Страница:
— Нет шанса, говоришь? — зло поглядел на него Райлер. — Можешь не намекать, не получишь. Никто, кроме тебя и девки, не знает, что я Бент Райлер. Меня все еще зовут Бреннер. Сейчас я завалю тебя, а когда кончу с ней, она не захочет говорить.
Дверь открылась, и в хижину ввалились Келлер с Россом. Ухмыляясь, направили оружие на Фарго.
В маленьких злых глазках Келлера светилось торжество.
— Достали тебя, а?
Фарго не сомневался, что Райлер его прикончит. Тот всегда считался хладнокровным убийцей. Как некстати здесь оказалась Одри! Не будь ее, он еще мог бы на что-то рассчитывать. Правда, смерть для нее — избавление, если Бент осуществит свою угрозу. Райлер не подарок ни для какой девушки. Что уж говорить об Одри, гордой и независимой.
Где же Хосе? Не схватили ли и его?
— Пришел твой смертный час, Фарго, — продолжал куражиться Райлер. Вдруг, видно что-то придумав, он вложил револьверы в кобуры и, оскалившись, растопырил над ними пальцы. — Сейчас я покажу тебе, что значит быстро стрелять!
В этот момент раздался звон разбитого стекла и спокойный голос Хосе произнес:
— Поднимите руки, с вашего позволения.
Ствол ружья поочередно смотрел на Келлера и Росса.
Выругавшись, Райлер опустил руки вниз. Все, что случилось потом, заняло считанные доли секунды. Фарго уловил молниеносное движение неприятеля и почти машинально выхватил оружие; прогремел выстрел, и рука Райлера с револьвером замерла, не успев подняться. Бандит покачнулся. На лице его отразилось неописуемое изумление. Но тут прозвучал второй выстрел. Револьвер Райлера со стуком упал на пол, потом он сам рухнул на доски.
— Твоя взяла! — выдохнул он. Изумленное выражение так и застыло на его лице.
Кон Фарго повернулся к остальным. Келлер прислонился к стене, из правой руки капала кровь. Росс лежал на полу. Кон совсем не слышал остановивших их выстрелов.
Глава 4
Историческая справка
РАУДИ СКАЧЕТ К СЛАВЕ
Глава 1
Глава 2
Дверь открылась, и в хижину ввалились Келлер с Россом. Ухмыляясь, направили оружие на Фарго.
В маленьких злых глазках Келлера светилось торжество.
— Достали тебя, а?
Фарго не сомневался, что Райлер его прикончит. Тот всегда считался хладнокровным убийцей. Как некстати здесь оказалась Одри! Не будь ее, он еще мог бы на что-то рассчитывать. Правда, смерть для нее — избавление, если Бент осуществит свою угрозу. Райлер не подарок ни для какой девушки. Что уж говорить об Одри, гордой и независимой.
Где же Хосе? Не схватили ли и его?
— Пришел твой смертный час, Фарго, — продолжал куражиться Райлер. Вдруг, видно что-то придумав, он вложил револьверы в кобуры и, оскалившись, растопырил над ними пальцы. — Сейчас я покажу тебе, что значит быстро стрелять!
В этот момент раздался звон разбитого стекла и спокойный голос Хосе произнес:
— Поднимите руки, с вашего позволения.
Ствол ружья поочередно смотрел на Келлера и Росса.
Выругавшись, Райлер опустил руки вниз. Все, что случилось потом, заняло считанные доли секунды. Фарго уловил молниеносное движение неприятеля и почти машинально выхватил оружие; прогремел выстрел, и рука Райлера с револьвером замерла, не успев подняться. Бандит покачнулся. На лице его отразилось неописуемое изумление. Но тут прозвучал второй выстрел. Револьвер Райлера со стуком упал на пол, потом он сам рухнул на доски.
— Твоя взяла! — выдохнул он. Изумленное выражение так и застыло на его лице.
Кон Фарго повернулся к остальным. Келлер прислонился к стене, из правой руки капала кровь. Росс лежал на полу. Кон совсем не слышал остановивших их выстрелов.
Глава 4
РАСПЛАТА
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Моралес. За ним маршал Спилмэн, Счастливый Шанс и еще трое. Все вооружены.
Спилмэн посмотрел на распростертые на полу трупы, потом перевел взгляд на Фарго.
— Что здесь произошло? — сурово произнес он.
Фарго коротко обрисовал обстановку. Когда кончил, Одри Уэйкман кивнула.
— Все, что он рассказал, — правда, мистер Спилмэн. Я прискакала сюда за несколько минут до Бреннера… то есть Райлера. Мы с ним ехали на «Бар М». По пути остановились у него дома. Я ждала, пока он отдаст кое-какие распоряжения. И увидела на крючке теплое пальто. Из кармана торчал револьвер, я достала… показалось, что-то знакомое. По царапине на рукоятке узнала «патерсон» брата. Я выбежала, вскочила на коня и изо всей мочи поскакала сюда. Мне требовалась помощь и потом… — Она замолчала, бросив взгляд на Кона. — Мне ужасно стыдно. Мистер Фарго друг моего отца, а я сочла его виновным.
Спилмэн, задумавшись, смотрел на убитых, потом поднял глаза на Фарго.
— Я не был полностью уверен, — сказал он. — Твоя история звучала правдоподобно. Эсслингер, тот считал тебя преступником. Но потом и он согласился, что надо некоторые факты проверить. С тех пор я его не видел.
Снаружи послышался слабый крик. Фарго бросился вон из хижины. Мужчины отскочили в стороны, уступая ему дорогу. В распахнутую дверь все увидели устало бредущую сквозь снег лошадь. В седле сидел Берни Куилл.
— Поторопитесь! — еле слышно произнес он. — Кажется, я… очень устал!
Моралес подхватил валившегося с коня приятеля. Остальные сняли лежавшего поперек седла Эсслингера. Детектив получил две пули. Куилла ранили в ногу, штанина пропиталась кровью.
Один из добровольцев вскочил на коня и поскакал в город за доктором. Фарго немедля занялся Эсслингером, а Одри Уэйкман, разорвав штанину, принялась промывать рану Куиллу.
Берни удивленно захлопал глазами.
— Никогда не думал, что вы будете обрабатывать мне рану, мэм, — слабо улыбнулся он и, посерьезнев, посмотрел на Спилмэна. — Эсслингер нашел угнанный скот одновременно со мной. Потом на него налетели Кабанисс и Луби. Началась перестрелка. Меня не видели. Когда открыл огонь, они ускакали. Я увез Эсслингера в лес, и мы укрылись в пещере. Но бандиты нас преследовали, и мне приходилось от них отбиваться. Сыщик был совсем плох, а я не мог даже отвлечься, чтобы ему помочь. Но он крепкий парень, правда, очень крепкий! — Берни поморщился от боли. — После того как Кон поговорил с ним в тюрьме, он, хоть и не верил ему, взялся за дело. Съездил в Салфэр-Спрингс, потом поискал у Камней Смерти. Узнал о депешах, посланных Коном, в которых он запрашивал о последних партиях скота. Это и послужило ему путеводной ниточкой. Как и Кон, он связал все воедино и решил, что в горах должны быть угнанные коровы.
