* * *
   Что-то пробудило меня от затянувшегося кошмара, в котором я бесконечно тонул в черной воде. Мокрый от пота, вспомнив все, что произошло, я вскочил и посмотрел на светящийся циферблат будильника. 23:35? Что случилось? Я не мог поверить своим глазам!
   Схватив часы, я заметил, что механизм звонка заклинило. Очевидно, я сам был виноват: слишком сильно закрутил завод! Я поставил будильник на место и отправился в кабинет, где в одной из подставок все еще догорала свеча. Крошечный фитилек плавал в небольшой лужице растопленного воска. Я немедленно зажег еще одну свечу и стал ждать повторения звука, разбудившего меня.
   Стоило мне усесться, как снаружи тотчас же послышались какие-то непонятные шорохи. Я прошел в ванную, которая находилась именно в том конце, и тихо и осторожно на несколько дюймов приоткрыл окно. Снизу немедленно ударила почти невыносимая вонь, заставившая меня в ужасе и отвращении шарахнуться от окна! Чтобы создать такое зловоние, здесь должна была собраться целая толпа глубоководных. Интересно, что они затеяли?
   Я закрыл окно, взял свой тесак и бесшумно спустился вниз, на кухню. Из кухни боковая дверь вела в гараж, и судя по всему, глубоководные именно там и собрались. Но что они могли там делать? В гараже не было окон, а его внешняя дверь сделана из прочного металла. Не могли же они оттуда пытаться пробраться в дом?
   Я открыл дверь в гараж, и буквально пошатнулся под ужасным напором вонючих газов, немедленно заполнивших кухню. Хотя батареи моего фонаря уже почти совсем сели, я все-таки прихватил его с собой. Зажав нос, я положил тесак, вытащил фонарь из кармана халата и посветил им в пыльное чрево неиспользуемой комнаты. Все оставалось точно таким, как и в прошлый раз, и...
   Нет, не в точности таким. Откуда-то донесся необычный звук, как будто капала какая-то маслянистая жидкость. Эта чудовищная вонь... капли... и движение... Я увидел какое-то шевеление и быстро направил туда тусклый луч фонаря. Крепко сжимая фонарь, дрожа так сильно, что едва мог контролировать свои движения, я медленно перевел луч обратно к широкой металлической двери. Медленные, клейкие капли темной... субстанции... просачивались сквозь замочную скважину и капали в маленькую лужицу на бетонном полу.
   Я тихо перешагнул через старые ящики и коробки и, обогнув кучу неиспользованных досок, приблизился к двери и встал на колени, чтобы посмотреть, как эта мерзость просачивается в гараж. Она была блестящего черного цвета и распространяла ту самую отвратительную вонь, от которой меня чуть не вырвало. Я подумал, не может ли она оказаться горючей? Неужели глубоководные намеревались сжечь меня? Я не думал, что они осмелятся пойти на подобную крайность. Любое последующее расследование несомненно приведет к...
   Страшное подозрение закралось в мой мозг, и прежде чем я смог осознать свои действия остановиться, я протянул палец и коснулся края липкой лужи. Вещество оказалось теплым, клейким и прицепилось к моему пальцу, как будто... как будто оно было живым!
   Я отдернул палец и увидел, что внешние слои кожи слезли с него — растворились — и, разинув рот, еще раз обернулся к луже ядовитой дряни, чтобы увидеть... увидеть, что она превращается в небольшой бугорок, студенистый сталагмит, увеличивавшийся прямо на моих глазах, и образовывавший... образовывавший... глаз!
   Боже правый, так у них там был шоггот, один из их примитивных «механизмов»! И он лился в мой гараж, точно гной из какой-то огромной болячки!
   Глаз уставился на меня, и зловонные капли на миг прекратили сочиться. Потом омерзительное око снова растворилось в первоначальной слизи, и течение возобновилось с удвоенной скоростью. Я помчался наверх, не заботясь о том, чтобы не шуметь, вернулся в мою освещенную комнату, чтобы найти способ выкурить шоггота обратно на улицу.
   Почти в тот же миг мой взгляд упал на заправленную паяльную лампу. «Интересно, сработает ли она? — подумал я. — Боже! Она должна сработать!» Если и существует хоть что-то, против чего этот ужас из гаража не сможет выстоять, то это должен быть огонь. Я хорошо знал, что эти чудовища могут генерировать ужасные температуры внутри себя, но эта маленькая лужица, это щупальце живой материи — оно несомненно должно быть уязвимым.
