Мы немного спустили санки вперед и начали слезать вниз. Вдруг из-за плеча горы вырвался ветер, подхватил санки, вместе с человеком, со всем, подхватил, как сухой лист, — и тут же опустил, не успел вырвать веревку у меня из рук. Нам слышно было, как вскрикнул Малыш, когда его грохнуло об землю и тряхнуло сломанную ногу.
   Цепляясь за здоровенные выветренные скалы, я спускал его вниз до какого-нибудь упора. Потом карабкался обратно и спускал Эйндж.
   Я потерял всякое ощущение времени, я не мог уже вспомнить, бывает ли вообще на свете тепло.
   Ниже нас находилось громадное старое дерево, вырванное из скалы с корнями. Оно растопырилось, как огромный паук, окаменевший с расставленными лапами в момент смерти. Чуть ниже росли несколько истерзанных ветром деревьев, а потом начинался лес. Нам были видны верхушки сосен и пихт, а за ними, далеко внизу, белый-белый снежный мир да кое-где бледное перышко дыма над каким-нибудь домом.
   Держась за этот продутый ветром горный склон и глядя вниз, на эти верхушки деревьев, я не мог убедить себя, что где-то есть дом, в котором горит огонь, что где-то покачивается в своей старой качалке Ма, где-то поет Оррин. Слишком далек тот мир от ветра, холода и снега, который хлещет в лицо, словно песок.
   Но спустив санки еще немного, мы оказались среди деревьев. Отсюда и до самого дна осталась просто работа — направлять санки, время от времени накинуть виток веревки на ствол дерева, чтобы немного передохнули руки, и самим пробираться вниз. Раз Эйндж чуть не упала, а сам я почти все время держался на полусогнутых коленях.
   Пока мы достигли тропы, которую я прорубил, когда строил маленький форт вокруг лагеря, я успел несколько раз упасть, и так задубел от холода и измождения, что почти ничего не соображал. Перекинув веревку через плечо, одной рукой поддерживая Эйндж, я двинулся между высоких сосен к дому.
   Снег под деревьями был глубокий, но из трубы медленно тянулся дымок, а в окне горел свет. Казалось, совсем недавно начинал брезжить рассвет, а сейчас уже снова ночь…
   Потом я снова упал, прямо в снег лицом. Кажется, я пытался встать… кажется, подобрал под себя руки и приподнялся. Я видел этот свет в окне, слышал, как говорю что-то. Я тащил санки дальше, я добрался до дверей — и пальцы мои не смогли приподнять щеколду.
   Дверь внезапно распахнулась, и появился Кэп с шестизарядником в руке — он выглядел как прежний Кэп и был готов немедленно стрелять.
   — Можешь не трудиться, Кэп. Думаю, я и так уже мертвый.
   Появился Джо Раггер, они сняли Малыша Ньютона с санок и на руках занесли в дом. А Эйндж просто села и начала плакать, а я опустился коленями на пол, обнял ее и только твердил, что все в порядке.
   Малыш Ньютон поймал меня за рукав.
   — Ей-богу, — сказал он, — сегодня я видел настоящего мужчину! Я думал…
   — Поспи, — сказал я. — Джо идет за доктором.
   — Я видел мужчину, — повторил Малыш. — Знаешь, когда я нацепил на себя эти револьверы, я думал, что я что-то из себя представляю, я думал…
   — Заткнись, — сказал я. И вытянул руки к огню — но издали. Я чувствовал, как миллионы иголочек начинают плясать у меня в пальцах, как постепенно выходит из них холод.
   — А если говорить о настоящих мужчинах, — покосился я на Малыша, — погоди, может попадешь когда-нибудь в Мору, так у меня там есть два брата, Тайрел и Оррин. Вот это пара настоящих мужиков!
   — Я тоже всегда надеялся из себя что-то сделать, — добавил я чуть погодя, — но только, видать, просто нет во мне той закваски.
   Я сидел на краешке кровати просто так, не двигаясь, только ощущал, как понемногу впитывается в меня тепло, чувствовал каждую мышцы — расслабленную и бессильную. Эйндж уже перестала плакать и заснула тут же, рядом со мной; щеки у нее ввалились, под глазами залегли черные круги.
   — Ты пробился, — сказал Кэп. И поглядел на Ньютона. — А его ты зачем сюда притащил?
   — Ничего лучшего в голову не пришло, Кэп. Я его притащил с горы, потому что больше некому это было сделать.
   — Но он хотел убить тебя!
   — А как же… было у него такое намерение — но и только. Думаю, с тех пор парень нашел время поразмыслить.
