— Начали, — сказал человек в дорогом пальто.
   — Поднимайтесь! — скомандовала женщина. — Выходите вместе со мной и поворачивайте направо. Быстро!
   В замешательстве Холкрофт встал со своего стула и вышел из-за столика. Пальцы женщины сжимали его руку. Они перешагнули через ограждение.
   — Направо, — снова произнесла она. Холкрофт повернул направо.
   — Быстрей! — повторила она.
   Он услышал за собой звон разбитого стекла, сердитые крики и оглянулся. Двое англичан выскочили из кафе, столкнувшись с официантом. Все трое были залиты вином.
   — Еще раз направо, — скомандовала женщина. — Входите!
   Он сделал, как ему было ведено, проталкиваясь через толпу к другому кафе. Оказавшись внутри, женщина остановилась. Ноэль инстинктивно повернулся и посмотрел на площадь.
   Англичане пытались отделаться от разъяренного официанта. Тот, который был в пальто, бросил деньги на стол. Его соратник, успевший уже подбежать к выходу, бросал безумные взгляды в том направлении, куда скрылись Холкрофт с девушкой.
   Ноэль услышал крики. И застыл в изумлении: не более чем в двадцати футах от места, где находились агенты, стояла брюнетка в блестящем черном плаще, в массивных очках в черепаховой оправе и белом шарфе. Она стояла, крича на кого-то достаточно громко, чтобы привлечь внимание окружающих.
   Включая англичан.
   Внезапно она смолкла и побежала по оживленной улице в сторону южного склона Монмартра. Британские агенты припустились за ней. Толпа молодых людей в джинсах и куртках преградила им путь. Слышались разгневанные выкрики; потом до него донеслись пронзительные свистки жандармов.
   Монмартр превратился в сущий ад.
   — Пошли. Быстрей! — Брюнетка — та, что была с ним, — снова схватила Ноэля за руку и вытолкнула его на. улицу. — Налево, — потребовала она, проталкивая Холкрофта сквозь толпу. — Туда же, где мы были.
   Они приблизились к столику за цветочным ящиком. Человек в дорогом пальто все еще сидел там. При их приближении он поднялся.
   — Здесь могут быть другие агенты, — сказал он. — Быстрей!
   Холкрофт и женщина побежали дальше. Они достигли узкой боковой улочки, по обеим сторонам которой располагались небольшие магазины. Единственным освещением квартала был неяркий свет витрин.
   — Сюда! — произнесла бегущая рядом с Ноэлем женщинa, схватив его за руку. — Машина — справа, первая от угла.
   Это был «ситроен». Выглядел внушительно и вместе с тем неприметно. На кузове виднелись следы грязи, на колесах — грязь и пыль. В пыли были и стекла.
   — Садитесь за руль, — скомандовала женщина, протягивая ему ключи. — Я сяду сзади.
   Холкрофт сел в машину, пытаясь сориентироваться. Он включил двигатель. Машина задрожала. Она была оборудована мощным двигателем, позволявшим развивать огромную скорость.
   — Поезжайте прямо к подножию холма, — произнесла женщина. — Я скажу, где повернуть.
   В течение следующих сорока пяти минут последовала серия виражей и неожиданных поворотов. Женщина указывала направление в последнюю секунду, вынуждая Ноэля ожесточенно крутить руль, чтобы выполнить ее указания.
   Извилистая дорога, по которой мчался, кренясь набок и задевая травянистую насыпь, «ситроен», вывела их на шоссе к северу от Парижа. Холкрофт изо всех сил вцепился в руль, пытаясь сначала выровнять машину, а потом протиснуться между двумя почти параллельно идущими впереди автомобилями.
   — Быстрей! — подгоняла брюнетка с заднего сиденья. — Вы можете быстрей?
   — Господи! Я и так выжимаю больше девяноста пяти миль!
   — Следите за зеркалами, а я буду следить за выездами. Жмите!
