— Знаете, — говорил Аллен, — если это произойдет, боюсь, что цена серебра поползет вверх.
— Серебра?
— Себастьян Лердо де Теджада был правой рукой Хуареса в годину испытаний, а до французской интервенции и либералы и консерваторы отчаянно нуждались в деньгах. Самым простым способом раздобыть их было наложить лапу на поставки драгоценных металлов из рудников. Лердо не замедлил это сделать. Одна из таких поставок была кем-то перехвачена, как раз в тот день, когда 10 июня 1863 года генерал Форей с тридцатью тысячами французских солдат вошел в город Мехико.
Хуарес бежал в Сан-Луис-Потоси, а караван мулов, груженный серебром и золотом стоимостью в два миллиона долларов, исчез с концами. Через четыре года, когда Хуарес стал президентом, а Лердо — членом кабинета, между ними пробежала черная кошка. Позже Лердо выступил против Хуареса в борьбе за президентское кресло, но потерпел поражение. Тогда он возглавил Верховный суд. А вот теперь, вероятно, станет наконец президентом.
— А что с серебром на два миллиона?
— Часть из этих миллионов в золоте. Никто не может ответить на этот вопрос; ходили слухи, будто знает Лердо, но решил попридержать информацию о местонахождении сокровищ для себя, пока не настанет подходящее, как сейчас, время. Для президента обладание таким богатством — огромное преимущество, особенно при наличии столь отвратительного соперника, как Диас.
Бен Кауэн, слушая Аллена, вникал в положение дел за границей, сложившееся к нынешнему 1872 году.
Тусон во многих отношениях имел с Мексикой более прочные связи, чем со Штатами. Всего несколько лет назад он принадлежал Мексике, многие его жители так и остались ее гражданами, чуть ли не все имели там родственников. Немало местных англоамериканцев женилось на девушках испанского происходения, дела в соседней стране для них тоже представляли жизненно важный интерес.
Предположим, только предположим, что Лердо извлек эти два миллиона из тайника, пытается переправить их в город Мехико.
Такая возможность, хотя и слабая, есть, исходя из того, что серебро действительно существовало, и из того, что тот мексиканский солдат мог быть посланцем к Кэтлоу.
— Это серебро… Оно, случайно, не исчезло именно тогда, когда находилось в окрестностях Соноры?
— Выходит, вы слышали эту историю? Да, по сути дела, там. И исчезло так, что его больше никто не видел. Но можете мне поверить: если кто и знает, где оно находится, то это Лердо. Он серьезный человек, даже блестящий, — Аллен вновь пустился в рассуждения, — проницательный, исключительно способный, однако я не верю, что до конца понимает душу своего народа. Думаю, от народа Лердо далек.
Позже, вечером, Бен Кауэн стоял возле стойки салуна «Квартц-Рок» и прислушивался к разговорам вокруг. Улучив момент, тихо спросил бармена:
— Тут на днях у вас появлялся мексиканский солдат, никому не известный в городе, околачивался и здесь, и вокруг «Хэнгинг-Уолла», он еще беседовал с Биджей. Не знаете, о чем они говорили?
Бармен смешался, затем сердито произнес:
— Биджа мне друг. Правда, я слышал, что он и вам друг. Но вы упекли его в каталажку.
— Послушайте. — Бен постарался придать голосу как можно больше искренности. — Биджа действительно мой друг, но он упрям, как бизон, ни в какую не желает слушать дружеского совета, хотя сломя голову летит прямо в ловушку. — Кауэн сознательно немного блефовал, хотя то, что говорил, было недалеко от истины. — Он замахнулся на то, что ему не по зубам. Поимеет на этом только то, что его убьют, если мне не удастся его остановить. А я даже не знаю, куда он уехал. В конце-то концов, — добавил Бен, — не могу же я арестовать его в Мексике.
— Да, — согласился бармен. — Это так. — Он обслужил чей-то заказ с пивом, поставил кружку на стойку и опять повернулся к Кауэну. — Я без понятия, куда точно они отправились. Знаю только, что в Мексику. Слышал, как пару раз упомянули Эрмосильо и еще что-то про караван мулов. Думаю, — продолжил он, — солдат пытался втолковать Бидже, что если делать задуманное, то до того, как караван доберется до Эрмосильо.
Это было немного, но Бену Кауэну порой приходилось довольствоваться и меньшим, чтобы свести концы с концами. В Мексике он лично значил очень мало, а отношения между двумя странами на данный момент оставляли желать лучшего… Хотя в Вашингтоне руководство маршальской службы дало ему четкие инструкции — делать все, чтобы наладить хорошие отношения с мексиканскими властями.
Если он не ошибается, — а у Бена пока еще не было надежных доказательств, что он прав в своих предположениях, — что Кэтлоу отправился в Мексику и готовится похитить сокровище стоимостью в два миллиона, когда-то припрятанное Лердо, то должен быть непременно остановлен. Такая кража, совершенная американскими бандитами, если она увенчается успехом, нанесет страшный удар развитию добрососедских отношений с Мексикой, а их сотрудничество в борьбе с преступниками полностью зависело от степени сотрудничества в верхах.
Решено! Будем считать, что Биджа Кэтлоу отправился в Эрмосильо. А значит, Бен Кауэн должен ехать туда тоже, стараясь по дороге напасть на тот след, который ему нужен. К счастью, такого заметного человека, как Кэтлоу, найти не так уж трудно.
Спустя два дня после побега Кэтлоу Бен начал готовиться к путешествию. Купил вьючную лошадь, пополнил запасы снаряжения и продовольствия, беседуя с жителями города, узнал многое из того, что могло ожидать его в предстоящей поездке.
— Главная опасность — апачи, — услышал он от одного из собеседников. — Когда они разбойничают, то нападают небольшими бандами, поэтому им не обязательно придерживаться троп, где постоянные источники. В прериях есть растения, содержащие влагу, скрытые расщелины в камнях с достаточным количеством воды. Запаса в таких резервуарах хватит на шесть, семь, а то и дюжину человек, если пользоваться аккуратно.
Прошло уже несколько дней, как Кэтлоу сбежал из тюрьмы, а Бен Кауэн, казалось, ничего не делал. Более того, и делать-то вроде ничего не собирался. И вдруг внезапно исчез.
Корделия Бартон видела Бена в последний день его пребывания в городе. Он стоял на улице неподалеку от нее, когда она вышла из магазина отца, Корделия остановилась и задумчиво на него посмотрела.
