Страница:
— Хорошо бы поспать, — предложил он, когда она вернулась. — Я поставлю часы.
— Ты спи… я буду наблюдать. — Она посмотрела на него как бы со стороны, вновь она была далека. — Я позову, если что.
Трэйс смертельно устал, но заколебался. Хотя было очевидно, что ей не спится. Он подошел к своему скатанному одеялу, развернул его, улегся, мускулы мгновенно расслабились, и он провалился в сон. Последнее, что он запомнил, был легкий порыв ветра, прошумевший среди листвы.
Чья-то рука, коснувшись плеча, вывела его из сна, вокруг стояла непроглядная тьма. Он сел и заметил, что звезд не видно. Ночь была ветреная, небо затянуто облаками. Кустарник качался под порывами ветра, и лошади были вынуждены повернуться к ветру спиной.
— Ничего не видно. Я уже отдохнула.
— Хорошо.
Он надел сапоги и встал:
— Похоже, будет буря.
— Да, по-моему тоже.
Порывы ветра бросали в лицо горсти песка, и Трэйс поглубже надвинул шляпу. Затем пристегнул оружейный пояс.
Мария Кристина прошла мимо него, но он протянул руку и прижал девушку к себе. Она быстренько высвободилась и хотела уйти, но поддавшись внезапно нахлынувшей страсти Джордан поймал ее снова и заключил в объятия.
Девушка отчаянно, изо всех сил стала бороться. Ее тело внезапно превратилось в моток стальной проволоки. Она подалась назад, пытаясь освободиться. Джордан поймал ее лицо и грубо прижался к губам.
Где-то далеко сверкнула молния, и Трэйс увидел, что у девушки расширены глаза, губы разжаты. Он наклонил к ней голову, и она внезапно схватила его обеими руками за волосы на затылке, и прижалась ртом к его рту изо всех сил. Ее гибкое великолепное тело обвилось вокруг него, губы разжались… а затем она внезапно разорвала его объятия и высвободилась, хлестко ударив его по щеке, отпрыгнула назад, как загнанная в угол кошка, и остановилась у куста, полусогнувшись.
— Не трожь меня! Не подходи! Я убью тебя!
Когда Трэйс держал девушку в объятиях, он пытался понять, нравится ей это или нет, но потом руки опустились. То что она сказала, это не пустой звук. Если он допытается вновь, она действительно убьет его, если сможет.
— Ну как знаешь.
Он подобрал ружье и пошел сквозь кустарник, затем остановился, пересиливая себя, улыбнулся и сказал:
— Но я навсегда буду помнить тебя такой… какой ты была минуту назад.
— Ты животное… я, я ненавижу тебя.
— Ты тоже животное, — сказал он, улыбаясь, — и это мне нравится.
— Думаешь, я дешевка.
— Ничего подобного я не думаю. По-моему, ты хорошая женщина, но упрямая как мустанг.
— Дурак.
Ночь была непроглядна и ветрена. Вдали вспыхивали молнии, освещая равнину сверхъестественным сиянием, превращая окружающую местность в лунный ландшафт, усыпанный пеплом — таким был наш мир в день сотворения. Гремел гром, постепенно замирая в далеких каньонах, казалось, огромные валуны с грохотом несутся по длинным каменным коридорам. Ветер гнал листья по земле и яростными порывами рвал кустарник.
Около края кустарника Джордан сел. Даже в свете молний его нельзя будет здесь обнаружить.
Ветер крепчал… по рощице носились крупные ветви, а песчинки больно били в лицо. Ветер бил и хлестал, сильно толкая Трэйса в плечо. Если станет совсем худо, здесь не будет никакого смысла оставаться дольше; лошади не смогут отдохнуть и вряд ли Мария Кристина будет спать.
В горах шел дождь, и вскоре потоки воды заполнят пересохшие русла рек, устремившись с бесплодных склонов гор, и за какие-то несколько часов реки превратятся в неистовые бурлящие потоки. А в каньонах глубина ревущих потоков вскоре будет достигать двадцати футов глубины…
Упала первая капля, затем другая… начинался дождь. Трэйс подошел к седлу и достал макинтош, а из седельной сумки Марии Кристины достал пончо и укрыл ее. В ту секунду, когда он ее накрывал, вспыхнула молния.
Она очевидно спала, ее лицо было спокойно и светилось внутренним светом, как у мадонны. Вся ярость, внезапная отчужденность, все куда-то ушло.
Он подался вперед и коснулся ее волос. Черны… черны как смоль. Как будто в паутине ее волос затаилась полночь. Какое-то мгновение он держал в руке прядь ее волос, затем разжал пальцы и поднялся, взял ружье и пошел назад к тому месту на краю зарослей, где сидел раньше; он не видел, как девушка подняла руку и коснулась той самой пряди, которую он так нежно держал в руках. Не видел он и ее глаз, широко распахнутых во тьме.
Дождь усиливался, было ветрено. С час Джордан осматривал освещенную молниями пустыню. Внезапно стало холоднее, и во вспышках молний он увидел, казалось, мерцающую стену дождя, движущуюся по пустыне. Он проворно вскочил на ноги и повернул к лагерю.
Мария Кристина уже встала и скатывала одеяло. Она взглянула на него, ее слова чуть не унесло порывом ветра:
— Едем?
— Это самое лучшее… но лошади могут запаниковать. Хотя в любом случае отдохнуть мы не сможем, да и лошади не смогут.
Он принялся седлать лошадей. Затем они оба вскочили в седла и устремились на север. Дождь яростно хлестал им в спины, и лошади бежали довольно резво, чуя, что нужно обогнать бурю, кроме того, они были рады уехать подальше от хлещущих их кустов.
Всю ночь они двигались впереди бури. Дважды пересекали глубокие потоки воды буквально за несколько минут до того, как стена дождя опрокинется на них, раз прямо рядом с ними ударила молния, так что они ощутили резкий запах серы в воздухе, а кожу на голове закололо от электрического разряда.
Неожиданно, впереди послышался какой-то отдаленный рев. Вскоре они увидели каньон, по которому стремительно несся поток воды. О том чтобы пересечь его, не могло быть и речи. Это исключалось напрочь. И не важно, было ли здесь десять футов в глубину или сорок, ни одна живущая на земле лошадь не сможет переплыть этот мощный поток.
Вспыхнула молния, и Трэйс Джордан, поймав Марию Кристину за плечо, показал на скалы. Они подъехали и увидели, что там есть укрытие.