   Минут десять они ехали в молчании. Ветер и занудное жужжание колес сводили Ноэля с ума. Это какое-то безумие, подумал Холкрофт, переводя взгляд от переднего стекла к зеркалу заднего вида и залепленному грязью боковому зеркалу. Что они вытворяют? От кого убегают они теперь, когда Париж остался позади? Подумать об этом времени не было: женщина снова завопила:
   — Следующий выезд. Вот этот! Он едва успел притормозить и повернуть. С пронзительным визгом машина остановилась у знака «стоп».
   — Не останавливайтесь! Налево!
   Доли секунды неподвижности стали единственной паузой в этих сумасшедших гонках, которые вновь возобновились: выжимание скорости на темных загородных дорогах, внезапные повороты, рявкающие над ухом грубые команды.
   Лунный свет, разливавшийся над великолепием Сакрэ-Кер, сейчас освещал полоски фермерских земель. Неясно вырисовывались причудливые силуэты амбаров и силосных башен: появлялись и исчезали маленькие домики с соломенными крышами.
   — Вот дорога! — закричала женщина.
   От шоссе с гудроновым покрытием, по которому они ехали, ответвлялась проселочная дорога, почти неприметная за деревьями. Ноэль притормозил и свернул на проселок. Машина запрыгала, но голос позади него не позволил ехать медленнее:
   — Торопитесь! Мы должны перевалить через холм, чтобы не было видно наших огней.
   Холм был крутой, а дорога очень узкая. Холкрофт нажал на акселератор. «Ситроен» устремился вверх. Они достигли вершины холма. Ноэль вцепился в руль, будто боясь, что тот вырвется. Спуск оказался не менее крутым. Дорога свернула влево и снова выровнялась.
   — Осталось не больше четверти мили, — сообщила спутница.
   Холкрофт был в полном изнеможении; ладони его взмокли. Он и женщина оказались в самом глухом и темном месте, какое только можно себе вообразить. В густом лесу, на дороге, которая не значилась ни на одной карте.
   Вдруг он заметил дом. Маленький, крытый соломой дом на ровной полянке среди леса. В доме горел слабый свет.
   — Остановитесь здесь! — последовала команда. Но уже не тем строгим голосом, который терроризировал его в течение почти часа.
   Ноэль остановил машину прямо перед дорожкой, что вела к дому. Он несколько раз глубоко вздохнул и отер пот с лица, на мгновение закрыв глаза и мечтая, чтобы отступила головная боль.
   — Обернитесь, пожалуйста, мистер Холкрофт, — попросила женщина, в голосе которой не осталось и следа резкости.
   Он повиновался и замер, глядя в темноте на женщину на заднем сиденье. Блестящих черных волос и очков в тяжелой оправе как не бывало. Белый шарф был на месте, но теперь оказался частично скрыт длинными белокурыми волосами, струившимися на плечи и обрамлявшими лицо — очень милое лицо, которое он видел уже где-то раньше. Не то же самое лицо, а очень похожее; тонкие черты, любовно Слепленные в глине, прежде чем резец коснулся камня. В этом лице не было холодности, а во взгляде — отстраненности. Скорее, ранимость и заинтересованность. Она говорила спокойно, вглядываясь в него из полумрака:
   — Я Хелден фон Тибольт. У меня в руке пистолет. Итак, что вы от меня хотите?

Глава 15

   В темноте блеснул пистолет, и этот пистолет был нацелен ему в голову. Пальцы женщины сжимали курок.
   — Прежде всего, чтобы вы убрали эту штуку.
   — Боюсь, что не смогу этого сделать.
   — Меньше всего на свете я хотел бы причинить вам зло. Вам нечего меня бояться.
   — То, что вы говорите, утешает. Но мне уже приходилось слышать нечто подобное, и это не всегда оказывалось правдой.
   — Можете мне верить. — Он взглянул ей в глаза. Выражение ее лица смягчилось.