Он был на удивление симпатичный мужчина, если приглядеться повнимательней. Ей нравилось, как он легко и словно нехотя владеет своим высоким жилистым телом. Лицо худое, обожженное солнцем и обветренное всеми ветрами, а в глазах что-то такое, что словно притягивает…
Бен выпрямился, заметив ее, снял шляпу. Его темно-каштановые волосы слегка курчавились, в них преобладал золотистый оттенок, который прежде она не замечала.
Он подошел к Корделии со словами:
— У меня нет предлога, чтобы проводить вас до дома — сейчас самый разгар дня.
— А что, вы нуждаетесь в предлоге?
Он слегка улыбнулся, и морщинки в уголках его глаз нарушили обычную для него серьезность.
— Нет, мэм, думаю, не нуждаюсь. — Он внимательно посмотрел на Корделию. — Слышали что-нибудь о Бидже?
— Нет, ничего!
— Он собирается осесть на месте, а это нелегко. — Бен сделал паузу. — Вы когда-нибудь жили на ранчо, мэм?
— Нет, точно нет. По-моему, людям там очень одиноко.
— Это зависит от того, как много приходится работать. Меня вот так и тянет на открытые пространства. Люблю, когда вокруг безграничный простор. Кажется, что и ты свободен, даже если это и не так.
— Вы не думаете, что человек может быть свободным?
— Нет, мэм. Точнее, не совсем свободным. До известной степени. Всегда должно быть чувство долга по отношению к тем, кто тебя окружает, к своей стране, к закону, ну и к прочему.
Она на секунду задумалась, потом спросила:
— Бен, вы верите в чувство долга, не так ли?
Он слегка пожал плечами и прищурил глаза от солнца. О таких вещах всегда нелегко говорить.
— Без чувства долга жизнь теряет всякий смысл, мэм. Если люди собираются жить вместе, они должны выработать определенные правила и придерживаться их, а закон — это и есть такие правила. Закон не работает против человека — он работает на него. Не будь законов, каждый дом превратился бы в укрепленный форт, ни один мужчина и ни одна женщина не могли бы чувствовать себя в безопасности. Первое, что делают, как мне кажется, мужчина и женщина, когда женятся, то составляют те законы, по которым будут жить. Конечно, всегда есть непутевая скотина, которая отбивается от стада и баламутит остальных, поэтому закон нуждается в тех, кто должен гнать стадо в правильном направлении.
— Без чувства долга жизнь теряет всякий смысл, мэм. Если люди собираются жить вместе, они должны выработать определенные правила и придерживаться их, а закон — это и есть такие правила. Закон не работает против человека — он работает на него. Не будь законов, каждый дом превратился бы в укрепленный форт, ни один мужчина и ни одна женщина не могли бы чувствовать себя в безопасности. Первое, что делают, как мне кажется, мужчина и женщина, когда женятся, то составляют те законы, по которым будут жить. Конечно, всегда есть непутевая скотина, которая отбивается от стада и баламутит остальных, поэтому закон нуждается в тех, кто должен гнать стадо в правильном направлении.
— Слишком сильно сказано, — он улыбнулся, — меня и самого надо время от времени подгонять кнутом. — Он глянул на Корделию с высоты своего роста. — А жизнь на ранчо может оказаться вовсе не такой плохой, как вам кажется.
На следующее утро, когда взошло солнце, Бен был уже за десять миль к югу от города и торопился к границе.
Он должен был поймать одного человека, вернее, двоих. Так обстояли дела.
Глава 11
— Серебра?
— Себастьян Лердо де Теджада был правой рукой Хуареса в годину испытаний, а до французской интервенции и либералы и консерваторы отчаянно нуждались в деньгах. Самым простым способом раздобыть их было наложить лапу на поставки драгоценных металлов из рудников. Лердо не замедлил это сделать. Одна из таких поставок была кем-то перехвачена, как раз в тот день, когда 10 июня 1863 года генерал Форей с тридцатью тысячами французских солдат вошел в город Мехико.
Хуарес бежал в Сан-Луис-Потоси, а караван мулов, груженный серебром и золотом стоимостью в два миллиона долларов, исчез с концами. Через четыре года, когда Хуарес стал президентом, а Лердо — членом кабинета, между ними пробежала черная кошка. Позже Лердо выступил против Хуареса в борьбе за президентское кресло, но потерпел поражение. Тогда он возглавил Верховный суд. А вот теперь, вероятно, станет наконец президентом.
— А что с серебром на два миллиона?
— Часть из этих миллионов в золоте. Никто не может ответить на этот вопрос; ходили слухи, будто знает Лердо, но решил попридержать информацию о местонахождении сокровищ для себя, пока не настанет подходящее, как сейчас, время. Для президента обладание таким богатством — огромное преимущество, особенно при наличии столь отвратительного соперника, как Диас.
Бен Кауэн, слушая Аллена, вникал в положение дел за границей, сложившееся к нынешнему 1872 году.
Тусон во многих отношениях имел с Мексикой более прочные связи, чем со Штатами. Всего несколько лет назад он принадлежал Мексике, многие его жители так и остались ее гражданами, чуть ли не все имели там родственников. Немало местных англоамериканцев женилось на девушках испанского происходения, дела в соседней стране для них тоже представляли жизненно важный интерес.
Предположим, только предположим, что Лердо извлек эти два миллиона из тайника, пытается переправить их в город Мехико.
Такая возможность, хотя и слабая, есть, исходя из того, что серебро действительно существовало, и из того, что тот мексиканский солдат мог быть посланцем к Кэтлоу.
— Это серебро… Оно, случайно, не исчезло именно тогда, когда находилось в окрестностях Соноры?
— Выходит, вы слышали эту историю? Да, по сути дела, там. И исчезло так, что его больше никто не видел. Но можете мне поверить: если кто и знает, где оно находится, то это Лердо. Он серьезный человек, даже блестящий, — Аллен вновь пустился в рассуждения, — проницательный, исключительно способный, однако я не верю, что до конца понимает душу своего народа. Думаю, от народа Лердо далек.
Позже, вечером, Бен Кауэн стоял возле стойки салуна «Квартц-Рок» и прислушивался к разговорам вокруг. Улучив момент, тихо спросил бармена:
— Тут на днях у вас появлялся мексиканский солдат, никому не известный в городе, околачивался и здесь, и вокруг «Хэнгинг-Уолла», он еще беседовал с Биджей. Не знаете, о чем они говорили?
Бармен смешался, затем сердито произнес:
— Биджа мне друг. Правда, я слышал, что он и вам друг. Но вы упекли его в каталажку.
