Морщась от боли, Бен начал стаскивать сапог, стараясь производить как можно меньше шума. Спустя несколько минут это ему удалось.
Его лошадь, перепуганная стрельбой, сбежала, а с тем, что находилось под рукой, нечего было и думать должным образом обработать рану. Поэтому Бен обложил ее травой, обвязал платком, потом с трудом засунул ногу обратно в сапог. Время от времени прерывал свое занятие, прислушивался.
К этому времени Кид наверняка должен был понять, что его дружки попали в беду, даже если и не видел, что с ними случилось, а это казалось маловероятным. Следовательно, он либо собирается сбежать, либо выжидает, чтобы снова напасть. Сам Кауэн, насколько он мог судить о характере Кида, склонялся в пользу второго варианта.
Глаза застилал туман; попытавшись двинуться, Бен ощутил слабость.
Предположим, с ним случится обморок. Это вполне возможно, так как он потерял много крови. Но если отключится сознание, несомненно будет убит.
Ему надо спрятаться.
Не важно как, не важно где, но должен спрятаться! Бен пристально огляделся — спрятаться было негде. Вокруг только непроходимый кустарник да черные стволы деревьев.
Тогда надо двигаться. Больше нельзя оставаться здесь. Если окажется без сознания, ему просто-напросто перережут глотку, даже не давая прийти в себя. Возможно, подальше отсюда предоставится шанс что-либо сделать. Ближайший к нему мертвый индеец также был вооружен винчестером. Бен сорвал с него патронташ и нож. Затем, немного отдохнув за деревом, начал ползти, скрываясь по возможности в траве.
Ему удалось передвигаться почти без шума, если не считать легкого, неизбежного шелеста. Но временами даже и таких звуков не раздавалось. Глазами Бен неотрывно обшаривал впереди землю, деревья, кустарник. Таким образом преодолел около тридцати ярдов, когда вдруг услышал смешок.
Он был едва различимый, но заставил застыть на месте, изо всех сил прислушаться. Через минуту Бен пополз дальше.
— Давай ползи! — раздалось неожиданно. — Все равно никуда не уползешь!
Голос был хриплым, противным и принадлежал Тонкауа Киду. Бен не видел его, но знал, что он должен быть там, оттуда может за ним наблюдать.
Бен продвинулся еще немного вперед, пытаясь представить, где может находиться индеец. Когда Кид снова заговорил, вскинул ружье и выстрелил на звук.
Где-то за несколько футов от него Кид снова засмеялся и тоже выстрелил. Пуля пропахала борозду в траве перед головой Кауэна, обожгла ему палец. И вдруг он увидел овражек, всего в нескольких футах впереди, чуть правее. Он был глубиной в несколько дюймов, но вполне мог служить укрытием, к тому же дальше становился глубже.
Используя ружье как рычаг, Бен внезапным рывком бросил тело вперед и нырнул в овражек. Ружья не выпустил даже тогда, когда плюхнулся на дно.
Тут же, невзирая на сильнейшую боль в ноге, пополз дальше.
Услышав шум шагов в траве, он перевернулся на спину и вскинул ружье. Как только индеец прыгнул и оказался в поле его зрения, сразу же спустил курок. В то же самое время откуда-то слева раздался еще один выстрел.
Пули настигли Тонкауа в воздухе в момент прыжка; они отшвырнули его назад, развернули. Все же индеец попытался навести ружье на Кауэна, но еще две пули, выпущенные слева, добили его. Кид рухнул на дно овражка всего в нескольких дюймах от Бена.
Кауэн услышал стук лошадиных копыт и голос, громко распевающий:
Зачем я покинул кварталы Лоредо,
Когда доведется попасть туда вновь…
На краю овражка возникла лошадь, и ухмыляющееся лицо глянуло с высоты на Бена.
Это был Биджа Кэтлоу.
Глава 3
Глава 4
Его лошадь, перепуганная стрельбой, сбежала, а с тем, что находилось под рукой, нечего было и думать должным образом обработать рану. Поэтому Бен обложил ее травой, обвязал платком, потом с трудом засунул ногу обратно в сапог. Время от времени прерывал свое занятие, прислушивался.
К этому времени Кид наверняка должен был понять, что его дружки попали в беду, даже если и не видел, что с ними случилось, а это казалось маловероятным. Следовательно, он либо собирается сбежать, либо выжидает, чтобы снова напасть. Сам Кауэн, насколько он мог судить о характере Кида, склонялся в пользу второго варианта.
Глаза застилал туман; попытавшись двинуться, Бен ощутил слабость.
Предположим, с ним случится обморок. Это вполне возможно, так как он потерял много крови. Но если отключится сознание, несомненно будет убит.
Ему надо спрятаться.
Не важно как, не важно где, но должен спрятаться! Бен пристально огляделся — спрятаться было негде. Вокруг только непроходимый кустарник да черные стволы деревьев.
Тогда надо двигаться. Больше нельзя оставаться здесь. Если окажется без сознания, ему просто-напросто перережут глотку, даже не давая прийти в себя. Возможно, подальше отсюда предоставится шанс что-либо сделать. Ближайший к нему мертвый индеец также был вооружен винчестером. Бен сорвал с него патронташ и нож. Затем, немного отдохнув за деревом, начал ползти, скрываясь по возможности в траве.
Ему удалось передвигаться почти без шума, если не считать легкого, неизбежного шелеста. Но временами даже и таких звуков не раздавалось. Глазами Бен неотрывно обшаривал впереди землю, деревья, кустарник. Таким образом преодолел около тридцати ярдов, когда вдруг услышал смешок.
Он был едва различимый, но заставил застыть на месте, изо всех сил прислушаться. Через минуту Бен пополз дальше.
— Давай ползи! — раздалось неожиданно. — Все равно никуда не уползешь!
Голос был хриплым, противным и принадлежал Тонкауа Киду. Бен не видел его, но знал, что он должен быть там, оттуда может за ним наблюдать.
Бен продвинулся еще немного вперед, пытаясь представить, где может находиться индеец. Когда Кид снова заговорил, вскинул ружье и выстрелил на звук.
Где-то за несколько футов от него Кид снова засмеялся и тоже выстрелил. Пуля пропахала борозду в траве перед головой Кауэна, обожгла ему палец. И вдруг он увидел овражек, всего в нескольких футах впереди, чуть правее. Он был глубиной в несколько дюймов, но вполне мог служить укрытием, к тому же дальше становился глубже.
Используя ружье как рычаг, Бен внезапным рывком бросил тело вперед и нырнул в овражек. Ружья не выпустил даже тогда, когда плюхнулся на дно.
Тут же, невзирая на сильнейшую боль в ноге, пополз дальше.