Спилмэн вопросительно посмотрел на Кона, закончившего осмотр раненого.
— В основном потеря крови, — успокоил он. — Доктор скажет больше. Надеюсь, выкарабкается. Надо как-то влить в него побольше крови.
— Что вы обо всем этом думаете, Фарго? — спросил Спилмэн. — Что тут происходит?
— Как мне представляется, Могело и Райлер сговорились между собой. Килгор считал, что он первым нашел проход в горах, но скорее всего бандиты еще до него пользовались им для того, чтобы отгонять на тайное пастбище украденный скот, перед тем как отправить его на продажу. Текс обосновался как раз на их пути и случайно спутал им все карты. Они лишились возможности незаметно вершить свои черные дела. Если воры хотели продолжать угонять скот или, что вероятнее, в их намерения входило разорить оба ранчо, а потом купить их по дешевке, требовалось убрать Килгора.
Куилл снова открыл глаза.
— В Индейской долине, — прошептал он, — около шестисот голов скота и два замечательных серых скакуна.
— Два серых коня? — Фарго обернулся к маршалу. — Теперь все встает на свои места, Спилмэн. Это те кони, которых Уэйкман взял напрокат в платной конюшне в Спрингсе. У меня спрятаны в камнях отпечатки сапог убийцы и остатки ступицы колеса.
— Вот что, Шанс, — повернулся к своим помощникам Спилмэн, — ты с ребятами едешь со мной. Мы арестуем Мясника Могело и его парней!
Они уехали. Одри подошла к Кону и положила руку ему на плечо.
— Я виновата, Кон. Сначала не могла им поверить, но когда в старой штольне нашли тело Билли, у тебя — его одежду… Сразу столько улик… А потом Райлер так ловко плел свои сети, убеждал, что именно ты во всем виноват. — Девушка помолчала. — Папа всегда любил тебя, Кон. Больше других. Сколько раз спрашивал, где ты, чем занимаешься. Мечтал, чтобы Билли хотя бы наполовину стал похож на тебя.
— Неужели ваш папаша ничего не говорил про меня? — открыл глаза Куилл. — Ай-яй-яй! Где же справедливость?
— Закройся! — рассмеялся Фарго. — Лежи, ты раненый!
В этот момент раздался стук копыт по утоптанному снегу. Мимо окна промелькнула тень. Кон, как пантера, прыгнул к двери, крикнув Одри:
— Быстро в сторону! Это Мясник Могело.
В следующее мгновение он уже стоял на снегу, встречая незваных гостей.
День стоял пасмурный, небо обложили серые безжизненные облака, в соснах шуршал холодный ветер. Мясник Могело соскочил с седла. Стив Кабанисс и Мейс Луби остались в седлах.
— Похоже, пришло время посчитаться, — начал бандит, оскалив щербатый рот. — Поиграл и хватит, Фарго! Теперь мы поиграем! Ждали там, — он кивнул головой в сторону деревьев, — пока не уедет маршал. Теперь ты один. А как с тобой разберемся, прикончим детектива и твоего щенка-ковбоя.
— Кон, — раздался из хижины голос Куилла, — когда начнется пальба, подвинься чуток — хочу показать Могело, что щенок-ковбой умеет управляться с шестизарядником.
Опершись о косяк, Берни с очаровательной улыбкой посмотрел на троих негодяев.
В дверях конюшни хрустнул снег, и бывший рейнджер краем глаза поймал по-кошачьи ленивую фигуру Хосе Моралеса.
— Да, сеньор! Ты посылал за Куиллом и мной, чтобы драться. Мы тут!
Лицо Мясника исказила злоба.
— Значит, сравнялись? Ладно, пусть так.
Бандит уронил свои огромные ручищи, и тут же, шагнув в сторону, Кон открыл огонь с правой. Первая пуля развернула гиганта на полоборота, но Могело устоял на ногах и выстрелил. Пуля сбила шляпу Кона, и она отлетела в снег. Фарго, взяв пониже, дважды нажал на спуск. Перед ним маячило искаженное ненавистью лицо убийцы.
Он слышал другие выстрелы, видел, как кувыркнулся в снег Кабанисс, как он пытался подняться и, наконец, будто от удара могучего кулака, отлетел и упал на спину.
Выстрелив еще раз, Кон смахнул пот со лба и шагнул к Могело. Тот со злобной усмешкой встал, расставив ноги, и нацелил на него большой револьвер. Фарго молниеносно сменил револьвер и, повернувшись правым боком, не мешкая выпустил две пули. Лицо Могело внезапно стало похожим на уродливую маску, затем по бледной коже потекла струйка крови. Сделав неуверенный шаг вперед, гигант рухнул лицом в снег.
После отгремевших выстрелов наступила мертвая тишина. Кон, невредимый, оглянулся на Хосе Моралеса. Мексиканец прислонился к косяку двери конюшни.
— Маленькая царапина! — крикнул он. — Хорошо постреляли, нет?
— Куилл? — повернулся Фарго.
— Порядок, — помахал ему Берни. — Пара щепок в физиономии. Парни не стрелки. Рано или поздно все равно умылись бы снегом.
Кон подошел к Мяснику Могело. Бандит покончил счеты с жизнью. Он получил три пули. Последняя пришлась между глаз.
В Кабанисса тоже попали трижды. По крайней мере две раны, одна от руки Моралеса, другая Куилла, оказались смертельными.
Мейс Луби с растерянным видом сидел на снегу.
Поглядев на Фарго, он произнес:
— Не повезло! — и с этими словами повалился замертво.
Стирая со щеки кровь, Моралес направился к дому.
— Много хлопот досталось в наследство, да?
Кон Фарго повернулся и посмотрел на покрытый соснами острый гребень горы, откуда так приятно тянуло ледяным ветерком.
— Ага, — согласился он. — Куча хлопот! Но замечательный край… край для мужчин!
— Никакого места для женщины? — В дверях стояла Одри.
Расплываясь в улыбке, Фарго посмотрел на нее.
— Для женщины с Запада.
— Моя мать качала меня в походной люльке с ружьем на коленях, — быстро ответила Одри.
— Это по-нашему! — обнимая ее за талию, подтвердил Фарго, и они вместе вошли в хижину.