— Послушайте. — Бен постарался придать голосу как можно больше искренности. — Биджа действительно мой друг, но он упрям, как бизон, ни в какую не желает слушать дружеского совета, хотя сломя голову летит прямо в ловушку. — Кауэн сознательно немного блефовал, хотя то, что говорил, было недалеко от истины. — Он замахнулся на то, что ему не по зубам. Поимеет на этом только то, что его убьют, если мне не удастся его остановить. А я даже не знаю, куда он уехал. В конце-то концов, — добавил Бен, — не могу же я арестовать его в Мексике.
— Да, — согласился бармен. — Это так. — Он обслужил чей-то заказ с пивом, поставил кружку на стойку и опять повернулся к Кауэну. — Я без понятия, куда точно они отправились. Знаю только, что в Мексику. Слышал, как пару раз упомянули Эрмосильо и еще что-то про караван мулов. Думаю, — продолжил он, — солдат пытался втолковать Бидже, что если делать задуманное, то до того, как караван доберется до Эрмосильо.
Это было немного, но Бену Кауэну порой приходилось довольствоваться и меньшим, чтобы свести концы с концами. В Мексике он лично значил очень мало, а отношения между двумя странами на данный момент оставляли желать лучшего… Хотя в Вашингтоне руководство маршальской службы дало ему четкие инструкции — делать все, чтобы наладить хорошие отношения с мексиканскими властями.
Если он не ошибается, — а у Бена пока еще не было надежных доказательств, что он прав в своих предположениях, — что Кэтлоу отправился в Мексику и готовится похитить сокровище стоимостью в два миллиона, когда-то припрятанное Лердо, то должен быть непременно остановлен. Такая кража, совершенная американскими бандитами, если она увенчается успехом, нанесет страшный удар развитию добрососедских отношений с Мексикой, а их сотрудничество в борьбе с преступниками полностью зависело от степени сотрудничества в верхах.
Решено! Будем считать, что Биджа Кэтлоу отправился в Эрмосильо. А значит, Бен Кауэн должен ехать туда тоже, стараясь по дороге напасть на тот след, который ему нужен. К счастью, такого заметного человека, как Кэтлоу, найти не так уж трудно.
Спустя два дня после побега Кэтлоу Бен начал готовиться к путешествию. Купил вьючную лошадь, пополнил запасы снаряжения и продовольствия, беседуя с жителями города, узнал многое из того, что могло ожидать его в предстоящей поездке.
— Главная опасность — апачи, — услышал он от одного из собеседников. — Когда они разбойничают, то нападают небольшими бандами, поэтому им не обязательно придерживаться троп, где постоянные источники. В прериях есть растения, содержащие влагу, скрытые расщелины в камнях с достаточным количеством воды. Запаса в таких резервуарах хватит на шесть, семь, а то и дюжину человек, если пользоваться аккуратно.
Прошло уже несколько дней, как Кэтлоу сбежал из тюрьмы, а Бен Кауэн, казалось, ничего не делал. Более того, и делать-то вроде ничего не собирался. И вдруг внезапно исчез.
Корделия Бартон видела Бена в последний день его пребывания в городе. Он стоял на улице неподалеку от нее, когда она вышла из магазина отца, Корделия остановилась и задумчиво на него посмотрела.
Он был на удивление симпатичный мужчина, если приглядеться повнимательней. Ей нравилось, как он легко и словно нехотя владеет своим высоким жилистым телом. Лицо худое, обожженное солнцем и обветренное всеми ветрами, а в глазах что-то такое, что словно притягивает…
Бен выпрямился, заметив ее, снял шляпу. Его темно-каштановые волосы слегка курчавились, в них преобладал золотистый оттенок, который прежде она не замечала.
Он подошел к Корделии со словами:
— У меня нет предлога, чтобы проводить вас до дома — сейчас самый разгар дня.
— А что, вы нуждаетесь в предлоге?
Он слегка улыбнулся, и морщинки в уголках его глаз нарушили обычную для него серьезность.
— Нет, мэм, думаю, не нуждаюсь. — Он внимательно посмотрел на Корделию. — Слышали что-нибудь о Бидже?
— Нет, ничего!
— Он собирается осесть на месте, а это нелегко. — Бен сделал паузу. — Вы когда-нибудь жили на ранчо, мэм?
— Нет, точно нет. По-моему, людям там очень одиноко.
— Это зависит от того, как много приходится работать. Меня вот так и тянет на открытые пространства. Люблю, когда вокруг безграничный простор. Кажется, что и ты свободен, даже если это и не так.
— Вы не думаете, что человек может быть свободным?
— Нет, мэм. Точнее, не совсем свободным. До известной степени. Всегда должно быть чувство долга по отношению к тем, кто тебя окружает, к своей стране, к закону, ну и к прочему.
Она на секунду задумалась, потом спросила:
— Бен, вы верите в чувство долга, не так ли?
Он слегка пожал плечами и прищурил глаза от солнца. О таких вещах всегда нелегко говорить.
— Без чувства долга жизнь теряет всякий смысл, мэм. Если люди собираются жить вместе, они должны выработать определенные правила и придерживаться их, а закон — это и есть такие правила. Закон не работает против человека — он работает на него. Не будь законов, каждый дом превратился бы в укрепленный форт, ни один мужчина и ни одна женщина не могли бы чувствовать себя в безопасности. Первое, что делают, как мне кажется, мужчина и женщина, когда женятся, то составляют те законы, по которым будут жить. Конечно, всегда есть непутевая скотина, которая отбивается от стада и баламутит остальных, поэтому закон нуждается в тех, кто должен гнать стадо в правильном направлении.
— Без чувства долга жизнь теряет всякий смысл, мэм. Если люди собираются жить вместе, они должны выработать определенные правила и придерживаться их, а закон — это и есть такие правила. Закон не работает против человека — он работает на него. Не будь законов, каждый дом превратился бы в укрепленный форт, ни один мужчина и ни одна женщина не могли бы чувствовать себя в безопасности. Первое, что делают, как мне кажется, мужчина и женщина, когда женятся, то составляют те законы, по которым будут жить. Конечно, всегда есть непутевая скотина, которая отбивается от стада и баламутит остальных, поэтому закон нуждается в тех, кто должен гнать стадо в правильном направлении.
— Слишком сильно сказано, — он улыбнулся, — меня и самого надо время от времени подгонять кнутом. — Он глянул на Корделию с высоты своего роста. — А жизнь на ранчо может оказаться вовсе не такой плохой, как вам кажется.
На следующее утро, когда взошло солнце, Бен был уже за десять миль к югу от города и торопился к границе.
Он должен был поймать одного человека, вернее, двоих. Так обстояли дела.
Глава 11
Кэтлоу добрался до Мексики и как сквозь землю провалился.
