Кузнецов Павел. Дни боевые

   Командир полка разрешил роте отойти и для ее прикрытия выслал группу разведчиков - последний свой резерв. Но рота сцепилась с врагом вплотную и оторваться от него днем не могла. Только с наступлением темноты ей удалось выйти из боя. При выходе из боя ранило Никитина. В командование ротой вступил четвертый по счету командир - парторг Раков.
   Маршевая рота, имевшая в своем составе много бывалых воинов и спаянная коммунистами, в первом же бою прекрасно справилась со своей задачей.
   В ночь на 20 марта дивизия получила новый приказ: сдать свой участок под Вязовкой, выйти из боя и сосредоточиться в ближайшем войсковом тылу.
   Так закончился первый этап нашего наступления. Дивизия прошла с напряженными боями более ста километров и освободила пятьдесят пять населенных пунктов.
   На Ловати
   В резерве нас держали меньше педели. По и за это короткое время люди сумели отдохнуть, набраться сил. Командиры и комиссары частей и подразделений успели провести ряд организационных и политических мероприятий.
   Из боя части вышли морально крепкими и обогащенными опытом, но в значительной мере обескровленными. В батальонах осталось по одной - две роты. да и то неполноценных.
   В специальных частях дело обстояло лучше, чем в стрелковых, там и потерь в людях было меньше и кадры были не так подвержены текучести.
   На войне как-то сложилось так, что источником внутреннего накопления людских ресурсов стали тылы. Они незаметно обрастали, а если не обрастали, то сохраняли прежнюю численность при резком сокращении боевого и численного состава обслуживаемых ими частей.
   Мы сократили тыловые органы и подразделения и укрепили за их счет боевые части. Благодаря этому боеспособность частей возросла, а тылы, освободившись от лишних людей, стали оперативнее. Пополнили политработниками батальоны и роты. Вновь создали или укрепили коммунистами ротные и батарейные партийные организации. Со всем личным составом подытожили результаты прошедших боев, во всех подразделениях провели общие и партийные собрания.
   За полтора месяца зимних наступательных боев мы научились прорывать оборчну, бить врага днем и ночью, искусно маневрировать, использовать внезапность, изыскали новые способы борьбы с опорными пунктами.
   Разнообразные тактические приемы, примененные в успешных боях за Калинцы, Любецкое, Веретейку, Тополево, Лялино, Горбы и другие населенные пункты, стали достоянием всей дивизии. На боевом опыте прошедших боев учились и новые кадры, прибывавшие к нам.
   Что же ожидает нас после кратковременного отдыха? Этот вопрос беспокоил всех.
   Ни генерал Берзарин, ни генерал Ярмошкевич меня не вызывали, а самому без вызова в штаб армии ехать не хотелось.
   В один из длинных зимних вечеров, когда мы сидели с Вольфенгагеном в его блиндаже и беседовали о наших перспективах, он обратился ко мне с просьбой помочь ему перейти на командную должность.
   - Что вы, Даниил Оскарович! - удивился я. - Вы такой образцовый штабник - и вдруг хотите переменить службу! Может быть, чем-нибудь недовольны?
   - Да нет, Павел Григорьевич! Штабной службой я доволен, любовь к ней привила мне военная академия. Но в последнее время у меня созрело настойчивое желание перейти на командную должность. Долго взвешивал я и наконец пришел к твердому убеждению, что служба на командных должностях интереснее, чем на штабных.
   - Мне думается, - ответил я, - что не следует разрывать штабную и командную службу, ставить между ними непреодолимую грань. На мой взгляд, полноценный командир должен подготавливаться всесторонне и проходить службу, чередуя командные должности со штабными. Не изучив детально работы штаба, не побывав в роли его начальника, командир не сможет полноценно руководить своим штабом и обучать его. Не случайно начальники штабов у нас в частях и соединениях являются одновременно и заместителями командира.
   - Значит, желания мои законные? - спросил Вольфенгаген.
   - Думаю, да, - ответил я.
   В недалеком прошлом я и сам в течение шести лот был начальником штабов различных инстанций - полка, дивизии, корпуса - и так же, как и Даниил Оскарович, мечтал поработать на командной должности.
   - Мне хочется начать с полка, - сказал Вольфeнгаген.
   - Хорошо, - поддержал я его. - Пока поработайте начальником штаба, приобретите побольше опыта, а там, поближе к лету, можно будет доложить о ваших желаниях командующему. Надеюсь, он поддержит нас.
