Я вернулся на кухню.
— Угостите кофе? — невинным голосом спросила Галина Андреевна.
Я молча засыпал остатки кофе из кофемолки в турку, добавил воды и принялся колдовать у плиты. Несколько минут прошло в молчании. Потом Галина Андреевна спросила:
— Вы обиделись на меня, Артем?
— Да, — буркнул я.
— За что?
Я не ответил.
— Послушайте, я лишь рассказала вам о том, чему сама была свидетельницей. Согласитесь, что в данных обстоятельствах я имею право подвергнуть сомнению весь ваш рассказ. Посчитать его плодом воображения, сном… да чем хотите. В городе что-то происходит, но эти события могут не иметь никакого отношения к тому, что якобыпроизошло с вами.
Я налил горячий кофе в чистую чашку, поставил перед математичкой и сел напротив. «Якобы» пришлось проглотить. Пока.
— Хорошо. Давайте на некоторое время мою историюоставим за скобками. Расскажите, пожалуйста, что вам известно о происходящих в городе событиях? Когда они начались?
— Пять дней назад случился первый теракт.
— Взорвали дом на соседней улице? — Я вспомнил куклу и вздымающийся в темное небо металлический остов.
— Нет. Это произошло позже. А тогда взрыв был в больнице на окраине, на Коминтерна. Погибло больше тридцати человек. Второй взрыв — там же во время спасательных работ. Еще семнадцать жертв. После этого в городе и области объявили чрезвычайное положение.
— На основании одного теракта?
— Фактически — двух подряд. Прошла информация, что областная ФСБ располагает сведениями о готовящейся серии терактов «Воинами Ислама» по всей области. Сюда прислали специалистов из Москвы, бригаду, восемь человек…
— И что?
— Двое были убиты на другой день.
Все, что я слышал, было ужасно. Но почему я ничего этого не знал?! В моей жизнивсе было иначе, мирно… До вчерашнего дня.
И как я мог не знать, что отправил жену и сына в Москву?!Кто их провожал?! Попробовать представить двойника? Нет, этак я далеко зайду… Впрочем, я уже так далеко, что дальше некуда.
— Тех, кто убил москвичей, конечно, не нашли?
— Почему? В тот же день. Они особо и не скрывались. Это ребята из местной милиции. Их пытались арестовать оперативники из московской бригады ФСБ, но коллеги их отбили. Областное УВД отказалось помогать москвичам. ГУВД, впрочем, тоже.
Больший бред невозможно представить!
— Как такое могло быть?!
— Я сама ничего не понимаю! — В голосе бывшей учительницы слышалось отчаяние. — Происходит нечто, совершенно недоступное пониманию простого человека… обывателя. Мародерства, разбойные нападения, пожары, взрывы… Люди боятся выходить на улицу. Я рассчитывала услышать хоть какое-нибудь объяснение от вас… Вместо этого все еще больше запуталось.
— Увы, — сказал я сухо. — Но откуда у вас вся эта информация?
— Радио, телевидение. Но только в самом начале. Корреспонденты двух каналов — РТР и НТВ — пытались начать здесь работать… Двоих сотрудников РТР задержало городское УВД и отпустило лишь тогда, когда все телевизионщики садились в вертолет, вылетающий из города. Сюда не пускают никого извне. Представитель краевой администрации сделал заявление, что в ближайшие несколько дней в городе и области будет наведен порядок, а на другой день чуть не погиб — обстреляли его машину. Местный канал начал осторожно освещать события, происходящие здесь, так его закрыли. Так же, как две радиостанции, ежечасные новости которых были посвящены местным ЧП…
— Внутренняя информационная блокада… — пробормотал я.
— Терактов было еще три: магазин, спорткомплекс и жилой дом. Не считая пожаров. Не знаю, являются ли они поджогами, или дело там просто в технических неполадках или неосторожном обращении с огнем. Но… Есть еще кое-что…
Я смотрел на нее.
— Да нет, — наконец сказала она, как мне показалось, с облегчением. — Сочтете, что старуха выжила из ума…
— Вы же не сочли, когда услышали мой рассказ.
— На какое-то время, — призналась она.
— Так что хотели сказать?
— Не стану. Столкнетесь сами. Наверняка.
— К плохому лучше быть готовым заранее.
— Знаю… Но не смогу. Слишком невероятно. Сама до конца не верю…
— Как хотите. — Я встал и подошел к окну. Помолчали.
Рассвет за окном неуверенно вступал в свои права. Но в городе по-прежнему царила тишина: никаких звуков, характерных для этого времени суток, сюда не доносилось. Город затаился.
Кажется, она рассказывает правду. Хоть и выглядит эта правда круче любой фантастики…
— Вы мне не верите? — почувствовав мое состояние, обеспокоенно спросила математичка.
— У нас это взаимно… — сказал я, не оборачиваясь и пробуя разглядеть с высоты восьмого этажа хоть какие-то признаки обычного утра и в обычном городе.— А вы сами-то себе верите?! И тому, что слышите? Пожилой здравомыслящий человек, математик, педагог… Верите во всю эту чушь? Менты убивают фээсбэшников из Москвы и не скрываются; при попытке ареста их отбивают коллеги… Похоже на советский боевик самого низкого пошиба начала девяностых годов… Вдумайтесь! Можно этому поверить?!
— Я ничего не придумала и вас, Артем, не обманывала, — обиженно сказала Галина Андреевна. — А если вы так своеобразно мстите мне за мои намеки о… м-м… провалах в вашей памяти, так я считаю, что они были более обоснованны, чем ваша последняя тирада…
— Все, что вы рассказали, требует проверки.
— Да пожалуйста! Надеюсь, вы найдете такую возможность! А я пришла к вам не сражаться, напротив — за помощью и поддержкой, потому что верила, что смогу найти здесь и то и другое.
Я резко обернулся и подошел к ней.
— Я бы помог… Если бы знал — как! Но я сам ни черта не понимаю! Что произошло со мной? Почему я не знаю,что отправил семью в другой город?! Если трагические и странные события в городе начались пять дней назад, и даже было объявлено чрезвычайное положение… то почему я услышал об этом только сегодня от вас? Никто в банке этого не знал, работали как обычно, а с Димкой мы накануне моей суточной смены ходили в кино на фантастику — это то, что помню я! Никакого отъезда, понимаете? Ольга работает, отпуск ей пока не дали: ее начальник ушел на повышение. У Димки весенние каникулы, он носится по двору с приятелями… Все дело в том, что то, что помню я и ваш рассказ — две… — я поискал понятие, — параллельные реальности! И почему я должен верить, что именно ваша — истинная?!
