— Не двигайся с места, Шел, — велел Кон.
— Знаете, что я вам скажу? Я вовсе и не думал никуда двигаться.
Повернув голову, я понял, почему Кон велел стоять мне на месте. Свет от окна в соседнем доме падал на ресторан, и всякий, кто вошел бы в него, был виден как на ладони. Да, тот, кто стрелял в нас, выбрал отличную позицию.
Время шло, а мы с Коном стояли, где застали нас выстрелы, не решаясь пошевелиться. Мне показалось, что прошла целая вечность. Сердце мое стало биться ровнее, но рука, лежавшая на револьвере, так вспотела, что мне пришлось вытереть ее о штаны.
— Не торопись, Шел. Кто бы он ни был, он стоит под дождем, вон там, между двумя домами. Ему эта игра надоест быстрее, чем нам.
— А я никуда не тороплюсь, — ответил я. — Я намерен провести здесь ночь — только этот тип об этом не знает.
— А в тебя когда-нибудь раньше стреляли, Шел?
— Нет, сэр. В меня лично — никогда. Правда, один раз на наш дом напали краснокожие, и они, конечно, стреляли, но по дому, а не в кого-нибудь конкретно. А этот тип целился в меня, я в этом уверен.
Мы продолжали ждать. Моя винтовка лежала на столе неподалеку, но я не решался подойти и взять ее, хотя, как мне казалось, она лежала в таком месте, которое нельзя было увидеть с улицы.
— Проползи к двери на кухню, прижимаясь к стене, а я тебя прикрою, — сказал Кон.
Я дополз до стола, где лежал мой винчестер, и, взяв его, пополз дальше. Добравшись до кухни, я встал в двери и вгляделся сквозь темноту в бурлящие потоки воды на улице. Но мне не удалось ничего рассмотреть, настолько сильным был дождь.
Кон прополз вдоль другой стены и присоединился ко мне.
Мы услышали какой-то звук и, увидев светящийся в темноте кончик сигары, поняли, что хозяин ресторана еще не ушел с кухни.
— Вас, ребятки, всегда так встречают — выстрелами или это что-то новое?
— У вас есть черный ход?
— Вон там… Если вам, ребятки, захочется позавтракать, то идите лучше в другой ресторан… на противоположном конце города.
— Вы так никогда не разбогатеете, если будете отсылать своих клиентов прочь, — сказал я. — Нам понравилось у вас.
— Может быть, я и не разбогатею, — сухо ответил хозяин, — но зато проживу подольше. Впрочем, если вам у меня понравилось, можете прийти утром. Только если вы не возражаете, я поставлю у двери свою старую винтовку, и если кто-нибудь вздумает пальнуть в кухню, то я выстрелю в ответ.
— Судя по вашим словам, вы не всегда были владельцем ресторана, — заметил Кон.
— Да я, черт возьми, лет двадцать кашеварил в ковбойских лагерях и на выгонах. Думаю, что это было полегче, чем гнуть спину в какой-нибудь шахте.
У черного хода мы на минуту задержались и обсудили дальнейшие действия. Я считал, что голову под пули должен подставлять я, а не Кон, ибо это я охотился за своими деньгами, поэтому я первым шагнул на тротуар. Однако, надо признаться, мне было очень страшно.
Кон Джуди двинулся за мной; спустившись по улице, мы завернули за угол и задворками добрались до сарая при конюшне, где оставили своих лошадей. Нам не хотелось отправляться на поиски гостиницы, где можно было бы переночевать, поскольку мы могли очутиться как раз там, где остановились на ночлег наши враги, поэтому мы достали одеяла и забрались на сеновал.
Когда мы улеглись, Кон спросил меня:
— Ну что, ты еще не раздумал преследовать этих ребят?
— Я должен их догнать, — ответил я. — Конечно, мне вовсе не хочется, чтобы кто-то пустил мне пулю в лоб, но я уверен, что мой отец, если бы был жив, не отстал бы от них. Так что я не могу все бросить и вернуться домой.
— Но они уже, наверное, поделили между собой ваши деньги.
— Наверное. Но не забывайте, что с ними девушка, а ей это, конечно же, не понравится, и она сделает все, чтобы все деньги остались в руках Хеселтайна. Разве она потерпит, чтобы золото досталось еще кому-то?
Меня беспокоила не только мысль, поделили ли грабители наши деньги, или нет. В моем собственном кармане оставалось все меньше и меньше долларов. Хотя я и старался тратить их как можно экономнее, и по дороге мы питались своими запасами, денег у меня почти не осталось. В Лидвилле, как я успел заметить, люди привыкли жить на широкую ногу, и, учитывая местные цены, я понял, что скоро останусь без гроша. Я понятия не имел, сколько денег было у Кона, но с меня было достаточно и того, что он делил со мной риск быть убитым, и я не хотел, чтобы он еще и кормил нас обоих.
Заложив руки за голову, я лежал с открытыми глазами, слушая, как дождевые капли стучат по крыше сарая, и обдумывал ситуацию, в которой я оказался.
Хотя в некоторых округах штата имелись органы управления, а шерифы, если им того хотелось, ловили преступников, тем не менее в большинстве своем действие законов на Диком Западе ограничивалось пределами того или иного города. Впрочем, судя по словам Кона, Джим Кук пытался как-то наладить сотрудничество шерифов и начальников полицейских участков в борьбе против людей, преступивших закон.
Но если вдуматься, я не мог выдвинуть против Хеселтайна и его дружков никакого официального обвинения. Они нашли потерявшуюся лошадь, и хотя Рис и Сайте знали, кому она принадлежит, они могут в этом и не признаться, а у меня не было никаких доказательств, что лошадь и деньги мои.
Я должен был сам восстановить справедливость, ибо мне не хотелось, чтобы Хеселтайн и его дружки завладели деньгами людей, трудившихся до седьмого пота и доверивших нам то, что было заработано тяжким трудом. И если уж на то пошло, я не хотел отдавать грабителям и свои собственные деньги.
Мой отец умер. Если бы не моя дурацкая обидчивость, мы бы не лишились денег, да и отца можно было бы спасти.
Однако я не хотел, чтобы меня убили, а эта пуля, что вонзилась в косяк двери, свидетельствовала о том, что Хеселтайн знает о том, что мы идем по его следу, и что он и его друзья готовы убрать нас. Я обдумал это, но не пришел ни к какому решению. Конечно, мне было страшно, но не в моем характере трусить после первой же переделки…
Прежде чем заснуть, я задумался о Коне Джуди.
Почему он поехал со мной? Зачем, чтобы позаботиться обо мне? Или потому, что просто любил путешествовать? Или, может быть, потому, что хотел убедиться в торжестве справедливости? Мы ехали с ним бок о бок, а я в сущности о нем ничего не знал, кроме того, пожалуй, что он лучше образован, чем я. Но я у него многому научился.
