— Нет, сэр. Пожалуй, нет.
— А тот гнедой? Ступал он хоть раз сюда в амбар?
— Нет, насколько я знаю, нет. — В глазах мальчика внезапно появился страх. — Вы… вы не думаете, что это сделал па?
— Нет, Билли, не думаю. Совсем не могу взять в толк, кто это сделал и как. Твой па — хороший человек. Свои проблемы у него есть — у всех они есть, — но такого он не сделает. Мог бы застрелить человека в открытом бою, но не сзади.
Борден поднялся на ноги.
— Вот что, мне необходимо найти ту лошадь. Первое, что я должен, — это найти лошадь и прочесть клеймо. Мне намекнули, что тот убитый принадлежал к очень воинственной команде, и, случись им узнать, что он стал жертвой преступления, они способны прискакать сюда с оружием. При таком обороте многие из твоих лучших друзей могут пострадать, поэтому мне надо разыскать преступника… очень быстро.
— Да, сэр. Думаете, та лошадь была у нас в амбаре?
— Не знаю. Когда ты тут был последний раз? В амбаре, хотел я сказать?
— Не помню. Позавчера, может. Особенно сюда ходить незачем, а я манежил Хайэтовых лошадей. Он мне дает пятьдесят центов в неделю, чтобы я брал их и проезжал, а то они очень прыткие делаются.
— В таком случае, здесь могла побывать лошадь и без твоего ведома?
— Да… могла. Но кто будет ее, не спросясь, сюда ставить?
— Из тех, кого я знаю, никто. Где твой па?
— Дома. Спит.
— Когда проснется, скажи ему, чтобы зашел ко мне в канцелярию. Хочу с ним малость потолковать.
Чантри медленно зашагал обратно к дощатому тротуару, потом вдоль него. Совсем мало упряжек привязано на улице, полдюжины лошадей под седлом. Как это возможно, явиться в такой городишко, погибнуть от руки преступника и потом устроить так, чтобы твоя лошадь исчезла с лица земли?
«Лэнг прав. Зря я тяну время. Лучше бы уехать на ранчо охотиться за индейками. Хоть результат был бы. Видимый и ощутимый».
Дойдя до своего дома, Чантри оседлал аппалузу. Он старался использовать лошадей на смену, чтобы держать всех в форме, и сегодня настала очередь аппалузы. Хотя поездка, скорее всего, будет недолгой.
Отыскал место, где Билли, как он объяснял, подобрал веревку. Ага, вот и следы крупной лошади с прекрасным, длинным шагом.
Битый час ехал по вьющемуся следу среди кустарника, скорее огибая город, нежели удаляясь от него, следуя окольным маршрутом. Неожиданно выехал на дорогу и тихонько выругался.
Конец следу! Полностью затоптали коровы.
Чантри натянул поводья, сдвинул шляпу на затылок и принялся обдумывать события. Еще одно указание, что убийца — если это он сидел на гнедом — знаком с городом и его населением. Ведь знал же, пробираясь к этому месту, что по дороге Дед Питерсон гоняет свое дойное стадо, снабжающее горожан молоком и маслом.
Каждое утро и каждый вечер стадо проходит здесь. Какие тут могут остаться следы!
Однако подобная хитрость немало удивляла Чантри. Кто бы ее ни задумал, он делал ставку на то, что следопыт на этом остановится, или знать не знал, как можно разобраться в следах. Джонни Маккой вряд ли допустил бы такую ошибку.
Борден Чантри попросту покинул дорогу, по которой шел скот, и поехал параллельной, так близко, как позволял густой кустарник. Если только всадник не направляется в домашний загон Питерсона, рано или поздно он должен свернуть. А по другую руку тянутся сараи, загоны для скота, задние дворы, принадлежащие жителям города.
Не торопясь, внимательно разглядывая почву, маршал продирался сквозь заросли или объезжал их, пока не наткнулся на след гнедого, где он свернул с проселка в сторону. Даже оставил на жестких ветвях частого кустарника несколько волосков. Просто, аж скука берет. Чантри пустил своего коня по следу. След нырнул в сухой овраг, ярдов через сто поднялся по другой стороне, прошел сквозь разреженную поросль можжевельника и вверх — на лежащие уступами камни, где всадник старался пускать коня по каменным пластинам.
Он явно не хотел оставлять следов, но Чантри не снижал скорости. Белые царапины, оставленные на камне железными подковами, были достаточно четкими. Раз он потерял след, описал широкий круг и нашел его снова.
Присоединился другой след — отпечатки выглядят знакомо…
Вот они расходятся. Первый след более давний. Оставлен не раньше последнего дождя, но более давний.
И затем лошадь точно вознеслась на волшебном ковре — следы гнедого пропали!
Ни одной отметины, ни следа от копыт… вообще ничего.
Размашистый круг влево… другой вправо… ничего.
Чантри проехал по собственным следам назад, до точки, на которой потерял дорогу. Вот оно, здесь лошадь постояла, подвигалась немного, а потом делась непонятно куда.
Сойдя с седла, он стал у бока своей лошади, разглядывая землю. Прохладный ветер шевелил волосы надо лбом. Чантри откинул их назад и оглянулся в сторону города. До него недалеко, но отсюда не видать.
Пахнет пылью, истертой хвоей. Надо же умудриться втравить себя в такую историю.
Как это ему сказали? Если он начнет подбираться слишком близко, допрыгается, что его пристрелят. И что хуже всего, он и знать не будет, кто может в него стрелять.
Вдруг вспомнился Ким Бака. Вор, за которым он гонялся. С ворами, уводящими лошадей, по крайней мере, знаешь, что почем… И кстати. Что Бака вообще делал в здешних местах? Это не его территория.
Надо бы его спросить. И любопытно, и, возможно, лучше разберешься, как работают преступные мозги.
Чантри снова уставился в землю. Ну, и что тут все-таки произошло? Волшебных летающих ковров в восточном Колорадо в наше время не наблюдается. Чтобы лошади развеивались в воздухе, такого тоже не случалось.
Однако эта конкретная лошадь исчезла. Как?
С этого места она могла лишь уйти. Улететь с нею не могли, унести на руках — тоже. Нет полос, говорящих о том, что след заметали — очень прозрачная уловка, но иногда ее применяют.
Двигаться дальше не имело смысла. Бывает, что можно измучить себя, бегая взад-вперед, когда гораздо выгоднее оставаться на месте и думать. Вот и Чантри остановился и именно тогда сумел увидеть нитку. Нитка, не длиннее дюйма или двух, зацепилась за иголки опунции. От джутового мешка нитка. Что некоторые называют дерюгой. И все стало просто.
Ехавший на лошади слез с нее и обернул копыта мешковиной.
С такими штуками на ногах далеко не уйдешь. Не ушла и эта лошадь.