Услышав шум шагов в траве, он перевернулся на спину и вскинул ружье. Как только индеец прыгнул и оказался в поле его зрения, сразу же спустил курок. В то же самое время откуда-то слева раздался еще один выстрел.
Пули настигли Тонкауа в воздухе в момент прыжка; они отшвырнули его назад, развернули. Все же индеец попытался навести ружье на Кауэна, но еще две пули, выпущенные слева, добили его. Кид рухнул на дно овражка всего в нескольких дюймах от Бена.
Кауэн услышал стук лошадиных копыт и голос, громко распевающий:
Зачем я покинул кварталы Лоредо,
Когда доведется попасть туда вновь…
На краю овражка возникла лошадь, и ухмыляющееся лицо глянуло с высоты на Бена.
Это был Биджа Кэтлоу.
Глава 3
Кауэн открыл глаза и глянул на вечернее небо, где плыло несколько легких облаков, окрашенных в нежно-розовый цвет. Затем посмотрел на горизонт — там в наступающих сумерках вырисовывалась похожая на гребень прерывистая линия верхушек деревьев.
Вблизи послышался какой-то шорох; он повернул голову и увидел Старика Мерридью, стоящего у костра с чашкой кофе в руке.
— Никак очнулся или еще не совсем? — осведомился Старик и, не дожидаясь ответа, сообщил: — Парень, ты потерял много крови.
— Похоже на это.
— Но сделал все, как надо, — с одобрением заметил Мерридью, — двух уложил наповал, твоя пуля прикончила бы Кида и без наших, только, может, не так быстро, как требовалось.
— Откуда вы взялись?
— Перегоняли стадо втихаря. Биджа увидел твою лошадь, поэтому четверо, вернее, пятеро из нас оставили стадо и отправились по следам сбежавшего от тебя скакуна. Сообразили, что ты, должно быть, попал в беду, раз потерял коня под седлом. И чехол от ружья был пустым. Затем услышали стрельбу, стали подбираться с оглядкой. Нашли тех двоих, которых ты замочил, а один из наших парней, который жил в этой местности прежде, предположил, что ты охотишься за Кидом. Он признал в убитых родню этого негодяя.
— Вы подоспели вовремя.
Мерридью пожал плечами, наполнил другую чашку, добавил в кофе ложку виски, после чего протянул ее Кауэну.
— Пожалуй, что ты управился бы без нас.
Бен выпил кофе с виски. Вскоре почувствовал себя лучше.
— Для кого вы перегоняли стадо?
Мерридью в упор глянул на него — старческие суровые глаза смотрели откровенно и с вызовом.
— Для себя… Для кого же еще? Когда богатые скупердяи отменили премию, мы решили сами о себе позаботиться. — Он глянул с подозрением на Кауэна. — Ты что, ничего об этом не слышал?
— Ну, о том, что Биджу разыскивают за кражу скота, положим, слышал, но я никогда не верю слухам. Прежде чем поверить в подобное, хотел бы выслушать самого Кэтлоу. — Он допил кофе, оставшийся на донышке чашки. — Насколько понимаю, Биджа имеет такое же право ловить дикий скот для себя, как и для крупных скотоводов.
Джонни Кэкстон подъехал к костру, спешился. Кауэн заметил пустой рукав, закатанный к плечу, но воздержался от расспросов. Когда он видел Джонни последний раз, у того были обе руки, однако по его твердому убеждению Джонни даже без руки все равно неоценимый помощник.
Кэкстон глянул в его сторону:
— Привет, Бен! Тебя накормили?
— Я только что очухался. Старик тут вот подал мне особый кофе.
Кауэн осторожно высвободил раненую ногу из-под одеял. Внезапно ему в голову пришла одна мысль, он быстро оглядел лагерь.
— Ребята, вы же из-за меня потеряли целый день, разве не так?
Все признаки этого были налицо, вопрос явно был излишним. Бен знал, как выглядит лагерь после одного дня стоянки, как — после двух. И также понимал, как важно для них закончить перегон вовремя, прежде чем успеют вмешаться Паркман или блюстители порядка.
Джонни принес к нему кофейник, вновь наполнил чашку раненого. Бен с горечью посмотрел на предложенный ему кофе. Биджа был дикарем, но уж никак не вором, по крайней мере прежде. Однако настали времена, когда можно объявить вне закона любого, кто ловит дикий скот и ставит на него свое клеймо. Чтобы заниматься этим, ты должен быть владельцем ранчо, иметь собственное большое стадо.
— Мы потеряли два дня, — поправил его Джонни, — один, пока искали тебя, а второй — на то, чтобы дать тебе отдохнуть.
Биджа появился, когда сменился караул.
— Приветик, новичок! Похоже, в нашем полку прибыло! — весело воскликнул он. — Удивляюсь, как до сих пор никто не прострелил твою кокарду! — Он опустился на корточки и стал рассматривать Бена с грубоватой ухмылкой. — Ну как, припас ордер на мой арест?
— Нет, если бы он у меня был, не сомневайся, я бы тебе его вручил.
Биджа не удержался от смешка, затем принялся скручивать цигарку.
— Ты ничуть не изменился. — Он провел кончиком языка по краю бумаги. — Нас ожидают неприятности в Канзасе?
— Ты же знаешь Паркмана.
Биджа прикурил цигарку от головешки из костра.
— Мы, вдевятером, собрались, чтобы перегнать скот. Отлавливали его, клеймили, укрощали. Вот здесь Джонни, он потерял руку на этой работе, а Негр Джим был убит. Ну, Джим не оставил никого из родных, во всяком случае, никто о них не знает, но вспоминал о девчонке, которую встретил в низовьях реки Лион. Сдается мне, что мы должны отдать ей его долю.
Бен Кауэн взял предложенную ему тарелку. Только потом ответил:
— Биджа, гони скот к Эйбайлинг. Когда до него останется несколько миль, я проеду туда, узнаю, как обстоят дела.
— Я знаю Тома Смита с Медвежьей реки, — прокомментировал Мерридью, — он разумный человек.
— Смит мертв, — взглянул на него Бен, — вместо него там теперь шерифом Хикок, по прозвищу Дикий Билл.
Кэтлоу быстро поднял глаза и сказал:
— Свирепый мужик. Чуть что — за пушку. Я слышал о нем.
— С ним шутки плохи — не забывай об этом. Много парней, как ты, и похлеще тебя, недооценили его, но ты не вздумай повторить их ошибку.
— У меня хватает и без этого неприятностей, — ответил Биджа. — Я еду в Канзас только затем, чтобы продать это стадо.
Ночь набросила на мир темный покров, и очередной караульный, сидя на лошади, вглядывался в небо, высматривая Полярную звезду — их путеводитель к далекому Канзасу. Бен Кауэн беспокойно повернулся в одеялах, стараясь унять мучительную боль в раненой ноге. Устремив пристальный взгляд на звезды, он размышлял о странной судьбе, по воле которой его жизнь почему-то неразрывно связана с жизнью Биджи Кэтлоу.
