Страница:
Чувствовалось, что большим авторитетом среди командиров пользуется и начальник штаба генерал Ярмошкевич, скромный старый служака, длительное время проработавший преподавателем военной академии. Верный своим педагогическим правилам, он и за обедом не переставал поучать молодых командиров. В руках у него оказалась объемистая рабочая тетрадь в мягкой коричневой обложке, которой он как бы играл, то скатывая ее трубочкой, то перекладывая из руки в руку. Тетрадь невольно привлекла к себе внимание и вызвала кое у кого недоумение, а потом и шутку.
- И зачем это начальнику штаба школьная тетрадь? - посмеиваясь, спросил один из командиров.
- А вы не смейтесь, - ответил генерал. - У меня таких тетрадей скоро полсейфа накопится. Окончим мы с вами войну и вновь соберемся в стенах академии, и вот тут-то и понадобятся все мои тетради для обобщения боевого опыта. Кто попадет тогда ко мне, тот смеяться уж не станет, он поймет, зачем я записывал, собирал и накапливал тетради. Так-то! Генерал с любовью похлопал ладонью по коричневой обложке.
Не смеяться надо было, а брать пример с него. Я с тех пор тоже начал вести записи, часто заглядывал в них, чтобы не повторять ошибок, надеялся после войны на досуге подытожить пройденный боевой путь.
Передав оборону другим частям, дивизия готовилась к маршу. В полках шли строевые смотры, проверялась боевая техника, проводились собрания.
- Не проехаться ли нам к Свистeльникову? - предложил я комиссару. Людей посмотреть, да и себя показать.
- С удовольствием! - согласился Шабанов. Через час мы уже были в шестой роте - лучшем подразделении полка. За день до смены она захватила здоровенного фельдфебеля. Перед рассветом между взводными районами просочилась немецкая разведка. Ее обнаружили и обстреляли. Гитлеровцы бросились наутек. В погоню устремились ротные связные Ченцов и Шумов. Они-то и взяли в плен фельдфебеля.
Занимала рота три крестьянские избы. Отдыхали бойцы на полу, на толстом слое чистой соломы, прикрытой плаш-палатками.
Завязалась беседа.
- Располагаемся, как у тещи в гостях, - шутили бойцы. -Спать только неудобно: ни тебе пуль, ни мин, ни снарядов, даже тоска берет.
- А не жалко расставаться с такими хоромами? Скоро ведь в поход, а отдохнули маловато.
- Спасибо и на этом. Хорошего понемножку, - сказал кто-то.
Всех интересовал вопрос: далеко ли пойдем, когда и в каком месте станем наступать. Бойцы с любопытством посматривали то на меня, то на комиссара, ожидая наших ответов.
- Пойдем на запад, километров сорок отсюда, - сказал я, - а где наступать будем, мы и сами пока не знаем. Увидим потом, торопиться некуда, да и немец не убежит от нас.
- Разве убежишь от шестой роты? - поддержал меня Шабанов. - Эти молодцы и под землей достанут. Не подведете?
- Постараемся, товарищ комиссар!
- А где же наши специалисты по "языкам"?
- Ченцов и Шумов? Они в другой избе.
- Позовите их! - распорядился командир полка. И вот перед нами два молоденьких красноармейца. Они похожи друг на друга: оба белокуры, со светло-серыми глазами и округлыми юношескими лицами. Ченцов только чуть поплотнее, покряжистее.
- И как только вы захватили его? - смеется Шабанов, осматривая их с головы до нет. - фельдфебель - верзила под потолок, в два раза больше каждого из вас.
- Маленькие, да удаленькие, товарищ комиссар, Новгородцы! - говорит командир полка.
Я поблагодарил Ченцова и Шумова за службу и пожал им руки.
- Служу Советскому Союзу! - дружно ответили они.
- Товарищ полковник! Я их к награде представил, к медали "За отвагу", - выступив вперед, доложил командир роты.
- Поддержим - заслужили!
...Новгородский полк двинулся в путь в предвечерних сумерках. Следом за ним потянулся и штаб дивизии.
Сам я решил в эту ночь заехать в Карельский полк, в котором уже давно не был, да заодно побывать и у полковника Штыкова.
На участок Карельского полка добрался около полуночи и, прежде чем найти место штаба, долго блуждал вдоль полотна железной дороги. Искусно врезанные в высокую насыпь и хорошо замаскированные землянки не только ночью, по и днем разыскать было трудно. Ночью их выдавали лишь искры и легкое зарево над блиндажами. По ним я и нашел командный пункт. Полк оборонялся на широком фронте. Центр его находился севернее Лычково, а фланги вытянулись вдоль полотна железной дороги.
Встретил меня новый командир полка подполковник Николай Васильевич Заикин. Я выслушал его доклад, а затем вместе с ним обошел ближайшие подразделения. Мое появление насторожило карельцев. Их интересовало: на старом ли месте дивизия, скоро ли будем наступать, возвратится ли полк в ее состав? В меру возможности мы постарались удовлетворить это любопытство и разъяснить, что успех дивизии во многом будет зависеть от их стойкости.
- На карельцев можете надеяться. Мы не подводили и не подведем, заверили меня бойцы.
Подполковник Заикин с первой же встречи показался мне хорошо знающим дело и заботливым командиром. За короткий срок он сумел не только изучить людей, но и войти в курс всех прошлых боев полка, узнал его историю. С особым уважением он отзывался о своем предшественнике подполковнике Михееве, хотя и не знал его лично. Светлая память о Михееве продолжала жить в полку.
Уехал я из полка со спокойной душой. К Штыкову добрался уже на рассвете и тоже с трудом разыскал его среди разбросанных по лесу н заснеженных хуторов Яблони Русской.
Располагался он в плохоньком крестьянском домишке с земляным полом и двумя крошечными окошками. Бледный свет утренней зари еле-еле проникал внутрь. На длинных во всю стену нарах отдыхали штабные командиры, связисты и среди них командир дивизии. Его разбудили. Набросив на плечи полушубок, Штыков присел со мной у окошка. Выглядел он устало и показался мне еще меньше и суше, чем в нашу первую встречу у командарма. Кутаясь в полушубок, поеживаясь и вздрагивая от холода, он стал знакомить меня с обстановкой.