Насколько удалось выяснить Бену Кауэну, в их группе было не больше четырех человек. Одним из них, судя по многочисленным описаниям, был Старик Мерридью, второй, несомненно, — Рио Брай. Поскольку все свидетели сходились на том, что четвертым был мексиканец, скорее всего, это и был тот самый солдат, с которым Кэтлоу повстречался в Тусоне.
Что бы ни замышлял Кэтлоу, вряд ли у него что-нибудь получится. Для серьезного дела у него явно не хватало людей. А пока что Бену Кауэну ничего не оставалось, как слоняться по обе стороны границы, то и дело заказывать выпивку, да как бы между делом задавать вопросы. Не появлялись ли в городе незнакомые гринго, скажем, прошлой ночью? Ах вот как? Ну, все равно, очень вам благодарен, сеньор…
Они приезжали — по крайней мере, двое. Похоже, они проехали весь путь до Магдалены… Довольно рискованная затея, ведь там рыскали апачи, и даже отряд хорошо вооруженных солдат, проезжая по тропе, мог наткнуться на засаду и навсегда сгинуть в пустыне.
Тихо постукивали кастаньеты, негромко звякали стаканы, что-то печальное и дикое пела нежным голосом юная мексиканка, а Бен Кауэн, навалившись грудью на стойку бара, внимательно прислушивался, ловя каждый звук. Ему принесли текилу, и он выпил ее, не поморщившись. Но чаще всего он просто лениво болтал на своем ломаном испанском, как говорят все в этой стране пастухов и ранчеро, а в основном, просто слушал, о чем говорят вокруг.
Бен давно уже знал, что люди, где бы ни собирались, обычно начинают болтать, и чаще всего говорят слишком много. А в городках, где редко что-нибудь происходит и уже до оскомины надоело обсуждать каждый день одно и то же, говорят и того больше.
Бен Кауэн скакал в полном одиночестве по тропе, ведущей из Ногалеса в Магдалену. Очень скоро он наткнулся на отпечатки знакомых подков и мрачно усмехнулся — вне всякого сомнения, это были лошади Кэтлоу, Брая и Мерридью. Он хорошо запомнил их еще в Тусоне.
Остальные, видно, убрались из Тусона вслед за ними, он с трудом шел по следу людей Кэтлоу. Не раз они совсем исчезали и ему приходилось поворачивать лошадь и возвращаться назад. К тому же в довершение всех бед по тропе не так давно прогнали стадо овец, и, как подозревал Бен, не случайно, так что от тропинки почти ничего не осталось. К счастью, вскоре стадо свернуло по дороге в Ногалес, и Бен обрадованно хмыкнул, вновь наткнувшись на следы четырех лошадей.
Он догадался, что эти четверо разбили лагерь в арройо note 1 в первую же ночь, отъехав всего на пару миль к юго-западу от Ногалеса. Затем к ним присоединились еще двое, и утром по тропе скакали уже шестеро.
Незадолго до полудня компания пополнилась еще одним человеком — незнакомым индейцем, у которого не было лошади. Бен не поленился отыскать его след и обнаружил место в сотне ярдов от тропы, где тот выкурил не меньше дюжины сигарет, терпеливо поджидая, когда появятся люди Кэтлоу. Перекинувшись парой слов, вся компания вновь тронулась в путь, и индеец бежал, держась за стремя лошади Кэтлоу.
У тех, кто привык путешествовать по дикой стране, давно вошло в привычку так же внимательно смотреть назад, как и вперед, и вовсе не потому, что кто-то может ехать следом. Часто бывает, что приходится ехать назад той же дорогой, и уж старожилам хорошо известно, что стоит почаще поглядывать через плечо, ведь то, что оставляешь позади себя, выглядит немного иначе, когда приходится возвращаться. Немало было таких, кто беспечно скакал вперед, не оглядываясь, а когда поворачивал, с трудом верил, что это та самая дорога, начинал кружить и в конце концов сбивался с пути.
Бен Кауэн, который почти все время ехал, пригнувшись к луке седла, вдоль тропы, по которой скакали те, кто был ему нужен, вскоре заметил, что кто-то преследует его… Или тех, за кем ехал он сам. Это был одинокий всадник, неторопливо трусивший на вороном коне — так, во всяком случае, показалось Бену.
Чувствовалось, что человек это бывалый, поскольку ехал вперед осторожно, не выдавая себя облаком поднявшейся пыли. Кауэн льстил себя надеждой, что и ему это удается, хотя незнакомец, вне всякого сомнения, о преследовании знал или догадывался, недаром его след часто пересекался с отпечатками подков шестерки лошадей банды Кэтлоу.
На четвертые сутки погони Кауэн тоже кое о чем догадался. Во-первых, скакавший за ним по пятам человек, должно быть, Миллер. Во-вторых, индеец, что бежал перед лошадью Кэтлоу, скорее всего был из племени таракумара, члены которого славились своей необычайной выносливостью. Таракумара известны тем, что индейца, который не в состоянии пробежать сотню миль, просто-напросто изгоняют из племени, хотя и апачи, прекрасные бегуны, тоже предпочитают сражаться пешими, не доверяя свою жизнь коню.
Несомненно, Кэтлоу что-то искал в этих местах, где он никогда не бывал прежде. Индеец, Бен ничуть не сомневался, вскоре приведет всю шайку туда, где бьет из-под земли никому не известный родник или скрывается от посторонних глаз водоем с питьевой водой, о существовании которого известно только местному племени. В пустыне на самом деле таких немало, правда, знают о них только те, кто там родился и вырос. Воды в них обычно немного, но вполне достаточно для того, чтобы утолить жажду двоих-троих усталых всадников.
Но, выбирая подобный путь в глубь Соноры, Кэтлоу немало выигрывал, заметая следы. Ведь здесь, в дикой пустыне, его шайка вряд ли попадется кому-то на глаза. Идея была неплоха, а это значило, что Кэтлоу на сей раз позаботился обо всем заранее. Об этом стоило подумать на досуге… И Кэтлоу размышлял, строил хитроумные планы, блестящие идеи одна за другой рождались у него в голове. Он старался припомнить все уловки, на которые когда-либо пускался, то и дело рискуя своей головой, хотя и сознавал, что соображает быстрее всего, когда опасность дышит в затылок.
Погоня, в которую он пустился, все больше тревожила Бена Кауэна. Он был неглуп и хорошо представлял себе, что к тому времени, когда он, в свою очередь, доберется до источника с питьевой водой, там уже не останется ни капли… К тому же он был абсолютно уверен, что Кэтлоу рассчитывал именно на это, когда пускался наутек.
