Ему вспомнились отпечатки копыт возле родника.
   — Кто-нибудь выращивает скот к югу отсюда? — Том объяснил, почему интересуется.
   — Скорее всего бродяги. У Драко останавливается много странных людей. — Лунди помолчал. — Ты сказал, четверо?
   — Мне показалось, им что-то передали. Четвертый не спешился, просто немного потоптался и уехал.
   — В основном догадки, шериф. — Вдруг Лунди показал на улицу: — Та женщина, о которой ты говорил?
   Да, та самая молодая женщина ехала верхом, потом остановилась напротив ресторана и спрыгнула на землю.
   Шанаги встал.
   — Джош, я хочу поговорить с ней. Прямо сейчас.

Глава 11

   В этот час в пустом ресторане было прохладно и тихо, на что посетительница, безусловно, рассчитывала. Когда вошел Шанаги, она взглянул на него и покраснела, в ее глазах мелькнуло раздражение.
   Пройдя через зал к ее столику, Том раскланялся и спросил:
   — Разрешите присесть?
   Женщина подняла глаза. Прекрасное холодное лицо ее казалось высеченным из мрамора.
   — Не разрешаю. Я хочу побыть одна.
   — Извините, мэм, но у меня есть к вам несколько вопросов.
   — А у меня нет ответов. Я сейчас вызову метрдотеля.
   — Если желаете.
   Она с презрением посмотрела на него:
   — Хотите воспользоваться своей властью? Ладно, задавайте вопросы. Я решу, отвечать мне или нет.
   — Справедливо. Не возражаете, если я спрошу, сколько времени вы здесь живете?
   — В этом городе? Чуть больше недели.
   — Чем вы занимаетесь?
   Выражение лица женщины красноречиво говорило о том, что ее терпение подходит к концу.
   — Ищу землю под ранчо. Мой отец не смог приехать, а наши финансовые интересы совпадают. Нас интересует хорошая трава и постоянный источник воды.
   Шанаги почувствовал себя дураком. Конечно, что могло быть более вероятным?
   — Нашли что-нибудь стоящее?
   — Нет. Есть два более или менее подходящих участка, и все. У вас много еще вопросов?
   — Вы долго намерены здесь пробыть?
   Женщина резко поставила чашку на стол.
   — Шериф, или как вас там… Я объяснила причину своего приезда. Закон я не нарушаю и не отношусь к числу тех женщин, которые рассчитывают на приставания шерифа захудалого городишки с преувеличенным чувством собственной важности. Если у вас нет других обвинений в мой адрес, предпочитаю, чтобы вы ушли сейчас же.
   Том встал.
   — Извините, мэм.
   Незнакомка не ответила.
   Повернувшись, чтобы уйти, Том вдруг передумал и сел за столик, откуда мог наблюдать за улицей. Его только что заставили почувствовать себя идиотом, а это чувство ему не нравилось. Причина ее приезда звучала разумно и логично. Конечно, у любого хитрого вора есть своя легенда. Он не раз слышал, как обсуждались такие легенды. Воры считали его своим и говорили без стеснения. Но в ее истории не мелькнуло ничего, за что можно зацепиться. Теперь он сожалел о том, что не удосужился спросить, где она жила. Несомненно, и на этот вопрос у нее готов убедительный ответ.
   Официант принес кофе, и Шанаги передвинулся поближе к выходу. Допустим, он сам планирует подобную операцию. Как ее провести?
   Во-первых, привлечь как можно меньше людей, чтобы и разговоров было меньше. Во-вторых, спрятать налетчиков от посторонних глаз или взять таких, у кого есть объективные причины находиться в городе.
   Барретт думал, что заговорщики, если таковые имеются, начнут действовать, как только Винс Паттерсон нападет на город.
   Шанаги тихо чертыхнулся, и женщина с презрением взглянула в его сторону. Ему вдруг пришло в голову, что бандиты точно знают дату прибытия денег, а это означало, что кто-то весьма осведомленный информировал их.
   Как будет выглядеть ограбление? Налетчики могут ударить, как только груз начнут снимать с поезда. Они подкрадутся, оглушат или передушат охрану, потом погрузят деньги обратно в вагон и выйдут где-нибудь подальше.
   Это первый способ. Второй еще проще: деньги перегружают в повозку или фургон и увозят, пока продолжается перестрелка с ребятами Паттерсона. Как только начнется пальба, скотоводы, съехавшиеся на торги, тут же сделают ноги. Налетчики постараются удрать вместе с ними. Но куда повезут деньги с вокзала?
   Был и третий способ — спрятать сокровища в городе до тех пор, пока все не успокоится.
