Кузнецов Владислав. Кембрийский период - 1 часть

   Эмилий мысленно попросил прощения у Господа за ложь и ахинею, которую сейчас начнёт нести. Ведь исключительно ради царства христиан, единственного в мире, идёт он на обман... И ради малой толики песка что не просыпалась еще в нижнюю колбу песочных часов.
   - Что отдать? - два месяца на корабле не дали Эмилию совершенного знания валлийского. Но он запомнил немало слов. Простых.
   - Знаешь. Отдай, - уже по-валлийски.
   - А ты кто, чтобы требовать?
   - Я - это она, - провозгласила не по росту одетая девица, - На мне её одежды. Потому - отдай. Или возьму сама.
   Нион было больно. Чужеземец не понимал. И очевидно, очевидно не желал ничего дурного. В нём виделось любопытство, желание награды, желание врать и тянуть время - но злобы и намерения причинять вред не было. В первом, в христианском друиде, была какая-то неприятная радость... Но он не соглашался отдать то, что украл.
   Вот так. Расслабился патриарх. А тут хоть плохонькая, но контрразведывательная служба. А статус этой девочки... Августа применила незаметную постороннему глазу, но высокую регалию. Вспомнил имя. Патриарх называл. Нион. И тогда Эмилий решился. Уж больно заманчивый кусок уплывал из-под носа.
   - Светлейшая Нион, прости, но - ты служишь императрице или самозванке? Если императрице, то...
   - Не понимаю. Отдай. Быстро.
   - Я отдам. Но объясню. Зачем взял. Хорошо?
   Эмилий достал гипсовую форму со слепком.
   - Возми. Могу ли я просить тебя взять вместе? Мне не нужен сам... - он ткнул пальцем, - воск.
   - Тебе нужна печать. Ты хочешь печать как у Неметоны? Нельзя, - она вынула слепок из формы. Гипс ещё не застыл. Хотя - если бы и застыл, какая разница? Мгновение спустя форма хрустнула под пяткой, - Подобий - нельзя.
   - Я не хочу... Подобий, - простые слова. Как их не хватает, - Я хочу знать, то ли...
   Обвёл указательным пальцем левой руки вокруг среднего правой.
   - Отдал. Хорошо. Остальное потом. Когда Неметона будет здорова. Харальд, пошли.
   Эмилий подождал, пока стихнут шаги. Потом повернулся к Пирру.
   - Экзарх Григорий велел оказывать тебе помощь. Если что-то будет нужно - только скажи. Но, ради всего святого, больше не пытайся помогать мне.
   Пирр молчал. Игра чужими костями не удалась. Что ж, давно он не совершал таких ошибок. Можно надеяться, что и повторит не скоро. Итак, сменим кости на свои? Например, можно снова навестить друидов...
 
   Дэффид явился домой только к вечеру. Дел было невпроворот. Но - от первых же вестей настроение стало хорошее. Дочь будет жить. Останется здоровой и красивой. И король ни в чём не виноват. И клан принял нужное решение.... От прошлых беспокойств осталась маленькая червоточинка. На фоне зиявшей с утра пропасти. Младшей дочери - болеть и мучиться неизвестно сколько. А вместе с ней - и всей семье. А клан... Клан не понял Дэффида. Не захотел. Но уболтать старейшин удалось.
   - Сидха стоит многих воинов. Наше влияние на Совете возрастёт.
   И весь сказ, на разные голоса. Вождь клана, казначей, начальник над ополчением, все трое легатов. Даже писарь. Что девочку нужно попросту поберечь - в голову не пришло никому. Великая сидха, как же. Сама она скорее согласится с кланом. Деловитая. И воинственная, да. Если сомнения и были - парад развеял. Дух Немайн хочет драки - а её тело - отдыха. И Дэффид был склонен поддержать тело.
   - Так, да не так. Ну, посчитают мою дочурку за сотню воинов... Даже за тысячу! И что? А больше - не согласятся. Ну, будет у нас больше всех голосов. Ну, восьмая часть от всего, а не десятая.
   - Бегать придётся поменьше.
