Как там говорила моя учительница по физике в школе после проверки контрольной?
«Надо бы хуже, да нельзя быть».
А мне пора домой. Я и так задержался.
Я повернулся и шагнул в темноту.
Глава четвертая
Глава пятая
А мне пора домой. Я и так задержался.
Я повернулся и шагнул в темноту.
Глава четвертая
Я шел быстро, и вопли раненых вскоре затихли вдалеке. Мне сразу полегчало.
До дома примерно семь минут ходу; есть время подумать.
Кое-что мне не нравится в этой истории с точки зрения логики. Хотя… применимо ли такое понятие в тех обстоятельствах, в которых я оказался? Но если всё-таки применимо… Возникают сплошные «кто?», «что?» и «почему?» — одни вопросы, ни единого ответа. Или все-таки попробовать порассуждать о невозможном?
Отправная точка: что случилось с миром, пока я был без сознания? Зачем вообще нужно было меня вырубать, если никто не собирался подставить меня на убийстве Михалыча? Впрочем… я имел несчастье довольно быстро убедиться: проблема выходит за рамки простого криминала. Она шире. Гораздо шире.
С окружающим миром, привычным мне городом (и скорее всего его окрестностями, а как широко — никто не скажет), что-то произошло. Что-то кардинальное. Не поддающееся мгновенному осмыслению. Заставляющее заподозрить себя в начинающемся сумасшествии.
…Ночной холод конца марта пробирал до костей. Я шел быстро, подняв воротник пиджака, чутко прислушиваясь. И то, что иногда улавливал слух, мне не нравилось. Ни единого звука обычного города;все, что слышал — крики, хлопки выстрелов, странные шумы, — я воспринимал только как звуки тревоги и понимал, что должен быть настороже, готовиться к тому, что нужно бежать, прятаться.
И если представить, как бы дико это ни выглядело, что я был отправлен в аут для того, чтобы быть перенесенным в вывихнутую реальность,да не тем же днем, а несколькими позже (не этим ли объясняется зверский голод?), тогда кое-что может выстроиться. Да, по крайней мере угол картины из паззлов выглядит собранным.
Но все равно, даже допуская невозможное (все мы в детстве почитывали фантастику, черт ее дери!), некоторые элементы выглядят лишними, чрезмерными… как порция горячих тещиных блинов на сытый желудок.
Что за хренов Морфеус в выключенном телефоне?
Почему столько мертвых «наших» и ни одного «врага»?
И сколько все-таки этажей в «Центральном» — три или восемь?!
Кстати, нужно будет туда вернуться завтра, после того, как наведаюсь на работу. Да полно, сохранился ли наш банк в этом дурацким мире?!
…Собачий вой откуда-то справа и сзади из-за домов был столь пронзительным и неожиданным, что я вздрогнул и прибавил шагу. Секунда — и несколько собачьих голосов ответили этому вою на свои лады с разных сторон. Я затравленно огляделся, вдруг представив, как сжимается кольцо диких голодных псов, охочих до человеческой глотки и горячей крови.
И со временем интересная штука. Положим, меня переместили на три — минимум три, если ориентироваться на рассказ Сергея и Полины! — дня вперед. Но тогда… Михалыч вонял бы так, что я бы не смог к нему подойти. Да и другие жертвы нападения на магазин! А у меня было ощущение… да нет, я видел,что все они убиты час-два-три назад. Не нужно быть экспертом-криминалистом, чтобы это понять. А Лева?! Он все три дня держался, дожидаясь меня и мечтая умереть именно на моих руках?! Бред! Поневоле заподозришь у себя «сдвиг по фазе»! И потом, я слишком здравомыслящий человек, из литературы уважаю классику и научно-популярные статьи, как большинство мужчин, смотрю футбол под пиво и креветки, а всякие ваши НЛО, нуль-пространственные переходы и «Назад в будущее» я видал в…
…В этот момент я вышел к первому сгоревшему дому.
Он оказался прямо передо мной: бывший четырнадцатиэтажный, двухподъездный красавец, отстроенный шесть лет назад. В нем живут две уборщицы из нашего банка…
О черт! Жили.
Нет, с ними все как раз, возможно, и хорошо… Я надеюсь. А вот дом…
Его больше нет.
Огромный обугленный остов; уродливые балки и перекрытия, вздымающиеся к черному небу. От седьмого этажа дома уже не было; только маслянистые клубы самодовольного жирного дыма, вразвалочку поднимающиеся вверх. Нижняя часть коряво скособочилась, просела набок, сжав окна и повыбив оставшиеся стекла. Горы щебня, кирпича, искореженного металла вокруг. Гарь и вонь.
Да что же это?!
Ни пожарных, ни отцепления, ни спасателей, разбирающих завалы… Разве такое бывает?!
Повинуясь порыву, я пошел было к дому, но тут нога угодила между прутьями полуоплавленной решетки, валявшейся в канаве; я чуть не упал, ощутил боль в ноге (только не вывих!), остановился, осторожно вытащил ногу и медленно двинулся в обход. Сначала осторожно, даже прихрамывая, потом все увереннее.
Нет, ребята. Каждый должен заниматься своим делом. Спасатели — спасать… А я иду домой. Мне для одного дня и так слишком много…
Прямо передо мной в тусклом свете дальнего фонаря лежала кукла. Обычная пластмассовая кукла в дурацком красном платьишке. Ноги в желтых ботиночках были подняты и разведены в бесстыдной позе шлюхи.
Я подошел и поднял ее. Внутри что-то скрипнуло, и кукла отчетливо сказала голосом певицы Глюкозы: «Мама».Я хмыкнул, перевернул ее, потом перевернул снова. И опять: «Ма-ма». Совсем некстати вспомнилось начало какой-то детской сказки: «Жили-были старик со старухой. И была у них внучка Машенька…»
Вот это да… Жили-были…
Я повертел куклу в руках и выбросил ее направо, в мусор. В полете она жалобно вякнула «Ма…» и шлепнулась в щебень — снова на спину, с поднятыми вверх и разведенными ногами.
Слишком все реально для обычного фантастического мира: мертвые люди в супермаркете, нападение отморозков без жалости и совести… Эта кукла. В романах, помнится, все больше героика, красивые мускулистые парни с бластерами… Там не до грязи. Не до оторванных голов и обдолбанных подростков со звериными оскалами вместо лиц.
Но кто тот невидимый экспериментатор, что стоит за всем этим? Кинувший меня сюда без спросу, заставивший смотреть на смерть коллег, приниматьих смерть, как принимают роды? Поставивший перед выбором: стрелять или попытаться уговорить (а значит, получить пулю самому, и хорошо, если еще немного пожить…) — и сознавать, что оба варианта одинаково неверны… Хотелось бы мне посмотреть на него, просто взглянуть, чтобы запомнить — на будущее, на всякий случай… Даст бог, свидимся.