Через четверть мили Чантри обнаружил участок, где край сухого русла обвалился. Подъезжая на аппалузе поближе, он заметил выскользнувшего из впадины койота.
Куча камней и земли осыпалась с края обрыва, футах в десяти кверху. Обрушилась сама или же кто-то подкопал.
Оставив лошадь, Чантри спустился по осыпи, забивая в грунт каблуки. Раскачал большой камень, откатил в сторону, поскреб глину. Под ней появился кусок гнедой шкуры. На все ушел почти час. Куча упрямо осыпалась, но ему наконец удалось добраться до лошадиного бока и затем очистить его, чтобы посмотреть на клеймо.
Которого там не было.
Аккуратно вырезанный круг дюймов восьми-девяти в поперечнике, кожа внутри снята.
С исчезнувшим клеймом исчезла и всякая возможность установить принадлежность коня — и личность владельца.
Борден Чантри чертыхнулся. Негромко и зло. Начал подниматься, ногу свело судорогой, и он покачнулся. Только это его спасло.
Его стегнуло воздухом от пролетевшей мимо пули!
Глава 4
Глава 5
— А тот гнедой? Ступал он хоть раз сюда в амбар?
— Нет, насколько я знаю, нет. — В глазах мальчика внезапно появился страх. — Вы… вы не думаете, что это сделал па?
— Нет, Билли, не думаю. Совсем не могу взять в толк, кто это сделал и как. Твой па — хороший человек. Свои проблемы у него есть — у всех они есть, — но такого он не сделает. Мог бы застрелить человека в открытом бою, но не сзади.
Борден поднялся на ноги.
— Вот что, мне необходимо найти ту лошадь. Первое, что я должен, — это найти лошадь и прочесть клеймо. Мне намекнули, что тот убитый принадлежал к очень воинственной команде, и, случись им узнать, что он стал жертвой преступления, они способны прискакать сюда с оружием. При таком обороте многие из твоих лучших друзей могут пострадать, поэтому мне надо разыскать преступника… очень быстро.
— Да, сэр. Думаете, та лошадь была у нас в амбаре?
— Не знаю. Когда ты тут был последний раз? В амбаре, хотел я сказать?
— Не помню. Позавчера, может. Особенно сюда ходить незачем, а я манежил Хайэтовых лошадей. Он мне дает пятьдесят центов в неделю, чтобы я брал их и проезжал, а то они очень прыткие делаются.
— В таком случае, здесь могла побывать лошадь и без твоего ведома?
— Да… могла. Но кто будет ее, не спросясь, сюда ставить?
— Из тех, кого я знаю, никто. Где твой па?
— Дома. Спит.
— Когда проснется, скажи ему, чтобы зашел ко мне в канцелярию. Хочу с ним малость потолковать.
Чантри медленно зашагал обратно к дощатому тротуару, потом вдоль него. Совсем мало упряжек привязано на улице, полдюжины лошадей под седлом. Как это возможно, явиться в такой городишко, погибнуть от руки преступника и потом устроить так, чтобы твоя лошадь исчезла с лица земли?
«Лэнг прав. Зря я тяну время. Лучше бы уехать на ранчо охотиться за индейками. Хоть результат был бы. Видимый и ощутимый».
Дойдя до своего дома, Чантри оседлал аппалузу. Он старался использовать лошадей на смену, чтобы держать всех в форме, и сегодня настала очередь аппалузы. Хотя поездка, скорее всего, будет недолгой.
Отыскал место, где Билли, как он объяснял, подобрал веревку. Ага, вот и следы крупной лошади с прекрасным, длинным шагом.
Битый час ехал по вьющемуся следу среди кустарника, скорее огибая город, нежели удаляясь от него, следуя окольным маршрутом. Неожиданно выехал на дорогу и тихонько выругался.
Конец следу! Полностью затоптали коровы.
Чантри натянул поводья, сдвинул шляпу на затылок и принялся обдумывать события. Еще одно указание, что убийца — если это он сидел на гнедом — знаком с городом и его населением. Ведь знал же, пробираясь к этому месту, что по дороге Дед Питерсон гоняет свое дойное стадо, снабжающее горожан молоком и маслом.
Каждое утро и каждый вечер стадо проходит здесь. Какие тут могут остаться следы!
Однако подобная хитрость немало удивляла Чантри. Кто бы ее ни задумал, он делал ставку на то, что следопыт на этом остановится, или знать не знал, как можно разобраться в следах. Джонни Маккой вряд ли допустил бы такую ошибку.
Борден Чантри попросту покинул дорогу, по которой шел скот, и поехал параллельной, так близко, как позволял густой кустарник. Если только всадник не направляется в домашний загон Питерсона, рано или поздно он должен свернуть. А по другую руку тянутся сараи, загоны для скота, задние дворы, принадлежащие жителям города.
Не торопясь, внимательно разглядывая почву, маршал продирался сквозь заросли или объезжал их, пока не наткнулся на след гнедого, где он свернул с проселка в сторону. Даже оставил на жестких ветвях частого кустарника несколько волосков. Просто, аж скука берет. Чантри пустил своего коня по следу. След нырнул в сухой овраг, ярдов через сто поднялся по другой стороне, прошел сквозь разреженную поросль можжевельника и вверх — на лежащие уступами камни, где всадник старался пускать коня по каменным пластинам.
Он явно не хотел оставлять следов, но Чантри не снижал скорости. Белые царапины, оставленные на камне железными подковами, были достаточно четкими. Раз он потерял след, описал широкий круг и нашел его снова.
Присоединился другой след — отпечатки выглядят знакомо…
Вот они расходятся. Первый след более давний. Оставлен не раньше последнего дождя, но более давний.
И затем лошадь точно вознеслась на волшебном ковре — следы гнедого пропали!
Ни одной отметины, ни следа от копыт… вообще ничего.
Размашистый круг влево… другой вправо… ничего.
Чантри проехал по собственным следам назад, до точки, на которой потерял дорогу. Вот оно, здесь лошадь постояла, подвигалась немного, а потом делась непонятно куда.
Сойдя с седла, он стал у бока своей лошади, разглядывая землю. Прохладный ветер шевелил волосы надо лбом. Чантри откинул их назад и оглянулся в сторону города. До него недалеко, но отсюда не видать.
Пахнет пылью, истертой хвоей. Надо же умудриться втравить себя в такую историю.
Как это ему сказали? Если он начнет подбираться слишком близко, допрыгается, что его пристрелят. И что хуже всего, он и знать не будет, кто может в него стрелять.
Вдруг вспомнился Ким Бака. Вор, за которым он гонялся. С ворами, уводящими лошадей, по крайней мере, знаешь, что почем… И кстати. Что Бака вообще делал в здешних местах? Это не его территория.
Надо бы его спросить. И любопытно, и, возможно, лучше разберешься, как работают преступные мозги.