Под нависшей скалой им не страшны были дождь и ветер. Он спрыгнул на землю и помог девушке спуститься. Затем отвел обеих лошадей глубже под похожий на пещеру навес и привязал к ветвям кедра, вырисовывающегося во мраке. Лошади устали, были напуганы бурей, но костер успокоит их. Лошадям, которых приучили к кострам, нравятся, когда их разводят, и всю ночь напролет они будут то подходить, то отступать от пламени, им нравится дружеская теплота и уверенность, которая исходит от огня. Гнездо, которое свила себе крыса, — хороший источник сухого топлива, а кроме того, скоро рассвет. Но сегодня утром света не будет довольно долго, небо плотно затянуто облаками и непохоже, что скоро будет просвет.
Они не имели представления, насколько далеко продвинулись на север, но ветер полностью уничтожит все их следы. Это был отличный шанс заработать себе свободу. Даже Лантц не сможет найти следов, если их попросту не будет.
Когда станет светло, Джордан сориентируется, где они находятся. Они уже должны находиться в знакомом ему районе. К северу от них, уже не так далеко, расположено ранчо Сан-Бернардино. В этих краях Трэйс бывал, был и в Тоскане и даже Прескотте и Конгрессе,
Дрожа, они прижались друг к другу у костра. Большая рыжая лошадь стала бить копытом, и на мгновение ветер затих.
— Завтра мы будем спасены. Я знаю этого человека на ранчо. Это жесткий, но хороший человек.
— Надеюсь.
— Он… его зовут Слаутер.
— Он убивал.
— Да… когда это было необходимо. — Трэйс подбросил дров в костер. — Как и я.
— Еще до этого?
— Да.
— Скольких?
— Четверых… может, пятерых.
Они переждали яростный порыв ветра. Некоторые капли дождя проникли под навес и упали в огонь, костер зашипел.
— Ты никогда не рассказывал, почему убил Боба Саттона?
Джордан рассказал девушке о Джонни Хендриксе и лошадях, рассказал, как справился с охватившей его паникой, о буре, о длинных перегонах скота и о запахе паленой шерсти на кострищах. Рассказал о том, как они месяцы потратили, чтобы поймать, поставить клейма и приручить мустангов, рассказал об их усилиях создать не просто табун, а начать свой собственный бизнес. Дальше он поведал, как вернувшись из Дюранго, нашел тело своего друга.
— Джек Саттон, — сказала она. — Это его стиль. Думаю, с ним был и Морт Бэйлесс, хоть он другой.
Трэйс Джордан подошел к крысиному гнезду за новой охапкой хвороста. Он сложил дрова у огня, затем обошел костер и сел, но продолжал молчать, глядя, как приходит утро.
Небо становилось все светлее. Снаружи деревья и кустарники казались поникшими, замершими и черными из-за опавшей еще до дождя листвы. В пустыне образовались лужи, которые отражали смутный свет, под хмурым небом они были похожи на металлические зеркала, серые и черные, отражающие грозовые тучи.
Все это представилось взору Джордана. Все это и еще кое-что. Он увидел пятерых мужчин с ружьями, и все они смотрели на него.
Это значит… их бегство ничего им не дало.
Он стоял неподвижно, но ум его работал очень быстро. Как всегда в подобные минуты казалось, время остановилось, и каждая мысль была ясной и четкой.
Трэйс узнал крупного мужчину с сильным квадратным лицом, это мог быть Бен Хиндеман. Мелкие черты лица у другого— это старый Якоб Лантц, и с ними остальные, которых он не знал и, возможно, никогда не узнает. Он увидел их лошадей, и три из них принадлежали ему.
Джордан видел их, видел их оружие и знал, что погоня закончена. Он знал, его плащ распахнут, револьверы на бедрах и он мог бы убить одного, двоих или даже троих, прежде чем они убьют его.
Можно попытаться. Это надо было сделать. Легендарный Дэйв Мазер уложил пятерых в перестрелке в Додже; Перри Авен пристрелил четверых в Холбруке.
Но Мария Кристина сидит у костра, слишком близко, и ее может задеть или она станет жертвой, если кто-нибудь из их друзей захочет отомстить.
— Как дела, ребята, — как бы между прочим проговорил он. — Сыро на улице, не так ли?
Услышав его голос, Мария Кристина выглянула наружу. Ее лицо исказилось от внезапного шока, и она упала на колени.
Тот грузный мужчина в макинтоше изучал Джордана сквозь завесу дождя. Ничего удивительного, думал Хиндеман, что все тянулось настолько долго. Лантц был прав, этот человек как загнанный волк… которого прижали к стене.
Якоб Лантц был чуть поодаль. Он сидел в седле и смотрел на Джордана.
— Ты убил старого Боба? — Хиндеман скорее констатировал факт, чем задал вопрос. Он потянулся за револьвером. — Ты его убил… за что?
— Ты знаешь, за что. Он ездил на украденной лошади. Украденной у меня. — Он кивнул головой, показывая на их лошадей. — Вот эта серая моя и вот эта гнедая тоже. И эта серо-коричневая, она отзывается на кличку Пет. — Трэйс посмотрел на лошадь. — Пет! -громко позвал он. Серо-коричневая подняла голову и навострила уши.
Всадники молчали. Хиндеман не двигался, но Джо Саттон почувствовал за собой вину. Не было сомнений в том, что лошади украдены у этого человека. Это чувство охватило их всех, они усомнились в своей правоте.
— Теперь это уже не важно, — произнес Хиндеман. — Мы пришли, чтобы повесить тебя.
— Ты напрасно говоришь «мы», возможно четверым из вас вешать меня уже не придется. А может, и никому из вас. Подождите, пока закончится стрельба… раньше времени заговорили о повешении.
Бен Хиндеман изучал стоящего перед ним. человека, а Бен был не дурак. Их было пятеро против одного… если не считать девчонку, но похоже она вмешается. Она достаточно быстра, чтобы подстрелить Саттона.
Пятеро против одного. Им нужно лишь поднять ружья, ему же лишь выхватить револьверы; Бен Хиндеман знал, что тот, кто одолел старого Боба и вывел из игры Джека Саттона, будет быстр и уверен в себе.
Если начнется стрельба, то без сомнения кто-то погибнет.
— Брось револьверы, — сказал он, — и тогда девчонке мы ничего не сделаем.
— Нет! — Голос Марии Кристины прозвучал как удар хлыста. — Не делай этого! Они убьют тебя! Если бросишь оружие, я буду стрелять!
Бен Хиндеман сидел на лошади неподвижно под проливным дождем. Впервые в жизни он попал в такую ситуацию.
Мария Кристина будет стрелять, и у нее есть ружье. Они могли убить ее, но Бен Хиндеман не выносил, когда убивают женщин. Только не это.
Он перевел взгляд с женщины на мужчину — худого, совершенно не боящегося поражения человека с изможденным и небритым лицом. Его прижали к стене… но он готов к борьбе.
А женщина теперь стояла во весь рост, ноги расставлены, тело приготовилось к броску, большие и прекрасные глаза, таили в себе смертельную опасность.
