Страница:
Он не чувствовал злобы на этих людей, только к тем шестерым, которые убили Джонни. Эти люди наверху руководствовались той же моралью, что и он сам, но он боец и будет бороться. Здесь есть вода, у него двести патронов, но нет еды. Ему остается только ждать, пока он не умрет от голода или от раны.
Он задремал или потерял сознание… потом смутно вспомнил, что пил, полоскал лицо и смачивал воспалившиеся от лихорадки губы. Припомнил, как таскал дрова, чтобы развести огонь и подогреть воду в старой кружке, которую нашел в развалинах. Затем снял повязку и осмотрел рану. Она была безобразна и воспалилась, на нее было страшно смотреть. Ему никак не удавалось ее прополоскать. Уже в середине этой процедуры он вновь потерял сознание… и когда снова открыл глаза, голова раскалывалась, бок превратился в сгусток боли. Ему отчаянно хотелось пить, но он слишком ослаб, чтобы доползти до воды.
Первое, что Джордан осознал — это какое-то движение там, где его не должно быть. Он прислушался, сознавая опасность и пытаясь как-то объяснить это слабое таинственное шуршание… Это же юбка! Но это невозможно!
Раненый почувствовал прохладу, и ему стало уютно. Он еще чувствовал тупую боль в боку, но уже не такую как раньше. Голова была тяжелой, глаза открывать не хотелось. Что-то холодное коснулось его лба, он замер, испугавшись, что это ощущение может исчезнуть. Он попытался вслушаться в звуки, доносящиеся до него, подозревая, что это либо бред, либо близкая смерть.
Как и прежде струилась вода. Лошадь щиплет траву… ветер уныло завывает в ветвях можжевельника. Чувствовался запах шалфея и горящих поленьев. Костер был рядом. Лежа с закрытыми глазами он попытался определить точное местоположение ружья. На много миль вокруг у него не было друзей, поэтому в любом случае, тот, кто здесь находится, человек или животное, представлял для него опасность.
Постепенно прохлада со лба исчезла, и он почувствовал, как чьи-то пальцы расстегнули его ремень и распахнули рубашку. Пальцы были холодные, они искусно ощупали рану, и ему на бок легко что-то очень приятное и теплое.
Трэйс открыл глаза и уставился на нависшую над головой скалу. От прохлады на лбу осталось лишь воспоминание, но приятное тепло на боку все еще ощущалось. Он перевел взгляд ниже.
Рядом с ним на коленях стояла женщина, но вначале он увидел лишь ее гладкое смуглое плечо, с которого сползла красная блуза, и густые черные как смоль волосы.
Это бред… это точно бред. В этом безлюдном месте не может быть такой женщины. Ведь он спрятался под почти отвесной скалой, мили отделяют его от ближайшего жилья. Женщина повернула голову и взглянула на него.
У нее были огромные темные глаза, обрамленные длинными ресницами, и с первого взгляда он прочитал в ее глазах мягкость и женскую нежность… затем нежность исчезла, и она отвела взгляд.
— Как ты себя чувствуешь?
Ее речь была отрывистой, тон совершенно безразличным: ни дружеским, ни враждебным.
Несколько раз он пытался заговорить, прежде чем его губы смогли произнести:
— Хорошо. — После паузы он показал на припарку: — Чувствую облегчение.
Женщина никак не дала понять, что расслышала его слова, поднялась и подошла к краю укрытия, где, скрытая кустами, посмотрела в каньон. Он прислушался, но ничего не услышал. Через несколько минут она вернулась к нему, поставила на огонь воду и теперь подбрасывала в небольшое пламя тоненькие веточки. Дыма не было, и абсолютно не чувствовался запах гари.
— Отлично, — прошептал он. — Спасибо тебе.
Она жестко посмотрела на него.
— Я сделала бы это и для собаки!
Когда она вновь занялась раной, нежность исчезла из ее пальцев. Он наблюдал, как она работает, ему нравилось, как лежат на плечах ее темные волосы, как под тонкой блузкой вздымается грудь. Но она была угрюма и холодна.
— Если они узнают, что ты помогала мне, тебя ждет беда.
— Опасность поджидает на каждом шагу.
У Трэйса не было сил, он лежал уставясь вверх и, должно быть, уснул. Когда пробудился, женщины не было. Костер погас. Бок был заново перевязан, лицо и руки вымыты.
Джордан был не в состоянии что-либо делать и был рад, что от него и не требовалось никаких усилий. Он мог лишь гадать об этой девушке. Прошли часы, прежде чем он пробудился вновь от удаленных звуков, которые доносились из каньона, или далекого крика орла. Незнакомка заботилась о нем, когда думала, что он без сознания, но ее поведение резко менялось, когда она чувствовала его внимание. В этом не было никакого смысла… как не было смысла и в ее присутствии в этом месте.
Женщина не задавала никаких вопросов, значит, знала, почему он здесь. Она была опрятно одета, на ее одежде не было пыли от долгого путешествия, значит, чтобы добраться сюда, ей не надо было проделывать долгий путь. А если она живет поблизости, кто-нибудь из отряда Саттона должен знать ее. Мысли о Саттоне заставили вспомнить его об оружии.
Оперевшись о локоть, недалеко от себя он увидел седло, а рядом в пределах досягаемости его руки, ружье. Оба его револьвера лежали в кобурах, один он носил на поясе, а второй всегда был поблизости.
Вначале тропинки, которая вела вниз горы, была навалена куча сухих веток, так что малейший шум разбудил бы его. Кем бы ни была эта девушка, она позаботилась обо всем, а значит, она не была в дружеских отношениях с командой Саттона — Бэйлесса.
Однако как же она пробралась к нему, если тропинка заблокирована? Мысль о том, что существует еще один путь, взволновала его, и, если девушка знала об этом месте, могут знать и другие. В первый раз он внимательно осмотрелся.
Часть пещеры, освещаемая солнцем, поросла густой травой и кустарником. Туда, где лежал он, прямые солнечные лучи не попадали. Не могли попасть сюда и капли дождя, только разве что занесенные ветром. Для лошади травы в пещере было предостаточно, если только он не собирался здесь надолго задерживаться. Оглянувшись, Трейс обнаружил свою табакерку и папиросную бумагу, которые лежали на краю одеяла. Он свернул самокрутку и, раскурив, лег на спину, глубоко затянулся и выдохнул.
Девушка, наверно, индианка, но не из племени апачей, а эта земля принадлежала апачам. Хотя ее лицо и манеры не походили на индейские, а интонации определенно говорили, что она испанка. Говорили, что несколько мексиканских семей живут по эту сторону границы. Может, она как раз из одной из них?