Когда наступило утро и мы проснулись, я принялся вычесывать из волос сено, набившееся туда за ночь, и выложил Кону все, о чем думал перед сном. В конце я произнес:
— Я хочу получить назад мои деньги. Я не собираюсь мстить, но деньги у них заберу. — Надевая шляпу, добавил: — Мне нужно поскорее вернуть деньги или подсуетиться насчет работы — у меня в кармане остались сущие гроши.
— Ну, и как ты думаешь получить назад свои деньги?
— Ну, прежде всего, я подойду к Бобу и потребую, чтобы он отдал деньги.
Кон натянул сапоги и, встав, потопал ногами и только после этого заговорил:
— Что ж, это самый простой способ. Ну, а потом, когда они откажутся, а в том, что они откажутся, я не сомневаюсь, что ты будешь делать потом?
— Я расскажу всем, что произошло.
— На это тебе могут сказать, что ты хочешь поплакаться. В этой стране люди сами привыкли отстаивать свои интересы.
— Вы, конечно, правы, но я все больше и больше убеждаюсь, что есть на свете много вещей, о которых люди ничего не знают. Отец мне много чего рассказывал, да я, дурак, не слушал его. Я думал, что он просто отстал от жизни и что Док и Малыш знают побольше него. — Застегнув пояс с шестизарядным револьвером в кобуре, я взял винчестер. — Вот что я решил. Я объясню людям свое положение — я хочу, чтобы все знали, почему я гоняюсь за этими тремя парнями и что они сделали.
— И ты думаешь, что это поможет?
— Не знаю. Но если дело дойдет до стрельбы и я кого-нибудь из них убью, то хочу, чтобы люди знали, что я убил его за дело.
Кон кивнул.
— Это ты верно решил. Но если ты начнешь рассказывать всем, как вас ограбили, кто-нибудь из этой троицы обязательно заявит, что ты все выдумал.
— И тогда дело и вправду дойдет до стрельбы, вы это хотели сказать?
Мы спустились по лестнице на улицу и внимательно осмотрелись — нам не хотелось, чтобы нас застали врасплох.
— Когда будешь рассказывать людям о том, как вас ограбили, держи под рукой свой револьвер, — сказал Кон. — Он тебе понадобится.
Мы направились ко вчерашнему ресторану, чтобы позавтракать.
— А ты когда-нибудь участвовал в перестрелках? — спросил вдруг Кон.
— Нет, сэр.
— Тогда постарайся не попадать в такую ситуацию, где успех, а вернее — жизнь, зависит от быстроты, где придется быстро выхватывать револьвер и стрелять — в этом случае тебя точно убьют. Лучше выбери хорошую позицию, осмотрись, тщательно прицелься и стреляй первым… второго выстрела у тебя может и не быть.
— У меня хорошая реакция.
— Забудь об этом. У тебя пока еще не было случая проверить, хорошая ли у тебя реакция или нет, ведь проверить это можно только в деле. А там закон простой — если твой противник окажется проворнее тебя, ты будешь мертв. Впрочем, мне не раз приходилось наблюдать такие перестрелки, где противники выхватывают револьверы и стреляют, так вот, первую пулю обычно всаживают в землю как раз посередине между двумя стрелками. И все-таки я советую тебе тщательно подготовиться и постараться первым же выстрелом убить противника. Если он упадет или пошатнется, продолжай стрелять. Но только не торопись… и при этом тщательно целься. — Помолчав немного, он добавил: — Я видел однажды, как человек, в которого выпустили полдюжины пуль, убил своего противника. Так что ты можешь считать, что противник твой умер только тогда, когда увидишь, что его могилу засыпают землей.
За рестораном, похоже, никто не следил. Тротуары были полны народу; повсюду стояли привязанные к коновязи лошади, а по мостовой проезжали повозки, колеса которых глубоко увязали в грязи. Однако дождь кончился, и сквозь облака пробивались солнечные лучи.
Мы пересекли улицу, остановившись посередине, чтобы пропустить грузовой фургон, запряженный шестеркой быков. Очутившись на тротуаре перед рестораном, мы потопали ногами, отряхивая грязь с подошв. В этот момент я случайно поднял глаза и заметил, как в одном окне шевельнулась штора.
— Кон, там кто-то есть. Первое окно над скобяной лавкой.
— Хорошо, — сказал Кон. — Давай зайдем в ресторан.
Нас обслуживал тот же человек, что и вчера вечером. Это был побитый жизнью старик с узловатыми скрюченными пальцами, словно он годами не выпускал из рук кирку.
— Я приготовил свой «шарп», — сообщил он нам. — Терпеть не могу, когда стреляют там, где я работаю.
— Должен, наверное, быть какой-нибудь закон, защищающий владельцев, — сказал я.
Не дожидаясь нашего заказа, он принес нам большую миску оладьев и кувшин с сиропом и поставил все это на стол.
— Если хотите, я могу принести вам яйца и мясо.
— С меня хватит и оладьев, — сказал я. — Конечно, я не отказался бы и от мяса с яйцами, но боюсь, что мой кошелек выдержит только оладьи.
— Об этом не волнуйтесь. Я принесу вам мясо. Уж если человек собирается послужить мишенью для пуль на крыльце моего ресторана, то я хочу, чтобы все знали, что он по крайней мере хорошо поел.
Мы отведали оленины; мясо было мягкое, сочное, не иначе как оленя подстрелили накануне где-то в горах; яйца — свежайшие, словно только что из-под наседки.
Хозяин ресторана присел поболтать с нами. Подобно всем людям, которым долгое время приходилось проводить в одиночестве, он любил поговорить. Такие люди пасут где-нибудь стадо или промывают породу, и случается, что им по целым дням не с кем даже словечком перекинуться, зато когда они попадают в город, они трещат без умолку, просто для того, чтобы услышать свой собственный голос и чей-нибудь ответ.
Хозяин ресторана рассказал нам о Лидвилле note 1. Это имя город получил совсем недавно и при этом не совсем удачно — ведь в окрестных горах было больше серебра, чем свинца. До этого город назывался Оро-Сити, а первоначальное его название было Слэб-таун. Основан он был где-то в 1860 году, когда человек по имени Эйб Ли начал искать в Калифорнийском ущелье полезные ископаемые.
Город влачил жалкое существование, пока наконец Эйб Ли не обзавелся партнером, который подсказал ему, что красноватый песок, который Эйб выбрасывал, как пустую породу, на самом деле представляет собой свинцовую руду, да еще с таким высоким содержанием серебра, что Ли сначала даже испугался. С тех пор дела партнеров пошли в гору, и город стал бурно расти.