…Откуда-то слева, издалека, вдруг начали стрелять — отрывисто и очередями. Я шарахнулся направо, перелетел через низенькую металлическую ограду, упал, ударился боком, но тут же вскочил и побежал. Я довольно хорошо ориентировался в городе, и, если изменения, произошедшие в нем, не носят совершенно кардинального характера, через несколько минут я окажусь рядом с домом…
Вот он. Огромная молчаливая двенадцатиэтажная громадина — «корабль» — о пяти подъездах с уютной детской площадкой позади. Надеюсь, с моим домом ничего плохого не случилось за те двое суток (по моему, нормальномувремяисчислению), что я здесь не был. И все же сначала нужно удостовериться…
Ежась от ночного весеннего холода, выпуская густые облачка пара, я пошел вокруг дома. Ни единого горевшего фонаря на много метров вокруг. Что я мог увидеть в этой тьме? Убедиться, что дом цел, не торчат из него металлические балки перекрытий, как кости скелета доисторического животного…
Кажется, цел. Что внутри, еще не знаю; увидим. Пока же — тих и темен «корабль», ни единого окна не светится… Интересно, сколько сейчас времени? Детская площадка на месте… И вот странно: все шумы, тревожные звуки, сопровождавшие меня от самого супермаркета, словно бы отступили, попрятались; я был под зашитой дома — своей крепости.
Мой подъезд средний. Ключи… на месте. Замок не реагирует на магнитный ключ. Что за чертовщина?! Как попасть внутрь? Я потянул тяжелую дверь на себя… Замок оказался отключен, и дверь открыта. Это не есть хорошо, но думать об этом некогда.
Света в подъезде не было, а к сухому запаху пыли примешивалась кислая вонь, будто кого-то здесь основательно вытошнило. Лифт тоже не работал. Не видя пола, но все равно стараясь идти аккуратно, я добрался до лестницы. Пешком на восьмой этаж, заодно согреюсь…
Я помчался по лестницам, но уже на пятом остановился, чтобы перевести дух. Да, слишком много всего для одного дня… Не торопясь преодолел оставшиеся три этажа.
На площадке перед неработающими лифтами горел тусклый свет; стеклянная дверь в предбанник приоткрыта, и за ней темно — туда лампа с площадки совсем не добивала.
Я вошел в предбанник…
В то же мгновение возникло стопроцентное ощущение чужого присутствия — впереди, в темноте, рядом с дверью в мою квартиру. Секунда — и я уже стоял у противоположной стены предбанника, направив автомат в сторону предполагаемого противника… Ничего. Никакого движения.
— Эй! — зачем-то позвал я вполголоса. Помолчав, добавил: — Учти, я вооружен!
Этот, впереди, стоял не шелохнувшись. Не дыша, я начал осторожно приближаться, подошел близко и ткнул стволом автомата. Звук был странный. Я подался вперед, протянул руку…
Господи, какая гнида догадалась поставить рядом с моей дверью коробку от высоченного двухкамерного холодильника?! Неужели сложно вынести на улицу? Толик из квартиры напротив разбогател?! Наверняка он — обожает подобные шутки… Улучшение благосостояния нисколько не сказалось на умственных способностях — разве что в худшую сторону. Впрочем, именно так почти всегда и бывает.
Тому, что железная дверь в квартиру незаперта, я уже не удивился. Сегодня все стараются меня напрячь, испугать — и, в общем, за редким исключением, достигают желаемого результата… Сговорились…
Только бы мои были дома, живы и здоровы.
— А у, папа вернулся! — заорал я, входя.
В квартире было чисто, пусто и тихо. Я бросил оружие и рюкзак в прихожей, прошелся по комнатам и везде зажег свет — даже в ванной и туалете: надоела темнота! Никакой записки мне не оставили; куда делись жена и сын — непонятно. Судя по порядку в квартире, который всегда поддерживала жена, вторжение исключается… Уехали? Не предупредив меня?.. Если так, заставить их сделать это могло только что-то очень серьезное…
Я сел на диван в гостиной, совершенно обессилевший, и уставился на фотографию в рамке, стоящую на полке в стенке: мы с женой на юге в прошлом году — загорелые, веселые… «Вы, — сказал я тогда ей и сыну, — самая лучшая в мире семья. Мне так повезло, что вы у меня есть…»
Только бы с ними ничего не случилось. Я не переживу.
Нужно понять, куда они делись. Вещи могут говорить, я знаю. Не всякий человек умеет заставить их говорить. Но если постараться…
Подожди, перебил другой внутренний голос, более рассудительный. Дай себе тайм-аут. Хотя бы ненадолго. Слишком много ты пережил за этот бесконечный день!
А ведь как все начиналось! День рождения у шефа? А мы на что?! Сгоняем, купим, накроем на стол!..
Накрыли… Как говорят медики, «иных уж нет, а тех — долечим…»
В ушах стоял звон, а в голову начала медленно возвращаться боль. И была она тупой и упрямой. Глаза закрывались от усталости, но я твердо знал, что боль не даст мне уснуть. Значит, нужно двигаться. Нужно чем-то занять себя, дать понять боли, что про нее забыли, она не страшна. Тогда, возможно, она отступит…
Вставать очень не хотелось, но я заставил себя подняться, снова пошел по квартире, проверил телефоны (тишина в трубках), включил телевизор (по всем каналам показывают черно-белых мух под характерный монотонный шум), мельком глянул на часы… Идут! Пятнадцать минут первого.
Дошел до ванной, пустил холодную воду и сунул голову под струю. Через несколько секунд вода стала обжигающе ледяной, но я терпел. Вот тебе, боль! Методы оказались действенными: боль уходила, медленно, но сдавала позиции. Очень хорошо. Она не дает мне ничего делать. Даже думать не дает.
Теперь необходимо налить в ванну воды, добавить соли и хвойной пены и смыть с себя все ужасное, что произошло за этот день. Если еще двадцать минут я не начну искать своих, ситуация от этого сильно не изменится.
Пока наливалась ванна, я разделся в комнате, свалил пахнущую смертью одежду на полу, не будучи уверенным, что смогу когда-нибудь заставить себя влезть в нее снова (а ведь это был мой лучший костюм! — но теперь, кажется, многое станет по-другому…), сразу почувствовал, как навалилась совершенно сумасшедшая, нечеловеческая усталость… Состояние возбуждения, которым я несколько минут назад был полон до отказа, улетучилось безвозвратно; я смотрел перед собой бессмысленным взглядом идиота. Организм выработал свой ресурс на сегодня и сигнализировал огромной красной лампочкой: остановись, Артем, дай мне немного отдохнуть, и тогда я тебе еще послужу… В противном случае… Пеняй на себя.