Спилмэн посмотрел на распростертые на полу трупы, потом перевел взгляд на Фарго.
— Что здесь произошло? — сурово произнес он.
Фарго коротко обрисовал обстановку. Когда кончил, Одри Уэйкман кивнула.
— Все, что он рассказал, — правда, мистер Спилмэн. Я прискакала сюда за несколько минут до Бреннера… то есть Райлера. Мы с ним ехали на «Бар М». По пути остановились у него дома. Я ждала, пока он отдаст кое-какие распоряжения. И увидела на крючке теплое пальто. Из кармана торчал револьвер, я достала… показалось, что-то знакомое. По царапине на рукоятке узнала «патерсон» брата. Я выбежала, вскочила на коня и изо всей мочи поскакала сюда. Мне требовалась помощь и потом… — Она замолчала, бросив взгляд на Кона. — Мне ужасно стыдно. Мистер Фарго друг моего отца, а я сочла его виновным.
Спилмэн, задумавшись, смотрел на убитых, потом поднял глаза на Фарго.
— Я не был полностью уверен, — сказал он. — Твоя история звучала правдоподобно. Эсслингер, тот считал тебя преступником. Но потом и он согласился, что надо некоторые факты проверить. С тех пор я его не видел.
Снаружи послышался слабый крик. Фарго бросился вон из хижины. Мужчины отскочили в стороны, уступая ему дорогу. В распахнутую дверь все увидели устало бредущую сквозь снег лошадь. В седле сидел Берни Куилл.
— Поторопитесь! — еле слышно произнес он. — Кажется, я… очень устал!
Моралес подхватил валившегося с коня приятеля. Остальные сняли лежавшего поперек седла Эсслингера. Детектив получил две пули. Куилла ранили в ногу, штанина пропиталась кровью.
Один из добровольцев вскочил на коня и поскакал в город за доктором. Фарго немедля занялся Эсслингером, а Одри Уэйкман, разорвав штанину, принялась промывать рану Куиллу.
Берни удивленно захлопал глазами.
— Никогда не думал, что вы будете обрабатывать мне рану, мэм, — слабо улыбнулся он и, посерьезнев, посмотрел на Спилмэна. — Эсслингер нашел угнанный скот одновременно со мной. Потом на него налетели Кабанисс и Луби. Началась перестрелка. Меня не видели. Когда открыл огонь, они ускакали. Я увез Эсслингера в лес, и мы укрылись в пещере. Но бандиты нас преследовали, и мне приходилось от них отбиваться. Сыщик был совсем плох, а я не мог даже отвлечься, чтобы ему помочь. Но он крепкий парень, правда, очень крепкий! — Берни поморщился от боли. — После того как Кон поговорил с ним в тюрьме, он, хоть и не верил ему, взялся за дело. Съездил в Салфэр-Спрингс, потом поискал у Камней Смерти. Узнал о депешах, посланных Коном, в которых он запрашивал о последних партиях скота. Это и послужило ему путеводной ниточкой. Как и Кон, он связал все воедино и решил, что в горах должны быть угнанные коровы.
Спилмэн вопросительно посмотрел на Кона, закончившего осмотр раненого.
— В основном потеря крови, — успокоил он. — Доктор скажет больше. Надеюсь, выкарабкается. Надо как-то влить в него побольше крови.
— Что вы обо всем этом думаете, Фарго? — спросил Спилмэн. — Что тут происходит?
— Как мне представляется, Могело и Райлер сговорились между собой. Килгор считал, что он первым нашел проход в горах, но скорее всего бандиты еще до него пользовались им для того, чтобы отгонять на тайное пастбище украденный скот, перед тем как отправить его на продажу. Текс обосновался как раз на их пути и случайно спутал им все карты. Они лишились возможности незаметно вершить свои черные дела. Если воры хотели продолжать угонять скот или, что вероятнее, в их намерения входило разорить оба ранчо, а потом купить их по дешевке, требовалось убрать Килгора.
Куилл снова открыл глаза.
— В Индейской долине, — прошептал он, — около шестисот голов скота и два замечательных серых скакуна.
— Два серых коня? — Фарго обернулся к маршалу. — Теперь все встает на свои места, Спилмэн. Это те кони, которых Уэйкман взял напрокат в платной конюшне в Спрингсе. У меня спрятаны в камнях отпечатки сапог убийцы и остатки ступицы колеса.
— Вот что, Шанс, — повернулся к своим помощникам Спилмэн, — ты с ребятами едешь со мной. Мы арестуем Мясника Могело и его парней!
Они уехали. Одри подошла к Кону и положила руку ему на плечо.
— Я виновата, Кон. Сначала не могла им поверить, но когда в старой штольне нашли тело Билли, у тебя — его одежду… Сразу столько улик… А потом Райлер так ловко плел свои сети, убеждал, что именно ты во всем виноват. — Девушка помолчала. — Папа всегда любил тебя, Кон. Больше других. Сколько раз спрашивал, где ты, чем занимаешься. Мечтал, чтобы Билли хотя бы наполовину стал похож на тебя.
— Неужели ваш папаша ничего не говорил про меня? — открыл глаза Куилл. — Ай-яй-яй! Где же справедливость?
— Закройся! — рассмеялся Фарго. — Лежи, ты раненый!
В этот момент раздался стук копыт по утоптанному снегу. Мимо окна промелькнула тень. Кон, как пантера, прыгнул к двери, крикнув Одри:
— Быстро в сторону! Это Мясник Могело.
В следующее мгновение он уже стоял на снегу, встречая незваных гостей.
День стоял пасмурный, небо обложили серые безжизненные облака, в соснах шуршал холодный ветер. Мясник Могело соскочил с седла. Стив Кабанисс и Мейс Луби остались в седлах.
— Похоже, пришло время посчитаться, — начал бандит, оскалив щербатый рот. — Поиграл и хватит, Фарго! Теперь мы поиграем! Ждали там, — он кивнул головой в сторону деревьев, — пока не уедет маршал. Теперь ты один. А как с тобой разберемся, прикончим детектива и твоего щенка-ковбоя.
— Кон, — раздался из хижины голос Куилла, — когда начнется пальба, подвинься чуток — хочу показать Могело, что щенок-ковбой умеет управляться с шестизарядником.
Опершись о косяк, Берни с очаровательной улыбкой посмотрел на троих негодяев.
В дверях конюшни хрустнул снег, и бывший рейнджер краем глаза поймал по-кошачьи ленивую фигуру Хосе Моралеса.
— Да, сеньор! Ты посылал за Куиллом и мной, чтобы драться. Мы тут!
Лицо Мясника исказила злоба.
— Значит, сравнялись? Ладно, пусть так.