   - Ну, разве что. А вот представьте, что сидха, кроме клана, никому и ничем не обязана. Это ведь не мы будем бегать. Это за нами будут!
   Вот только после такого разговора Дэффид и пошёл к королю. Договариваться. После того, что произошло, вариантов было два - или добрая ссора, или не менее добрый мир. Когда окончательно выяснилось, что сидху никто не травил, получалось - Дэффид должен королю за почёт и долготерпение. А король Дэффиду - за нераздувание скандала, когда к тому был повод. И не договориться теперь было бы жутким взаимным оскорблением. Которое, пожалуй, смоет только кровь. Узнав о визите Дэффида, король пригласил его разделить ужин - совершенно неофициальный, но отттого не менее почётный.
   Однако, необходимость договориться никак не отменяла желания поторговаться. И прекрасно зная, чего хочет король, Дэффид занял прямо противоположную позицию. Для начала, выложил перед собой двадцать золотых кружочков. Двадцать солидов.
   - Вот, - объявил он, - штраф. За то, что моя дочь не пойдёт на эту войну, мой король! Даже если кланы сдуру и приговорят.
   - Она болеет. А недужную я призывать на службу бы и не стал, - король был настроен неплохо. Пока Дэффид ругался с родичами, он принял епископа и нескольких римлян. Или египтян. Те бежали от арабов, и просили дозволения поселиться на мирной земле Диведа. Точнее - в городе, поскольку все были ремесленниками. Более того - они просили о подданстве. Гулидиен разрешил.
   - Недуг недугом, но она ведь и выздороветь может. И в драку полезть. А у неё дитё малое. Не всякий младенец переживёт поход. Так что позора в том не будет. А остальное - моя отцовская воля. Пусть просто поживёт. Без войны...
   И ждал отповеди. К его удивлению, Гулидиен махнул рукой и согласился. Но деньги не взял.
   - Кого-то надо и на хозяйстве оставить, - улыбнулся он отчего-то мечтательно, - пусть так и будет. Но это не значит, что твоя дочь усидит без дела. Просто не сможет. Сам её знаешь.
   - Ничего, - Дэффид слегка растерялся, - у неё есть ребёнок, две ученицы, новая плавильня... Да и домашней работы прибавится. Многие же уйдут воевать.
   Король, и без того пребывавший в добром расположении духа, хлопнул ладонью по столу. Заметил - если поначалу Дэффид говорил о войне с Уэссексом как о возможном деле, которое ему не нравится, то теперь - как о штуке довольно неприятной, но совершенно решённой.
   - Прибавится, - согласился Гулидиен, и хозяин заезжего дома вдруг понял, что ломился в открытую дверь, и теперь ему лететь незнамо куда со всех ног. И хорошо, если сзади скорости не добавят, - ой, и прибавится. Мы ведь с Гвином из-за неё поссорились.
   - И что? - насторожился Дэффид.
   - То, что раньше в морских злодеях хоть какой-то страх оставался. А теперь - гола дорога. Приплывай, когда хочешь, грабь, кого хочешь...
   Король замолчал и принялся ковырять гусиную ногу вилкой. Захотелось спросить - у него что, руки грязные? Вилка хороша, когда едят из общего котла. Это что, намёк? Почётный намёк! Тарелки разные, но всё равно, как одна... Но произнёс Дэффид иное:
   - Ты разрешил осаду, мой король.
   - Разумеется, - Гулидиен прожевал кусок, запил пивом, вытер короткие усы, - Я разрешил осаду, сидх взяла моя армия. Он теперь мой. Только пуст, гол, и заброшен. И никто из моих рыцарей не возьмётся править сидхом, не прикроет речную дорогу. Приплывай, когда хочешь, грабь, кого хочешь...
   - Печально, - Дэффид отхлебнул пива. Его несло потоком, и было интересно, что дальше.
   - Разумеется. Я предлагал земли в лен твоей дочери, она отказалась. Я размышлял над этим, - король прервался и принялся смотреть, как Дэффид гложет гусиную шею. Тому подумалось - Гулидиен прав, есть вилкой изящнее, да и позволяет подчеркнуть общность трапезы. Нужно и в "Голове" завести обычай - подавать вилки на приятельские пирушки, - и решил, что дружба стократ ценнее долга. А потому дарю ей сидховкий холм. И все, что вокруг него на две римских мили вверх по правому берегу Туи.