Эта мысль тревожила его: Кэтлоу был опрометчивым человеком. Нет, не в жизни, хотя со стороны так могло показаться, а по отношению к закону. Но в данном случае Кауэн, как и многие другие техасцы, считал, что Кэтлоу прав: отлов и клеймение дикого скота — право каждого, это принятый с давних пор обычай.
На рассвете они двинулись на север. Бен Кауэн ехал верхом на своей лошади, всячески оберегая больную ногу.
Биджа подал коня назад, поехал с ним рядом.
— Бен, я стараюсь держаться к западу от тракта. Мне кажется, так у нас меньше шансов нарваться на неприятность.
— Ты ныряешь в них, как утка.
— У ребят слишком многое поставлено на карту. Мы упирались рогом до посинения, чтобы собрать это стадо. На себя мне плевать! Старик и Рио Брай тоже смогут за себя постоять и с голоду не умрут, но вот Джонни Кэкстон — другое дело, он должен получить причитающуюся ему долю именно сейчас, когда остался без руки.
Они ехали вдоль низкого холма, держась по ветру, чтобы не дышать пылью, поднимаемой стадом.
— Он собирается на эти деньги открыть ресторан.
— А ты что о себе скажешь?
Биджа стрельнул в его сторону глазами.
— Опять собираешься читать мне проповедь? Напрасный труд, Бен! Ты же знаешь, мне на роду написано — тюрьма или виселица. Так что не трать слова понапрасну.
— Ты лучше, чем сам о себе думаешь. Ты слишком хороший человек, чтобы тебя постигла подобная участь.
— Может быть, но я прирожденный смутьян, Бен. Ты толковый парень, хоть сейчас и спутался с нами. У тебя хватит сил, не сомневаюсь, выдержать эту скачку и свалить в сторону как ни в чем не бывало. Наши дороги опять разойдутся. Остается только надеяться, что, когда меня обложат со всех сторон, тот, кого они пошлют за мной с арканом, будешь не ты. Ты ведь ни за что не отступишься от того, что считаешь своим долгом? Будь уверен, я другого от тебя и не жду. Да только тоже никогда не отступлю.
— Мне это известно. Я уже попросил, чтобы меня перевели в другой округ. Возможно, мы никогда больше не увидимся.
Биджа хлопнул его по плечу.
— Что за мрачный разговор, дружище! Надеюсь еще подраться с тобой раза четыре или пять и вздуть тебя при этом как следует. — Он вновь метнул быстрый взгляд на Бена. — Послушай, что ты собираешься делать, когда мы упремся в Эйбайлинг? Ты сказал, что, возможно, поможешь.
— Первым делом выложу все начистоту Хикоку. С ним темнить — себе дороже. Его мало волнует, что происходит в Техасе или за его пределами. Все, что ему надо, — это лишь бы в Эйбайлинге была тишь да гладь.
— Тебе придется сдать оружие, когда мы заявимся в город.
— Так было при Смите. Дикого Билла не волнует — при тебе твоя амуниция или нет, по крайней мере до тех пор, пока не соберешься затеять пальбу. Ну а если у тебя чешутся руки, то лучше начинать с него, потому что в противном случае после первого же выстрела он бросится на твои поиски.
— Смит был хорошим человеком. Я встречался с ним в то время, когда перегонял в Колорадо индейский скот. — Биджа двинулся вниз по склону, чтобы подогнать к стаду отбившегося бычка. — Почему ты так хочешь столкнуть лбами меня и Дикого Билла?
— Потому что он должен будет ко мне прислушаться. Я ведь тоже полицейский. А еще потому, что вдруг у тебя хватит дури наставить на него пушку и он ухлопает тебя, избавив тем самым всех нас от хлопот, связанных с твоей поимкой.
— Ладно, скажи спасибо, что я вспомнил про твое простреленное копыто, а не то… Кстати, как ты там хвастал когда-то, что можешь быстрее меня…
— Не хвастал. А сказал, и только тебе, — со смешком ответил Бен, — да ты сам это знаешь, пустоголовый ирландский хвастун.
— Когда придет время убить тебя, — от души рассмеялся Кэтлоу, — поверь, это разобьет мое сердце. Для полицейского ты слишком хорош.
Бен ослабил упор ноги на стремя; напрягся, чтобы не сморщиться от боли. У него не было морального права жаловаться, так как его зацепила всего лишь одна пуля, да и то в икру. Джонни Кэкстон ехал им навстречу с культей вместо руки, но и без руки он оставался все тем же обязательным человеком, каким был прежде. Джонни гнал им навстречу табун полудиких лошадей, хотя и было заметно, что ему приходится нелегко.
Повернувшись в седле, Бен окинул взглядом стадо. Три тысячи голов скота постоянно норовили растянуться на большом расстоянии, их все время приходилось собирать. Управляться с этой живой массой той горстке людей, которая этим занималась, было нелегко. На каждого приходилось по шесть лошадей, а это вовсе не много, если учесть, сколько времени они проводили в седле из-за явной нехватки людей.
Обычно стадо в три тысячи голов сопровождало одиннадцать либо двенадцать всадников. Оплата на перегоне от Техаса до Канзаса составляла около доллара за голову скота. В данном случае, когда владельцами стада являлись сами наездники, не могло быть и речи о дополнительных деньгах на прокорм, на покупку лошадей. Выручка от продажи скота — весь доход.
С рассвета до заката они находились в движении, стараясь в полдень остановиться на водопой, с тем чтобы до сумерек успеть преодолеть еще хотя бы несколько миль. Скот, который позже пригоняют к воде, легче поднять с места, он лучше передвигается, чем тот, который напьется с утра.
Эйбайлинг в 1871 году был бурно развивающимся городом, но бум близился к концу, хотя некоторые этого еще не понимали. Многие жители с отвращением относились к владельцам скота с их огромными стадами и к тем, кто эти стада сопровождал, — только за этот год сюда пригнали около шестисот шестидесяти тысяч голов.
Квартал Техастаун был диким, грязным и шумным. Степенные горожане возмущались, что улицы, пропитанные вонью, наполнены летающей шерстью, и страстно желали избавиться от этих орущих, хлопающих бичами ковбоев, пыльных сезонных гуртовщиков, не понимая, что именно им город обязан своим процветанием. К своему удивлению, спустя несколько месяцев в этом убедились: после того как скотоводы приняли их официальный протест и перестали пригонять стада в Эйбайлинг, жить здесь стало значительно труднее. К началу 1872 года те же самые степенные горожане чуть не плача умоляли скотоводов вернуться, но было поздно.