Бандит уронил свои огромные ручищи, и тут же, шагнув в сторону, Кон открыл огонь с правой. Первая пуля развернула гиганта на полоборота, но Могело устоял на ногах и выстрелил. Пуля сбила шляпу Кона, и она отлетела в снег. Фарго, взяв пониже, дважды нажал на спуск. Перед ним маячило искаженное ненавистью лицо убийцы.
Он слышал другие выстрелы, видел, как кувыркнулся в снег Кабанисс, как он пытался подняться и, наконец, будто от удара могучего кулака, отлетел и упал на спину.
Выстрелив еще раз, Кон смахнул пот со лба и шагнул к Могело. Тот со злобной усмешкой встал, расставив ноги, и нацелил на него большой револьвер. Фарго молниеносно сменил револьвер и, повернувшись правым боком, не мешкая выпустил две пули. Лицо Могело внезапно стало похожим на уродливую маску, затем по бледной коже потекла струйка крови. Сделав неуверенный шаг вперед, гигант рухнул лицом в снег.
После отгремевших выстрелов наступила мертвая тишина. Кон, невредимый, оглянулся на Хосе Моралеса. Мексиканец прислонился к косяку двери конюшни.
— Маленькая царапина! — крикнул он. — Хорошо постреляли, нет?
— Куилл? — повернулся Фарго.
— Порядок, — помахал ему Берни. — Пара щепок в физиономии. Парни не стрелки. Рано или поздно все равно умылись бы снегом.
Кон подошел к Мяснику Могело. Бандит покончил счеты с жизнью. Он получил три пули. Последняя пришлась между глаз.
В Кабанисса тоже попали трижды. По крайней мере две раны, одна от руки Моралеса, другая Куилла, оказались смертельными.
Мейс Луби с растерянным видом сидел на снегу.
Поглядев на Фарго, он произнес:
— Не повезло! — и с этими словами повалился замертво.
Стирая со щеки кровь, Моралес направился к дому.
— Много хлопот досталось в наследство, да?
Кон Фарго повернулся и посмотрел на покрытый соснами острый гребень горы, откуда так приятно тянуло ледяным ветерком.
— Ага, — согласился он. — Куча хлопот! Но замечательный край… край для мужчин!
— Никакого места для женщины? — В дверях стояла Одри.
Расплываясь в улыбке, Фарго посмотрел на нее.
— Для женщины с Запада.
— Моя мать качала меня в походной люльке с ружьем на коленях, — быстро ответила Одри.
— Это по-нашему! — обнимая ее за талию, подтвердил Фарго, и они вместе вошли в хижину.
Историческая справка
РОДЕО
С родео начинал карьеру не один замечательный наездник, и мне повезло видеть лучших из лучших, но самым интересным и захватывающим зрелищем для меня всегда остаются забавы упражнявшихся в родео местных парней на Биг-Сэнди в Аризоне.
Они в глухих прериях сбивали в табуны никогда не видавших седока одичавших лошадей и попутно пытали на них счастье. Никто не давал им свисток начинать езду и не засекал время. Они вскакивали на коня и, если удавалось, гнали до финиша — а ведь некоторые из диких скакунов, казалось, только тому и учились, что сбрасывать седока.
Эти ребята, в большинстве своем в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет, были в седле с младенчества, и конь считал своим правом при первом удобном случае сбросить такого седока в колючие заросли дикой груши.
Такая езда не по мне. Я всегда предпочитал сонных спокойных лошадок, которым все равно куда плестись.
Ребята катались потехи ради. Никаких тебе зрителей, кроме таких же сорванцов, как они, да нескольких ковбоев постарше, которые свое отъездили и выступали теперь в роли достойных ценителей.
Среди старых ковбоев я встречал трех братьев, которых хорошо знали всюду, где процветало родео. Но самым искусным среди них по праву считался Джон.
Как-то в одном табуне появился упрямый, злобно косящий глазом чалый (он послужил мне прообразом коня Чика Боудри), который будто злорадно улыбался, когда ковбой ставил ногу в стремя. Казалось, этому черту из породы мустангов известны все мыслимые уловки, чтобы сбросить седока, но обычно самые злые шутки совершались им по наитию.
Он без больших усилий сбросил нескольких ребят, и те принялись подбивать Джона сесть в седло. В конце концов он уступил.
Вот это была скачка! Она, безусловно, сорвала бы первые призы в Шайенне или Калгари, но потрясающее зрелище имело место морозным утром в Аризоне в присутствии всего лишь пятнадцати — двадцати зрителей.
Джон продержался почти три минуты, а потом, быстро соскочив, пулей помчался к изгороди и тут же поднырнул под жерди загона. И все это время под общий хохот гнедой с оскаленными зубами гнался за ним по пятам.
Скоро я уехал из тех краев, но в памяти осталось, что ответил Джон, когда его спросили, сядет ли он на гнедого еще раз. Ответ не был ни оригинальным, ни остроумным, но довольно откровенным. Он сказал: «Ни за какие деньги!»
Важно, как он это сказал. Не знаю, что стало с Джоном и с гнедым, но никогда не забуду этой скачки.
Они в глухих прериях сбивали в табуны никогда не видавших седока одичавших лошадей и попутно пытали на них счастье. Никто не давал им свисток начинать езду и не засекал время. Они вскакивали на коня и, если удавалось, гнали до финиша — а ведь некоторые из диких скакунов, казалось, только тому и учились, что сбрасывать седока.
Эти ребята, в большинстве своем в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет, были в седле с младенчества, и конь считал своим правом при первом удобном случае сбросить такого седока в колючие заросли дикой груши.
Такая езда не по мне. Я всегда предпочитал сонных спокойных лошадок, которым все равно куда плестись.
Ребята катались потехи ради. Никаких тебе зрителей, кроме таких же сорванцов, как они, да нескольких ковбоев постарше, которые свое отъездили и выступали теперь в роли достойных ценителей.
Среди старых ковбоев я встречал трех братьев, которых хорошо знали всюду, где процветало родео. Но самым искусным среди них по праву считался Джон.
Как-то в одном табуне появился упрямый, злобно косящий глазом чалый (он послужил мне прообразом коня Чика Боудри), который будто злорадно улыбался, когда ковбой ставил ногу в стремя. Казалось, этому черту из породы мустангов известны все мыслимые уловки, чтобы сбросить седока, но обычно самые злые шутки совершались им по наитию.
Он без больших усилий сбросил нескольких ребят, и те принялись подбивать Джона сесть в седло. В конце концов он уступил.
Вот это была скачка! Она, безусловно, сорвала бы первые призы в Шайенне или Калгари, но потрясающее зрелище имело место морозным утром в Аризоне в присутствии всего лишь пятнадцати — двадцати зрителей.