   — Где мы? — спросил Ноэль. — Зачем понадобилось это сумасшествие? Скандал на Монмартре, маниакальные гонки. От кого вы убегаете?
   — Я могу задать вам тот же вопрос. Вы ведь тоже удираете. Вы же полетели в Ле-Ман.
   — Я хотел кое от кого избавиться. Но я никого не боюсь.
   — Я хочу того же. Но я боюсь.
   — Кого? — Ноэлю почудился призрак Тинаму. Он попытался отделаться от него.
   — Отвечу я вам на этот вопрос или нет — будет зависеть от того, что скажете мне вы.
   — Честно говоря, в данный момент вы — самый важный человек в моей жизни. Все может измениться, когда я встречу вашего брата, но пока этим человеком являетесь вы.
   — Не представляю себе почему. Мы никогда не встречались. Вы сказали, что хотели видеть меня в связи с событиями, которые имеют отношение к войне.
   — Точнее, к вашему отцу.
   — Я не знала своего отца.
   — Никто из нас не знал своих отцов. Он сказал Хелден то же, что и ее сестре, не упомянув о людях «Вольфшанце». Она и так была слишком напугана. Его слова звучали как эхо прошлой ночи в Портси. Это было всего лишь прошлой ночью, а женщина, с которой он разговаривал сейчас, очень была похожа на ту, но только внешне. Гретхен Бомонт слушала молча, Хелден — нет. Она постоянно перебивала его, задавая вопросы, которые Ноэль должен был бы задать сам.
   — Этот Манфреди показал документы, удостоверяющие его личность?
   — Ему не надо было этого делать. У него были банковские документы. Подлинные.
   — Как фамилии директоров?
   — Директоров?
   — "Ла Гран банк де Женев", где находился этот экстраординарный документ.
   — Не знаю.
   — Вам должны были это сказать.
   — Я спрошу.
   — Кто будет представлять это учреждение в Цюрихе?
   — Я думаю, доверенное лицо банка.
   — Вы думаете?
   — А это важно?
   — Это шесть месяцев вашей жизни. Должно бы быть важно.
   — Нашей жизни.
   — Посмотрим. Не я старшая из детей Вильгельма фон Тибольта.
   — Я сказал вам, когда звонил из Ле-Мана, — проговорил Холкрофт, — что встречался с вашей сестрой.
   — Ну и?.. — спросила Хелден.
   — Я думаю, вы догадываетесь. Она не подходит. Директора и Женеве будут против.
   — Есть еще мой брат, Иоганн. Следующий по старшинству.
   — Знаю и хочу поговорить с ним.
   — Не сейчас, позже.
   — Что вы имеете в виду?
   — Я упомянула в телефонном разговоре, что в моей жизни было более чем достаточно безотлагательных дел.
   — Вранье. В этой области я крупный специалист. Я угадываю лжеца с первого слова. Вы не лжете.
   — И на том спасибо.
   Ноэль вздохнул с облегчением. База для разговора создана. Первый конкретный шаг. В некотором смысле он, несмотря ни на что, даже почувствовал радостное возбуждение. Хелден опустила пистолет на колени.
   — А теперь мы должны пойти в дом. Там нас ждет человек, который хочет с вами поговорить.
   При этих словах приподнятое настроение Холкрофта улетучилось. Он не мог говорить о Женеве ни с кем, кроме членов семьи фон Тибольт.
   — Нет, — сказал он, покачав головой. — Я не буду ни с кем говорить. Все, что мы с вами обсуждали, останется между нами.
   — Дайте ему шанс. Он должен знать, что вы не хотите причинить вреда ни мне, ни другим. Он должен быть уверен, что вы не играете какую-то другую роль.
   — Какую еще роль?
   — Он объяснит.
   — Он будет задавать вопросы?
   — Говорите только то, что сочтете нужным.
   — Нет! Вы не понимаете. Я не могу никому ничего сказать о Женеве, и вы тоже. Я уже устал объяснять... — Он замолчал. Хелден подняла пистолет.