С каким-то сожалением Бен подумал, что здесь погибнут мужчины и женщина. Подумал о том, что больше никогда не сможет взглянуть никакому мужчине в лицо без стыда, если она будет убита. Он посмотрел на Джордана, и целую минуту они смотрели друг другу в глаза, и Хиндеман знал, что другого пути нет.
Он никогда не слышал пустых легенд о его храбрости. Ему было необязательно доказывать это, и если он умрет здесь сейчас, это ничего не докажет.
Он все это себе представлял не так. Настигнуть, схватить и убить в перестрелке. Здесь совсем другое дело.
Но все завершится здесь, и Бен Хиндеман знал, как отступить.
— Не возражаешь, если мы войдем? — мягко спросил он.
Целую минуту не было произнесено ни одного слова, а затем Якоб Лантц тронул своего коня. Он ехал медленно, но он уходил. Он видел нечто, что не замечали остальные. Он уезжал с линии огня. Он пообещал себе, что не будет в этом участвовать.
— Нет, о Боже!
В наступившей утренней тишине голос Морта Бэйлесса прозвучал особенно громко. Он схватился за револьвер.
В отличие от остальных, у него одного не было в руке ружья, и он решил использовать это. Он понял по вопросу Бена Хиндемана, что тот уступает, и решил действовать.
Трэйс Джордан видел все это ясно и отчетливо. Черные фигуры людей четко выделялись на фоне однотонного серого утреннего неба, дождь все лил, лошади потемнели от дождя, земля казалась металлически-серого цвета и блестела. В одно мгновение он ухватил суть момента, тот самый миг, когда Морт Бэйлесс решился на убийство и тем самым перешел через тот край, которого они пытались избежать.
Морт был быстр. Он схватился за рукоятку револьвера и за край макинтоша. Но в любом случае, он не успел. Пуля пронзила его тело, и, когда он соскальзывал с седла и лошадь прыгнула, вторая пуля проделала маленькую голубую дырочку в его черепе.
В следующую секунду, после возгласа Морта, Джордану показалось, что Хиндеман застонал, и Джордан ощутил что-то похожее на симпатию к человеку, который оказался в такой компании.
Мгновение — и все закончилось, мгновение яростной стрельбы прошло. Морт, свалившись с лошади, упал прямо в лужу. Человек рядом с ним потерял равновесие, в момент был выведен из игры.
Трэйс Джордан выстрелил в Морта Бэйлесса, тут же бросился в сторону и выстрелил в Бена Хиндемана, зная, что это самый сильный и самый опасный человек. Хиндеман получил пулю и повис в седле, его револьвер упал на землю.
Неожиданно Джордан услышал грохот выстрела винчестера 73-го калибра. Он почувствовал, как пуля застряла у него где-то в плече, и изготовился для второго выстрела в Хиндемана. Человек, потерявший равновесие, лежал неподвижно. Джордан вновь выстрелил и бросился в противоположную сторону от девушки, отвлекая от нее огонь. Она выстрелила, и пуля попала прямо в Хиндемана, а затем Трэйс выстрелил в него еще раз.
Еще один пришпорил коня, развернул его и прицелился. Джордан и Мария Кристина выстрелили одновременно, и он поднял руки.
Лошадь бросилась в сторону, всаднику удалось усидеть лишь шесть или семь прыжков, а затем он слетел, широко расставив руки и ноги, и со всего размаху плюхнулся в воду, как небрежно брошенная кукла. Он лежал, растянувшись во всю длину, мокрый и мертвый.
Все началось очень быстро, также быстро все и завершилось. Мгновение сумасшедшей перестрелки, грохота выстрелов прошло, и наступила тишина, лишь дождь продолжал идти.
Джордан медленно поднялся. В руках он держал оба револьвера, все еще сомневаясь, что выжил. Один револьвер он сунул в кобуру, второй перезарядил. Один барабан полностью опустел, во втором было лишь две пули. Но он помнил лишь три, четыре выстрела.
Мария Кристина вышла из-за скалы, за которой стояла на коленях, частично укрытая валунами и кустами.
— Ты ранен? — спросила она.
— Царапина.
Минуту или две Трэйс простоял, всматриваясь в завесу дождя. Якоб Лантц был где-то поблизости, хотя и отъехал еще до того, как началась стрельба. А у него репутация человека, который хорошо управляется с ружьем.
Трэйс Джордан пошел в дождь. Лантца нигде не было видно.
Морт Бэйлесс смотрел на набухшие дождем облака, его глаза были широко раскрыты, несмотря на дождь. Кровь окрасила лужу, в которой он лежал. Рубашка распахнулась, обнажая худое тело, зло ушло из него, ушло вместе с жизнью.
Бен Хиндеман лежал тут же, но он не умер.
В него выстрелили трижды, один выстрел был из ружья. Он сделал слабую, бесполезную попытку дотянуться до своего упавшего револьвера, а затем успокоился, глядя на Джордана.
— Плохо?
Трэйс смотрел на него. Одна пуля вошла Бену в левый бок, но рана не смертельная. Вторая попала в грудь, но достаточно высоко, так что легкое не было задето. Третья прошила бедро.
— Ты ранен, — сказал Джордан. — Может быть осложнение.
— У меня есть жена, — произнес Хиндеман. — Хорошая женщина. Мужчина должен думать о таких вещах.
Он на мгновение закрыл глаза, но вновь открыл.
— Они никогда не крали этих лошадей, — сказал он. — Проклятые придурки.
Позади Хиндемана лежал еще один человек, он лежал в полный рост, подогнув под себя одну ногу. Четвертый, которого лягнула лошадь Бэйлесса, все еще оставался там, где упал. Крови не было видно.
Трэйс Джордан убрал в кобуру револьвер и наклонился, чтобы поднять Хиндемана. Когда он наклонился, то услышал щелчок передергиваемого затвора и проворно повернулся.
Якоб Лантц стоял позади, широко разведя руки. Мария Кристина целилась в него из винчестера.
— Помочь? — спросил Лантц. — Он тяжеловат.
Вместе они втащили раненого под навес, затем он обыскал Лантца, и Мария Кристина опустила ружье.
— Надо развести огонь, — сказала она ему. Затем повернулась к Джордану: — Ты первый.
— Он тяжело ранен, — заметил Трэйс. — Я могу подождать.
Мария Кристина пожала плечами.
— Думаешь, он умирает? Он мог бы убить тебя.
— Сначала он, — ровным голосом произнес Джордан. — Приступай.
Она посмотрела на него, их взгляды встретились. Затем она опустилась на колени рядом с Хиндеманом.
— Думаешь, ты сильный, — сказала она, глядя на него. — По-моему, ты дурак.
Хиндеман усмехнулся, но сразу же задохнулся от боли. Он посмотрел на Джордана.
— Похоже, ты нашел себе женщину, друг мой.
Затем перевел взгляд с Джордана на Лантца.