Джон продержался почти три минуты, а потом, быстро соскочив, пулей помчался к изгороди и тут же поднырнул под жерди загона. И все это время под общий хохот гнедой с оскаленными зубами гнался за ним по пятам.
Скоро я уехал из тех краев, но в памяти осталось, что ответил Джон, когда его спросили, сядет ли он на гнедого еще раз. Ответ не был ни оригинальным, ни остроумным, но довольно откровенным. Он сказал: «Ни за какие деньги!»
Важно, как он это сказал. Не знаю, что стало с Джоном и с гнедым, но никогда не забуду этой скачки.
РАУДИ СКАЧЕТ К СЛАВЕ
Глава 1
НУЖЕН КОНЬ
Рауди Хорн, качая головой, хмуро глядел на правую заднюю ногу Малыша.
— Нечего и думать, Дженни, — горестно вздохнув, сказал он своей невесте. — Малыш не сможет в этом году участвовать в Празднике скотовода. Видишь, что с ногой!
Дженни Уэлман недовольно кивнула. Вечно у этого парня что-нибудь да не так.
— Ты прав, — согласилась она, — на нем нельзя участвовать в соревновании, а без хорошего скакуна приза не выиграть. Но без пяти тысяч долларов…
— Знаю! Нечего думать о свадьбе! — Рауди запустил пальцы в черную шевелюру. — Дженни, неужели эти деньги так много значат? Другие начинали, имея куда меньше, а если в этом году будет хороший отел, хватит на все.
— Мы уже не раз все обсуждали, — равнодушно ответила девушка. — Задумал на мне жениться, обзаводись хозяйством. Не стану начинать семейную жизнь, как моя мать.
— Она была вполне счастлива, — упрямо твердил он. -Твоя мать — замечательная женщина.
— Конечно, но я хочу нормальной жизни! С милым рай и в шалаше — но не для меня. Зачем убивать молодые годы на то, чтобы выбраться из бедности. — Внезапно оживившись, Дженни схватила его за рукав. — Рауди! Вот что мне пришло в голову. Почему бы тебе не съездить к Барту Луби?
— К Луби? — поджал губы Хорн. — Что мне там делать?
— Может, он одолжит тебе на родео своего Виски! Сам-то он будет состязаться на Принце. Что тебе стоит попросить?
— Просить одолжения у Барта Луби? — Глаза Рауди вспыхнули ненавистью. — Ни за что! Пускай родео провалится в тартарары и вместе с ним ранчо, но чтобы я ему кланялся? Да и все равно получишь от ворот поворот. Он прекрасно понимает, если мы с Малышом выходим из игры, победа у него в кармане.
— Тебя, что, убудет, если попросишь? — раздраженно настаивала Дженни. — Почему ты вообразил, что он против тебя держит камень за пазухой? Он самый богатый человек у Южного каньона, у него самое большое ранчо… Чего ему тебя бояться?
В голосе Дженни слышались обидные для Рауди нотки. Парень пристально, изучающе посмотрел на нее. Он уже давно был влюблен в эту девушку, почти год ухаживал за ней, но в последнее время у него почему-то зародились смутные сомнения. Ничего определенного, только мелкие штрихи, заставлявшие думать, что ей важнее то, что у человека есть деньги, нежели то, каким путем они ему достались.
— Если хочешь, — с загоревшимися глазами предложила она, — я могла бы поговорить за тебя.
— Нет, — упрямо потряс головой Хорн. — Не стану его просить сам и не хочу, чтобы ты просила. Ему хорошо известно, что я думаю о нем и о его махинациях с «Бар О».
— Но, Рауди! — сердито возразила она. — Нельзя же быть таким злопамятным! Я надеялась, что за три года ты забыл об этой глупой обиде, что ранчо досталось не тебе.
— Да, не забыл! — решительно подтвердил Рауди. — Я хорошо знал Тома Слейтера и как он относился к Барту. Было время, когда он подумывал оставить ранчо нам обоим, но после того, как Барт занялся перепродажей скота, Слейтер переменил свои намерения. Между ними что-то произошло, и старина Том сам трижды говорил мне, что не желает даже видеть Луби у себя и оставляет ранчо мне. Совершенно непонятно, как он мог в последнюю минуту передумать!
— Да не в последнюю минуту! — запротестовала Дженни. — Он передал Барту доверенность на ранчо за год до смерти. С этой доверенностью ему даже не требовалось завещание, хотя и по завещанию все оставалось ему. Сама слышала, когда читали.
Дженни вскинула подбородок, в глазах мелькнули отблески надвигавшейся бури. Этот старый спор всегда выводил ее из терпения. Она, как и все в округе, восхищалась выставляемым напоказ богатством Луби, его деловой хваткой. Этот человек действительно умел делать деньги.
На первый взгляд, напористый, сильный физически, внешне привлекательный краснобай, Барт Луби был достоин восхищения. Это он положил начало Празднику скотовода и три года отличался в скачках, метании лассо и заваливании бычков. Ему доставались все главные призы.
Но эта история с завещанием… Не только Хорн, но и другие считали, что есть в ней какая-то тайна.
Будучи рассудительным парнем, Рауди Хорн умел трезво смотреть на вещи, но, когда заходила речь о завещании, он отказывался что-либо понимать. Ибо решение старого ковбоя противоречило всему, что делал в жизни Том Слейтер, которого Рауди почитал почти отцом.
Никто, кроме долго работавшего с ним бок о бок Хорна, не знал, насколько Барт Луби нечист на руку в мелочах. Он уходил из «Бар О», чтобы срывать куш на состязаниях по родео, потом перепродавал скот. Ходили слухи, правда неподтвержденные и непроверенные, одни лишь подозрения, что успеха в качестве торговца он достиг благодаря связям с Джеком Ролликом, известным угонщиком скота, не дававшим покоя скотовладельцам в изрезанной оврагами, заросшей кустарником местности к югу от каньона.
Пока еще никому не удалось уличить Джека в кражах. И все потому, что он угонял животных с разбором. Никогда не отбивал много голов зараз; старался прибирать к рукам отдельных бычков, бродивших по зарослям; не крал скот с бросавшимися в глаза приметами. Считалось, что он держал скотину где-то в отдаленной лощине, пока не набиралось достаточно голов для продажи. Результаты его трудов становились известными, лишь когда скот собирали для клеймения.
— Ладно, если не хочешь меня слушать, я возвращаюсь в Арагон, — садясь на коня, заявила Дженни. — Но очень хочу, чтобы ты передумал и позволил мне переговорить с Бартом.
Улыбнувшись в ответ, Рауди отрицательно покачал головой. Глядя на него, Дженни в тысячный раз подумала, что он самый красивый ковбой, самый статный из парней во всей округе. Жаль, что такой упрямый и такой незадачливый хозяин.
