посвятить организации взаимодействия в звене дивизия полк, полк -батальон.
В 14.00, захватив с собой Даниленко, Чиркова, Муфеля и Ильченко, я выехал на южную окраину Ново-Софиевки, на стык ударной группировки, чтобы на местности уточнить дивизиям задачи и увязать их взаимодействие.
Атаковал корпус в 5.00 17 февраля по ранее испытанному и оправдавшему себя методу. В течение двух минут били орудия прямой наводки по целям на переднем крае, затем был произведен десятиминутный огневой налет по переднему краю и ближайшей глубине с последующим переносом на вторую траншею. Сигнал на перенос огня являлся одновременно и сигналом для атаки.
Все как будто бы было продумано и предусмотрено, а между тем атака не принесла того успеха, который мы имели 30 января.
Противник на этот раз не дал застать себя врасплох. Он ожидал нашего удара и готовился отразить его. На участке у Даниленко гитлеровцы даже провели небольшую контрподготовку по исходному положению и выходам из Зелено-Поле. Артиллерию и минометы врага мы быстро подавили, но атака все-таки не удалась,
За три часа ночного боя пехота прочно овладела только первыми двумя траншеями; все ее попытки проникнуть глубже пресекались неподавленным огнем из Высоко-Поля.
Оборону противника усиливали танки, что придавало ей особую устойчивость.
С большим трудом наши войска к исходу первого дня овладели Высоко-Полем и Табурищем, т. е. продвинулись своим центром на два - три километра.
На вторую ночь в бой были введены вторые эшелоны дивизий, но и это не принесло особых успехов. Войска продвинулись еще на полтора -два километра и вышли на рубеж Ново-Покровка, ст. Пичугино, Романовка, захватив эти опорные пункты.
Атаки нашей пехоты противник отражал организованным огнем и контратаками. Каждый опорный пункт переходил из рук в руки по нескольку раз. Промежутки между опорными пунктами гитлеровцы закрыли минными полями.
Прорывать сильно насыщенную танками оборону, не имея танков, было слишком сложно. Закреплявшая успех атаки артиллерия сопровождения представляла собой, по сути дела, громоздкие, незащищенные цели, быстро выводилась из строя.
К концу второго дня, 18 февраля, повалил густой снег, а затем начался буран, окончательно сковавший наши действия.
На третий день буран продолжался. Дивизия Чиркова ворвалась было в опорный пункт Шевченко, но наткнулась на танки и была отброшена в Романовку.
Продвижение Микеладзе на Ново-Покровку было сковано непрерывными контратаками противника из Братско-Семеновки и Надеждовки.
Только правому флангу Чурмаева удалось продвинуться на четыре километра и захватить поселок Примерный.
Таким образом, наше наступление за первые три дня превратилось в медленное прогрызание.
Четвертую ночь бушует буран. Злобно воет и валит с ног ветер. Снег слепит глаза, заносит окопы, наметает сугробы. В пяти - шести шагах ничего не видно.
Гитлеровцы зубами держатся за населенные пункты, ощетинились танками, огородились минами и без конца контратакуют. С железным упорством отстаивают они Криворожье.
- Должны же мы в конце концов сломить их сопро тивление! -говорю я начальнику политотдела. Мы сидим с ним в землянке на моем НП.
- Обязательно. Так долго продолжаться не может. Я переговорил с начподивами. - продолжает он, - все они убеждены, что задачу свою выполнят. Заявляют, что если бы не танки, то теперь были бы уже и Кривом Роге.
- Но неужели у нашего командарма нет танков? - спрашивает Пашенко. Нам всего-то надо полчок, не больше.
- Видимо, нет. Если бы были, то он дал бы.
- Без танков туговато, - вздыхает Пащенко. - Придется больше нажимать на Муфеля, на его артиллерию.
- Плохо дело и со снарядами. Если даже и дадут, то в такую погоду не скоро подвезешь.
Изредка звоним в штаб к Щекотскому - нет ли чего нового? Позваниваем и командирам дивизий.
В эту ночь, несмотря на буран, наши войска кропотливо готовят новую атаку. Начало ее на рассвете.
К утру 20 февраля снегопад прекратился, ослаб и ветер. Кружилась только легкая поземка. Похолодало. А днем в погоде наметился резкий перелом.
Выпавший снег и наступившее похолодание обезвредили мины. Они уже не рвались от первого прикосновения к ним.
Рывком рванулись гвардейцы-десантники и, преодолев сопротивление противника, овладели двумя населенными пунктами: Братско-Семеновкой и Надеждовкой.
Но враг не сдавался. Сильной контратакой с танками он выбил гвардейцев из Братско-Семеновки. Несколько часов шла ожесточенная борьба за этот населенный пункт, пока, наконец, наши войска не отбросили гитлеровцев на юго-запад.
Части Даниленко и Чиркова совместными усилиями овладели опорным пунктом Шевченко и начали развивать успех вдоль железнодорожной линии.
В 12.00 наши соединения наткнулись на последний оборонительный рубеж внешнего обвода Кривого Рога, который проходил по линии: Александровка, Златополь, Кабурдеевка, колхоз "Таганча".
Здесь, на фронте в 10 километров, протянулись в два ряда десять деревень, превращенных гитлеровцами в опорные пункты. На окраинах, маскируясь постройками, стояли танки и били в упор, создавая завесу непреодолимого огня. Наступление приостановилось. Начали готовиться к ночной атаке.
С наступлением темноты, когда огонь танков стал малодейственным, корпус сломил сопротивление противника и на рассвете 21 февраля вышел своим правым флангом на реку Саксагань, а левым - на восточную окраину крупного пригорода и узловой железнодорожной станции Долгинцево.
К 14 часам гвардейцы Чиркова и Чурмаева обошли Долгинцево с севера и юга и совместными усилиями очистили его от противника.
Дивизии Микеладзе и Даниленко выдвинулись на восточный берег Саксагани и завязали бои за населенные пункты и рудники.