Чантри снова уставился в землю. Ну, и что тут все-таки произошло? Волшебных летающих ковров в восточном Колорадо в наше время не наблюдается. Чтобы лошади развеивались в воздухе, такого тоже не случалось.
Однако эта конкретная лошадь исчезла. Как?
С этого места она могла лишь уйти. Улететь с нею не могли, унести на руках — тоже. Нет полос, говорящих о том, что след заметали — очень прозрачная уловка, но иногда ее применяют.
Двигаться дальше не имело смысла. Бывает, что можно измучить себя, бегая взад-вперед, когда гораздо выгоднее оставаться на месте и думать. Вот и Чантри остановился и именно тогда сумел увидеть нитку. Нитка, не длиннее дюйма или двух, зацепилась за иголки опунции. От джутового мешка нитка. Что некоторые называют дерюгой. И все стало просто.
Ехавший на лошади слез с нее и обернул копыта мешковиной.
С такими штуками на ногах далеко не уйдешь. Не ушла и эта лошадь.
Через четверть мили Чантри обнаружил участок, где край сухого русла обвалился. Подъезжая на аппалузе поближе, он заметил выскользнувшего из впадины койота.
Куча камней и земли осыпалась с края обрыва, футах в десяти кверху. Обрушилась сама или же кто-то подкопал.
Оставив лошадь, Чантри спустился по осыпи, забивая в грунт каблуки. Раскачал большой камень, откатил в сторону, поскреб глину. Под ней появился кусок гнедой шкуры. На все ушел почти час. Куча упрямо осыпалась, но ему наконец удалось добраться до лошадиного бока и затем очистить его, чтобы посмотреть на клеймо.
Которого там не было.
Аккуратно вырезанный круг дюймов восьми-девяти в поперечнике, кожа внутри снята.
С исчезнувшим клеймом исчезла и всякая возможность установить принадлежность коня — и личность владельца.
Борден Чантри чертыхнулся. Негромко и зло. Начал подниматься, ногу свело судорогой, и он покачнулся. Только это его спасло.
Его стегнуло воздухом от пролетевшей мимо пули!
Глава 4
Борден Чантри был человек тихий, относился к окружающему миру без особой требовательности, но легкомыслием тоже не отличался. Вся его жизнь до сих пор проходила в тяжелой работе, и он не ожидал, что ему что-либо достанется даром. Отлично умея обращаться и с винтовкой, и с револьвером, он никогда не чувствовал необходимости кому-то это доказывать, и немногие драки на его счету решились кулаками. Его чувство юмора не бросалось в глаза, но отметило уголки его глаз морщинками смеха. Правда, сейчас ему было не до веселья.
Слишком близко прошла эта пуля. Кто бы ни стрелял, шутить он не собирался.
Отреагировал Чантри инстинктивно, но правильно. Бросился на землю и откатился к противоположному краю оврага.
Его лошадь находилась на другой стороне, примерно в тридцати ярдах, и пробираться к ней, когда снайпер только сидит и ждет, что он это сделает, Чантри не собирался.
Прижимаясь к обрыву, он быстро добрался до места, где этот самый обрыв резко поворачивал к западу — откуда стрелял незадачливый убийца.
С винтовкой, готовой к выстрелу с бедра, он обогнул поворот и, увидев перед собой безлюдное продолжение оврага, забрался наверх по рытвине, с которой когда-то стекала вода, сливаясь с основным потоком. Лежа там, прислушался.
Ничего.
Собирая отбившийся скот, он много раз объезжал эти места и знал, что в дюжине ярдов отсюда имеется скопление валунов и кустарника, откуда можно с большим удобством наблюдать за окрестностями. Но там мог подстерегать снайпер.
Чантри взвесил все за и против. В обычное время он отличался осторожностью, теперь же возмущение вызывало желание напасть самому, да и неприятно было, не шевелясь, гадать, когда раздастся еще один выстрел. Он был охотником по природе, а сейчас как раз за охоту ему и платили. Так что он бегом выскочил из рытвины и кинулся к скоплению валунов. Где-то слева рявкнула винтовка, но опоздала: пуля пролетела далеко позади, и в следующую секунду Чантри был уже среди камней и готовился выстрелить сам.
Тут послышался топот лошадиных копыт, и преследуемый расслабился. Вне сомнения, неизвестный стрелок уносит ноги, и пусть его. Но Борден Чантри не тронулся с места. Пригнулся в удобном месте, откуда мог видеть все, что происходит вокруг, включая и то, чем занимается его лошадь.
Он ждал так долгие полчаса, затем выпрямился и неторопливо зашагал в том направлении, откуда летели пули. В воздухе стоял холод… дождик собирается.
Полчаса шатаний вокруг да около ничего не дали. Однако лошадь снайпера должна была быть где-то привязана. Чантри пришлось отказаться от розысков, и он пересек овраг, чтобы добраться до собственной лошади. Сев верхом, вернулся обратно и принялся искать дальше.
Не посчастливилось. Может, что получится, если потратить больше времени.
Он повернул коня к дому. Доехав, расседлал его и пустил в загон.
Ким Бака представлял собой тонкого, но жилистого парня, наполовину ирландца, а испанца и апача на две четверти. Он был не старше двадцати двух, но успел уже приобрести известность в четырех штатах, на двух территориях и в Мексике. У него было худое насупленное лицо, причудливое чувство юмора и репутация стрелка, не знающего промахов. Но в заварушках, где открывали огонь, он не участвовал ни разу.
Борден Чантри прихватил ключи и прошел вглубь тюремного помещения. Через плечо крикнул:
— Большой Индеец? Принеси нам кофейник и пару чашек.
Отпер замок и ступил в камеру, оставив дверь открытой настежь.
Ким Бака со слабой улыбкой поднял на него глаза.
— Не боишься, что я удеру?
Чантри блеснул зубами в; ответ и приподнял плечи.
— Валяй. Если чувствуешь удачу.
Бака засмеялся.
— Это не для меня. Расклад не в мою пользу. И потом я пару раз видел, как ты дерешься. Не подарок.
— Благодарю. — Маршал откинулся на стуле, подперев стенку. — Ким, скажи мне, Бога ради, что тебя дернуло свалять такого дурака — стырить лошадей у Джонсона? Эту пару буквально вся округа знает.
— Откуда бы мне об этом знать? И вообще, я тогда рвал и метал. Кто-то перехватил лошадь, которую я себе наметил.
Озарение? Или он сообразил это раньше? Чантри взглянул на него в упор.
— Крупный гнедой? Три белых чулка?
Бака уставился на гостя, потом вытащил зубочистку, которую жевал, и бросил на пол.
— Хочешь сказать, что держал меня на мушке? Даже знал, за какой лошадью я охочусь?
— Конек знатный. — Чантри не ответил Киму ни да, ни нет. — Я тебя понимаю.