Было очень жарко. Трэйс смял окурок и улегся поудобнее. Пот заливал ему лицо. Во рту ощущался противный привкус и очень хотелось пить, однако он никак не мог заставить себя подняться. Высоко в небе делал широкие ленивые круги канюк.
Ни один звук не нарушал тишину полудня. Гигантская стена противоположного края каньона погрузилась в тень. Приближался вечер. Где-то галопом проскакала лошадь, в жаркой тишине раздавался слабеющий стук копыт.
Мария Кристина услышала всадников еще до того, как они въехали в долину. С тех пор как умер ее отец, всадники ни разу не появлялись в каньоне, и теперь это не принесет ничего, кроме беды. В этой стране, если собирается группа всадников в десять человек, значит, произойдет убийство.
Она пошла к дремавшей в тени покрытого пухом тополя лошади и вытащила из кобуры старый «волкер»-кольт. Она держала его сбоку, так что за широкими складками ее блузки его не было видно.
У нее не было никаких причин верить в дружелюбие приближающихся всадников. Она была мексиканкой, у нее были овцы, но с другой стороны она была дочерью Пабло Чаверо, который погиб в этом каньоне западнее этого места. Он сражался даже тогда, когда кровь надгробной надписью пролилась на скалы. Прислушиваясь к стуку копыт, она одновременно наблюдала за лицами всадников. Только команда Саттона-Бэйлесса могла быть такой многочисленной.
— Хуанито! Посторожи овец!
В свои одиннадцать лет Хуанито был очень похож на отца и совершенно не похож на их старшего брата Висенте.
Девушка пошла вперед. Она знала, зачем приехали эти люди, и не ждала ничего хорошего.
Это, должно быть, те самые люди, которые убили ее отца и переселили их в это место. Если они найдут того человека, то убьют его, а сейчас он лежит среди скал, возможно уже при смерти.
Это была огромная малолюдная страна, и, если прикончат всю ее семью, никто и не спросит, за что. Лишь не знающие отдыха глаза мужчин, гуляющих по улице Токеванны, будут реже вспыхивать огнем, ведь она никогда больше не пройдет перед ними, шурша юбками и покачивая бедрами, — она отлично это умела.
Уже прошло четыре года с тех пор, как Мария Кристина купила новую одежду. А потом приходилось лишь перекраивать старые вещи. Уже три месяца она не была в городе, не заходила в магазины, чтобы пощупать вещи, которые была не в состоянии купить. Как хорошо было ходить по городу. Мужчины провожали ее взглядами и отпускали замечания, женщин охватывал гнев, губы их сжимались в полоску, и они отворачивались. Она была мексиканкой, про которую говорят: «Она не может быть лучше, чем есть сейчас». Женщины возмущались, видя, что мужчины всегда провожают ее взглядами. А она нарочно бросала им ответные взгляды. Она могла бы ненавидеть их всех, но она была женщина. Они презирали ее, но одновременно и желали. Среди бледных лиц женщин ее яркая красота пленяла. Она знала это, и ей это нравилось. Она знала, что мужчины чувствуют в ней что-то от дикой природы. Девушка вздернула подбородок… у других женщин есть, конечно, красивые наряды, но она — Мария Кристина.
Плотной группой всадники перевалили через гребень холма и шагом пустили коней по склону. Они остановились в десяти ярдах от девушки. Их было десять человек, и все лица были ей знакомы.
Джек Саттон среди них был наихудшим. Он был очень красив, смерть всегда была где-то рядом с ним. Он с головы до пят осмотрел ее с откровенной наглостью.
— Каждый раз, когда я вижу тебя, ты все хорошеешь, мексиканочка. Клянусь, однажды я…
— Однажды! — презрение в голосе Марии Кристины было как плеть. — Однажды ты споткнешься. — Игнорируя его, она повернулась к Бену Хиндеману: — Что вам надо?
Не было ничего неожиданного в том, что она обратилась именно к нему. Он был невысок и не так строен, как Саттон, но обладал мощной мускулатурой. Большой подбородок Хиндемана вечно был покрыт щетиной.
— Ты видела раненого человека на загнанной рыжей лошади?
— Я никого не видела. О ком вы говорите?
Саттон не отрываясь смотрел на нее. Мария Кристина знала, он хочет ее, и она нарочно, каждым движением своего тела, издевалась над ним, ненавидя за его презрение и его страсть. Она была мексиканкой и держала овец, но к нему она относилась с презрением, и это доводило его до бешенства.
— Если кого-нибудь увидишь, дай нам знать, — сказал Джек Саттон, — пошли своего младшего брата. А еще лучше… я сам вернусь… один. — Он оглядел ее фигуру, грязно ухмыльнулся: — Думаю, тебе нужен мужчина.
Она смерила его взглядом.
— Где ты видишь здесь мужчину? — спросила она полным оскорбительного презрения голосом. — Ты себя имеешь в виду?
Его лицо исказилось от ярости.
— Ты, грязная!..
Он хлестнул лошадь и поскакал прямо на девушку. В ту же секунду она выхватила свой тяжелый кольт и выстрелила.
От вспышки и грохота выстрела лошадь резко дернула головой и упала, на ухе Саттона появилось красное пятно, из которого ярко-красными каплями потекла кровь.
Не меняя выражения лица, Мария Кристина продолжала целиться из кольта.
— Убирайся. В следующий раз не промахнусь.
Потрясенный Джек Саттон коснулся уха, а потом посмотрел на руку — она была вся в крови. От пережитого шока он стал бледным как смерть.
Глаза Хиндемана сверкнули, и он внимательно стал изучать Марию Кристину.
— Если бы лошадь не отшатнулась, — сказал он Саттону не без удовлетворения в голосе, — ты уже был бы мертв.
— Да, ты прав, Бен, — тихо согласился Саттон. — Она бы убила меня. Эта грязная пастушка убила бы меня.
Хиндеман развернул лошадь, остальные двинулись за ним. Джек Саттон повернулся в седле и посмотрел назад.
— Держи оружие наготове. Я вернусь.
Когда они достигли вершины холма, один из всадников поднял на прощание руку. Это было Якоб Лантц.
Мария Кристина из кармана достала патрон и перезарядила кольт. Если Лантц идет по следу этого человека, дело плохо. Это был пожилой сутулый человек. Про него говорили, что он больше похож на ищейку, чем на человека, и все считали его очень странным. Он никогда не мылся и постоянно рыскал среди холмов как бродячий кот.