Кое-как, задевая углы, я доковылял до ванной, не стал зажигать свет, закрыл краны и погрузился в душистую горячую воду, не видную под шапкой шикарной пены, как бывает не видно кофе под слоем сладких и нежных сливок. Сейчас пять минут посижу… Я положил голову на бортик ванны. Не слишком ли горячая вода, не добавить ли холодной, успел еще подумать…
И мгновенно вырубился, как будто кто-то внутри щелкнул тумблером выключения сознания.
Очнулся от холода и некоторое время не мог понять, где нахожусь. Голый, в полной темноте, в холодной воде… но не тону. Может быть, я уже в аду, но меня решили немного охладить, прежде чем начать жарить на огромной адской сковороде? А что? Таков здешний способ приготовления деликатесов…
И тотчас все вспомнил.
О боже! Если вода остыла до такой степени, я провел в ванной не меньше двух часов! Зачем я вообще сюда залез?! Ясно же, как только окажусь в комфортных условиях (горячая вода, соль, пена), мозг мгновенно даст организму команду на отдых, ибо тот приблизился к пределу износостойкости! А я до сих пор не знаю, где жена и сын! Определенно: двинувший меня вчера по башке «доброжелатель» повредил мой разум…
Все. К дьяволу рефлексии. Как говорил герой Михалкова в фильме «Свой среди чужих…»: «Делом надо заниматься, дорогой мой, делом…»
Я попытался быстро подняться, но, охнув, опустился обратно: все мышцы затекли и болели, да и вчерашние скачки с препятствиями не прошли бесследно. Медленно выбравшись из воды и кое-как обтеревшись, прошлепал в комнату, достал и натянул чистое белье и спортивный костюм. Вернулся назад, вытянул из ванны заглушку и затолкал грязное белье в стиральную машину.
Часы показывали начало шестого. Вот это я поспал!
После получаса внимательных поисков и попыток понять, куда делась семья, я сделал приблизительный вывод, что они уехали (не было двух дорожных сумок и некоторого количества вещей и денег), но вот куда и на сколько… И почему не оставили мне никакой информации… Безусловно, то, что их нет в городе в столь неспокойное время — очевидный плюс, но ведь я должен знать, где их искать! А вдруг они увезены силой, просто похищение тщательно закамуфлировано (орал же один из преследователей в «Центральном», увидев меня на лестнице: «Вот он!» Значит, искали именно меня!)?..
Если это предположение верно, подумал я, чувствуя озноб, похитители скоро объявятся.
Но если все-таки они уехали сами — куда звонить? Маме? Но она живет на соседней улице, вряд ли они перебрались туда… Родственникам жены? Друзьям в Москву или Питер? Да и как звонить — городской телефон не работает, а свой разбитый мобильный я выбросил еще в супермаркете… Пойти по соседям? Ну да, в шесть утра… Чтобы нарваться на матерный посыл или кулак… Черт знает, что за времена настали…
Мне показалось, или действительно звонят в дверь?
Автомат был уже в моей руке наготове — дулом вверх. Я шагнул к дверям. Внутренняя открывалась без скрипа; я приник к глазку внешней, металлической. Самой собой, разглядеть кого-либо в темноте предбанника было невозможно, пришлось спросить:
— Кто?
— Артем, это я, — раздался приглушенный старческий голос. — Пожалуйста, откройте…
Ба! Галина Андреевна, наша соседка сверху. Учительница математики на пенсии, преподававшая мне сию точную науку с пятого класса. Каюсь, туповат я на эти вещи, больше тройки после шестого класса в году по алгебре и геометрии так и не получил…
Я открыл дверь и впустил старушку; она была в халате и куталась в большой пуховый платок. Я сразу вспомнил свою бабушку — у нее был именно такой.
— Там у вас в коридоре перед дверью… — возбужденно начала она и осеклась: увидела автомат; в глазах плеснул ужас. Я спрятал руку с автоматом за спину — но что толку? Она смотрела на оружие и рюкзак на полу.
Чертыхнувшись про себя, я пригласил математичку в комнату, а сам положил автомат на пол в прихожей и прикрыл его и остальной арсенал рюкзаком.
В комнате Галина Андреевна присела на краешек дивана и выжидательно посмотрела на меня. Я устроился напротив нее в кресле.
— Я наткнулась там на это… — после паузы сказала она, и я увидел, что она в возмущении. — Что за шутки… В темноте… Я так испугалась!
— Извините, Галина Андреевна. Сосед у меня остроумец.
— Вы можете объяснить мне, Артем, что происходит?
— Так я ж говорю…
— Я не о том. Как говорят нынешние тинейджеры — «проехали». Что творится в городе? Вы работаете в Службе безопасности крупного банка, вы должны знать.
Рассказывать или нет, подумал я. Обождем пока… Я сделал удивленные глаза:
— Галина Андреевна, я не очень хорошо понима…
— Оставьте этот детский сад, Артем! Дурите кого угодно, только не меня. Я прекрасно помню: именно такой взгляд у вас был в школе в седьмом и восьмом классах, когда я вызывала вас к доске отвечать новый материал и решать задачи, а выбыли не готовы. — Она уже не скрывала раздражения и выглядела даже немного грозной. — Вы начинали изворачиваться, тянуть время — примерно как сейчас… А ваши уши превращались в два локатора — и вы пытались ловить подсказки из класса… — Она перевела дух.
Несмотря на сложность ситуации, я смеялся. Мне нравилось, как она преподносит меня, маленького. Пусть она сердится или делает вид. Но этот голос! Я будто на мгновение перенесся в прошлое; она одним движением фокусника достала за шиворот меня, тринадцатилетнего и поставила передо мной, нынешним. Верно говорят: педагог, если только он профессионал, не может состариться; и он всегда будет внушать уважение и трепет своим бывшим ученикам, сколько бы ни прошло лет с окончания школы.
— Хохочете, — удовлетворенно продолжала математичка; кажется, ей понравилась моя реакция. Своей псевдострогой отповедью она разрядила обстановку, черты ее лица смягчились, — ну конечно. Я знала все ваши уловки наперед. Набор приемов был не столь уж велик. Я всегда с внутренним любопытством ждала: каким он воспользуется сегодня. И ни разу вам не удалось меня провести.
— Так уж ни разу… — сквозь смех сказал я.
— Может быть… Раз или два. Что-то новенькое… Некий финт, ранее не применявшийся…
— Помните, я как-то заговорил о Лобачевском — пересказал отрывок из радиопередачи, слышанной накануне дома за ужином.