Его 202-я стрелковая дивизия, уже значительно обескровленная и разбросанная по лесу, занимала 15-километровую полосу. Своим левым флангом, вытянутым вдоль железной дороги, она примыкала к Карельскому полку и оборонялась, а ее правый фланг, поднятый от железной дороги на восемь километров к северу, вел наступление. Правый фланг должен был овладеть двумя сильными опорными пунктами Вершина и Высочек, расположенными на восточном берегу болота Невий Мох.
С выполнением задачи у Штыкова пока не клеилось. Атаки пехоты, плохо обеспеченные артиллерией, успеха не имели. Потери росли.
Я посочувствовал ему и пообещал в ближайшие дни оказать посильную помощь.
О Штыкове в армии шла хорошая молва. Соседи уважали его. Впоследствии и меня сдружила с ним совместная борьба с врагом.
Наутро из армии поступило два приказа: одним - дивизии ставилась задача на наступление, а другим - наш начальник штаба комбриг Корчиц переводился в другую армию на должность командира дивизии. Все мы от души порадовались новому назначению Корчица: он вполне заслужил его.
Владислав Викентьевич Корчиц и его предшественник Павел Федорович Батицкий очень помогли дивизии: наш штаб вырос при них и хорошо слаженный и боеспособный орган управления. Как с тем, так и с другим расстались мы тепло, большими друзьями, обещая в будущем помогать друг другу. Жалели только, что дивизия накануне серьезных наступательных боев опять осталась без начальника штаба.
Зимнее наступление
Перед нами стояла задача - форсировать болото Невий Мох, переправиться с его восточного берега на западный, затем спуститься берегом на десять километров южнее и, снова развернувшись на запад, повести наступление на Любецкое, Веретейка.
Этим маневром будут обойдены и потеряют свое тактическое значение опорные пункты Вершина и Высочек, за которые бьется теперь дивизия Штыкова. В этом и скажется наша реальная помощь левому соседу.
Болото Невий Мох - обширное пространство в междуречье Полометь и Полы, к юго-востоку от озера Ильмень. Длина его достигает сорока, ширина - от трех до десяти километров. Изрезанные берега болота и острова причудливой формы покрыты густым лесом. Отдельные деревья растут и по всему заболоченному пространству. Болото проходимо только зимой. Посреди него находится длинный лесистый мыс Урочище Вершинский Кремняк, занимаемый вражеским боевым охранением, а за ним - остров Саватес, превращенный фашистами в сильный опорный пункт. Избежать боя никак нельзя. Кремняк и Саватес преграждают нам путь.
В первый же день наша боевая разведка овладела северной частью Кремняка. Поставленная на лыжи, она широкой цепью ринулась через болото. Бой был коротким и успешным.
С наступлением темноты к берегу подтянулись Новгородский и артиллерийский полки. Но неожиданно произошла задержка. Оказалось, что по болоту трудно пройти без лыж и совершенно невозможно протащить артиллерию и обозы. Бойцы по пояс проваливались в снег, касаясь ногами незамерзшей болотной воды. Создалась опасность обморозить людей.
Пришлось приостановить выдвижение в Кремняк и всю первую половину ночи затратить на подготовительные работы. Пехотинцы и саперы начали прокладывать два маршрута: тропу для пеших и санную дорогу для артиллерии и обозов. Снежный пласт разгребался до слабенькой подснежной корки, затем дорога гатилась ветками и смачивалась водой. Освобожденная от снега поверхность быстро леденела и превращалась в плотное покрытие.
Вторая половина ночи ушла на переброску в Кремняк двух полков. Штаб дивизии к утру переместился на восточный берег и, раскинув палатки, приступил к работе.
Светало. Подернутое утренней зарей безоблачное небо поминутно меняло оттенки. От сильного мороза трещали деревья, скрипело под ногами и полозьями. Мороз обжигал лицо.
Над Кремняком, в том месте, где сосредоточились наши полки, в небе висело облако белесого дыма. И чем сильнее разгоралось утро, тем больше беспокоило меня это облако. В любую минуту мог появиться воздушный разведчик и, обнаружив скопление войск, навести бомбардировщиков.
Не выдержав, я поспешил туда сам. Волнение мое оказалось не напрасным: в Кремняке творилась неразбериха. На узкой полосе, в которую упиралась дорога, сбились люди и лошади, обозы и артиллерия. В лесу снег оказался еще более рыхлым и сыпучим, чем на болоте, он буквально засасывал.
Морозное утро встряхнуло людей, лес гудел голосами, у походных кухонь толпились очереди за завтраком. Тянуло дымом от затухающих костров и кухонь, и этот дым, собравшись в облако, стелился над лесом и демаскировал. Большого труда стоило мне развести людей, рассредоточить артиллерию и обозы.
Подтвердив командиру Новгородского полка задачу - овладеть островом Саватес, - я возвратился в штаб.
Там меня поджидал генерал Берзарин. Прибыл он к нам спозаранку, после бессонной ночи, возбужденный и обеспокоенный неприятным разговором со штабом фронта. Его плотная фигура в полушубке и валенках маячила между штабными палатками и санной дорогой. Он то и дело посматривал на болото.
- Как дела? - тревожно спросил Берзарин, когда я соскочил с саней п подошел к нему.
- Все в порядке, товарищ командующий.
Подробно доложив обо всем, что было сделано за ночь и утром, я рассказал и о своих дальнейших намерениях. Берзарин внимательно выслушал меня. Его хмурое, озабоченное лицо оживилось и приняло обычное приветливое выражение. Взяв меня под руку и прохаживаясь, генерал говорил:
- Имейте в виду, на вашу дивизию я возлагаю большие надежды. Выходом западнее болота и наступлением на юго-запад вы должны нарушить всю оборону противника, вынудить его произвести перегруппировки и тем самым облегчить задачу Штыкову. Возможно, в глубине встретите новый подготовленный противником рубеж. Прорывайте его, не теряя времени, действуйте смелее и увереннее. От меня этого требует командующий войсками фронта, а я требую от вас.
Я заверил командарма, что все его требования будут выполнены, и в то же время доложил ему, что меня сильно тревожит открытый правый фланг. К тому же на западном берегу болота, там, где дивизия должна сделать разворот к югу, находится опорный пункт противника Пустынька, который также может угрожать нашим тылам.
- Ко мне прибудет лыжный батальон, - сказал командарм. Направлю его для обеспечения стыка, а возможно, и подчиню вам. С Пустынькой же следует разделаться самим. Да, самим. И это, пожалуй, будет выгоднее всего.