Что мог натворить тот человек? Чтобы они начали охотиться за ним, он должен был убить кого-то из Саттонов. Дважды за это утро всадники останавливались у источника, и из разговоров она узнала, что они тщательно прочесывают каньоны.
Помахивая палкой, к ней подошел Хуанито.
— Кого они здесь ищут? — спросил мальчик.
Она посмотрела на него, ее взгляд потеплел. Когда она отвернулась от Саттона, она увидела Хуанито, поднимающегося из-за скалы. Ему только одиннадцать, а он уже точная копия своего отца. Теперь хоть он и побледнел и зрачки расширены, но в руках сжимал ружье.
— Одного человека, — ответила она. — Ищут одного человека.
— Не хотел бы, чтобы они нашли его.
— Может, и не найдут, — сказала она.
В каньоне показался всадник на пони, который, казалось, был раскрашен в разные цвета. Всадник был одет в поношенные облегающие бриджи и в залатанный жилет. Этот высокий худой человек с безвольным лицом был ее братом Висенте.
Она смотрела, как он приближался, не ощущая с ним ни капли родства и гадая, как же у ее отца мог родиться такой сын. Висенте мог очень быстро управляться с ружьем, быстрее любого, с кем ей приходилось встречаться, может, также быстро, как Джек Саттон, который убил уже одиннадцать человек. Висенте же не убил ни одного человека, да и не смог бы этого сделать. Он был слабый и трусливый.
— Что они здесь делали? — требовательно спросил Висенте. — Кого они искали?
— Испугался? — презрительно спросила Мария Кристина.
— Я не боюсь ничего! — Он говорил громко и все время смотрел на нее: — А почему я должен был испугаться?
— Почему? Не знаю. Только ты испугался. Ты вечно всего боишься.
Хуанито больше не мог сдерживаться:
— Мария Кристина выстрелила в сеньора Саттона.
Висенте был шокирован:
— Ты стреляла в него?
Она пожала плечами:
— Жаль, попала в ухо. Лошадь отпрыгнула.
Висенте посмотрел на сестру. Она погубит всех! Они были бедны, но здесь их оставили в покое. Почему она не может даже здесь жить спокойно? Дела гринго есть дела гринго.
Висенте вспомнил, как он нашел тело своего отца. Он почитал своего отца, а его отец был сильным человеком, но несмотря на свою храбрость и силу, гринго охотились за ним, как за хромым волком, и оставили умирать среди скал. Есть ли шансы у Висенте?
Он мрачно посмотрел на хребты, надеясь, что они найдут этого человека и уберутся. Может, он и трус, но до сих пор жив, и солнышко пригревает, и ветер поет свою песню.
— Надеюсь, они его схватят, — сказал Висенте. — А затем уберутся.
Мария Кристина посмотрела на брата в упор. В ее черных глазах читалось презрение.
— Ты дурак.
Он бросил на нее яростный взгляд и пришпорил коня. От такого оскорбления у него окостенела спина. Она что, не знает, что он член ее семьи? И так с ним разговаривает. Да, он не переносит насилия, даже если это в интересах семьи, ион боялся Марию Кристину.
Мария Кристина смотрела ему вслед, но она уже думала о других проблемах. Куда спрятать того человека так, чтобы его не нашел Якоб Лантц?
Но даже если и существует такое место, сейчас ехать туда опасно. Нельзя выследить того, кто не оставляет никаких следов, и до тех пор, пока он будет лежать в пещере, он будет в безопасности. Но она должна быть осторожна… очень осторожна.
Именно Мария Кристина перевезла всю семью в эту долину после смерти отца. О пещере она узнала уже давно и порой уходила туда, чтобы побыть одной. Кроме нее, об этой пещере так никто и не узнал. Индейцы, которые когда-то жили в этих местах, свою стоянку организовали именно там. Не так-то просто было найти это место.
Она купила овец, сама о них заботилась, следила за их стрижкой и продажей шерсти. Именно она настояла на том, чтобы был построен добротный глинобитный дом, где они теперь и жили. После свадьбы она поехала в Сан-Франциско присмотреть новую мебель.
Она вышла замуж за гринго. Ей было пятнадцать лет. После убийства ее отца, она уехала вместе с мужем в Вирджиния-Сити в Неваду. Там муж наткнулся на богатую серебром жилу, и они переехали в Сан-Франциско, но выпивка и азартные игры сломили его, и однажды, перебрав, муж был убит в какой-то перестрелке. Мария Кристина вернулась в семью вместе со своим немалым наследством и с воспоминаниями о коротких, но таких славных днях в Вирджиния-Сити и Сан-Франциско,
Во второй раз она вернулась в пещеру в скале неожиданно. Она прошла по тропе, обогнула развалины и одним быстрым грациозным движением присела около раненого, поставив на землю котелок с еще горячим тушеным мясом.
— Ешь… сейчас не время разговаривать.
В то время как она меняла повязку и обследовала рану, он жадно ел. Рана выглядела уже лучше. Она промыла ее и вновь перевязала куском чистой ткани.
Когда он покончил с мясом, она отнесла котелок к источнику, вымыла его и вернулась, неся завернутые в кусок хлопчатобумажной ткани несколько маисовых лепешек и тонко порезанных кусков вяленого мяса.
— Не разводи огонь, — предупредила она его, — тебя ищут.
Она уже поднималась, когда он ухватил ее за блузку. Мария Кристина угрюмо посмотрела на него сверху вниз, ее взгляд не выражал абсолютно ничего.
— Кто ты? Откуда ты пришла? — спросил он.
— Я же не спрашиваю тебя о том же?
— Я хочу знать, кого благодарить.
— Por nada note 1.
— Наконец-то я услышал твое имя.
Она ничего не ответила и терпеливо ждала, пока он не отпустит ее блузку. Одним гибким движением девушка поднялась и повернулась, чтобы уйти. Он с трудом приподнял голову, чтобы посмотреть ей вслед, и бессознательно проговорил:
— Ты… ты прекрасна!
— Ты слишком много разговариваешь… спи.
Но когда она дошла до полуразвалившейся стены, то остановилась, не повернула головы, но, когда ступила на тропу, ведущую вниз, сказала:
— Мария Кристина.
И ушла.
Он попытался услышать звуки ее шагов, но, кроме текущей воды, не услышал ни звука. Она рисковала своей жизнью, когда шла сюда. Для большинства из команды Саттона-Бэйлесса тот факт, что она — женщина, ничего не значил, кроме того, что она враг.