Полоса наступления корпуса, постепенно сжимаясь, сократилась с двадцати пяти километров до пятнадцати. Изменилось и направление удара: раньше оно было юго-западным, теперь стало западным. Наша правая разгранлиния шла с южной окраины Рыбасова (на р. Саксагань) на южную окраину Лозоватки (на р. Ингулец), а левая - от Долгинцево на Афанасьевку, рассекая Кривой Рог на две половины, причем северная часть отходила к нам, а южная - к нашему левому соседу - 34-му стрелковому корпусу 46-й армии.
Во второй половине дня штаб корпуса переместился в Долгинцево и начал подготовку к ночному штурму Кривого Рога и форсированию реки Саксагань.
Весь личный состав штабов и политотделов был поставлен на ноги. Готовились крупномасштабные схемы; прокладывались маршруты; городские и рудничные районы разбивались на кварталы, и для их штурма намечались подразделения.
Политработники приводили короткие собрания, расставляли партийные силы, поднимали людей на выполнение боевой задачи.
Штурм северного пригорода и рудников начался в 5 часов утра 22 февраля.
К 6.30 после упорного боя на окраинах гвардейцы Чиркова заняли ст. Мудреная, форсировали р. Саксагань, а к 11.00 очистили от противника ст. Карноватка, рудник им. Артема и вышли на противоположную, северо-западную, окраину города.
Гвардейская дивизия Чурмаева, наступавшая левее, выбила противника из Рабочего поселка, форсировала Саксагань и, ворвавшись в западную часть города, втянулась в уличные бои. К 11.00 она очистила весь западный сектор и выдвинулась на линию окружной железной дороги, имея в центре своего наступления рудник Смычка.
Блестяще справился со своей задачей и наш левый сосед - 34-й стрелковый корпус. К утру он освободил центр и южную часть города.
Таким образом, к полудню 22 февраля Кривой Рог был полностью очищен от немецки-фашистских захватчиков. Только на правом фланге нашего корпуса в полосе двух других дивизий весь день не стихала ожесточенная борьба за рудники.
10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии дорогу к руднику имени Фрунзе преградила широкая запруда на Саксагани со взорванным льдом, а к руднику Дубовая Балка - сильно укрепленный опорный пункт Божаново. Десятки раз бросались гвардейцы через реку, и каждый раз их атаки оказывались безуспешными.
Войска стрелковой Нижнеднепровской дивизии Даниленко, наступавшие левее гвардейцев-десантников, сломив сопротивление противника, овладели Екатериновкой, но все их попытки проникнуть на западный берег к рудникам имени Карла Либкнехта и Артема успеха не имели. По единственной имевшейся здесь переправе через Саксагань противник вел губительный огонь, а на других участках лед был взорван. На подступах к Кривому Рогу дивизия понесла большие потери.
С наступлением темноты, когда все средства были уже испробованы, гвардейцы и стрелки стали переправляться на правый берег вброд и вплавь.
Во время форсирования Саксагани проявили героизм саперы стрелковой дивизии: рядовые Кузиков и Кутин и ефрейтор Портнов. Действуя под вражеским огнем, по пояс в ледяной воде, они отыскали ночью брод, переправили артиллерию и затем с помощью гражданского населения начали строить мост. Освобожденные жители Екатериновки разыскивали и подтаскивали бревна, подвозили на санках другой стройматериал, несли гвозди и проволоку для крепления. Каждый из них, рискуя жизнью, готов был сделать все, чтобы помочь своим освободителям. К утру мост был готов.
Бой продолжался всю ночь. Только к утру 23 февраля враг был изгнан окончательно из криворожских рудников западного берега.
За отличные боевые действия войскам 3-го Украинского фронта, штурмом овладевшим городом Кривой Рог и освободившим район криворожских рудников, Верховное Главнокомандование объявило благодарность. Столица Родины Москва салютовала доблестным воинам двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.
Через несколько дней 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии Микеладзе было присвоено почетное наименование "Криворожской", а 188-я стрелковая Ннжнеднепровская дивизия Даниленко была награждена орденом Красного Знамени.
Откатываясь под ударами наших войск, немецко-фашистские оккупанты затопили вес шахты, взорвали компрессорные вентиляционные установки, надшахтные здания, рудосортировочные фабрики, электростанции, разрушили все культурно-бытовые здания и 1730 жилых домов. Общий ущерб, нанесенный гитлеровцами предприятиям и учреждениям Криворожского железорудного бассейна, превысил один миллиард рублей.
Но сразу же после освобождения в городе забурлила напряженная трудовая жизнь. Еще гремела канонада на Ингульце, а в Кривом Роге уже развертывали свою работу партийные и советские учреждения. Советские люди приступили к восстановлению разрушенных шахт и городского коммунального хозяйства.
От Ингульца до Днестра
Во второй половине дня 23 февраля 1944 года соединения корпуса выдвинулись на левый берег Ингульца, имея правый фланг у Лозоватки, а левый к западу от центра Кривого Рога. Правее, к Лозоватке, вышла 92-я гвардейская дивизия Петрушина.
В первом эшелоне корпуса находились три гвардейские дивизии: справа Микеладзе, в центре - Чиркова, слева - Чурмаева. Стрелковая дивизия Даниленко, понесшая в боях за Криворожье наибольшие потери, была оставлена во втором эшелоне, в районе рудника имени Карла Либкнехта.
Наш подход к реке противник встретил организованным огнем. Передний край заранее подготовленного гитлеровцами рубежа проходил по правому берегу.
Перед фронтом корпуса находились известные уже нам части 62-й пехотной и 23-й танковой дивизий.
В ночь на 25 февраля наши дивизии предприняли попытку захватить плацдармы. Лучше всего это удалось Микеладзе. Выделенные для первого броска подразделения скрытно преодолели на плотиках реку и внезапно атаковали. Часть берега между Лозоваткой и поселком Ингулецким они очистили без особого труда. А к утру на правый берег переправился весь 24-й воздушнодесантный полк. Плацдарм был расширен до одного километра по фронту и на 200 - 300 метров в глубину.
У Чиркова за противоположный берег зацепилась одна рота. Она захватила северную часть Ипгулсцкого и закрепилась там.
Все попытки Чурмаева преодолеть реку противник отразил огнем.
Днем 25 февраля меня вызвали на НП командарма - на высоту с тремя курганами юго-западнее Веселого Кута. Я в то время болел ангиной, говорил только шепотом, поэтому меня всюду сопровождал Москвин.