— Но я же не знала, что это была всего лишь радиопередача! Вы начали задавать вопросы, и я подумала: мальчик читает, интересуется… Стала рассказывать… И урок превратился в лекцию. Вы были спасены.
— Свою «пару» я получил два дня спустя.
Она улыбалась:
— Да уж… Дважды подряд провести старого Балу у вас бы не вышло… — Выражение ее лица вдруг изменилось. — Но все это в прошлом. Вы выросли. Смею надеяться, уже не станете дурить голову старой учительнице, иначе… это будет просто непорядочно с вашей стороны, Артем.
Я кивнул и спросил:
— Хотите кофе?
— Пока я хочу услышать ответ на вопрос, который задала.
— А как насчет того, чтобы совместить приятное с полезным?
Пока я накрывал на стол и варил кофе, мы молчали. Густой аромат напитка заполнил все углы кухни; стало тепло и уютно, я немного расслабился.
— Кофе с лимоном и щепоткой соли меня угощал в свое время Марк Моисеевич, географ, — сказала Галина Андреевна. — Давно, миллион лет назад. Помните его? Он уже тогда был стар, сед, носат и неопрятен, а я… Новоиспеченная вдова, меньше года как похоронившая мужа… Но, кажется, еще очень даже ничего. Он имел виды, а у меня возникла на тот момент еще призрачная возможность уехать — сначала в Израиль, потом в Америку. Но я не захотела — ни его самого, ни его Америки. И поняла тогда две вещи: евреи очень любят русских женщин и зачастую имеют над ними странную, ничем не объяснимую, магнетическую власть. Правда, надо мной он этой власти не получил, и замуж за него я не вышла. Впрочем, и ни за кого другого.
— Жалеете? — спросил я.
— О ком-то — возможно… Но только не о Марке, в этом можете быть уверены. Итак, Артем. Я понимаю, вы совершенно не обязаны ни о чем мне рассказывать. Я уже давно не ваша учительница, а вы не вихрастый лопоухий мальчишка, любитель вытереть нос движением ладони снизу вверх, которому никак не дается алгебра… Да и некоторые другие точные науки. И все-таки я прошу вас… Отнеситесь с пониманием. Я прожила в этом городе пятьдесят девять лет, и я имею право…
Я поднял руки.
— Сдаюсь. Имеете. Знаете что, Галина Андреевна… Вы пейте кофе — если захотите еще, я сварю… А я расскажу вам одну историю.
— Опять ваши штучки из детства, Артем!
— На этот раз все очень серьезно. Только просьба: сколь бы невероятна и жестока вам моя сага ни показалась — не перебивайте. Вы и мне окажете большую услугу: рассказывая, я заново восстановлю все в памяти, выстрою по порядку и, возможно, сумею найти ответы на кое-какие вопросы.
Математичка сделала маленький глоток кофе и отодвинула чашку.
— Я вас внимательно слушаю.
— А потом вы позвонили в дверь, — закончил я.
За окном медленно светало. Казалось, природе нужны усилия, чтобы перевести мир из черного в серый.
За время моего рассказа я дважды варил кофе, и оба раза — себе. Математичка не ела и не пила. Она сидела за столом, вытянувшись в струнку, и слушала. Лишь тени эмоций проносились по ее лицу в самые неприятные моменты моего рассказа. Она слушала и пыталась анализировать.
Я умолк. Она тоже молчала, глядя в сторону спокойными серыми глазами. Очки лежали на столе; она сняла их в самом начале моего повествования, словно боясь, что они помешают ей воспринимать.
— Ерунда какая-то получается, Артем, — наконец сказала она.
— О чем вы?
— Прежде всего о том, что странные вещи в городе начали твориться не вчера, а гораздо раньше… Дня четыре-пять назад. Сергей, водитель «Оки», сказал вам то же самое…
— Я еще тогда удивился его словам, так как никаких тревожных событий в городе не было! Позавчера, как я упомянул, я дежурил в суточной смене. Все было спокойно. Даже как-то… чересчурспокойно. В банке прошел совет директоров. Если только… Глупо, конечно… Я был без сознания не несколько часов, а несколько суток. И кое-что пропустил. Мне эта мысль уже приходила в голову. Пока я не готов ее принять.
— Если бы я не знала вас много лет, Артем, — осторожно начала Галина Андреевна, — я бы предположила, что вы пережили некое потрясение, и на его почве… м-м…
— Тронулся умом, — подсказал я.
— К примеру… — согласилась она с видимым усилием. — И вся картина нарисовалась исключительно в вашем воображении.
— Постойте! Вы же сами говорите, что в городе…
— Речь не о городе, а о том, что произошло лично с вами.
Я ухмыльнулся.
— Допустим. И следуя вашей логике, откуда я явился домой сутки спустя после работы?
— Ниоткуда, — спокойно ответила она. — Вы эти сутки провели дома.
— А оружие?!
— Ну, не знаю… Зачем-то притащили с работы.
— Но у нас на работе нет такого оружия!
— Вы в этом абсолютно уверены?..
Я осекся. Черт, она загоняет меня в тупик!
— Хорошо, а удар по голове! Гематома! Потрогайте. — Я наклонил голову, но она осторожно отодвинулась.
— Вы могли набить шишку где угодно. Хоть на ваших… стрельбах.
Я молчал. Крыть было нечем.
— Артем, — негромко позвала Галина Андреевна. — Извините меня… На самом деле, у меня нет сомнений в вашем душевном здоровье. Все это я позволила себе предположить потому лишь, что вы… Словом, в вашей истории есть серьезная неувязка, о которой вы не можете не знать. Ну, напрягитесь…
— Да о чем вы?! — сердито спросил я.
— Ведь вы знаете,где Ольга и Димочка?..
Это прозвучало не столько вопросительно, сколько утвердительно.
— Минуту. Откуда я могу это знать?! — Я внезапно разозлился по-настоящему. Не надо шутить со мной такими вещами! — Что за глупости, Галина Андревна!
— Это не глупости. Вы должны знать,где ваши жена и сын. В противном случае у меня возникает повод усомниться…
— Да с чего вы взяли?!
— Потому что за день до выхода на сутки — в позавчерашнюю смену — вы сами проводили их на поезд до Москвы. Если не ошибаюсь, вы созванивались с друзьями, и те пригласили их погостить. У Ольги сейчас отпуск, а у Димочки каникулы.
Как говорила одна моя знакомая, двадцать четыре такта паузы.
— А вам откуда обо всем этом известно?.. — вяло спросил я.
— Вечером накануне отъезда я была у вас в гостях. А на другой день столкнулась с вами у подъезда, вы сказали, что посадили Ольгу и Димку на поезд.
До дома примерно семь минут ходу; есть время подумать.