— А с тобой что случилось?
Лантц обнажил свои поломанные зубы в усмешке:
— Я же говорил тебе… я его выслежу, но драться с ним не буду. Когда я понял, что намеревается сделать Морт, я отошел.
Джордан посмотрел туда, где лежали остальные. Тот человек, которого сбила с ног лошадь Бэйлесса, скрылся. Он, очевидно, затаился, когда шла стрельба, и при первой же возможности, уполз. Так всегда бывает с теми, кто больше всех бахвалится. Также поступил и Айк Клэйтон во время стрельбы в О.К. Корале.
Мария Кристина промыла его раны в отваре, приготовленном из пустынных растений, а затем перевязала со всем присущим ей искусством. Из растения, которое называется «кровь Христа», она выдавила сок, который быстро сворачиваясь, останавливает кровь в ранах.
К тому времени, как все раны были обработаны и Лантц похоронил мертвых, наступил полдень. Следопыт вернулся назад.
— Дождь закончился, — сказал он. — Лучше всего приготовиться к надвигающейся опасности.
— Опасности?
— Да, — Лантц продолжил. — Одна ушла, вторая надвигается. Если с первой вы справились удачно, то неизвестно, как быть с теми, кто идет за нами. Могу поспорить, они охотятся за тобой.
Бен Хиндеман заговорил со своего настила:
— Борьба окончена, Якоб. Скажи им, что я так сказал. Это все.
— Бак может послушать. Вес Паркер нет. Некоторые тоже могут не послушать.
— Тогда ты пойдешь и остановишь их, — резко сказал Хиндеман. Он приподнялся на локте. — Останови их и возвращайся сюда с повозкой. Если не сможешь их остановить, скачи за ребятами Джона Слаутера.
В облаках появились просветы, дождь закончился. Выглянуло солнце, и лужи стали высыхать. Лишь зеленеющая растительность и. еще оставшаяся вокруг скал сырость, напоминали о буре.
Трэйс Джордан взял ружье и повел лошадей к траве, где их можно было бы привязать так, чтобы они были видны из-под навеса. Его не столько беспокоили ребята Саттона-Бэйлесса, сколько апачи. В течение нескольких дней и преследователи и преследуемые оставили повсюду следы в этом уголке Соноры, а это страна апачей.
Любой охотник может пройти по этим следам или даже любая скво, которая собирала травы или дрова, могла заметить их. В стране, где белый человек даже повернуться не может без того, чтобы об этом не узнали апачи, было бы абсурдно верить, что они не знают о том, что здесь произошло.
Более того, апачи, которые спаслись после похищения Марии Кристины, теперь наверняка ищут их. Но куда бы он не бросил взгляд, в пустыне не было видно ни души.
Возвратившись под навес, Трэйс застал Марию Кристину, сидящую между скал с ружьем в руках. Их взгляды встретились, объяснять ничего не надо было. Оба выросли в стране индейцев; они понимали всю тяжесть ситуации, в которой оказались.
Их было двое с раненым на руках, и еще неизвестно, когда к ним придет помощь. Дождь смыл их следы, но апачи прекрасно знают, куда они направляются. Найти их — лишь дело времени.
Теперь у них было четыре лошади, и Джордан решил между двумя из них установить носилки, правда лошади не приспособлены для подобных затей, да и испугаться могут. Лучше всего как-то прикрепить носилки к седлу.
Шли часы, ничего не происходило. Опасность возрастала с каждой минутой, и Джордан все время был в напряжении, нервничал.
Бен Хиндеман что-то жалобно забормотал. Лихорадка усиливалась, он начал бредить. Мария Кристина села рядом с ним и сделала ему на лоб холодную примочку. Несколько раз она готовила состав, который индейцы используют против лихорадки, это помогало; но Хиндеман потерял много крови, и его состояние было неважным.
Банды из Сьерры-Мадре часто используют этот путь, кроме того в горах, чуть к северу от границы, расположен укрепленный лагерь индейцев Гирикахуас.
На второй день в полдень Джордан понял, что необходимо что-то предпринять. Он лежал на скале, всматриваясь в раскаленную от жары пустыню, когда принял решение. Из шестов и двух попон он сделал носилки между двумя лошадьми. С помощью Марии Кристины погрузил Хиндемана на носилки, а затем они тронулись в путь, ведя за собой лошадей.
Ехали очень медленно… уже наступили сумерки, когда, преодолев пятнадцать миль, они разбили лагерь среди скал рядом с уходящим в глубь ручейком.
Лицо Бена Хиндемана горело, выглядел он плохо. Джордан посмотрел на раненого, осознавая иронию возникшей ситуации. Всего лишь несколько часов назад Бен охотился, чтобы убить, а теперь он, Джордан, пытается спасти его самого от смерти, которую чуть не принесли его выстрелы. Причем он делает это с риском для жизни.
С ружьем в руках Трэйс Джордан отошел от лагеря. После того как он оправился от собственных ранений, он похудел, кости выпирали, он стал выглядеть даже более жилистым, чем обычно. Его одежда была изорвана и сильно поизносилась в путешествии.
Впрочем, годы, проведенные в дикой стране, приучили его к тяжелой жизни… он прошел лишь несколько ярдов, когда увидел следы. Следы человека, который шел пешком.
Следы раненого… белого человека.
Мужчину шатало, однажды он даже упал на колени. Трэйс Джордан шел по следу около полумили. На этом пути человек упал дважды. В месте второго падения на песке были видны пятна крови.
Джордан поднялся на одну из скал и, найдя удобное место, с минуту изучал окрестности. Вдруг, дальше к северу, он заметил темное пятно в пустыне.
Это может быть камень. Но что-то в его форме сказало ему, что это не так. Быстрым шагом он двинулся на север.
Еще даже не дойдя до тела, он знал, кто это. Старый Якоб Лантц совершил немало набегов на апачей, но эта вылазка для него стала последней. Он лежал, растянувшись на земле, он был мертв. Но его тело еще не закоченело и было все еще податливым.
В него выстрелили трижды, но одну из пуль он получил на день раньше. Это случилось, очевидно, в первый же день после того, как следопыт покинул стоянку. Лантц был ранен, его лошадь убили. Но первый раз ему как-то удалось их перехитрить, и он ушел от апачей, дальше двигался пешком.
Сегодня, возможно всего пару часов назад, индейцы вновь настигли его. Если это случилось недавно, они должны быть рядом. Возможно, они уже нашли следы четырех двигающихся на север лошадей.
Джордан поспешил обратно в их лагерь среди скал. Пока он шел, у него родился план. Несмотря на усталость и состояние Бена Хиндемана сегодня ночью они должны двигаться, апачи редко атакуют ночью, они не любят даже ездить по ночам. Граница находится не дальше пятнадцати — двадцати миль, а на границе ранчо, которое расположено в Сан-Бернардино-Спрингс.