- Пустынька отвлечет на себя часть моих сил, а их у меня и так немного. Нельзя ли высвободить и возвратить мне Карельский полк? - попросил я.
- Нет. Такой возможности пока не предвидится, - сказал Берзарин. - Все задачи придется решать наличными силами.
- Тогда у меня еще одна просьба - ускорить назначение начальника штаба дивизии.
- Это сделаю. Сегодня же пришлю.
Пожелав дивизии успеха и напомнив еще раз о необходимости решительных действий, Берзарин уехал.
Во второй половине дня я снова был на болоте. Погода резко изменилась. Подул ветер, густыми хлопьями повалил снег. Видимость сократилась. За остров Саватес разгорался бой: там наступал батальон Чуприна.
Прокладка дороги к западному берегу шла успешно. Работы велись уже севернее Саватеса. Наступившее ненастье позволяло полку начать продвижение, не ожидая темноты. И я стал торопить Свистельникова.
План был таков: прикрываясь батальоном Чуприна, полк выходил на западный берег, а оттуда повертывал на Любецкое. По прямой до Любецкого насчитывалось около двенадцати километров. В голову колонны полка Свистельников направил батальон старшего лейтенанта Лютикова.
По бездорожью и глубокому снегу батальон мог продвигаться только налегке: без артиллерии, минометов, обоза, с одними пулеметами на лыжных установках. Головную роту поставили на лыжи. Она должна была прокладывать маршрут и утрамбовывать снег, чтобы дать возможность пройти всему батальону.
Батальон получил задачу - ночным маршем сблизиться с противником, выйти на подступы к Любецкому и внезапной атакой овладеть этим населенным пунктом.
Вечерело. Густой снег продолжал слепить глаза. Пообедав и оставив свой транспорт в Кремняке, пехота начала строиться в колонну вдоль проложенной дороги. Когда я и Свистельников подошли к батальону, Лютиков, окруженный командирами рот, ставил задачу. Говорил он отрывисто, сопровождая слова резким взмахом правой руки.
В головную заставу выдвигалась шестая рота лейтенанта Балабанова. Она получила задачу обойти остров Саватес с севера и продвигаться берегом болота на юго-запад. Через десять километров марша рота должна была повернуть строго на запад и, выйдя на подступы к Любецкому, прикрыть сосредоточение батальона.
Задача по своему замыслу бьла проста - не сбиться с направления и выйти в заданный район. Но ее исполнение в условиях ночи, лесною бездорожья и ненастной погоды таило немалые трудности.
Застава тронулась, а вслед за ней двинулся весь батальон Лютикова. Через час должны были выступить и главные силы полка.
Свистельников попросил высвободить ему батальон Чуприна, и я обещал сделать это к утру независимо от результатов боя за остров. Нужно было подготовить дивизионную школу младшего начсостава, и поэтому я, не ожидая выступления главных сил, вернулся на командный пункт.
* * *
Снег шел всю ночь. Саперы выбивались из сил, расчищая дорогу.
Опорный пункт Саватес был взят, и батальон Чуприна получил возможность присоединиться к полку. Прибывшей для смены батальона школе младшего начсостава участвовать в бою не пришлось. Утром курсанты вместо ожидаемого боя оказались на своеобразной экскурсии. Они с интересом осматривали оборонительную систему острова: противопехотные минные поля, проволочные заграждения, разбросанные по опушкам леса, пулеметные площадки на деревьях, систему просек с легкими дзотами для перекрестного огня перед опушкой и в глубине леса.
По всему было видно, что гитлеровцы намеревались серьезно защищать остров и готовились обороняться всю зиму.
Бросалось в глаза отсутствие земляных построек. Блиндажи и землянки заменялись утепленными солдатскими шалашами продолговатой формы с длинными, вовсю стену, нарами и рублеными офицерскими домиками с двойными стенками. Углубляться в землю не позволяла подпочвенная вода.
У шалашей под навесами хранились огромные, неуклюжие, сплетенные из соломы эрзац-валенки.
Штабелями лежали ящики с неиспользованными минами для малокалиберного ротного миномета, который в зимних условиях оказался непригодным: легкая мина при падении в снег не взрывалась.
Кроме курсантов, на острове побывали разведчики, саперы, связисты. Приезжала группа командиров Казанского полка. Всем хотелось познакомиться с обороной врага в болотистом лесу.
Пробыв почти весь день в Кремняке и на болоте, я продрог, простудился и ночью заболел ангиной. Температура подскочила до сорока, заложило горло, пропал голос. На два дня я вышел из строя.
А события на фронте продолжали развиваться. Правда, не так, как хотелось нам.
От Новгородского полка донесения поступали с перебоями. С большим трудом прибивал он себе дорогу. Подобно огромному бураву, врезался полк в полутораметровый слой снега, сверлил и разбрасывал его в стороны, подминал под себя и в образовавшийся проход втягивал сначала голову, потом туловище, а затем уже длинный хвост из артиллерийских и санных запряжек.
Без помощи каких-либо дорожных машин люди боролись со снежной стихией и шаг за шагом отвоевывали пространство. Более суток затратил полк на прокладку двенадцатикилометровой дороги и выдвижение к своей цели.
На второй день, под вечер, в штабе дивизии с часу на час ожидали доклада Свистельникова о соединении с Лютиковым и вступлении в Любецкое. Но, к общему разочарованию, поступили сведения иного характера.
Пробившись через лес, полк вышел на подступы к населенному пункту, занятому противником, а батальона Лютикова там не оказалось. Какой перед полком населенный пункт, где сейчас Лютиков, командир полка не знал: находясь со своим штабом в лесу, он потерял ориентировку.
День подходил к концу, между тем положение у Свистельникова не менялось, сам он все больше и больше терял уверенность в своих действиях.
Вечером мне удалось с помощью адъютанта переговорить с командиром полка.
- Что вы сейчас делаете?-спросил я у Свистельникова.
- Уточняем положение.
- Ну и что же, уточнили хоть сколько-нибудь?
- Да. Полк как будто бы находится у Любецкого.
- А где же Лютиков?
- С ним еще не связались.
- Вы атаковали Любецкое?
- Пытались, но безуспешно. Сковывает глубокий снег.
- Что же вы намерены делать?
- Выполнять задачу.
- Каким же образом?
- Пока еще не решил, но будем выполнять.
- Может быть, вы не у Любецкого, а у какого-либо другого пункта? Где вы сами-то? Что вы лично видите и слышите?-допытывался я, стараясь уяснить положение полка.