Кое-что мне не нравится в этой истории с точки зрения логики. Хотя… применимо ли такое понятие в тех обстоятельствах, в которых я оказался? Но если всё-таки применимо… Возникают сплошные «кто?», «что?» и «почему?» — одни вопросы, ни единого ответа. Или все-таки попробовать порассуждать о невозможном?
Отправная точка: что случилось с миром, пока я был без сознания? Зачем вообще нужно было меня вырубать, если никто не собирался подставить меня на убийстве Михалыча? Впрочем… я имел несчастье довольно быстро убедиться: проблема выходит за рамки простого криминала. Она шире. Гораздо шире.
С окружающим миром, привычным мне городом (и скорее всего его окрестностями, а как широко — никто не скажет), что-то произошло. Что-то кардинальное. Не поддающееся мгновенному осмыслению. Заставляющее заподозрить себя в начинающемся сумасшествии.
…Ночной холод конца марта пробирал до костей. Я шел быстро, подняв воротник пиджака, чутко прислушиваясь. И то, что иногда улавливал слух, мне не нравилось. Ни единого звука обычного города;все, что слышал — крики, хлопки выстрелов, странные шумы, — я воспринимал только как звуки тревоги и понимал, что должен быть настороже, готовиться к тому, что нужно бежать, прятаться.
И если представить, как бы дико это ни выглядело, что я был отправлен в аут для того, чтобы быть перенесенным в вывихнутую реальность,да не тем же днем, а несколькими позже (не этим ли объясняется зверский голод?), тогда кое-что может выстроиться. Да, по крайней мере угол картины из паззлов выглядит собранным.
Но все равно, даже допуская невозможное (все мы в детстве почитывали фантастику, черт ее дери!), некоторые элементы выглядят лишними, чрезмерными… как порция горячих тещиных блинов на сытый желудок.
Что за хренов Морфеус в выключенном телефоне?
Почему столько мертвых «наших» и ни одного «врага»?
И сколько все-таки этажей в «Центральном» — три или восемь?!
Кстати, нужно будет туда вернуться завтра, после того, как наведаюсь на работу. Да полно, сохранился ли наш банк в этом дурацким мире?!
…Собачий вой откуда-то справа и сзади из-за домов был столь пронзительным и неожиданным, что я вздрогнул и прибавил шагу. Секунда — и несколько собачьих голосов ответили этому вою на свои лады с разных сторон. Я затравленно огляделся, вдруг представив, как сжимается кольцо диких голодных псов, охочих до человеческой глотки и горячей крови.
И со временем интересная штука. Положим, меня переместили на три — минимум три, если ориентироваться на рассказ Сергея и Полины! — дня вперед. Но тогда… Михалыч вонял бы так, что я бы не смог к нему подойти. Да и другие жертвы нападения на магазин! А у меня было ощущение… да нет, я видел,что все они убиты час-два-три назад. Не нужно быть экспертом-криминалистом, чтобы это понять. А Лева?! Он все три дня держался, дожидаясь меня и мечтая умереть именно на моих руках?! Бред! Поневоле заподозришь у себя «сдвиг по фазе»! И потом, я слишком здравомыслящий человек, из литературы уважаю классику и научно-популярные статьи, как большинство мужчин, смотрю футбол под пиво и креветки, а всякие ваши НЛО, нуль-пространственные переходы и «Назад в будущее» я видал в…
…В этот момент я вышел к первому сгоревшему дому.
Он оказался прямо передо мной: бывший четырнадцатиэтажный, двухподъездный красавец, отстроенный шесть лет назад. В нем живут две уборщицы из нашего банка…
О черт! Жили.
Нет, с ними все как раз, возможно, и хорошо… Я надеюсь. А вот дом…
Его больше нет.
Огромный обугленный остов; уродливые балки и перекрытия, вздымающиеся к черному небу. От седьмого этажа дома уже не было; только маслянистые клубы самодовольного жирного дыма, вразвалочку поднимающиеся вверх. Нижняя часть коряво скособочилась, просела набок, сжав окна и повыбив оставшиеся стекла. Горы щебня, кирпича, искореженного металла вокруг. Гарь и вонь.
Да что же это?!
Ни пожарных, ни отцепления, ни спасателей, разбирающих завалы… Разве такое бывает?!
Повинуясь порыву, я пошел было к дому, но тут нога угодила между прутьями полуоплавленной решетки, валявшейся в канаве; я чуть не упал, ощутил боль в ноге (только не вывих!), остановился, осторожно вытащил ногу и медленно двинулся в обход. Сначала осторожно, даже прихрамывая, потом все увереннее.
Нет, ребята. Каждый должен заниматься своим делом. Спасатели — спасать… А я иду домой. Мне для одного дня и так слишком много…
Прямо передо мной в тусклом свете дальнего фонаря лежала кукла. Обычная пластмассовая кукла в дурацком красном платьишке. Ноги в желтых ботиночках были подняты и разведены в бесстыдной позе шлюхи.
Я подошел и поднял ее. Внутри что-то скрипнуло, и кукла отчетливо сказала голосом певицы Глюкозы: «Мама».Я хмыкнул, перевернул ее, потом перевернул снова. И опять: «Ма-ма». Совсем некстати вспомнилось начало какой-то детской сказки: «Жили-были старик со старухой. И была у них внучка Машенька…»
Вот это да… Жили-были…
Я повертел куклу в руках и выбросил ее направо, в мусор. В полете она жалобно вякнула «Ма…» и шлепнулась в щебень — снова на спину, с поднятыми вверх и разведенными ногами.
Слишком все реально для обычного фантастического мира: мертвые люди в супермаркете, нападение отморозков без жалости и совести… Эта кукла. В романах, помнится, все больше героика, красивые мускулистые парни с бластерами… Там не до грязи. Не до оторванных голов и обдолбанных подростков со звериными оскалами вместо лиц.
Но кто тот невидимый экспериментатор, что стоит за всем этим? Кинувший меня сюда без спросу, заставивший смотреть на смерть коллег, приниматьих смерть, как принимают роды? Поставивший перед выбором: стрелять или попытаться уговорить (а значит, получить пулю самому, и хорошо, если еще немного пожить…) — и сознавать, что оба варианта одинаково неверны… Хотелось бы мне посмотреть на него, просто взглянуть, чтобы запомнить — на будущее, на всякий случай… Даст бог, свидимся.