Вскоре хозяин принес нам кофейник с только что сваренным кофе и снова подсел к столу.
— Мы находимся на высоте трех километров над уровнем моря, — сообщил он, — и зимой здесь бывает ужасно холодно. Жители Лидвилла шутят, что у нас здесь десять месяцев в году зима и два месяца поздняя осень.
Лидвилл со всех сторон окружали горы, поросшие густым лесом, в котором повсюду видны были просеки. Тысячи людей долбили породу, надеясь напасть на богатую жилу, всеми ими двигало одно желание — разбогатеть. Те, кто сам не хотел копаться в земле, под видом разных услуг выманивали деньги у старателей. Все мечтали о том, чтобы стать богатыми.
Поначалу по берегам ручьев и речек можно было встретить лишь отдельных старателей, а теперь их были тысячи; называли цифру тридцать и даже шестьдесят тысяч человек. Все зависело от того, с кем вы говорили и насколько трезв был этот человек. Люди, которым удалось разбогатеть, тратили деньги, не считая, и шампанское лилось рекой. Его пили даже те, кто был к нему совершенно равнодушен, поскольку считалось, что деньги приобретаются для того, чтобы их тратить, а шампанское — это напиток богачей.
Кон рассказал мне, что напиток, частенько выдававшийся здесь за шампанское, изготовлялся на самом деле в одном из домов вниз по улице. Предприимчивые владельцы этого дела наняли мальчишек, чтобы они бегали по городу и собирали пустые бутылки, которые потом наполнялись доморощенным «шампанским».
— Один ирландский старатель разбогател и, проходя по улице, покупал костюмы всем своим знакомым, — продолжал свой рассказ Кон. — Меня он не знал, а я с трудом тогда сходился с людьми. К тому времени, когда перешли на «ты», его деньги кончились и он постоянно клянчил у меня мелочь на еду. Так что в юности мне не везло… да и не только в юности. Я был беден, и обед в богатом ресторане «Тонтайн» был за пределами моих мечтаний. Я довольствовался тарелкой супа из коровьих хвостов в трактире Смузи, который стоил всего пять центов и был мне как раз по карману.
Мы нашли Дока Сайтса и Малыша Риса на площади Бон-Тон. Мы пробирались сквозь толпу и столкнулись с ними нос к носу.
— Привет, Малыш, — сказал я. — Ну, как, вы готовы с Доком отдать мои денежки?
Несколько человек, почуяв, что дело пахнет скандалом, остановились, чтобы послушать, и лицо Малыша помрачнело. Он бросил быстрый взгляд на Дока, но Док смотрел на меня.
— Что за чушь ты несешь? — выкрикнул Малыш.
— Вы забрали лошадь моего отца вместе с нашими деньгами и деньгами, которые принадлежат нашим друзьям, беднякам из Техаса. Вы знали, что это наша лошадь. Я давал тебе иногда на ней покататься.
Малыш начал расталкивать людей, чтобы уйти, поскольку вокруг нас собралась уже приличная толпа.
— Брехня! — грубо бросил он.
И тогда я открыл свой поганый рот и сказал то, за что мне следовало бы отрезать язык:
— Значит, ты хочешь сказать, что я вру, Малыш?
И в ту же минуту от толпы не осталось и следа, мы остались одни на площади.
Малыш словно окаменел, он стоял, не двигаясь, лицо его стало мертвенно-бледным. Док держался в сторонке, как будто не имел к нам никакого отношения.
У меня и в мыслях не было бросить Малышу вызов подобным образом — все вышло само собой.
— Я ничего не хочу сказать, — проговорил наконец Малыш и бросился наутек. Я не стал догонять его.
Док тоже двинулся прочь.
— Док, — сказал я. — Мне нужны мои деньги. Ты и Малыш принесете их в ресторан Джолли Корка, и чтобы к полудню они были там, понял?
Но Док ничего не ответил. Он растолкал успевших уже вновь собраться людей и скрылся, а люди начали обсуждать странную сцену, разыгравшуюся на их глазах. Один мужчина предложил нам зайти в бар и выпить за его счет.
— Что у вас тут произошло? — спросил он.
Я рассказал ему свою историю.
— Он может тебя убить, — сказал мужчина, выслушав мой рассказ.
— Да, сэр. Я думал об этом, но я не вижу другого способа забрать у них деньги, кроме как создать им невыносимую жизнь.
Мужчина протянул мне руку.
— Я Билл Буш. Мне нравится твоя решительность, и, если тебе потребуется помощь, можешь рассчитывать на меня.
— Спасибо, сэр. Если вы подскажете мне, где можно будет поработать пару дней, я буду вам очень признателен. Я поиздержался, гоняясь за этой публикой.
Тут ко мне подошел Кон Джуди, и Билл Буш увидел его.
— Привет, Кон. А я тебя и не узнал поначалу. Ты знаешь этого юношу?
— Мы с ним путешествуем вдвоем.
Я слыхал истории о Билле Буше — когда-то он был соперником, а теперь стал партнером Табора по кличке Серебряный Доллар, одного из самых выдающихся людей в этом городе.
— А я и не знал, что ты переехал в наши края, Кон.
— Я охотился на бизонов, но потом появился Шел Такер, и я решил поехать с ним.
— Здесь живет кое-кто из твоих прежних друзей, Кон, — Дэйв Мэй открыл здесь универсальный магазин — я думаю, ты знаешь его. Мейер Гуггенхейм имеет пай в одной из горнодобывающих компаний, и поговаривают, что он собирается построить здесь плавильный завод.
Буш допил свое виски.
— Почему бы вам, ребята, не составить мне компанию за обедом в ресторане «Тонтайн». Я был бы очень рад.
— Спасибо, — сказал я. — Но я…
— Мы придем, — перебил меня Кон. — Во сколько обед — около семи?
Когда мы очутились на улице, я сказал:
— Кон, вы же знаете, что у меня нет денег, чтобы обедать в дорогих ресторанах. У меня нет соответствующего костюма, и к тому же мой отец всегда говорил мне, что мужчина всегда должен платить за себя сам, а у меня в кармане пусто.
— Не беспокойся. Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Что же касается одежды, то мы можем купить тебе костюм, а когда получишь назад свои деньги, вернешь мне долг.
— Значит, у вас есть деньги, Кон. Я не хотел бы вгонять вас в лишние расходы.
— Не волнуйся, у меня хватит денег.
По совету Кона я купил себе черный костюм, несколько рубашек, белье, галстуки и кое-что по мелочи. Никогда в жизни у меня было столько одежды. Кон посоветовал мне купить еще и новую одежду для путешествий, что я и сделал.