Однако в том году город еще процветал. Начальник полиции Хикок шел посередине улицы — высокий, великолепно сложенный мужчина, с доходящими до плеч каштановыми волосами, одетый с иголочки и, конечно, с оружием, которое готов был в любую минуту пустить в ход.
Он оказался первым человеком, которого Бен Кауэн увидел, когда въехал в город.
Хикок задержался на углу улицы, оглядывая все входы-выходы отеля «Мершентс». На нем был черный сюртук, черная шляпа с низко опущенными полями, из-за шелкового красного кушака торчали отделанные серебром и выполненные из слоновой кости рукоятки двух револьверов.
— Мистер Хикок? Я Бен Кауэн!
Хикок перевел глаза с лица Бена на его значок. После этого протянул руку:
— Как поживаете? Чем могу быть полезен?
Кратко Кауэн поведал все о Бидже и его стаде.
— Я хорошо знаю те края, — сказал Бен в конце своего рассказа, — этот скот дикий, никому не принадлежит. Лично я в этих делах не участвую, но Биджа вытащил меня из западни, в которую я попал в Кросс-Тимберз, кроме того, он порядочный человек.
— К нам пришло письмо по поводу его скота, — ответил Хикок. — Но меня не волнует то, что произошло в Техасе. Можете передать Кэтлоу, пусть загоняет свою скотину в стойла. Его никто не побеспокоит, пока он сам или его люди здесь не набедокурят. — Хикок вновь протянул ему руку. — Рад познакомиться с вами, так как много слышал о вас.
Бен Кауэн проковылял обратно к своей лошади и отправился в «Дровер-Коттедж», где снял номер, а там уселся составлять отчет по делу Тонкауа Кида. Когда с ним было покончено, отослал его по почте и зашел на телеграф, откуда дал телеграмму в Форт-Смит.
Вернувшись в номер, приготовил ванну, принял ее и переоделся в новую одежду, купленную по пути.
Биджа Кэтлоу присоединился к нему за ужином в обеденной зале «Дровер-Коттеджа».
— Двадцать пять долларов за голову, — сообщил Биджа с широкой улыбкой на лице. — Мы все разделили на десять частей, для Джонни выделили две доли. — Из кармана рубашки он вытащил бумагу. — Здесь квитанция со штампом покупателя. Мы прихватили по дороге несколько голов скота, принадлежавших «Тамблинг СС» и «Найнту Форс», так что вот их деньги. Проследи, прошу тебя, чтобы они получили свое.
Бен принял деньги и квитанцию без возражений, но предложил расписку.
— За кого ты меня принимаешь! — окрысился Биджа. — Будто я не знаю, что деньги у тебя надежнее, чем в банке. — По его лицу расползлась ухмылка. Затем, продолжая упражнять лицевые мускулы, снова залез в карман, вытащил другую бумагу и толчком отправил ее по крышке стола Бену. — Зашел на телеграф. Это для тебя.
Бен Кауэн открыл сложенный листок, взглянул на него, поднял глаза на Биджу.
— Ты в нее заглядывал.
— А то как же! Люблю совать нос туда, куда не просят.
Бен снова посмотрел на листок. Там было написано:
«Офис начальника полиции. Форт-Смит, штат Арканзас.
Считайте эту телеграмму как ордер на арест следующих лиц: Биджи Кэтлоу, Рио Брая и Старика Мерридью, обвиняемых в убийстве и краже скота. Логан Эс. Гутс, начальник полиции».
Вблизи послышался какой-то шорох; он повернул голову и увидел Старика Мерридью, стоящего у костра с чашкой кофе в руке.
— Никак очнулся или еще не совсем? — осведомился Старик и, не дожидаясь ответа, сообщил: — Парень, ты потерял много крови.
— Похоже на это.
— Но сделал все, как надо, — с одобрением заметил Мерридью, — двух уложил наповал, твоя пуля прикончила бы Кида и без наших, только, может, не так быстро, как требовалось.
— Откуда вы взялись?
— Перегоняли стадо втихаря. Биджа увидел твою лошадь, поэтому четверо, вернее, пятеро из нас оставили стадо и отправились по следам сбежавшего от тебя скакуна. Сообразили, что ты, должно быть, попал в беду, раз потерял коня под седлом. И чехол от ружья был пустым. Затем услышали стрельбу, стали подбираться с оглядкой. Нашли тех двоих, которых ты замочил, а один из наших парней, который жил в этой местности прежде, предположил, что ты охотишься за Кидом. Он признал в убитых родню этого негодяя.
— Вы подоспели вовремя.
Мерридью пожал плечами, наполнил другую чашку, добавил в кофе ложку виски, после чего протянул ее Кауэну.
— Пожалуй, что ты управился бы без нас.
Бен выпил кофе с виски. Вскоре почувствовал себя лучше.
— Для кого вы перегоняли стадо?
Мерридью в упор глянул на него — старческие суровые глаза смотрели откровенно и с вызовом.
— Для себя… Для кого же еще? Когда богатые скупердяи отменили премию, мы решили сами о себе позаботиться. — Он глянул с подозрением на Кауэна. — Ты что, ничего об этом не слышал?
— Ну, о том, что Биджу разыскивают за кражу скота, положим, слышал, но я никогда не верю слухам. Прежде чем поверить в подобное, хотел бы выслушать самого Кэтлоу. — Он допил кофе, оставшийся на донышке чашки. — Насколько понимаю, Биджа имеет такое же право ловить дикий скот для себя, как и для крупных скотоводов.
Джонни Кэкстон подъехал к костру, спешился. Кауэн заметил пустой рукав, закатанный к плечу, но воздержался от расспросов. Когда он видел Джонни последний раз, у того были обе руки, однако по его твердому убеждению Джонни даже без руки все равно неоценимый помощник.
Кэкстон глянул в его сторону:
— Привет, Бен! Тебя накормили?
— Я только что очухался. Старик тут вот подал мне особый кофе.
Кауэн осторожно высвободил раненую ногу из-под одеял. Внезапно ему в голову пришла одна мысль, он быстро оглядел лагерь.
— Ребята, вы же из-за меня потеряли целый день, разве не так?
Все признаки этого были налицо, вопрос явно был излишним. Бен знал, как выглядит лагерь после одного дня стоянки, как — после двух. И также понимал, как важно для них закончить перегон вовремя, прежде чем успеют вмешаться Паркман или блюстители порядка.
Джонни принес к нему кофейник, вновь наполнил чашку раненого. Бен с горечью посмотрел на предложенный ему кофе. Биджа был дикарем, но уж никак не вором, по крайней мере прежде. Однако настали времена, когда можно объявить вне закона любого, кто ловит дикий скот и ставит на него свое клеймо. Чтобы заниматься этим, ты должен быть владельцем ранчо, иметь собственное большое стадо.