Бака сел.
— Маршал, ты даже понятия не имеешь, что это за конь! Шаг быстрый! Послушный, словно младенец, а идти может весь день и всю ночь! Я влюбился в эту лошадь, говорю тебе! Серьезно! Никогда до такой степени ничего не хотел — за всю мою жизнь!
— Кому он принадлежал, знаешь?
— Черт возьми, нет! Высмотрел его на перевале Ратон. Вижу, приближается верховой, навожу бинокль, думал, это, может, закон за мной гоняется. Чтобы лошадь шла, как эта, сто лет гляди — не увидишь! Я так прямо и сказал себе: «Ким, навостри уши. Эта лошадь — для тебя». Ну, и потянулся следом.
Настороже приходилось быть, потому что ездок, кто он там, был дошлый. Я и несколько миль за ним не проехал, а он уже об этом знал. И как-то сумел улизнуть у меня прямо из-под носа. Так его и не разыскал, пока не въехал в Тринидад. Смотрю, лошадь стоит привязанная.
— Клеймо какое, помнишь? — Чантри спросил так, буд-то не придавал ответу большого значения, но мысленно замер в ожидании.
Как будто Бака замешкался, прежде чем отозваться? Или нет?
— Не могу сказать, чтобы помнил.
— Больше его не видел?
— Нет. — Опять ответил не сразу? — Слышал, как он спрашивает об этом городе, и решил его опередить. Притрухал сюда и жду, пока он доберется… А он и носу не показал.
— Значит, ты больше его не встречал.
— Маршал, — Ким Бака произнес эти слова медленно, — у меня насчет лошадей пунктик. В суде я ничего этого не признаю, и, если ты на меня сошлешься, я скажу — ничего подобного. Но ни одной лошади я не украл, чтобы потом продать. Я их для себя хотел. Кроме той джонсоновской пары. У меня и в мыслях не было их уводить, я просто сошел с ума от злости, вот и взял их. Хотел отыграться, что не добыл гнедого.
Борден налил в чашку Кима, потом в свою. Он представлял себе, что творится в голове у парня. Известный вор пойман с поличным — в другом месте его повесили бы без долгих разговоров, однако Чантри арестовал его, привез сюда и держит в заключении.
Произошло наказуемое убийство. Лошадь убитого пропала. Где найдешь более подозрительного человека, чем Ким Бака? Есть ли более простой путь закрыть уголовное дело?
— Бака, — неспешно проговорил Чантри. — Ты много работал со скотом в свое время. Считался ковбоем первой руки. А теперь сел в лужу. Тебя могут засадить за колючую проволоку, и тебе это понравится не больше, чем понравилось бы мне. Когда я тебя там застукал, я бы мог тебя пристрелить, и все остались бы довольны. Никто и не подумал бы спросить, как такое получилось. Я этого не сделал. Не затеял драки, просто забрал тебя.
— Ловко повел дело, надо признать. А я рано успокоился, черт бы его побрал.
— Ну ладно, что было, то было. Главное, ты понял, что я играю в открытую, если есть у меня такая возможность. И не откажусь дать тебе поблажку в обмен на откровенность. Ты знаешь намного больше, чем рассказал. Выложишь все, и я попробую отговорить Джонсона от подачи жалобы.
Ким уперся взглядом в свою чашку кофе, и Чантри почувствовал, что буквально читает его мысли. Вот сейчас Бака старается дойти умом, насколько ему, Чантри, можно доверять.
— Ну хорошо… Ты действовал честно. Проблема в том, что я сам знаю не много. Только то, что гнедого сперли раньше, чем я до него добрался. Увели прямо из-под носа.
— Видел это?
— Нет, нету.
— Кто, знаешь?
Снова эта пауза.
— Нет… нет, не знаю. — Ким поставил чашку. — Слушай, маршал. Стою это я на улице, жду лошадь и верхового. Так и не дождался. Потом смотрю, всадник пешком идет. Где лошадь в таком разе? Надо подумать. Откуда он приехал, я знал, стало быть, могу допереть, куда он мог поставить коня. Решил, что в одно из двух мест. Или та конюшня с загоном и халупой на две комнаты к востоку, на въезде, или у Мэри Энн Хейли.
Халупа у въезда на востоке — это будет владение Джонни Маккоя… но Мэри Энн при чем?
Чантри задал вопрос, и Бака в ответ пожал плечами.
— Он пошел туда, тот наездник. С утра они не принимают гостей, а его сразу впустили. Ну я решил, что они его знают, раз принимают с распростертыми объятьями и проверил конюшню. Никаких лошадей, одни упряжные к их повозке. Иду тогда во второе место. Точно, гнедой тут. Только слышу я, внутри шевелятся, ну я и убрался подальше.
— И потом?
— Потом я пришел обратно, ночью, совсем поздно, и видел: какой-то тип уехал на гнедом, потихоньку так, потихоньку. Я знаю, как выглядят воры. Этот был вор.
— Узнаешь его, если встретишь?
— Н-нет. Не думаю. Он так сгорбился в седле, что и рост не определишь.
Борден Чантри открыл дверь камеры, шагнул наружу и закрыл дверь за собой.
— Не торопись с кофе, Бака, и пошевели мозгами. Ты умеешь читать следы. Помоги мне, и я помогу тебе.
Он вышел на улицу и встал там, надвинув шляпу на глаза, чтобы защитить их от яркого солнца. По дороге медленно ехал фургон, пес Джонсона лениво поднялся и потащился прочь, уступая место.
«Подытожим. Итак, что я узнал? Что Мэри Энн Хейли встречалась с убитым. Приняла его — или кто-то еще принял — как друга».
Чантри покачал головой. Это никак не вяжется с тем, что уже известно, или с тем, что можно предположить о жертве. Какое у него могло быть дело к женщине вроде Мэри Энн? К тому же рано утром, когда принимать посетителей у них не в обычае?
Попробовал собрать все вместе — не выходит.
— Аховый из тебя сыщик, Борден, — сказал он себе.
В город приехал чужой человек с полным кошельком денег, по всей вероятности, золото. На следующее утро он уже был мертв. Вследствие убийства. Его лошадь вывели из города и тоже убили. Клеймо срезали.
Две вещи Чантри знал определенно. Внутренне он был уверен: преступник — местный, и не хотел, чтобы убитого им человека опознали.
Из чего следует: самое важное — это клеймо.
Он повернулся было, чтобы идти, и столкнулся с Фрэнком Харли. Тот хотел отвернуться, но Чантри вовремя его заметил.
— Фрэнк!
Фрэнк неохотно остановился. Худой, лицо хранит непреклонное выражение. А сейчас его украшал еще сильно заплывший глаз, рассеченная губа и распухшее ухо.
— Ты выглядишь так, будто попал в циркулярную пилу, — прокомментировал Чантри. — Или запутался в чьих-то кулаках.