Выйдя из магазина Мэя, мы отправились к отелю «Кларендон», который был построен совсем недавно. Этот отель да еще «Гранд-отель», хозяином которого был Томас Уолги, представляли собой самые роскошные гостиницы в Лидвилле. Я никогда раньше не бывал в таких местах, зато Кон Джуди подошел к столу регистрации с таким видом, как будто сам был владельцем этого отеля.
О деньгах не было сказано ни слова, и, даже если кто-то и подумал, что мы одеты слишком бедно для столь роскошного заведения, вслух никто ничего не сказал. В Лидвилле уже все привыкли к тому, что человек в рабочей одежде назавтра может стать миллионером.
Когда мы поднялись наверх в свою комнату, Кон кивнул в сторону ванной.
— Иди, мойся первым, — сказал он. — А мне надо кое-кого повидать.
Я с наслаждением искупался в ванной. Потом я побрился, оделся в черный костюм и убедился, что выгляжу теперь не хуже других постояльцев этого отеля.
Вошел Кон; взглянув на меня, он одобрительно кивнул.
— Ты отлично выглядишь, Шел. Посиди пока в комнате — я мигом.
Я вовсе не собирался куда-то уходить — мне не улыбалась перспектива быть убитым в своем новом костюме. Правда, хотелось перед выходом в люди немного отутюжить его, поскольку складки на костюме говорили о том, что он лежал на полке в магазине, а не был сшит на заказ. Я думаю, никто не хотел бы появиться в ресторане в помятых брюках, но гладить мне его было негде.
Когда Кон вошел в комнату, он был уже одет и готов идти. Как выяснилось, он оставил костюм в этом отеле несколькими месяцами ранее.
Когда через полчаса мы вошли в зал ресторана «Тонтайн», то выглядели как два щеголя, привычно заглянувшие пообедать. Никому бы и в голову не пришло, что один из нас — бедный парень с техасского ранчо. Однако за поясом я спрятал револьвер.
Я был готов к любой неожиданности.
Глава 5
— Знаете, что я вам скажу? Я вовсе и не думал никуда двигаться.
Повернув голову, я понял, почему Кон велел стоять мне на месте. Свет от окна в соседнем доме падал на ресторан, и всякий, кто вошел бы в него, был виден как на ладони. Да, тот, кто стрелял в нас, выбрал отличную позицию.
Время шло, а мы с Коном стояли, где застали нас выстрелы, не решаясь пошевелиться. Мне показалось, что прошла целая вечность. Сердце мое стало биться ровнее, но рука, лежавшая на револьвере, так вспотела, что мне пришлось вытереть ее о штаны.
— Не торопись, Шел. Кто бы он ни был, он стоит под дождем, вон там, между двумя домами. Ему эта игра надоест быстрее, чем нам.
— А я никуда не тороплюсь, — ответил я. — Я намерен провести здесь ночь — только этот тип об этом не знает.
— А в тебя когда-нибудь раньше стреляли, Шел?
— Нет, сэр. В меня лично — никогда. Правда, один раз на наш дом напали краснокожие, и они, конечно, стреляли, но по дому, а не в кого-нибудь конкретно. А этот тип целился в меня, я в этом уверен.
Мы продолжали ждать. Моя винтовка лежала на столе неподалеку, но я не решался подойти и взять ее, хотя, как мне казалось, она лежала в таком месте, которое нельзя было увидеть с улицы.
— Проползи к двери на кухню, прижимаясь к стене, а я тебя прикрою, — сказал Кон.
Я дополз до стола, где лежал мой винчестер, и, взяв его, пополз дальше. Добравшись до кухни, я встал в двери и вгляделся сквозь темноту в бурлящие потоки воды на улице. Но мне не удалось ничего рассмотреть, настолько сильным был дождь.
Кон прополз вдоль другой стены и присоединился ко мне.
Мы услышали какой-то звук и, увидев светящийся в темноте кончик сигары, поняли, что хозяин ресторана еще не ушел с кухни.
— Вас, ребятки, всегда так встречают — выстрелами или это что-то новое?
— У вас есть черный ход?
— Вон там… Если вам, ребятки, захочется позавтракать, то идите лучше в другой ресторан… на противоположном конце города.
— Вы так никогда не разбогатеете, если будете отсылать своих клиентов прочь, — сказал я. — Нам понравилось у вас.
— Может быть, я и не разбогатею, — сухо ответил хозяин, — но зато проживу подольше. Впрочем, если вам у меня понравилось, можете прийти утром. Только если вы не возражаете, я поставлю у двери свою старую винтовку, и если кто-нибудь вздумает пальнуть в кухню, то я выстрелю в ответ.
— Судя по вашим словам, вы не всегда были владельцем ресторана, — заметил Кон.
— Да я, черт возьми, лет двадцать кашеварил в ковбойских лагерях и на выгонах. Думаю, что это было полегче, чем гнуть спину в какой-нибудь шахте.
У черного хода мы на минуту задержались и обсудили дальнейшие действия. Я считал, что голову под пули должен подставлять я, а не Кон, ибо это я охотился за своими деньгами, поэтому я первым шагнул на тротуар. Однако, надо признаться, мне было очень страшно.
Кон Джуди двинулся за мной; спустившись по улице, мы завернули за угол и задворками добрались до сарая при конюшне, где оставили своих лошадей. Нам не хотелось отправляться на поиски гостиницы, где можно было бы переночевать, поскольку мы могли очутиться как раз там, где остановились на ночлег наши враги, поэтому мы достали одеяла и забрались на сеновал.
Когда мы улеглись, Кон спросил меня:
— Ну что, ты еще не раздумал преследовать этих ребят?
— Я должен их догнать, — ответил я. — Конечно, мне вовсе не хочется, чтобы кто-то пустил мне пулю в лоб, но я уверен, что мой отец, если бы был жив, не отстал бы от них. Так что я не могу все бросить и вернуться домой.
— Но они уже, наверное, поделили между собой ваши деньги.
— Наверное. Но не забывайте, что с ними девушка, а ей это, конечно же, не понравится, и она сделает все, чтобы все деньги остались в руках Хеселтайна. Разве она потерпит, чтобы золото досталось еще кому-то?
Меня беспокоила не только мысль, поделили ли грабители наши деньги, или нет. В моем собственном кармане оставалось все меньше и меньше долларов. Хотя я и старался тратить их как можно экономнее, и по дороге мы питались своими запасами, денег у меня почти не осталось. В Лидвилле, как я успел заметить, люди привыкли жить на широкую ногу, и, учитывая местные цены, я понял, что скоро останусь без гроша. Я понятия не имел, сколько денег было у Кона, но с меня было достаточно и того, что он делил со мной риск быть убитым, и я не хотел, чтобы он еще и кормил нас обоих.
Заложив руки за голову, я лежал с открытыми глазами, слушая, как дождевые капли стучат по крыше сарая, и обдумывал ситуацию, в которой я оказался.