…Откуда-то слева, издалека, вдруг начали стрелять — отрывисто и очередями. Я шарахнулся направо, перелетел через низенькую металлическую ограду, упал, ударился боком, но тут же вскочил и побежал. Я довольно хорошо ориентировался в городе, и, если изменения, произошедшие в нем, не носят совершенно кардинального характера, через несколько минут я окажусь рядом с домом…
Вот он. Огромная молчаливая двенадцатиэтажная громадина — «корабль» — о пяти подъездах с уютной детской площадкой позади. Надеюсь, с моим домом ничего плохого не случилось за те двое суток (по моему, нормальномувремяисчислению), что я здесь не был. И все же сначала нужно удостовериться…
Ежась от ночного весеннего холода, выпуская густые облачка пара, я пошел вокруг дома. Ни единого горевшего фонаря на много метров вокруг. Что я мог увидеть в этой тьме? Убедиться, что дом цел, не торчат из него металлические балки перекрытий, как кости скелета доисторического животного…
Кажется, цел. Что внутри, еще не знаю; увидим. Пока же — тих и темен «корабль», ни единого окна не светится… Интересно, сколько сейчас времени? Детская площадка на месте… И вот странно: все шумы, тревожные звуки, сопровождавшие меня от самого супермаркета, словно бы отступили, попрятались; я был под зашитой дома — своей крепости.
Мой подъезд средний. Ключи… на месте. Замок не реагирует на магнитный ключ. Что за чертовщина?! Как попасть внутрь? Я потянул тяжелую дверь на себя… Замок оказался отключен, и дверь открыта. Это не есть хорошо, но думать об этом некогда.
Света в подъезде не было, а к сухому запаху пыли примешивалась кислая вонь, будто кого-то здесь основательно вытошнило. Лифт тоже не работал. Не видя пола, но все равно стараясь идти аккуратно, я добрался до лестницы. Пешком на восьмой этаж, заодно согреюсь…
Я помчался по лестницам, но уже на пятом остановился, чтобы перевести дух. Да, слишком много всего для одного дня… Не торопясь преодолел оставшиеся три этажа.
На площадке перед неработающими лифтами горел тусклый свет; стеклянная дверь в предбанник приоткрыта, и за ней темно — туда лампа с площадки совсем не добивала.
Я вошел в предбанник…
В то же мгновение возникло стопроцентное ощущение чужого присутствия — впереди, в темноте, рядом с дверью в мою квартиру. Секунда — и я уже стоял у противоположной стены предбанника, направив автомат в сторону предполагаемого противника… Ничего. Никакого движения.
— Эй! — зачем-то позвал я вполголоса. Помолчав, добавил: — Учти, я вооружен!
Этот, впереди, стоял не шелохнувшись. Не дыша, я начал осторожно приближаться, подошел близко и ткнул стволом автомата. Звук был странный. Я подался вперед, протянул руку…
Господи, какая гнида догадалась поставить рядом с моей дверью коробку от высоченного двухкамерного холодильника?! Неужели сложно вынести на улицу? Толик из квартиры напротив разбогател?! Наверняка он — обожает подобные шутки… Улучшение благосостояния нисколько не сказалось на умственных способностях — разве что в худшую сторону. Впрочем, именно так почти всегда и бывает.
Тому, что железная дверь в квартиру незаперта, я уже не удивился. Сегодня все стараются меня напрячь, испугать — и, в общем, за редким исключением, достигают желаемого результата… Сговорились…
Только бы мои были дома, живы и здоровы.
— А у, папа вернулся! — заорал я, входя.
В квартире было чисто, пусто и тихо. Я бросил оружие и рюкзак в прихожей, прошелся по комнатам и везде зажег свет — даже в ванной и туалете: надоела темнота! Никакой записки мне не оставили; куда делись жена и сын — непонятно. Судя по порядку в квартире, который всегда поддерживала жена, вторжение исключается… Уехали? Не предупредив меня?.. Если так, заставить их сделать это могло только что-то очень серьезное…
Я сел на диван в гостиной, совершенно обессилевший, и уставился на фотографию в рамке, стоящую на полке в стенке: мы с женой на юге в прошлом году — загорелые, веселые… «Вы, — сказал я тогда ей и сыну, — самая лучшая в мире семья. Мне так повезло, что вы у меня есть…»
Только бы с ними ничего не случилось. Я не переживу.
Нужно понять, куда они делись. Вещи могут говорить, я знаю. Не всякий человек умеет заставить их говорить. Но если постараться…
Подожди, перебил другой внутренний голос, более рассудительный. Дай себе тайм-аут. Хотя бы ненадолго. Слишком много ты пережил за этот бесконечный день!
А ведь как все начиналось! День рождения у шефа? А мы на что?! Сгоняем, купим, накроем на стол!..
Накрыли… Как говорят медики, «иных уж нет, а тех — долечим…»
В ушах стоял звон, а в голову начала медленно возвращаться боль. И была она тупой и упрямой. Глаза закрывались от усталости, но я твердо знал, что боль не даст мне уснуть. Значит, нужно двигаться. Нужно чем-то занять себя, дать понять боли, что про нее забыли, она не страшна. Тогда, возможно, она отступит…
Вставать очень не хотелось, но я заставил себя подняться, снова пошел по квартире, проверил телефоны (тишина в трубках), включил телевизор (по всем каналам показывают черно-белых мух под характерный монотонный шум), мельком глянул на часы… Идут! Пятнадцать минут первого.
Дошел до ванной, пустил холодную воду и сунул голову под струю. Через несколько секунд вода стала обжигающе ледяной, но я терпел. Вот тебе, боль! Методы оказались действенными: боль уходила, медленно, но сдавала позиции. Очень хорошо. Она не дает мне ничего делать. Даже думать не дает.
Теперь необходимо налить в ванну воды, добавить соли и хвойной пены и смыть с себя все ужасное, что произошло за этот день. Если еще двадцать минут я не начну искать своих, ситуация от этого сильно не изменится.
Пока наливалась ванна, я разделся в комнате, свалил пахнущую смертью одежду на полу, не будучи уверенным, что смогу когда-нибудь заставить себя влезть в нее снова (а ведь это был мой лучший костюм! — но теперь, кажется, многое станет по-другому…), сразу почувствовал, как навалилась совершенно сумасшедшая, нечеловеческая усталость… Состояние возбуждения, которым я несколько минут назад был полон до отказа, улетучилось безвозвратно; я смотрел перед собой бессмысленным взглядом идиота. Организм выработал свой ресурс на сегодня и сигнализировал огромной красной лампочкой: остановись, Артем, дай мне немного отдохнуть, и тогда я тебе еще послужу… В противном случае… Пеняй на себя.
Кое-как, задевая углы, я доковылял до ванной, не стал зажигать свет, закрыл краны и погрузился в душистую горячую воду, не видную под шапкой шикарной пены, как бывает не видно кофе под слоем сладких и нежных сливок. Сейчас пять минут посижу… Я положил голову на бортик ванны. Не слишком ли горячая вода, не добавить ли холодной, успел еще подумать…
И мгновенно вырубился, как будто кто-то внутри щелкнул тумблером выключения сознания.