   — Я все еще держу вас на мушке. Выходите из машины. Шагая друг за другом — он впереди, она сзади, — они подошли по дорожке к двери дома. Он был погружен в темноту, лишь слабо светились окна. Деревья отфильтровали лунный свет до такой степени, что сквозь ветви просачивались лишь безмолвные лучи, столь слабые, что, кажется, таяли в воздухе.
   Ноэль почувствовал, как она схватила его за руку, а в спину уткнулся пистолет.
   — Вот ключ. Откройте дверь. Ему трудно двигаться. Небольшая комната, в которую они вошли, была похожа на любую другую, которую можно себе представить в любом подобном доме в сельской глубинке Франции, за одним исключением: две стены были отданы книгам. Вся остальная обстановка была проста до примитивности: крепкая мебель неопределенного стиля, тяжелый старомодный письменный стол, несколько незажженных ламп с обыкновенными абажурами, деревянный пол и толсто оштукатуренные стены. Книги были в явном беспорядке.
   В дальнем углу комнаты в инвалидном кресле сидел очень худой человек. Он располагался между напольной лампой и низким столиком. Свет падал из-за его левого плеча. В руках человек держал книгу. Волосы, седые и редкие, тщательно причесаны. Холкрофт предположил, что незнакомцу было далеко за семьдесят. Несмотря на изможденный вид, лицо его выглядело строгим, а выражение глаз за очками в стальной оправе — тревожным. Одет старик был в наглухо застегнутую шерстяную кофту и вельветовые брюки.
   — Добрый вечер, герр Оберст, — произнесла Хелден. — Надеюсь, мы не заставили вас ждать слишком долго.
   — Добрый вечер, Хелден, — ответил старик, откладывая книгу в сторону. — Главное, что вы уже здесь, целые и невредимые.
   Ноэль как загипнотизированный смотрел на хилого человека, который опустил руки на подлокотники инвалидного кресла и медленно поднялся. Он был очень высок. В его речи слышался акцент — явно немецкий и столь же явно аристократический.
   — Вы — тот молодой человек, который звонил мисс Теннисон, — сказал он утвердительно. — Меня зовут просто Оберст — Полковник, — что не является моим званием, но, боюсь, так придется называть меня и впредь.
   — Это Ноэль Холкрофт. Тот самый американец. — Хелден сделала шаг влево, демонстрируя пистолет в своей руке. — Он здесь против своей воли. Он не хотел говорить с вами.
   — Здравствуйте, мистер Холкрофт. — Полковник кивнул, не подав руки. — Могу я поинтересоваться, почему вы отказывались поговорить со стариком?
   — Я не знаю, кто вы, — ответил Ноэль как можно спокойнее. — Кроме того, предмет нашей дискуссии с мисс... Теннисон... конфиденциален.
   — Она тоже так думает?
   — Спросите ее. — Холкрофт затаил дыхание. Через минуту он узнает, насколько был убедителен.
   — Да, — сказала Хелден, — если только это правда. А я думаю, что это правда.
   — Понятно. Видимо, ему удалось тебя убедить. Ну а я хитер как дьявол. — Старик снова опустился в кресло.
   — Что это значит? — спросил Ноэль.
   — Вы не будете касаться конфиденциальной темы, а я должен умудриться задать вопросы, ответы на которые помогут развеять нашу обеспокоенность. Видите ли, мистер Холкрофт, у вас нет причин меня бояться. Напротив, у нас имеются основания опасаться вас.
   — Почему? Я не знаю вас, вы не знаете меня. Во что бы вы там ни были вовлечены, ко мне это не имеет никакого отношения.
   — Мы все должны быть в этом уверены, — проговорил старик. — В телефонном разговоре вы сказали Хелден о безотлагательности, о большой сумме денег, о делах более чем тридцатилетней давности.