— Не беспокойся, — улыбаясь, заверил он. — Так или иначе, но я буду на родео и возьму первый приз. Тогда поженимся.
— Верю, дорогой, — ответила она, протягивая руку. — Удачи тебе.
Помахав жениху, Дженни круто развернулась и рысью доскакала прочь. Он снова в нерешительности смотрел ей вслед. Малыш жалобно заржал, не понимая, какую беду несет им обоим его неудача.
Рауди потрепал Малыша по гриве, провел рукой по шее.
— Плохи наши дела, старина. Столько вложили сил, готовя тебя к родео, и все напрасно. Ямка эта оказалась явно не на месте.
Он мрачно раздумывал над ситуацией, но не видел никакого выхода. Рауди владел небольшим ранчо «Слэш Бар», когда-то принадлежавшим Тому Слейтеру. Он купил его через банк, сделав первый взнос из своих сбережений и вознаграждения за поимку Бинка Данека, грабителя банков.
Несколько месяцев дела шли хорошо. До клеймения… Но потом он не досчитался двухсот голов — больше любого другого скотовладельца, даже тех, кто имел очень много скота. Его стадо пришло в упадок.
Потом начались разборки из-за ограждений с людьми Луби, правда, не с ним самим. Дело чуть не дошло до стрельбы. Несмотря на ловкие отговорки Барта, Рауди не сомневался, что масла в огонь подливал именно он. В довершение всего стало не хватать воды, и еще он задержался с выплатой очередных взносов в банк. Так что все надежды он возлагал на Праздник скотовода. Приз на родео открывал возможность внести плату за ранчо и удовлетворить желание Дженни. До того как Малыш повредил ногу, у них с Луби оставались равные шансы, и Барт об этом знал.
А теперь возникла еще одна очень беспокоившая его проблема. Пару дней назад приехал один из его двух работников, Майк Макналти, который сообщил, что из источника у Крайних Камней, единственного водопоя на много миль вокруг, уходит вода. А считалось, что он неистощим. Этим надо заняться ему самому — и не откладывая.
Вскочив на серого, которого брал для дальних поездок, Рауди отправился на отдаленный участок под гигантской стеной каньона. Здесь, в конце ведущей вдоль скал тропы, в часе езды от дома находился источник.
Когда Рауди натянул поводья, до захода солнца оставался почти час. Страхи оказались не напрасны. Он сразу увидел, что всегда широкий чистый пруд теперь окружен кольцом серой грязи шириной в шесть футов — свидетельство того, что вода уходит. Это была последняя соломинка.
Заслышав стук копыт по камням, Рауди удивленно поднял голову. Место пустынное, кроме двух его работников вряд ли кто еще посещал источник. Но перед ним возник всадник… нет, всадница — высокая, стройная, прекрасно сложенная. Кто она такая? Никогда раньше не видел. Темные волосы стянуты сзади на шее узлом. Большие выразительные глаза. Она сидела на превосходной пегой с белой гривой кобыле. Старомодное испанское седло.
Ковбой сдернул шляпу. Девушка одарила его улыбкой.
— Ты Рауди Хорн? — спросила она.
— Верно, мэм, но не в наилучшем виде. Я полагал, что знаю всех девушек в округе, особенно таких красивых. Теперь вижу, что ошибался.
— Ты не мог меня знать, — рассмеялась она. И быстро добавила: — Я Вахо Рейни.
Это подстегнуло его интерес. Все у Южного каньона слышали об этой девушке, но ни в Арагоне, ни в округе ее никогда не видели. Дочь ирландца и француженки, она осиротела в младенческом возрасте и воспитывалась у старого Клитуса, богатого вождя племени навахо. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее отдали в монастырскую школу в Новом Орлеане, а потом, до возвращения в большой каменный дом Клитуса, она некоторое время училась в Нью-Йорке и Бостоне.
— Добро пожаловать в «Слэш Бар», — улыбнулся Рауди. — Встречался я со стариной Клитусом. С ним не соскучишься. — И грустно добавил: — Однажды и со мной пошутил.
И он рассказал ей, как в непогожую зимнюю ночь к нему в хижину постучался старый индеец, полузамерзший, со сломанной рукой. Конь поскользнулся на льду и упал. Рауди не знал, кто он такой — старик и старик, — но уступил Клитусу постель, наложил на руку шину, ухаживал за ним в течение всей непогоды. Позднее, вернувшись как-то домой, обнаружил, что старика нет. Исчез и светло-карий с черным хвостом конь. Рауди дал старику одеяло и, уезжая, оставил еды. Клитус и это забрал с собой.
Спустя больше года ковбой случайно узнал, что старик, которого он приютил, богатейший овцевод среди навахо, одним из первых начавший разводить у себя в пустыне ангорских коз.
Выслушав рассказ, Вахо весело рассмеялась.
— Похоже на него. Очень похоже. Коня так и не вернул?
— Нет, — сухо ответил Рауди. — К тому же доброго коня.
— Такой уж он чудной! — покачала головой девушка.
Хорну понравилось, что Вахо держалась с ним без всяких церемоний и обращалась к нему по имени.
— Может, ему нужен хороший пастух, — с горечью произнес он. — Мне, видно, скоро придется искать работу.
Она быстро взглянула на него.
— Но у тебя же есть ранчо? Разве мало?
Непонятно почему, но ему вдруг захотелось рассказать этой незнакомке о своих бедах. И он рассказал.
— Нечего и думать, Дженни, — горестно вздохнув, сказал он своей невесте. — Малыш не сможет в этом году участвовать в Празднике скотовода. Видишь, что с ногой!
Дженни Уэлман недовольно кивнула. Вечно у этого парня что-нибудь да не так.
— Ты прав, — согласилась она, — на нем нельзя участвовать в соревновании, а без хорошего скакуна приза не выиграть. Но без пяти тысяч долларов…
— Знаю! Нечего думать о свадьбе! — Рауди запустил пальцы в черную шевелюру. — Дженни, неужели эти деньги так много значат? Другие начинали, имея куда меньше, а если в этом году будет хороший отел, хватит на все.
— Мы уже не раз все обсуждали, — равнодушно ответила девушка. — Задумал на мне жениться, обзаводись хозяйством. Не стану начинать семейную жизнь, как моя мать.
— Она была вполне счастлива, — упрямо твердил он. -Твоя мать — замечательная женщина.
— Конечно, но я хочу нормальной жизни! С милым рай и в шалаше — но не для меня. Зачем убивать молодые годы на то, чтобы выбраться из бедности. — Внезапно оживившись, Дженни схватила его за рукав. — Рауди! Вот что мне пришло в голову. Почему бы тебе не съездить к Барту Луби?
— К Луби? — поджал губы Хорн. — Что мне там делать?