Хотя в некоторых округах штата имелись органы управления, а шерифы, если им того хотелось, ловили преступников, тем не менее в большинстве своем действие законов на Диком Западе ограничивалось пределами того или иного города. Впрочем, судя по словам Кона, Джим Кук пытался как-то наладить сотрудничество шерифов и начальников полицейских участков в борьбе против людей, преступивших закон.
Но если вдуматься, я не мог выдвинуть против Хеселтайна и его дружков никакого официального обвинения. Они нашли потерявшуюся лошадь, и хотя Рис и Сайте знали, кому она принадлежит, они могут в этом и не признаться, а у меня не было никаких доказательств, что лошадь и деньги мои.
Я должен был сам восстановить справедливость, ибо мне не хотелось, чтобы Хеселтайн и его дружки завладели деньгами людей, трудившихся до седьмого пота и доверивших нам то, что было заработано тяжким трудом. И если уж на то пошло, я не хотел отдавать грабителям и свои собственные деньги.
Мой отец умер. Если бы не моя дурацкая обидчивость, мы бы не лишились денег, да и отца можно было бы спасти.
Однако я не хотел, чтобы меня убили, а эта пуля, что вонзилась в косяк двери, свидетельствовала о том, что Хеселтайн знает о том, что мы идем по его следу, и что он и его друзья готовы убрать нас. Я обдумал это, но не пришел ни к какому решению. Конечно, мне было страшно, но не в моем характере трусить после первой же переделки…
Прежде чем заснуть, я задумался о Коне Джуди.
Почему он поехал со мной? Зачем, чтобы позаботиться обо мне? Или потому, что просто любил путешествовать? Или, может быть, потому, что хотел убедиться в торжестве справедливости? Мы ехали с ним бок о бок, а я в сущности о нем ничего не знал, кроме того, пожалуй, что он лучше образован, чем я. Но я у него многому научился.
Когда наступило утро и мы проснулись, я принялся вычесывать из волос сено, набившееся туда за ночь, и выложил Кону все, о чем думал перед сном. В конце я произнес:
— Я хочу получить назад мои деньги. Я не собираюсь мстить, но деньги у них заберу. — Надевая шляпу, добавил: — Мне нужно поскорее вернуть деньги или подсуетиться насчет работы — у меня в кармане остались сущие гроши.
— Ну, и как ты думаешь получить назад свои деньги?
— Ну, прежде всего, я подойду к Бобу и потребую, чтобы он отдал деньги.
Кон натянул сапоги и, встав, потопал ногами и только после этого заговорил:
— Что ж, это самый простой способ. Ну, а потом, когда они откажутся, а в том, что они откажутся, я не сомневаюсь, что ты будешь делать потом?
— Я расскажу всем, что произошло.
— На это тебе могут сказать, что ты хочешь поплакаться. В этой стране люди сами привыкли отстаивать свои интересы.
— Вы, конечно, правы, но я все больше и больше убеждаюсь, что есть на свете много вещей, о которых люди ничего не знают. Отец мне много чего рассказывал, да я, дурак, не слушал его. Я думал, что он просто отстал от жизни и что Док и Малыш знают побольше него. — Застегнув пояс с шестизарядным револьвером в кобуре, я взял винчестер. — Вот что я решил. Я объясню людям свое положение — я хочу, чтобы все знали, почему я гоняюсь за этими тремя парнями и что они сделали.
— И ты думаешь, что это поможет?
— Не знаю. Но если дело дойдет до стрельбы и я кого-нибудь из них убью, то хочу, чтобы люди знали, что я убил его за дело.
Кон кивнул.
— Это ты верно решил. Но если ты начнешь рассказывать всем, как вас ограбили, кто-нибудь из этой троицы обязательно заявит, что ты все выдумал.
— И тогда дело и вправду дойдет до стрельбы, вы это хотели сказать?
Мы спустились по лестнице на улицу и внимательно осмотрелись — нам не хотелось, чтобы нас застали врасплох.
— Когда будешь рассказывать людям о том, как вас ограбили, держи под рукой свой револьвер, — сказал Кон. — Он тебе понадобится.
Мы направились ко вчерашнему ресторану, чтобы позавтракать.
— А ты когда-нибудь участвовал в перестрелках? — спросил вдруг Кон.
— Нет, сэр.
— Тогда постарайся не попадать в такую ситуацию, где успех, а вернее — жизнь, зависит от быстроты, где придется быстро выхватывать револьвер и стрелять — в этом случае тебя точно убьют. Лучше выбери хорошую позицию, осмотрись, тщательно прицелься и стреляй первым… второго выстрела у тебя может и не быть.
— У меня хорошая реакция.
— Забудь об этом. У тебя пока еще не было случая проверить, хорошая ли у тебя реакция или нет, ведь проверить это можно только в деле. А там закон простой — если твой противник окажется проворнее тебя, ты будешь мертв. Впрочем, мне не раз приходилось наблюдать такие перестрелки, где противники выхватывают револьверы и стреляют, так вот, первую пулю обычно всаживают в землю как раз посередине между двумя стрелками. И все-таки я советую тебе тщательно подготовиться и постараться первым же выстрелом убить противника. Если он упадет или пошатнется, продолжай стрелять. Но только не торопись… и при этом тщательно целься. — Помолчав немного, он добавил: — Я видел однажды, как человек, в которого выпустили полдюжины пуль, убил своего противника. Так что ты можешь считать, что противник твой умер только тогда, когда увидишь, что его могилу засыпают землей.
За рестораном, похоже, никто не следил. Тротуары были полны народу; повсюду стояли привязанные к коновязи лошади, а по мостовой проезжали повозки, колеса которых глубоко увязали в грязи. Однако дождь кончился, и сквозь облака пробивались солнечные лучи.
Мы пересекли улицу, остановившись посередине, чтобы пропустить грузовой фургон, запряженный шестеркой быков. Очутившись на тротуаре перед рестораном, мы потопали ногами, отряхивая грязь с подошв. В этот момент я случайно поднял глаза и заметил, как в одном окне шевельнулась штора.
— Кон, там кто-то есть. Первое окно над скобяной лавкой.
— Хорошо, — сказал Кон. — Давай зайдем в ресторан.
Нас обслуживал тот же человек, что и вчера вечером. Это был побитый жизнью старик с узловатыми скрюченными пальцами, словно он годами не выпускал из рук кирку.
— Я приготовил свой «шарп», — сообщил он нам. — Терпеть не могу, когда стреляют там, где я работаю.
— Должен, наверное, быть какой-нибудь закон, защищающий владельцев, — сказал я.
Не дожидаясь нашего заказа, он принес нам большую миску оладьев и кувшин с сиропом и поставил все это на стол.
— Если хотите, я могу принести вам яйца и мясо.