   — Сожалею, что она сказала вам об этом, — перебил Ноэль, — даже этого слишком много.
   — Она очень мало сказала, — продолжал Полковник. — Только то, что вы виделись с ее сестрой и интересуетесь ее братом.
   — Я повторяю еще раз: это конфиденциально.
   — И наконец, — продолжал старик так, будто Холкрофт ничего не говорил, — о том, что вы намеревались тайно встретиться.
   — У меня есть на то причины, — сказал Ноэль. — К вам это не имеет никакого отношения.
   — Так ли?
   —Да.
   — Позвольте тогда коротко подытожить сказанное. — Полковник сплел пальцы, устремив взгляд на Холкрофта. — Безотлагательность, крупная сумма денег, события, имевшие место три десятилетия назад, интерес к потомкам члена высшего командования Третьего рейха и, может быть, самое главное — тайная встреча. Разве это ни о чем не говорит?
   — Понятия не имею, о чем это вам говорит.
   — Тогда я уточню. О ловушке.
   — Ловушке?
   — Кто вы, мистер Холкрофт? Приверженец «Одессы» или, может быть, «Возмездия»?
   — "Одессы"... или... чего? — переспросил Холкрофт.
   — "Возмездия", — резко повторил старик.
   — "Возмездия"?.. — Ноэль посмотрел на калеку таким же пронизывающим взглядом. — Я не понимаю, о чем вы говорите.
   Полковник взглянул на Хелден и снова перевел глаза на Холкрофта.
   — Вы хотите сказать, что не слышали ни о том, ни о другом?
   — Я слышал об «Одессе», но ничего не знаю о... «Возмездии»... или как вы там это называете.
   — "Одесса" и «Возмездие». Наемные убийцы. Преследователи детей.
   — Преследователи детей? — Ноэль покачал головой. — Вам следует пояснить, потому что у меня нет даже смутного представления о том, о чем вы говорите.
   Старик снова посмотрел на Хелден. Что значили их взгляды, Холкрофт не понял, но Полковник повернулся к нему, буравя глазами, будто изучал опытного лжеца, пытаясь отыскать признаки обмана.
   — Я задам вам откровенный вопрос. Вы — один из тех, кто разыскивает детей нацистов? Кто повсюду преследует их, убивая из мести за преступления, которые они никогда не совершали; наказывая невинных в назидание другим? Или заставляя их присоединяться к вам? Угрожая им документами, рисующими их родителей монстрами, угрожая выставить их отпрысками психопатов и убийц, если они отказываются быть завербованными; разрушая их жизнь во имя вашей безумной идеи? Это люди, которые ищут детей, мистер Холкрофт. Вы — один из них?
   Ноэль облегченно закрыл глаза.
   — Я не могу вам передать, до какой степени вы ошибаетесь. Не могу вам сказать больше ничего, но вы настолько заблуждаетесь, что это просто невероятно.
   — Нам нужны доказательства.
   — Можете не сомневаться. Я не причастен к таким делам. И никогда не слышал о подобном раньше. Эти люди просто больны.
   — Да, они больны, — согласился Полковник. — Поймите меня правильно. Мстители нашего времени разыскивают действительных монстров, избежавших наказания преступников, которые продолжают смеяться над Нюрнбергом, и тут нам нечего возразить. Это другое дело. Но преследование детей должно быть прекращено.
   Ноэль повернулся к Хелден:
   — Это и есть то, от чего вы бежали? Спустя столько лет они все еще охотятся за вами?
   Ответил старик:
   — Акты насилия происходят каждый день. Повсюду.
   — Так почему же об этом никому не известно? — возмутился Холкрофт. — Почему об этом молчат газеты? Почему все эти факты замалчиваются?
   — Думаете... кому-то есть до этого дело? — спросил Полковник. — До детей нацистов?
   — Господи, они же были совсем детьми. — Ноэль снова взглянул на Хелден. — Неужели то, чему я был свидетелем, имеет к этому отношение? Вы должны защищать друг друга? Это приняло такие масштабы?