   Я бросился обратно вниз на кухню, а оттуда в гараж, добрался до двери и грохнулся на колени перед пульсирующим и комковатым озерцом мерзости. Я быстро поджег и накачал лампу, превратив ее в ревущее копье невидимого жара. Липкая гадость потекла еще быстрее, и волнение на увеличивающемся озерце стало более целенаправленным. На этот раз образовалось два глаза, выпятившихся и уставившихся на меня. Тогда я направил на них паяльную лампу!
   В тот же миг над лужей образовалось облако зловонного дыма, укутавшего все темной пеленой, а я, зажав одной рукой нос и рот, другой орудовал огненным мечом. Внезапно я почувствовал дикую боль в ноге, как будто на нее плеснули кислотой, и через просвет в вонючем дыму я увидел извивающиеся ложноножки неистово мечущейся слизи. Затем, сопровождаемый совершенно нечеловеческим воплем агонии из-за двери — звуком, который не под силу было бы воспроизвести ни человеческому горлу, ни горлу животного, ни какому-либо механизму, известному людям, — последний клок шоггот-ткани исчез в замочной скважине. Я с паяльной лампой в руках остался стоять посреди пятна черного, выжженного цемента.
   Я снова победил, получив время, необходимое для завершения рукописи. Я поднялся наверх и с головы до ног обрызгался животворной водой; затем, как только мои нервы достаточно успокоились, вернулся за стол и продолжил работу, которая была завершена уже больше чем на три четверти...
   Это произошло прошлой ночью, почти двадцать четыре часа назад, и это была последняя попытка глубоководных выкурить меня из дома. Вероятно, они знали, что я уже недолго смогу выдержать осаду. Полагаю, что они просто пытались «спасти меня от себя самого», от самоубийства. Я никогда не собирался убивать себя, но они об этом не знали...
   Утром, когда встало солнце, я попытался немного подремать, но обнаружил, что мои кошмары стали совсем чудовищными. О сне больше не могло быть и речи. А потом мне позвонила Сара, сказав, что придет в полдень.
   Она пришла, принеся с собой раковину, с которой начался для меня весь этот кошмар. Она принесла и раковину и, наконец-то, ответы на те несколько последних вопросов, которые до сих пор вызывали у меня недоумение; ответы, которые позволили кусочкам головоломки сложиться в единую четкую картину.
   Я не убил Сару, как грозился, а спрятал свою рукопись, снял доски, преграждавшие вход, и встретил ее со всей приветливостью, на которую был способен. Безумие покинуло меня, оставив после себя лишь огромную усталость — усталость поражения, горькое знание, что не могу выиграть битву.
   Да, она принесла мне мою раковину, похожую на те, которые адаро с Соломоновых островов используют, чтобы созывать своих рожденных на земле собратьев и заманивать их в море. Действительно, именно эта раковина впервые позвала меня. Именно ее очертания и цвета затронули какие-то потайные струны в памяти предков, которая дремлет в крови и скрывается в мозгу всех глубоководных. Эта раковина, вместе со снами из Р'льеха, послужила толчком, запустившим рост семян, таившихся внутри меня. Все остальное стало лишь медленным, но верным процессом внушения и подготовки.
   Сара должна была стать наживкой, которую они насадили на свой крючок, и, разумеется, я попался на приманку. Когда все пошло в точности так, как они и планировали, я испортил им весь план, вернувшись в лодочный клуб в тот момент, когда они совершенно меня не ждали. Единственным оставшимся для них выходом было захватить меня силой и провести метаморфозу как можно быстрее.
   Все это я уже знал, но были и другие вещи, которых я до сих пор не мог понять. Сара рассказала мне о них. Например, о ее «отце». Он был ей вовсе не отцом, а пра-пра-пра-пра-прадедом! Одним из преимуществ существования в шкуре глубоководного является неимоверное долголетие. Я и сам мог бы «гордиться» своей генеалогией. Моим неизвестным дедом был иннсмутский Марш из первородной линии Маршей, что стало одной из двух причин, по которой меня выследили и отобрали для... изменения.
   Что же касается второй причины: Белтон оказался прав. Будучи морским биологом, я мог многому научить глубоководных — и многому научиться у них, живя в невообразимых глубинах. Глубоководным предстояло преодолеть еще множество проблем, ибо наука в подводной среде — дело непростое.
   Сара рассказала мне все об этом и о многом другом, но когда я почувствовал возвращение безумия, я заставил ее уйти. Потом я снова заколотил дверь и принял душ, чтобы облегчить как физическую, так и душевную боль. Что же снова разожгло во мне огонь ярости — неистовое кипение крови и отвратительные желания, вызванные им?.. Думаю, это было лицо Сары, уже не совсем человеческое, и все же ни в коем случае не отвратительное, каким, как я думал, оно должно мне показаться. Пучеглазое и толстогубое, оно стало для меня отражением моего собственного лица, которое больше не раздражало меня, а казалось почти... естественным? И действительно, именно этот парадокс раздул во мне искру гнева... но ненадолго.