— С меня хватит и оладьев, — сказал я. — Конечно, я не отказался бы и от мяса с яйцами, но боюсь, что мой кошелек выдержит только оладьи.
— Об этом не волнуйтесь. Я принесу вам мясо. Уж если человек собирается послужить мишенью для пуль на крыльце моего ресторана, то я хочу, чтобы все знали, что он по крайней мере хорошо поел.
Мы отведали оленины; мясо было мягкое, сочное, не иначе как оленя подстрелили накануне где-то в горах; яйца — свежайшие, словно только что из-под наседки.
Хозяин ресторана присел поболтать с нами. Подобно всем людям, которым долгое время приходилось проводить в одиночестве, он любил поговорить. Такие люди пасут где-нибудь стадо или промывают породу, и случается, что им по целым дням не с кем даже словечком перекинуться, зато когда они попадают в город, они трещат без умолку, просто для того, чтобы услышать свой собственный голос и чей-нибудь ответ.
Хозяин ресторана рассказал нам о Лидвилле note 1. Это имя город получил совсем недавно и при этом не совсем удачно — ведь в окрестных горах было больше серебра, чем свинца. До этого город назывался Оро-Сити, а первоначальное его название было Слэб-таун. Основан он был где-то в 1860 году, когда человек по имени Эйб Ли начал искать в Калифорнийском ущелье полезные ископаемые.
Город влачил жалкое существование, пока наконец Эйб Ли не обзавелся партнером, который подсказал ему, что красноватый песок, который Эйб выбрасывал, как пустую породу, на самом деле представляет собой свинцовую руду, да еще с таким высоким содержанием серебра, что Ли сначала даже испугался. С тех пор дела партнеров пошли в гору, и город стал бурно расти.
Вскоре хозяин принес нам кофейник с только что сваренным кофе и снова подсел к столу.
— Мы находимся на высоте трех километров над уровнем моря, — сообщил он, — и зимой здесь бывает ужасно холодно. Жители Лидвилла шутят, что у нас здесь десять месяцев в году зима и два месяца поздняя осень.
Лидвилл со всех сторон окружали горы, поросшие густым лесом, в котором повсюду видны были просеки. Тысячи людей долбили породу, надеясь напасть на богатую жилу, всеми ими двигало одно желание — разбогатеть. Те, кто сам не хотел копаться в земле, под видом разных услуг выманивали деньги у старателей. Все мечтали о том, чтобы стать богатыми.
Поначалу по берегам ручьев и речек можно было встретить лишь отдельных старателей, а теперь их были тысячи; называли цифру тридцать и даже шестьдесят тысяч человек. Все зависело от того, с кем вы говорили и насколько трезв был этот человек. Люди, которым удалось разбогатеть, тратили деньги, не считая, и шампанское лилось рекой. Его пили даже те, кто был к нему совершенно равнодушен, поскольку считалось, что деньги приобретаются для того, чтобы их тратить, а шампанское — это напиток богачей.
Кон рассказал мне, что напиток, частенько выдававшийся здесь за шампанское, изготовлялся на самом деле в одном из домов вниз по улице. Предприимчивые владельцы этого дела наняли мальчишек, чтобы они бегали по городу и собирали пустые бутылки, которые потом наполнялись доморощенным «шампанским».
— Один ирландский старатель разбогател и, проходя по улице, покупал костюмы всем своим знакомым, — продолжал свой рассказ Кон. — Меня он не знал, а я с трудом тогда сходился с людьми. К тому времени, когда перешли на «ты», его деньги кончились и он постоянно клянчил у меня мелочь на еду. Так что в юности мне не везло… да и не только в юности. Я был беден, и обед в богатом ресторане «Тонтайн» был за пределами моих мечтаний. Я довольствовался тарелкой супа из коровьих хвостов в трактире Смузи, который стоил всего пять центов и был мне как раз по карману.
Мы нашли Дока Сайтса и Малыша Риса на площади Бон-Тон. Мы пробирались сквозь толпу и столкнулись с ними нос к носу.
— Привет, Малыш, — сказал я. — Ну, как, вы готовы с Доком отдать мои денежки?
Несколько человек, почуяв, что дело пахнет скандалом, остановились, чтобы послушать, и лицо Малыша помрачнело. Он бросил быстрый взгляд на Дока, но Док смотрел на меня.
— Что за чушь ты несешь? — выкрикнул Малыш.
— Вы забрали лошадь моего отца вместе с нашими деньгами и деньгами, которые принадлежат нашим друзьям, беднякам из Техаса. Вы знали, что это наша лошадь. Я давал тебе иногда на ней покататься.
Малыш начал расталкивать людей, чтобы уйти, поскольку вокруг нас собралась уже приличная толпа.
— Брехня! — грубо бросил он.
И тогда я открыл свой поганый рот и сказал то, за что мне следовало бы отрезать язык:
— Значит, ты хочешь сказать, что я вру, Малыш?
И в ту же минуту от толпы не осталось и следа, мы остались одни на площади.
Малыш словно окаменел, он стоял, не двигаясь, лицо его стало мертвенно-бледным. Док держался в сторонке, как будто не имел к нам никакого отношения.
У меня и в мыслях не было бросить Малышу вызов подобным образом — все вышло само собой.
— Я ничего не хочу сказать, — проговорил наконец Малыш и бросился наутек. Я не стал догонять его.
Док тоже двинулся прочь.
— Док, — сказал я. — Мне нужны мои деньги. Ты и Малыш принесете их в ресторан Джолли Корка, и чтобы к полудню они были там, понял?
Но Док ничего не ответил. Он растолкал успевших уже вновь собраться людей и скрылся, а люди начали обсуждать странную сцену, разыгравшуюся на их глазах. Один мужчина предложил нам зайти в бар и выпить за его счет.
— Что у вас тут произошло? — спросил он.
Я рассказал ему свою историю.
— Он может тебя убить, — сказал мужчина, выслушав мой рассказ.
— Да, сэр. Я думал об этом, но я не вижу другого способа забрать у них деньги, кроме как создать им невыносимую жизнь.
Мужчина протянул мне руку.
— Я Билл Буш. Мне нравится твоя решительность, и, если тебе потребуется помощь, можешь рассчитывать на меня.
— Спасибо, сэр. Если вы подскажете мне, где можно будет поработать пару дней, я буду вам очень признателен. Я поиздержался, гоняясь за этой публикой.
Тут ко мне подошел Кон Джуди, и Билл Буш увидел его.
— Привет, Кон. А я тебя и не узнал поначалу. Ты знаешь этого юношу?
— Мы с ним путешествуем вдвоем.
Я слыхал истории о Билле Буше — когда-то он был соперником, а теперь стал партнером Табора по кличке Серебряный Доллар, одного из самых выдающихся людей в этом городе.