Той ночью к шайке Кэтлоу присоединились еще пятеро. Точнее, они просто поджидали, когда появится Кэтлоу и его люди. Это было как раз то, чего ожидал и Бен, впрочем, его немного тревожил тот факт, что он не догадывался, где Кэтлоу намерен остановиться на ночь.
Не прошло и часа после того, как пылающий диск солнца появился над горизонтом, когда усталый Бен набрел на то место, где останавливались бандиты. В его фляге оставалось не больше пинты воды, и лошадь тяжело хрипела, умирая от жажды. А на дне крохотного водоема, рядом с которым он остановился, была только жидкая грязь, которая уже покрылась рассохшейся коркой.
О том, чтобы ехать дальше, не могло быть и речи. Ему нужно было раздобыть воду, ведь следующий источник мог оказаться пересохшим. Покопавшись в сумке, Бен вытащил небольшую жестянку и, опустившись на колени, принялся рыть яму. Через пару минут ему удалось выкопать глубокую воронку в мягкой грязи, но этого было мало. Он продолжал рыть еще какое-то время, потом переполз в тень и принялся терпеливо ждать.
Вода скоро появится… А если нет, ему придется вернуться на тропу и надеяться на то, что она в конце концов выведет его туда, где он сможет найти хоть немного воды.
Он предполагал, что Кэтлоу со своими людьми торопится в Эрмосильо, хотя и не был уверен. Вполне возможно, что на самом деле они едут в Альтару, до нее отсюда рукой подать. Или, скорее всего, бандитам приглянулась Магдалена с ее богатыми приисками. Лучше всего было бы спросить об этом у самого Кэтлоу, но этого Бен не мог сделать.
Только незадолго до полудня Бену удалось напоить усталую лошадь, а к тому времени, когда в яме набралось достаточно воды, чтобы он смог наполнить флягу, уже сгустились вечерние тени. Не было смысла продолжать погоню в темноте, но до заката оставалась еще пара часов. К тому же не стоило забывать о том человеке, что ехал за ним по пятам.
Если он все еще здесь, то очень скоро появится у источника и найдет его таким же, как когда-то Бен. Следовательно, ему ничего другого не останется, как только разбить лагерь и ждать утра. А к рассвету Кауэн рассчитывал ускользнуть от него.
Бен подтянул подпругу и выбрался из оврага, на дне которого был родник. Он поехал вперед, пригибаясь как можно ниже к земле и подозрительно озираясь вокруг в ожидании засады. Впрочем, опасался он отнюдь не Миллера. Прежде всего следовало помешать этому мерзавцу Кэтлоу выполнить задуманное.
Бен снова взял след и поскакал вперед легким галопом. Однако он пару раз поменял направление в надежде, что это собьет с толку преследователя. Когда наконец стемнело, Бен в который раз бросил быстрый взгляд на цепочку хорошо заметных следов, по которым ехал уже несколько дней, машинально отметив, что они ведут прямо к вершине горы, которая даже после захода солнца была отчетливо видна на фоне неба. Он опасался одного — что в темноте те, кого он преследовал, круто свернут к какому-нибудь неизвестному источнику с водой, на восток или на запад, а он в темноте легко потеряет их след, а вместе с ним — и возможность утолить жажду.
Он отпустил поводья, доверившись своему коню. Его чалый родился и вырос в этих местах и знал горы и пустыню не хуже местных индейцев, был вынослив, как верблюд, а уж воду чуял за несколько миль. Больше того, умный конь уже давно понял, что его хозяин преследует нескольких верховых, а лошади в здешних местах отличались еще и тем, что могли идти по следу не хуже легавых.
Прошло несколько часов. Чалый конь Бена все так же неторопливо и упорно скакал на юг, затем следы резко повернули в сторону. Конь тоже повернул, как по команде; Бен не возражал и только время от времени натягивал поводья, чтобы прислушаться. В тишине ночи в пустыне любой звук разносится далеко вокруг, а Бену меньше всего на свете хотелось бы в темноте напороться на людей Кэтлоу или выдать свое присутствие неосторожным шумом.
Вдруг его конь остановился как вкопанный. Подхватив поводья и привстав в стременах, Бен напряженно вглядывался в обступивший его непроглядный мрак, но кругом было тихо.
Он затаился в густой тени от отвесной скалы, которая, словно указательный палец, торчала вверх из серого песка. Вершина ее поросла редким, чахлым кустарником. Здесь было немного прохладнее, и Бен облегченно перевел дыхание, утирая вспотевший лоб. Чалый между тем не выказывал ни малейшего желания двигаться вперед.
В конце концов Бен подвел лошадь поближе к скале и спешился. Судя по тому, как вел себя чалый, где-то поблизости была вода, но сколько Бен ни озирался, воды не было видно. Значит, источник находился где-то под землей.
Расседлав усталого коня, он отвел его к небольшому островку чахлой травки, а сам сунул руку в мешок, притороченный к седлу, вытащил кусок вяленого мяса и принялся жевать. Затем, когда небо усеяли мириады звезд, Бен завернулся в одеяло и мгновенно уснул.
Где-то далеко, в пустыне, жалобно затявкал койот, негромко застонал дикий голубь, и голос его растворился в ночи, а равнодушные ко всему звезды рассеянно оглядывали сверху спящего человека и усталого коня под угрюмой скалой, таких одиноких под темно-синим бархатом неба.
Незадолго до рассвета Бен проснулся, словно от толчка, почувствовав, как утренний, зябкий холодок пробирает до костей. По привычке он бросил молниеносный взгляд на лошадь. Чалый застыл как изваяние, уши напряженно стояли торчком, атласные ноздри тревожно втягивали воздух. Через мгновение Бен оказался возле коня, шепнул ему на ухо что-то ласковое. Рука его скользнула к мягким губам лошади, он крепко сомкнул пальцы, не давая чалому заржать.
Конь навострил уши. Чья-то лошадь шла шагом… Вот она остановилась, немного помедлила, потом вновь раздалось размеренное цоканье подков.
Бен Кауэн украдкой метнул взгляд на свой винчестер и кобуру с револьвером, которые так и остались лежать на земле возле отброшенного в сторону одеяла. Ему отчаянно нужно было оружие, но малейший шорох мог выдать его присутствие, да и оставлять лошадь он опасался. К тому же чалого тревожило что-то еще, помимо осторожных шагов приближавшейся лошади.
Вдруг она вынырнула откуда-то слева. Стоило ему только взглянуть на нее, как лошадь издала короткое, приветственное ржание. Легкий ветерок дул в их сторону, он-то и выдал чалому присутствие странной лошади.