— Мы потеряли два дня, — поправил его Джонни, — один, пока искали тебя, а второй — на то, чтобы дать тебе отдохнуть.
Биджа появился, когда сменился караул.
— Приветик, новичок! Похоже, в нашем полку прибыло! — весело воскликнул он. — Удивляюсь, как до сих пор никто не прострелил твою кокарду! — Он опустился на корточки и стал рассматривать Бена с грубоватой ухмылкой. — Ну как, припас ордер на мой арест?
— Нет, если бы он у меня был, не сомневайся, я бы тебе его вручил.
Биджа не удержался от смешка, затем принялся скручивать цигарку.
— Ты ничуть не изменился. — Он провел кончиком языка по краю бумаги. — Нас ожидают неприятности в Канзасе?
— Ты же знаешь Паркмана.
Биджа прикурил цигарку от головешки из костра.
— Мы, вдевятером, собрались, чтобы перегнать скот. Отлавливали его, клеймили, укрощали. Вот здесь Джонни, он потерял руку на этой работе, а Негр Джим был убит. Ну, Джим не оставил никого из родных, во всяком случае, никто о них не знает, но вспоминал о девчонке, которую встретил в низовьях реки Лион. Сдается мне, что мы должны отдать ей его долю.
Бен Кауэн взял предложенную ему тарелку. Только потом ответил:
— Биджа, гони скот к Эйбайлинг. Когда до него останется несколько миль, я проеду туда, узнаю, как обстоят дела.
— Я знаю Тома Смита с Медвежьей реки, — прокомментировал Мерридью, — он разумный человек.
— Смит мертв, — взглянул на него Бен, — вместо него там теперь шерифом Хикок, по прозвищу Дикий Билл.
Кэтлоу быстро поднял глаза и сказал:
— Свирепый мужик. Чуть что — за пушку. Я слышал о нем.
— С ним шутки плохи — не забывай об этом. Много парней, как ты, и похлеще тебя, недооценили его, но ты не вздумай повторить их ошибку.
— У меня хватает и без этого неприятностей, — ответил Биджа. — Я еду в Канзас только затем, чтобы продать это стадо.
Ночь набросила на мир темный покров, и очередной караульный, сидя на лошади, вглядывался в небо, высматривая Полярную звезду — их путеводитель к далекому Канзасу. Бен Кауэн беспокойно повернулся в одеялах, стараясь унять мучительную боль в раненой ноге. Устремив пристальный взгляд на звезды, он размышлял о странной судьбе, по воле которой его жизнь почему-то неразрывно связана с жизнью Биджи Кэтлоу.
Эта мысль тревожила его: Кэтлоу был опрометчивым человеком. Нет, не в жизни, хотя со стороны так могло показаться, а по отношению к закону. Но в данном случае Кауэн, как и многие другие техасцы, считал, что Кэтлоу прав: отлов и клеймение дикого скота — право каждого, это принятый с давних пор обычай.
На рассвете они двинулись на север. Бен Кауэн ехал верхом на своей лошади, всячески оберегая больную ногу.
Биджа подал коня назад, поехал с ним рядом.
— Бен, я стараюсь держаться к западу от тракта. Мне кажется, так у нас меньше шансов нарваться на неприятность.
— Ты ныряешь в них, как утка.
— У ребят слишком многое поставлено на карту. Мы упирались рогом до посинения, чтобы собрать это стадо. На себя мне плевать! Старик и Рио Брай тоже смогут за себя постоять и с голоду не умрут, но вот Джонни Кэкстон — другое дело, он должен получить причитающуюся ему долю именно сейчас, когда остался без руки.
Они ехали вдоль низкого холма, держась по ветру, чтобы не дышать пылью, поднимаемой стадом.
— Он собирается на эти деньги открыть ресторан.
— А ты что о себе скажешь?
Биджа стрельнул в его сторону глазами.
— Опять собираешься читать мне проповедь? Напрасный труд, Бен! Ты же знаешь, мне на роду написано — тюрьма или виселица. Так что не трать слова понапрасну.
— Ты лучше, чем сам о себе думаешь. Ты слишком хороший человек, чтобы тебя постигла подобная участь.
— Может быть, но я прирожденный смутьян, Бен. Ты толковый парень, хоть сейчас и спутался с нами. У тебя хватит сил, не сомневаюсь, выдержать эту скачку и свалить в сторону как ни в чем не бывало. Наши дороги опять разойдутся. Остается только надеяться, что, когда меня обложат со всех сторон, тот, кого они пошлют за мной с арканом, будешь не ты. Ты ведь ни за что не отступишься от того, что считаешь своим долгом? Будь уверен, я другого от тебя и не жду. Да только тоже никогда не отступлю.
— Мне это известно. Я уже попросил, чтобы меня перевели в другой округ. Возможно, мы никогда больше не увидимся.
Биджа хлопнул его по плечу.
— Что за мрачный разговор, дружище! Надеюсь еще подраться с тобой раза четыре или пять и вздуть тебя при этом как следует. — Он вновь метнул быстрый взгляд на Бена. — Послушай, что ты собираешься делать, когда мы упремся в Эйбайлинг? Ты сказал, что, возможно, поможешь.
— Первым делом выложу все начистоту Хикоку. С ним темнить — себе дороже. Его мало волнует, что происходит в Техасе или за его пределами. Все, что ему надо, — это лишь бы в Эйбайлинге была тишь да гладь.
— Тебе придется сдать оружие, когда мы заявимся в город.
— Так было при Смите. Дикого Билла не волнует — при тебе твоя амуниция или нет, по крайней мере до тех пор, пока не соберешься затеять пальбу. Ну а если у тебя чешутся руки, то лучше начинать с него, потому что в противном случае после первого же выстрела он бросится на твои поиски.
— Смит был хорошим человеком. Я встречался с ним в то время, когда перегонял в Колорадо индейский скот. — Биджа двинулся вниз по склону, чтобы подогнать к стаду отбившегося бычка. — Почему ты так хочешь столкнуть лбами меня и Дикого Билла?
— Потому что он должен будет ко мне прислушаться. Я ведь тоже полицейский. А еще потому, что вдруг у тебя хватит дури наставить на него пушку и он ухлопает тебя, избавив тем самым всех нас от хлопот, связанных с твоей поимкой.
— Ладно, скажи спасибо, что я вспомнил про твое простреленное копыто, а не то… Кстати, как ты там хвастал когда-то, что можешь быстрее меня…
— Не хвастал. А сказал, и только тебе, — со смешком ответил Бен, — да ты сам это знаешь, пустоголовый ирландский хвастун.