   - Почаще заглядывайте в части, - посоветовал я Вольфенгагену, изучайте их жизнь и быт не только по документам, но и лично. Это необходимо для начальника штаба, а для будущего командира тем более.
   Он понял мой намек на его недостатки и, не обижаясь на меня, обещал перестроиться.
   * * *
   Дивизия получила приказ: выдвинуться на восточный берег Ловати и, заняв там десятикилометровую полосу с центром у Плешаково, поступить в распоряжение 1-й ударной армии.
   До Ловати по прямой - тридцать километров, а по дорогам и все сорок.
   Вечером 25 марта мы были уже на марше. На новое место рассчитывали прибыть к вечеру следующего дня.
   Пройдя за ночь половину пути, части расположились на большой привал в районе Замошка, Ярцево, Херенки, имея боевой состав на западном, а тылы на восточном берегу реки Пола.
   Река Пола в этом месте протекала почти в центре межфронтового пространства. И на востоке и на западе небосвод полыхал кровавым заревом, вспыхивали зарницы, доносился отдаленный гул артиллерийской стрельбы.
   Около десяти часов утра, когда части готовились к продолжению марша, я выехал верхом в Присморожье, где находился командный пункт нового командарма - генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова. Надо было представиться ему и доложить о состоянии дивизии.
   Чем ближе подъезжал я к Ловати, тем хуже становилась дорога. Со стороны озера Ильмень тянуло весенним влажным ветром. На полях еще ослепительно сверкал снег, а санные дороги и бугры уже набухли и покрылись свинцовой синевой. Проложенный по болотам колонный путь начинал портиться, порыхлевший снег проваливался, и лошади боязливо шарахались.
   В сторону фронта тянулись транспорты, груженные боеприпасами и продовольствием, шли колонны пополнений, а в тыл лился поток раненых на санитарных машинах и порожняке.
   Встречные потоки тормозили движение, и нередко в узких местах, где было мало разъездов и объездных путей, создавались пробки.
   К полудню я выбрался на Ловать и, повернув на юг, направился вдоль се восточного берега.
   На пути в Присморжье лежали небольшие деревушки: Плешаково, Поддубье, Ершино, забитые полковыми тылами какой-то дивизии. Бой шел в междуречье Ловати и Редьи, где-то за лесом, в четырех - пяти километрах западнее Ловати.
   Наши войска, напрягая усилия, стремились отбросить противника за Редью, подальше от окруженной демянской группировки, а тот, упорно сопротивляясь и отбивая наши атаки, рвался к Ловати, стараясь пробиться к своим окруженным войскам.
   Судя по грохоту, здесь, на внешнем обводе, боевое напряжение было гораздо сильнее, чем на внутреннем, откуда мы прибыли.
   Если дивизия получила предварительную задачу перейти к обороне по восточному берегу, позади дерущихся войск, думал я, значит, противник здесь активен и есть угроза его прорыва на восток. Видимо, центр борьбы на некоторое время перенесен сюда, на внешний фронт. Чтобы успешно решать дела под Демянском, очевидно, надо сначала развязать руки здесь.
   Так думалось мне тогда. На самом же деле обстановка на Северо-Западном фронте в то время была гораздо сложнее.
   Войска фронта, завершив окружение гитлеровцев в районе Демянска, были распылены и не имели ни на одном из направлений отчетливо выраженных группировок, способных расчленить окруженного врага и уничтожить его по частям.
   34-я армия, действовавшая на внутреннем обводе фронта, охватывала противника на огромном пространстве и вела малоэффективные наступательные действия. 1-й гвардейский стрелковый корпус, соединившийся в районе Залучье с войсками 34-й армии, был скован активными действиями врага.
   На внешнем фронте окружения по реке Полисть находились войска 11-й и 1-й ударной армий. 11-я армия охватывала Старую Руссу с северо-запада, севера, востока и юго-востока. Фронт ее растянулся на 45 км от побережья озера Ильмень до Чирикова и проходил в шести километрах южнее Старой Руссы. Основные силы армии по-прежнему вели безуспешную борьбу за Старую Руссу.
   1-я ударная армия располагалась южнее 11-й и занимала фронт протяжением в 55 км по рекам Полисть и Холынья, от Чирикова до Белебелька. Войска ее почти равномерно растянулись в линию. Оборонительные позиции армии были оборудованы плохо и не имели глубины.