Очнулся от холода и некоторое время не мог понять, где нахожусь. Голый, в полной темноте, в холодной воде… но не тону. Может быть, я уже в аду, но меня решили немного охладить, прежде чем начать жарить на огромной адской сковороде? А что? Таков здешний способ приготовления деликатесов…
И тотчас все вспомнил.
О боже! Если вода остыла до такой степени, я провел в ванной не меньше двух часов! Зачем я вообще сюда залез?! Ясно же, как только окажусь в комфортных условиях (горячая вода, соль, пена), мозг мгновенно даст организму команду на отдых, ибо тот приблизился к пределу износостойкости! А я до сих пор не знаю, где жена и сын! Определенно: двинувший меня вчера по башке «доброжелатель» повредил мой разум…
Все. К дьяволу рефлексии. Как говорил герой Михалкова в фильме «Свой среди чужих…»: «Делом надо заниматься, дорогой мой, делом…»
Я попытался быстро подняться, но, охнув, опустился обратно: все мышцы затекли и болели, да и вчерашние скачки с препятствиями не прошли бесследно. Медленно выбравшись из воды и кое-как обтеревшись, прошлепал в комнату, достал и натянул чистое белье и спортивный костюм. Вернулся назад, вытянул из ванны заглушку и затолкал грязное белье в стиральную машину.
Часы показывали начало шестого. Вот это я поспал!
После получаса внимательных поисков и попыток понять, куда делась семья, я сделал приблизительный вывод, что они уехали (не было двух дорожных сумок и некоторого количества вещей и денег), но вот куда и на сколько… И почему не оставили мне никакой информации… Безусловно, то, что их нет в городе в столь неспокойное время — очевидный плюс, но ведь я должен знать, где их искать! А вдруг они увезены силой, просто похищение тщательно закамуфлировано (орал же один из преследователей в «Центральном», увидев меня на лестнице: «Вот он!» Значит, искали именно меня!)?..
Если это предположение верно, подумал я, чувствуя озноб, похитители скоро объявятся.
Но если все-таки они уехали сами — куда звонить? Маме? Но она живет на соседней улице, вряд ли они перебрались туда… Родственникам жены? Друзьям в Москву или Питер? Да и как звонить — городской телефон не работает, а свой разбитый мобильный я выбросил еще в супермаркете… Пойти по соседям? Ну да, в шесть утра… Чтобы нарваться на матерный посыл или кулак… Черт знает, что за времена настали…
Мне показалось, или действительно звонят в дверь?
Автомат был уже в моей руке наготове — дулом вверх. Я шагнул к дверям. Внутренняя открывалась без скрипа; я приник к глазку внешней, металлической. Самой собой, разглядеть кого-либо в темноте предбанника было невозможно, пришлось спросить:
— Кто?
— Артем, это я, — раздался приглушенный старческий голос. — Пожалуйста, откройте…
Ба! Галина Андреевна, наша соседка сверху. Учительница математики на пенсии, преподававшая мне сию точную науку с пятого класса. Каюсь, туповат я на эти вещи, больше тройки после шестого класса в году по алгебре и геометрии так и не получил…
Я открыл дверь и впустил старушку; она была в халате и куталась в большой пуховый платок. Я сразу вспомнил свою бабушку — у нее был именно такой.
— Там у вас в коридоре перед дверью… — возбужденно начала она и осеклась: увидела автомат; в глазах плеснул ужас. Я спрятал руку с автоматом за спину — но что толку? Она смотрела на оружие и рюкзак на полу.
Чертыхнувшись про себя, я пригласил математичку в комнату, а сам положил автомат на пол в прихожей и прикрыл его и остальной арсенал рюкзаком.
В комнате Галина Андреевна присела на краешек дивана и выжидательно посмотрела на меня. Я устроился напротив нее в кресле.
— Я наткнулась там на это… — после паузы сказала она, и я увидел, что она в возмущении. — Что за шутки… В темноте… Я так испугалась!
— Извините, Галина Андреевна. Сосед у меня остроумец.
— Вы можете объяснить мне, Артем, что происходит?
— Так я ж говорю…
— Я не о том. Как говорят нынешние тинейджеры — «проехали». Что творится в городе? Вы работаете в Службе безопасности крупного банка, вы должны знать.
Рассказывать или нет, подумал я. Обождем пока… Я сделал удивленные глаза:
— Галина Андреевна, я не очень хорошо понима…
— Оставьте этот детский сад, Артем! Дурите кого угодно, только не меня. Я прекрасно помню: именно такой взгляд у вас был в школе в седьмом и восьмом классах, когда я вызывала вас к доске отвечать новый материал и решать задачи, а выбыли не готовы. — Она уже не скрывала раздражения и выглядела даже немного грозной. — Вы начинали изворачиваться, тянуть время — примерно как сейчас… А ваши уши превращались в два локатора — и вы пытались ловить подсказки из класса… — Она перевела дух.
Несмотря на сложность ситуации, я смеялся. Мне нравилось, как она преподносит меня, маленького. Пусть она сердится или делает вид. Но этот голос! Я будто на мгновение перенесся в прошлое; она одним движением фокусника достала за шиворот меня, тринадцатилетнего и поставила передо мной, нынешним. Верно говорят: педагог, если только он профессионал, не может состариться; и он всегда будет внушать уважение и трепет своим бывшим ученикам, сколько бы ни прошло лет с окончания школы.
— Хохочете, — удовлетворенно продолжала математичка; кажется, ей понравилась моя реакция. Своей псевдострогой отповедью она разрядила обстановку, черты ее лица смягчились, — ну конечно. Я знала все ваши уловки наперед. Набор приемов был не столь уж велик. Я всегда с внутренним любопытством ждала: каким он воспользуется сегодня. И ни разу вам не удалось меня провести.
— Так уж ни разу… — сквозь смех сказал я.
— Может быть… Раз или два. Что-то новенькое… Некий финт, ранее не применявшийся…
— Помните, я как-то заговорил о Лобачевском — пересказал отрывок из радиопередачи, слышанной накануне дома за ужином.
— Но я же не знала, что это была всего лишь радиопередача! Вы начали задавать вопросы, и я подумала: мальчик читает, интересуется… Стала рассказывать… И урок превратился в лекцию. Вы были спасены.
— Свою «пару» я получил два дня спустя.
Она улыбалась:
— Да уж… Дважды подряд провести старого Балу у вас бы не вышло… — Выражение ее лица вдруг изменилось. — Но все это в прошлом. Вы выросли. Смею надеяться, уже не станете дурить голову старой учительнице, иначе… это будет просто непорядочно с вашей стороны, Артем.
