Ламур Луис. Киллоу

   Кончита Маккрей показалась мне замечательной девушкой — смелой, гордой и в то же время очень женственной. Я таких еще не встречал.
   — Что касается команчерос, то я не одобряю их дел, — сказал Мигель. — Да, это мой народ, Который торгует с индейцами, и торговля эта выгодна, но они продают команчам винтовки, а те убивают и мексиканцев, и белых.
   Он остановился перевести дыхание, потом продолжил медленнее:
   — Они подумали, что я шпионил за ними, когда я всего лишь охотился на диких лошадей. Они знают, что я всегда выступал против их торговли. Я надеялся избежать неприятностей, но среди команчерос есть люди еще хуже, чем сами команчи.
   — Например, человек со шрамом?
   Его глаза сузились.
   — Он из них самый отвратительный. Его зовут Фелипе Сото. Вы слышали о нем?
   Я о нем слышал. Ганфайтер и убийца. Говорили, что он убил более двадцати человек в поединках на ножах или револьверах. Сколько всего людей он убил в разного рода стычках и драках, никто не считал.
   Он был преступником, но находил защиту у большинства мексиканцев, потому что сам был мексиканцем и старался не причинять им зла. А так же Фелипе Сото был человеком могучего телосложения, и его боялись все, даже те, кто в поединке имел бы шансы на победу.
   — Где они обнаружили вас?
   — А! В этом-то все дело, амиго. Они обнаружили меня, когда я случайно наткнулся на место их встречи, так сказать, рандеву — вы знаете это слово? К северу отсюда есть каньон: огромный и глубокий, на дне которого лежат прекрасные пастбища. Они были там — команчи и команчерос. Я увидел тайное место их встреч, но я и раньше знал о нем. Это каньон Пало-Дуро.
   — Они будут преследовать его, мистер Киллоу, — сказала Кончита. — Теперь они постараются убить его. Команчерос — плохие люди. Если они не отыщут его сейчас, то станут охотиться за ним дома.
   — То, чем они будут заниматься дома — их личное дело, — сказал я, — но мы не позволим им забрать Мигеля. Я обещаю.
   Сзади послышалось движение.
   — Не обещай того, чего не сможешь выполнить.
   Это был Тэп Генри. Лицо его было сердито, в глазах горело суровое нетерпение, которое я уже видел раньше.
   — Я сдержу обещание, Тэп, — спокойно сказал я. — Я ничего не обещаю зря.
   — Послушай меня, — резко ответил Тэп. — Ты не знаешь, во что ввязываешься.
   — Я дал слово и сдержу его.
   — Ни черта ты не сдержишь, — угрожающе сказал Тэп. — Ты сам не понимаешь, на что идешь. — Он помолчал и вынул из кармана сигарету. — У нас достаточно неприятностей с перегоном скота, не хватало еще разбираться с чужим делом.
   — Прошу вас. — Мигель приподнялся на локте. — Я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Если вы одолжите мне коня, я уеду.
   — Лежите, сеньор, — сказал я. — Вы мой гость и останетесь здесь.
   — Кто здесь командует, ты или я?
   — По-моему, отец, — сказал я сухо. — Если уж на то пошло, то мы оба работаем у него.
   Лицо Тэпа стало упрямым и твердым.
   — Ну, тогда посмотрим, что скажет отец, — насмешливо произнес он.
   Мы вместе подошли к костру, где сидел отец с Зебом Ламбертом и Зено Йерли. От стада подъехал Айра Тилтон и как-то странно взглянул на Тэпа Генри.
   — Па, — сказал Тэп, — этот мальчишка пообещал мексиканцам, что они будут под нашей защитой до самого Нью-Мексико. Но мы-то знаем, что за ними охотятся команчерос, а это значит, что у нас будут неприятности. Они могут собрать пятьдесят, даже сто белых и еще больше индейцев, а такую силу мы не одолеем. Я предлагаю: пусть мексиканцы сами о себе позаботятся.
   Зено глянул на Тэпа, но его лошадиное лицо осталось бесстрастным.
   Отец посмотрел на меня.
   — А ты что скажешь, Дэн?