— Стоит выйти на улицу, — спокойно ответила Галина Андреевна, — и вы начнете находить подтверждение моим словам. Очень быстро.
Я разом сник, уселся за стол и принялся яростно готовить себе бутерброд с сыром. Надо позавтракать. Разговоры меня утомили.
— Оленька сказала мне накануне отъезда, что вы отправляете их, потому что в городе неспокойно. Значит, вы знали.
Я молчал.
— Артем, может быть, этот удар по голове…
— Превратил меня в кретина? Отшиб память?! Или, что самое невероятное, каким-то образом заменил истинные воспоминания на ложные, причем о последних пяти днях? Более бредовой версии не придумаешь!
Галина Андреевна, чуть перефразируя, с улыбкой процитировала:
— Заметьте, не я ее предложила!
Я улыбнулся в ответ и откусил от бутерброда.
— Не надо всухомятку, налейте себе чаю, — сказала учительница, но я упрямо помотал головой.
— Я помню то, что помню, — сказал я с набитым ртом. — Только в фантастических фильмах с участием Шварценеггера и Бена Эффлека могут заменить воспоминания. Мы живем в реальном мире… С этим придется как-то справляться. С двойным стандартом последних пяти дней.
Есть вдруг расхотелось, и я отложил бутерброд.
— Поверьте, Галина Андреевна, все, что я рассказал, действительно произошло со мной, как бы ни было стыдно мне вспоминать о некоторых своих поступках…
— Что вы намерены делать?
— Во всяком случае, не сидеть дома и не ждать неизвестно чего. Двинусь в сторону банка — нужно выяснить, как там на работе и что мои коллеги знают о последних пяти днях города. Одна голова — хорошо, а десять… Что-нибудь придумается… Да, и обязательно навестить маму… Черт, я совсем растерялся…
— Держитесь, Артем. — Галина Андреевна поднялась. — Самое главное — семья в безопасности.
— Но это всего лишь с ваших слов… — сказал я потерянно. — Вдруг существует третья параллельная реальность, четвертая — и мы не знаем, какая из них истинная…
— Я пойду, Артем. Проводите меня.
Сил почти не осталось; я еле дотащился до двери и открыл ее.
Галина Андреевна посмотрела на меня.
— Помните это изречение, Артем? «Делай, что должен, и будь, что будет»? Больше мне нечего вам пожелать.
Она вышла в предбанник, в котором немного развиднелось.
— И уберите эту коробку! А то, честное слово, больше к вам не приду.
— Обязательно, — вяло пообещал я. — А вы… постарайтесь без большой необходимости из квартиры не выходить.
— Пожилые люди — народ подозрительный и запасливый, — улыбнулась она. — Когда началась вся эта катавасия, я прикупила круп и пельменей. Как-нибудь продержимся! Артем… поосторожней в городе.
Хлопнула дверь предбанника. Она ушла. Я вернулся в квартиру.
Будем считать, что с отъездом моих в Москву она не обманула. Это обстоятельство дает мне определенную… свободу маневра, хотя бы в психологическом плане — я не буду за них бояться. Сегодня же нужно навестить мать и убедиться, что с ней все в порядке. Тогда я совсем успокоюсь.
А дальше? Что делать дальше?!
Черт, хороший вопрос…
Бежать из города? Пытаться бороться?! С кем?
С юности не любил романы и фильмы про героев, в одиночку спасающих мир. Там идиоты все — и сами герои, и авторы книг и фильмов про них, включая самых маститых. Да и на хрена мне его спасать, мир-то? На то есть специально обученные люди…
Но, как ни крути, город, в котором за пять дней произошло столько плохого (а ведь Галина Андреевна знает и рассказала мне далеко не обо всем, что случилось — о чем-то намеренно умолчала, о чем-то наверняка просто не ведает), серьезно болен. Попытаться найти лекарство можно… Но не в одиночку.
Двинем в банк. В поисках единомышленников…
Через двадцать минут, одетый в водолазку, свитер, камуфляжную форму цвета «грязный снег» — привет от ОМОНа — и кроссовки, с пополненным запасом провизии в рюкзаке, вооруженный до зубов, я был готов к походу.
Тщательно запер квартиру на три замка, убрал ключи в нагрудный карман камуфляжной куртки, коробку из-под холодильника придвинул вплотную к двери Толика — «наш ответ Чемберлену», пусть-ка сам разочек ткнется в нее носом, и желательно в темноте!..
Можно выходить.
Дождь не пошел, а упал на землю одномоментно, всей массой. Только что его не было — я успел отойти от подъезда довольно далеко — и вот он уже везде. И начался не с капель, а сразу с ливня. Библейскую фразу «разверзлись хляби небесные» я никогда не понимал и, следовательно, не мог оценить по достоинству. Сегодня оценил и понял. Как будто лихо раздвинулись огромные ворота в небесах, и вся масса воды, лежавшая на них, устремилась вниз. Я сразу промок.
Что, вернуться за зонтиком? Хорошо ты будешь выглядеть, Артем — техасский рейнджер с зонтиком, взвизгивая, обегающий лужи, придерживающий автомат на плече, как дамскую сумочку…
Увольте. А дождь — что ж? Мелкие издержки обстоятельств. Переживем как-нибудь.
Улицы, по которым я быстро шел, щурясь от заливавшего глаза дождя, были совершенно, прямо-таки мистически пустынны — во всяком случае, в том окружающем пространстве, которое я мог обозревать сквозь стену воды. Ни единого спешащего на работу человека; ни одного открытого магазина или палатки даже из тех, что работают круглосуточно; никаких встречных или попутных машин, автобусов, маршрутных такси… Господи, да такого просто не бывает! Город покачивался под дождем на волнах времени и пространства, как Летучий Голландец без экипажа в бурном море. Исчезли даже те звуки, которые беспокоили меня ночью, когда я бежал домой… Вокруг царил только дождь… Это неправильно, это какие-то чертовы «Лангольеры» Стивена Кинга: чудовища, пожирающие время… Здесь пока никто никого не жрал: Лангольеры сожрали столько, что нужно время переварить. Вот переварят и снова набросятся…
А мне надо успеть добраться до банка — авось там Лангольеры не достанут…
Чем ближе я подходил к банку, тем отчетливее слышал звуки, от которых холодело внутри и хотелось заткнуть уши. Я не хочу, верещал маленький трусливый червячок внутри меня, поворачивай. Достаточно того, что я пережил вчера…
Я велел ему заткнуться, в который раз пообещав раздавить, чего не сделал до сих пор только потому, что иногда он говорил здравые вещи, призывая обоснованно осторожничать.
Я почти пришел на место. Спрятавшись от дождя под балконом первого этажа высотного жилого дома, я выглядывал из-за угла. Отсюда картина предстала во всей красе и перспективе.