   — Нас называют детьми проклятых, — просто сказала дочь фон Тибольта. — Мы прокляты без вины.
   — Я этого не понимаю, — протестующе сказал Холкрофт.
   — Важно не это. — Старый солдат снова медленно поднялся, пытаясь, как подумал Холкрофт, встать во весь свои внушительный рост. — Важно то, что мы убедились: вы не принадлежите ни к кому из них. Ты удовлетворена, Хелден?
   — Да.
   — Мне ничего больше не следует знать? Женщина покачала головой.
   — Я удовлетворена, — повторила она.
   — Тогда и я тоже. — Полковник протянул руку Ноэлю. — Спасибо, что пришли. Как вам объяснила Хелден, о моем существовании не очень широко известно; и нам бы не хотелось огласки. Мы будем признательны вам за конфиденциальность.
   Холкрофт пожал протянутую руку, удивившись крепкому рукопожатию старика.
   — Я тоже хотел бы на это рассчитывать.
   — Я даю вам свое слово.
   — В таком случае я тоже, — сказал Ноэль.
* * *
   Они ехали молча, прорезая темноту светом фар. Холкрофт был за рулем, Хелден — на переднем сиденье, рядом с ним, кивками указывая повороты. Прекратились вскрики и грубые команды, рявкающие над ухом в последнюю секунду. Хелден выглядела такой же измученной событиями ночи, как и он. Но ночь еще не кончилась, и им было необходимо поговорить.
   — Неужели это было ему так нужно, — спросил он. — Так важно меня видеть?
   — Очень. Он должен был убедиться, что вы не связаны с «Одессой» или «Возмездием».
   — Что все-таки они собой представляют? Он говорил так, будто я должен знать, но я понятия об этом не имею. Я действительно его не понял.
   — Это две экстремистские организации, враждующие друг с другом. Обе фанатичные, и обе охотятся за нами.
   — Вами?
   — Детьми лидеров партии. Где бы мы ни находились, куда бы нас ни занесло.
   — Почему?
   — "Одесса" стремится возродить нацистскую партию. Ее сторонники повсюду.
   — Серьезно? Они реально существуют?
   — Абсолютно реально, и это серьезно. «Одесса» использует для вербовки все средства — от шантажа до физических методов. Это гангстеры.
   — А... «Возмездие»?
   — Эта организация возникла первоначально как общество, созданное уцелевшими узниками концлагерей. Они охотились за садистами и убийцами, тысячи которых никогда не были преданы суду.
   — Это что — еврейская организация?
   — Среди них есть евреи, но их меньшинство. Израильтяне организовали собственные группы и управляют ими из Тель-Авива и Хайфы. В этой организации в основном коммунисты. Многие думают, что всем заправляет КГБ. Другие считают, что туда устремились революционеры из третьего мира. «Возмездие», о котором говорилось изначально, превратилось в нечто другое. Это — прибежище террористов.
   — Но почему они преследуют вас? Хелден взглянула на него.
   — Чтобы завербовать. Среди нас тоже есть революционеры. Они втянуты в «Возмездие». А к тем из нас, кто не хочет быть завербованным, применяются самые суровые меры. Мы служим козлами отпущения. Мы для них — фашисты, которых они уничтожают. Они используют наши имена, а часто и трупы, чтобы показать людям, что нацизм жив. Они мало чем отличаются от «Одессы». Их девиз: «Завербуй или убей!»
   — Это безумие, — сказал Ноэль.
   — Безумие, — согласилась Хелден, — но реальное, а мы молчим. Не хотим привлекать к себе внимание. Да и кому это интересно? Мы — дети нацистов.
   — "Одесса", «Возмездие»... Никто из моих знакомых ничего не знает о них.
   Ни у кого из них нет причин для этого.
   — Кто такой Полковник?