Она сделала еще шаг вперед… Бен прищурился. На ее спине смутно виднелось что-то еще, кроме седла, больше похожее на тюк. Нет, непохожее…
Это было человек, бессильно свисавший с седла. Раненый или, мрачно подумал Бен, что-нибудь похуже.
Бен больше не раздумывал. Метнувшись к одеялу, он схватил тяжелую кобуру и мигом опоясал ею бедра, с быстротой молнии выхватив револьвер.
Потом, оставив своего чалого, он направился к незнакомой лошади, что-то негромко бормоча себе под нос и стараясь успокоить испуганное животное. Лошадь неуверенно шагнула вперед, нервно потряхивая головой и кося в его сторону налитым кровью глазом. Казалось, что присутствие человека немного ее успокоило.
Бен замер, внимательно вслушиваясь в темноту. Он привык никогда не пренебрегать опасностью, ведь она могла грозить ему отовсюду. Никакие годы безмятежного существования не смогли бы избавить его от этой привычки. Он был рожден для этой жизни и умел наслаждаться ею. Больше того, он любил ее. Бен вслушивался в темноту, но кругом было тихо, только чужая лошадь шумно втягивала воздух.
Он подошел к коню. Неподвижное тело тяжело распростерлось на его спине, чьи-то умелые пальцы грубо, но крепко привязали его к седлу. Взяв лошадь под уздцы, Бен отвел ее к скале и там, с трудом распутав крепкие узлы, опустил тело раненого на землю.
Это был мексиканец, судя по всему, военный. На нем была офицерская форма. Пуля попала ему в ногу, другая задела бок. Поколебавшись немного, Бен махнул рукой на риск и развел небольшой костер. Он разложил его прямо под нависшим уступом скалы, наломав веток смолистого дерева. Дым от этих сухих, скрученных листьев, по мнению Бена, должен был быстро рассеяться в воздухе.
В его фляге уже оставалось не так уж много воды, но он все-таки решил подогреть немного. Потом, стащив с раненого мундир, уложил поудобнее тяжелое тело и с трудом стащил с него брюки, распрямив скрюченную ногу. Пуля вошла в тело, и рана выглядела довольно скверно. К тому же она сильно кровоточила. Другая пуля попала в бедро. Впрочем, похоже, кость не была задета, но кровь лилась ручьем и раненый уже побледнел как смерть.
Когда вода согрелась, Бен промыл раны, как мог, и кое-как перевязал несчастного мексиканца пучком травы. Присыпать раны было нечем, вот ему и пришло в голову использовать траву, благо ничего другого под рукой не нашлось.
Не успел он закончить, как заметил, что уже светает. Бен с кряхтением распрямил затекшую спину и огляделся по сторонам.
Ему позарез была нужна вода. Она была где-то недалеко, он был уверен в этом, иначе чалый не заупрямился бы так. Ни одна другая причина не заставила бы его остановиться. Бен бросил рассеянный взгляд на отвесную поверхность скалы. Может быть, она скрывает tinaja, как называют мексиканцы затерянные среди скал небольшие водоемы, заполненные кристально чистой, сладковатой влагой. Это естественные базальтовые чаши, в которых скапливается вода после столь редких в этих местах дождей, а темные стены гор защищают их от палящего зноя.
Бен встал на ноги. Только теперь он смог хорошенько разглядеть лошадь, которая, устало понурившись, стояла возле скалы.
Насколько удалось выяснить Бену Кауэну, в их группе было не больше четырех человек. Одним из них, судя по многочисленным описаниям, был Старик Мерридью, второй, несомненно, — Рио Брай. Поскольку все свидетели сходились на том, что четвертым был мексиканец, скорее всего, это и был тот самый солдат, с которым Кэтлоу повстречался в Тусоне.
Что бы ни замышлял Кэтлоу, вряд ли у него что-нибудь получится. Для серьезного дела у него явно не хватало людей. А пока что Бену Кауэну ничего не оставалось, как слоняться по обе стороны границы, то и дело заказывать выпивку, да как бы между делом задавать вопросы. Не появлялись ли в городе незнакомые гринго, скажем, прошлой ночью? Ах вот как? Ну, все равно, очень вам благодарен, сеньор…
Они приезжали — по крайней мере, двое. Похоже, они проехали весь путь до Магдалены… Довольно рискованная затея, ведь там рыскали апачи, и даже отряд хорошо вооруженных солдат, проезжая по тропе, мог наткнуться на засаду и навсегда сгинуть в пустыне.
Тихо постукивали кастаньеты, негромко звякали стаканы, что-то печальное и дикое пела нежным голосом юная мексиканка, а Бен Кауэн, навалившись грудью на стойку бара, внимательно прислушивался, ловя каждый звук. Ему принесли текилу, и он выпил ее, не поморщившись. Но чаще всего он просто лениво болтал на своем ломаном испанском, как говорят все в этой стране пастухов и ранчеро, а в основном, просто слушал, о чем говорят вокруг.
Бен давно уже знал, что люди, где бы ни собирались, обычно начинают болтать, и чаще всего говорят слишком много. А в городках, где редко что-нибудь происходит и уже до оскомины надоело обсуждать каждый день одно и то же, говорят и того больше.
Бен Кауэн скакал в полном одиночестве по тропе, ведущей из Ногалеса в Магдалену. Очень скоро он наткнулся на отпечатки знакомых подков и мрачно усмехнулся — вне всякого сомнения, это были лошади Кэтлоу, Брая и Мерридью. Он хорошо запомнил их еще в Тусоне.
Остальные, видно, убрались из Тусона вслед за ними, он с трудом шел по следу людей Кэтлоу. Не раз они совсем исчезали и ему приходилось поворачивать лошадь и возвращаться назад. К тому же в довершение всех бед по тропе не так давно прогнали стадо овец, и, как подозревал Бен, не случайно, так что от тропинки почти ничего не осталось. К счастью, вскоре стадо свернуло по дороге в Ногалес, и Бен обрадованно хмыкнул, вновь наткнувшись на следы четырех лошадей.
Он догадался, что эти четверо разбили лагерь в арройо note 1 в первую же ночь, отъехав всего на пару миль к юго-западу от Ногалеса. Затем к ним присоединились еще двое, и утром по тропе скакали уже шестеро.
Незадолго до полудня компания пополнилась еще одним человеком — незнакомым индейцем, у которого не было лошади. Бен не поленился отыскать его след и обнаружил место в сотне ярдов от тропы, где тот выкурил не меньше дюжины сигарет, терпеливо поджидая, когда появятся люди Кэтлоу. Перекинувшись парой слов, вся компания вновь тронулась в путь, и индеец бежал, держась за стремя лошади Кэтлоу.