- Я в лесу, в километре от населенного пункта. Ориентиров здесь никаких нет. Днем вправо слышалась перестрелка, а теперь и там тихо. Пехота лежит на опушке, артиллерия находится на лесной поляне.
- Вы уточняли, кто вел перестрелку?
- Посылал разведку, но она возвратилась ни с чем.
Слушая доклад Свистельникова и всматриваясь в карту, я думал о действиях полка и о его командире. Дело обстояло не так уж плохо, как это представлялось Свистельникову. Попав в новую обстановку, резко отличавшуюся от обычной при обороне на хорошо изученной местности, он просто растерялся.
"Если полк находится у Любецкого, то это нетрудно проверить, рассуждал я. - В двух - двух с половиной километрах южнее проходит железная дорога, нужно только подтвердить это".
- У вас есть под рукой несколько лыжников? - спросил я у Свистельникова.
- Есть,- ответил он, - комендантский взвод, связисты, разведчики.
- Вышлите трех бойцов по азимуту 180 - прямо на юг, пусть они пройдут по лесу и определят расстояние до железной дороги. По возвращении немедленно доложите.
Минут через пятнадцать - двадцать Свистельников вызвал меня к телефону и сообщил, что лыжники возвратились. До железной дороги напрямик оказалось 600 - 700 метров.
- Правильно! Теперь скажите, где вы находитесь и за какой населенный пункт ведете бой?
- Извините, - виновато донеслось из трубки, - полк находится не у Любецкого, а перед Большим Калинцем.
- То-то и оно! Вы вышли на два километра южнее и втянулись в бой за Большой Калинец. А Лютиков вышел к Любецкому и, возможно, захватил его. Перестрелку, которую вы слышали справа, вел он.
- Все ясно. Черт знает, как я запутался, - удивлялся командир полка.
- Немедленно свяжитесь с Лютиковым и, если нужно, окажите ему помощь.
- А что же делать с Калинцем?
- Как что? Готовьте атаку и захватывайте. Разговор этот окончательно убедил меня, что Свистельников как командир полка со своими задачами не справится. Нужно срочно заменить его другим, более энергичным, волевым и инициативным командиром, способным решать задачи самостоятельно, без излишней опеки. В обороне с ним можно было еще мириться, а для наступления в сложных условиях он явно не подходил. Но где взять другого командира? Ждать, пока пришлют из армии, слишком долго, да и пришлют ли его? Готовых командиров полков и там нет. Искать надо было у себя. Пригласил комиссара. Его мнение не расходилось с моим. Перебрали всех кандидатов и остановили свой выбор на майоре Корнелии Георгиевиче Черепанове - начальнике пятого отделения штаба дивизии, однофамильце моего адъютанта.
В штабе у нас Корнелия Георгиевича Черепанова называли Черепановым большим, а Федора Степановича Черепанова-маленьким. Это соответствовало и их служебному положению, и воинскому званию, и возрасту, и даже внешнему виду.
- Корнелий Георгиевич, думаю, подойдет, - сказал Шабанов. - Волевой командир.
- Подойти-то подойдет, да вот маловато у него командирской практики, командовал только взводом, а потом все время был на хозяйственных и штабных должностях.
- Да, командных навыков мало, это верно. Но я уверен, что он справится. Будем помогать,-заявил Шабанов.
- А не заменить ли нам и комиссара полка? И он там временный, предложил я.
- Правильно! Укреплять так укреплять.
Комиссаром полка мы решили назначить батальонного комиссара Егорова.
Решение о снятии Свистельникова было оформлено на другой день, когда нам стало известно о судьбе батальона Лютикова. В неуспехе батальона был повинен и Свистельников. Он явно переоценил молодого малоопытного комбата, а переоценив, ввел в заблуждение и нас.
С батальоном же Лютикова, как мне доложили, произошло следующее.
Незадолго до рассвета батальон вышел к Любецкому и, установив, что оно занято противником, атаковал. Бой длился не более десяти - пятнадцати минут. Захваченный врасплох и ошеломленный внезапным ударом, противник не мог оказать организованного сопротивления и был выбит из населенного пункта. Победителям достались натопленные дома, а кое-где даже готовый завтрак.
После напряженной бессонной ночи, после марша по снежным сугробам в мороз и снегопад усталых и замерзших людей потянуло к теплу.
Возбужденные боем, командир, комиссар и старший адъютант, сопровождаемые связистами и автоматчиками заскочили в освещенный дом, который полчаса тому назад занимало немецкое начальство.
- Иван Тихонович! А крепко мы им всыпали! Замечательно получилось! потирая застывшие руки и бегая по комнате, говорил Лютиков комиссару батальона старшему политруку Володину.-Я думаю,-продолжал он, - мы сделаем сейчас так: ты пойдешь по ротам и посмотришь, как они устраиваются-надо людей обогреть и накормить,-адъютант подсчитает трофеи и заготовит донесение командиру полка, а я соберу командиров рот и переговорю с ними. Не возражаете?
Возражений не было. Каждому хотелось поскорее выполнить порученное дело и хотя бы немного отдохнуть.
Минут через десять - пятнадцать командиры рот были уже в штабе и докладывали о том, какие они захватили трофеи и как устроились. Восседая за столом в позе победителя, Лютиков чувствовал себя превосходно.
А время шло. Снегопад прекратился. Брезжил рассвет. И вдруг застрекотали автоматы.
"Что такое? В чем дело?"
- Товарищи! Бегом по ротам! - закричал Лютиков, вскочив из-за стола. Он сразу понял, что произошло непоправимое.
Помещение опустело. Вместе с командирами рот выбежали старший адъютант и командир взвода связи.
- Товарищ старший лейтенант, скорее, скорее! - торопил Лютикова его автоматчик, - а то опоздаем!
Бой разгорался. К автоматной трескотне прибавились разрывы гранат.
Выскочив из дома и отбежав от порога всего на несколько шагов, Лютиков уткнулся в снег, сраженный автоматной очередью.
Было уже совсем светло, когда батальон, выбитый из Любецкого, вновь сосредоточился на опушке леса, откуда два часа назад он переходил в атаку.
- Что же произошло? - Где командир батальона? - спрашивал Володин у командиров рот. - Как это получилось?