Больше всего он опасался Якоба Лантца. Лантц был известным следопытом. Он был человеком гор, вел разведку для армии против индейцев, когда охотился или ставил ловушки, то руководствовался чутьем, долго жил с индейцами, не только с племенем ютов — к этому народу принадлежала его мать, но и с навахо и апачами. Он будет следить за этой девушкой, зная, что она живет где-то неподалеку, и считая ее врагом. Раненому нужны пища и уход, и, если он получил все это, — помощь пришла из этой семьи. Не так-то просто будет обвести Якоба Лантца вокруг пальца.
— Мария Кристина, — прошептал он.
Звуки ее имени приятно ласкали слух. Она, конечно, испанка. Но двигалась она с индейской грацией, а чувство собственного достоинства присуще как индейцам, так и испанцам. Это чувство собственного достоинства, эта внутренняя гордость как-то не сочетались с окружающей действительностью. Это его потрясло.
Трэйс проверил, заряжено ли оружие. Такие вещи не терпят неопределенности. Каждое мгновение таит в себе опасность. Каждый час может стать последним в его жизни. Он не оставил никаких следов, лишь девушка не сможет долго скрывать место, куда она приходит.
Если экономить, то запасов еды хватит на пару дней. Он должен так поступить, ведь она не сказала, когда вернется. Если вообще вернется.
Каким бы путем Мария Кристина не пользовалась, он должен быть хорошо замаскирован, в противном случае об этом месте могут знать, а это беспокоило его. Если его обнаружат — шансов на спасение нет. Ему придется просто отстреливаться, пока его не убьют. Ему остается надеяться, что они придут, когда он будет бодрствовать.
Джордан лежал на спине, глядя на вздымавшиеся скалы. Он был очень слаб, и малейшее движение утомляло его. Пройдут дни, может даже недели, прежде чем он будет в состоянии продолжить путь. Это долго, слишком долго. Его мысли вновь и вновь возвращались к Марии Кристине. Очень давно, казалось это было в другой жизни, он вспомнил, что уже видел женщин, похожих на нее, — таких же уравновешенных и выносливых. Но это было в районе Тайдвотер в Вирджинии, когда он был еще ребенком.
Откуда она ведет свой род? От конкистадоров? Или, может, еще раньше, от королей Толтеков?
Временами он слышал, как всадники проносились по каньону или у него над головой, по вершине плато. Скоро он понял, что пришел вечер, увидел, как удлиняются тени, и стал ждать появления над каньоном той одинокой звезды.
Но сегодня вечером их было уже две. Одна висела в небе, а вторая сверкала чуть ниже, где-то в противоположной стороне, на плато — это был огонь, бивачный костер на стоянке, охотников.
Глава 2
Он задремал или потерял сознание… потом смутно вспомнил, что пил, полоскал лицо и смачивал воспалившиеся от лихорадки губы. Припомнил, как таскал дрова, чтобы развести огонь и подогреть воду в старой кружке, которую нашел в развалинах. Затем снял повязку и осмотрел рану. Она была безобразна и воспалилась, на нее было страшно смотреть. Ему никак не удавалось ее прополоскать. Уже в середине этой процедуры он вновь потерял сознание… и когда снова открыл глаза, голова раскалывалась, бок превратился в сгусток боли. Ему отчаянно хотелось пить, но он слишком ослаб, чтобы доползти до воды.
Первое, что Джордан осознал — это какое-то движение там, где его не должно быть. Он прислушался, сознавая опасность и пытаясь как-то объяснить это слабое таинственное шуршание… Это же юбка! Но это невозможно!
Раненый почувствовал прохладу, и ему стало уютно. Он еще чувствовал тупую боль в боку, но уже не такую как раньше. Голова была тяжелой, глаза открывать не хотелось. Что-то холодное коснулось его лба, он замер, испугавшись, что это ощущение может исчезнуть. Он попытался вслушаться в звуки, доносящиеся до него, подозревая, что это либо бред, либо близкая смерть.
Как и прежде струилась вода. Лошадь щиплет траву… ветер уныло завывает в ветвях можжевельника. Чувствовался запах шалфея и горящих поленьев. Костер был рядом. Лежа с закрытыми глазами он попытался определить точное местоположение ружья. На много миль вокруг у него не было друзей, поэтому в любом случае, тот, кто здесь находится, человек или животное, представлял для него опасность.
Постепенно прохлада со лба исчезла, и он почувствовал, как чьи-то пальцы расстегнули его ремень и распахнули рубашку. Пальцы были холодные, они искусно ощупали рану, и ему на бок легко что-то очень приятное и теплое.
Трэйс открыл глаза и уставился на нависшую над головой скалу. От прохлады на лбу осталось лишь воспоминание, но приятное тепло на боку все еще ощущалось. Он перевел взгляд ниже.
Рядом с ним на коленях стояла женщина, но вначале он увидел лишь ее гладкое смуглое плечо, с которого сползла красная блуза, и густые черные как смоль волосы.
Это бред… это точно бред. В этом безлюдном месте не может быть такой женщины. Ведь он спрятался под почти отвесной скалой, мили отделяют его от ближайшего жилья. Женщина повернула голову и взглянула на него.
У нее были огромные темные глаза, обрамленные длинными ресницами, и с первого взгляда он прочитал в ее глазах мягкость и женскую нежность… затем нежность исчезла, и она отвела взгляд.
— Как ты себя чувствуешь?
Ее речь была отрывистой, тон совершенно безразличным: ни дружеским, ни враждебным.
Несколько раз он пытался заговорить, прежде чем его губы смогли произнести:
— Хорошо. — После паузы он показал на припарку: — Чувствую облегчение.
Женщина никак не дала понять, что расслышала его слова, поднялась и подошла к краю укрытия, где, скрытая кустами, посмотрела в каньон. Он прислушался, но ничего не услышал. Через несколько минут она вернулась к нему, поставила на огонь воду и теперь подбрасывала в небольшое пламя тоненькие веточки. Дыма не было, и абсолютно не чувствовался запах гари.
— Отлично, — прошептал он. — Спасибо тебе.
Она жестко посмотрела на него.
— Я сделала бы это и для собаки!
Когда она вновь занялась раной, нежность исчезла из ее пальцев. Он наблюдал, как она работает, ему нравилось, как лежат на плечах ее темные волосы, как под тонкой блузкой вздымается грудь. Но она была угрюма и холодна.
— Если они узнают, что ты помогала мне, тебя ждет беда.
— Опасность поджидает на каждом шагу.
У Трэйса не было сил, он лежал уставясь вверх и, должно быть, уснул. Когда пробудился, женщины не было. Костер погас. Бок был заново перевязан, лицо и руки вымыты.