У тех, кто привык путешествовать по дикой стране, давно вошло в привычку так же внимательно смотреть назад, как и вперед, и вовсе не потому, что кто-то может ехать следом. Часто бывает, что приходится ехать назад той же дорогой, и уж старожилам хорошо известно, что стоит почаще поглядывать через плечо, ведь то, что оставляешь позади себя, выглядит немного иначе, когда приходится возвращаться. Немало было таких, кто беспечно скакал вперед, не оглядываясь, а когда поворачивал, с трудом верил, что это та самая дорога, начинал кружить и в конце концов сбивался с пути.
Бен Кауэн, который почти все время ехал, пригнувшись к луке седла, вдоль тропы, по которой скакали те, кто был ему нужен, вскоре заметил, что кто-то преследует его… Или тех, за кем ехал он сам. Это был одинокий всадник, неторопливо трусивший на вороном коне — так, во всяком случае, показалось Бену.
Чувствовалось, что человек это бывалый, поскольку ехал вперед осторожно, не выдавая себя облаком поднявшейся пыли. Кауэн льстил себя надеждой, что и ему это удается, хотя незнакомец, вне всякого сомнения, о преследовании знал или догадывался, недаром его след часто пересекался с отпечатками подков шестерки лошадей банды Кэтлоу.
На четвертые сутки погони Кауэн тоже кое о чем догадался. Во-первых, скакавший за ним по пятам человек, должно быть, Миллер. Во-вторых, индеец, что бежал перед лошадью Кэтлоу, скорее всего был из племени таракумара, члены которого славились своей необычайной выносливостью. Таракумара известны тем, что индейца, который не в состоянии пробежать сотню миль, просто-напросто изгоняют из племени, хотя и апачи, прекрасные бегуны, тоже предпочитают сражаться пешими, не доверяя свою жизнь коню.
Несомненно, Кэтлоу что-то искал в этих местах, где он никогда не бывал прежде. Индеец, Бен ничуть не сомневался, вскоре приведет всю шайку туда, где бьет из-под земли никому не известный родник или скрывается от посторонних глаз водоем с питьевой водой, о существовании которого известно только местному племени. В пустыне на самом деле таких немало, правда, знают о них только те, кто там родился и вырос. Воды в них обычно немного, но вполне достаточно для того, чтобы утолить жажду двоих-троих усталых всадников.
Но, выбирая подобный путь в глубь Соноры, Кэтлоу немало выигрывал, заметая следы. Ведь здесь, в дикой пустыне, его шайка вряд ли попадется кому-то на глаза. Идея была неплоха, а это значило, что Кэтлоу на сей раз позаботился обо всем заранее. Об этом стоило подумать на досуге… И Кэтлоу размышлял, строил хитроумные планы, блестящие идеи одна за другой рождались у него в голове. Он старался припомнить все уловки, на которые когда-либо пускался, то и дело рискуя своей головой, хотя и сознавал, что соображает быстрее всего, когда опасность дышит в затылок.
Погоня, в которую он пустился, все больше тревожила Бена Кауэна. Он был неглуп и хорошо представлял себе, что к тому времени, когда он, в свою очередь, доберется до источника с питьевой водой, там уже не останется ни капли… К тому же он был абсолютно уверен, что Кэтлоу рассчитывал именно на это, когда пускался наутек.
Той ночью к шайке Кэтлоу присоединились еще пятеро. Точнее, они просто поджидали, когда появится Кэтлоу и его люди. Это было как раз то, чего ожидал и Бен, впрочем, его немного тревожил тот факт, что он не догадывался, где Кэтлоу намерен остановиться на ночь.
Не прошло и часа после того, как пылающий диск солнца появился над горизонтом, когда усталый Бен набрел на то место, где останавливались бандиты. В его фляге оставалось не больше пинты воды, и лошадь тяжело хрипела, умирая от жажды. А на дне крохотного водоема, рядом с которым он остановился, была только жидкая грязь, которая уже покрылась рассохшейся коркой.
О том, чтобы ехать дальше, не могло быть и речи. Ему нужно было раздобыть воду, ведь следующий источник мог оказаться пересохшим. Покопавшись в сумке, Бен вытащил небольшую жестянку и, опустившись на колени, принялся рыть яму. Через пару минут ему удалось выкопать глубокую воронку в мягкой грязи, но этого было мало. Он продолжал рыть еще какое-то время, потом переполз в тень и принялся терпеливо ждать.
Вода скоро появится… А если нет, ему придется вернуться на тропу и надеяться на то, что она в конце концов выведет его туда, где он сможет найти хоть немного воды.
Он предполагал, что Кэтлоу со своими людьми торопится в Эрмосильо, хотя и не был уверен. Вполне возможно, что на самом деле они едут в Альтару, до нее отсюда рукой подать. Или, скорее всего, бандитам приглянулась Магдалена с ее богатыми приисками. Лучше всего было бы спросить об этом у самого Кэтлоу, но этого Бен не мог сделать.
Только незадолго до полудня Бену удалось напоить усталую лошадь, а к тому времени, когда в яме набралось достаточно воды, чтобы он смог наполнить флягу, уже сгустились вечерние тени. Не было смысла продолжать погоню в темноте, но до заката оставалась еще пара часов. К тому же не стоило забывать о том человеке, что ехал за ним по пятам.
Если он все еще здесь, то очень скоро появится у источника и найдет его таким же, как когда-то Бен. Следовательно, ему ничего другого не останется, как только разбить лагерь и ждать утра. А к рассвету Кауэн рассчитывал ускользнуть от него.
Бен подтянул подпругу и выбрался из оврага, на дне которого был родник. Он поехал вперед, пригибаясь как можно ниже к земле и подозрительно озираясь вокруг в ожидании засады. Впрочем, опасался он отнюдь не Миллера. Прежде всего следовало помешать этому мерзавцу Кэтлоу выполнить задуманное.
Бен снова взял след и поскакал вперед легким галопом. Однако он пару раз поменял направление в надежде, что это собьет с толку преследователя. Когда наконец стемнело, Бен в который раз бросил быстрый взгляд на цепочку хорошо заметных следов, по которым ехал уже несколько дней, машинально отметив, что они ведут прямо к вершине горы, которая даже после захода солнца была отчетливо видна на фоне неба. Он опасался одного — что в темноте те, кого он преследовал, круто свернут к какому-нибудь неизвестному источнику с водой, на восток или на запад, а он в темноте легко потеряет их след, а вместе с ним — и возможность утолить жажду.