Комплекс зданий Русского областного кредитного банка (РОКБ) подвергся нападению большой группы вооруженных людей. Они вели обстрел издалека со стороны фасада, в основном из автоматов и винтовок; но я видел, что одна из хозяйственных пристроек уничтожена, и тут же на моих глазах нападавшими были произведены подряд два выстрела из гранатометов с разных точек. Одна граната попала в стену у центрального входа основного здания, вторая прошла мимо и угодила в машину зампреда на стоянке: «мерс» взорвался и эффектно подлетел вверх.
Защитники банка отбивались, но довольно вяло: во-первых, не имели такого убойного вооружения, во-вторых, берегли патроны.
Несколько неподвижных фигур лежало у территории, за ограждением — значит, одна попытка пойти на приступ уже была.
Я продолжал наблюдать, понимая, что в такой обстановке сунуться в банк шансов нет — моментально завалят.
Тем временем стрельба со стороны нападавших поутихла; сквозь завесу дождя я видел, что они рассредоточиваются вокруг объекта полукольцом — с одной стороны им мешал жилой дом, под балконом которого прятался я. Они разумно рассудили, что с этой стороны будут вынуждены подойти слишком близко к объекту и станут отличной мишенью для защитников. Наши, как я видел, а во многом — угадывал, тоже начали перемещаться: в окнах, на крыше основного здания и пристроек… Сколько еще они продержатся? И главное — что делать мне? Начать помогать им отсюда? У меня не самая удобная позиция, почти нет возможности для маневра; меня очень быстро обнаружат и убьют…
Перемещения нападавших закончились, и вновь загрохотала стрельба.
Дождь заливал глаза и мешал видеть; я ушел глубоко под балкон, прислонился спиной к стене и принялся ладонью стирать с лица холодную влагу…
И вдруг понял, что совсем близко с моим убежищем стоит человек.
Наверное, не прошло секунды — палец лежал на спусковом крючке автомата, а дуло смотрело в сторону возможной опасности.
— Только не стреляй, Тимыч, — услышал я и сразу расслабился.
Так меня в нашей банде называет только один человек, и этот человек был моим другом, мы вместе начинали в органах, вместе пришли на работу в банк, когда с деньгами стало вовсе невмоготу.
Игорь Каламацкий осторожно выглянул из-за угла, шумно вытер лицо и нырнул в мое убежище, но встал в отдалении, с подозрением оглядывая и будто не веря, что это действительно я. На нем была аналогичная моей камуфляжка и высокие армейские ботинки.
— Ты как здесь? — наконец спросил он.
— Иду на работу.
— Опаздываешь. Папа прогул запишет.
Посмеялись невесело.
— И давно это у вас? — спросил я.
— С ночи. Хотели, козлы, наскоком взять… Часов шесть обороняемся.
— А Михалыч, ты знаешь… Лева, Антон, они все…
— Знаю, — сказал он.
— Откуда?! — встрепенулся я.
— Звонили из «Центрального», — удивленно ответил он. — Вчера. Последний звонок — и все, связи не стало. Мы думали, тебя тоже…
— Голос был мужской? — тупо спросил я.
— Не знаю, Папа разговаривал. Хотел сразу ехать, да тут такое началось… Отправил Павленко, но тот не вернулся…
— Игорь, — сказал я, — что такое в городе? И главное, сколько времени вся эта фигня творится?!
— Со вчера. А может, раньше — со вчера просто активно. Мы сами ничего не поймем: взрывы, шахидки… Все, как у больших, то есть в Москве. Ну, там-то понятно, а мы чем мешаем? Менты-бандиты… Среди напавших, — он кивнул в сторону боя, — знаешь, наш с тобой бывший босс…
— Топорков?! — не поверил я.
— Он. Говорят, ФСБ из Москвы он дал команду валить. А помнишь, погоняло-то у него было…
— «Святоша», — сказал я. — Никаких взяток, борец за чистоту рядов… Что такое в мире, Кулема?
Он вдруг весь подобрался и жестко сказал:
— Потом разберемся. Сначала отбиться надо. И ты пойдешь со мной.
— Да я иду, — сказал я, — только как пройти-то? Напрямки под огнем?
— Я смелый, — сказал Каламацкий со странной полуухмылкой, — но не дурак. Есть нычка. Я же оттуда сюда как-то попал… Тем макаром и вернемся. Пушку на всякий случай держи наготове.
Мы осторожно выскользнули под дождь, обогнули дом с другой стороны, остановились у небольшого окна, расположенного на уровне груди и прикрытого изнутри деревянными створками. Кулема толкнул створки, они легко распахнулись.
Игорь посмотрел на меня.
— Вэлкам, — сказал он и нырнул внутрь.
— На осмотр нет времени, Тимыч, — сказал Игорь, когда мы оказались в начале длинного, слабо освещенного тоннеля с рядами кабелей по стенам на манер метро, только без рельсов.
Пахло отвратительно: кислятиной, кошками и чем-то еще, столь же гадким. На полу виднелись следы множества ног.
— Кто здесь ходил? — спросил я.
Вместо ответа Каламацкий дернул меня за рукав. И мы побежали.
Пол еле заметно шел под уклон, оттого бежать было легко. Выстрелы были почти не слышны. Коридор несколько раз забирал то левее, то правее, но, в общем, не заплутаешь. Несколько минут спустя уперлись в стену. Игорь сделал неуловимое движение рукой — сверху со щелчками спустилась металлическая лестница, на вид довольно прочная.
— За мной, — сухо скомандовал Каламацкий, ставя ногу на ступеньку.
Лестница подрагивала, но ощущения того, что мы вот-вот сверзнемся, не было. Сверху пошел чистый воздух, но взбираться пришлось не до второго этажа, гораздо выше. В какой-то момент стала отчетливо слышна стрельба, я даже на мгновение приостановился.
Минуту спустя Игорь замер, перевел дух, поднял руку и толкнул крышку люка. На нас хлынули свет и звук, и я почти оглох от грохота выстрелов.
— Где мы? — спросил я.
Он рывком вбросил тело на площадку, тут же нагнулся и протянул руку:
— Вылезай — и будешь в банке.
Я хохотнул над каламбуром.
Мы были в подсобных помещениях главного здания, на цокольном этаже. Каламацкий тщательно запер люк, завалил его старыми фанерами и отряхнул руки.
— Я не знал про ход, — сказал я.
— Думаю, о нем не знал даже Михалыч, царствие ему… Хотя старый лис проработал в банке дольше Папы. И никто из нас не узнал бы, если б не Апокалипсис… Пошли, ВВС тебя ждет.
— С чего ты взял?
— Потому что он отправил меня за тобой. Пошли.