   — Я сказал, что они наши гости и с нами будут в безопасности.
   Отец взглянул на Тэпа.
   — Что тебе в этом не понравилось?
   Лицо Тэпа потемнело, а глаза холодно сверкнули.
   — Па, ты не понимаешь, о чем говоришь. Ни ты, ни стадо, никто из нас не пройдет на запад, если нами займутся команчерос! Я слышал: мексиканец говорил, как он обнаружил место их встречи, а они эту тайну берегут пуще всего на свете. Они не оставят его в живых.
   — Мы постараемся, чтобы оставили, — спокойно сказал отец.
   Отец всегда тщательно брился, причесывал волосы и подстригал седые усы, как бы плохо ему ни было, как бы он ни был занят. И я никогда не видел, чтобы отец на что-то опирался или облокачивался — он всегда твердо стоял на ногах.
   Отец строго посмотрел Тэпу в лицо.
   — Я удивлен, Тэп. Тебе-то уж следует знать, что я никогда не брошу человека, а тем более женщину здесь, на равнинах. Если потребуется драться, чтобы защитить их, значит, будем драться.
   Тэп Генри упрямо уставился на него.
   — Па, этого нельзя делать. Кто они тебе? Они…
   — Мы их взяли к себе. Им нужна помощь. Пока я жив, они могут рассчитывать на меня. Я никогда не отказывал человеку в помощи и никогда не откажу.
   Тэп Генри глубоко вздохнул.
   — Па… — Он почти умолял. — Эти команчерос… они хуже индейцев. Поверь мне, я знаю…
   — Откуда ты знаешь, Тэп? — мягко спросил отец.
   Тэп замолчал и резко отвернулся. Он считал нас всех дураками — это было очевидно.
   Отец никогда не читал нравоучений, однако учил нас твердо отстаивать то, что мы считали справедливым. Он учил нас не словами — примером.
   Мы не сомневались, что накличем на себя беду. Тэп был прав: команчерос будут охотиться за Мигелем.
   И тут меня осенила идея. Команчерос наверняка думали, что Мигель умер, но, допустим, они захотят проверить?
   — Па… по-моему, нам надо похоронить его. То есть Мигеля.
   Отец оглянулся на меня, а Кончита, подошедшая в это время к костру, встала как вкопанная, прислушиваясь.
   — Нам надо похоронить его прямо здесь, — сказал я, — а над могилой сделать надпись.
   Зено Йерли подошел к фургону и отстегнул лопату: необходимый инструмент крепили снаружи, чтобы он всегда был под рукой. Без лишних слов он отошел в сторону и воткнул ее в землю. Я принялся ему помогать.
   Мы выкопали могилу глубиной фута четыре, потом забросали ее крупными камнями. Если кому-нибудь захочется проверить могилу, придется вынуть камни. Потом все это засыпали землей и поставили дощечку с надписью.
   — Имя написать? — спросил Йерли.
   — Нет, — ответил я. — Пусть думают, что он не успел ничего сказать. Просто напиши: «Здесь похоронен неизвестный мексиканец. 16 апреля 1858 года».
   После короткого отдыха фургоны покатили дальше, за ними двинулось стадо.
   Тэп молчал и был зол, как гремучая змея во время линьки. В это время она не предупреждает о нападении, а просто кидается на человека. Тем не менее Тэп осторожничал. Почти все время он ехал далеко впереди, разведывая близлежащие холмы. Опасность предчувствовали все, как могли. Мы гнали стадо допоздна. Пока не дошли до реки Саут-Форк, которую иногда называют Кипящая Кончо. Это была настоящая река с глубокой и чистой водой и довольно сильным течением. Стадо растянулось по берегу на водопой, в то время как мы искали переправу.
   Ее нашел Тэп. В этом месте по каменистому дну скот мог спокойно пересечь реку, а ширина переправы была достаточной для того, чтобы прошли два фургона бок о бок. Мы не спеша переправились и выехали на равнину, заросшую меските и редким дубняком. Трава была хорошей. Пройдя порожистый ручей Дав, мы погнали стадо к ручью Гуд-Спрингс.