А ответ был прост. Пришла расплата за головокружение от успеха, за самоуспокоенность и беспечность. Овладев Любецким, батальон занялся в первую очередь бытовыми вопросами и забыл про врага. Люди разбрелись по ломам греться и отдыхать. За это время гитлеровцы опомнились, получили подкрепление из Большого Калинца, внезапно контратаковали и заняли Любeцкое.
Володин и командиры рот решили снова атаковать этот населенный пункт и захватить его.
- И зачем это начальнику штаба школьная тетрадь? - посмеиваясь, спросил один из командиров.
- А вы не смейтесь, - ответил генерал. - У меня таких тетрадей скоро полсейфа накопится. Окончим мы с вами войну и вновь соберемся в стенах академии, и вот тут-то и понадобятся все мои тетради для обобщения боевого опыта. Кто попадет тогда ко мне, тот смеяться уж не станет, он поймет, зачем я записывал, собирал и накапливал тетради. Так-то! Генерал с любовью похлопал ладонью по коричневой обложке.
Не смеяться надо было, а брать пример с него. Я с тех пор тоже начал вести записи, часто заглядывал в них, чтобы не повторять ошибок, надеялся после войны на досуге подытожить пройденный боевой путь.
Передав оборону другим частям, дивизия готовилась к маршу. В полках шли строевые смотры, проверялась боевая техника, проводились собрания.
- Не проехаться ли нам к Свистeльникову? - предложил я комиссару. Людей посмотреть, да и себя показать.
- С удовольствием! - согласился Шабанов. Через час мы уже были в шестой роте - лучшем подразделении полка. За день до смены она захватила здоровенного фельдфебеля. Перед рассветом между взводными районами просочилась немецкая разведка. Ее обнаружили и обстреляли. Гитлеровцы бросились наутек. В погоню устремились ротные связные Ченцов и Шумов. Они-то и взяли в плен фельдфебеля.
Занимала рота три крестьянские избы. Отдыхали бойцы на полу, на толстом слое чистой соломы, прикрытой плаш-палатками.
Завязалась беседа.
- Располагаемся, как у тещи в гостях, - шутили бойцы. -Спать только неудобно: ни тебе пуль, ни мин, ни снарядов, даже тоска берет.
- А не жалко расставаться с такими хоромами? Скоро ведь в поход, а отдохнули маловато.
- Спасибо и на этом. Хорошего понемножку, - сказал кто-то.
Всех интересовал вопрос: далеко ли пойдем, когда и в каком месте станем наступать. Бойцы с любопытством посматривали то на меня, то на комиссара, ожидая наших ответов.
- Пойдем на запад, километров сорок отсюда, - сказал я, - а где наступать будем, мы и сами пока не знаем. Увидим потом, торопиться некуда, да и немец не убежит от нас.
- Разве убежишь от шестой роты? - поддержал меня Шабанов. - Эти молодцы и под землей достанут. Не подведете?
- Постараемся, товарищ комиссар!
- А где же наши специалисты по "языкам"?
- Ченцов и Шумов? Они в другой избе.
- Позовите их! - распорядился командир полка. И вот перед нами два молоденьких красноармейца. Они похожи друг на друга: оба белокуры, со светло-серыми глазами и округлыми юношескими лицами. Ченцов только чуть поплотнее, покряжистее.
- И как только вы захватили его? - смеется Шабанов, осматривая их с головы до нет. - фельдфебель - верзила под потолок, в два раза больше каждого из вас.
- Маленькие, да удаленькие, товарищ комиссар, Новгородцы! - говорит командир полка.
Я поблагодарил Ченцова и Шумова за службу и пожал им руки.
- Служу Советскому Союзу! - дружно ответили они.
- Товарищ полковник! Я их к награде представил, к медали "За отвагу", - выступив вперед, доложил командир роты.
- Поддержим - заслужили!
...Новгородский полк двинулся в путь в предвечерних сумерках. Следом за ним потянулся и штаб дивизии.
Сам я решил в эту ночь заехать в Карельский полк, в котором уже давно не был, да заодно побывать и у полковника Штыкова.
На участок Карельского полка добрался около полуночи и, прежде чем найти место штаба, долго блуждал вдоль полотна железной дороги. Искусно врезанные в высокую насыпь и хорошо замаскированные землянки не только ночью, по и днем разыскать было трудно. Ночью их выдавали лишь искры и легкое зарево над блиндажами. По ним я и нашел командный пункт. Полк оборонялся на широком фронте. Центр его находился севернее Лычково, а фланги вытянулись вдоль полотна железной дороги.
Встретил меня новый командир полка подполковник Николай Васильевич Заикин. Я выслушал его доклад, а затем вместе с ним обошел ближайшие подразделения. Мое появление насторожило карельцев. Их интересовало: на старом ли месте дивизия, скоро ли будем наступать, возвратится ли полк в ее состав? В меру возможности мы постарались удовлетворить это любопытство и разъяснить, что успех дивизии во многом будет зависеть от их стойкости.
- На карельцев можете надеяться. Мы не подводили и не подведем, заверили меня бойцы.
Подполковник Заикин с первой же встречи показался мне хорошо знающим дело и заботливым командиром. За короткий срок он сумел не только изучить людей, но и войти в курс всех прошлых боев полка, узнал его историю. С особым уважением он отзывался о своем предшественнике подполковнике Михееве, хотя и не знал его лично. Светлая память о Михееве продолжала жить в полку.
Уехал я из полка со спокойной душой. К Штыкову добрался уже на рассвете и тоже с трудом разыскал его среди разбросанных по лесу н заснеженных хуторов Яблони Русской.
Располагался он в плохоньком крестьянском домишке с земляным полом и двумя крошечными окошками. Бледный свет утренней зари еле-еле проникал внутрь. На длинных во всю стену нарах отдыхали штабные командиры, связисты и среди них командир дивизии. Его разбудили. Набросив на плечи полушубок, Штыков присел со мной у окошка. Выглядел он устало и показался мне еще меньше и суше, чем в нашу первую встречу у командарма. Кутаясь в полушубок, поеживаясь и вздрагивая от холода, он стал знакомить меня с обстановкой.
Его 202-я стрелковая дивизия, уже значительно обескровленная и разбросанная по лесу, занимала 15-километровую полосу. Своим левым флангом, вытянутым вдоль железной дороги, она примыкала к Карельскому полку и оборонялась, а ее правый фланг, поднятый от железной дороги на восемь километров к северу, вел наступление. Правый фланг должен был овладеть двумя сильными опорными пунктами Вершина и Высочек, расположенными на восточном берегу болота Невий Мох.