Теперь мы бежали по коридорам цокольного этажа, где я ориентировался с закрытыми глазами.
— Вы же считали, что я погиб! — проорал я Игорю на ходу, перекрикивая грохот выстрелов.
Он вдруг остановился.
— Хватит болтать, Темыч, — сказал он жестко. Было ощущение, что он совсем не устал. — Мы считали, да. Все мы, но не Папа. Он откуда-то знал, что ты жив и даже не ранен.
— Но по башке-то я получил…
— Херня, заживет твоя башка. Дураком-то ведь не стал?
— Кое-кто считает… — начал я, вспомнив бывшую учительницу.
— Так вот! — перебил Каламацкий. — Ты зачем-то сильно нужен Папе. Именно ты. Виды на него у тебя. Поручил мне разыскать и доставить. Я уж подумал: все, хана тебе пришла, Кулема. Это ж равносильно пойди туда, не знаю куда, приведи того, хрен знает кого… Но ты сильно облегчил мне задачу. — Он снова пошел по коридору, стараясь говорить в перерывах между выстрелами, чтобы не орать; это было затруднительно, поскольку перерывов практически не было. — Я увидел тебя в бинокль, когда наблюдал за перемещениями этих уродов… Вот ведь комедия! Вооружены — хуже не придумаешь, зато оптика…
— Плохой из меня сотрудник, — сказал я. — Зря ВВС назначил меня старшим смены.
— Плохой, — согласился Игорь устало, — и зря. Но Папа сказал — я сделал. А задачу ты мне облегчил, так что спасибо.
Мы вышли на первый этаж. Здесь все было хуже не придумаешь: снаряд попал в стену рядом с оперзалом; было ощущение, что мы внутри обстреливаемого здания в Грозном в разгар войны в Чечне..
По холлу носились наши ребята с оружием; двое устроились у дыры, огрызаясь одиночными из «Кедров»; в глубине у стены был устроен походный лазарет, лежали перевязанные раненые, я увидел одного убитого, которого не знал. Среди медиков две женщины. Я подумал, что наверняка такой лазарет в здании не один, на других этажах есть еще…
— Страшно? — спросил Игорь. Я увидел, что он весело скалится. — А все-таки мы их вдесятеро больше положили!
— Чему ты радуешься? — спросил я. Прозвучало как-то так, что он посерьезнел и двинулся вперед, не оглядываясь.
— Артем!
Подбежал парень из моей смены, Витя, молодой оболтус, лицо в ссадинах, костюм в пыли и грязи, рукав оторван.
— Не угостишь «узишником», а то у меня только «макар», настоящего оружия на всех не хватает… Сижу на скамейке запасных, помогаю оттаскивать раненых, ну и так, по мелочи… Остопротивело!
Каламацкий остановился и смотрел на нас с интересом.
— А тебе зачем? — спросил я.
— Биться буду! — Глаза его загорелись сумасшедшинкой.
— Ну и мудак, — сказал я. — Не угощу. Самому надо. Сидишь в запасных — и сиди. Успеешь.
— Ну хоть патронов отсыпь, старшой!
— В оружейке поклянчи, если у них осталось. — Я наклонился близко к его уху. — Да смотри пупок не надорви, идучи на рати.
Легонько оттолкнул и пошел дальше. Игорь догнал.
— Что это ты… Со своими-то?
— Слушай, Кулема, — громко заговорил я на ходу, не поворачиваясь, — ты чье задание выполняешь? Меня куда должен доставить? Вот и шевели помидорами!
Было обидно и горько. Не потому, что я боялся; я знал — боялись они все, и Каламацкий тоже. Просто пришла беда — и вот они уже живут в беде, комфортно и с огоньком. А это неправильно. Так не должно быть. И щенок этот, Витя… Не нужно ему под пули лезть. Как говорил мой дед, прошедший войну: «Не спеши на тот свет, там кабаков нет».
На первом этаже Папы не оказалось. Не было его и в кабинете.
— Где шеф?! — воззвал Каламацкий.
Никто не повернул головы — все были заняты делом. Мимо несся один из бойцов и орал в рацию:
— Подошла машина с припасами! Не давай приближаться! Гаси водилу и всех, кто сунется!
— Снайперов у нас всего трое, — с сожалением сказал Каламацкий, провожая его глазами. — С той стороны есть солдаты, воевавшие в Чечне, некоторые из них — спецы в городском бою… Гранатометы — именно у них, хрен завалишь, даже снайперу. Без остановки перемешаются…
— А чего вообще хотят? Тот же Топорков?!
Игорь пожал плечами:
— Поди знай… Ну где шеф-то, мать вашу?! — снова заорал он.
Несколько человек обернулись, но опять никто не ответил.
Мы двинулись к лифтовому холлу, и тут нас догнала одна из медсестер.
— Вы Виктора Владимировича ищете? Ранен он, в плечо. На втором этаже, в большой переговорной, с врачами…
Глава шестая
— Угостите кофе? — невинным голосом спросила Галина Андреевна.
Я молча засыпал остатки кофе из кофемолки в турку, добавил воды и принялся колдовать у плиты. Несколько минут прошло в молчании. Потом Галина Андреевна спросила:
— Вы обиделись на меня, Артем?
— Да, — буркнул я.
— За что?
Я не ответил.
— Послушайте, я лишь рассказала вам о том, чему сама была свидетельницей. Согласитесь, что в данных обстоятельствах я имею право подвергнуть сомнению весь ваш рассказ. Посчитать его плодом воображения, сном… да чем хотите. В городе что-то происходит, но эти события могут не иметь никакого отношения к тому, что якобыпроизошло с вами.
Я налил горячий кофе в чистую чашку, поставил перед математичкой и сел напротив. «Якобы» пришлось проглотить. Пока.
— Хорошо. Давайте на некоторое время мою историюоставим за скобками. Расскажите, пожалуйста, что вам известно о происходящих в городе событиях? Когда они начались?
— Пять дней назад случился первый теракт.
— Взорвали дом на соседней улице? — Я вспомнил куклу и вздымающийся в темное небо металлический остов.
— Нет. Это произошло позже. А тогда взрыв был в больнице на окраине, на Коминтерна. Погибло больше тридцати человек. Второй взрыв — там же во время спасательных работ. Еще семнадцать жертв. После этого в городе и области объявили чрезвычайное положение.
— На основании одного теракта?
— Фактически — двух подряд. Прошла информация, что областная ФСБ располагает сведениями о готовящейся серии терактов «Воинами Ислама» по всей области. Сюда прислали специалистов из Москвы, бригаду, восемь человек…
— И что?
— Двое были убиты на другой день.