   Вода была холодной и чистой, трава — сочной, здесь было много хвороста и бизоньего кизяка. Начинало темнеть, когда мы расположили стадо на ночевку и поставили кругом фургоны.
   Зено Йерли вытащил удочку и закинул ее в ручей. К заходу солнца он уже наловил окуней, и все — приличного размера. Они так хотели есть, что, наверное, выстроились в очередь к наживке.
   Рыба оказалась вкусной. Никто об этом не заговаривал, но еда у нас кончилась быстрее, чем мы предполагали. Дикие животные почти не встречались, а своих бычков не хотелось забивать, потому что они еще понадобятся нам для еды и для разведения.
   Мы быстро поужинали и легли отдыхать. На первое дежурство вышли Бен Коул и Зено Йерли, но Тэп тоже не ложился спать. Он некоторое время курил у костра, потом ушел в темноту, за фургоны. Он все еще стоял там в одиночестве, когда я уснул.
   Меня грубо растолкал Том Сэнди. Я вылез из одеял и натянул шляпу и сапоги. Том, не сказав ни слова, ушел к огню.
   Зебони, сидевший у костра, посмотрел на меня.
   — Видел Тома?
   — Видел.
   — Что-то его гложет, совсем плохой стал.
   Я бросил взгляд в сторону Тэпа — он спал. Мы сели на коней и выехали к стаду сменить Келси и Сквайрса.
   — Все спокойно, — сказал Келси.
   Они направились к костру. Том Сэнди, завернувшись в одеяла, сидел у своего фургона. Я посмотрел на постель Тэпа, и она показалась мне пустой. Правда, как следует рассмотреть лагерь мешали кусты, да и я решил, что не мое это дело, и медленно начал объезжать стадо. Подо мной был чалый конь-работяга, большой, сильный, и в то же время довольно быстрый.
   Неожиданно мне вспомнился белокурый ганфайтер, который был с Уэббом Холтом. Почему-то он меня беспокоил. Слишком уж беспристрастно он все воспринял, словно знал, что видимся мы не в последний раз. С Бадом Колдуэллом тоже, если уж зашла об этом речь.
   Прошел почти час, и стадо начало подниматься на ночной выпас, когда вдруг один огромный бык резко повернул голову. Я взглянул в ту сторону, но увидел только черный контур дубняка.
   С «паттерсоном» наготове я шагом повел чалого в сторону деревьев. Быки за милю чувствуют чужого. Хотя они считаются домашними животными, но чувство опасности у них развито, как у диких.
   Вдруг в темноте дубняка возникло движение и отсвет луны на стволе винтовки. Кто-то крался там, кто-то из нашего лагеря.
   Обведя чалого вокруг зарослей кустарника, я въехал в темноту рощи. Конь тоже чувствовал опасность, как полагается настоящему мустангу, и ступал легко и осторожно.
   Послышался шорох, неразборчивый голос, а затем тихий женский смех.
   На секунду я застыл и почувствовал, что краснею, потому что уже знал, кого найду в этой роще… и знал, кто крался среди деревьев.
   Я решительно направил чалого сквозь кусты, они затрещали, и в то же мгновение я увидел человека, поднимающего винтовку. Дав шпоры коню, я отбил вверх ствол и вырвал оружие из рук застигнутого врасплох человека.
   Послышался тревожный возглас, а затем спокойный голос произнес:
   — Отпусти его, малыш. Если ему хочется иметь дело со мной, пусть попробует.
   — Отдай винтовку, Дэн, — прорычал Том Сэнди. Только это был уже не веселый и дружелюбный Том Сэнди с Каухауса, а озлобившийся и опасный человек. — Отдай винтовку, — повторил он. — Я покажу ему, как красть чужих жен.
   Вместо этого я навел «паттерсон» на Тэпа.
   — Повернись, Тэп, и шагай в лагерь. Если потянешься к револьверу, я убью тебя.
   — Ты что, идешь против меня? — спросил он с недоверием и гневом.
   — У нас достаточно забот без того, чтобы убивать друг друга. — Я заметил, как рука Тома Сэнди потянулась к рубашке, под которой, я знал, он носит револьвер. — Брось, Том. Это и тебя касается.