   Кэп Раунтри вытащил трубку изо рта и вылил кофе из кружки обратно в кофейник.
   — Тогда и ты найди время поразмыслить вот о чем, — сказал он. — В городе появился еще один Бигелоу. Он расспрашивал о тебе.

Глава 15

   Не так я устроен, чтобы вылеживаться в постели. Чуть только рассвело, я поднялся на ноги, но толку с меня было пока немного. Ради чего я на самом деле поднялся в такую рань — так это ради жратвы. По-моему, я уже многие годы не был такой голодный.
   Эйндж все еще спала в другой комнате, а тем временем в дом вошли Джо Раггер и его жена, только что приехавшая из Огайо.
   — Этот новый Бигелоу меня здорово тревожит, — сказал Раггер. — Ты еще в жизни не видел человека, так набивающегося на неприятности.
   — Эти Бигелоу, — сказал я, — они мне напоминают вот тех маленьких зверьков, про которых мне один швед рассказывал. Он их называл «лемминги» или как-то в этом роде. Я так понял, что они вдруг ни с того ни с сего подхватываются и бегут к океану… целыми миллионами, бегут прямо в океан и тонут. Эти Бигелоу тоже вроде как подхватились и набрались решимости нарваться поскорее на пулю.
   — Не воспринимай его так легкомысленно, — предостерег меня Раггер. — Он убил человека в Денвер-Сити, и еще одного в Таскозе. Бенсон Бигелоу, самый старший, самый здоровенный и самый опасный из них всех.
   — Слышал про него, — сказал Кэп. — Только я не знал, что он им родня.
   — Он расспрашивал о своих братьях. Они пошли в горы и не вернулись, и он говорит, что это ты их убил.
   — Двоих братьев Бигелоу, а с ними еще троих? Ну, это для меня одного чуток многовато. Можете мне поверить, они просто не смогли выбраться оттуда, и я сильно удивлюсь, если когда-нибудь выберутся.
   В комнате было тепло, хорошо, я посидел еще немного, а потом растянулся на койке и опять заснул.
   Когда я снова открыл глаза, Эйндж что-то готовила на печи. Я поднялся и натянул сапоги. Налил в таз воды, вымыл лицо и руки. Приятно было чувствовать воду на лице, и я решил, что надо побриться.
   Кэп куда-то вышел, мы тут были только вдвоем. Малыша увез доктор. Чистое удовольствие было бриться и слушать, как Эйндж возится у огня. Наконец она позвала меня обедать, и я был готов. На крыльце потопал сапогами Кэп, стряхивая снег, и вошел в дом.
   — Снег идет, — сказал он. — Вам повезло. Еще несколько часов — и вы бы уже не выбрались.
   Эйндж подала мне кружку кофе, я держал ее в руках и думал об этих людях там, наверху. Они сами навлекли на себя беду, но, хоть они меня и здорово не любили, я все-таки желал им выбраться оттуда.
   Только они не выбрались.
   Кэп тоже принял из рук Эйндж кружку, отхлебнул и глянул на меня.
   — Этот Бенсон Бигелоу болтает на всех углах, что ты трус, боишься встретиться с ним.
   Попадаются такие люди, которым, хоть умри, хочется выставляться дураками.
   А вот мне от жизни всего-то и хочется заиметь собственное ранчо, немного скота и кусок земли что-нибудь выращивать. Но тут я поднял глаза, увидел Эйндж и понял, что это не все, чего мне хочется от жизни.
   Я представления не имел, как это ей выложить, и жутко боялся рискнуть, понимая, как мало я ей могу предложить.
   Ну в самом деле, вот я — взрослый мужик, а никак не выучусь толком читать, и хоть повезло мне найти малость золота, но никто не скажет, как далеко тянется эта жила. По сути дела, мне все время казалось, что это карман. Вот поэтому я и собирался, как только весна придет, смотаться в Мору и повидать братьев.
   Про это я сказал Кэпу.
   — Можешь не беспокоиться, — ответил он. — Тайрел и Оррин сами сюда едут. И еще Олли Шаддок с ними.
   Олли тоже из Камберленда, и нам родственник. Он там одно время был шерифом. Это он втянул Оррина в политику, хотя парни из Теннесси занимаются политикой с такими же ухватками, как на енотов охотятся.
   — Когда ты их ждешь?
   — Сегодня вечером или завтра, если все будет нормально. Они прослышали, что к тебе липнут неприятности, и прислали весточку, что едут.
   Приедут они в город, ничего не зная, а там будет этот Бигелоу; услышит, что кого-то из них назовут Сэкеттом, — и тут же начнет стрелять.