Все, что я слышал, было ужасно. Но почему я ничего этого не знал?! В моей жизнивсе было иначе, мирно… До вчерашнего дня.
И как я мог не знать, что отправил жену и сына в Москву?!Кто их провожал?! Попробовать представить двойника? Нет, этак я далеко зайду… Впрочем, я уже так далеко, что дальше некуда.
— Тех, кто убил москвичей, конечно, не нашли?
— Почему? В тот же день. Они особо и не скрывались. Это ребята из местной милиции. Их пытались арестовать оперативники из московской бригады ФСБ, но коллеги их отбили. Областное УВД отказалось помогать москвичам. ГУВД, впрочем, тоже.
Больший бред невозможно представить!
— Как такое могло быть?!
— Я сама ничего не понимаю! — В голосе бывшей учительницы слышалось отчаяние. — Происходит нечто, совершенно недоступное пониманию простого человека… обывателя. Мародерства, разбойные нападения, пожары, взрывы… Люди боятся выходить на улицу. Я рассчитывала услышать хоть какое-нибудь объяснение от вас… Вместо этого все еще больше запуталось.
— Увы, — сказал я сухо. — Но откуда у вас вся эта информация?
— Радио, телевидение. Но только в самом начале. Корреспонденты двух каналов — РТР и НТВ — пытались начать здесь работать… Двоих сотрудников РТР задержало городское УВД и отпустило лишь тогда, когда все телевизионщики садились в вертолет, вылетающий из города. Сюда не пускают никого извне. Представитель краевой администрации сделал заявление, что в ближайшие несколько дней в городе и области будет наведен порядок, а на другой день чуть не погиб — обстреляли его машину. Местный канал начал осторожно освещать события, происходящие здесь, так его закрыли. Так же, как две радиостанции, ежечасные новости которых были посвящены местным ЧП…
— Внутренняя информационная блокада… — пробормотал я.
— Терактов было еще три: магазин, спорткомплекс и жилой дом. Не считая пожаров. Не знаю, являются ли они поджогами, или дело там просто в технических неполадках или неосторожном обращении с огнем. Но… Есть еще кое-что…
Я смотрел на нее.
— Да нет, — наконец сказала она, как мне показалось, с облегчением. — Сочтете, что старуха выжила из ума…
— Вы же не сочли, когда услышали мой рассказ.
— На какое-то время, — призналась она.
— Так что хотели сказать?
— Не стану. Столкнетесь сами. Наверняка.
— К плохому лучше быть готовым заранее.
— Знаю… Но не смогу. Слишком невероятно. Сама до конца не верю…
— Как хотите. — Я встал и подошел к окну. Помолчали.
Рассвет за окном неуверенно вступал в свои права. Но в городе по-прежнему царила тишина: никаких звуков, характерных для этого времени суток, сюда не доносилось. Город затаился.
Кажется, она рассказывает правду. Хоть и выглядит эта правда круче любой фантастики…
— Вы мне не верите? — почувствовав мое состояние, обеспокоенно спросила математичка.
— У нас это взаимно… — сказал я, не оборачиваясь и пробуя разглядеть с высоты восьмого этажа хоть какие-то признаки обычного утра и в обычном городе.— А вы сами-то себе верите?! И тому, что слышите? Пожилой здравомыслящий человек, математик, педагог… Верите во всю эту чушь? Менты убивают фээсбэшников из Москвы и не скрываются; при попытке ареста их отбивают коллеги… Похоже на советский боевик самого низкого пошиба начала девяностых годов… Вдумайтесь! Можно этому поверить?!
— Я ничего не придумала и вас, Артем, не обманывала, — обиженно сказала Галина Андреевна. — А если вы так своеобразно мстите мне за мои намеки о… м-м… провалах в вашей памяти, так я считаю, что они были более обоснованны, чем ваша последняя тирада…
— Все, что вы рассказали, требует проверки.
— Да пожалуйста! Надеюсь, вы найдете такую возможность! А я пришла к вам не сражаться, напротив — за помощью и поддержкой, потому что верила, что смогу найти здесь и то и другое.
Я резко обернулся и подошел к ней.
— Я бы помог… Если бы знал — как! Но я сам ни черта не понимаю! Что произошло со мной? Почему я не знаю,что отправил семью в другой город?! Если трагические и странные события в городе начались пять дней назад, и даже было объявлено чрезвычайное положение… то почему я услышал об этом только сегодня от вас? Никто в банке этого не знал, работали как обычно, а с Димкой мы накануне моей суточной смены ходили в кино на фантастику — это то, что помню я! Никакого отъезда, понимаете? Ольга работает, отпуск ей пока не дали: ее начальник ушел на повышение. У Димки весенние каникулы, он носится по двору с приятелями… Все дело в том, что то, что помню я и ваш рассказ — две… — я поискал понятие, — параллельные реальности! И почему я должен верить, что именно ваша — истинная?!
— Стоит выйти на улицу, — спокойно ответила Галина Андреевна, — и вы начнете находить подтверждение моим словам. Очень быстро.
Я разом сник, уселся за стол и принялся яростно готовить себе бутерброд с сыром. Надо позавтракать. Разговоры меня утомили.
— Оленька сказала мне накануне отъезда, что вы отправляете их, потому что в городе неспокойно. Значит, вы знали.
Я молчал.
— Артем, может быть, этот удар по голове…
— Превратил меня в кретина? Отшиб память?! Или, что самое невероятное, каким-то образом заменил истинные воспоминания на ложные, причем о последних пяти днях? Более бредовой версии не придумаешь!
Галина Андреевна, чуть перефразируя, с улыбкой процитировала:
— Заметьте, не я ее предложила!
Я улыбнулся в ответ и откусил от бутерброда.
— Не надо всухомятку, налейте себе чаю, — сказала учительница, но я упрямо помотал головой.
— Я помню то, что помню, — сказал я с набитым ртом. — Только в фантастических фильмах с участием Шварценеггера и Бена Эффлека могут заменить воспоминания. Мы живем в реальном мире… С этим придется как-то справляться. С двойным стандартом последних пяти дней.
Есть вдруг расхотелось, и я отложил бутерброд.
— Поверьте, Галина Андреевна, все, что я рассказал, действительно произошло со мной, как бы ни было стыдно мне вспоминать о некоторых своих поступках…
— Что вы намерены делать?
— Во всяком случае, не сидеть дома и не ждать неизвестно чего. Двинусь в сторону банка — нужно выяснить, как там на работе и что мои коллеги знают о последних пяти днях города. Одна голова — хорошо, а десять… Что-нибудь придумается… Да, и обязательно навестить маму… Черт, я совсем растерялся…
— Держитесь, Артем. — Галина Андреевна поднялась. — Самое главное — семья в безопасности.