   Наступило молчание, и в это время я увидел, что Роза Сэнди стоит у дерева, на лице ее замер ужас.
   — Повернись, Том, и возвращайся к костру. Мы все решим сейчас же. И ты тоже, Роза.
   Она взглянула на меня.
   — Я? — Голос ее дрожал. — Что?..
   — Иди с ним.
   Тэп Генри, не отрываясь, наблюдал за мной.
   — Ты много себе позволяешь, мальчишка. В один прекрасный момент мне это надоест, и я забуду, что мы росли вместе.
   — Даже не пытайся, Тэп. Я люблю тебя, ты мой брат. Но если ты когда-нибудь попробуешь заговорить со мной с помощью револьвера, я убью тебя.
   — Слушай, ты, дурак! Ты знаешь, с кем разговариваешь? У тебя что, совсем мозгов нет?
   — Нет, Тэп, мозги у меня есть. И то, что я сказал, остается в силе. Не полагайся на свой револьвер, Тэп, потому что я стреляю быстрее и точнее тебя. Мне не хочется ничего доказывать… и не хочется, чтобы меня называли ганфайтером. Тебе это нравится, мне — нет. Но я видел тебя в поединке, Тэп. Я стреляю лучше.
   Он резко повернулся и зашагал к лагерю. Там уже почти все поднялись: отец, Тим Фоули, его жена, Карен…
   — Фри, — сказал я Сквайрсу, — подмени меня, пожалуйста. Нам надо уладить одно дело.
   Отец стоял у костра в одной рубашке, а ведь он никогда не появлялся на людях без воротничка и галстука.
   Тэп с усмешкой на волевом лице посмотрел на Тома Сэнди. Тот не поднимал глаз.
   К костру гордо подошла Роза, изо всех сил стараясь выглядеть дерзкой и вызывающей.
   Отец не стал терять времени. Он задал несколько вопросов и на все получил ответы. По ночам Роза встречалась с Тэпом за лагерем. Том несколько раз их заставал, но ничего не предпринимал, надеясь, что они образумятся.
   Карен внимательно слушала, глядя под ноги. Я знал, что она сейчас очень страдает, но я пытался предупредить ее. Тэп был хорошим парнем, но когда дело касалось женщин, ему вряд ли стоило доверять. Он оставлял их там же, где находил. И не было смысла рассказывать Карен больше, чем сказал ей я, она все равно поверила бы только в то, во что хотела верить.
   Больше всего меня мучило то, что в свое время я восхищался Тэпом. Мы вместе росли, я многому у него научился, и все мы понимали, что от Тэпа зависит успех нашего предприятия — ведь он единственный знал ту землю, куда мы переселялись, и путь к ней.
   Тэп был лидером, отличным ковбоем и сейчас думал, что ему все сойдет с рук. Тэп плохо знал отца.
   Этой ночью Том Сэнди услышал, как Роза выпрыгнула из фургона, он знал, что Тэп уже ушел, поэтому стал следить за женой. Если бы не тот бык в стаде, Том наверняка убил бы обоих. Первым он застрелил бы Тэпа — он так и заявил.
   Наблюдая за обоими, мне показалось, что Тэп даже чувствовал к Тому некоторое уважение.
   — Что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросил у Тэпа отец.
   Тот пожал плечами.
   — Ничего. Он уже все рассказал. Мы с Розой разговаривали, — он многозначительно ухмыльнулся, — вот и все.
   Отец оглянулся на Розу.
   — Мы не будем ни о чем тебя расспрашивать, Роза. То, что происходит у тебя с мужем, — ваши личные дела. Но запомни: если повторится что-нибудь подобное, ты от нас уйдешь, где бы мы ни находились. Том может идти с тобой или остаться — как захочет.
   Потом он повернулся к Тэпу, лицо было холодным.
   — Единственное, чего я не буду терпеть в этом путешествии — человека, который сознательно причиняет неприятности другим. Вряд ли вы с Томом сможете теперь жить в одном лагере, а убийств нам не надо, разлада между ковбоями — тоже.