— Если у тебя ко мне дело, говори. Или я пошел.
Чантри улыбнулся.
— Фрэнк, один шаг до того, как я тебя спрошу кое о чем, и загремишь в камеру за праздное шатание. А теперь исповедуйся. Кто подбил тебе глаз?
— Не твое дело!
— Где Боксер?
— Дома, полагаю. У него свои заботы, у меня — свои.
— Давай рассказывай, Фрэнк. Если хорошо получится, я, может, не стану тебя арестовывать за убийство.
Кожа на лице Фрэнка Харли натянулась. Быстрый взгляд влево-вправо.
— Погоди, маршал, такие разговоры могут ведь и на виселицу завести. Я ничего такого не делал, чтобы меня сажать за убийство. Ничего, слышал?
— У мертвого ободраны костяшки. Тебя кто-то бил, с первого взгляда ясно. На этом можно выстроить обвинение, Фрэнк.
— Ничего я не сделал. Отцепись от меня, слышишь? Тайм говорит…
— Можешь передать Тайму от моего имени, что или вы, парни, говорите мне все, что знаете, или я отправляю всю вашу троицу в кутузку. Она по вам давно плачет. Убитый заходил в заведение Тайма, налицо доказательства, что он дрался, ты тоже. А я всю неделю не слышал о драках. Подумай на эти темы, Фрэнк. Потом, когда будешь в разговорчивом настроении, приходи.
И отправился домой обедать.
За столом поведал жене свои заботы, перебирая детали — столько же для себя, сколько и для нее.
— Надо поговорить с Мэри Энн, — заключил.
Бесс напряглась.
— Это так необходимо, Борден? Действительно? Что этой женщине может быть известно? Конечно, он туда ходил, но разве не ясно зачем?
— Не в это время суток.
За обедом Чантри просидел долго, глядя на залитую солнцем улицу. Куда проще было на пастбищах. Собирай коров, ставь клейма, давай лекарство от мушиных личинок. Поймать конокрада, отправить за решетку пьяного, разоружить кого-нибудь — все это он еще мог. Но распутать серьезное дело? Он покачал головой.
Он не сказал Бесс только об одном. О том выстреле в него. Какой толк ее волновать. Его работа ей не нравится, как ни погляди, но что бы они делали без нее? С деньгами туго… Что сталось с деньгами чужака?
Разговор с Фрэнком Харли — переливание из пустого в порожнее. Чантри неплохо представлял себе, что произошло тогда ночью, и, хотя доказать он ничего не мог, но мог написать рапорт, используя свое знание ситуации.
— Я бы деньги поставил, — говорил он Бесс, — что Фрэнк с Боксером шли за ним, пока не добрались до какой-нибудь темной улочки, и там напали. Да только чужак знал, как защищаться, и накостылял обоим. Крепко накостылял.
— Что я хотел бы знать, это куда он шел и откуда. Думаю, Тайм заставит их это выложить. Он не вчера родился.
Человек, которому не жаль застрелить такую лошадь, сам не стоит пули. Почему же он ее застрелил? Почему не выпустил, чтобы отправлялась домой?..
…Чтобы она пришла домой и, возможно, надоумила кого-нибудь пойти по ее следу поглядеть, что такое стряслось с ее всадником. Поэтому, не иначе. Убийца не хотел, чтобы крутые парни, о которых упоминал Рирдон, явились в город. Вот он и прикончил лошадь, срезал клеймо, чтобы не определили хозяина, и навалил сверху земли, надеясь, что труп животного никогда не найдут.
Если бы с убитым поступили так же, как поступали со всеми, погибшими в пьяных драках, — как и замышлял преступник — никакого ключа к происшедшему бы не осталось.
Подхватив шляпу, Чантри направился к двери.
— Я приду к ужину, Бесс. Если понадоблюсь, я на улице;
— Или в доме у этой Хейли.
— Это входит в мои обязанности. Когда принимаешься насаждать законность, нечего ожидать, что будешь вращаться в избранном обществе. Впрочем, по тому, что говорят, она не такая плохая женщина. Может быть, она не то, что называют хорошей, но и не плохая.
Он быстро вышел, до того, как Бесс успела ответить, и не спеша зашагал по улице. Остановился на углу и погрузился в размышления. Мимо проходили люди, кивали ему, заговаривали, и Чантри знал, как он выглядит в их глазах. Воплощение закона. Сильный, неуязвимый, могущественный. Если бы они только знали!
Он грустно улыбнулся, ничему в особенности.
Что же у него теперь есть? Боксер и Фрэнк — в числе подозреваемых, определенно. Без сомнений, померились силами с жертвой, могли потом довести дело до конца.
Джонни Маккой — пьяница, не всегда способен отвечать за свои поступки. Держал в конюшне лошадь убитого и знал, что тот носит при себе золото.
Тайм Рирдон… не признает ни закона, ни милосердия. Он тоже знал о золоте незнакомца. И он часто выезжал верхом под вечер или в сумерках… куда? С какой целью?
Вспомнилась старая миссис Ригинз. Джорджу, когда он был маршалом, тоже попалось умышленное убийство; может быть, она знает, как он с ним разбирался? Ему, Бордену Чантри, пригодится любая помощь, какую бы ни предложили. Значит, он пойдет ее навестить. И пойдет навестить Мэри Энн.
Как ни странно, при этой мысли он почувствовал себя не в своей тарелке. По сути застенчивый любитель одиночества, он почти не имел знакомых женщин. Когда он был еще мальчиком, была одна, в Ливенуорте… потом другая, в Сидэйлии, он пригнал туда сколько-то скота. А потом встретил Бесс и после того не думал серьезно ни об одной другой девушке. Разговаривал с Мэри Энн на улице пару раз, однажды, у нее на кухне, но, в общем, маршал избегал этих девушек, а поскольку он носил значок полицейского, они избегали его.
Вспомнил еще кое-что и нахмурился. Об убитом говорили, что он не раз пересекал улицу. Куда ходил? Ресторан, салун Рирдона… Джордж Блэйзер его видел… а банк? Туда он не ходил?
Не заходил ли он к Хайэту Джонсону?
Слишком близко прошла эта пуля. Кто бы ни стрелял, шутить он не собирался.
Отреагировал Чантри инстинктивно, но правильно. Бросился на землю и откатился к противоположному краю оврага.
Его лошадь находилась на другой стороне, примерно в тридцати ярдах, и пробираться к ней, когда снайпер только сидит и ждет, что он это сделает, Чантри не собирался.
Прижимаясь к обрыву, он быстро добрался до места, где этот самый обрыв резко поворачивал к западу — откуда стрелял незадачливый убийца.
С винтовкой, готовой к выстрелу с бедра, он обогнул поворот и, увидев перед собой безлюдное продолжение оврага, забрался наверх по рытвине, с которой когда-то стекала вода, сливаясь с основным потоком. Лежа там, прислушался.