   Воспользовавшись частичной стабилизацией фронта, немецко-фашистское командование создало в районе южнее Старой Руссы корпусную группу "Зейдлиц" в составе пяти дивизий и с утра 20 марта бросило свои войска в наступление. Главный удар наносился на узком четырехкилометровом участке в стыке 11-й и 1-й ударной армий общим направлением на Рамушево.
   После упорных пятидневных боев гитлеровцам удалось прорвать наш фронт, выйти на реку Редья и захватить Борисово, расположенное на Старорусском шоссе.
   Отзвуки этого боя за Борисово я и слышал, когда ехал с докладом к командующему 1-й ударной армией.
   В Присморжье на НП командующего армией оказался и командующий войсками фронта. Оба генерала находились на окраине населенного пункта и оттуда руководили боем. Меня они смогли принять только к вечеру, когда напряжение боя спало.
   - Здравствуйте! Давно мы с вами не виделись, - встретил меня генерал Курочкин. - Как здоровье? Как дивизия? Где она теперь?
   Я доложил: дивизию оставил на марше, сам здоров, жду приказа.
   - За приказом дело не станет, - ответил командующий. - А вот скажите, обедали ли вы?
   - Пока нет. Пообедать всегда успею.
   - Ну нет! - весело возразил генерал. - И пообедать надо, если есть возможность. Идите в столовую и пообедайте.
   Вторично - это было уже вечером - генерал Курочкин принял меня в избе, занимаемой командующим армией.
   На улице стемнело. Хорошая погода сменилась ненастьем: большими хлопьями повалил снег, вдоль Ловати подул резкий, пронизывающий ветер.
   Когда я вошел в избу, оба генерала сидели за столом, склонившись над оперативной картой, и о чем-то беседовали.
   - Я изменил свое решение, - обратился ко мне генерал Курочкин, - и передал вас в распоряжение соседней армии генерала Морозова. Вы знаете его. Будете действовать на его левом фланге, на стыке с 1-й ударной армией. Задача дивизии: сегодня ночью переправиться на западный берег Ловати, завтра с утра повести наступление на Борисово, овладеть им и прочно там закрепиться. Начало атаки в 7.00.
   Я слушал генерала, следил за его карандашом, которым он водил по карте, и старался все запомнить. Но чем больше я оценивал обстановку, тем тревожнее становилось у меня на душе.
   - Задача ясна? - спросил Курочкин.
   - Задача понята, - ответил я, - но позвольте, товарищ командующий, доложить вам.
   - Говорите.
   - На подготовку к атаке слишком мало времени, и это сильно беспокоит меня. Сейчас восемь вечера, возвращусь я в дивизию не ранее десяти и найду ее в обороне, разбросанной по берегу. Предстоит собрать части, вывести их на новое направление и сосредоточить на рубеже атаки. Все это надо проделать ночью на совершенно незнакомой местности. Затем нужно подготовить войска и артиллерию непосредственно к атаке, о которой они пока ничего не знают. Провести такую подготовку в темноте и в ограниченное время, без предварительной дневной рекогносцировки будет очень трудно.
   - Чего же вы хотите? - перебил меня генерал.
   - Прошу начать атаку на два - три часа позже. Тогда дивизия сможет хорошо подготовиться.
   - Вы во многом правы, - сказал командующий. - Но время атаки я, к сожалению, изменить не могу, это время - не частное для вашей дивизии, а общее с другими соединениями. Всe, что я в состоянии сделать, - это несколько облегчить вашу задачу. Придам вам воздушнодесантную бригаду полковника Мерзлякова. Она действует сейчас как раз на вашем направлении. Правда, людей в ней маловато, и я предполагал вывести ее из боя, но теперь задержу. Она поможет вам. Прикажите бригаде наступать в первом эшелоне, а для последующего удара подоспеют и ваши части. Устраивает вас это?
   Приподнявшись из-за стола, командующий ожидал моего ответа.
   - Да, - ответил я, - такое решение меня вполне удовлетворяет.
   - Тогда торопитесь! Больше вас не задерживаю. Желаю успеха!
   До штаба я добрался уже поздно ночью. С трудом разыскал его в густом лесу, в двух километрах восточнее Плешаково.
   В своей палатке застал комиссара. Уткнувшись в меховой воротник полушубка и облокотившись на столик, он сладко спал.