— Но это всего лишь с ваших слов… — сказал я потерянно. — Вдруг существует третья параллельная реальность, четвертая — и мы не знаем, какая из них истинная…
— Я пойду, Артем. Проводите меня.
Сил почти не осталось; я еле дотащился до двери и открыл ее.
Галина Андреевна посмотрела на меня.
— Помните это изречение, Артем? «Делай, что должен, и будь, что будет»? Больше мне нечего вам пожелать.
Она вышла в предбанник, в котором немного развиднелось.
— И уберите эту коробку! А то, честное слово, больше к вам не приду.
— Обязательно, — вяло пообещал я. — А вы… постарайтесь без большой необходимости из квартиры не выходить.
— Пожилые люди — народ подозрительный и запасливый, — улыбнулась она. — Когда началась вся эта катавасия, я прикупила круп и пельменей. Как-нибудь продержимся! Артем… поосторожней в городе.
Хлопнула дверь предбанника. Она ушла. Я вернулся в квартиру.
Будем считать, что с отъездом моих в Москву она не обманула. Это обстоятельство дает мне определенную… свободу маневра, хотя бы в психологическом плане — я не буду за них бояться. Сегодня же нужно навестить мать и убедиться, что с ней все в порядке. Тогда я совсем успокоюсь.
А дальше? Что делать дальше?!
Черт, хороший вопрос…
Бежать из города? Пытаться бороться?! С кем?
С юности не любил романы и фильмы про героев, в одиночку спасающих мир. Там идиоты все — и сами герои, и авторы книг и фильмов про них, включая самых маститых. Да и на хрена мне его спасать, мир-то? На то есть специально обученные люди…
Но, как ни крути, город, в котором за пять дней произошло столько плохого (а ведь Галина Андреевна знает и рассказала мне далеко не обо всем, что случилось — о чем-то намеренно умолчала, о чем-то наверняка просто не ведает), серьезно болен. Попытаться найти лекарство можно… Но не в одиночку.
Двинем в банк. В поисках единомышленников…
Через двадцать минут, одетый в водолазку, свитер, камуфляжную форму цвета «грязный снег» — привет от ОМОНа — и кроссовки, с пополненным запасом провизии в рюкзаке, вооруженный до зубов, я был готов к походу.
Тщательно запер квартиру на три замка, убрал ключи в нагрудный карман камуфляжной куртки, коробку из-под холодильника придвинул вплотную к двери Толика — «наш ответ Чемберлену», пусть-ка сам разочек ткнется в нее носом, и желательно в темноте!..
Можно выходить.
Дождь не пошел, а упал на землю одномоментно, всей массой. Только что его не было — я успел отойти от подъезда довольно далеко — и вот он уже везде. И начался не с капель, а сразу с ливня. Библейскую фразу «разверзлись хляби небесные» я никогда не понимал и, следовательно, не мог оценить по достоинству. Сегодня оценил и понял. Как будто лихо раздвинулись огромные ворота в небесах, и вся масса воды, лежавшая на них, устремилась вниз. Я сразу промок.
Что, вернуться за зонтиком? Хорошо ты будешь выглядеть, Артем — техасский рейнджер с зонтиком, взвизгивая, обегающий лужи, придерживающий автомат на плече, как дамскую сумочку…
Увольте. А дождь — что ж? Мелкие издержки обстоятельств. Переживем как-нибудь.
Улицы, по которым я быстро шел, щурясь от заливавшего глаза дождя, были совершенно, прямо-таки мистически пустынны — во всяком случае, в том окружающем пространстве, которое я мог обозревать сквозь стену воды. Ни единого спешащего на работу человека; ни одного открытого магазина или палатки даже из тех, что работают круглосуточно; никаких встречных или попутных машин, автобусов, маршрутных такси… Господи, да такого просто не бывает! Город покачивался под дождем на волнах времени и пространства, как Летучий Голландец без экипажа в бурном море. Исчезли даже те звуки, которые беспокоили меня ночью, когда я бежал домой… Вокруг царил только дождь… Это неправильно, это какие-то чертовы «Лангольеры» Стивена Кинга: чудовища, пожирающие время… Здесь пока никто никого не жрал: Лангольеры сожрали столько, что нужно время переварить. Вот переварят и снова набросятся…
А мне надо успеть добраться до банка — авось там Лангольеры не достанут…
Чем ближе я подходил к банку, тем отчетливее слышал звуки, от которых холодело внутри и хотелось заткнуть уши. Я не хочу, верещал маленький трусливый червячок внутри меня, поворачивай. Достаточно того, что я пережил вчера…
Я велел ему заткнуться, в который раз пообещав раздавить, чего не сделал до сих пор только потому, что иногда он говорил здравые вещи, призывая обоснованно осторожничать.
Я почти пришел на место. Спрятавшись от дождя под балконом первого этажа высотного жилого дома, я выглядывал из-за угла. Отсюда картина предстала во всей красе и перспективе.
Комплекс зданий Русского областного кредитного банка (РОКБ) подвергся нападению большой группы вооруженных людей. Они вели обстрел издалека со стороны фасада, в основном из автоматов и винтовок; но я видел, что одна из хозяйственных пристроек уничтожена, и тут же на моих глазах нападавшими были произведены подряд два выстрела из гранатометов с разных точек. Одна граната попала в стену у центрального входа основного здания, вторая прошла мимо и угодила в машину зампреда на стоянке: «мерс» взорвался и эффектно подлетел вверх.
Защитники банка отбивались, но довольно вяло: во-первых, не имели такого убойного вооружения, во-вторых, берегли патроны.
Несколько неподвижных фигур лежало у территории, за ограждением — значит, одна попытка пойти на приступ уже была.
Я продолжал наблюдать, понимая, что в такой обстановке сунуться в банк шансов нет — моментально завалят.
Тем временем стрельба со стороны нападавших поутихла; сквозь завесу дождя я видел, что они рассредоточиваются вокруг объекта полукольцом — с одной стороны им мешал жилой дом, под балконом которого прятался я. Они разумно рассудили, что с этой стороны будут вынуждены подойти слишком близко к объекту и станут отличной мишенью для защитников. Наши, как я видел, а во многом — угадывал, тоже начали перемещаться: в окнах, на крыше основного здания и пристроек… Сколько еще они продержатся? И главное — что делать мне? Начать помогать им отсюда? У меня не самая удобная позиция, почти нет возможности для маневра; меня очень быстро обнаружат и убьют…
Перемещения нападавших закончились, и вновь загрохотала стрельба.
Дождь заливал глаза и мешал видеть; я ушел глубоко под балкон, прислонился спиной к стене и принялся ладонью стирать с лица холодную влагу…
И вдруг понял, что совсем близко с моим убежищем стоит человек.