Ничего.
Собирая отбившийся скот, он много раз объезжал эти места и знал, что в дюжине ярдов отсюда имеется скопление валунов и кустарника, откуда можно с большим удобством наблюдать за окрестностями. Но там мог подстерегать снайпер.
Чантри взвесил все за и против. В обычное время он отличался осторожностью, теперь же возмущение вызывало желание напасть самому, да и неприятно было, не шевелясь, гадать, когда раздастся еще один выстрел. Он был охотником по природе, а сейчас как раз за охоту ему и платили. Так что он бегом выскочил из рытвины и кинулся к скоплению валунов. Где-то слева рявкнула винтовка, но опоздала: пуля пролетела далеко позади, и в следующую секунду Чантри был уже среди камней и готовился выстрелить сам.
Тут послышался топот лошадиных копыт, и преследуемый расслабился. Вне сомнения, неизвестный стрелок уносит ноги, и пусть его. Но Борден Чантри не тронулся с места. Пригнулся в удобном месте, откуда мог видеть все, что происходит вокруг, включая и то, чем занимается его лошадь.
Он ждал так долгие полчаса, затем выпрямился и неторопливо зашагал в том направлении, откуда летели пули. В воздухе стоял холод… дождик собирается.
Полчаса шатаний вокруг да около ничего не дали. Однако лошадь снайпера должна была быть где-то привязана. Чантри пришлось отказаться от розысков, и он пересек овраг, чтобы добраться до собственной лошади. Сев верхом, вернулся обратно и принялся искать дальше.
Не посчастливилось. Может, что получится, если потратить больше времени.
Он повернул коня к дому. Доехав, расседлал его и пустил в загон.
Ким Бака представлял собой тонкого, но жилистого парня, наполовину ирландца, а испанца и апача на две четверти. Он был не старше двадцати двух, но успел уже приобрести известность в четырех штатах, на двух территориях и в Мексике. У него было худое насупленное лицо, причудливое чувство юмора и репутация стрелка, не знающего промахов. Но в заварушках, где открывали огонь, он не участвовал ни разу.
Борден Чантри прихватил ключи и прошел вглубь тюремного помещения. Через плечо крикнул:
— Большой Индеец? Принеси нам кофейник и пару чашек.
Отпер замок и ступил в камеру, оставив дверь открытой настежь.
Ким Бака со слабой улыбкой поднял на него глаза.
— Не боишься, что я удеру?
Чантри блеснул зубами в; ответ и приподнял плечи.
— Валяй. Если чувствуешь удачу.
Бака засмеялся.
— Это не для меня. Расклад не в мою пользу. И потом я пару раз видел, как ты дерешься. Не подарок.
— Благодарю. — Маршал откинулся на стуле, подперев стенку. — Ким, скажи мне, Бога ради, что тебя дернуло свалять такого дурака — стырить лошадей у Джонсона? Эту пару буквально вся округа знает.
— Откуда бы мне об этом знать? И вообще, я тогда рвал и метал. Кто-то перехватил лошадь, которую я себе наметил.
Озарение? Или он сообразил это раньше? Чантри взглянул на него в упор.
— Крупный гнедой? Три белых чулка?
Бака уставился на гостя, потом вытащил зубочистку, которую жевал, и бросил на пол.
— Хочешь сказать, что держал меня на мушке? Даже знал, за какой лошадью я охочусь?
— Конек знатный. — Чантри не ответил Киму ни да, ни нет. — Я тебя понимаю.
Бака сел.
— Маршал, ты даже понятия не имеешь, что это за конь! Шаг быстрый! Послушный, словно младенец, а идти может весь день и всю ночь! Я влюбился в эту лошадь, говорю тебе! Серьезно! Никогда до такой степени ничего не хотел — за всю мою жизнь!
— Кому он принадлежал, знаешь?
— Черт возьми, нет! Высмотрел его на перевале Ратон. Вижу, приближается верховой, навожу бинокль, думал, это, может, закон за мной гоняется. Чтобы лошадь шла, как эта, сто лет гляди — не увидишь! Я так прямо и сказал себе: «Ким, навостри уши. Эта лошадь — для тебя». Ну, и потянулся следом.
Настороже приходилось быть, потому что ездок, кто он там, был дошлый. Я и несколько миль за ним не проехал, а он уже об этом знал. И как-то сумел улизнуть у меня прямо из-под носа. Так его и не разыскал, пока не въехал в Тринидад. Смотрю, лошадь стоит привязанная.
— Клеймо какое, помнишь? — Чантри спросил так, буд-то не придавал ответу большого значения, но мысленно замер в ожидании.
Как будто Бака замешкался, прежде чем отозваться? Или нет?
— Не могу сказать, чтобы помнил.
— Больше его не видел?
— Нет. — Опять ответил не сразу? — Слышал, как он спрашивает об этом городе, и решил его опередить. Притрухал сюда и жду, пока он доберется… А он и носу не показал.
— Значит, ты больше его не встречал.
— Маршал, — Ким Бака произнес эти слова медленно, — у меня насчет лошадей пунктик. В суде я ничего этого не признаю, и, если ты на меня сошлешься, я скажу — ничего подобного. Но ни одной лошади я не украл, чтобы потом продать. Я их для себя хотел. Кроме той джонсоновской пары. У меня и в мыслях не было их уводить, я просто сошел с ума от злости, вот и взял их. Хотел отыграться, что не добыл гнедого.
Борден налил в чашку Кима, потом в свою. Он представлял себе, что творится в голове у парня. Известный вор пойман с поличным — в другом месте его повесили бы без долгих разговоров, однако Чантри арестовал его, привез сюда и держит в заключении.
Произошло наказуемое убийство. Лошадь убитого пропала. Где найдешь более подозрительного человека, чем Ким Бака? Есть ли более простой путь закрыть уголовное дело?
— Бака, — неспешно проговорил Чантри. — Ты много работал со скотом в свое время. Считался ковбоем первой руки. А теперь сел в лужу. Тебя могут засадить за колючую проволоку, и тебе это понравится не больше, чем понравилось бы мне. Когда я тебя там застукал, я бы мог тебя пристрелить, и все остались бы довольны. Никто и не подумал бы спросить, как такое получилось. Я этого не сделал. Не затеял драки, просто забрал тебя.
— Ловко повел дело, надо признать. А я рано успокоился, черт бы его побрал.
— Ну ладно, что было, то было. Главное, ты понял, что я играю в открытую, если есть у меня такая возможность. И не откажусь дать тебе поблажку в обмен на откровенность. Ты знаешь намного больше, чем рассказал. Выложишь все, и я попробую отговорить Джонсона от подачи жалобы.