— Ты спи… я буду наблюдать. — Она посмотрела на него как бы со стороны, вновь она была далека. — Я позову, если что.
Трэйс смертельно устал, но заколебался. Хотя было очевидно, что ей не спится. Он подошел к своему скатанному одеялу, развернул его, улегся, мускулы мгновенно расслабились, и он провалился в сон. Последнее, что он запомнил, был легкий порыв ветра, прошумевший среди листвы.
Чья-то рука, коснувшись плеча, вывела его из сна, вокруг стояла непроглядная тьма. Он сел и заметил, что звезд не видно. Ночь была ветреная, небо затянуто облаками. Кустарник качался под порывами ветра, и лошади были вынуждены повернуться к ветру спиной.
— Ничего не видно. Я уже отдохнула.
— Хорошо.
Он надел сапоги и встал:
— Похоже, будет буря.
— Да, по-моему тоже.
Порывы ветра бросали в лицо горсти песка, и Трэйс поглубже надвинул шляпу. Затем пристегнул оружейный пояс.
Мария Кристина прошла мимо него, но он протянул руку и прижал девушку к себе. Она быстренько высвободилась и хотела уйти, но поддавшись внезапно нахлынувшей страсти Джордан поймал ее снова и заключил в объятия.
Девушка отчаянно, изо всех сил стала бороться. Ее тело внезапно превратилось в моток стальной проволоки. Она подалась назад, пытаясь освободиться. Джордан поймал ее лицо и грубо прижался к губам.
Где-то далеко сверкнула молния, и Трэйс увидел, что у девушки расширены глаза, губы разжаты. Он наклонил к ней голову, и она внезапно схватила его обеими руками за волосы на затылке, и прижалась ртом к его рту изо всех сил. Ее гибкое великолепное тело обвилось вокруг него, губы разжались… а затем она внезапно разорвала его объятия и высвободилась, хлестко ударив его по щеке, отпрыгнула назад, как загнанная в угол кошка, и остановилась у куста, полусогнувшись.
— Не трожь меня! Не подходи! Я убью тебя!
Когда Трэйс держал девушку в объятиях, он пытался понять, нравится ей это или нет, но потом руки опустились. То что она сказала, это не пустой звук. Если он допытается вновь, она действительно убьет его, если сможет.
— Ну как знаешь.
Он подобрал ружье и пошел сквозь кустарник, затем остановился, пересиливая себя, улыбнулся и сказал:
— Но я навсегда буду помнить тебя такой… какой ты была минуту назад.
— Ты животное… я, я ненавижу тебя.
— Ты тоже животное, — сказал он, улыбаясь, — и это мне нравится.
— Думаешь, я дешевка.
— Ничего подобного я не думаю. По-моему, ты хорошая женщина, но упрямая как мустанг.
— Дурак.
Ночь была непроглядна и ветрена. Вдали вспыхивали молнии, освещая равнину сверхъестественным сиянием, превращая окружающую местность в лунный ландшафт, усыпанный пеплом — таким был наш мир в день сотворения. Гремел гром, постепенно замирая в далеких каньонах, казалось, огромные валуны с грохотом несутся по длинным каменным коридорам. Ветер гнал листья по земле и яростными порывами рвал кустарник.
Около края кустарника Джордан сел. Даже в свете молний его нельзя будет здесь обнаружить.
Ветер крепчал… по рощице носились крупные ветви, а песчинки больно били в лицо. Ветер бил и хлестал, сильно толкая Трэйса в плечо. Если станет совсем худо, здесь не будет никакого смысла оставаться дольше; лошади не смогут отдохнуть и вряд ли Мария Кристина будет спать.
В горах шел дождь, и вскоре потоки воды заполнят пересохшие русла рек, устремившись с бесплодных склонов гор, и за какие-то несколько часов реки превратятся в неистовые бурлящие потоки. А в каньонах глубина ревущих потоков вскоре будет достигать двадцати футов глубины…
Упала первая капля, затем другая… начинался дождь. Трэйс подошел к седлу и достал макинтош, а из седельной сумки Марии Кристины достал пончо и укрыл ее. В ту секунду, когда он ее накрывал, вспыхнула молния.
Она очевидно спала, ее лицо было спокойно и светилось внутренним светом, как у мадонны. Вся ярость, внезапная отчужденность, все куда-то ушло.
Он подался вперед и коснулся ее волос. Черны… черны как смоль. Как будто в паутине ее волос затаилась полночь. Какое-то мгновение он держал в руке прядь ее волос, затем разжал пальцы и поднялся, взял ружье и пошел назад к тому месту на краю зарослей, где сидел раньше; он не видел, как девушка подняла руку и коснулась той самой пряди, которую он так нежно держал в руках. Не видел он и ее глаз, широко распахнутых во тьме.
Дождь усиливался, было ветрено. С час Джордан осматривал освещенную молниями пустыню. Внезапно стало холоднее, и во вспышках молний он увидел, казалось, мерцающую стену дождя, движущуюся по пустыне. Он проворно вскочил на ноги и повернул к лагерю.
Мария Кристина уже встала и скатывала одеяло. Она взглянула на него, ее слова чуть не унесло порывом ветра:
— Едем?
— Это самое лучшее… но лошади могут запаниковать. Хотя в любом случае отдохнуть мы не сможем, да и лошади не смогут.
Он принялся седлать лошадей. Затем они оба вскочили в седла и устремились на север. Дождь яростно хлестал им в спины, и лошади бежали довольно резво, чуя, что нужно обогнать бурю, кроме того, они были рады уехать подальше от хлещущих их кустов.
Всю ночь они двигались впереди бури. Дважды пересекали глубокие потоки воды буквально за несколько минут до того, как стена дождя опрокинется на них, раз прямо рядом с ними ударила молния, так что они ощутили резкий запах серы в воздухе, а кожу на голове закололо от электрического разряда.
Неожиданно, впереди послышался какой-то отдаленный рев. Вскоре они увидели каньон, по которому стремительно несся поток воды. О том чтобы пересечь его, не могло быть и речи. Это исключалось напрочь. И не важно, было ли здесь десять футов в глубину или сорок, ни одна живущая на земле лошадь не сможет переплыть этот мощный поток.
Вспыхнула молния, и Трэйс Джордан, поймав Марию Кристину за плечо, показал на скалы. Они подъехали и увидели, что там есть укрытие.
Под нависшей скалой им не страшны были дождь и ветер. Он спрыгнул на землю и помог девушке спуститься. Затем отвел обеих лошадей глубже под похожий на пещеру навес и привязал к ветвям кедра, вырисовывающегося во мраке. Лошади устали, были напуганы бурей, но костер успокоит их. Лошадям, которых приучили к кострам, нравятся, когда их разводят, и всю ночь напролет они будут то подходить, то отступать от пламени, им нравится дружеская теплота и уверенность, которая исходит от огня. Гнездо, которое свила себе крыса, — хороший источник сухого топлива, а кроме того, скоро рассвет. Но сегодня утром света не будет довольно долго, небо плотно затянуто облаками и непохоже, что скоро будет просвет.