В палатке, задернутой маскировочной сеткой, кроме Шарохина, неожиданно для себя увидел командующего войсками фронта Малиновского. Представился ему.
- Здравствуйте! Присаживайтесь! Давно хотел познакомиться! приподнявшись и подавая мне руку, сказал Малиновский. - Не скрою, доволен действиями вашего корпуса.
- Благодарю, товарищ командующий. Очень рад! Постараюсь и впредь оправдать ваше доверие, - прохрипел я в ответ и показал на больное горло.
- Понимаю, понимаю, - кивнул головой Малиновский и пригласил меня присесть. - Ну что ж, докладывайте! Как дела у вас?
Приветливая встреча взволновала меня. Хотелось доложить многое, не только о сегодняшней обстановке на Ингульце, но и о прошлых боях, о героизме людей, о нуждах поредевших частей и дивизий и о многом другом. Но я не мог говорить.
- Кузнецов не сможет доложить, товарищ командующий, -сказал Шарохин. Позвольте заслушать его начальника оперативного отдела. Вы готовы? обратился он к Москвину.
- Точно так. Готов!
- Хорошо! - согласился генерал армии. Развернув на столике свою рабочую карту, Москвин стал докладывать о результатах ночного боя за плацдарм, а я следил за ним и иногда шепотом делал поправки.
- Дела у вас идут неплохо, - одобрительно заметил командующий фронтом, выслушав наш доклад, - Главное теперь - расширить плацдарм и прочно закрепить его. Долго мы сидеть на месте не собираемся, подготовимся и возобновим наступление. - А вам, - кивнул он мне, - пожелаю скорейшего выздоровления. Условимся так: вы форсируете Ингулец, прорвете оборону и разовьете успех на запад, а я со своей стороны, если к тому времени ваша болезнь не пройдет, обещаю положить вас недели на две в свой подручный госпиталь. Есть там у меня на примете один врач, он излечивает от всех болезней.
- У него болезнь не такая уж сложная. Справится, пожалуй, и медсестра, которая, конечно, помоложе и поинтереснее, -поддержал шутку Шарохин.
Командарм поставил передо мной задачу - захватить Родионовку, расположенную в четырех километрах западнее Ингульца.
- Это и плацдарм расширит и противника скует, - подтвердил и командующий фронтом.
Наступление я должен был провести 27 февраля. На подготовку оставался один день и две ночи.
Ночь я провел на своем НП, на одиноком кургане восточное Ингулецкого. С кургана хорошо просматривались все населенные пункты вдоль берега, в том числе и Родионовка. Зато и курган тоже был виден отовсюду. И днем и ночью он курился, словно действующий вулкан: днем из него тянулась к небу струйка белесоватого дыма, а ночью сыпались искры.
Гитлеровцы догадывались о наличии здесь важного наблюдательного пункта и били по кургану не переставая. Сначала они накрывали курган батарейными очередями, а затем перешли на огонь отдельными орудиями. Все поле вокруг было изрыто воронками.
...Время за полночь. Затишье. Тускло догорает на столике одинокая свеча. Ее слабый свет падает на развернутую карту, на два телефонных аппарата, армейской и корпусной связи.
Из старших офицеров со мной на НП - Муфель и Москвин. Корпусной инженер Ильченко помогает Микеладзе переправлять у Марьяновки на паромах истребительно-противотанковый артполк, который по моему приказанию перебрасывается на правый берег Ингульца для усиления воздушнодссантиого полка и закрепления плацдарма.
С утра намечено провести рекогносцировку.
Накрывшись полушубком, я дремлю на единственной в блиндаже койке. Температура к ночи повысилась. Знобит. Мысль то и дело возвращается к сегодняшнему посещению командующего и задаче по расширению плацдарма. Мне хотя и неизвестны намерения высшего командования, но я понимаю, что на нашем фронте наступила оперативная пауза. И враг и мы измотаны. Люди нуждаются в передышке; необходимо пополнить материальные средства.
Но и временного, вынужденного бездействия терпеть никак нельзя, нужно с каждым днем, с каждым часом улучшать свое положение.
До меня доносится чей-то глуховатый голос:
- Генерал отдыхает?
- А что такое?
Несчастье у нас на правом фланге.
При слове "несчастье" дремота быстро улетучивается. Я поднимаюсь.
- Товарищ генерал! Разрешите доложить? - спрашивает Муфель и после моего утвердительного кивка говорит: - Звонил из Марьяновки Ильченко, от Лозоватки, вдоль того берега, атаковал противник, захватил три батареи иптаповского полка, все, что мы смогли туда переправить.
- Как так? - раскрыв глаза, шепотом спрашиваю я склонившегося ко мне полковника.
- Захватили все двенадцать орудий.
- Да как же так? - Я никак не могу осмыслить случившееся. -Ведь там поблизости берег занимает наш сосед - гвардейская дивизия Петрушина.
Муфель пожимает плечами.
- И сам не знаю, как это могло произойти, - отвечает он.
- Уточните еще раз, - говорю я Муфелю. - Позвоните к Микеладзе. Утром поедем в Марьяновку и разберемся на месте. Доложите о случившемся в армию.
- Слушаюсь!
Утром часов около восьми, оставив на НП Москвина, я вместе с Муфелем и адъютантом выехал в Марьяновку. Мы проехали вдоль лесной посадки, а потом, оставив машину, стали пробираться пешком. До Ингульца оставалось меньше километра. Сама река пряталась в глубоком русле, но весь противоположный берег с примыкающими к нему населенными пунктами был виден как на ладони.
Изогнутая линия нашего переднего края тянулась то вдоль левого берега, то пересекала реку и огибала небольшие плацдармы на противоположном берегу.
Не успели мы пройти и сотни метров, как сзади нас показались два "виллиса".
Остановив машины рядом с нашей, к нам направились Шарохин и Хитровский (командующий артиллерией армии), а вместе с ними два адъютанта и два автоматчика.
- Что вы делали ночью? Спали? - шумел командарм, приближаясь к нам. В таком возбужденном состоянии я видел его впервые. - Противник из-под носа пушки ворует, а они спят! Где ваша артиллерия? - напустился он на Муфеля.