Ким уперся взглядом в свою чашку кофе, и Чантри почувствовал, что буквально читает его мысли. Вот сейчас Бака старается дойти умом, насколько ему, Чантри, можно доверять.
— Ну хорошо… Ты действовал честно. Проблема в том, что я сам знаю не много. Только то, что гнедого сперли раньше, чем я до него добрался. Увели прямо из-под носа.
— Видел это?
— Нет, нету.
— Кто, знаешь?
Снова эта пауза.
— Нет… нет, не знаю. — Ким поставил чашку. — Слушай, маршал. Стою это я на улице, жду лошадь и верхового. Так и не дождался. Потом смотрю, всадник пешком идет. Где лошадь в таком разе? Надо подумать. Откуда он приехал, я знал, стало быть, могу допереть, куда он мог поставить коня. Решил, что в одно из двух мест. Или та конюшня с загоном и халупой на две комнаты к востоку, на въезде, или у Мэри Энн Хейли.
Халупа у въезда на востоке — это будет владение Джонни Маккоя… но Мэри Энн при чем?
Чантри задал вопрос, и Бака в ответ пожал плечами.
— Он пошел туда, тот наездник. С утра они не принимают гостей, а его сразу впустили. Ну я решил, что они его знают, раз принимают с распростертыми объятьями и проверил конюшню. Никаких лошадей, одни упряжные к их повозке. Иду тогда во второе место. Точно, гнедой тут. Только слышу я, внутри шевелятся, ну я и убрался подальше.
— И потом?
— Потом я пришел обратно, ночью, совсем поздно, и видел: какой-то тип уехал на гнедом, потихоньку так, потихоньку. Я знаю, как выглядят воры. Этот был вор.
— Узнаешь его, если встретишь?
— Н-нет. Не думаю. Он так сгорбился в седле, что и рост не определишь.
Борден Чантри открыл дверь камеры, шагнул наружу и закрыл дверь за собой.
— Не торопись с кофе, Бака, и пошевели мозгами. Ты умеешь читать следы. Помоги мне, и я помогу тебе.
Он вышел на улицу и встал там, надвинув шляпу на глаза, чтобы защитить их от яркого солнца. По дороге медленно ехал фургон, пес Джонсона лениво поднялся и потащился прочь, уступая место.
«Подытожим. Итак, что я узнал? Что Мэри Энн Хейли встречалась с убитым. Приняла его — или кто-то еще принял — как друга».
Чантри покачал головой. Это никак не вяжется с тем, что уже известно, или с тем, что можно предположить о жертве. Какое у него могло быть дело к женщине вроде Мэри Энн? К тому же рано утром, когда принимать посетителей у них не в обычае?
Попробовал собрать все вместе — не выходит.
— Аховый из тебя сыщик, Борден, — сказал он себе.
В город приехал чужой человек с полным кошельком денег, по всей вероятности, золото. На следующее утро он уже был мертв. Вследствие убийства. Его лошадь вывели из города и тоже убили. Клеймо срезали.
Две вещи Чантри знал определенно. Внутренне он был уверен: преступник — местный, и не хотел, чтобы убитого им человека опознали.
Из чего следует: самое важное — это клеймо.
Он повернулся было, чтобы идти, и столкнулся с Фрэнком Харли. Тот хотел отвернуться, но Чантри вовремя его заметил.
— Фрэнк!
Фрэнк неохотно остановился. Худой, лицо хранит непреклонное выражение. А сейчас его украшал еще сильно заплывший глаз, рассеченная губа и распухшее ухо.
— Ты выглядишь так, будто попал в циркулярную пилу, — прокомментировал Чантри. — Или запутался в чьих-то кулаках.
— Если у тебя ко мне дело, говори. Или я пошел.
Чантри улыбнулся.
— Фрэнк, один шаг до того, как я тебя спрошу кое о чем, и загремишь в камеру за праздное шатание. А теперь исповедуйся. Кто подбил тебе глаз?
— Не твое дело!
— Где Боксер?
— Дома, полагаю. У него свои заботы, у меня — свои.
— Давай рассказывай, Фрэнк. Если хорошо получится, я, может, не стану тебя арестовывать за убийство.
Кожа на лице Фрэнка Харли натянулась. Быстрый взгляд влево-вправо.
— Погоди, маршал, такие разговоры могут ведь и на виселицу завести. Я ничего такого не делал, чтобы меня сажать за убийство. Ничего, слышал?
— У мертвого ободраны костяшки. Тебя кто-то бил, с первого взгляда ясно. На этом можно выстроить обвинение, Фрэнк.
— Ничего я не сделал. Отцепись от меня, слышишь? Тайм говорит…
— Можешь передать Тайму от моего имени, что или вы, парни, говорите мне все, что знаете, или я отправляю всю вашу троицу в кутузку. Она по вам давно плачет. Убитый заходил в заведение Тайма, налицо доказательства, что он дрался, ты тоже. А я всю неделю не слышал о драках. Подумай на эти темы, Фрэнк. Потом, когда будешь в разговорчивом настроении, приходи.
И отправился домой обедать.
За столом поведал жене свои заботы, перебирая детали — столько же для себя, сколько и для нее.
— Надо поговорить с Мэри Энн, — заключил.
Бесс напряглась.
— Это так необходимо, Борден? Действительно? Что этой женщине может быть известно? Конечно, он туда ходил, но разве не ясно зачем?
— Не в это время суток.
За обедом Чантри просидел долго, глядя на залитую солнцем улицу. Куда проще было на пастбищах. Собирай коров, ставь клейма, давай лекарство от мушиных личинок. Поймать конокрада, отправить за решетку пьяного, разоружить кого-нибудь — все это он еще мог. Но распутать серьезное дело? Он покачал головой.
Он не сказал Бесс только об одном. О том выстреле в него. Какой толк ее волновать. Его работа ей не нравится, как ни погляди, но что бы они делали без нее? С деньгами туго… Что сталось с деньгами чужака?
Разговор с Фрэнком Харли — переливание из пустого в порожнее. Чантри неплохо представлял себе, что произошло тогда ночью, и, хотя доказать он ничего не мог, но мог написать рапорт, используя свое знание ситуации.
— Я бы деньги поставил, — говорил он Бесс, — что Фрэнк с Боксером шли за ним, пока не добрались до какой-нибудь темной улочки, и там напали. Да только чужак знал, как защищаться, и накостылял обоим. Крепко накостылял.
— Что я хотел бы знать, это куда он шел и откуда. Думаю, Тайм заставит их это выложить. Он не вчера родился.
Человек, которому не жаль застрелить такую лошадь, сам не стоит пули. Почему же он ее застрелил? Почему не выпустил, чтобы отправлялась домой?..