   - Григорий Александрович! - дотронулся я до плеча Воробьева.
   Он вздрогнул и поднял голову.
   - Ах, это ты! Наконец-то! - На его помятом лице отразилась неподдельная радость.- Измучились, ожидая тебя.
   - Как в полках?
   - Благополучно. Вышли на берег и заняли оборону. Сделали все, как приказывал.
   - Связь есть?
   - Есть.
   - Хорошо. Примемся за работу.
   Узнав, что я возвратился с новой задачей, штаб ожил, и наша штабная машина заработала среди ночи полным ходом. Было принято и оформлено решение на перегруппировку и наступление. С боевым приказом в полки и бригаду помчались офицеры связи.
   Управившись со всеми делами и свернув палатки, штаб незадолго до рассвета начал выдвижение на новый командный пункт-на западный берег Ловати.
   На рассвете штабная колонна прибыла в Плешаково. На противоположном берегу против Плешаково расположено Гридино. Оба пункта связывались между собой санной дорогой, проложенной по льду. От Гридино дорога уходила в лес, на Борисово.
   Лед на реке был заминирован и подготовлен к взрыву, свободной для проезда оставалась только дорога.
   Наши стрелковые и артиллерийские части затемно переправились через реку и теперь занимали исходное положение. На восточном берегу задержался лишь штаб. До начала наступления оставались считанные минуты. Мы торопились.
   Как нарочно, наше прибытие на берег противник встретил огневым налетом, вынудил колонну рассредоточиться и задержаться. После налета последовал методический обстрел. Снаряды рвались на льду, обкладывая проезжую часть дороги. Преодолевать реку по дороге было опасно, а объехать стороной также не представлялось возможным: угрожали свои же мины.
   - Ну как, перемахнем или переждем немного?- спросил я у своих командиров, собравшихся на берегу.
   - По-моему, надо переждать, - сказал комиссар.
   - Конечно, на рожон лезть нечего, - согласился начальник штаба.
   Только начарт выразил желание проскочить поскорее. Ему не терпелось: хотелось лично самому проверить перед атакой готовность артиллерии.
   Решили немного подождать. Постояли, понервничали минут пять - шесть, огонь не прекращался, а нетерпение наше возрастало. Пришлось отдать распоряжение преодолевать реку под огнем.
   Первыми на лед выехали мои сани, на которых, кроме меня и комиссара, поместился начальник штаба. Он расположился на передке, рядом с ездовым, на обычном адъютантском месте, а Пестрецов с верховыми лошадьми ехал позади. За нами вытянулась вся колонна.
   До середины реки проехали шагом, лавируя между воронками, заполненными водой. С десяток снарядов разорвалось по сторонам, впереди и сзади нас.
   - Начало удачное, - повернувшись ко мне боком. сказал Вольфенгаген. Проскочим!
   - Конечно, - поддержал Воробьев.
   - Погоняй, друг, побыстрее! - поторопил я ездового.
   - Н-но, серые! - крикнул он и хлопнул вожжами. Не успели лошади рвануть, как внезапный сильный удар ошеломил нас. Через несколько секунд, опомнившись и придя в себя, я увидел сквозь пелену еще не рассеявшегося дыма жуткую картину. Сани стояли на месте. У их передка топтался ездовой с перебитыми руками. Вольфенгаген продолжал полулежать на передке с повернутым ко мне лицом. Он был мертв. Комиссара рядом не оказалось. Повернувшись влево, я увидел его барахтающимся в снегу по ту сторону саней. Все это наделал разорвавшийся у передка снаряд. Его осколки сразили начальника штаба, ранили ездового и меня, покалечили лошадей, и только комиссар, выброшенный из саней силой взрыва, остался невредим.
   Надо было немедленно выбираться из зоны обстрела, но у меня не хватало сил. Только с помощью подбежавшего Пестрецова я с трудом добрался до Гридино.
   Поблизости не оказалось ни фельдшера, ни санинструктора. Я все больше и больше слабел. Наконец адъютанту удалось кое-как забинтовать меня.
   Обстрел вскоре прекратился. Остальные штабные работники прибыли в Гридино благополучно, без потерь. Так и не добравшись до своего КП, я из Гридино подал сигнал для атаки.
   Тяжелым было мое прощание с начальником штаба.
   Всего лишь несколько дней назад Даниил Оскарович делился со мной своими заветными мыслями и строил планы на будущее. И вот он лежит безмолвный. Горько, бесконечно горько терять боевых друзей!