   Отец замолчал, и, зная, как он любит Тэпа, я понял, что решение стоило ему дорого.
   — Можешь взять с собой еды на шесть дней и флягу с водой. Лошадь у тебя есть. Чтобы через час тебя в лагере не было.
   Тэп был ошеломлен. Он не верил своим ушам. Он стоял, не сводя глаз с отца, словно тот ударил его.
   — Мы не можем позволить, чтобы человек, гуляющий с чужой женой, оставался с нами, — сказал отец, повернулся и зашагал к нашему фургону.
   Все стали расходиться, и через минуту Тэп подошел к фургону и начал собирать вещи.
   — Мне жаль, Тэп, — сказал я.
   Он резко обернулся.
   — Иди к дьяволу. Ты мне больше не брат.
   Он закинул сумки на плечо и пошел седлать коня. Айра Тилтон поднялся, подошел к нему, они с минуту поговорили, затем Тэп вскочил в седло и поехал прочь.
   Наступил рассвет. Мы тронулись в путь. Река обмелела и помутнела. Мы гнали стадо не торопясь, давая коровам время попастись по дороге, но трава стала редкой и сухой.
   С самого начала нам не хватало людей, да мы еще похоронили Арона Старка и расстались с Тэпом Генри. И только после того, как тронулись фургоны, мы обнаружили, что потеряли еще кое-кого.
   Исчезла Карен.
   Она выскользнула из лагеря, оседлала лошадь и ускакала вслед за Тэпом.
   Тетушка Фоули была вся в слезах, а Тим посуровел, но мы видели, что Тэп уехал один, кроме того, он уже несколько дней не разговаривал с Карен. Однако было ясно, что она поехала за Тэпом. Более дурацкую выходку трудно было представить.
   Отец подъехал в конец стада.
   — Сынок, поезжай с Зебом вперед и ищите воду. Вряд ли мы найдем что-нибудь до Пекоса, правда, впереди озера Мустанг-Пондс, но Тэп о них почти ничего не говорил.
   Мы выехали вперед, земля выглядела негостеприимной. Поток воды, вверх по которому мы шли, через несколько миль превратился в ручеек, а потом в вереницу редких луж. На равнинах росли кусты меските, но тоже редкие и низкорослые. Воды, чтобы вдоволь напоить стадо, мы не нашли.
   Прохлада утра сменилась жарким днем. Поднявшись на холмы, мы надеялись хоть на какой-то ветерок, но напрасно.
   Я стер пот с лица и шеи и обратился к Зебони:
   — Мы еще можем пожалеть, что рядом нет Тэпа.
   Он кивнул.
   — И все же отец был прав.
   Наконец в пересохшем русле мы нашли пруд, то ли оставшийся от реки, то ли наполненный коротким ливнем.
   — Ну как, Зеб?
   — Этого хватит. — Он долго смотрел вдаль, потом повернулся ко мне. — Может быть, это последняя чистая вода. В Пекосе вода щелочная, но в реке она еще пригодна для питья, а вот любой пруд возле Пекоса может погубить скот. Нам придется отгонять стадо от стоячей воды.
   Вдруг он натянул поводья. На пыльной земле виднелись свежие следы полудюжины неподкованных лошадей.
   — Мало нам неприятностей, — произнес Зеб. Он сощурил глаза, всматриваясь в далекое жаркое марево. Ничего не было видно.
   — Интересно, что с Тэпом?
   — А мне интересно, догнала ли его эта девчонка Фоули. Она совершила ужасную глупость, — сказал он и взглянул на меня. — Все думали, ты к ней приглядываешься.
   — Мы иногда разговаривали с ней. Ничего серьезного.
   Мы тронулись дальше. По бокам лошадей и по нашим спинам ручейками стекал пот. Удушливая, сухая пыль поднималась при каждом шаге, яркое солнце слепило глаза, а впереди лежало огромное, пустое, безводное пространство.
   — Если бы с нами не было женщин… — вздохнул я.
   Мы прошли полный дневной перегон впереди стада, но вода была только сзади. Этой воды хватит на один день и одну ночь, может быть, чуть больше, а до переправы Хорсхед было еще далеко.