— Когда придет время убить тебя, — от души рассмеялся Кэтлоу, — поверь, это разобьет мое сердце. Для полицейского ты слишком хорош.
Бен ослабил упор ноги на стремя; напрягся, чтобы не сморщиться от боли. У него не было морального права жаловаться, так как его зацепила всего лишь одна пуля, да и то в икру. Джонни Кэкстон ехал им навстречу с культей вместо руки, но и без руки он оставался все тем же обязательным человеком, каким был прежде. Джонни гнал им навстречу табун полудиких лошадей, хотя и было заметно, что ему приходится нелегко.
Повернувшись в седле, Бен окинул взглядом стадо. Три тысячи голов скота постоянно норовили растянуться на большом расстоянии, их все время приходилось собирать. Управляться с этой живой массой той горстке людей, которая этим занималась, было нелегко. На каждого приходилось по шесть лошадей, а это вовсе не много, если учесть, сколько времени они проводили в седле из-за явной нехватки людей.
Обычно стадо в три тысячи голов сопровождало одиннадцать либо двенадцать всадников. Оплата на перегоне от Техаса до Канзаса составляла около доллара за голову скота. В данном случае, когда владельцами стада являлись сами наездники, не могло быть и речи о дополнительных деньгах на прокорм, на покупку лошадей. Выручка от продажи скота — весь доход.
С рассвета до заката они находились в движении, стараясь в полдень остановиться на водопой, с тем чтобы до сумерек успеть преодолеть еще хотя бы несколько миль. Скот, который позже пригоняют к воде, легче поднять с места, он лучше передвигается, чем тот, который напьется с утра.
Эйбайлинг в 1871 году был бурно развивающимся городом, но бум близился к концу, хотя некоторые этого еще не понимали. Многие жители с отвращением относились к владельцам скота с их огромными стадами и к тем, кто эти стада сопровождал, — только за этот год сюда пригнали около шестисот шестидесяти тысяч голов.
Квартал Техастаун был диким, грязным и шумным. Степенные горожане возмущались, что улицы, пропитанные вонью, наполнены летающей шерстью, и страстно желали избавиться от этих орущих, хлопающих бичами ковбоев, пыльных сезонных гуртовщиков, не понимая, что именно им город обязан своим процветанием. К своему удивлению, спустя несколько месяцев в этом убедились: после того как скотоводы приняли их официальный протест и перестали пригонять стада в Эйбайлинг, жить здесь стало значительно труднее. К началу 1872 года те же самые степенные горожане чуть не плача умоляли скотоводов вернуться, но было поздно.
Однако в том году город еще процветал. Начальник полиции Хикок шел посередине улицы — высокий, великолепно сложенный мужчина, с доходящими до плеч каштановыми волосами, одетый с иголочки и, конечно, с оружием, которое готов был в любую минуту пустить в ход.
Он оказался первым человеком, которого Бен Кауэн увидел, когда въехал в город.
Хикок задержался на углу улицы, оглядывая все входы-выходы отеля «Мершентс». На нем был черный сюртук, черная шляпа с низко опущенными полями, из-за шелкового красного кушака торчали отделанные серебром и выполненные из слоновой кости рукоятки двух револьверов.
— Мистер Хикок? Я Бен Кауэн!
Хикок перевел глаза с лица Бена на его значок. После этого протянул руку:
— Как поживаете? Чем могу быть полезен?
Кратко Кауэн поведал все о Бидже и его стаде.
— Я хорошо знаю те края, — сказал Бен в конце своего рассказа, — этот скот дикий, никому не принадлежит. Лично я в этих делах не участвую, но Биджа вытащил меня из западни, в которую я попал в Кросс-Тимберз, кроме того, он порядочный человек.
— К нам пришло письмо по поводу его скота, — ответил Хикок. — Но меня не волнует то, что произошло в Техасе. Можете передать Кэтлоу, пусть загоняет свою скотину в стойла. Его никто не побеспокоит, пока он сам или его люди здесь не набедокурят. — Хикок вновь протянул ему руку. — Рад познакомиться с вами, так как много слышал о вас.
Бен Кауэн проковылял обратно к своей лошади и отправился в «Дровер-Коттедж», где снял номер, а там уселся составлять отчет по делу Тонкауа Кида. Когда с ним было покончено, отослал его по почте и зашел на телеграф, откуда дал телеграмму в Форт-Смит.
Вернувшись в номер, приготовил ванну, принял ее и переоделся в новую одежду, купленную по пути.
Биджа Кэтлоу присоединился к нему за ужином в обеденной зале «Дровер-Коттеджа».
— Двадцать пять долларов за голову, — сообщил Биджа с широкой улыбкой на лице. — Мы все разделили на десять частей, для Джонни выделили две доли. — Из кармана рубашки он вытащил бумагу. — Здесь квитанция со штампом покупателя. Мы прихватили по дороге несколько голов скота, принадлежавших «Тамблинг СС» и «Найнту Форс», так что вот их деньги. Проследи, прошу тебя, чтобы они получили свое.
Бен принял деньги и квитанцию без возражений, но предложил расписку.
— За кого ты меня принимаешь! — окрысился Биджа. — Будто я не знаю, что деньги у тебя надежнее, чем в банке. — По его лицу расползлась ухмылка. Затем, продолжая упражнять лицевые мускулы, снова залез в карман, вытащил другую бумагу и толчком отправил ее по крышке стола Бену. — Зашел на телеграф. Это для тебя.
Бен Кауэн открыл сложенный листок, взглянул на него, поднял глаза на Биджу.
— Ты в нее заглядывал.
— А то как же! Люблю совать нос туда, куда не просят.
Бен снова посмотрел на листок. Там было написано:
«Офис начальника полиции. Форт-Смит, штат Арканзас.
Считайте эту телеграмму как ордер на арест следующих лиц: Биджи Кэтлоу, Рио Брая и Старика Мерридью, обвиняемых в убийстве и краже скота. Логан Эс. Гутс, начальник полиции».
Глава 4
На улице какой-то подвыпивший пастух с гиком проскакал мимо «Дровер-Коттеджа». В обеденной зале со столами, накрытыми льняными скатертями, стало очень тихо.
— Мой долг — задержать тебя.
— Знаю.
— Черт со всем этим! Если бы вы были действительно виновны, всех бы вас задержал, но вас отправят в Техас, а там Паркман будет диктовать судье, как ему с вами поступить. Нет, сначала я подам в отставку.
Биджа Кэтлоу откинулся на спинку стула, оглядел зал. Только несколько столиков были заняты скотоводами, торговцами и покупателями скота.
— Бен, ты заказываешь мне лучший ужин из того, что может предложить эта забегаловка, и шикарную выпивку. Не зря же болтают, что у здешних завсегдатаев самые причудливые запросы. После этого, — он оперся кончиками пальцев о стол, — арестуешь меня и отправишь в Форт-Смит.