Они не имели представления, насколько далеко продвинулись на север, но ветер полностью уничтожит все их следы. Это был отличный шанс заработать себе свободу. Даже Лантц не сможет найти следов, если их попросту не будет.
Когда станет светло, Джордан сориентируется, где они находятся. Они уже должны находиться в знакомом ему районе. К северу от них, уже не так далеко, расположено ранчо Сан-Бернардино. В этих краях Трэйс бывал, был и в Тоскане и даже Прескотте и Конгрессе,
Дрожа, они прижались друг к другу у костра. Большая рыжая лошадь стала бить копытом, и на мгновение ветер затих.
— Завтра мы будем спасены. Я знаю этого человека на ранчо. Это жесткий, но хороший человек.
— Надеюсь.
— Он… его зовут Слаутер.
— Он убивал.
— Да… когда это было необходимо. — Трэйс подбросил дров в костер. — Как и я.
— Еще до этого?
— Да.
— Скольких?
— Четверых… может, пятерых.
Они переждали яростный порыв ветра. Некоторые капли дождя проникли под навес и упали в огонь, костер зашипел.
— Ты никогда не рассказывал, почему убил Боба Саттона?
Джордан рассказал девушке о Джонни Хендриксе и лошадях, рассказал, как справился с охватившей его паникой, о буре, о длинных перегонах скота и о запахе паленой шерсти на кострищах. Рассказал о том, как они месяцы потратили, чтобы поймать, поставить клейма и приручить мустангов, рассказал об их усилиях создать не просто табун, а начать свой собственный бизнес. Дальше он поведал, как вернувшись из Дюранго, нашел тело своего друга.
— Джек Саттон, — сказала она. — Это его стиль. Думаю, с ним был и Морт Бэйлесс, хоть он другой.
Трэйс Джордан подошел к крысиному гнезду за новой охапкой хвороста. Он сложил дрова у огня, затем обошел костер и сел, но продолжал молчать, глядя, как приходит утро.
Небо становилось все светлее. Снаружи деревья и кустарники казались поникшими, замершими и черными из-за опавшей еще до дождя листвы. В пустыне образовались лужи, которые отражали смутный свет, под хмурым небом они были похожи на металлические зеркала, серые и черные, отражающие грозовые тучи.
Все это представилось взору Джордана. Все это и еще кое-что. Он увидел пятерых мужчин с ружьями, и все они смотрели на него.
Это значит… их бегство ничего им не дало.
Он стоял неподвижно, но ум его работал очень быстро. Как всегда в подобные минуты казалось, время остановилось, и каждая мысль была ясной и четкой.
Трэйс узнал крупного мужчину с сильным квадратным лицом, это мог быть Бен Хиндеман. Мелкие черты лица у другого— это старый Якоб Лантц, и с ними остальные, которых он не знал и, возможно, никогда не узнает. Он увидел их лошадей, и три из них принадлежали ему.
Джордан видел их, видел их оружие и знал, что погоня закончена. Он знал, его плащ распахнут, револьверы на бедрах и он мог бы убить одного, двоих или даже троих, прежде чем они убьют его.
Можно попытаться. Это надо было сделать. Легендарный Дэйв Мазер уложил пятерых в перестрелке в Додже; Перри Авен пристрелил четверых в Холбруке.
Но Мария Кристина сидит у костра, слишком близко, и ее может задеть или она станет жертвой, если кто-нибудь из их друзей захочет отомстить.
— Как дела, ребята, — как бы между прочим проговорил он. — Сыро на улице, не так ли?
Услышав его голос, Мария Кристина выглянула наружу. Ее лицо исказилось от внезапного шока, и она упала на колени.
Тот грузный мужчина в макинтоше изучал Джордана сквозь завесу дождя. Ничего удивительного, думал Хиндеман, что все тянулось настолько долго. Лантц был прав, этот человек как загнанный волк… которого прижали к стене.
Якоб Лантц был чуть поодаль. Он сидел в седле и смотрел на Джордана.
— Ты убил старого Боба? — Хиндеман скорее констатировал факт, чем задал вопрос. Он потянулся за револьвером. — Ты его убил… за что?
— Ты знаешь, за что. Он ездил на украденной лошади. Украденной у меня. — Он кивнул головой, показывая на их лошадей. — Вот эта серая моя и вот эта гнедая тоже. И эта серо-коричневая, она отзывается на кличку Пет. — Трэйс посмотрел на лошадь. — Пет! -громко позвал он. Серо-коричневая подняла голову и навострила уши.
Всадники молчали. Хиндеман не двигался, но Джо Саттон почувствовал за собой вину. Не было сомнений в том, что лошади украдены у этого человека. Это чувство охватило их всех, они усомнились в своей правоте.
— Теперь это уже не важно, — произнес Хиндеман. — Мы пришли, чтобы повесить тебя.
— Ты напрасно говоришь «мы», возможно четверым из вас вешать меня уже не придется. А может, и никому из вас. Подождите, пока закончится стрельба… раньше времени заговорили о повешении.
Бен Хиндеман изучал стоящего перед ним. человека, а Бен был не дурак. Их было пятеро против одного… если не считать девчонку, но похоже она вмешается. Она достаточно быстра, чтобы подстрелить Саттона.
Пятеро против одного. Им нужно лишь поднять ружья, ему же лишь выхватить револьверы; Бен Хиндеман знал, что тот, кто одолел старого Боба и вывел из игры Джека Саттона, будет быстр и уверен в себе.
Если начнется стрельба, то без сомнения кто-то погибнет.
— Брось револьверы, — сказал он, — и тогда девчонке мы ничего не сделаем.
— Нет! — Голос Марии Кристины прозвучал как удар хлыста. — Не делай этого! Они убьют тебя! Если бросишь оружие, я буду стрелять!
Бен Хиндеман сидел на лошади неподвижно под проливным дождем. Впервые в жизни он попал в такую ситуацию.
Мария Кристина будет стрелять, и у нее есть ружье. Они могли убить ее, но Бен Хиндеман не выносил, когда убивают женщин. Только не это.
Он перевел взгляд с женщины на мужчину — худого, совершенно не боящегося поражения человека с изможденным и небритым лицом. Его прижали к стене… но он готов к борьбе.
А женщина теперь стояла во весь рост, ноги расставлены, тело приготовилось к броску, большие и прекрасные глаза, таили в себе смертельную опасность.