   — Мы потеряем часть скота. — Зеб закурил сигарету. — Можем потерять много, если впереди нет воды.
   — Даже если есть, это будет щелочная вода. Солончаковая пыль, растворенная в воде, может убить кого угодно.
   В одном месте в низине мы нашли траву, хорошую, но уже выгоревшую и сухую, однако наши кони с удовольствием щипали ее.
   С края низины мы вновь долго смотрели вдаль.
   — Как ты считаешь, есть другой путь для перегона? — спросил я.
   Зеб пожал плечами.
   — Вряд ли. — Он указал рукой в сторону. — Ну, а что ты думаешь об этом?
   Невдалеке, между двух почти одинаковых холмов, кружили стервятники.
   — Первые живые существа за весь день, — сказал Зеб. — Они что-то нашли.
   — В этих местах они могут найти только трупы.
   Мы шагом повели лошадей вперед, держа оружие наготове. Я старался не дотрагиваться до раскаленного «паттерсона».
   Вначале мы увидели мертвую лошадь с клеймом Холтов. Она пролежала, наверное, весь день, но стервятники ее почему-то не тронули.
   Поднявшись на холм, мы заметили небольшую лощину. Зебони, ехавший впереди, вздрогнул и оглянулся на меня. Лицо его побледнело, а уж он навидался в жизни всякого. Мой конь заупрямился, но я шенкелями двинул его вперед.
   Вонь была ужасной, а зрелище — еще хуже. На дне лощины лежали трупы людей и лошадей.
   Люди были голыми и страшно изуродованными. Очевидно, что некоторые еще были живы, когда команчи бросили их умирать: они пытались слепо ползти в поисках укрытия, словно животные в предсмертной агонии.
   Мы въехали в лощину и огляделись. Никогда еще мне не приходилось видеть такого мрачного, кошмарного зрелища. Погибшие были бандитами, которые преследовали нас от Каухауса и у которых мы отбили наше стадо. Они, должно быть, обогнали нас стороной и поджидали здесь. Индейцы застали их врасплох, когда скотокрады, ничего не опасаясь, развели костры и готовили пищу. Здесь остались костровища, были разбросаны котлы. Мы насчитали одиннадцать трупов.
   А что с остальными? Удалось ли им спастись? Или их захватили индейцы?
   Мы спешились и постарались хоть немного закидать тела землей и камнями.
   — Волки их не тронут, — сказал Зеб. — Волки нам не встречались уже несколько дней.
   — Им здесь нечем питаться, разве что змеями. Тэп Генри говорил, что эта земля кишит ими.
   Мы покидали лощину, чувствуя тошноту. Убитые были врагами, но никто не пожелает такой погибели даже врагу: команчи, которые никуда не спешат, могут придумать тысячу способов медленной и мучительной смерти.
   Отъехав от страшного места, мы наткнулись на следы примерно сорока индейцев, направлявшихся на север. Вряд ли команчи остановятся где-нибудь рядом — ближайший источник находится за много десятков миль.
   Мы возвращались к стаду, когда внезапно увидели отпечатки копыт двух лошадей.
   — Она его догнала, — сказал Зеб, указывая на цепочку следов. — Это пятнистый конь Тэпа… а это — лошадка, на которой уехала Карен. Ошибки быть не может.
   Они проехали здесь после резни, направляясь на запад. Перед ними лежали восемьдесят миль безводной равнины… Взяла ли Карен воду? Она им пригодится.
   Той ночью мы разбили лагерь на берегу полувысохшего пруда в сухом русле реки — последнего известного нам источника воды.

Глава 4

   Пруд исчез. Там, где была вода, лежала истоптанная копытами грязь, медленно высыхающая под утренним солнцем.
   — Все, Дэн, — сказал отец. — Из меня плохой скотовод, сам об этом знаю. Командуй перегоном ты. Тебе не надо напоминать, что он для нас значит.