   — Замечательный человек, который обречен скрываться до конца своих дней, потому что у него есть совесть.
   — Что это значит?
   — Он был членом высшего командования и свидетелем ужасов. Но понимал, что сопротивляться бесполезно: другие пытались и были уничтожены. Вместо этого он остался на своем месте и, используя положение, отдавал контрприказы, сохранив тем самым много жизней — одному Богу известно сколько.
   — В этом нет ничего бесчестного.
   — Он делал это единственно возможным путем. Тихо, используя бюрократические уловки, незаметно. Когда все закончилось, союзники осудили его, исходя из его положения в рейхе. Полковник провел в заключении восемнадцать лет. Когда, в конце концов, о его делах стало известно, его начали презирать тысячи немцев. Они называли его предателем. Уцелевшие члены офицерского корпуса назначили награду за его голову.
   Ноэль, вспомнив слова Хелден, сказал:
   — Проклят без вины.
   — Да, — подтвердила она, неожиданно показав поворот, который он чуть было не проскочил.
   — В какой-то степени, — сказал Ноэль, поворачивая руль, — Полковник подобен тем троим, что написали женевский документ. Вам это не приходило в голову?
   — Приходило.
   — Наверное, у вас было искушение сказать ему об этом.
   — Да нет, вы же просили не говорить.
   Холкрофт взглянул на нее. Хелден смотрела прямо перед собой. Лицо ее выглядело усталым, бледность подчеркивали темные круги под глазами. Она казалась одинокой, и в это одиночество не так-то легко было вторгнуться. Но ночь еще не кончилась. Им надо многое сказать друг другу и принять решение.
   Потому что Ноэль начинал думать, что именно младшему отпрыску Вильгельма фон Тибольта будет доверено представлять фон Тибольтов в Женеве.
   — Не могли бы мы отправиться в какое-нибудь тихое место? Я думаю, что неплохо было бы нам обоим пропустить по рюмке.
   — В четырех-пяти милях отсюда есть небольшая гостиница. Она в стороне. Никто нас не увидит.
   Когда они сворачивали с дороги, Ноэль взглянул в зеркало заднего вида. В нем светились огни фар. Это был неприметный выезд с парижского шоссе, без всяких знаков. Тот факт, что у водителя, едущего сзади, были причины использовать именно этот выезд и именно в это время, выглядело слишком подозрительным, чтобы его проигнорировать. Холкрофт только собирался что-то произнести, как вдруг произошла странная вещь. Огни в зеркале исчезли. Их просто больше не существовало.
   Гостиница являла собой бывший фермерский дом. Часть газона использовалась под стоянку и была покрыта гравием.
   Через арку позади бара можно было попасть в небольшой холл. В нем расположились две пары, явно парижане и столь же явно не хотевшие афишировать свои отношения. На вошедших устремились не слишком приветливые взгляды. В дальнем конце холла виднелся камин с пылающими дровами. Неплохое местечко для беседы.
   Их проводили к столику слева от камина. Они заказали два бренди.
   — Здесь очень мило, — произнес Ноэль, наслаждаясь теплом от камина и алкоголя. — Не находите?
   — Это по пути к Полковнику. Мы с друзьями часто останавливаемся здесь, чтобы поговорить.
   — Вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов?
   — Пожалуйста.
   — Когда вы уехали из Англии?
   — Примерно три месяца назад, когда мне предложили работу.
   — Вы значились в лондонской адресной книге как Хелен Теннисон?
   — Да. В Англии имя Хелден нуждается в объяснениях, и я устала их давать. В Париже по-другому. Французы не слишком любопытны в отношении имен.
   — Но вы не называете себя фон Тибольт. — Холкрофт заметил, как краска негодования залила ее лицо.
   — Нет.
   — А почему Теннисон?
   — Мне кажется, это совершенно очевидно. Фон Тибольт звучит слишком по-немецки. Когда мы уехали из Бразилии в Англию, было разумно поменять фамилию.