Неожиданно в воздухе прошуршала минометная очередь, а затем между нами и машинами с треском крякнули разрывы. Осколки с ревом и свистом пронеслись над головами. Гитлеровцы наблюдали за нами. Еще бы! На виду три легковые машины и группа беспечных начальников - соблазнительные мишени!
Припав к земле, мы поползли в придорожную канаву.
- Смотри за командармом, отвечаешь головой, - шепнул я подбежавшему ко мне Пестрецову. На четвереньках и короткими перебежками выходили мы из зоны обстрела на южную окраину Марьяновки. Собравшись вместе, мы посмотрели друг на друга и, убедившись, что все целы и невредимы, рассмеялись.
Командарма как будто бы подменили, он опять стал самим собой.
- Куда же ты завел? Где противник? - спросил он меня.
- Я не заводил, вы сами приехали, - прохрипел я. - А противник, вот он, на противоположном берегу.
- Рядом?
Шарохин огляделся и затем уже по-дружески отругал меня.
- Куда же тебя черт носит? Ты же командир корпуса, а не командир роты!
- А вы у Веселые Терны посадили меня еще ближе, на самый передний край, - напомнил я ему.
- Тогда нужно было!
- Сегодня тоже нужно. А как вы-то заехали?
- Мы случайно. Спросили у Москвина, он и показал. "Поехали, говорит, вдоль посадки". Ну и мы следом.
На курган к нам из Марьяновки пробрались Ильченко и командир пострадавшего иптаповского полка. Они и помогли нам разобраться в происшедшем. Оказалось, что ночью гитлеровцы, произведя перегруппировку, сосредоточили на юго-западной окраине Лозоватки до полка пехоты, несколько минометных рот и батарей. Лозоватка - огромный населенный пункт, насчитывающий почти две тысячи домов. Она раскинулась на обоих берегах Ингульца и растянулась на десять километров. Заметить перегруппировку в таком большом пункте, к тому же ночью, ни нам, ни нашему правому соседу не удалось.
Открыв огонь по переправе у Марьяновки, противник потихоньку спустился к берегу и, пробравшись к нашим батареям в тыл, внезапно атаковал. О результатах ночной атаки мы уже знали. Распространиться гитлеровцам южнее не дал находившийся на плацдарме гвардейский полк.
Командир артполка просил командующего простить ему оплошность и заверял, что материальную часть он ночью заберет обратно. Я поддержал его.
Все орудия стояли на своем месте, мы и сами хорошо их видели. Мы даже наблюдали, как к орудиям пытались пробраться гитлеровцы и как наша пехота и минометчики своим огнем старались не допустить их туда.
- Молодцы! - похвалил командарм гвардейцев. - Надо до ночи весь участок держать под огнем, а ночью атаковать и восстановить положение.
- Ночью вы должны овладеть Родионовкой и расширить плацдарм,- сказал мне Шарохин, - а вам, - повернулся он к командиру иптаповского полка, приказываю вызволить свои пушки и поставить в строй, иначе пеняйте на себя. Ясно?
Генералы, а за ними адъютанты и автоматчики, пригибаясь стали пробираться к машинам, а я с Муфелем и Ильченко приступил к планированию ночного боя.
Предстояло проехать еще к Микеладзе и Чиркову, увязать их действия, а затем сообщить о своем решении начальнику штаба.
Во второй половине ночи 27 февраля мы атаковали. Гвардейская воздушнодесантная дивизия смяла вражеские подразделения и, продвинувшись вперед, заняла двумя полками Родионовку, а одним повернулась фронтом на север и прикрыла свой обнаженный фланг.
Иптаповский полк с помощью гвардейцев отбил свои орудия. Гитлеровцы не смогли даже вынуть замков, и пушки находились в полной исправности. Командир полка сразу же пустил их в дело.
Дивизия Чиркова, расширяя свой плацдарм, полностью очистила от противника поселок Ингулецкий и Ленинцы. Продвинув свой правый фланг на тысячу метров, она стала закрепляться. Поставленная корпусу задача была выполнена.
Однако через сутки положение опять изменилось. Собрав все, что имелось под рукой из 62-й пехотной и 23-й танковой дивизий, и подтянув из тыла корпусной резерв - 257-ю пехотную дивизию, гитлеровцы с рассветом 28 февраля контратаковали. Их концентрический удар пехотой и танками был направлен против нашего, далеко выдвинувшегося на запад родионовского выступа.
- Очень хорошо. Давайте-ка карту, разберемся сначала сами.
Перед корпусом стояла задача: своим центром прорвать оборону противника на участке в шесть с половиной километров и. нанося удар на юго-запад, в направлении Кривого Рога, овладеть Ново-Покровка, ст. Пичугино, Табурище, а к исходу дня выйти на рубеж Александровка, Златополь, Новоселовка.
Таким образом, при общей протяженности фронта корпуса в 25 километров прорыв осуществлялся на участке протяжением в 6 километров; глубина ближайшей задачи составляла 3 километра, задачи дня - 10 километров.
- Я считаю, что нет необходимости производить особые перегруппировки, - сказал Щекотский, когда мы разобрались с задачей и нанесли ее на карту.
- Конечно, чем проще, тем лучше.
- Следует только немного потеснить Даниленко и рядом с ним поставить наш второй эшелон - дивизию Чиркова.
- Правильно, - согласился я. - Эти две дивизии и нанесут главный удар, а Микеладзе и Чурмаев будут содействовать им своими внутренними, смежными флангами.
- А на внешних флангах будем обороняться.
- Да. Пока не прорвемся в центре.
Так было принято решение с учетом опыта нашего первого прорыва 30 января.
Атаку наметили начать во второй половине ночи, вслед за короткой артподготовкой. К 12.00 вызвали командиров дивизий, чтобы ознакомить их с решением и поставить задачи,
Первым прибыл Чирков (он размещался ближе, чем другие), за ним Даниленко, потом Чурмаев и Микеладзе. Собрались они у начальника штаба, и когда я зашел к нему, то застал всех за шумной беседой.