   Хорошо, если он на них лицом к лицу попрет, тогда бояться нечего. Там будет Тайрел, а Тайрел с револьвером — чистый дьявол.
   Я допил кофе и поднялся. Снял со стены свой оружейный пояс, застегнул на бедрах, взял пальто и шляпу.
   — Поеду в город, — сказал я. — Надо глотнуть свежего воздуха.
   — Да, у нас тут вроде как душновато, — сказал Кэп Раунтри. — Не возражаешь, если я с тобой проедусь?
   Эйндж повернулась к нам от печки, вцепившись руками в половник.
   — А как же ужин? Я столько хлопотала…
   — Да мы скоро вернемся, — сказал я. — Подержи его на печке, Эйнджи.
   Я влез в пальто и надел на голову шляпу. Надо будет себе завести шубу из енота на такую погоду.
   — Во всяком случае, — сказал я, — полагаю, не нужно мне привыкать к твоей кухне, ни в коем случае. У человека быстро вырабатываются привычки.
   Она смотрела мне прямо в глаза, лицо у нее раскраснелось от огня, и была она сейчас красивая — дальше некуда.
   — Беда в том, что ни одна женщина в здравом уме не пойдет за дурня, а я как раз такой и есть, это уж точно.
   — Много ты понимаешь в женщинах! — поддела меня она. — Видел ты на свете хоть одного дурня, у которого не было бы жены?
   Ну, если на то пошло, так и вправду не видел.
   — Держи ужин теплым, — повторил я.
   Она ни слова не сказала ни про стрельбу, ни про Бенсона Бигелоу. Она просто сказала:
   — Возвращайся, Телл Сэкетт. Я не хочу, чтоб мой ужин пропадал. После стольких хлопот — нет уж. И не только ужин.
   Снаружи было холодно. Кэп вывел из конюшни лошадей — уже оседланных.
   — Я так понял, ты не хочешь, чтоб ребята наткнулись на него, ничего не ожидая, — сказал он.
   В салуне было натоплено, многолюдно, а прямо возле стойки стоял здоровенный мужик. У него было широкое, скуластое лицо, с одного взгляда стало ясно, что это не просто очередной брат Бигелоу, это Лесной Хозяин, прямо с Самой-Горькой-Речки, крепкий, опасный и не склонный ограничиваться болтовней.
   Он обернулся, глянул на меня, я прошел через салун и оперся на стойку рядом с ним.
   Вы, сударь, в жизни не видели, чтоб салун опустел с такой скоростью. Когда я облокотился на стойку, тут было человек пятьдесят-шестьдесят, а через полминуты осталось разве что пять-шесть, из той породы, которым, хоть умри, надо остаться и поглядеть, что дальше будет… люди, готовые стать ни в чем не повинными свидетелями.
   Этот Бигелоу смерил меня взглядом, я посмотрел в ответ мирными, круглыми как у ребеночка глазками, и говорю:
   — Красивые у вас усы, мистер Бигелоу.
   — А что плохого в моих усах?
   — Да что вы, ничего… совершенно.
   — И что это должно значить?
   — Можно мне угостить вас стаканчиком?
   — Какого черта вам надо от моих усов? И за свою выпивку я плачу сам!
   Только тут он заметил, что толпа разбежалась. У него как будто чуть сильней натянулась кожа на скулах.
   Кажется, снаружи кто-то подъехал на лошадях. Поздновато путешествовать в такую погоду… и я тут же подумал, уж не Тайрел ли это с Оррином.
   Эти мои братишки… проехали сотни миль — ну ладно, пускай всего пару сотен миль, — по диким местам, потому как им почудилось, что я тут оказался один перед лицом опасности.
   — Вы — Телл Сэкетт?
   — Этот ваш братец, Уэс, все ему хотелось сдать себе туза с низу колоды… он был очень неловок с картами. Да и с револьвером тоже.
   — Что случилось с Томом и Айрой?
   — Если будете искать достаточно долго, так найдете их весной, — объяснил я ему. — У них хватило дури гоняться за мною по горам, когда зима на носу и снег начал падать.
   — Вы их видели?
   — Они пару раз пытались убить меня. Только стрелки из них никудышные, ничуть не лучше, чем из Уэса. Том — он там наверху потерял свой револьвер.
   Бигелоу сохранял спокойствие, и я видел, что он обдумывает все эти дела.
   — Я слышал, вы приехали сюда по мою душу, — продолжал я спокойно. — Далеко забрались в поисках неприятностей.