— Может, он одолжит тебе на родео своего Виски! Сам-то он будет состязаться на Принце. Что тебе стоит попросить?
— Просить одолжения у Барта Луби? — Глаза Рауди вспыхнули ненавистью. — Ни за что! Пускай родео провалится в тартарары и вместе с ним ранчо, но чтобы я ему кланялся? Да и все равно получишь от ворот поворот. Он прекрасно понимает, если мы с Малышом выходим из игры, победа у него в кармане.
— Тебя, что, убудет, если попросишь? — раздраженно настаивала Дженни. — Почему ты вообразил, что он против тебя держит камень за пазухой? Он самый богатый человек у Южного каньона, у него самое большое ранчо… Чего ему тебя бояться?
В голосе Дженни слышались обидные для Рауди нотки. Парень пристально, изучающе посмотрел на нее. Он уже давно был влюблен в эту девушку, почти год ухаживал за ней, но в последнее время у него почему-то зародились смутные сомнения. Ничего определенного, только мелкие штрихи, заставлявшие думать, что ей важнее то, что у человека есть деньги, нежели то, каким путем они ему достались.
— Если хочешь, — с загоревшимися глазами предложила она, — я могла бы поговорить за тебя.
— Нет, — упрямо потряс головой Хорн. — Не стану его просить сам и не хочу, чтобы ты просила. Ему хорошо известно, что я думаю о нем и о его махинациях с «Бар О».
— Но, Рауди! — сердито возразила она. — Нельзя же быть таким злопамятным! Я надеялась, что за три года ты забыл об этой глупой обиде, что ранчо досталось не тебе.
— Да, не забыл! — решительно подтвердил Рауди. — Я хорошо знал Тома Слейтера и как он относился к Барту. Было время, когда он подумывал оставить ранчо нам обоим, но после того, как Барт занялся перепродажей скота, Слейтер переменил свои намерения. Между ними что-то произошло, и старина Том сам трижды говорил мне, что не желает даже видеть Луби у себя и оставляет ранчо мне. Совершенно непонятно, как он мог в последнюю минуту передумать!
— Да не в последнюю минуту! — запротестовала Дженни. — Он передал Барту доверенность на ранчо за год до смерти. С этой доверенностью ему даже не требовалось завещание, хотя и по завещанию все оставалось ему. Сама слышала, когда читали.
Дженни вскинула подбородок, в глазах мелькнули отблески надвигавшейся бури. Этот старый спор всегда выводил ее из терпения. Она, как и все в округе, восхищалась выставляемым напоказ богатством Луби, его деловой хваткой. Этот человек действительно умел делать деньги.
На первый взгляд, напористый, сильный физически, внешне привлекательный краснобай, Барт Луби был достоин восхищения. Это он положил начало Празднику скотовода и три года отличался в скачках, метании лассо и заваливании бычков. Ему доставались все главные призы.
Но эта история с завещанием… Не только Хорн, но и другие считали, что есть в ней какая-то тайна.
Будучи рассудительным парнем, Рауди Хорн умел трезво смотреть на вещи, но, когда заходила речь о завещании, он отказывался что-либо понимать. Ибо решение старого ковбоя противоречило всему, что делал в жизни Том Слейтер, которого Рауди почитал почти отцом.
Никто, кроме долго работавшего с ним бок о бок Хорна, не знал, насколько Барт Луби нечист на руку в мелочах. Он уходил из «Бар О», чтобы срывать куш на состязаниях по родео, потом перепродавал скот. Ходили слухи, правда неподтвержденные и непроверенные, одни лишь подозрения, что успеха в качестве торговца он достиг благодаря связям с Джеком Ролликом, известным угонщиком скота, не дававшим покоя скотовладельцам в изрезанной оврагами, заросшей кустарником местности к югу от каньона.
Пока еще никому не удалось уличить Джека в кражах. И все потому, что он угонял животных с разбором. Никогда не отбивал много голов зараз; старался прибирать к рукам отдельных бычков, бродивших по зарослям; не крал скот с бросавшимися в глаза приметами. Считалось, что он держал скотину где-то в отдаленной лощине, пока не набиралось достаточно голов для продажи. Результаты его трудов становились известными, лишь когда скот собирали для клеймения.
— Ладно, если не хочешь меня слушать, я возвращаюсь в Арагон, — садясь на коня, заявила Дженни. — Но очень хочу, чтобы ты передумал и позволил мне переговорить с Бартом.
Улыбнувшись в ответ, Рауди отрицательно покачал головой. Глядя на него, Дженни в тысячный раз подумала, что он самый красивый ковбой, самый статный из парней во всей округе. Жаль, что такой упрямый и такой незадачливый хозяин.
— Не беспокойся, — улыбаясь, заверил он. — Так или иначе, но я буду на родео и возьму первый приз. Тогда поженимся.
— Верю, дорогой, — ответила она, протягивая руку. — Удачи тебе.
Помахав жениху, Дженни круто развернулась и рысью доскакала прочь. Он снова в нерешительности смотрел ей вслед. Малыш жалобно заржал, не понимая, какую беду несет им обоим его неудача.
Рауди потрепал Малыша по гриве, провел рукой по шее.
— Плохи наши дела, старина. Столько вложили сил, готовя тебя к родео, и все напрасно. Ямка эта оказалась явно не на месте.
Он мрачно раздумывал над ситуацией, но не видел никакого выхода. Рауди владел небольшим ранчо «Слэш Бар», когда-то принадлежавшим Тому Слейтеру. Он купил его через банк, сделав первый взнос из своих сбережений и вознаграждения за поимку Бинка Данека, грабителя банков.
Несколько месяцев дела шли хорошо. До клеймения… Но потом он не досчитался двухсот голов — больше любого другого скотовладельца, даже тех, кто имел очень много скота. Его стадо пришло в упадок.
Потом начались разборки из-за ограждений с людьми Луби, правда, не с ним самим. Дело чуть не дошло до стрельбы. Несмотря на ловкие отговорки Барта, Рауди не сомневался, что масла в огонь подливал именно он. В довершение всего стало не хватать воды, и еще он задержался с выплатой очередных взносов в банк. Так что все надежды он возлагал на Праздник скотовода. Приз на родео открывал возможность внести плату за ранчо и удовлетворить желание Дженни. До того как Малыш повредил ногу, у них с Луби оставались равные шансы, и Барт об этом знал.
А теперь возникла еще одна очень беспокоившая его проблема. Пару дней назад приехал один из его двух работников, Майк Макналти, который сообщил, что из источника у Крайних Камней, единственного водопоя на много миль вокруг, уходит вода. А считалось, что он неистощим. Этим надо заняться ему самому — и не откладывая.