   - А служба?
   Гулидиен рассмеялся.
   - Никакой. Я дарю ей эти земли. Совсем. Без условий. Кроме, пожалуй, согласия признать меня королём Британии. Вот и всё. А вопросы внешней войны пусть решает Совет Мудрых. Что до пиратов... Полагаю, первое время одна репутация победительницы Гвина будет кого угодно отпугивать. А там она какую-нибудь машину соберёт.
   Дэффиду и сказать оказалось нечего, кроме как поблагодарить за милость. Устье Туи! Вон, у Риса ап Ноуи восточный берег, пологий - так как сыр в масле катается. И западный, высокий, наверное, не хуже. Гулидиен проявил истинно королевскую щедрость и договорился на своих условиях. Дэффид и тени сомнения не имел - благодарность Немайн будет крепче любой вассальной клятвы. Она это поймёт, разозлится... И не только на короля - но и на приёмного родителя. Но отказаться от такого подарка не сможет. В конце концов, ей гвинов холм с самого начала приглянулся. Гнев - быстро пройдёт, в хлопотах-то. А благодарность останется. Не только по отношению к королю.
   После этого Дэффид прогулялся в окрестности ипподрома, рядом с которым складывали лес под немногим меньшее сооружение. Здание, в котором будет заседать Совет Мудрых - как называли совет всех кланов в западной половине южной Камбрии. Тут тоже всё было не слава Богу - изначальный проект, "как при предках", Дэффид отверг. Сооружение, достойное благородных дикарей, вроде ирландцев, но никак не цивилизованного народа. Это несложно - навбивать в землю брёвен, чтобы получился очень высокий частокол. Потом перекрыть, проконопатить щели мхом. Но выглядеть это будет большой хижиной. Горцы в неё, может, и полезли бы - у них ещё и в таком убожестве живут, - да ещё и посмеялись бы. Мол, как строить что серьёзное, так вся городская наука бесполезна. Так что хочешь, не хочешь, а здание совета нужно строить по-свойски.
   А такого большого деревянного строения валлийцам возводить двести лет не доводилось. Было бы время, стоило бы плюнуть на расходы и поставить хоромину в камне - тогда можно было бы скопировать римские ухватки. И так за образец, насколько смогли, взяли римские постройки - баню и амфитеатр.
   Так что вопрсов пока было меньше, чем ответов, а каждый взмах лопаты, каждый удар топора порождали всё новые и новые. И так - до ночи. Дэффид понял - до окончания Совета Мудрых, который ему же и вести, настоящим Хозяином заезжего дома будет Кейр, а пока Глэдис занята Немайн, большая часть хозяйственных хлопот ляжет на Туллу. Что ж, хорошая практика...
   Дома, затемно, ждал другой сюрприз. Римлянин, знакомый по множеству ярмарок, встретил у дверей. При этом гарцевал на месте, как пришпоренный.
   - Я просил - завтра, - устало отмахнулся Дэффид.
   - Это переговоры завтра! - не отставал Михаил, - А заказ твоей дочери - сегодня. Только с дромона принесли. Вот.
   Мешок. Обычный мешок. Дэффид развязал. Внутри оказалось зерно. Странное.
   - Это посевное зерно. Болгарский хлеб. Твоя дочь просила привезти. Вот.
   - И что с ним делать?
   Купец пожал плечами.
   - Вероятно, посеять. Весной...
   Дэффид хмыкнул и велел схоронить мешок до весны. Или до выздоровления дочери. В тёмном прохладном месте. А с утра поймал странно настороженного Сикамба, который только выслушал очередную ориентировку от своего младшего - по торговле - товарища и предложил обсудить будущие поставки. Засели в специально для того выделенной гостевой комнате - с греческой, а не староваллийской, обстановкой. Эйлет устроилась за писаря. Присутствовали оба африканца - но полномочия, подписанные экзархом и скреплённые его печатью, предъявил товарищ купца.