Джордан был не в состоянии что-либо делать и был рад, что от него и не требовалось никаких усилий. Он мог лишь гадать об этой девушке. Прошли часы, прежде чем он пробудился вновь от удаленных звуков, которые доносились из каньона, или далекого крика орла. Незнакомка заботилась о нем, когда думала, что он без сознания, но ее поведение резко менялось, когда она чувствовала его внимание. В этом не было никакого смысла… как не было смысла и в ее присутствии в этом месте.
Женщина не задавала никаких вопросов, значит, знала, почему он здесь. Она была опрятно одета, на ее одежде не было пыли от долгого путешествия, значит, чтобы добраться сюда, ей не надо было проделывать долгий путь. А если она живет поблизости, кто-нибудь из отряда Саттона должен знать ее. Мысли о Саттоне заставили вспомнить его об оружии.
Оперевшись о локоть, недалеко от себя он увидел седло, а рядом в пределах досягаемости его руки, ружье. Оба его револьвера лежали в кобурах, один он носил на поясе, а второй всегда был поблизости.
Вначале тропинки, которая вела вниз горы, была навалена куча сухих веток, так что малейший шум разбудил бы его. Кем бы ни была эта девушка, она позаботилась обо всем, а значит, она не была в дружеских отношениях с командой Саттона — Бэйлесса.
Однако как же она пробралась к нему, если тропинка заблокирована? Мысль о том, что существует еще один путь, взволновала его, и, если девушка знала об этом месте, могут знать и другие. В первый раз он внимательно осмотрелся.
Часть пещеры, освещаемая солнцем, поросла густой травой и кустарником. Туда, где лежал он, прямые солнечные лучи не попадали. Не могли попасть сюда и капли дождя, только разве что занесенные ветром. Для лошади травы в пещере было предостаточно, если только он не собирался здесь надолго задерживаться. Оглянувшись, Трейс обнаружил свою табакерку и папиросную бумагу, которые лежали на краю одеяла. Он свернул самокрутку и, раскурив, лег на спину, глубоко затянулся и выдохнул.
Девушка, наверно, индианка, но не из племени апачей, а эта земля принадлежала апачам. Хотя ее лицо и манеры не походили на индейские, а интонации определенно говорили, что она испанка. Говорили, что несколько мексиканских семей живут по эту сторону границы. Может, она как раз из одной из них?
Было очень жарко. Трэйс смял окурок и улегся поудобнее. Пот заливал ему лицо. Во рту ощущался противный привкус и очень хотелось пить, однако он никак не мог заставить себя подняться. Высоко в небе делал широкие ленивые круги канюк.
Ни один звук не нарушал тишину полудня. Гигантская стена противоположного края каньона погрузилась в тень. Приближался вечер. Где-то галопом проскакала лошадь, в жаркой тишине раздавался слабеющий стук копыт.
Мария Кристина услышала всадников еще до того, как они въехали в долину. С тех пор как умер ее отец, всадники ни разу не появлялись в каньоне, и теперь это не принесет ничего, кроме беды. В этой стране, если собирается группа всадников в десять человек, значит, произойдет убийство.
Она пошла к дремавшей в тени покрытого пухом тополя лошади и вытащила из кобуры старый «волкер»-кольт. Она держала его сбоку, так что за широкими складками ее блузки его не было видно.
У нее не было никаких причин верить в дружелюбие приближающихся всадников. Она была мексиканкой, у нее были овцы, но с другой стороны она была дочерью Пабло Чаверо, который погиб в этом каньоне западнее этого места. Он сражался даже тогда, когда кровь надгробной надписью пролилась на скалы. Прислушиваясь к стуку копыт, она одновременно наблюдала за лицами всадников. Только команда Саттона-Бэйлесса могла быть такой многочисленной.
— Хуанито! Посторожи овец!
В свои одиннадцать лет Хуанито был очень похож на отца и совершенно не похож на их старшего брата Висенте.
Девушка пошла вперед. Она знала, зачем приехали эти люди, и не ждала ничего хорошего.
Это, должно быть, те самые люди, которые убили ее отца и переселили их в это место. Если они найдут того человека, то убьют его, а сейчас он лежит среди скал, возможно уже при смерти.
Это была огромная малолюдная страна, и, если прикончат всю ее семью, никто и не спросит, за что. Лишь не знающие отдыха глаза мужчин, гуляющих по улице Токеванны, будут реже вспыхивать огнем, ведь она никогда больше не пройдет перед ними, шурша юбками и покачивая бедрами, — она отлично это умела.
Уже прошло четыре года с тех пор, как Мария Кристина купила новую одежду. А потом приходилось лишь перекраивать старые вещи. Уже три месяца она не была в городе, не заходила в магазины, чтобы пощупать вещи, которые была не в состоянии купить. Как хорошо было ходить по городу. Мужчины провожали ее взглядами и отпускали замечания, женщин охватывал гнев, губы их сжимались в полоску, и они отворачивались. Она была мексиканкой, про которую говорят: «Она не может быть лучше, чем есть сейчас». Женщины возмущались, видя, что мужчины всегда провожают ее взглядами. А она нарочно бросала им ответные взгляды. Она могла бы ненавидеть их всех, но она была женщина. Они презирали ее, но одновременно и желали. Среди бледных лиц женщин ее яркая красота пленяла. Она знала это, и ей это нравилось. Она знала, что мужчины чувствуют в ней что-то от дикой природы. Девушка вздернула подбородок… у других женщин есть, конечно, красивые наряды, но она — Мария Кристина.
Плотной группой всадники перевалили через гребень холма и шагом пустили коней по склону. Они остановились в десяти ярдах от девушки. Их было десять человек, и все лица были ей знакомы.
Джек Саттон среди них был наихудшим. Он был очень красив, смерть всегда была где-то рядом с ним. Он с головы до пят осмотрел ее с откровенной наглостью.
— Каждый раз, когда я вижу тебя, ты все хорошеешь, мексиканочка. Клянусь, однажды я…
— Однажды! — презрение в голосе Марии Кристины было как плеть. — Однажды ты споткнешься. — Игнорируя его, она повернулась к Бену Хиндеману: — Что вам надо?
Не было ничего неожиданного в том, что она обратилась именно к нему. Он был невысок и не так строен, как Саттон, но обладал мощной мускулатурой. Большой подбородок Хиндемана вечно был покрыт щетиной.
— Ты видела раненого человека на загнанной рыжей лошади?
— Я никого не видела. О ком вы говорите?