— Дьявол меня раздери, если я это сделаю!
— Послушай, ты — это закон. Никем другим быть не можешь, даже если попытаешься. Подашь в отставку — потеряешь все, что с таким трудом приобрел. Так что, валяй, накладывай на меня свою лапу. Это будет правильно.
Бен Кауэн хотел было возразить, но он наперед знал, что можно ожидать от этого сорвиголовы, темпераментного и импульсивного, словом, истинного ковбоя Биджи Кэтлоу.
— А как насчет Рио и Мерридью?
Кэтлоу лукаво ухмыльнулся:
— Сейчас, Бен, ты еще кое-что обо мне узнаешь. Я забрал эту телеграмму около часа назад, поэтому, само собой, первым делом двинул в лагерь. Должен же я был, в конце концов, вручить ребятам их кровные денежки. Представляешь, им удалось заглянуть в телеграмму, так что сейчас они во всю шпарят по тракту. Правда, не знаю куда. Можешь, конечно, поискать их, если нечего делать, но сцапать тебе ребят ни в жизнь не удастся.
— Биджа, не будь чертовым дураком! Сматывайся отсюда сию же минуту, я даю тебе фору — один час. Этого времени хватит с лихвой или я тебя не знаю! Ты же понимаешь, у Паркмана в округе все суды под колпаком. Он добьется, что тебя вздернут!
Кэтлоу взял охлажденную бутылку вина, наполнил стаканы.
— Этот официант еле шевелится. — Он поднял глаза на Бена, в них играли искорки дьявольского лукавства. — Точно, ты прав, как предсказатель погоды, — то ли будет дождь, то ли не будет. Но тут к гадалке ходить не надо — Паркман спит и видит, как бы меня вздернуть. Только запомни, Бен, отсюда до Техаса слишком длинная дорога.
Спустя две недели Бен Кауэн оторвал глаза от очередного отчета, над которым корпел, — возле его стола стоял Рутс.
— Твоя просьба о переводе удовлетворена, Бен. Тебе предстоит отправиться в Нью-Мексико. — Он повернулся, затем остановился вновь. — А между прочим, твой пленник, ну, которого ты сцапал, Кэтлоу кажется. Ну так вот, он сбежал.
— Угу… На одном из перегонов четверо или пятеро всадников освободили его — кто-нибудь пострадал?
— Дьявольщина, нет, конечно! Судя по тому, что я слышал, Кэтлоу подружился со всеми в экипаже, включая кучера, и они с радостью наблюдали, как он давал деру. Известен один из налетчиков, освободивших арестованного. Полицейский, сопровождавший его, утверждает, что это был Рио Брай.
Биджа оказался прав. До Техаса слишком длинный путь.
Легенды о Кэтлоу ходили и до этого, но, начиная с того побега, стали множиться со страшной силой. Любое ограбление на тракте Хьюстон — Техас неизменно приписывалось ему, не важно, был ли он виновен на самом деле или нет. И все сходились в одном: Биджа Кэтлоу не забыл Паркмана.
На следующий год Паркман отправил три стада в Канзас и потерял первое еще до того, как оно достигло Нэйшн — места обитания индейцев. Кто-то обратил стадо в паническое бегство, собрать его не удалось. Животные как в воду канули.
Никто не смог предложить разумного объяснения, что случилось со скотом. Стадо в три тысячи голов не может провалиться сквозь землю, однако скотина будто испарилась.
Между тем внезапно выяснилось, что Биджа Кэтлоу зарегистрировал клеймо «888 Бар». У фургонов во время их стоянок и во всех салунах Техаса люди стали посмеиваться. Дело в том, что три восьмерки и слово «Бар» очень легко могли наложиться на клеймо Паркмана «ОР Бар», сделать его незаметным. Что, весьма вероятно, и произошло.
Кэтлоу никогда нельзя было застать дома. Зато весьма крутой, закаленный в передрягах пастух Хаустон Шарки был, и не просто был дома. А засел там с винчестером и шайкой отчаянных ребят, которые охраняли места, где пасся скот с клеймом «888 Бар», никого туда не подпускали.
Несколько раз к ним наведывались представители закона в поисках Кэтлоу, им любезно предоставили возможность посмотреть везде, где пожелают.
Посетил их также и Паркман в сопровождении двух мордоворотов, угрожая забить бычка, срезать кусок кожи с клеймом, чтобы глянуть на его внутреннюю сторону, убедиться самому и убедить всех, какое клеймо стояло первоначально.
Шарки загнал патрон в магазин винчестера.
— Валяй, Паркман, — заявил он, — и надейся, что клеймо действительно поддельное, потому что, если это не так, уложу тебя наповал рядом с бычком.
Паркман глянул на Хаустона Шарки, на винчестер, затем перевел глаза на спутанного веревкой бычка. Он-то был уверен, что клеймо изменили. Ну а если предположить, что это не так? Получится, что он обзовет этого человека вором, а по местным понятиям — это самое страшное оскорбление. Ни один суд в округе не обвинит Шарки в убийстве, оправдает, поскольку по техасским представлениям о чести его поступок будет считаться правильным.
Паркман помедлил, смешался, наконец ретировался. Но убрался восвояси вне себя от гнева, дав зарок во что бы то ни стало добраться и до Кэтлоу, и до Шарки.
Спустя две недели после этого высокий, с холодными глазами всадник пробирался через неприветливую местность к югу от Ньюкаса. При нем были винчестер и револьвер.
Биджа Кэтлоу говорил по-испански с такой же легкостью, как любой мексиканец в округе. Он вполне прилично и непринужденно объяснялся с сеньоритами и вообще был очень заметным человеком в Пьедрас-Неграс — городке за рекой, недалеко от Игл-Пасс. Биджа задушевно смеялся, держался со всеми по-дружески, обменивался лошадьми, ставил выпивку и все такое прочее. Его популярность была столь велика, что, когда высокий мужчина с холодными глазами въехал в городок и стал о нем расспрашивать, сам Кэтлоу был проинформирован об этом уже через полчаса.
Впрочем, вскоре слух, что Паркман нанял убийцу и тот разыскивает Биджу, докатился почти до каждого жителя мексиканского городка.
Мэтт Джайлс начал убивать еще мальчишкой во время вооруженных беспорядков на северо-востоке Техаса и завершил свое «образование» в армии конфедератов, став первоклассным стрелком.
— Мой долг — задержать тебя.
— Знаю.
— Черт со всем этим! Если бы вы были действительно виновны, всех бы вас задержал, но вас отправят в Техас, а там Паркман будет диктовать судье, как ему с вами поступить. Нет, сначала я подам в отставку.