- Вам повезло. Отдохнули, пообсушились, позалатали дыры,-говорил Даниленко Чиркову. - А мои под дождем да пол снегом.
- Не завидуй. Через день - два опять рядом будем, - отвечал Чирков.
- День-два на войне много значат. У меня на передовой мечтают хотя бы часок полежать на теплой печке.
Даниленко и Чирков встретились второй раз и внимательно изучают друг друга. Даниленко - плотный, краснощекий, одет в защитного цвета венгерку, отороченную серым барашком, защитные бриджи и хромовые сапоги. На выбритой до блеска голове лихо заломлена серая папаха под цвет оторочки. Вид щеголеватый. Говорит быстро, с украинским акцентом. "Ох, и хитер! - говорят про него в шутку штабные офицеры. - Его не проведешь!"
Чирков по росту под стать Даниленко. Одет просто: в шинели, ушанке, как и другие офицеры. Он сосредоточен, пожалуй, даже замкнут, говорит медленно и мало. Ответы его обдуманны, шутит редко.
Генералы Чурмаев и Микеладзе только что познакомились. Чурмаев добродушный, простой, с небольшими черными усиками, у Микеладзе - лицо усталое, болезненное.
- Растянули меня на двенадцать километров, что же я могу сделать? говорит Чурмаев, стараясь вызвать у своего собеседника сочувствие.
- А у меня восемь километров. Тоже только-только обороняться.
- Тогда пусть наступают полковники, - кивает Чурмаев в сторону Даниленко и Чиркова, - им и карты в руки.
Совещание продолжалось час - полтора. Каждый комдив получил свою задачу и подробные указания о перегруппировке. Перегруппировку боевого порядка решено было провести в последнюю ночь перед атакой, а весь завтрашний день посвятить организации взаимодействия в звене дивизия полк, полк -батальон.
В 14.00, захватив с собой Даниленко, Чиркова, Муфеля и Ильченко, я выехал на южную окраину Ново-Софиевки, на стык ударной группировки, чтобы на местности уточнить дивизиям задачи и увязать их взаимодействие.
Атаковал корпус в 5.00 17 февраля по ранее испытанному и оправдавшему себя методу. В течение двух минут били орудия прямой наводки по целям на переднем крае, затем был произведен десятиминутный огневой налет по переднему краю и ближайшей глубине с последующим переносом на вторую траншею. Сигнал на перенос огня являлся одновременно и сигналом для атаки.
Все как будто бы было продумано и предусмотрено, а между тем атака не принесла того успеха, который мы имели 30 января.
Противник на этот раз не дал застать себя врасплох. Он ожидал нашего удара и готовился отразить его. На участке у Даниленко гитлеровцы даже провели небольшую контрподготовку по исходному положению и выходам из Зелено-Поле. Артиллерию и минометы врага мы быстро подавили, но атака все-таки не удалась,
За три часа ночного боя пехота прочно овладела только первыми двумя траншеями; все ее попытки проникнуть глубже пресекались неподавленным огнем из Высоко-Поля.
Оборону противника усиливали танки, что придавало ей особую устойчивость.
С большим трудом наши войска к исходу первого дня овладели Высоко-Полем и Табурищем, т. е. продвинулись своим центром на два - три километра.
На вторую ночь в бой были введены вторые эшелоны дивизий, но и это не принесло особых успехов. Войска продвинулись еще на полтора -два километра и вышли на рубеж Ново-Покровка, ст. Пичугино, Романовка, захватив эти опорные пункты.
Атаки нашей пехоты противник отражал организованным огнем и контратаками. Каждый опорный пункт переходил из рук в руки по нескольку раз. Промежутки между опорными пунктами гитлеровцы закрыли минными полями.
Прорывать сильно насыщенную танками оборону, не имея танков, было слишком сложно. Закреплявшая успех атаки артиллерия сопровождения представляла собой, по сути дела, громоздкие, незащищенные цели, быстро выводилась из строя.
К концу второго дня, 18 февраля, повалил густой снег, а затем начался буран, окончательно сковавший наши действия.
На третий день буран продолжался. Дивизия Чиркова ворвалась было в опорный пункт Шевченко, но наткнулась на танки и была отброшена в Романовку.
Продвижение Микеладзе на Ново-Покровку было сковано непрерывными контратаками противника из Братско-Семеновки и Надеждовки.
Только правому флангу Чурмаева удалось продвинуться на четыре километра и захватить поселок Примерный.
Таким образом, наше наступление за первые три дня превратилось в медленное прогрызание.
Четвертую ночь бушует буран. Злобно воет и валит с ног ветер. Снег слепит глаза, заносит окопы, наметает сугробы. В пяти - шести шагах ничего не видно.
Гитлеровцы зубами держатся за населенные пункты, ощетинились танками, огородились минами и без конца контратакуют. С железным упорством отстаивают они Криворожье.
- Должны же мы в конце концов сломить их сопро тивление! -говорю я начальнику политотдела. Мы сидим с ним в землянке на моем НП.
- Обязательно. Так долго продолжаться не может. Я переговорил с начподивами. - продолжает он, - все они убеждены, что задачу свою выполнят. Заявляют, что если бы не танки, то теперь были бы уже и Кривом Роге.
- Но неужели у нашего командарма нет танков? - спрашивает Пашенко. Нам всего-то надо полчок, не больше.
- Видимо, нет. Если бы были, то он дал бы.
- Без танков туговато, - вздыхает Пащенко. - Придется больше нажимать на Муфеля, на его артиллерию.
- Плохо дело и со снарядами. Если даже и дадут, то в такую погоду не скоро подвезешь.
Изредка звоним в штаб к Щекотскому - нет ли чего нового? Позваниваем и командирам дивизий.
В эту ночь, несмотря на буран, наши войска кропотливо готовят новую атаку. Начало ее на рассвете.
К утру 20 февраля снегопад прекратился, ослаб и ветер. Кружилась только легкая поземка. Похолодало. А днем в погоде наметился резкий перелом.
Выпавший снег и наступившее похолодание обезвредили мины. Они уже не рвались от первого прикосновения к ним.
Рывком рванулись гвардейцы-десантники и, преодолев сопротивление противника, овладели двумя населенными пунктами: Братско-Семеновкой и Надеждовкой.