Саттон не отрываясь смотрел на нее. Мария Кристина знала, он хочет ее, и она нарочно, каждым движением своего тела, издевалась над ним, ненавидя за его презрение и его страсть. Она была мексиканкой и держала овец, но к нему она относилась с презрением, и это доводило его до бешенства.
— Если кого-нибудь увидишь, дай нам знать, — сказал Джек Саттон, — пошли своего младшего брата. А еще лучше… я сам вернусь… один. — Он оглядел ее фигуру, грязно ухмыльнулся: — Думаю, тебе нужен мужчина.
Она смерила его взглядом.
— Где ты видишь здесь мужчину? — спросила она полным оскорбительного презрения голосом. — Ты себя имеешь в виду?
Его лицо исказилось от ярости.
— Ты, грязная!..
Он хлестнул лошадь и поскакал прямо на девушку. В ту же секунду она выхватила свой тяжелый кольт и выстрелила.
От вспышки и грохота выстрела лошадь резко дернула головой и упала, на ухе Саттона появилось красное пятно, из которого ярко-красными каплями потекла кровь.
Не меняя выражения лица, Мария Кристина продолжала целиться из кольта.
— Убирайся. В следующий раз не промахнусь.
Потрясенный Джек Саттон коснулся уха, а потом посмотрел на руку — она была вся в крови. От пережитого шока он стал бледным как смерть.
Глаза Хиндемана сверкнули, и он внимательно стал изучать Марию Кристину.
— Если бы лошадь не отшатнулась, — сказал он Саттону не без удовлетворения в голосе, — ты уже был бы мертв.
— Да, ты прав, Бен, — тихо согласился Саттон. — Она бы убила меня. Эта грязная пастушка убила бы меня.
Хиндеман развернул лошадь, остальные двинулись за ним. Джек Саттон повернулся в седле и посмотрел назад.
— Держи оружие наготове. Я вернусь.
Когда они достигли вершины холма, один из всадников поднял на прощание руку. Это было Якоб Лантц.
Мария Кристина из кармана достала патрон и перезарядила кольт. Если Лантц идет по следу этого человека, дело плохо. Это был пожилой сутулый человек. Про него говорили, что он больше похож на ищейку, чем на человека, и все считали его очень странным. Он никогда не мылся и постоянно рыскал среди холмов как бродячий кот.
Что мог натворить тот человек? Чтобы они начали охотиться за ним, он должен был убить кого-то из Саттонов. Дважды за это утро всадники останавливались у источника, и из разговоров она узнала, что они тщательно прочесывают каньоны.
Помахивая палкой, к ней подошел Хуанито.
— Кого они здесь ищут? — спросил мальчик.
Она посмотрела на него, ее взгляд потеплел. Когда она отвернулась от Саттона, она увидела Хуанито, поднимающегося из-за скалы. Ему только одиннадцать, а он уже точная копия своего отца. Теперь хоть он и побледнел и зрачки расширены, но в руках сжимал ружье.
— Одного человека, — ответила она. — Ищут одного человека.
— Не хотел бы, чтобы они нашли его.
— Может, и не найдут, — сказала она.
В каньоне показался всадник на пони, который, казалось, был раскрашен в разные цвета. Всадник был одет в поношенные облегающие бриджи и в залатанный жилет. Этот высокий худой человек с безвольным лицом был ее братом Висенте.
Она смотрела, как он приближался, не ощущая с ним ни капли родства и гадая, как же у ее отца мог родиться такой сын. Висенте мог очень быстро управляться с ружьем, быстрее любого, с кем ей приходилось встречаться, может, также быстро, как Джек Саттон, который убил уже одиннадцать человек. Висенте же не убил ни одного человека, да и не смог бы этого сделать. Он был слабый и трусливый.
— Что они здесь делали? — требовательно спросил Висенте. — Кого они искали?
— Испугался? — презрительно спросила Мария Кристина.
— Я не боюсь ничего! — Он говорил громко и все время смотрел на нее: — А почему я должен был испугаться?
— Почему? Не знаю. Только ты испугался. Ты вечно всего боишься.
Хуанито больше не мог сдерживаться:
— Мария Кристина выстрелила в сеньора Саттона.
Висенте был шокирован:
— Ты стреляла в него?
Она пожала плечами:
— Жаль, попала в ухо. Лошадь отпрыгнула.
Висенте посмотрел на сестру. Она погубит всех! Они были бедны, но здесь их оставили в покое. Почему она не может даже здесь жить спокойно? Дела гринго есть дела гринго.
Висенте вспомнил, как он нашел тело своего отца. Он почитал своего отца, а его отец был сильным человеком, но несмотря на свою храбрость и силу, гринго охотились за ним, как за хромым волком, и оставили умирать среди скал. Есть ли шансы у Висенте?
Он мрачно посмотрел на хребты, надеясь, что они найдут этого человека и уберутся. Может, он и трус, но до сих пор жив, и солнышко пригревает, и ветер поет свою песню.
— Надеюсь, они его схватят, — сказал Висенте. — А затем уберутся.
Мария Кристина посмотрела на брата в упор. В ее черных глазах читалось презрение.
— Ты дурак.
Он бросил на нее яростный взгляд и пришпорил коня. От такого оскорбления у него окостенела спина. Она что, не знает, что он член ее семьи? И так с ним разговаривает. Да, он не переносит насилия, даже если это в интересах семьи, ион боялся Марию Кристину.
Мария Кристина смотрела ему вслед, но она уже думала о других проблемах. Куда спрятать того человека так, чтобы его не нашел Якоб Лантц?
Но даже если и существует такое место, сейчас ехать туда опасно. Нельзя выследить того, кто не оставляет никаких следов, и до тех пор, пока он будет лежать в пещере, он будет в безопасности. Но она должна быть осторожна… очень осторожна.
Именно Мария Кристина перевезла всю семью в эту долину после смерти отца. О пещере она узнала уже давно и порой уходила туда, чтобы побыть одной. Кроме нее, об этой пещере так никто и не узнал. Индейцы, которые когда-то жили в этих местах, свою стоянку организовали именно там. Не так-то просто было найти это место.
Она купила овец, сама о них заботилась, следила за их стрижкой и продажей шерсти. Именно она настояла на том, чтобы был построен добротный глинобитный дом, где они теперь и жили. После свадьбы она поехала в Сан-Франциско присмотреть новую мебель.