   — Отсюда до переправы Хорсхед — восемьдесят миль или около того, — я говорил для всех, — но ближе к Пекосу нам встретится вода. Мне или кому-нибудь другому придется ехать впереди и выискивать воду, прежде чем ее почует скот, потом гнать стадо в обход этой воды, потому что для животных она ядовита — так много в ней солончаковой пыли. — С этого момента, — продолжил я, — всех отставших коров будем оставлять, новорожденных телят придется убивать. До сегодняшнего дня мы в лучшем случае покрывали по пятнадцать-шестнадцать миль в день. Теперь, без воды, нам надо проходить намного больше. В первую ночь мы остановимся поздно, а тронемся пораньше, затем будем гнать стадо днем и ночью.
   — Я могу помочь, — сказала Кончита Маккрей. — Я работала со скотом. Мы не хотим быть в тягость, но Мигель еще слишком слаб.
   — Ваша помощь придется кстати, — поблагодарил я. — Спасибо.
   Несколько минут все молчали, потом подал голос Тим Фоули:
   — Восемьдесят миль без воды? А как насчет прудов Мустанг-Пондс?
   — Не знаю, стоит ли на них рассчитывать. Может, там и есть вода, но лучше думать, что ее нет.
   Отец пожал плечами.
   Этого надо было ожидать. Ведь каждый из нас знал, на что идет. Надо наполнить водой все, что можно, и тратить ее очень бережливо.
   Мы тронулись в путь. Первым ехал Зебони с развевающимися на ветру волосами, следом шел пятнистый бык, а за ним — все стадо.
   Бен Коул и Майло Додж ехали с одного края, с другого — Фримен Сквайре и Зено Йерли.
   Повернув коня, я подъехал к фургону, на козлы которого собирался сесть Тим Фоули. Его жена уже устроилась наверху, устремив взгляд вдаль.
   — Все в порядке, Тим?
   Он медленно повернулся.
   — Нет… и ты это знаешь. Карен уехала, а ты смог бы удержать ее, Дэн?
   — Я? — Я не ожидал услышать такое от Тима. — Да она не осталась бы ни из-за меня, ни из-за кого-то другого.
   — Мы думали, вы поженитесь, — сказал Тим. — Мы рассчитывали на это. Мне никогда не нравился этот никчемушный Тэп Генри.
   — Тэп хороший парень, но мы с Карен никогда не заводили речь о женитьбе. Мы дружили, но ведь молодежи у нас почти не было… только мы двое. К тому же она влюбилась в Тэпа.
   — Он искалечит ей жизнь. Если она уже не лежит мертвой где-нибудь на равнине.
   — Они вместе. Мы с Зебом нашли их следы. Карен догнала Тэпа, и они вместе едут на Запад.
   Не время говорить им о резне. Я рассказал отцу и некоторым из ребят, чтобы они были настороже, но женщин это может испугать.
   Фургоны покатились. Стадо шло на запад, и кто-то из ковбоев затянул песню, другой подхватил ее, и я был рад их слышать. Но я знал, что не все стадо дойдет до воды: погибнут коровы, лошади, а может быть, и люди.
   Скот мычал, пыль становилась все гуще. С боков животных стекал пот, но мы не сбавляли шага. Каждая миля давалась с трудом, но она же приближала к воде. Быстрое движение увеличивало жажду, солнце немилосердно жгло с самого утра. Облако пыли поднималось все выше.
   Только за утро я дважды сменил лошадей, работая в конце стада вместе с Джимом Пуром. Отец с Зебони Ламбертом ехал впереди.
   И когда наконец спустилась ночная прохлада, мы все гнали и гнали стадо, разбили лагерь, пройдя шестнадцать миль. Все мы ужасались тому, что ждало нас впереди, а Кончита смотрела на меня с удивлением. Я знал, что она думает.
   Мы были не в своем уме, затеяв этот перегон.
   Стадо вело себя беспокойно и долго не укладывалось, а мы, наскоро приготовив еду, поужинали.
   Груз ответственности лежал теперь на мне. Я украдкой разглядывал людей, стараясь угадать, сколько еще они смогут выдержать.
   Я лег поздно, но поднялся первым, свернул одеяла и оседлал мышастого. Когда я подошел к костру, перед ним на корточках сидел Зено Йерли.
   Он кивнул на котелок с кофе.
   — Свежий. Наливай себе.