   После того, как я заставил ее уйти, большую часть времени я провел за столом, приводя в порядок эту рукопись, пока, наконец, не счел ее завершенной.
   Приближается полночь, и на серебристые пески легли странные тени. Некоторые из них кажутся мне чудовищными. Скоро придет назначенный час, когда я поклялся сказать глубоководным свое окончательное слово... Я присоединюсь к ним!
   Разве что...
   Кем бы ни были вы, читающие эти строки, будьте уверены в одном: даже несмотря на то, что я присоединяюсь к ним, я ненавижу и презираю их! Но мне дорога жизнь — пусть даже и жизнь изменившегося. Нераскрытые тайны океанов ждут меня...
   И все же я обещаю вам, что отомщу за себя! Клянусь в этом!
   Кто бы вы ни были, когда бы вы ни обнаружили эту рукопись, запертую в металлическом ящике, не мешкайте, сделайте так, чтобы она немедленно попала на глаза представителям властей! От этого зависит существование всего вашего мира!
   А если кто-то усомнится в моих словах, пусть он заглянет в морские глубины, пусть пройдется по берегам этого мира и прислушается к песням моря. Если глубоководным и суждено когда-нибудь быть уничтоженными и исчезнуть, то вы, а не я, должны стать причиной этого уничтожения. Я не могу помочь вам, ибо не могу больше помочь даже себе самому. Хотя я и поклялся отомстить, мщение может теперь исходить только от вас.
   Безумие тлеет во мне, а голос штормов зовет меня к себе. Я слышу их неистовство сквозь устье моей раковины, вижу пенистые гребни волн, вызванные в моем воображении контурами ее завитков! Я должен идти туда, где кошачьими глазами вглядывается в темные глубины осьминог; где кальмар безмолвно выпускает в ледяные воды струи чернил; где вечные волны ведут рассказ о древнем океане, а коралловые лабиринты дрожат в такт песням сирен, раздающимся из глубоководных пещер.
   Йа-Р'льех!
   Я — единое целое с воинством Дагона и Матери-Гидры; единое целое с глубоководными, поклоняющимися Великому Отцу-Спруту. Вместе с ними я поселюсь и буду жить в безбрежных глубинах океана...
* * *
   Лично в руки.
   Уильяму П. Маршу, эсквайру.
   Отель Джилмэн,
   Иннсмут, Массачусетс
   Досточтимый Брат!
   Смиреннейшие приветствия из Англии, где все идет в соответствии с планом, за исключением того, о чем вам было сообщено ранее. Аху-Й'хлоа быстро растет, и ее колонны уже приобретают некоторый блеск... Но об этом, как и о доходах, которые мы получили и продолжаем получать в Сиэме, позже.
   Относительно приложенной к этому письму рукописи. Она была обнаружена под шатающимися половицами в комнате дома, который некогда принадлежал вашему внуку. Мы, разумеется, приобрели его, что немало поспособствовало выполнению наших планов, но эта рукопись была найдена совершенно случайно.
   Я уверен, что, читая ее, вы обратите внимание на то, что в обстоятельствах, когда принимать меры надо было стремительно, все наши действия полностью оправданы, и если кого-то и можно обвинить в нежелательных результатах, то, бесспорно, Дэвида Семпла. Как вы уже знаете, он заплатил за свою оплошность сполна.
   Каково и было ваше желание, на вашего внука не наложили никакого наказания, поскольку было решено, что в силу своей недальновидности он уже достаточно поплатился. Несмотря на свою клятву в конце рукописи, он больше не проявляет никаких опасных наклонностей в отношении нас; напротив, он рьяно изучает наше Древнее Знание.
   Кроме того, он просит позволения совершить паломничество в Р'льех! Он желает войти в священные двери и спуститься в нижние склепы, к ногам спящего Ктулху. В своих снах он слышал его зов, и мы не можем отказывать ему в этой высочайшей аудиенции.
   Девушка, Сара, плоть от моей плоти, как вам хорошо известно, будет сопровождать его в путешествии. Паломничество займет несколько лет, в течение которых они будут нести слово Ктулху в удаленные поселения, встретившиеся им на пути. Само собой разумеется, что сначала она должна дождаться времени своего нереста. Поскольку вы выражали желание, чтобы Джону Волли-стеру не было причинено никакого вреда, и поскольку, к сожалению, он больше ни на что не годен, этот план кажется разумным. Состояние вашего внука совершенно необратимо, но моя девочка будет там вместе с ним и позаботится о нем, когда он будет не в себе...
   Ваш по знаку Аб-Хитха
   Эфраим Бишоп.