Но враг не сдавался. Сильной контратакой с танками он выбил гвардейцев из Братско-Семеновки. Несколько часов шла ожесточенная борьба за этот населенный пункт, пока, наконец, наши войска не отбросили гитлеровцев на юго-запад.
Части Даниленко и Чиркова совместными усилиями овладели опорным пунктом Шевченко и начали развивать успех вдоль железнодорожной линии.
В 12.00 наши соединения наткнулись на последний оборонительный рубеж внешнего обвода Кривого Рога, который проходил по линии: Александровка, Златополь, Кабурдеевка, колхоз "Таганча".
Здесь, на фронте в 10 километров, протянулись в два ряда десять деревень, превращенных гитлеровцами в опорные пункты. На окраинах, маскируясь постройками, стояли танки и били в упор, создавая завесу непреодолимого огня. Наступление приостановилось. Начали готовиться к ночной атаке.
С наступлением темноты, когда огонь танков стал малодейственным, корпус сломил сопротивление противника и на рассвете 21 февраля вышел своим правым флангом на реку Саксагань, а левым - на восточную окраину крупного пригорода и узловой железнодорожной станции Долгинцево.
К 14 часам гвардейцы Чиркова и Чурмаева обошли Долгинцево с севера и юга и совместными усилиями очистили его от противника.
Дивизии Микеладзе и Даниленко выдвинулись на восточный берег Саксагани и завязали бои за населенные пункты и рудники.
Полоса наступления корпуса, постепенно сжимаясь, сократилась с двадцати пяти километров до пятнадцати. Изменилось и направление удара: раньше оно было юго-западным, теперь стало западным. Наша правая разгранлиния шла с южной окраины Рыбасова (на р. Саксагань) на южную окраину Лозоватки (на р. Ингулец), а левая - от Долгинцево на Афанасьевку, рассекая Кривой Рог на две половины, причем северная часть отходила к нам, а южная - к нашему левому соседу - 34-му стрелковому корпусу 46-й армии.
Во второй половине дня штаб корпуса переместился в Долгинцево и начал подготовку к ночному штурму Кривого Рога и форсированию реки Саксагань.
Весь личный состав штабов и политотделов был поставлен на ноги. Готовились крупномасштабные схемы; прокладывались маршруты; городские и рудничные районы разбивались на кварталы, и для их штурма намечались подразделения.
Политработники приводили короткие собрания, расставляли партийные силы, поднимали людей на выполнение боевой задачи.
Штурм северного пригорода и рудников начался в 5 часов утра 22 февраля.
К 6.30 после упорного боя на окраинах гвардейцы Чиркова заняли ст. Мудреная, форсировали р. Саксагань, а к 11.00 очистили от противника ст. Карноватка, рудник им. Артема и вышли на противоположную, северо-западную, окраину города.
Гвардейская дивизия Чурмаева, наступавшая левее, выбила противника из Рабочего поселка, форсировала Саксагань и, ворвавшись в западную часть города, втянулась в уличные бои. К 11.00 она очистила весь западный сектор и выдвинулась на линию окружной железной дороги, имея в центре своего наступления рудник Смычка.
Блестяще справился со своей задачей и наш левый сосед - 34-й стрелковый корпус. К утру он освободил центр и южную часть города.
Таким образом, к полудню 22 февраля Кривой Рог был полностью очищен от немецки-фашистских захватчиков. Только на правом фланге нашего корпуса в полосе двух других дивизий весь день не стихала ожесточенная борьба за рудники.
10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии дорогу к руднику имени Фрунзе преградила широкая запруда на Саксагани со взорванным льдом, а к руднику Дубовая Балка - сильно укрепленный опорный пункт Божаново. Десятки раз бросались гвардейцы через реку, и каждый раз их атаки оказывались безуспешными.
Войска стрелковой Нижнеднепровской дивизии Даниленко, наступавшие левее гвардейцев-десантников, сломив сопротивление противника, овладели Екатериновкой, но все их попытки проникнуть на западный берег к рудникам имени Карла Либкнехта и Артема успеха не имели. По единственной имевшейся здесь переправе через Саксагань противник вел губительный огонь, а на других участках лед был взорван. На подступах к Кривому Рогу дивизия понесла большие потери.
С наступлением темноты, когда все средства были уже испробованы, гвардейцы и стрелки стали переправляться на правый берег вброд и вплавь.
Во время форсирования Саксагани проявили героизм саперы стрелковой дивизии: рядовые Кузиков и Кутин и ефрейтор Портнов. Действуя под вражеским огнем, по пояс в ледяной воде, они отыскали ночью брод, переправили артиллерию и затем с помощью гражданского населения начали строить мост. Освобожденные жители Екатериновки разыскивали и подтаскивали бревна, подвозили на санках другой стройматериал, несли гвозди и проволоку для крепления. Каждый из них, рискуя жизнью, готов был сделать все, чтобы помочь своим освободителям. К утру мост был готов.
Бой продолжался всю ночь. Только к утру 23 февраля враг был изгнан окончательно из криворожских рудников западного берега.
За отличные боевые действия войскам 3-го Украинского фронта, штурмом овладевшим городом Кривой Рог и освободившим район криворожских рудников, Верховное Главнокомандование объявило благодарность. Столица Родины Москва салютовала доблестным воинам двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.
Через несколько дней 10-й гвардейской воздушнодесантной дивизии Микеладзе было присвоено почетное наименование "Криворожской", а 188-я стрелковая Ннжнеднепровская дивизия Даниленко была награждена орденом Красного Знамени.
Откатываясь под ударами наших войск, немецко-фашистские оккупанты затопили вес шахты, взорвали компрессорные вентиляционные установки, надшахтные здания, рудосортировочные фабрики, электростанции, разрушили все культурно-бытовые здания и 1730 жилых домов. Общий ущерб, нанесенный гитлеровцами предприятиям и учреждениям Криворожского железорудного бассейна, превысил один миллиард рублей.
Но сразу же после освобождения в городе забурлила напряженная трудовая жизнь. Еще гремела канонада на Ингульце, а в Кривом Роге уже развертывали свою работу партийные и советские учреждения. Советские люди приступили к восстановлению разрушенных шахт и городского коммунального хозяйства.