   * * *
   Первой атаковала Борисово воздушнодесантная бригада. Атака началась дружно, но, для того чтобы довести ее до конца, не хватило сил. Скованные губительным огнем, десантники залегли в двухстах метрах от населенного пункта.
   Гитлеровцы занимали окопы, подвалы, чердаки и отовсюду сеяли смерть. Этот опорный пункт имел для фашистов важное тактическое значение: расположенный на шоссе из Старой Руссы на Рамушево, он прикрывал выходы на эту рокаду с тыла, со стороны Редьи.
   Не выдержав, полковник Мерзляков оставил свой НП и направился в цепи, чтобы лично повести людей в атаку.
   Цепи возобновили огонь и стали готовиться к новому броску. Но тут произошло несчастье: вражеская пулеметная очередь перебила полковнику ноги.
   Весть о ранении комбрига волной прокатилась по цепям, подняла их и бросила вперед. Несмолкаемое грозное "ура" заглушило грохот боя Но этот яростный бросок, плохо подготовленный огнем, дорого обошелся бригаде. Лишь немногим бойцам удалось добежать до окраины и закрепиться на огородах в ожидании поддержки со стороны Новгородского полка.
   А полк, располагаясь в это время во втором эшелоне, в затылок бригаде и несколько уступом влево, внимательно следил за ee действиями, изучал огневую систему и готовился развить успех.
   Артиллерийский дивизион капитана Нестерова, приданный полку, и полковая артиллерия все еще вытягивались на прямую наводку и готовились к открытию огня. Местность была не особенно удобна для ведения огня.
   С трех сторон к Борисово плотной стеной подступал строевой лес, и только на восточной окраине, откуда велось наше наступление, лес отстоял от населенного пункта на триста - четыреста метров. Здесь от опушки до самого шоссе простиралась поляна, поросшая кустарником и покрытая толстым слоем рыхлого снега. На этой поляне и развивалась атака Новгородский полк пришел на помощь бригаде немедленно, хотя еще полностью не закончил подготовку.
   В атаке Черепанов применил наш излюбленный и не раз проверенный метод. Обрушив огонь прямой наводки по выявленным огневым точкам противника на чердаках и в подвалах, наслаивая минометный и стрелковый огонь, он рывком бросил пехоту, а вслед за ней устремился и сам с зенитно-пулемётными установками, чтобы массированным огнем закрепить успех.
   Внезапный согласованный удар, поддержанный шквалом огня, сковал гитлеровцев. Перевалив через цепи десантников, новгородцы ворвались в Борисово. Вслед за полком туда же устремились и десантники, а затем и какое-то подразделение из соседней с нами ударной армии, располагавшееся южнее Борисово.
   Около девяти утра в дивизию была подана армейская связь.
   - Как дела? - спросил у меня генерал Морозов. - Мне доложили, что вы ранены, а ваш начальник штаба убит. Так ли это?
   - Да, это так, - подтвердил я.
   - Вы намерены эвакуироваться? Как себя чувствуете?
   Что я мог ответить? Ранение у меня было не тяжелое, небольшой осколок застрял в мышцах правого плеча, к тому же не хотелось покидать дивизию, даже на один день.
   - Если позволите, пусть хирург сделает операцию на месте. Через неделю буду здоров.
   - Ну смотрите, вам виднее, - сказал Морозов, - хирурга я направлю. Теперь скажите, как дела у Борисово?
   - Борисово только что занял Новгородский полк совместно с бригадой. Подробности смогу доложить несколько позже.
   - А вы правильно докладываете? - спросил Морозов.
   - Совершенно точно.
   - Дело в том, что несколько минут назад из Присморжья звонил командующий фронтом. Он сказал, что Борисово захватили части ударной армии. Ему об этом доложил генерал Захватаев, который командует оперативной группой там, рядом с вами. Кто же все-таки захватил Борисово, вы или Захватаев?
   Сведения сверху оказались для меня неожиданными, а недоверие к моему докладу обидным.
   - Товарищ командующий! - ответил я. - Вчера вечером в присутствии командарма ударной овладеть Борисовом было приказано мне. Для этих целей комфронта придал мне бригаду Мерзлякова. Сегодня все утро бригада и Новгородский полк вели бои за Борисово и наконец овладели им. При чем же здесь Захватаев?