   - Начнём с того, что вам нужно, а потом поторгуемся о цене, - Эмилий кивнул, и Дэффид, взъерошив тронутые сединой короткие волосы, начал, - Мы говорили на ярмарке о нескольких тысячах комплектов пехотного вооружения. Отлично! Но сколько именно тысяч солдат вы хотели бы экипировать?
   - Пять тысяч - и это будут люди, набранные в городах. Но оружия мы хотели бы заказать немного больше. Помимо новобранцев, мы собираемся вооружить в качестве лёгкой пехоты около тысячи наёмников из осёдлых бедуинских племён. Многие из них не могут принести пользу только потому, что у них нет толкового оружия. Которое само по себе будет служить неплохой платой этим воинственным людям.
   - Хорошо. Шесть тысяч, и одна из них - для варваров. Тогда... Пойми - мы, всё-таки, не империя. У нас мало железной руды, а ту, что есть, привозят издалека. А потому, ради того, чтобы железа хватило на главное, уменьшим его количество в остальном.
   Дэффид подошёл к ларю, достал оттуда шлем.
   - Взгляни. В таком моя дочь ходила на недавнюю войну, на Кричащий холм. Это - не римская работа! Мы переняли такой шлем у саксов. Железное кольцо вокруг головы. Две полосы, крест-накрест, защищают череп. Остальное - кожа. Нащёчников и назатыльника нет. Просто, и чаще всего - достаточно. Мы можем сделать некоторое количество шлемов римского образца. Но простым воинам должно быть довольно и этих.
   - Согласен. И - лучшие шлемы начальники пусть заказывают себе сами. Мы же берём шесть тысяч таких варварских шапок - пусть берберы тоже получат шлемы. Это им понравится.
   - Щиты. Я так понимаю, ты предпочтёшь большие? Плетёная ива, обтянутая кожей. Умбон - толстое вязкое дерево. Два, три пальца ивы или липы. Никакой оковки. Кожа и дерево. Шесть тысяч.
   - Пять, - поправил Эмилий, - берберам лучше малые щиты. Они сражаются, рассыпавшись, и полагаются на ловкость. Отчего предпочтут малый щит, который вернее удержит стрелу или удар, чем большой, которым легче прикрыться, но менее прочный. Оковка необязательна. Большие же щиты пусть будут вытянутые, и равно круглые со всех сторон. Как у вашей стражи, собственно.
   - И тысяча маленьких щитов из липы толщиной в два пальца, - продиктовал Дэффид, - Да, мы это сделаем. Теперь об остальной защите. Я размышлял над этим. Металла нам не хватит. А потому я предлагаю стёганый доспех. И мы не будем шить его сами. Просто поставим ткань. С учётом морской перевозки, которая часто портит шерсть - это будет льняная ткань. На пять тысяч тысяч стёганок.
   - На двенадцать тысяч, - предложил Эмилий, - Стёганка не лорика. Прослужит меньше. А берберы сами предпочитают именно этот доспех. Прибавь ещё столько же пар сапог. Нас вполне устроит сарматский тип.
   Это означало - работы хватит всем ткачихам. На всю зиму. А также - что кожа поднимется в цене. Поначалу горные пастухи будут довольны. А потом заметят, что жёны, дочери и невесты всё равно зарабатывают больше. Не больше мужей - но больше, чем раньше. Впрочем, военная добыча поможет горцам сохранять иллюзии, что всё снова стало по старому. До весны.
   - Сделаем и это. Но часть, менее половины, возможно, окажется из шерсти. Тогда при перевозке штуки шерсти лучше везти внутри льна, который примет сырость в себя. Записала?
   Эйлет кивнула.
   - Теперь о сложном. О наступательном вооружении. Нужны ли вам луки? Это простое оружие из вяза, не очень сильное. Тетивы - изо льна и шёлка, не будут бояться сырости.
   - Разве вместе с лучниками, - римлянин приуныл. По хорошему в каждой византийской пехотной фаланге непременно были ряды лучников. Три из семи, а лучше - четыре из восьми. Но за полгода их не натренировать.
   Дэффид развёл руками.