Она вышла замуж за гринго. Ей было пятнадцать лет. После убийства ее отца, она уехала вместе с мужем в Вирджиния-Сити в Неваду. Там муж наткнулся на богатую серебром жилу, и они переехали в Сан-Франциско, но выпивка и азартные игры сломили его, и однажды, перебрав, муж был убит в какой-то перестрелке. Мария Кристина вернулась в семью вместе со своим немалым наследством и с воспоминаниями о коротких, но таких славных днях в Вирджиния-Сити и Сан-Франциско,
Во второй раз она вернулась в пещеру в скале неожиданно. Она прошла по тропе, обогнула развалины и одним быстрым грациозным движением присела около раненого, поставив на землю котелок с еще горячим тушеным мясом.
— Ешь… сейчас не время разговаривать.
В то время как она меняла повязку и обследовала рану, он жадно ел. Рана выглядела уже лучше. Она промыла ее и вновь перевязала куском чистой ткани.
Когда он покончил с мясом, она отнесла котелок к источнику, вымыла его и вернулась, неся завернутые в кусок хлопчатобумажной ткани несколько маисовых лепешек и тонко порезанных кусков вяленого мяса.
— Не разводи огонь, — предупредила она его, — тебя ищут.
Она уже поднималась, когда он ухватил ее за блузку. Мария Кристина угрюмо посмотрела на него сверху вниз, ее взгляд не выражал абсолютно ничего.
— Кто ты? Откуда ты пришла? — спросил он.
— Я же не спрашиваю тебя о том же?
— Я хочу знать, кого благодарить.
— Por nada note 1.
— Наконец-то я услышал твое имя.
Она ничего не ответила и терпеливо ждала, пока он не отпустит ее блузку. Одним гибким движением девушка поднялась и повернулась, чтобы уйти. Он с трудом приподнял голову, чтобы посмотреть ей вслед, и бессознательно проговорил:
— Ты… ты прекрасна!
— Ты слишком много разговариваешь… спи.
Но когда она дошла до полуразвалившейся стены, то остановилась, не повернула головы, но, когда ступила на тропу, ведущую вниз, сказала:
— Мария Кристина.
И ушла.
Он попытался услышать звуки ее шагов, но, кроме текущей воды, не услышал ни звука. Она рисковала своей жизнью, когда шла сюда. Для большинства из команды Саттона-Бэйлесса тот факт, что она — женщина, ничего не значил, кроме того, что она враг.
Больше всего он опасался Якоба Лантца. Лантц был известным следопытом. Он был человеком гор, вел разведку для армии против индейцев, когда охотился или ставил ловушки, то руководствовался чутьем, долго жил с индейцами, не только с племенем ютов — к этому народу принадлежала его мать, но и с навахо и апачами. Он будет следить за этой девушкой, зная, что она живет где-то неподалеку, и считая ее врагом. Раненому нужны пища и уход, и, если он получил все это, — помощь пришла из этой семьи. Не так-то просто будет обвести Якоба Лантца вокруг пальца.
— Мария Кристина, — прошептал он.
Звуки ее имени приятно ласкали слух. Она, конечно, испанка. Но двигалась она с индейской грацией, а чувство собственного достоинства присуще как индейцам, так и испанцам. Это чувство собственного достоинства, эта внутренняя гордость как-то не сочетались с окружающей действительностью. Это его потрясло.
Трэйс проверил, заряжено ли оружие. Такие вещи не терпят неопределенности. Каждое мгновение таит в себе опасность. Каждый час может стать последним в его жизни. Он не оставил никаких следов, лишь девушка не сможет долго скрывать место, куда она приходит.
Если экономить, то запасов еды хватит на пару дней. Он должен так поступить, ведь она не сказала, когда вернется. Если вообще вернется.
Каким бы путем Мария Кристина не пользовалась, он должен быть хорошо замаскирован, в противном случае об этом месте могут знать, а это беспокоило его. Если его обнаружат — шансов на спасение нет. Ему придется просто отстреливаться, пока его не убьют. Ему остается надеяться, что они придут, когда он будет бодрствовать.
Джордан лежал на спине, глядя на вздымавшиеся скалы. Он был очень слаб, и малейшее движение утомляло его. Пройдут дни, может даже недели, прежде чем он будет в состоянии продолжить путь. Это долго, слишком долго. Его мысли вновь и вновь возвращались к Марии Кристине. Очень давно, казалось это было в другой жизни, он вспомнил, что уже видел женщин, похожих на нее, — таких же уравновешенных и выносливых. Но это было в районе Тайдвотер в Вирджинии, когда он был еще ребенком.
Откуда она ведет свой род? От конкистадоров? Или, может, еще раньше, от королей Толтеков?
Временами он слышал, как всадники проносились по каньону или у него над головой, по вершине плато. Скоро он понял, что пришел вечер, увидел, как удлиняются тени, и стал ждать появления над каньоном той одинокой звезды.
Но сегодня вечером их было уже две. Одна висела в небе, а вторая сверкала чуть ниже, где-то в противоположной стороне, на плато — это был огонь, бивачный костер на стоянке, охотников.
Глава 2
Якоб Лантц сидел у огня, всего в семи милях от пещеры, где лежал раненый Трэйс Джордан. Рядом с ним сидели Джек Саттон и еще с полдюжины человек. Все устали, у пожилых уже появилось отвращение к этому занятию. Молодые находили в этом отдушину в своей рутинной работе, но и они считали, что все кончено. Якоба Лантца одолевали горькие размышления.
Первый раз за все годы, потеряв след, он не смог найти его вновь. Джордан ускользнул от него, словно испарился, и его нет уже в этих местах, а может, он очень хорошо спрятался.
След попросту исчез, и невозможно точно определить, где это произошло. Саттон не верил, что Джордан вообще влез на плато, и Хиндеман был склонен с ним согласиться. Лантц же был уверен, что Джордан поднялся на плато, но не мог объяснить, почему он так думает. На вершине столовой горы он видел два свежих следа, и ни про один из них нельзя было с уверенностью сказать, что он принадлежит их жертве.
Джордан потерял много крови, очень много. Тем не менее он продолжал двигаться и всегда рассчитывал каждый свой шаг. Этот человек был опасен.
Лантц ничего не знал о Джордане, но по его следу он понимал, что Джордан знал эту пустыню и умело скрывал следы. Более того, он ни разу не воспользовался обычными способами и ни разу не повторился.
Местность, по которой они двигались, была пустынной и сильно пересеченной. Она находилась между границей Нью-Мексико и Аризоны к северу и Соноры и Чихуахуа к югу. Источников воды было очень мало, а к югу от мексиканской границы на пятьдесят миль вообще никто не жил.
В прошлом вдоль границы постоянно происходили ожесточенные перестрелки, последним здесь погиб Пабло Чаверо в стычке с отрядом Саттона-Бэйлесса, и на этом все закончилось. Так что если Джордан и получил помощь, то она могла прийти только от этой семьи.