С каким-то сожалением Бен подумал, что здесь погибнут мужчины и женщина. Подумал о том, что больше никогда не сможет взглянуть никакому мужчине в лицо без стыда, если она будет убита. Он посмотрел на Джордана, и целую минуту они смотрели друг другу в глаза, и Хиндеман знал, что другого пути нет.
Он никогда не слышал пустых легенд о его храбрости. Ему было необязательно доказывать это, и если он умрет здесь сейчас, это ничего не докажет.
Он все это себе представлял не так. Настигнуть, схватить и убить в перестрелке. Здесь совсем другое дело.
Но все завершится здесь, и Бен Хиндеман знал, как отступить.
— Не возражаешь, если мы войдем? — мягко спросил он.
Целую минуту не было произнесено ни одного слова, а затем Якоб Лантц тронул своего коня. Он ехал медленно, но он уходил. Он видел нечто, что не замечали остальные. Он уезжал с линии огня. Он пообещал себе, что не будет в этом участвовать.
— Нет, о Боже!
В наступившей утренней тишине голос Морта Бэйлесса прозвучал особенно громко. Он схватился за револьвер.
В отличие от остальных, у него одного не было в руке ружья, и он решил использовать это. Он понял по вопросу Бена Хиндемана, что тот уступает, и решил действовать.
Трэйс Джордан видел все это ясно и отчетливо. Черные фигуры людей четко выделялись на фоне однотонного серого утреннего неба, дождь все лил, лошади потемнели от дождя, земля казалась металлически-серого цвета и блестела. В одно мгновение он ухватил суть момента, тот самый миг, когда Морт Бэйлесс решился на убийство и тем самым перешел через тот край, которого они пытались избежать.
Морт был быстр. Он схватился за рукоятку револьвера и за край макинтоша. Но в любом случае, он не успел. Пуля пронзила его тело, и, когда он соскальзывал с седла и лошадь прыгнула, вторая пуля проделала маленькую голубую дырочку в его черепе.
В следующую секунду, после возгласа Морта, Джордану показалось, что Хиндеман застонал, и Джордан ощутил что-то похожее на симпатию к человеку, который оказался в такой компании.
Мгновение — и все закончилось, мгновение яростной стрельбы прошло. Морт, свалившись с лошади, упал прямо в лужу. Человек рядом с ним потерял равновесие, в момент был выведен из игры.
Трэйс Джордан выстрелил в Морта Бэйлесса, тут же бросился в сторону и выстрелил в Бена Хиндемана, зная, что это самый сильный и самый опасный человек. Хиндеман получил пулю и повис в седле, его револьвер упал на землю.
Неожиданно Джордан услышал грохот выстрела винчестера 73-го калибра. Он почувствовал, как пуля застряла у него где-то в плече, и изготовился для второго выстрела в Хиндемана. Человек, потерявший равновесие, лежал неподвижно. Джордан вновь выстрелил и бросился в противоположную сторону от девушки, отвлекая от нее огонь. Она выстрелила, и пуля попала прямо в Хиндемана, а затем Трэйс выстрелил в него еще раз.
Еще один пришпорил коня, развернул его и прицелился. Джордан и Мария Кристина выстрелили одновременно, и он поднял руки.
Лошадь бросилась в сторону, всаднику удалось усидеть лишь шесть или семь прыжков, а затем он слетел, широко расставив руки и ноги, и со всего размаху плюхнулся в воду, как небрежно брошенная кукла. Он лежал, растянувшись во всю длину, мокрый и мертвый.
Все началось очень быстро, также быстро все и завершилось. Мгновение сумасшедшей перестрелки, грохота выстрелов прошло, и наступила тишина, лишь дождь продолжал идти.
Джордан медленно поднялся. В руках он держал оба револьвера, все еще сомневаясь, что выжил. Один револьвер он сунул в кобуру, второй перезарядил. Один барабан полностью опустел, во втором было лишь две пули. Но он помнил лишь три, четыре выстрела.
Мария Кристина вышла из-за скалы, за которой стояла на коленях, частично укрытая валунами и кустами.
— Ты ранен? — спросила она.
— Царапина.
Минуту или две Трэйс простоял, всматриваясь в завесу дождя. Якоб Лантц был где-то поблизости, хотя и отъехал еще до того, как началась стрельба. А у него репутация человека, который хорошо управляется с ружьем.
Трэйс Джордан пошел в дождь. Лантца нигде не было видно.
Морт Бэйлесс смотрел на набухшие дождем облака, его глаза были широко раскрыты, несмотря на дождь. Кровь окрасила лужу, в которой он лежал. Рубашка распахнулась, обнажая худое тело, зло ушло из него, ушло вместе с жизнью.
Бен Хиндеман лежал тут же, но он не умер.
В него выстрелили трижды, один выстрел был из ружья. Он сделал слабую, бесполезную попытку дотянуться до своего упавшего револьвера, а затем успокоился, глядя на Джордана.
— Плохо?
Трэйс смотрел на него. Одна пуля вошла Бену в левый бок, но рана не смертельная. Вторая попала в грудь, но достаточно высоко, так что легкое не было задето. Третья прошила бедро.
— Ты ранен, — сказал Джордан. — Может быть осложнение.
— У меня есть жена, — произнес Хиндеман. — Хорошая женщина. Мужчина должен думать о таких вещах.
Он на мгновение закрыл глаза, но вновь открыл.
— Они никогда не крали этих лошадей, — сказал он. — Проклятые придурки.
Позади Хиндемана лежал еще один человек, он лежал в полный рост, подогнув под себя одну ногу. Четвертый, которого лягнула лошадь Бэйлесса, все еще оставался там, где упал. Крови не было видно.
Трэйс Джордан убрал в кобуру револьвер и наклонился, чтобы поднять Хиндемана. Когда он наклонился, то услышал щелчок передергиваемого затвора и проворно повернулся.
Якоб Лантц стоял позади, широко разведя руки. Мария Кристина целилась в него из винчестера.
— Помочь? — спросил Лантц. — Он тяжеловат.
Вместе они втащили раненого под навес, затем он обыскал Лантца, и Мария Кристина опустила ружье.
— Надо развести огонь, — сказала она ему. Затем повернулась к Джордану: — Ты первый.
— Он тяжело ранен, — заметил Трэйс. — Я могу подождать.
Мария Кристина пожала плечами.
— Думаешь, он умирает? Он мог бы убить тебя.
— Сначала он, — ровным голосом произнес Джордан. — Приступай.
Она посмотрела на него, их взгляды встретились. Затем она опустилась на колени рядом с Хиндеманом.
— Думаешь, ты сильный, — сказала она, глядя на него. — По-моему, ты дурак.
Хиндеман усмехнулся, но сразу же задохнулся от боли. Он посмотрел на Джордана.
— Похоже, ты нашел себе женщину, друг мой.
Затем перевел взгляд с Джордана на Лантца.
— А с тобой что случилось?