   - Немного, в запас, и для наёмников, - решил, наконец, Эмилий, - около пяти сотен. Зато нам нужны стрелы. И много. Без ограничения. Сколько сможете сделать. Для тех стрелков, что уже есть...
   А потому вопрос о стрелах - точнее, о древках и наконечниках раздельно - пришлось отложить. До тех пор, пока не выяснится, сколько же металла останется после оснащения армии прочим наступательным оружием.
   С которым оказалось сложнее всего. Византия традиционно делала ставку на копья, как греки - и тут особых проблем не возникло. Листовидный наконечник кельтского типа и ясеневые древки римлянина устроили, и он заказал их - пять и шесть тысяч. Но Византия не забыла и короткий пехотный меч. Знаменитый римский гладий.
   - Пять сотен. Больше никак. И руда есть - кузнецов не хватит.
   Дэффид предложил топоры и булавы.
   Булавы - тысячу железных, залитых свинцом, Эмилий охотно взял - для лёгкой пехоты. Это было едва не любимое оружие берберов, и отказываться от него они точно не станут. Но...
   - Топоры? Римской пехоте? Не насмехайся. Не варвар, знаешь - у нас всё обучение поставлено на колющий удар.
   Решение искали долго. Пока Эмилий не вспомнил, что "Стратегикон" Маврикия допускает вооружение пехоты секирами - у которых на один конец надето железко, а на другой - острый наконечник. Как у дротика.
   Дэффид подумал.
   - Выглядеть будет гадко, - заявил он, - но и железко топора, и наконечник копья можно получить литьём. И очень недолгой проковкой. Это мы сможем. Четыре с половиной тысячи, а?
   - Вы умеете лить железо? - у римлянина глаза на лоб полезли, - как бронзу и свинец?
   - Можно и так сказать. Только никакого "мы". Этому научила Немайн. Как раз теперь мы строим большую печь, в которой можно будет делать разом много плавок и отливок...
   Вот тут Эмилий начал изображать недоверие и беспокойство - и подписал договор только после того, как его пообещали пригласить на первую плавку и всё подробно показать. Разведчик внутри купца прыгал от восторга. Фиаско с печатью было перекрыто - с лихвой.
   После этого Дэффид направился собирать воинов своего клана - а заодно и дружественных Тармонов и Монтови. С последними прежде бывали трения - но брак Кейра с Туллой и новое владение Немайн на самой границе с этим кланом открывали возможности, которыми холмовой клан не замедлил воспользоваться. Небольшая армия направилась в порт и принялась ожидать, наблюдая, как из приподнятых над промокшими трюмами хранилищ выгружают задаток. Шёлк. На тридцать шесть тысяч номисм. По обычаю, вполне совпадающему с имперским законом, сделка считалась заключённой именно после передачи задатка.
 
   Вокруг цепи, рычаги и тросы. А ещё вокруг сон - Клирик это сознавал очень чётко. Сверху доносилась музыка. Та самая. Да и стоящий рядом человек знаком. Пусть и шапочно. "Старый мёртвый итальянец". Клирик попробовал пошевелить ушами. Не получилось. Голову оттяшивало назад что-то высокое, тяжёлое и страшно неудобное. Лицо слегка щекотала маска. Поднятые к глазам руки оказались руками Немайн. Рубин на месте, темно поблёскивает углами камеи.
   - Кинжал не забыла? Ну, соберись.
   Клирик ответить не успел. Раздались раскаты грома, маскирующие лязг подъёмного механизма. Только в эти секунды до Клирика дошло: петь придётся ему. И уже другие знатоки в зале будут строго разбирать исполнение. А пробравшийся в чью-нибудь ложу призрак печально согласится: не то. Опять и снова. А потом он почувствовал взгляды зрителей. Сердце закаменело...