Биджа Кэтлоу откинулся на спинку стула, оглядел зал. Только несколько столиков были заняты скотоводами, торговцами и покупателями скота.
— Бен, ты заказываешь мне лучший ужин из того, что может предложить эта забегаловка, и шикарную выпивку. Не зря же болтают, что у здешних завсегдатаев самые причудливые запросы. После этого, — он оперся кончиками пальцев о стол, — арестуешь меня и отправишь в Форт-Смит.
— Дьявол меня раздери, если я это сделаю!
— Послушай, ты — это закон. Никем другим быть не можешь, даже если попытаешься. Подашь в отставку — потеряешь все, что с таким трудом приобрел. Так что, валяй, накладывай на меня свою лапу. Это будет правильно.
Бен Кауэн хотел было возразить, но он наперед знал, что можно ожидать от этого сорвиголовы, темпераментного и импульсивного, словом, истинного ковбоя Биджи Кэтлоу.
— А как насчет Рио и Мерридью?
Кэтлоу лукаво ухмыльнулся:
— Сейчас, Бен, ты еще кое-что обо мне узнаешь. Я забрал эту телеграмму около часа назад, поэтому, само собой, первым делом двинул в лагерь. Должен же я был, в конце концов, вручить ребятам их кровные денежки. Представляешь, им удалось заглянуть в телеграмму, так что сейчас они во всю шпарят по тракту. Правда, не знаю куда. Можешь, конечно, поискать их, если нечего делать, но сцапать тебе ребят ни в жизнь не удастся.
— Биджа, не будь чертовым дураком! Сматывайся отсюда сию же минуту, я даю тебе фору — один час. Этого времени хватит с лихвой или я тебя не знаю! Ты же понимаешь, у Паркмана в округе все суды под колпаком. Он добьется, что тебя вздернут!
Кэтлоу взял охлажденную бутылку вина, наполнил стаканы.
— Этот официант еле шевелится. — Он поднял глаза на Бена, в них играли искорки дьявольского лукавства. — Точно, ты прав, как предсказатель погоды, — то ли будет дождь, то ли не будет. Но тут к гадалке ходить не надо — Паркман спит и видит, как бы меня вздернуть. Только запомни, Бен, отсюда до Техаса слишком длинная дорога.
Спустя две недели Бен Кауэн оторвал глаза от очередного отчета, над которым корпел, — возле его стола стоял Рутс.
— Твоя просьба о переводе удовлетворена, Бен. Тебе предстоит отправиться в Нью-Мексико. — Он повернулся, затем остановился вновь. — А между прочим, твой пленник, ну, которого ты сцапал, Кэтлоу кажется. Ну так вот, он сбежал.
— Угу… На одном из перегонов четверо или пятеро всадников освободили его — кто-нибудь пострадал?
— Дьявольщина, нет, конечно! Судя по тому, что я слышал, Кэтлоу подружился со всеми в экипаже, включая кучера, и они с радостью наблюдали, как он давал деру. Известен один из налетчиков, освободивших арестованного. Полицейский, сопровождавший его, утверждает, что это был Рио Брай.
Биджа оказался прав. До Техаса слишком длинный путь.
Легенды о Кэтлоу ходили и до этого, но, начиная с того побега, стали множиться со страшной силой. Любое ограбление на тракте Хьюстон — Техас неизменно приписывалось ему, не важно, был ли он виновен на самом деле или нет. И все сходились в одном: Биджа Кэтлоу не забыл Паркмана.
На следующий год Паркман отправил три стада в Канзас и потерял первое еще до того, как оно достигло Нэйшн — места обитания индейцев. Кто-то обратил стадо в паническое бегство, собрать его не удалось. Животные как в воду канули.
Никто не смог предложить разумного объяснения, что случилось со скотом. Стадо в три тысячи голов не может провалиться сквозь землю, однако скотина будто испарилась.
Между тем внезапно выяснилось, что Биджа Кэтлоу зарегистрировал клеймо «888 Бар». У фургонов во время их стоянок и во всех салунах Техаса люди стали посмеиваться. Дело в том, что три восьмерки и слово «Бар» очень легко могли наложиться на клеймо Паркмана «ОР Бар», сделать его незаметным. Что, весьма вероятно, и произошло.
Кэтлоу никогда нельзя было застать дома. Зато весьма крутой, закаленный в передрягах пастух Хаустон Шарки был, и не просто был дома. А засел там с винчестером и шайкой отчаянных ребят, которые охраняли места, где пасся скот с клеймом «888 Бар», никого туда не подпускали.
Несколько раз к ним наведывались представители закона в поисках Кэтлоу, им любезно предоставили возможность посмотреть везде, где пожелают.
Посетил их также и Паркман в сопровождении двух мордоворотов, угрожая забить бычка, срезать кусок кожи с клеймом, чтобы глянуть на его внутреннюю сторону, убедиться самому и убедить всех, какое клеймо стояло первоначально.
Шарки загнал патрон в магазин винчестера.
— Валяй, Паркман, — заявил он, — и надейся, что клеймо действительно поддельное, потому что, если это не так, уложу тебя наповал рядом с бычком.
Паркман глянул на Хаустона Шарки, на винчестер, затем перевел глаза на спутанного веревкой бычка. Он-то был уверен, что клеймо изменили. Ну а если предположить, что это не так? Получится, что он обзовет этого человека вором, а по местным понятиям — это самое страшное оскорбление. Ни один суд в округе не обвинит Шарки в убийстве, оправдает, поскольку по техасским представлениям о чести его поступок будет считаться правильным.
Паркман помедлил, смешался, наконец ретировался. Но убрался восвояси вне себя от гнева, дав зарок во что бы то ни стало добраться и до Кэтлоу, и до Шарки.
Спустя две недели после этого высокий, с холодными глазами всадник пробирался через неприветливую местность к югу от Ньюкаса. При нем были винчестер и револьвер.
Биджа Кэтлоу говорил по-испански с такой же легкостью, как любой мексиканец в округе. Он вполне прилично и непринужденно объяснялся с сеньоритами и вообще был очень заметным человеком в Пьедрас-Неграс — городке за рекой, недалеко от Игл-Пасс. Биджа задушевно смеялся, держался со всеми по-дружески, обменивался лошадьми, ставил выпивку и все такое прочее. Его популярность была столь велика, что, когда высокий мужчина с холодными глазами въехал в городок и стал о нем расспрашивать, сам Кэтлоу был проинформирован об этом уже через полчаса.
Впрочем, вскоре слух, что Паркман нанял убийцу и тот разыскивает Биджу, докатился почти до каждого жителя мексиканского городка.
Мэтт Джайлс начал убивать еще мальчишкой во время вооруженных беспорядков на северо-востоке Техаса и завершил свое «образование» в армии конфедератов, став первоклассным стрелком.