От Ингульца до Днестра
Во второй половине дня 23 февраля 1944 года соединения корпуса выдвинулись на левый берег Ингульца, имея правый фланг у Лозоватки, а левый к западу от центра Кривого Рога. Правее, к Лозоватке, вышла 92-я гвардейская дивизия Петрушина.
В первом эшелоне корпуса находились три гвардейские дивизии: справа Микеладзе, в центре - Чиркова, слева - Чурмаева. Стрелковая дивизия Даниленко, понесшая в боях за Криворожье наибольшие потери, была оставлена во втором эшелоне, в районе рудника имени Карла Либкнехта.
Наш подход к реке противник встретил организованным огнем. Передний край заранее подготовленного гитлеровцами рубежа проходил по правому берегу.
Перед фронтом корпуса находились известные уже нам части 62-й пехотной и 23-й танковой дивизий.
В ночь на 25 февраля наши дивизии предприняли попытку захватить плацдармы. Лучше всего это удалось Микеладзе. Выделенные для первого броска подразделения скрытно преодолели на плотиках реку и внезапно атаковали. Часть берега между Лозоваткой и поселком Ингулецким они очистили без особого труда. А к утру на правый берег переправился весь 24-й воздушнодесантный полк. Плацдарм был расширен до одного километра по фронту и на 200 - 300 метров в глубину.
У Чиркова за противоположный берег зацепилась одна рота. Она захватила северную часть Ипгулсцкого и закрепилась там.
Все попытки Чурмаева преодолеть реку противник отразил огнем.
Днем 25 февраля меня вызвали на НП командарма - на высоту с тремя курганами юго-западнее Веселого Кута. Я в то время болел ангиной, говорил только шепотом, поэтому меня всюду сопровождал Москвин.
В палатке, задернутой маскировочной сеткой, кроме Шарохина, неожиданно для себя увидел командующего войсками фронта Малиновского. Представился ему.
- Здравствуйте! Присаживайтесь! Давно хотел познакомиться! приподнявшись и подавая мне руку, сказал Малиновский. - Не скрою, доволен действиями вашего корпуса.
- Благодарю, товарищ командующий. Очень рад! Постараюсь и впредь оправдать ваше доверие, - прохрипел я в ответ и показал на больное горло.
- Понимаю, понимаю, - кивнул головой Малиновский и пригласил меня присесть. - Ну что ж, докладывайте! Как дела у вас?
Приветливая встреча взволновала меня. Хотелось доложить многое, не только о сегодняшней обстановке на Ингульце, но и о прошлых боях, о героизме людей, о нуждах поредевших частей и дивизий и о многом другом. Но я не мог говорить.
- Кузнецов не сможет доложить, товарищ командующий, -сказал Шарохин. Позвольте заслушать его начальника оперативного отдела. Вы готовы? обратился он к Москвину.
- Точно так. Готов!
- Хорошо! - согласился генерал армии. Развернув на столике свою рабочую карту, Москвин стал докладывать о результатах ночного боя за плацдарм, а я следил за ним и иногда шепотом делал поправки.
- Дела у вас идут неплохо, - одобрительно заметил командующий фронтом, выслушав наш доклад, - Главное теперь - расширить плацдарм и прочно закрепить его. Долго мы сидеть на месте не собираемся, подготовимся и возобновим наступление. - А вам, - кивнул он мне, - пожелаю скорейшего выздоровления. Условимся так: вы форсируете Ингулец, прорвете оборону и разовьете успех на запад, а я со своей стороны, если к тому времени ваша болезнь не пройдет, обещаю положить вас недели на две в свой подручный госпиталь. Есть там у меня на примете один врач, он излечивает от всех болезней.
- У него болезнь не такая уж сложная. Справится, пожалуй, и медсестра, которая, конечно, помоложе и поинтереснее, -поддержал шутку Шарохин.
Командарм поставил передо мной задачу - захватить Родионовку, расположенную в четырех километрах западнее Ингульца.
- Это и плацдарм расширит и противника скует, - подтвердил и командующий фронтом.
Наступление я должен был провести 27 февраля. На подготовку оставался один день и две ночи.
Ночь я провел на своем НП, на одиноком кургане восточное Ингулецкого. С кургана хорошо просматривались все населенные пункты вдоль берега, в том числе и Родионовка. Зато и курган тоже был виден отовсюду. И днем и ночью он курился, словно действующий вулкан: днем из него тянулась к небу струйка белесоватого дыма, а ночью сыпались искры.
Гитлеровцы догадывались о наличии здесь важного наблюдательного пункта и били по кургану не переставая. Сначала они накрывали курган батарейными очередями, а затем перешли на огонь отдельными орудиями. Все поле вокруг было изрыто воронками.
...Время за полночь. Затишье. Тускло догорает на столике одинокая свеча. Ее слабый свет падает на развернутую карту, на два телефонных аппарата, армейской и корпусной связи.
Из старших офицеров со мной на НП - Муфель и Москвин. Корпусной инженер Ильченко помогает Микеладзе переправлять у Марьяновки на паромах истребительно-противотанковый артполк, который по моему приказанию перебрасывается на правый берег Ингульца для усиления воздушнодссантиого полка и закрепления плацдарма.
С утра намечено провести рекогносцировку.
Накрывшись полушубком, я дремлю на единственной в блиндаже койке. Температура к ночи повысилась. Знобит. Мысль то и дело возвращается к сегодняшнему посещению командующего и задаче по расширению плацдарма. Мне хотя и неизвестны намерения высшего командования, но я понимаю, что на нашем фронте наступила оперативная пауза. И враг и мы измотаны. Люди нуждаются в передышке; необходимо пополнить материальные средства.
Но и временного, вынужденного бездействия терпеть никак нельзя, нужно с каждым днем, с каждым часом улучшать свое положение.
До меня доносится чей-то глуховатый голос:
- Генерал отдыхает?
- А что такое?
Несчастье у нас на правом фланге.
При слове "несчастье" дремота быстро улетучивается. Я поднимаюсь.