   Клирик не был бы самим собой, если бы не умел преодолевать подобные останавливающие эффекты. Проблема была одна - от застенчивости он становился разом наглым и неловким. На первых тактах вступления, вместо того, чтоб собраться с дыханием и принять подобающую позу, он успел: споткнуться. Запнуться о собственный подол. Поразиться, насколько одежда тёмных веков удобнее барочных пыточных нарядов. Сорвать с головы помесь головного убора индейского вождя с медвежьей шапкой наполеоновского гвардейца. С наслаждением провернуть пару раз вырвавшиеся на свободу уши, встряхнуть обеими руками успевшую достигнуть плечей красную гриву. Поймать глазами актрису, к которой полагается обращаться при исполнении арии. "Дочь" оказалась молоденькой, естественно растерянной от такого явления - но на две головы выше "матери" ростом, черноволосая, классический римской нос с сердито разутыми ноздрями... Клирику стало смешно.
   Вот с таким настроением он и начал петь.
   Звук плясал в горле, и изначальное веселье скоро вытеснила хрустальная радость пения. Звуки лились сквозь горло - чужие, бессмысленные. Клирик в тот момент совершенно забыл немецкий. Он вообще всё на свете забыл. А содержание арии вспомнил, когда обрушились аплодисменты. Которые длились ровно столько времени, сколько прикладывал ладонь к ладони рослый человек в белом мундире, сидящий по центру средней ложи. Когда он разнял руки - скоро, очень скоро - наступила шелестящая тишина. Тут богатырь в белом достал платок и утёр скопившуюся в уголке глаза слезу. И зал взорвался снова.
   Клирика отпустили только после третьего бисирования. Тут зал волшебным образом опустел. Заметив знакомую фигуру в зияющем пустыми креслами партере, Клирик спрыгнул со сцены. Бочком, в обход оркестровой ямы пробрался. И пристроился напротив - на спинку кресла. На сиденье не пустили фижмы. Не влезли между подлокотников.
   - Да, - сказал призрак итальянца, по-русски, - да.
   - Настолько ужасно?
   Италоавстриец замахал руками:
   - Да что вы! Император отлично разбирается в музыке. Просто не выносит вещей, длящихся более двух часов. Так что ему всё понравилось. Видели, как растрогался? И эта поза при вручении кинжала... Где вы её откопали?
   - У Карела Чапека, - Клирик всё равно пригорюнился. Потому как вспомнил, как должен был спеть на самом деле. Ушки свесил, уронил подбородок на сцепленные руки.
   - Богемец? Художник?
   - Писатель. Пьеса была трагедией. В общем-то, - Клирик держался. Даже губу прикусил - разрыдаться хотелось невыносимо. Так, чтобы белугой, в четыре ручья, на выплакивание глаз. Но лучше - алая струйка на подбородок. Оттуда, каплями - на платье. Красное на чёрном... Почему у эльфов такие острые зубы?
   - Заметно. Оголтелый классицизм... А теперь поговорим всерьёз. Сказать, что вы пели плохо, не могу. И не делайте кислую физиономию. И губами дрожать не смейте. А вместо того извольте слушать, и радоваться, потому как окажись вы бездарью, я б с удовольствием довёл вас до слёз... Итак. Классическое исполнение - то, что мы с вами некогда определили как "очень хорошо, но чего-то не хватает" - обычно оставляет ощущение восторга. Вы вызвали умиление. Несмотря на текст. Вы с такой искренней, детской радостью предвкушали месть и желали смерти, что император пустил крупную слезу. Крокодилью. Это так по-австрийски!
   - Всё так плохо?
   - Ну почему? Голос у вас бесподобный, почтения к авторитетам никакого. Я начинаю верить, что со временем у вас получится даже воплотить несбыточное. Но - придётся для этого слушать старого мёртвого композитора. И терпеть его выходки. Учить котят плавать - моё любимое занятие. Так что, если решитесь принять услуги учителя-призрака, считайте, что поступили в консерваторию заново.
   - Я в ней и не училась.
   - Да? Тогда вы очень наглая. И я не буду тратить на вас свои силы. Пока не дозреете, разумеется. Вот после - милости прошу. А до тех пор - извольте учиться у господ попроще.
   - Откуда я их возьму? Знаете, где я сейчас живу?
   - Неужто в Сибирии? Неважно. Меня же вы где-то взяли? Ну и консерваторию присните... Что с вами?
   Голос его стал неразличимо далёким. Исчезло всё - кроме горя и обиды. И тогда Клирик всё-таки разревелся.