   Он никак не мог меня вычислить. Ничто в моих словах не показывало, чтоб я был чем-нибудь обеспокоен, просто разговаривает человек, как с первым встречным.
   — Знаете что, Бигелоу? Садитесь-ка вы на лошадь и уезжайте отсюда. Что ни случилось с вашими братьями, они это сами накликали своими поступками.
   — Может, вы и правы, — сказал он. — Я, пожалуй, закажу выпивку на двоих.
   Ну, выпили мы с ним, потом я заказал по одной. Допил и собрался уходить.
   — Ладно, меня дома ждет хороший ужин. Пока, Бигелоу.
   Я повернулся и направился к дверям, и вот тут-то он меня окликнул:
   — Сэкетт!
   Щелкнул взводимый курок, его револьвер выскользнул из кобуры; щелчок был отчетливо слышен в пустой комнате. Я выхватил револьвер, поворачиваясь, и его первая пуля просвистела у самого моего уха. Я замер и всадил ему пулю в живот — его отшвырнуло на стойку. Но он ухватился свободной рукой за край и подтянулся. Выстрела я не слышал, но почувствовал, как пуля резко стукнула меня где-то внизу. Я собрался и выстрелил в него снова.
   Он не упал… хоть сорок четвертый калибр, хоть какой, но если человек остервенел, то ты должен ему попасть в сердце, в голову или в большую кость, иначе его не остановишь. А Бенсон Бигелоу жутко остервенел. Это был не человек, а здоровенный медведь, и выглядел он сурово, как зима на вершинах западного Техаса.
   Казалось, долгие минуты он стоял там, я видел, как кровь пропитывает перед его рубашки и штанов, а потом крупные красные капли начали падать на пол у него между ног.
   Он поднял револьвер, не торопясь, все еще цепляясь левой рукой за стойку, и нацелил его в меня. Он нажал на спусковой крючок, курок пошел назад — и тогда я выстрелил в него снова. Он грохнулся об стойку так, что она вся затряслась, Стоявшая на ней бутылка перевернулась и покатилась, разливая виски. Он потянулся левой рукой, взял бутылку и выпил из горлышка, не отводя от меня глаз.
   Потом он поставил бутылку, а я сказал:
   — Эта выпивка была за мой счет.
   — Я сделал ошибку, — сказал он. — Я думаю, ты застрелил их честно.
   — Только Уэса… с остальными управился холод.
   — Ладно, — сказал он и повернулся ко мне спиной.
   Я услышал, как снаружи кто-то бежит.
   Долгую минуту я стоял с револьвером в руке, глядя ему в широченную спину, а потом у него начали подгибаться колени, и он медленно пополз вниз, до последней секунды цепляясь пальцами за стойку. Наконец пальцы разжались, Бигелоу скатился на пол — и умер.
   Он лежал лицом в опилках, в открытых глазах отражался свет, и в бороде у него были опилки.
   Я почувствовал, что у меня намокли штаны от крови. Большим пальцем затолкал патроны в барабан и сунул револьвер в кобуру, и тут ко мне подбежал Кэп.
   — Ты ранен, — сказал он.
   — Похоже на то, — сказал я, пошатнулся и схватился рукой за стену.
   Распахнулась дверь, в салун влетел Тайрел, сразу за ним Оррин, оба готовые к драке.
   — Поехали домой, — сказал я. — Ужин остынет.
   Они смотрели мимо меня, на Бигелоу.
   — Еще кто-нибудь есть? — спросил Тайрел.
   — Если кто и есть, им не придется стрелять в меня. Я сам буду стрелять.
   Кэп расстегнул на мне рубашку, они увидели, как сочится кровь из дырки у меня в боку, над бедром. Пуля прошла, не задев кости и не наделав большого вреда. Тайрел вытащил шелковый платок, заткнул им рану, и мы вышли наружу.
   — Тут есть доктор, — запротестовал Кэп. — Тебе лучше показаться ему.
   — Привези его. Нас ждет с обедом леди.
   Когда я вошел в дверь нашей хижины, Эйндж стояла спиной ко мне. Я видел, как у нее слегка напряглись плечи, словно она ожидала удара. Я сказал:
   — Вот тут есть дурень, который еще не женился.
   Она повернулась и посмотрела на меня.
   — Он женится, — сказала она.
   А после выронила свою ложку на пол и бросилась через всю комнату ко мне в объятия.
   Я обнял ее — и это первый раз в жизни я держал в руках что-то по-настоящему мое.
   Похоже, даже неказистый долговязый парень, на которого и смотреть-то не стоит, все ж таки может найти себе женщину.