С выполнением задачи у Штыкова пока не клеилось. Атаки пехоты, плохо обеспеченные артиллерией, успеха не имели. Потери росли.
Я посочувствовал ему и пообещал в ближайшие дни оказать посильную помощь.
О Штыкове в армии шла хорошая молва. Соседи уважали его. Впоследствии и меня сдружила с ним совместная борьба с врагом.
Наутро из армии поступило два приказа: одним - дивизии ставилась задача на наступление, а другим - наш начальник штаба комбриг Корчиц переводился в другую армию на должность командира дивизии. Все мы от души порадовались новому назначению Корчица: он вполне заслужил его.
Владислав Викентьевич Корчиц и его предшественник Павел Федорович Батицкий очень помогли дивизии: наш штаб вырос при них и хорошо слаженный и боеспособный орган управления. Как с тем, так и с другим расстались мы тепло, большими друзьями, обещая в будущем помогать друг другу. Жалели только, что дивизия накануне серьезных наступательных боев опять осталась без начальника штаба.
Зимнее наступление
Перед нами стояла задача - форсировать болото Невий Мох, переправиться с его восточного берега на западный, затем спуститься берегом на десять километров южнее и, снова развернувшись на запад, повести наступление на Любецкое, Веретейка.
Этим маневром будут обойдены и потеряют свое тактическое значение опорные пункты Вершина и Высочек, за которые бьется теперь дивизия Штыкова. В этом и скажется наша реальная помощь левому соседу.
Болото Невий Мох - обширное пространство в междуречье Полометь и Полы, к юго-востоку от озера Ильмень. Длина его достигает сорока, ширина - от трех до десяти километров. Изрезанные берега болота и острова причудливой формы покрыты густым лесом. Отдельные деревья растут и по всему заболоченному пространству. Болото проходимо только зимой. Посреди него находится длинный лесистый мыс Урочище Вершинский Кремняк, занимаемый вражеским боевым охранением, а за ним - остров Саватес, превращенный фашистами в сильный опорный пункт. Избежать боя никак нельзя. Кремняк и Саватес преграждают нам путь.
В первый же день наша боевая разведка овладела северной частью Кремняка. Поставленная на лыжи, она широкой цепью ринулась через болото. Бой был коротким и успешным.
С наступлением темноты к берегу подтянулись Новгородский и артиллерийский полки. Но неожиданно произошла задержка. Оказалось, что по болоту трудно пройти без лыж и совершенно невозможно протащить артиллерию и обозы. Бойцы по пояс проваливались в снег, касаясь ногами незамерзшей болотной воды. Создалась опасность обморозить людей.
Пришлось приостановить выдвижение в Кремняк и всю первую половину ночи затратить на подготовительные работы. Пехотинцы и саперы начали прокладывать два маршрута: тропу для пеших и санную дорогу для артиллерии и обозов. Снежный пласт разгребался до слабенькой подснежной корки, затем дорога гатилась ветками и смачивалась водой. Освобожденная от снега поверхность быстро леденела и превращалась в плотное покрытие.
Вторая половина ночи ушла на переброску в Кремняк двух полков. Штаб дивизии к утру переместился на восточный берег и, раскинув палатки, приступил к работе.
Светало. Подернутое утренней зарей безоблачное небо поминутно меняло оттенки. От сильного мороза трещали деревья, скрипело под ногами и полозьями. Мороз обжигал лицо.
Над Кремняком, в том месте, где сосредоточились наши полки, в небе висело облако белесого дыма. И чем сильнее разгоралось утро, тем больше беспокоило меня это облако. В любую минуту мог появиться воздушный разведчик и, обнаружив скопление войск, навести бомбардировщиков.
Не выдержав, я поспешил туда сам. Волнение мое оказалось не напрасным: в Кремняке творилась неразбериха. На узкой полосе, в которую упиралась дорога, сбились люди и лошади, обозы и артиллерия. В лесу снег оказался еще более рыхлым и сыпучим, чем на болоте, он буквально засасывал.
Морозное утро встряхнуло людей, лес гудел голосами, у походных кухонь толпились очереди за завтраком. Тянуло дымом от затухающих костров и кухонь, и этот дым, собравшись в облако, стелился над лесом и демаскировал. Большого труда стоило мне развести людей, рассредоточить артиллерию и обозы.
Подтвердив командиру Новгородского полка задачу - овладеть островом Саватес, - я возвратился в штаб.
Там меня поджидал генерал Берзарин. Прибыл он к нам спозаранку, после бессонной ночи, возбужденный и обеспокоенный неприятным разговором со штабом фронта. Его плотная фигура в полушубке и валенках маячила между штабными палатками и санной дорогой. Он то и дело посматривал на болото.
- Как дела? - тревожно спросил Берзарин, когда я соскочил с саней п подошел к нему.
- Все в порядке, товарищ командующий.
Подробно доложив обо всем, что было сделано за ночь и утром, я рассказал и о своих дальнейших намерениях. Берзарин внимательно выслушал меня. Его хмурое, озабоченное лицо оживилось и приняло обычное приветливое выражение. Взяв меня под руку и прохаживаясь, генерал говорил:
- Имейте в виду, на вашу дивизию я возлагаю большие надежды. Выходом западнее болота и наступлением на юго-запад вы должны нарушить всю оборону противника, вынудить его произвести перегруппировки и тем самым облегчить задачу Штыкову. Возможно, в глубине встретите новый подготовленный противником рубеж. Прорывайте его, не теряя времени, действуйте смелее и увереннее. От меня этого требует командующий войсками фронта, а я требую от вас.
Я заверил командарма, что все его требования будут выполнены, и в то же время доложил ему, что меня сильно тревожит открытый правый фланг. К тому же на западном берегу болота, там, где дивизия должна сделать разворот к югу, находится опорный пункт противника Пустынька, который также может угрожать нашим тылам.
- Ко мне прибудет лыжный батальон, - сказал командарм. Направлю его для обеспечения стыка, а возможно, и подчиню вам. С Пустынькой же следует разделаться самим. Да, самим. И это, пожалуй, будет выгоднее всего.
- Пустынька отвлечет на себя часть моих сил, а их у меня и так немного. Нельзя ли высвободить и возвратить мне Карельский полк? - попросил я.
- Нет. Такой возможности пока не предвидится, - сказал Берзарин. - Все задачи придется решать наличными силами.
- Тогда у меня еще одна просьба - ускорить назначение начальника штаба дивизии.