— Висенте трус, — сказал Морт Бэйлесс.
— А девчонка храбрая, — заметил Хиндеман.
— Если бы она помогла ему, мы бы это заметили, — сказал Джо Саттон. — Это пустыня, здесь все как на ладони.
— Тогда почему мы не видели его?
Лантц не принимал участие в разговоре, его мысли были заняты девушкой. То что она не любит гринго вообще, это точно. Но больше всего она не испытывает любви к таким, как Саттон или Бэйлесс. Вопрос в том, рискнет ли она всем тем, что у нее есть, навлекая на себя гнев Саттона?
Она могла бы…
Лантц устроился так, чтобы наблюдать за девушкой. Вскоре он заметил, что Висенте встревожен: мексиканец не находил себе места и постоянно шарил взглядом по холмам. У человека менее наблюдательного могло бы сложиться впечатление, что он что-то знает, но Лантц понял в чем дело. Висенте не хотел неприятностей, а Саттон со своими людьми мог появиться в любой момент.
Лантц устроился на краю каньона среди редкой поросли. У него был бинокль, и он мог наблюдать за движением вокруг дома. Его терпение было беспредельным. Когда он выходил на охоту, ни часы ни дни не имели значения, а глаза ничего не упускали.
Стемнело, и он увидел, как Мария Кристина вместе с Хуанито загоняли овец. Около дома находился небольшой, загон. Огромные собаки, которые бродили тут же, были сыты, а в небо из трубы лениво поднималась струйка дыма.
Вышел Висенте нарубить дров. Лантц увидел, как поднялся и опустился топор, а через некоторое время услышал приглушенный расстоянием звук удара. Заходящее солнце залило местность мрачным темно-оранжевым светом, как будто отблески отдаленного пожара, Якоб Лантц закурил и стал ждать. Теперь самое время…
Но ничего не происходило. Скалы, казалось, выросли, а каньон стал глубже — его поглотила тьма. Из дома вышла Мария Кристина. Он напрягся, как сторожевой пес, почуявший бродягу, но она просто решила проверить заперты ли ворота загона и вернулась в дом. А затем каньон полностью утонул в темноте, и были видны лишь два освещенных окна. Ночь обещала быть холодной.
Возможно, он ошибся. Возможно, никто в этой семье действительно ничего не знает, но ночью он все равно должен подойти поближе.
С наступлением сумерек, Трэйс Джордан выбрался из-под одеяла и пополз к краю скалы. Вскоре он смог разглядеть среди ветвей кустарника каньон.
Первый раз за все годы, потеряв след, он не смог найти его вновь. Джордан ускользнул от него, словно испарился, и его нет уже в этих местах, а может, он очень хорошо спрятался.
След попросту исчез, и невозможно точно определить, где это произошло. Саттон не верил, что Джордан вообще влез на плато, и Хиндеман был склонен с ним согласиться. Лантц же был уверен, что Джордан поднялся на плато, но не мог объяснить, почему он так думает. На вершине столовой горы он видел два свежих следа, и ни про один из них нельзя было с уверенностью сказать, что он принадлежит их жертве.
Джордан потерял много крови, очень много. Тем не менее он продолжал двигаться и всегда рассчитывал каждый свой шаг. Этот человек был опасен.
Лантц ничего не знал о Джордане, но по его следу он понимал, что Джордан знал эту пустыню и умело скрывал следы. Более того, он ни разу не воспользовался обычными способами и ни разу не повторился.
Местность, по которой они двигались, была пустынной и сильно пересеченной. Она находилась между границей Нью-Мексико и Аризоны к северу и Соноры и Чихуахуа к югу. Источников воды было очень мало, а к югу от мексиканской границы на пятьдесят миль вообще никто не жил.
В прошлом вдоль границы постоянно происходили ожесточенные перестрелки, последним здесь погиб Пабло Чаверо в стычке с отрядом Саттона-Бэйлесса, и на этом все закончилось. Так что если Джордан и получил помощь, то она могла прийти только от этой семьи.
— Висенте трус, — сказал Морт Бэйлесс.
— А девчонка храбрая, — заметил Хиндеман.
— Если бы она помогла ему, мы бы это заметили, — сказал Джо Саттон. — Это пустыня, здесь все как на ладони.
— Тогда почему мы не видели его?
Лантц не принимал участие в разговоре, его мысли были заняты девушкой. То что она не любит гринго вообще, это точно. Но больше всего она не испытывает любви к таким, как Саттон или Бэйлесс. Вопрос в том, рискнет ли она всем тем, что у нее есть, навлекая на себя гнев Саттона?
Она могла бы…
Лантц устроился так, чтобы наблюдать за девушкой. Вскоре он заметил, что Висенте встревожен: мексиканец не находил себе места и постоянно шарил взглядом по холмам. У человека менее наблюдательного могло бы сложиться впечатление, что он что-то знает, но Лантц понял в чем дело. Висенте не хотел неприятностей, а Саттон со своими людьми мог появиться в любой момент.
Лантц устроился на краю каньона среди редкой поросли. У него был бинокль, и он мог наблюдать за движением вокруг дома. Его терпение было беспредельным. Когда он выходил на охоту, ни часы ни дни не имели значения, а глаза ничего не упускали.
Стемнело, и он увидел, как Мария Кристина вместе с Хуанито загоняли овец. Около дома находился небольшой, загон. Огромные собаки, которые бродили тут же, были сыты, а в небо из трубы лениво поднималась струйка дыма.
Вышел Висенте нарубить дров. Лантц увидел, как поднялся и опустился топор, а через некоторое время услышал приглушенный расстоянием звук удара. Заходящее солнце залило местность мрачным темно-оранжевым светом, как будто отблески отдаленного пожара, Якоб Лантц закурил и стал ждать. Теперь самое время…
Но ничего не происходило. Скалы, казалось, выросли, а каньон стал глубже — его поглотила тьма. Из дома вышла Мария Кристина. Он напрягся, как сторожевой пес, почуявший бродягу, но она просто решила проверить заперты ли ворота загона и вернулась в дом. А затем каньон полностью утонул в темноте, и были видны лишь два освещенных окна. Ночь обещала быть холодной.
Возможно, он ошибся. Возможно, никто в этой семье действительно ничего не знает, но ночью он все равно должен подойти поближе.
С наступлением сумерек, Трэйс Джордан выбрался из-под одеяла и пополз к краю скалы. Вскоре он смог разглядеть среди ветвей кустарника каньон.