— А я и не знал, что ты переехал в наши края, Кон.
— Я охотился на бизонов, но потом появился Шел Такер, и я решил поехать с ним.
— Здесь живет кое-кто из твоих прежних друзей, Кон, — Дэйв Мэй открыл здесь универсальный магазин — я думаю, ты знаешь его. Мейер Гуггенхейм имеет пай в одной из горнодобывающих компаний, и поговаривают, что он собирается построить здесь плавильный завод.
Буш допил свое виски.
— Почему бы вам, ребята, не составить мне компанию за обедом в ресторане «Тонтайн». Я был бы очень рад.
— Спасибо, — сказал я. — Но я…
— Мы придем, — перебил меня Кон. — Во сколько обед — около семи?
Когда мы очутились на улице, я сказал:
— Кон, вы же знаете, что у меня нет денег, чтобы обедать в дорогих ресторанах. У меня нет соответствующего костюма, и к тому же мой отец всегда говорил мне, что мужчина всегда должен платить за себя сам, а у меня в кармане пусто.
— Не беспокойся. Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Что же касается одежды, то мы можем купить тебе костюм, а когда получишь назад свои деньги, вернешь мне долг.
— Значит, у вас есть деньги, Кон. Я не хотел бы вгонять вас в лишние расходы.
— Не волнуйся, у меня хватит денег.
По совету Кона я купил себе черный костюм, несколько рубашек, белье, галстуки и кое-что по мелочи. Никогда в жизни у меня было столько одежды. Кон посоветовал мне купить еще и новую одежду для путешествий, что я и сделал.
Выйдя из магазина Мэя, мы отправились к отелю «Кларендон», который был построен совсем недавно. Этот отель да еще «Гранд-отель», хозяином которого был Томас Уолги, представляли собой самые роскошные гостиницы в Лидвилле. Я никогда раньше не бывал в таких местах, зато Кон Джуди подошел к столу регистрации с таким видом, как будто сам был владельцем этого отеля.
О деньгах не было сказано ни слова, и, даже если кто-то и подумал, что мы одеты слишком бедно для столь роскошного заведения, вслух никто ничего не сказал. В Лидвилле уже все привыкли к тому, что человек в рабочей одежде назавтра может стать миллионером.
Когда мы поднялись наверх в свою комнату, Кон кивнул в сторону ванной.
— Иди, мойся первым, — сказал он. — А мне надо кое-кого повидать.
Я с наслаждением искупался в ванной. Потом я побрился, оделся в черный костюм и убедился, что выгляжу теперь не хуже других постояльцев этого отеля.
Вошел Кон; взглянув на меня, он одобрительно кивнул.
— Ты отлично выглядишь, Шел. Посиди пока в комнате — я мигом.
Я вовсе не собирался куда-то уходить — мне не улыбалась перспектива быть убитым в своем новом костюме. Правда, хотелось перед выходом в люди немного отутюжить его, поскольку складки на костюме говорили о том, что он лежал на полке в магазине, а не был сшит на заказ. Я думаю, никто не хотел бы появиться в ресторане в помятых брюках, но гладить мне его было негде.
Когда Кон вошел в комнату, он был уже одет и готов идти. Как выяснилось, он оставил костюм в этом отеле несколькими месяцами ранее.
Когда через полчаса мы вошли в зал ресторана «Тонтайн», то выглядели как два щеголя, привычно заглянувшие пообедать. Никому бы и в голову не пришло, что один из нас — бедный парень с техасского ранчо. Однако за поясом я спрятал револьвер.
Я был готов к любой неожиданности.
Глава 5
Я никогда не бывал прежде в таком шикарном ресторане, как «Тонтайн». Я сидел тихонько за столом, слушая разговор владельца отеля «Кларендон» Билла Буша и Кона Джуди, и мне пришла в голову мысль, что бандиты, которые когда-то казались мне героями, на самом деле лишь мелкая сошка.
Кон курил длинную черную кубинскую сигару и с важным видом рассуждал о железных дорогах, отелях и банках. Я смотрел на него, и мне трудно было поверить, что это тот самый человек, которого я встретил в лагере охотников на бизонов.
Больше всего меня удивило то, с каким вниманием люди слушали Кона, словно он был какой-то важной персоной. Во время ужина не менее шести человек останавливались у нашего столика, чтобы поприветствовать его и спросить, что он думает по тому или иному поводу.
Конечно, отец в свое время говорил мне, и я уже успел убедиться на собственном опыте, что по внешнему виду людей, которых ты встречаешь у костра, в банке или в салуне, трудно определить, что это на самом деле за люди. Ведь всякий, кто попадал на Дикий Запад, вынужден был подстраиваться под местные условия — говорить на языке его обитателей, одеваться и вести себя таким образом, чтобы не выглядеть чужаком.
По разговору Кона я догадался, что он был инженером и хорошо разбирался в горнорудном деле, железных дорогах и пароходах и что он сколотил на Диком Западе приличное состояние.
Кона уважали. Билл Буш и Дэвид Мэй, люди в городе далеко не последние, с большим вниманием слушали слова Кона.
— Тебе нужно заняться строительством дорог, Кон, — сказал Буш. — В Колорадо есть золото, но чтобы добраться до него, нужны дороги. Самые богатые месторождения расположены в горах, а ко многим из них ведут только тропы. Подумай об этом.
Буш отправился поговорить со своими друзьями, а Кон принялся рассказывать мне о тех людях, что подходили к нашему столику. Он показал на человека, сидевшего в другом конце зала.
— У него процветающее дело, и он собирается его расширить. — Кон стряхнул пепел с сигары. — А ведь этот человек приехал в Лидвилл нищим. Вскоре он разузнал, что предприимчивые ребята наполняют напитком своего изготовления бутылки из-под шампанского, и стал собирать эти бутылки. Говорят, что он собрал более десяти тысяч бутылок и на вырученные деньги накупил товару и стал торговать.
До некоторых мужчин, которые останавливались у нашего столика, дошли слухи, что в Кона стреляли, но он поправлял их и объяснял, что стреляли на самом деле не в него, а в меня. Конечно, в Лидвилле время от времени случались перестрелки, однако это было довольно редким явлением, и здесь презирали тех, кто стреляет из-за угла.
Когда мы остались одни, Кон сказал:
— Шел, в твоей жизни будут ситуации, когда ты не сможешь избежать поединка. Но дело все в том, что надо жить так, чтобы самому не создавать таких ситуаций.
— Вы хотите сказать, что я не должен гоняться за Рисом и его дружками?