 
   Когда Немайн запела, рядом оказались Бриана и Луковка. Начинающая целительница испугалась, хотела убежать - заткнуть больной рот не позволяла клятва Гиппократа.
   - Успокойся, - сказала Нион, - Она поет не нам. Тому, кто ей снится. И вообще - если бы Неметона пела так, что своим достаётся, кто её на войну бы брал? Кто бы ей о победе молился? Не бойся. Лучше посиди, послушай.
   И сама стала слушать. Пела сидха едва слышно, невнятно, на незнакомом языке, немного напоминающем лающую речь саксонских послов. Голос то звучал нормально, по человечески, то взмывал ввысь, тут же ломаясь в больном горле... Наконец, замолчала.
   - А я её песню второй раз слышала, - похвасталась Нион, - а впервые, когда она на Гвиновом холме пела.
   - Все говорят - молилась, - буркнула Бриана, - И вообще, мне Немайн нравится. Но сейчас петь ей вредно.
   - Когда молилась - пела задушевно... - Нион говорила о своем, о слышанном. Как о настоящем.
   - Я думала, у неё голос низкий, волнующий, мягкий. А это не голос, это нож, - Брианна поправила одеяло.
   - Ну да, нож на врагов... Ой!
   Немайн всхлипнула и прикусила губу. Кровотечения к этому времени прекратились, так что особой беды в том не было. Потом на глаза сидхи навернулись слёзы. А потом она начала плакать. Плакать, плакать и плакать. Просто слёзы, стекающие из-под сомкнутых ресниц. Без конца, и сколько же их!
   - Это не может быть просто так, - заявила Бриана, - это вообще не похоже на болезнь.
   - Позови Анну, - предложила Нион, - остальным пока не говори. Вдруг испугаются, а это только дурной сон. О несбыточном или минувшем.
   Когда Бриана вышла, Нион тяжело вздохнула. Остановила накапливающуюся на губах богини кровь. Этого Бриана не поняла, а Анна не должна была увидеть. Всё-таки маленькая пророчица часто и помногу слушала разговоры мудрых людей. Если богиня поёт во сне, прикусила губу, заплакала - по отдельности это ничего не значит. Но раз всё вместе - будет война. Не маленькая. Не лёгкая. Не победоносная.Если не помешают. Старая формула пророчеств. А кто мешать будет?
 
   Это стоило ему очень дорого. Или - очень дёшево - как посмотреть. Пришлось рассказать много секретов - и ещё больше обещать раскрыть потом, убедившись, что печь, созданная по словам богини, работает. Но устоять друид-кузнец не мог. Вперёд толкали страсть к знаниям, любовь к огню и металлу, и к тайне, конечно. Вот и пришлось менять много маленьких тайн на одну большую. Одну - ибо лучше установить суть той, у кого отец - бог всех ремёсел, никак нельзя. Это человека узнают, взглянув в лицо. Богов определяют по делам. А потому друид менял тайну на тайну - и преуспел. Удалось пронять большинство валлийских мастеров. В рот смотрели! Кроме одного. Лучшего. Который против присутствия ирландского мастера тоже не возражал.
   - Немайн всё равно разнесёт, - заметил он, - это не секрет гильдии. Это подарок сидхи кузнецам. Вообще всем. Но первую плавку проведём без чужих глаз. А то - неловко. Вдруг получится не сразу?
   Оставалось согласиться с его мудростью и смотреть, что покажут. Оно и верно - Немайн наверняка рассказала бы всё и ирландскому кузнецу, если б не болела. На секреты мастерства она щедра всегда. Придумала колесницу - не оставила для себя, все ездят. У кого хватает денег, конечно. Придумала арфу - не стала держать в секрете. Теперь вот слегка улучшила свои старые творения. А ковать железо или пахать землю она ирландцев не учила. Этим другие боги занимались. Валлийцы уверяли - младшие братья Немайн. Друид помнил - не братья. В дети годятся. И родня - если по мужской прямой линии считать - так в шестом колене. А если всякое родство учитывать - так и не разберёшь. У богов и инцест в порядке вещей, а уж брак во втором или третьем колене родства - дело обычное. А потому кто кому и кем приходится, ох и нелегко разобрать.