Наверное, не прошло секунды — палец лежал на спусковом крючке автомата, а дуло смотрело в сторону возможной опасности.
— Только не стреляй, Тимыч, — услышал я и сразу расслабился.
Так меня в нашей банде называет только один человек, и этот человек был моим другом, мы вместе начинали в органах, вместе пришли на работу в банк, когда с деньгами стало вовсе невмоготу.
Игорь Каламацкий осторожно выглянул из-за угла, шумно вытер лицо и нырнул в мое убежище, но встал в отдалении, с подозрением оглядывая и будто не веря, что это действительно я. На нем была аналогичная моей камуфляжка и высокие армейские ботинки.
— Ты как здесь? — наконец спросил он.
— Иду на работу.
— Опаздываешь. Папа прогул запишет.
Посмеялись невесело.
— И давно это у вас? — спросил я.
— С ночи. Хотели, козлы, наскоком взять… Часов шесть обороняемся.
— А Михалыч, ты знаешь… Лева, Антон, они все…
— Знаю, — сказал он.
— Откуда?! — встрепенулся я.
— Звонили из «Центрального», — удивленно ответил он. — Вчера. Последний звонок — и все, связи не стало. Мы думали, тебя тоже…
— Голос был мужской? — тупо спросил я.
— Не знаю, Папа разговаривал. Хотел сразу ехать, да тут такое началось… Отправил Павленко, но тот не вернулся…
— Игорь, — сказал я, — что такое в городе? И главное, сколько времени вся эта фигня творится?!
— Со вчера. А может, раньше — со вчера просто активно. Мы сами ничего не поймем: взрывы, шахидки… Все, как у больших, то есть в Москве. Ну, там-то понятно, а мы чем мешаем? Менты-бандиты… Среди напавших, — он кивнул в сторону боя, — знаешь, наш с тобой бывший босс…
— Топорков?! — не поверил я.
— Он. Говорят, ФСБ из Москвы он дал команду валить. А помнишь, погоняло-то у него было…
— «Святоша», — сказал я. — Никаких взяток, борец за чистоту рядов… Что такое в мире, Кулема?
Он вдруг весь подобрался и жестко сказал:
— Потом разберемся. Сначала отбиться надо. И ты пойдешь со мной.
— Да я иду, — сказал я, — только как пройти-то? Напрямки под огнем?
— Я смелый, — сказал Каламацкий со странной полуухмылкой, — но не дурак. Есть нычка. Я же оттуда сюда как-то попал… Тем макаром и вернемся. Пушку на всякий случай держи наготове.
Мы осторожно выскользнули под дождь, обогнули дом с другой стороны, остановились у небольшого окна, расположенного на уровне груди и прикрытого изнутри деревянными створками. Кулема толкнул створки, они легко распахнулись.
Игорь посмотрел на меня.
— Вэлкам, — сказал он и нырнул внутрь.
— На осмотр нет времени, Тимыч, — сказал Игорь, когда мы оказались в начале длинного, слабо освещенного тоннеля с рядами кабелей по стенам на манер метро, только без рельсов.
Пахло отвратительно: кислятиной, кошками и чем-то еще, столь же гадким. На полу виднелись следы множества ног.
— Кто здесь ходил? — спросил я.
Вместо ответа Каламацкий дернул меня за рукав. И мы побежали.
Пол еле заметно шел под уклон, оттого бежать было легко. Выстрелы были почти не слышны. Коридор несколько раз забирал то левее, то правее, но, в общем, не заплутаешь. Несколько минут спустя уперлись в стену. Игорь сделал неуловимое движение рукой — сверху со щелчками спустилась металлическая лестница, на вид довольно прочная.
— За мной, — сухо скомандовал Каламацкий, ставя ногу на ступеньку.
Лестница подрагивала, но ощущения того, что мы вот-вот сверзнемся, не было. Сверху пошел чистый воздух, но взбираться пришлось не до второго этажа, гораздо выше. В какой-то момент стала отчетливо слышна стрельба, я даже на мгновение приостановился.
Минуту спустя Игорь замер, перевел дух, поднял руку и толкнул крышку люка. На нас хлынули свет и звук, и я почти оглох от грохота выстрелов.
— Где мы? — спросил я.
Он рывком вбросил тело на площадку, тут же нагнулся и протянул руку:
— Вылезай — и будешь в банке.
Я хохотнул над каламбуром.
Мы были в подсобных помещениях главного здания, на цокольном этаже. Каламацкий тщательно запер люк, завалил его старыми фанерами и отряхнул руки.
— Я не знал про ход, — сказал я.
— Думаю, о нем не знал даже Михалыч, царствие ему… Хотя старый лис проработал в банке дольше Папы. И никто из нас не узнал бы, если б не Апокалипсис… Пошли, ВВС тебя ждет.
— С чего ты взял?
— Потому что он отправил меня за тобой. Пошли.
Теперь мы бежали по коридорам цокольного этажа, где я ориентировался с закрытыми глазами.
— Вы же считали, что я погиб! — проорал я Игорю на ходу, перекрикивая грохот выстрелов.
Он вдруг остановился.
— Хватит болтать, Темыч, — сказал он жестко. Было ощущение, что он совсем не устал. — Мы считали, да. Все мы, но не Папа. Он откуда-то знал, что ты жив и даже не ранен.
— Но по башке-то я получил…
— Херня, заживет твоя башка. Дураком-то ведь не стал?
— Кое-кто считает… — начал я, вспомнив бывшую учительницу.
— Так вот! — перебил Каламацкий. — Ты зачем-то сильно нужен Папе. Именно ты. Виды на него у тебя. Поручил мне разыскать и доставить. Я уж подумал: все, хана тебе пришла, Кулема. Это ж равносильно пойди туда, не знаю куда, приведи того, хрен знает кого… Но ты сильно облегчил мне задачу. — Он снова пошел по коридору, стараясь говорить в перерывах между выстрелами, чтобы не орать; это было затруднительно, поскольку перерывов практически не было. — Я увидел тебя в бинокль, когда наблюдал за перемещениями этих уродов… Вот ведь комедия! Вооружены — хуже не придумаешь, зато оптика…
— Плохой из меня сотрудник, — сказал я. — Зря ВВС назначил меня старшим смены.
— Плохой, — согласился Игорь устало, — и зря. Но Папа сказал — я сделал. А задачу ты мне облегчил, так что спасибо.
Мы вышли на первый этаж. Здесь все было хуже не придумаешь: снаряд попал в стену рядом с оперзалом; было ощущение, что мы внутри обстреливаемого здания в Грозном в разгар войны в Чечне..