Я кивнул и спросил:
— Хотите кофе?
— Пока я хочу услышать ответ на вопрос, который задала.
— А как насчет того, чтобы совместить приятное с полезным?
Пока я накрывал на стол и варил кофе, мы молчали. Густой аромат напитка заполнил все углы кухни; стало тепло и уютно, я немного расслабился.
— Кофе с лимоном и щепоткой соли меня угощал в свое время Марк Моисеевич, географ, — сказала Галина Андреевна. — Давно, миллион лет назад. Помните его? Он уже тогда был стар, сед, носат и неопрятен, а я… Новоиспеченная вдова, меньше года как похоронившая мужа… Но, кажется, еще очень даже ничего. Он имел виды, а у меня возникла на тот момент еще призрачная возможность уехать — сначала в Израиль, потом в Америку. Но я не захотела — ни его самого, ни его Америки. И поняла тогда две вещи: евреи очень любят русских женщин и зачастую имеют над ними странную, ничем не объяснимую, магнетическую власть. Правда, надо мной он этой власти не получил, и замуж за него я не вышла. Впрочем, и ни за кого другого.
— Жалеете? — спросил я.
— О ком-то — возможно… Но только не о Марке, в этом можете быть уверены. Итак, Артем. Я понимаю, вы совершенно не обязаны ни о чем мне рассказывать. Я уже давно не ваша учительница, а вы не вихрастый лопоухий мальчишка, любитель вытереть нос движением ладони снизу вверх, которому никак не дается алгебра… Да и некоторые другие точные науки. И все-таки я прошу вас… Отнеситесь с пониманием. Я прожила в этом городе пятьдесят девять лет, и я имею право…
Я поднял руки.
— Сдаюсь. Имеете. Знаете что, Галина Андреевна… Вы пейте кофе — если захотите еще, я сварю… А я расскажу вам одну историю.
— Опять ваши штучки из детства, Артем!
— На этот раз все очень серьезно. Только просьба: сколь бы невероятна и жестока вам моя сага ни показалась — не перебивайте. Вы и мне окажете большую услугу: рассказывая, я заново восстановлю все в памяти, выстрою по порядку и, возможно, сумею найти ответы на кое-какие вопросы.
Математичка сделала маленький глоток кофе и отодвинула чашку.
— Я вас внимательно слушаю.
— А потом вы позвонили в дверь, — закончил я.
За окном медленно светало. Казалось, природе нужны усилия, чтобы перевести мир из черного в серый.
За время моего рассказа я дважды варил кофе, и оба раза — себе. Математичка не ела и не пила. Она сидела за столом, вытянувшись в струнку, и слушала. Лишь тени эмоций проносились по ее лицу в самые неприятные моменты моего рассказа. Она слушала и пыталась анализировать.
Я умолк. Она тоже молчала, глядя в сторону спокойными серыми глазами. Очки лежали на столе; она сняла их в самом начале моего повествования, словно боясь, что они помешают ей воспринимать.
— Ерунда какая-то получается, Артем, — наконец сказала она.
— О чем вы?
— Прежде всего о том, что странные вещи в городе начали твориться не вчера, а гораздо раньше… Дня четыре-пять назад. Сергей, водитель «Оки», сказал вам то же самое…
— Я еще тогда удивился его словам, так как никаких тревожных событий в городе не было! Позавчера, как я упомянул, я дежурил в суточной смене. Все было спокойно. Даже как-то… чересчурспокойно. В банке прошел совет директоров. Если только… Глупо, конечно… Я был без сознания не несколько часов, а несколько суток. И кое-что пропустил. Мне эта мысль уже приходила в голову. Пока я не готов ее принять.
— Если бы я не знала вас много лет, Артем, — осторожно начала Галина Андреевна, — я бы предположила, что вы пережили некое потрясение, и на его почве… м-м…
— Тронулся умом, — подсказал я.
— К примеру… — согласилась она с видимым усилием. — И вся картина нарисовалась исключительно в вашем воображении.
— Постойте! Вы же сами говорите, что в городе…
— Речь не о городе, а о том, что произошло лично с вами.
Я ухмыльнулся.
— Допустим. И следуя вашей логике, откуда я явился домой сутки спустя после работы?
— Ниоткуда, — спокойно ответила она. — Вы эти сутки провели дома.
— А оружие?!
— Ну, не знаю… Зачем-то притащили с работы.
— Но у нас на работе нет такого оружия!
— Вы в этом абсолютно уверены?..
Я осекся. Черт, она загоняет меня в тупик!
— Хорошо, а удар по голове! Гематома! Потрогайте. — Я наклонил голову, но она осторожно отодвинулась.
— Вы могли набить шишку где угодно. Хоть на ваших… стрельбах.
Я молчал. Крыть было нечем.
— Артем, — негромко позвала Галина Андреевна. — Извините меня… На самом деле, у меня нет сомнений в вашем душевном здоровье. Все это я позволила себе предположить потому лишь, что вы… Словом, в вашей истории есть серьезная неувязка, о которой вы не можете не знать. Ну, напрягитесь…
— Да о чем вы?! — сердито спросил я.
— Ведь вы знаете,где Ольга и Димочка?..
Это прозвучало не столько вопросительно, сколько утвердительно.
— Минуту. Откуда я могу это знать?! — Я внезапно разозлился по-настоящему. Не надо шутить со мной такими вещами! — Что за глупости, Галина Андревна!
— Это не глупости. Вы должны знать,где ваши жена и сын. В противном случае у меня возникает повод усомниться…
— Да с чего вы взяли?!
— Потому что за день до выхода на сутки — в позавчерашнюю смену — вы сами проводили их на поезд до Москвы. Если не ошибаюсь, вы созванивались с друзьями, и те пригласили их погостить. У Ольги сейчас отпуск, а у Димочки каникулы.
Как говорила одна моя знакомая, двадцать четыре такта паузы.
— А вам откуда обо всем этом известно?.. — вяло спросил я.
— Вечером накануне отъезда я была у вас в гостях. А на другой день столкнулась с вами у подъезда, вы сказали, что посадили Ольгу и Димку на поезд.
Глава пятая
Я вскочил и побежал в комнату к телефону с намерением звонить Гансу в Москву… Ну да, телефон ведь отключен. Стоп. Утром перед поездкой в супермаркет я звонил домой, чтобы предупредить, что задерживаюсь… Трубку тогда никто не снял, и я оставил сообщение на автоответчике… Я нажал кнопку, перемотал пленку. Вот оно. Мое сообщение на автоответчике последнее, после него — тишина. О чем это говорит? Да ни о чем! Неужели я такой идиот, что не помню, как отправил своих в Москву?!