— Нет, я хотел сказать не это. Они тебя ограбили. Эти деньги по праву принадлежат тебе, и ты должен поступить так, как считаешь нужным. Я привел тебя сюда по нескольким причинам. Во-первых, потому что ты мой друг и мне нравится твое общество. Во-вторых, потому что я хотел, чтобы несколько уважаемых в городе мужчин узнали о тебе на тот случай, если в будущем с тобой что-нибудь случится. И в-третьих, я хочу, чтобы ты понял: жизнь гораздо многообразнее и шире твоих представлений о ней.
Он помолчал, выпил кофе, а затем продолжил:
— Конечно, такие, как Рис и Хеселтайн, никуда не денутся, и некоторые подростки будут считать их кумирами. В своем маленьком кругу они пыжатся и создают много шуму. Но на самом деле они похожи на койотов, которые крутятся вокруг стада и тявкают, а куснуть боятся. Запомни, Шел. Койоты так и протявкают всю свою жизнь на одном месте, а стадо уйдет вперед, а с ним и люди, которые его перегоняют.
Он был прав, но мне было неприятно в этом сознаваться. Мне было горько от того, что я считал своими друзьями никчемных людишек. Кон был прав в одном — здесь, в Лидвилле, парней вроде Риса никто бы за людей не считал.
— В этом городе ценится не умение стрелять, — продолжал Кон, — а ум, энергия и способность начать и завершить работу. Вот что считается главным у людей, занятых настоящим делом. — Кон показал жестом на собравшихся в зале. — Некоторые из этих людей добьются успеха, другие потерпят поражение, но все они прилагают усилия, чтобы что-то сделать. Конечно, главное их стремление — разбогатеть, но своими делами они создают богатство нашей страны. Они еще наделают ошибок. Когда торопишься, всегда ошибаешься, но при этом они совершат и много полезного. Когда человек строит шахту, мельницу или железную дорогу, он старается не только для себя, но и для других — многие люди, которых этот человек никогда не увидит и не узнает, получат благодаря ему работу и возможность зарабатывать себе на жизнь. Конечно, наша страна станет образцом для других только в том случае, если в ней будут жить образцовые люди, но мы можем попытаться ими стать.
Кон курил длинную черную кубинскую сигару и с важным видом рассуждал о железных дорогах, отелях и банках. Я смотрел на него, и мне трудно было поверить, что это тот самый человек, которого я встретил в лагере охотников на бизонов.
Больше всего меня удивило то, с каким вниманием люди слушали Кона, словно он был какой-то важной персоной. Во время ужина не менее шести человек останавливались у нашего столика, чтобы поприветствовать его и спросить, что он думает по тому или иному поводу.
Конечно, отец в свое время говорил мне, и я уже успел убедиться на собственном опыте, что по внешнему виду людей, которых ты встречаешь у костра, в банке или в салуне, трудно определить, что это на самом деле за люди. Ведь всякий, кто попадал на Дикий Запад, вынужден был подстраиваться под местные условия — говорить на языке его обитателей, одеваться и вести себя таким образом, чтобы не выглядеть чужаком.
По разговору Кона я догадался, что он был инженером и хорошо разбирался в горнорудном деле, железных дорогах и пароходах и что он сколотил на Диком Западе приличное состояние.
Кона уважали. Билл Буш и Дэвид Мэй, люди в городе далеко не последние, с большим вниманием слушали слова Кона.
— Тебе нужно заняться строительством дорог, Кон, — сказал Буш. — В Колорадо есть золото, но чтобы добраться до него, нужны дороги. Самые богатые месторождения расположены в горах, а ко многим из них ведут только тропы. Подумай об этом.
Буш отправился поговорить со своими друзьями, а Кон принялся рассказывать мне о тех людях, что подходили к нашему столику. Он показал на человека, сидевшего в другом конце зала.
— У него процветающее дело, и он собирается его расширить. — Кон стряхнул пепел с сигары. — А ведь этот человек приехал в Лидвилл нищим. Вскоре он разузнал, что предприимчивые ребята наполняют напитком своего изготовления бутылки из-под шампанского, и стал собирать эти бутылки. Говорят, что он собрал более десяти тысяч бутылок и на вырученные деньги накупил товару и стал торговать.
До некоторых мужчин, которые останавливались у нашего столика, дошли слухи, что в Кона стреляли, но он поправлял их и объяснял, что стреляли на самом деле не в него, а в меня. Конечно, в Лидвилле время от времени случались перестрелки, однако это было довольно редким явлением, и здесь презирали тех, кто стреляет из-за угла.
Когда мы остались одни, Кон сказал:
— Шел, в твоей жизни будут ситуации, когда ты не сможешь избежать поединка. Но дело все в том, что надо жить так, чтобы самому не создавать таких ситуаций.
— Вы хотите сказать, что я не должен гоняться за Рисом и его дружками?
— Нет, я хотел сказать не это. Они тебя ограбили. Эти деньги по праву принадлежат тебе, и ты должен поступить так, как считаешь нужным. Я привел тебя сюда по нескольким причинам. Во-первых, потому что ты мой друг и мне нравится твое общество. Во-вторых, потому что я хотел, чтобы несколько уважаемых в городе мужчин узнали о тебе на тот случай, если в будущем с тобой что-нибудь случится. И в-третьих, я хочу, чтобы ты понял: жизнь гораздо многообразнее и шире твоих представлений о ней.
Он помолчал, выпил кофе, а затем продолжил:
— Конечно, такие, как Рис и Хеселтайн, никуда не денутся, и некоторые подростки будут считать их кумирами. В своем маленьком кругу они пыжатся и создают много шуму. Но на самом деле они похожи на койотов, которые крутятся вокруг стада и тявкают, а куснуть боятся. Запомни, Шел. Койоты так и протявкают всю свою жизнь на одном месте, а стадо уйдет вперед, а с ним и люди, которые его перегоняют.
Он был прав, но мне было неприятно в этом сознаваться. Мне было горько от того, что я считал своими друзьями никчемных людишек. Кон был прав в одном — здесь, в Лидвилле, парней вроде Риса никто бы за людей не считал.
— В этом городе ценится не умение стрелять, — продолжал Кон, — а ум, энергия и способность начать и завершить работу. Вот что считается главным у людей, занятых настоящим делом. — Кон показал жестом на собравшихся в зале. — Некоторые из этих людей добьются успеха, другие потерпят поражение, но все они прилагают усилия, чтобы что-то сделать. Конечно, главное их стремление — разбогатеть, но своими делами они создают богатство нашей страны. Они еще наделают ошибок. Когда торопишься, всегда ошибаешься, но при этом они совершат и много полезного. Когда человек строит шахту, мельницу или железную дорогу, он старается не только для себя, но и для других — многие люди, которых этот человек никогда не увидит и не узнает, получат благодаря ему работу и возможность зарабатывать себе на жизнь. Конечно, наша страна станет образцом для других только в том случае, если в ней будут жить образцовые люди, но мы можем попытаться ими стать.