- Это сделаю. Сегодня же пришлю.
Пожелав дивизии успеха и напомнив еще раз о необходимости решительных действий, Берзарин уехал.
Во второй половине дня я снова был на болоте. Погода резко изменилась. Подул ветер, густыми хлопьями повалил снег. Видимость сократилась. За остров Саватес разгорался бой: там наступал батальон Чуприна.
Прокладка дороги к западному берегу шла успешно. Работы велись уже севернее Саватеса. Наступившее ненастье позволяло полку начать продвижение, не ожидая темноты. И я стал торопить Свистельникова.
План был таков: прикрываясь батальоном Чуприна, полк выходил на западный берег, а оттуда повертывал на Любецкое. По прямой до Любецкого насчитывалось около двенадцати километров. В голову колонны полка Свистельников направил батальон старшего лейтенанта Лютикова.
По бездорожью и глубокому снегу батальон мог продвигаться только налегке: без артиллерии, минометов, обоза, с одними пулеметами на лыжных установках. Головную роту поставили на лыжи. Она должна была прокладывать маршрут и утрамбовывать снег, чтобы дать возможность пройти всему батальону.
Батальон получил задачу - ночным маршем сблизиться с противником, выйти на подступы к Любецкому и внезапной атакой овладеть этим населенным пунктом.
Вечерело. Густой снег продолжал слепить глаза. Пообедав и оставив свой транспорт в Кремняке, пехота начала строиться в колонну вдоль проложенной дороги. Когда я и Свистельников подошли к батальону, Лютиков, окруженный командирами рот, ставил задачу. Говорил он отрывисто, сопровождая слова резким взмахом правой руки.
В головную заставу выдвигалась шестая рота лейтенанта Балабанова. Она получила задачу обойти остров Саватес с севера и продвигаться берегом болота на юго-запад. Через десять километров марша рота должна была повернуть строго на запад и, выйдя на подступы к Любецкому, прикрыть сосредоточение батальона.
Задача по своему замыслу бьла проста - не сбиться с направления и выйти в заданный район. Но ее исполнение в условиях ночи, лесною бездорожья и ненастной погоды таило немалые трудности.
Застава тронулась, а вслед за ней двинулся весь батальон Лютикова. Через час должны были выступить и главные силы полка.
Свистельников попросил высвободить ему батальон Чуприна, и я обещал сделать это к утру независимо от результатов боя за остров. Нужно было подготовить дивизионную школу младшего начсостава, и поэтому я, не ожидая выступления главных сил, вернулся на командный пункт.
* * *
Снег шел всю ночь. Саперы выбивались из сил, расчищая дорогу.
Опорный пункт Саватес был взят, и батальон Чуприна получил возможность присоединиться к полку. Прибывшей для смены батальона школе младшего начсостава участвовать в бою не пришлось. Утром курсанты вместо ожидаемого боя оказались на своеобразной экскурсии. Они с интересом осматривали оборонительную систему острова: противопехотные минные поля, проволочные заграждения, разбросанные по опушкам леса, пулеметные площадки на деревьях, систему просек с легкими дзотами для перекрестного огня перед опушкой и в глубине леса.
По всему было видно, что гитлеровцы намеревались серьезно защищать остров и готовились обороняться всю зиму.
Бросалось в глаза отсутствие земляных построек. Блиндажи и землянки заменялись утепленными солдатскими шалашами продолговатой формы с длинными, вовсю стену, нарами и рублеными офицерскими домиками с двойными стенками. Углубляться в землю не позволяла подпочвенная вода.
У шалашей под навесами хранились огромные, неуклюжие, сплетенные из соломы эрзац-валенки.
Штабелями лежали ящики с неиспользованными минами для малокалиберного ротного миномета, который в зимних условиях оказался непригодным: легкая мина при падении в снег не взрывалась.
Кроме курсантов, на острове побывали разведчики, саперы, связисты. Приезжала группа командиров Казанского полка. Всем хотелось познакомиться с обороной врага в болотистом лесу.
Пробыв почти весь день в Кремняке и на болоте, я продрог, простудился и ночью заболел ангиной. Температура подскочила до сорока, заложило горло, пропал голос. На два дня я вышел из строя.
А события на фронте продолжали развиваться. Правда, не так, как хотелось нам.
От Новгородского полка донесения поступали с перебоями. С большим трудом прибивал он себе дорогу. Подобно огромному бураву, врезался полк в полутораметровый слой снега, сверлил и разбрасывал его в стороны, подминал под себя и в образовавшийся проход втягивал сначала голову, потом туловище, а затем уже длинный хвост из артиллерийских и санных запряжек.
Без помощи каких-либо дорожных машин люди боролись со снежной стихией и шаг за шагом отвоевывали пространство. Более суток затратил полк на прокладку двенадцатикилометровой дороги и выдвижение к своей цели.
На второй день, под вечер, в штабе дивизии с часу на час ожидали доклада Свистельникова о соединении с Лютиковым и вступлении в Любецкое. Но, к общему разочарованию, поступили сведения иного характера.
Пробившись через лес, полк вышел на подступы к населенному пункту, занятому противником, а батальона Лютикова там не оказалось. Какой перед полком населенный пункт, где сейчас Лютиков, командир полка не знал: находясь со своим штабом в лесу, он потерял ориентировку.
День подходил к концу, между тем положение у Свистельникова не менялось, сам он все больше и больше терял уверенность в своих действиях.
Вечером мне удалось с помощью адъютанта переговорить с командиром полка.
- Что вы сейчас делаете?-спросил я у Свистельникова.
- Уточняем положение.
- Ну и что же, уточнили хоть сколько-нибудь?
- Да. Полк как будто бы находится у Любецкого.
- А где же Лютиков?
- С ним еще не связались.
- Вы атаковали Любецкое?
- Пытались, но безуспешно. Сковывает глубокий снег.
- Что же вы намерены делать?
- Выполнять задачу.
- Каким же образом?
- Пока еще не решил, но будем выполнять.
- Может быть, вы не у Любецкого, а у какого-либо другого пункта? Где вы сами-то? Что вы лично видите и слышите?-допытывался я, стараясь уяснить положение полка.
- Я в лесу, в километре от населенного пункта. Ориентиров здесь никаких нет. Днем вправо слышалась перестрелка, а теперь и там тихо. Пехота лежит на опушке, артиллерия находится на лесной поляне.
- Вы уточняли, кто вел перестрелку?