…Чтобы она пришла домой и, возможно, надоумила кого-нибудь пойти по ее следу поглядеть, что такое стряслось с ее всадником. Поэтому, не иначе. Убийца не хотел, чтобы крутые парни, о которых упоминал Рирдон, явились в город. Вот он и прикончил лошадь, срезал клеймо, чтобы не определили хозяина, и навалил сверху земли, надеясь, что труп животного никогда не найдут.
Если бы с убитым поступили так же, как поступали со всеми, погибшими в пьяных драках, — как и замышлял преступник — никакого ключа к происшедшему бы не осталось.
Подхватив шляпу, Чантри направился к двери.
— Я приду к ужину, Бесс. Если понадоблюсь, я на улице;
— Или в доме у этой Хейли.
— Это входит в мои обязанности. Когда принимаешься насаждать законность, нечего ожидать, что будешь вращаться в избранном обществе. Впрочем, по тому, что говорят, она не такая плохая женщина. Может быть, она не то, что называют хорошей, но и не плохая.
Он быстро вышел, до того, как Бесс успела ответить, и не спеша зашагал по улице. Остановился на углу и погрузился в размышления. Мимо проходили люди, кивали ему, заговаривали, и Чантри знал, как он выглядит в их глазах. Воплощение закона. Сильный, неуязвимый, могущественный. Если бы они только знали!
Он грустно улыбнулся, ничему в особенности.
Что же у него теперь есть? Боксер и Фрэнк — в числе подозреваемых, определенно. Без сомнений, померились силами с жертвой, могли потом довести дело до конца.
Джонни Маккой — пьяница, не всегда способен отвечать за свои поступки. Держал в конюшне лошадь убитого и знал, что тот носит при себе золото.
Тайм Рирдон… не признает ни закона, ни милосердия. Он тоже знал о золоте незнакомца. И он часто выезжал верхом под вечер или в сумерках… куда? С какой целью?
Вспомнилась старая миссис Ригинз. Джорджу, когда он был маршалом, тоже попалось умышленное убийство; может быть, она знает, как он с ним разбирался? Ему, Бордену Чантри, пригодится любая помощь, какую бы ни предложили. Значит, он пойдет ее навестить. И пойдет навестить Мэри Энн.
Как ни странно, при этой мысли он почувствовал себя не в своей тарелке. По сути застенчивый любитель одиночества, он почти не имел знакомых женщин. Когда он был еще мальчиком, была одна, в Ливенуорте… потом другая, в Сидэйлии, он пригнал туда сколько-то скота. А потом встретил Бесс и после того не думал серьезно ни об одной другой девушке. Разговаривал с Мэри Энн на улице пару раз, однажды, у нее на кухне, но, в общем, маршал избегал этих девушек, а поскольку он носил значок полицейского, они избегали его.
Вспомнил еще кое-что и нахмурился. Об убитом говорили, что он не раз пересекал улицу. Куда ходил? Ресторан, салун Рирдона… Джордж Блэйзер его видел… а банк? Туда он не ходил?
Не заходил ли он к Хайэту Джонсону?
Глава 5
Привалившись к столбу перед универмагом, Борден Чантри грыз спичку и пытался свести всю информацию воедино. Против воли возвращался мыслями к Джонсону и чувствовал себя виноватым, так как тот никогда ему по-настоящему не нравился.
В тех местах и в те времена большой любви к банкирам или к железнодорожным служащим не питали. Первые отобрали по закладным слишком много участков, когда бедняки не могли из-за погоды и плохих запасов оплатить свои счета. Вторые не пользовались популярностью потому, что цены на перевозки по железной дороге казались людям чересчур высокими.
У Бордена Чантри было большое ранчо и добрая слава, но он не преуспел, пытаясь получить скромный заем под умеренный процент, который дал бы ему возможность продолжить дело. Хайэт предложил ему продать землю по цене намного ниже истинной или заложить, назначив такую плату за ссуду, какую Борден не мог и надеяться собрать. Так что оба предложения банкира он отклонил.
Земля у него оставалась, но скота уже не было. Борден счел бы Джонсона ограниченным человеком, если бы не знал, что банкир зарится на его ранчо.
Однако думать о Хайэте приходилось. Погибший заходил к нему. Имел с собой много денег. В течение немногих часов деньги испарились. Может быть, были помещены в банк?
Если так, удастся ли ему выудить из банкира эти сведения? В городе привыкли говорить, что в Хайэтов банк деньги поступают и больше на свет не появляются. Дословно, конечно, это не было верным, но показывало, какое мнение сложилось у горожан о Хайэте Джонсоне — и это мнение имело под собой некоторые основания.
С того часа, как ему отказали в ссуде — почти год назад, — Борден Чантри в банк не заходил, а на улице, обмениваясь с банкиром приветствиями, сохранял холодную церемонность.
Но теперь он пересек улицу и двинулся к дверям кредитного учреждения. Заметил, что в городе появился Эд Пирсон, делает покупки, чтобы отвезти их на свои участки в горах, Эд жил в стороне от города, к северу, и Чантри собирался остановиться у него на всю ночь, когда вел Баку в тюрьму, но Пирсона не оказалось дома.
В тех местах и в те времена большой любви к банкирам или к железнодорожным служащим не питали. Первые отобрали по закладным слишком много участков, когда бедняки не могли из-за погоды и плохих запасов оплатить свои счета. Вторые не пользовались популярностью потому, что цены на перевозки по железной дороге казались людям чересчур высокими.
У Бордена Чантри было большое ранчо и добрая слава, но он не преуспел, пытаясь получить скромный заем под умеренный процент, который дал бы ему возможность продолжить дело. Хайэт предложил ему продать землю по цене намного ниже истинной или заложить, назначив такую плату за ссуду, какую Борден не мог и надеяться собрать. Так что оба предложения банкира он отклонил.
Земля у него оставалась, но скота уже не было. Борден счел бы Джонсона ограниченным человеком, если бы не знал, что банкир зарится на его ранчо.
Однако думать о Хайэте приходилось. Погибший заходил к нему. Имел с собой много денег. В течение немногих часов деньги испарились. Может быть, были помещены в банк?
Если так, удастся ли ему выудить из банкира эти сведения? В городе привыкли говорить, что в Хайэтов банк деньги поступают и больше на свет не появляются. Дословно, конечно, это не было верным, но показывало, какое мнение сложилось у горожан о Хайэте Джонсоне — и это мнение имело под собой некоторые основания.
С того часа, как ему отказали в ссуде — почти год назад, — Борден Чантри в банк не заходил, а на улице, обмениваясь с банкиром приветствиями, сохранял холодную церемонность.
Но теперь он пересек улицу и двинулся к дверям кредитного учреждения. Заметил, что в городе появился Эд Пирсон, делает покупки, чтобы отвезти их на свои участки в горах, Эд жил в стороне от города, к северу, и Чантри собирался остановиться у него на всю ночь, когда вел Баку в тюрьму, но Пирсона не оказалось дома.