Лантц обнажил свои поломанные зубы в усмешке:
— Я же говорил тебе… я его выслежу, но драться с ним не буду. Когда я понял, что намеревается сделать Морт, я отошел.
Джордан посмотрел туда, где лежали остальные. Тот человек, которого сбила с ног лошадь Бэйлесса, скрылся. Он, очевидно, затаился, когда шла стрельба, и при первой же возможности, уполз. Так всегда бывает с теми, кто больше всех бахвалится. Также поступил и Айк Клэйтон во время стрельбы в О.К. Корале.
Мария Кристина промыла его раны в отваре, приготовленном из пустынных растений, а затем перевязала со всем присущим ей искусством. Из растения, которое называется «кровь Христа», она выдавила сок, который быстро сворачиваясь, останавливает кровь в ранах.
К тому времени, как все раны были обработаны и Лантц похоронил мертвых, наступил полдень. Следопыт вернулся назад.
— Дождь закончился, — сказал он. — Лучше всего приготовиться к надвигающейся опасности.
— Опасности?
— Да, — Лантц продолжил. — Одна ушла, вторая надвигается. Если с первой вы справились удачно, то неизвестно, как быть с теми, кто идет за нами. Могу поспорить, они охотятся за тобой.
Бен Хиндеман заговорил со своего настила:
— Борьба окончена, Якоб. Скажи им, что я так сказал. Это все.
— Бак может послушать. Вес Паркер нет. Некоторые тоже могут не послушать.
— Тогда ты пойдешь и остановишь их, — резко сказал Хиндеман. Он приподнялся на локте. — Останови их и возвращайся сюда с повозкой. Если не сможешь их остановить, скачи за ребятами Джона Слаутера.
В облаках появились просветы, дождь закончился. Выглянуло солнце, и лужи стали высыхать. Лишь зеленеющая растительность и. еще оставшаяся вокруг скал сырость, напоминали о буре.
Трэйс Джордан взял ружье и повел лошадей к траве, где их можно было бы привязать так, чтобы они были видны из-под навеса. Его не столько беспокоили ребята Саттона-Бэйлесса, сколько апачи. В течение нескольких дней и преследователи и преследуемые оставили повсюду следы в этом уголке Соноры, а это страна апачей.
Любой охотник может пройти по этим следам или даже любая скво, которая собирала травы или дрова, могла заметить их. В стране, где белый человек даже повернуться не может без того, чтобы об этом не узнали апачи, было бы абсурдно верить, что они не знают о том, что здесь произошло.
Более того, апачи, которые спаслись после похищения Марии Кристины, теперь наверняка ищут их. Но куда бы он не бросил взгляд, в пустыне не было видно ни души.
Возвратившись под навес, Трэйс застал Марию Кристину, сидящую между скал с ружьем в руках. Их взгляды встретились, объяснять ничего не надо было. Оба выросли в стране индейцев; они понимали всю тяжесть ситуации, в которой оказались.
Их было двое с раненым на руках, и еще неизвестно, когда к ним придет помощь. Дождь смыл их следы, но апачи прекрасно знают, куда они направляются. Найти их — лишь дело времени.
Теперь у них было четыре лошади, и Джордан решил между двумя из них установить носилки, правда лошади не приспособлены для подобных затей, да и испугаться могут. Лучше всего как-то прикрепить носилки к седлу.
Шли часы, ничего не происходило. Опасность возрастала с каждой минутой, и Джордан все время был в напряжении, нервничал.
Бен Хиндеман что-то жалобно забормотал. Лихорадка усиливалась, он начал бредить. Мария Кристина села рядом с ним и сделала ему на лоб холодную примочку. Несколько раз она готовила состав, который индейцы используют против лихорадки, это помогало; но Хиндеман потерял много крови, и его состояние было неважным.
Банды из Сьерры-Мадре часто используют этот путь, кроме того в горах, чуть к северу от границы, расположен укрепленный лагерь индейцев Гирикахуас.
На второй день в полдень Джордан понял, что необходимо что-то предпринять. Он лежал на скале, всматриваясь в раскаленную от жары пустыню, когда принял решение. Из шестов и двух попон он сделал носилки между двумя лошадьми. С помощью Марии Кристины погрузил Хиндемана на носилки, а затем они тронулись в путь, ведя за собой лошадей.
Ехали очень медленно… уже наступили сумерки, когда, преодолев пятнадцать миль, они разбили лагерь среди скал рядом с уходящим в глубь ручейком.
Лицо Бена Хиндемана горело, выглядел он плохо. Джордан посмотрел на раненого, осознавая иронию возникшей ситуации. Всего лишь несколько часов назад Бен охотился, чтобы убить, а теперь он, Джордан, пытается спасти его самого от смерти, которую чуть не принесли его выстрелы. Причем он делает это с риском для жизни.
С ружьем в руках Трэйс Джордан отошел от лагеря. После того как он оправился от собственных ранений, он похудел, кости выпирали, он стал выглядеть даже более жилистым, чем обычно. Его одежда была изорвана и сильно поизносилась в путешествии.
Впрочем, годы, проведенные в дикой стране, приучили его к тяжелой жизни… он прошел лишь несколько ярдов, когда увидел следы. Следы человека, который шел пешком.
Следы раненого… белого человека.
Мужчину шатало, однажды он даже упал на колени. Трэйс Джордан шел по следу около полумили. На этом пути человек упал дважды. В месте второго падения на песке были видны пятна крови.
Джордан поднялся на одну из скал и, найдя удобное место, с минуту изучал окрестности. Вдруг, дальше к северу, он заметил темное пятно в пустыне.
Это может быть камень. Но что-то в его форме сказало ему, что это не так. Быстрым шагом он двинулся на север.
Еще даже не дойдя до тела, он знал, кто это. Старый Якоб Лантц совершил немало набегов на апачей, но эта вылазка для него стала последней. Он лежал, растянувшись на земле, он был мертв. Но его тело еще не закоченело и было все еще податливым.
В него выстрелили трижды, но одну из пуль он получил на день раньше. Это случилось, очевидно, в первый же день после того, как следопыт покинул стоянку. Лантц был ранен, его лошадь убили. Но первый раз ему как-то удалось их перехитрить, и он ушел от апачей, дальше двигался пешком.
Сегодня, возможно всего пару часов назад, индейцы вновь настигли его. Если это случилось недавно, они должны быть рядом. Возможно, они уже нашли следы четырех двигающихся на север лошадей.
Джордан поспешил обратно в их лагерь среди скал. Пока он шел, у него родился план. Несмотря на усталость и состояние Бена Хиндемана сегодня ночью они должны двигаться, апачи редко атакуют ночью, они не любят даже ездить по ночам. Граница находится не дальше пятнадцати — двадцати миль, а на границе ранчо, которое расположено в Сан-Бернардино-Спрингс.