   - Этого я не знаю, - сказал Морозов. - Командующий фронтом считает, что Борисово взято не вами, а соседом. Пошлите к Захватаеву ответственного командира, разберитесь, а потом еще раз доложите.
   Я так и сделал. Для уточнения положения частей направил к Захватаеву двух штабных командиров: одного - от оперативного, другого - от разведывательного отделов. Часа через полтора они возвратились ни с чем. Захватаев, узнав, зачем они пришли, изругал их и отказался давать какие-либо объяснения.
   Не знаю, чем было вызвано такое недоброжелательное отношение соседа к нам. Может быть, неприятным для него разговором с командующим войсками фронта после моего доклада генералу Морозову?
   Пока шло ненужное препирательство между нами, противник подготовил сильную контратаку и выбил нас из Борисово. И как мы потом ни старались, нам так и не удалось восстановить положение.
   После двенадцати у меня произошел второй разговор с командармом. Он сам вызвал меня к аппарату.
   - Комфронта выражает свое недовольство, - сказал он мне. -Захватаев доложил, что вы оставили Борисово. Так ли это?
   - Да, - ответил я. - Мы не успели закрепиться в Борисово. Пока приводили в порядок перемешавшиеся подразделения и части, отводили кое-кого в тыл и организовывали оборону, противник накрыл нас огнем, а затем выбил контратакой. Сейчас принимаем меры, чтобы восстановить положение.
   - Принимайте! Задача с вас не снимается.
   - Можно один вопрос? - спросил я у Морозова.
   - Спрашивайте.
   - Не кажется ли вам странным доклад соседа? То он в течение двух часов доказывал, что Борисово взяли его части, а теперь почему-то доложил, что не его части оставили населенный пункт, а наши.
   - Я знать не хочу, как докладывает сосед, - не скрывая раздражения, резко оборвал меня командарм. - Меня интересуют не его доклады, а ваши, и я хочу о ваших действиях слышать прежде всего от вас самих, а не от кого-либо другого. А хирурга я выслал, - добавил он, уже смягчив тон.
   Да. Замечание командарма было вполне справедливое, и обижаться я не мог. С информацией в это утро мы действительно запаздывали, а сосед опережал, истолковывая события в свою пользу.
   После неприятного разговора с командармом я долго думал о согласованности на стыках. До сих пор ее у нас не получалось.
   Так было в боях за Лужно, так повторилось и теперь, на Ловати.
   Вторично овладеть Борисовом нам не удалось, но зато мы прочно закрепились на развилке дорог южнее его. Оседлав развилку, перерезали старорусское шоссе и закрыли эту рокаду. Кроме того, оборудовав артиллерийские наблюдательные пункты по опушкам и установив наблюдение за дорогой, подходившей к Борисову со стороны реки Редьи, мы перекрыли движение противника и по этой дороге.
   Гитлеровцы пытались восстановить положение и под прикрытием артиллерийского и минометного огня не раз переходили в атаку. Но наши части прочно удерживали захваченное, на огонь отвечали огнем, на атаки контратаками.
   Развилку занимал Новгородский полк. Правее его, упираясь правым флангом в шоссе севернее Борисово, находился Казанский полк. Фронт дивизии представлял дугу, концы которой вдавались в старорусское шоссе.
   Воздушнодесантная бригада сначала занимала небольшой участок между полками, а затем была выведена из боя и совсем убыла от нас.
   По указанию генерала Морозова мы спешно готовили новый штурм опорного пункта. План штурма был уже разработан, но нас на несколько часов упредили гитлеровцы: в первых числах апреля они продолжили свое большое весеннее наступление.
   Основной целью противника и на этот раз являлся прорыв нашего фронта и выход на соединение с окруженной демянской группировкой. Собрав значительные силы, гитлеровцы обрушились на правый фланг ударной армии, захватив и всю полосу нашей дивизии. Главный удар враг нацелил на переправу через Ловать у Рамушево.
   Внезапный грохот среди ночи поднял всех. Снаряды и мины перепахивали наше расположение, ломали деревья, выкорчевывали кустарник и превращали снежный покров в темно-бурую массу.
   Но противник не застал нас врасплох. Наши подразделения отразили ночную атаку, которую он предпринял из Борисово в сторону Ловати и на развилку дорог. Утром гитлеровцы повторили атаку, а затем уже три дня подряд атаки следовали одна за другой с небольшими, в два - три часа перерывами.