- Товарищ генерал! Разрешите доложить? - спрашивает Муфель и после моего утвердительного кивка говорит: - Звонил из Марьяновки Ильченко, от Лозоватки, вдоль того берега, атаковал противник, захватил три батареи иптаповского полка, все, что мы смогли туда переправить.
- Как так? - раскрыв глаза, шепотом спрашиваю я склонившегося ко мне полковника.
- Захватили все двенадцать орудий.
- Да как же так? - Я никак не могу осмыслить случившееся. -Ведь там поблизости берег занимает наш сосед - гвардейская дивизия Петрушина.
Муфель пожимает плечами.
- И сам не знаю, как это могло произойти, - отвечает он.
- Уточните еще раз, - говорю я Муфелю. - Позвоните к Микеладзе. Утром поедем в Марьяновку и разберемся на месте. Доложите о случившемся в армию.
- Слушаюсь!
Утром часов около восьми, оставив на НП Москвина, я вместе с Муфелем и адъютантом выехал в Марьяновку. Мы проехали вдоль лесной посадки, а потом, оставив машину, стали пробираться пешком. До Ингульца оставалось меньше километра. Сама река пряталась в глубоком русле, но весь противоположный берег с примыкающими к нему населенными пунктами был виден как на ладони.
Изогнутая линия нашего переднего края тянулась то вдоль левого берега, то пересекала реку и огибала небольшие плацдармы на противоположном берегу.
Не успели мы пройти и сотни метров, как сзади нас показались два "виллиса".
Остановив машины рядом с нашей, к нам направились Шарохин и Хитровский (командующий артиллерией армии), а вместе с ними два адъютанта и два автоматчика.
- Что вы делали ночью? Спали? - шумел командарм, приближаясь к нам. В таком возбужденном состоянии я видел его впервые. - Противник из-под носа пушки ворует, а они спят! Где ваша артиллерия? - напустился он на Муфеля.
Неожиданно в воздухе прошуршала минометная очередь, а затем между нами и машинами с треском крякнули разрывы. Осколки с ревом и свистом пронеслись над головами. Гитлеровцы наблюдали за нами. Еще бы! На виду три легковые машины и группа беспечных начальников - соблазнительные мишени!
Припав к земле, мы поползли в придорожную канаву.
- Смотри за командармом, отвечаешь головой, - шепнул я подбежавшему ко мне Пестрецову. На четвереньках и короткими перебежками выходили мы из зоны обстрела на южную окраину Марьяновки. Собравшись вместе, мы посмотрели друг на друга и, убедившись, что все целы и невредимы, рассмеялись.
Командарма как будто бы подменили, он опять стал самим собой.
- Куда же ты завел? Где противник? - спросил он меня.
- Я не заводил, вы сами приехали, - прохрипел я. - А противник, вот он, на противоположном берегу.
- Рядом?
Шарохин огляделся и затем уже по-дружески отругал меня.
- Куда же тебя черт носит? Ты же командир корпуса, а не командир роты!
- А вы у Веселые Терны посадили меня еще ближе, на самый передний край, - напомнил я ему.
- Тогда нужно было!
- Сегодня тоже нужно. А как вы-то заехали?
- Мы случайно. Спросили у Москвина, он и показал. "Поехали, говорит, вдоль посадки". Ну и мы следом.
На курган к нам из Марьяновки пробрались Ильченко и командир пострадавшего иптаповского полка. Они и помогли нам разобраться в происшедшем. Оказалось, что ночью гитлеровцы, произведя перегруппировку, сосредоточили на юго-западной окраине Лозоватки до полка пехоты, несколько минометных рот и батарей. Лозоватка - огромный населенный пункт, насчитывающий почти две тысячи домов. Она раскинулась на обоих берегах Ингульца и растянулась на десять километров. Заметить перегруппировку в таком большом пункте, к тому же ночью, ни нам, ни нашему правому соседу не удалось.
Открыв огонь по переправе у Марьяновки, противник потихоньку спустился к берегу и, пробравшись к нашим батареям в тыл, внезапно атаковал. О результатах ночной атаки мы уже знали. Распространиться гитлеровцам южнее не дал находившийся на плацдарме гвардейский полк.
Командир артполка просил командующего простить ему оплошность и заверял, что материальную часть он ночью заберет обратно. Я поддержал его.
Все орудия стояли на своем месте, мы и сами хорошо их видели. Мы даже наблюдали, как к орудиям пытались пробраться гитлеровцы и как наша пехота и минометчики своим огнем старались не допустить их туда.
- Молодцы! - похвалил командарм гвардейцев. - Надо до ночи весь участок держать под огнем, а ночью атаковать и восстановить положение.
- Ночью вы должны овладеть Родионовкой и расширить плацдарм,- сказал мне Шарохин, - а вам, - повернулся он к командиру иптаповского полка, приказываю вызволить свои пушки и поставить в строй, иначе пеняйте на себя. Ясно?
Генералы, а за ними адъютанты и автоматчики, пригибаясь стали пробираться к машинам, а я с Муфелем и Ильченко приступил к планированию ночного боя.
Предстояло проехать еще к Микеладзе и Чиркову, увязать их действия, а затем сообщить о своем решении начальнику штаба.
Во второй половине ночи 27 февраля мы атаковали. Гвардейская воздушнодесантная дивизия смяла вражеские подразделения и, продвинувшись вперед, заняла двумя полками Родионовку, а одним повернулась фронтом на север и прикрыла свой обнаженный фланг.
Иптаповский полк с помощью гвардейцев отбил свои орудия. Гитлеровцы не смогли даже вынуть замков, и пушки находились в полной исправности. Командир полка сразу же пустил их в дело.
Дивизия Чиркова, расширяя свой плацдарм, полностью очистила от противника поселок Ингулецкий и Ленинцы. Продвинув свой правый фланг на тысячу метров, она стала закрепляться. Поставленная корпусу задача была выполнена.
Однако через сутки положение опять изменилось. Собрав все, что имелось под рукой из 62-й пехотной и 23-й танковой дивизий, и подтянув из тыла корпусной резерв - 257-ю пехотную дивизию, гитлеровцы с рассветом 28 февраля контратаковали. Их концентрический удар пехотой и танками был направлен против нашего, далеко выдвинувшегося на запад родионовского выступа.