По холлу носились наши ребята с оружием; двое устроились у дыры, огрызаясь одиночными из «Кедров»; в глубине у стены был устроен походный лазарет, лежали перевязанные раненые, я увидел одного убитого, которого не знал. Среди медиков две женщины. Я подумал, что наверняка такой лазарет в здании не один, на других этажах есть еще…
— Страшно? — спросил Игорь. Я увидел, что он весело скалится. — А все-таки мы их вдесятеро больше положили!
— Чему ты радуешься? — спросил я. Прозвучало как-то так, что он посерьезнел и двинулся вперед, не оглядываясь.
— Артем!
Подбежал парень из моей смены, Витя, молодой оболтус, лицо в ссадинах, костюм в пыли и грязи, рукав оторван.
— Не угостишь «узишником», а то у меня только «макар», настоящего оружия на всех не хватает… Сижу на скамейке запасных, помогаю оттаскивать раненых, ну и так, по мелочи… Остопротивело!
Каламацкий остановился и смотрел на нас с интересом.
— А тебе зачем? — спросил я.
— Биться буду! — Глаза его загорелись сумасшедшинкой.
— Ну и мудак, — сказал я. — Не угощу. Самому надо. Сидишь в запасных — и сиди. Успеешь.
— Ну хоть патронов отсыпь, старшой!
— В оружейке поклянчи, если у них осталось. — Я наклонился близко к его уху. — Да смотри пупок не надорви, идучи на рати.
Легонько оттолкнул и пошел дальше. Игорь догнал.
— Что это ты… Со своими-то?
— Слушай, Кулема, — громко заговорил я на ходу, не поворачиваясь, — ты чье задание выполняешь? Меня куда должен доставить? Вот и шевели помидорами!
Было обидно и горько. Не потому, что я боялся; я знал — боялись они все, и Каламацкий тоже. Просто пришла беда — и вот они уже живут в беде, комфортно и с огоньком. А это неправильно. Так не должно быть. И щенок этот, Витя… Не нужно ему под пули лезть. Как говорил мой дед, прошедший войну: «Не спеши на тот свет, там кабаков нет».
На первом этаже Папы не оказалось. Не было его и в кабинете.
— Где шеф?! — воззвал Каламацкий.
Никто не повернул головы — все были заняты делом. Мимо несся один из бойцов и орал в рацию:
— Подошла машина с припасами! Не давай приближаться! Гаси водилу и всех, кто сунется!
— Снайперов у нас всего трое, — с сожалением сказал Каламацкий, провожая его глазами. — С той стороны есть солдаты, воевавшие в Чечне, некоторые из них — спецы в городском бою… Гранатометы — именно у них, хрен завалишь, даже снайперу. Без остановки перемешаются…
— А чего вообще хотят? Тот же Топорков?!
Игорь пожал плечами:
— Поди знай… Ну где шеф-то, мать вашу?! — снова заорал он.
Несколько человек обернулись, но опять никто не ответил.
Мы двинулись к лифтовому холлу, и тут нас догнала одна из медсестер.
— Вы Виктора Владимировича ищете? Ранен он, в плечо. На втором этаже, в большой переговорной, с врачами…
Глава шестая
— Да тише ты, коновал, аккуратней! — взревел Сотников.
Мы переглянулись, Каламацкий постучал и сразу вошел.
— Виктор Владимирович, Армеев…
Я шагнул в переговорную и остановился на пороге.
Шеф сидел напротив входа, во главе длинного стола для совещаний, бледный, с испариной на лице, голый по пояс, с замотанным бинтами левым плечом. На бинтах — небольшое красное пятно. Над ним стояли двое врачей-мужчин в белых халатах, на столе перед ними — медикаменты, бинты, вата, ножницы. На полу в поле видимости — «Кедр».
Все трое смотрели на нас.
— Артем, проходи, присаживайся, — сказал Сотников. — Вы, господа, — он поднял голову, обращаясь к врачам, — помогите раненым. На этом этаже или на других. Думаю, работа для вас найдется.
Обойдя с двух сторон стол и нас, врачи вышли.
— Теперь с тобой, Игорь. Дуй в оружейку, выберешь, что захочешь. Скажи, я распорядился. Там для тебя кое-что оставлено. Но вообще… Нам очень нужен четвертый снайпер — в оранжерее.
Каламацкий просиял:
— Есть, шеф!
И мгновенно улетучился.
Я прошел в переговорную, сел за стол (мимоходом уловил тонкий аромат любимой сотниковской туалетной воды «Hugo boss») и невидящим взглядом уставился на медикаменты перед собой. Звук выстрелов здесь был приглушенным.
Насквозь промокший, усталый… Сил не было ни на что.
— Артем, ты не молчи, рассказывай… У нас не так много времени.
Я медленно начал излагать — с того момента, как мы приехали в «Центральный». Закончил эпизодом встречи с Каламацким под балконом жилого дома. То, что он разглядел меня из банка, наблюдая за нападавшими, говорить, естественно, не стал.
Мы переглянулись, Каламацкий постучал и сразу вошел.
— Виктор Владимирович, Армеев…
Я шагнул в переговорную и остановился на пороге.
Шеф сидел напротив входа, во главе длинного стола для совещаний, бледный, с испариной на лице, голый по пояс, с замотанным бинтами левым плечом. На бинтах — небольшое красное пятно. Над ним стояли двое врачей-мужчин в белых халатах, на столе перед ними — медикаменты, бинты, вата, ножницы. На полу в поле видимости — «Кедр».
Все трое смотрели на нас.
— Артем, проходи, присаживайся, — сказал Сотников. — Вы, господа, — он поднял голову, обращаясь к врачам, — помогите раненым. На этом этаже или на других. Думаю, работа для вас найдется.
Обойдя с двух сторон стол и нас, врачи вышли.
— Теперь с тобой, Игорь. Дуй в оружейку, выберешь, что захочешь. Скажи, я распорядился. Там для тебя кое-что оставлено. Но вообще… Нам очень нужен четвертый снайпер — в оранжерее.
Каламацкий просиял:
— Есть, шеф!
И мгновенно улетучился.
Я прошел в переговорную, сел за стол (мимоходом уловил тонкий аромат любимой сотниковской туалетной воды «Hugo boss») и невидящим взглядом уставился на медикаменты перед собой. Звук выстрелов здесь был приглушенным.
Насквозь промокший, усталый… Сил не было ни на что.
— Артем, ты не молчи, рассказывай… У нас не так много времени.
Я медленно начал излагать — с того момента, как мы приехали в «Центральный». Закончил эпизодом встречи с Каламацким под балконом жилого дома. То, что он разглядел меня из банка, наблюдая за нападавшими, говорить, естественно, не стал.