Вскочив на серого, которого брал для дальних поездок, Рауди отправился на отдаленный участок под гигантской стеной каньона. Здесь, в конце ведущей вдоль скал тропы, в часе езды от дома находился источник.
Когда Рауди натянул поводья, до захода солнца оставался почти час. Страхи оказались не напрасны. Он сразу увидел, что всегда широкий чистый пруд теперь окружен кольцом серой грязи шириной в шесть футов — свидетельство того, что вода уходит. Это была последняя соломинка.
Заслышав стук копыт по камням, Рауди удивленно поднял голову. Место пустынное, кроме двух его работников вряд ли кто еще посещал источник. Но перед ним возник всадник… нет, всадница — высокая, стройная, прекрасно сложенная. Кто она такая? Никогда раньше не видел. Темные волосы стянуты сзади на шее узлом. Большие выразительные глаза. Она сидела на превосходной пегой с белой гривой кобыле. Старомодное испанское седло.
Ковбой сдернул шляпу. Девушка одарила его улыбкой.
— Ты Рауди Хорн? — спросила она.
— Верно, мэм, но не в наилучшем виде. Я полагал, что знаю всех девушек в округе, особенно таких красивых. Теперь вижу, что ошибался.
— Ты не мог меня знать, — рассмеялась она. И быстро добавила: — Я Вахо Рейни.
Это подстегнуло его интерес. Все у Южного каньона слышали об этой девушке, но ни в Арагоне, ни в округе ее никогда не видели. Дочь ирландца и француженки, она осиротела в младенческом возрасте и воспитывалась у старого Клитуса, богатого вождя племени навахо. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее отдали в монастырскую школу в Новом Орлеане, а потом, до возвращения в большой каменный дом Клитуса, она некоторое время училась в Нью-Йорке и Бостоне.
— Добро пожаловать в «Слэш Бар», — улыбнулся Рауди. — Встречался я со стариной Клитусом. С ним не соскучишься. — И грустно добавил: — Однажды и со мной пошутил.
И он рассказал ей, как в непогожую зимнюю ночь к нему в хижину постучался старый индеец, полузамерзший, со сломанной рукой. Конь поскользнулся на льду и упал. Рауди не знал, кто он такой — старик и старик, — но уступил Клитусу постель, наложил на руку шину, ухаживал за ним в течение всей непогоды. Позднее, вернувшись как-то домой, обнаружил, что старика нет. Исчез и светло-карий с черным хвостом конь. Рауди дал старику одеяло и, уезжая, оставил еды. Клитус и это забрал с собой.
Спустя больше года ковбой случайно узнал, что старик, которого он приютил, богатейший овцевод среди навахо, одним из первых начавший разводить у себя в пустыне ангорских коз.
Выслушав рассказ, Вахо весело рассмеялась.
— Похоже на него. Очень похоже. Коня так и не вернул?
— Нет, — сухо ответил Рауди. — К тому же доброго коня.
— Такой уж он чудной! — покачала головой девушка.
Хорну понравилось, что Вахо держалась с ним без всяких церемоний и обращалась к нему по имени.
— Может, ему нужен хороший пастух, — с горечью произнес он. — Мне, видно, скоро придется искать работу.
Она быстро взглянула на него.
— Но у тебя же есть ранчо? Разве мало?
Непонятно почему, но ему вдруг захотелось рассказать этой незнакомке о своих бедах. И он рассказал.
Глава 2
ОБМАНУТ И БРОШЕН… И РАД ЭТОМУ
Недоуменно пожимая плечами, Рауди повествовал о преследовавших его неудачах. Вахо Рейни, глядя на него большими темными глазами, внимательно слушала. Нахмурившись, поглядела на убывающую воду.
— Должна быть какая-то причина, — сказала она. — Здесь всегда держалась вода. Навахо не помнят, чтобы она стояла так низко.
— Конечно, должна быть причина, — мрачно согласился Рауди. — Но в чем она? Или кто-то забирает воду по пути сюда, но кто и где? Я всегда считал, что ручей берет начало где-то в каньоне.
— Вернее, под ним, — задумчиво добавила она.
В тот момент Рауди не придал значения ее замечанию, хотя позднее вспомнил, стараясь понять, что она имела в виду. Тогда он с возрастающим интересом наблюдал за этой красавицей. Она с теплотой, пониманием и сочувствием отнеслась к его проблемам… Такой чуткости очень не хватало Дженни.
Солнце уже закатилось за горы. Быстро темнело.
— Тебе пора домой! — заволновался ковбой. — В горах не годится ездить по ночам!
— Если не знать их, как я, — улыбнулась она. — К тому же мне недалеко. Наши люди стоят в нескольких милях отсюда. Поеду к ним.
Проводив всадницу взглядом, пока она не скрылась в сгущающихся среди сосен сумерках, Рауди вскочил в седло и повернул серого к ранчо. Его охватило странное возбуждение. Перед его глазами стоял образ этой стройной смуглой девушки. Он вспоминал изгиб ее губ, ее непринужденные жесты, в сердце отдавался веселый смех. На миг кольнуло чувство вины перед Дженни. Но ему никак не удавалось избавиться от этого наваждения, от оставленного Вахо незнакомого ощущения теплоты и добра.
— Должна быть какая-то причина, — сказала она. — Здесь всегда держалась вода. Навахо не помнят, чтобы она стояла так низко.
— Конечно, должна быть причина, — мрачно согласился Рауди. — Но в чем она? Или кто-то забирает воду по пути сюда, но кто и где? Я всегда считал, что ручей берет начало где-то в каньоне.
— Вернее, под ним, — задумчиво добавила она.
В тот момент Рауди не придал значения ее замечанию, хотя позднее вспомнил, стараясь понять, что она имела в виду. Тогда он с возрастающим интересом наблюдал за этой красавицей. Она с теплотой, пониманием и сочувствием отнеслась к его проблемам… Такой чуткости очень не хватало Дженни.
Солнце уже закатилось за горы. Быстро темнело.
— Тебе пора домой! — заволновался ковбой. — В горах не годится ездить по ночам!
— Если не знать их, как я, — улыбнулась она. — К тому же мне недалеко. Наши люди стоят в нескольких милях отсюда. Поеду к ним.
Проводив всадницу взглядом, пока она не скрылась в сгущающихся среди сосен сумерках, Рауди вскочил в седло и повернул серого к ранчо. Его охватило странное возбуждение. Перед его глазами стоял образ этой стройной смуглой девушки. Он вспоминал изгиб ее губ, ее непринужденные жесты, в сердце отдавался веселый смех. На миг кольнуло чувство вины перед Дженни. Но ему никак не удавалось избавиться от этого наваждения, от оставленного Вахо незнакомого ощущения теплоты и добра.