Он отпустил поводья, доверившись своему коню. Его чалый родился и вырос в этих местах и знал горы и пустыню не хуже местных индейцев, был вынослив, как верблюд, а уж воду чуял за несколько миль. Больше того, умный конь уже давно понял, что его хозяин преследует нескольких верховых, а лошади в здешних местах отличались еще и тем, что могли идти по следу не хуже легавых.
Прошло несколько часов. Чалый конь Бена все так же неторопливо и упорно скакал на юг, затем следы резко повернули в сторону. Конь тоже повернул, как по команде; Бен не возражал и только время от времени натягивал поводья, чтобы прислушаться. В тишине ночи в пустыне любой звук разносится далеко вокруг, а Бену меньше всего на свете хотелось бы в темноте напороться на людей Кэтлоу или выдать свое присутствие неосторожным шумом.
Вдруг его конь остановился как вкопанный. Подхватив поводья и привстав в стременах, Бен напряженно вглядывался в обступивший его непроглядный мрак, но кругом было тихо.
Он затаился в густой тени от отвесной скалы, которая, словно указательный палец, торчала вверх из серого песка. Вершина ее поросла редким, чахлым кустарником. Здесь было немного прохладнее, и Бен облегченно перевел дыхание, утирая вспотевший лоб. Чалый между тем не выказывал ни малейшего желания двигаться вперед.
В конце концов Бен подвел лошадь поближе к скале и спешился. Судя по тому, как вел себя чалый, где-то поблизости была вода, но сколько Бен ни озирался, воды не было видно. Значит, источник находился где-то под землей.
Расседлав усталого коня, он отвел его к небольшому островку чахлой травки, а сам сунул руку в мешок, притороченный к седлу, вытащил кусок вяленого мяса и принялся жевать. Затем, когда небо усеяли мириады звезд, Бен завернулся в одеяло и мгновенно уснул.
Где-то далеко, в пустыне, жалобно затявкал койот, негромко застонал дикий голубь, и голос его растворился в ночи, а равнодушные ко всему звезды рассеянно оглядывали сверху спящего человека и усталого коня под угрюмой скалой, таких одиноких под темно-синим бархатом неба.
Незадолго до рассвета Бен проснулся, словно от толчка, почувствовав, как утренний, зябкий холодок пробирает до костей. По привычке он бросил молниеносный взгляд на лошадь. Чалый застыл как изваяние, уши напряженно стояли торчком, атласные ноздри тревожно втягивали воздух. Через мгновение Бен оказался возле коня, шепнул ему на ухо что-то ласковое. Рука его скользнула к мягким губам лошади, он крепко сомкнул пальцы, не давая чалому заржать.
Конь навострил уши. Чья-то лошадь шла шагом… Вот она остановилась, немного помедлила, потом вновь раздалось размеренное цоканье подков.
Бен Кауэн украдкой метнул взгляд на свой винчестер и кобуру с револьвером, которые так и остались лежать на земле возле отброшенного в сторону одеяла. Ему отчаянно нужно было оружие, но малейший шорох мог выдать его присутствие, да и оставлять лошадь он опасался. К тому же чалого тревожило что-то еще, помимо осторожных шагов приближавшейся лошади.
Вдруг она вынырнула откуда-то слева. Стоило ему только взглянуть на нее, как лошадь издала короткое, приветственное ржание. Легкий ветерок дул в их сторону, он-то и выдал чалому присутствие странной лошади.
Она сделала еще шаг вперед… Бен прищурился. На ее спине смутно виднелось что-то еще, кроме седла, больше похожее на тюк. Нет, непохожее…
Это было человек, бессильно свисавший с седла. Раненый или, мрачно подумал Бен, что-нибудь похуже.
Бен больше не раздумывал. Метнувшись к одеялу, он схватил тяжелую кобуру и мигом опоясал ею бедра, с быстротой молнии выхватив револьвер.
Потом, оставив своего чалого, он направился к незнакомой лошади, что-то негромко бормоча себе под нос и стараясь успокоить испуганное животное. Лошадь неуверенно шагнула вперед, нервно потряхивая головой и кося в его сторону налитым кровью глазом. Казалось, что присутствие человека немного ее успокоило.
Бен замер, внимательно вслушиваясь в темноту. Он привык никогда не пренебрегать опасностью, ведь она могла грозить ему отовсюду. Никакие годы безмятежного существования не смогли бы избавить его от этой привычки. Он был рожден для этой жизни и умел наслаждаться ею. Больше того, он любил ее. Бен вслушивался в темноту, но кругом было тихо, только чужая лошадь шумно втягивала воздух.
Он подошел к коню. Неподвижное тело тяжело распростерлось на его спине, чьи-то умелые пальцы грубо, но крепко привязали его к седлу. Взяв лошадь под уздцы, Бен отвел ее к скале и там, с трудом распутав крепкие узлы, опустил тело раненого на землю.
Это был мексиканец, судя по всему, военный. На нем была офицерская форма. Пуля попала ему в ногу, другая задела бок. Поколебавшись немного, Бен махнул рукой на риск и развел небольшой костер. Он разложил его прямо под нависшим уступом скалы, наломав веток смолистого дерева. Дым от этих сухих, скрученных листьев, по мнению Бена, должен был быстро рассеяться в воздухе.
В его фляге уже оставалось не так уж много воды, но он все-таки решил подогреть немного. Потом, стащив с раненого мундир, уложил поудобнее тяжелое тело и с трудом стащил с него брюки, распрямив скрюченную ногу. Пуля вошла в тело, и рана выглядела довольно скверно. К тому же она сильно кровоточила. Другая пуля попала в бедро. Впрочем, похоже, кость не была задета, но кровь лилась ручьем и раненый уже побледнел как смерть.
Когда вода согрелась, Бен промыл раны, как мог, и кое-как перевязал несчастного мексиканца пучком травы. Присыпать раны было нечем, вот ему и пришло в голову использовать траву, благо ничего другого под рукой не нашлось.
Не успел он закончить, как заметил, что уже светает. Бен с кряхтением распрямил затекшую спину и огляделся по сторонам.
Ему позарез была нужна вода. Она была где-то недалеко, он был уверен в этом, иначе чалый не заупрямился бы так. Ни одна другая причина не заставила бы его остановиться. Бен бросил рассеянный взгляд на отвесную поверхность скалы. Может быть, она скрывает tinaja, как называют мексиканцы затерянные среди скал небольшие водоемы, заполненные кристально чистой, сладковатой влагой. Это естественные базальтовые чаши, в которых скапливается вода после столь редких в этих местах дождей, а темные стены гор защищают их от палящего зноя.
Бен встал на ноги. Только теперь он смог хорошенько разглядеть лошадь, которая, устало понурившись, стояла возле скалы.