- Посылал разведку, но она возвратилась ни с чем.
Слушая доклад Свистельникова и всматриваясь в карту, я думал о действиях полка и о его командире. Дело обстояло не так уж плохо, как это представлялось Свистельникову. Попав в новую обстановку, резко отличавшуюся от обычной при обороне на хорошо изученной местности, он просто растерялся.
"Если полк находится у Любецкого, то это нетрудно проверить, рассуждал я. - В двух - двух с половиной километрах южнее проходит железная дорога, нужно только подтвердить это".
- У вас есть под рукой несколько лыжников? - спросил я у Свистельникова.
- Есть,- ответил он, - комендантский взвод, связисты, разведчики.
- Вышлите трех бойцов по азимуту 180 - прямо на юг, пусть они пройдут по лесу и определят расстояние до железной дороги. По возвращении немедленно доложите.
Минут через пятнадцать - двадцать Свистельников вызвал меня к телефону и сообщил, что лыжники возвратились. До железной дороги напрямик оказалось 600 - 700 метров.
- Правильно! Теперь скажите, где вы находитесь и за какой населенный пункт ведете бой?
- Извините, - виновато донеслось из трубки, - полк находится не у Любецкого, а перед Большим Калинцем.
- То-то и оно! Вы вышли на два километра южнее и втянулись в бой за Большой Калинец. А Лютиков вышел к Любецкому и, возможно, захватил его. Перестрелку, которую вы слышали справа, вел он.
- Все ясно. Черт знает, как я запутался, - удивлялся командир полка.
- Немедленно свяжитесь с Лютиковым и, если нужно, окажите ему помощь.
- А что же делать с Калинцем?
- Как что? Готовьте атаку и захватывайте. Разговор этот окончательно убедил меня, что Свистельников как командир полка со своими задачами не справится. Нужно срочно заменить его другим, более энергичным, волевым и инициативным командиром, способным решать задачи самостоятельно, без излишней опеки. В обороне с ним можно было еще мириться, а для наступления в сложных условиях он явно не подходил. Но где взять другого командира? Ждать, пока пришлют из армии, слишком долго, да и пришлют ли его? Готовых командиров полков и там нет. Искать надо было у себя. Пригласил комиссара. Его мнение не расходилось с моим. Перебрали всех кандидатов и остановили свой выбор на майоре Корнелии Георгиевиче Черепанове - начальнике пятого отделения штаба дивизии, однофамильце моего адъютанта.
В штабе у нас Корнелия Георгиевича Черепанова называли Черепановым большим, а Федора Степановича Черепанова-маленьким. Это соответствовало и их служебному положению, и воинскому званию, и возрасту, и даже внешнему виду.
- Корнелий Георгиевич, думаю, подойдет, - сказал Шабанов. - Волевой командир.
- Подойти-то подойдет, да вот маловато у него командирской практики, командовал только взводом, а потом все время был на хозяйственных и штабных должностях.
- Да, командных навыков мало, это верно. Но я уверен, что он справится. Будем помогать,-заявил Шабанов.
- А не заменить ли нам и комиссара полка? И он там временный, предложил я.
- Правильно! Укреплять так укреплять.
Комиссаром полка мы решили назначить батальонного комиссара Егорова.
Решение о снятии Свистельникова было оформлено на другой день, когда нам стало известно о судьбе батальона Лютикова. В неуспехе батальона был повинен и Свистельников. Он явно переоценил молодого малоопытного комбата, а переоценив, ввел в заблуждение и нас.
С батальоном же Лютикова, как мне доложили, произошло следующее.
Незадолго до рассвета батальон вышел к Любецкому и, установив, что оно занято противником, атаковал. Бой длился не более десяти - пятнадцати минут. Захваченный врасплох и ошеломленный внезапным ударом, противник не мог оказать организованного сопротивления и был выбит из населенного пункта. Победителям достались натопленные дома, а кое-где даже готовый завтрак.
После напряженной бессонной ночи, после марша по снежным сугробам в мороз и снегопад усталых и замерзших людей потянуло к теплу.
Возбужденные боем, командир, комиссар и старший адъютант, сопровождаемые связистами и автоматчиками заскочили в освещенный дом, который полчаса тому назад занимало немецкое начальство.
- Иван Тихонович! А крепко мы им всыпали! Замечательно получилось! потирая застывшие руки и бегая по комнате, говорил Лютиков комиссару батальона старшему политруку Володину.-Я думаю,-продолжал он, - мы сделаем сейчас так: ты пойдешь по ротам и посмотришь, как они устраиваются-надо людей обогреть и накормить,-адъютант подсчитает трофеи и заготовит донесение командиру полка, а я соберу командиров рот и переговорю с ними. Не возражаете?
Возражений не было. Каждому хотелось поскорее выполнить порученное дело и хотя бы немного отдохнуть.
Минут через десять - пятнадцать командиры рот были уже в штабе и докладывали о том, какие они захватили трофеи и как устроились. Восседая за столом в позе победителя, Лютиков чувствовал себя превосходно.
А время шло. Снегопад прекратился. Брезжил рассвет. И вдруг застрекотали автоматы.
"Что такое? В чем дело?"
- Товарищи! Бегом по ротам! - закричал Лютиков, вскочив из-за стола. Он сразу понял, что произошло непоправимое.
Помещение опустело. Вместе с командирами рот выбежали старший адъютант и командир взвода связи.
- Товарищ старший лейтенант, скорее, скорее! - торопил Лютикова его автоматчик, - а то опоздаем!
Бой разгорался. К автоматной трескотне прибавились разрывы гранат.
Выскочив из дома и отбежав от порога всего на несколько шагов, Лютиков уткнулся в снег, сраженный автоматной очередью.
Было уже совсем светло, когда батальон, выбитый из Любецкого, вновь сосредоточился на опушке леса, откуда два часа назад он переходил в атаку.
- Что же произошло? - Где командир батальона? - спрашивал Володин у командиров рот. - Как это получилось?
А ответ был прост. Пришла расплата за головокружение от успеха, за самоуспокоенность и беспечность. Овладев Любецким, батальон занялся в первую очередь бытовыми вопросами и забыл про врага. Люди разбрелись по ломам греться и отдыхать. За это время гитлеровцы опомнились, получили подкрепление из Большого Калинца, внезапно контратаковали и заняли Любeцкое.
Володин и командиры рот решили снова атаковать этот населенный пункт и захватить его.