   Если их спрячут в городе, то где? И как незаметно провезти деньги по улице, если кругом идет война, на которую бандиты очень надеются?
   Когда обнаружится пропажа, немедленно организуют погоню… или нет? Кто будет преследовать воров? Кто первый поймет, что золото похищено?
   Предположим — только предположим, — что о золоте не ведает никто, кому это не положено. Знают Карпентер, Холмструм и Гринвуд. Тогда проще всего во время перестрелки их убить или каким-то образом вывести из строя. Тогда у налетчиков в запасе несколько дней. Если Карпентер, Холмструм и Гринвуд обречены, то и он сам наверняка попал уже в черный список.
   Когда их должны убить? Во время ограбления? Сразу перед ним? Нет, скорее всего под прикрытием нападения Винса Паттерсона на город.
   Допустим, что в налете участвует некто, работающий на Паттерсона. Скотовод взял с собой несколько ганфайтеров, среди них может оказаться один или больше, кто непосредственно вовлечен в ограбление.
   Пока Шанаги обдумывал все варианты похищения денег, к ресторану подъехал всадник и спешился на другой стороне улицы, домом левее. Он неловко спрыгнул с седла, словно провел в нем долгое время, шляпой сбил пыль с одежды, затем стал ослаблять подпругу. И тут появился другой человек, который перешел улицу, ступил на дощатый тротуар позади всадника и повернулся. Том узнал Джорджа. Все выглядело так, будто Джордж подошел к ковбою и попросил прикурить. Сложив ладони лодочкой, чтобы прикрыть спичку от ветра, он возился несколько секунд. Может, что-то говорил? Потом Джордж погасил спичку, бросил ее в пыль и пошел дальше.
   Слева от себя Шанаги услышал, как громко звякнула о блюдце чашка, словно ее поставили в раздражении.
   Том с улыбкой посмотрел на молодую женщину. Ее губы сжались, глаза сверкали. Без сомнения, что-то ее рассердило.
   По улице прибывший шагал в сторону салуна Гринвуда. На его лошади стояло клеймо Винса Паттерсона.
   Когда Шанаги снова оглянулся, женщина уже удалялась. Через секунду он услышал стук каблучков по дощатому тротуару. Том встал, оставил на столе деньги и вышел на крыльцо, держа чашку с кофе в руке.
   Кто такой прибывший всадник? Действительно ли он разговаривал с Джорджем? Рассердило ли незнакомку то, что все случилось на его, Шанаги, глазах? Был ли всадник кем-то послан? Если да, то кем? Знал ли Паттерсон, что в город приехал его человек?
   Том посмотрел в сторону салуна. Он предупредил, что в городе нельзя носить оружие. Если это не треп, ему надо немедленно пойти и отобрать у ковбоя револьвер.
   А вдруг ковбой только приманка в ловушке, в которую надеялись заманить его, Шанаги? Может, с ним хотят покончить сегодня? Том слишком долго работал на Моррисси, чтобы не предусмотреть и такой возможности.
   Если ковбой приманка, рядом с ним будут другие. Глупо доверять такое поручение одному, если, конечно, тот не профессиональный киллер и опытный стрелок. Но и в таком случае его обычно подстраховывают. Им нужно действовать наверняка. Значит, есть по меньшей мере еще один ганфайтер.
   Джордж?
   Несколько минут шериф взвешивал все «за» и «против». Женщина пошла не по противоположной стороне улицы, иначе он ее увидел бы.
   Том допил кофе и, убедившись, что на заднем дворе никого нет, вышел через кухню. Постоял на углу, глядя в сторону салуна.
   Ковбой из команды Паттерсона въехал в город с револьвером. Проверка или прямой вызов?
   А может, ковбой зашел в салун, чтобы оставить там револьвер?
   Если нет, подумал Шанаги, он должен принять вызов. Прямо сейчас.
   Из салуна противоположный тротуар просматривался в оба конца достаточно далеко, но если пересечь улицу под некоторым углом, то можно подойти к салуну незамеченным. Быстро переходя улицу, Том обратил внимание на двух лошадей, привязанных в переулке рядом с магазином Холмструма. Он поднялся по ступенькам и вошел в салун.
   Справа за столиком сидели двое незнакомцев. Ковбой Паттерсона стоял у бара. Гринвуд посмотрел Шанаги в глаза, но Том промолчал и подошел к стойке.
   — Извини, дружище, — начал он с улыбкой, — но в городе не разрешается носить оружие. Сними оружейный пояс, мистер Гринвуд о нем позаботится.
   — Снять револьверы? — Ковбой отступил на полшага. — Хочешь получить их, попробуй-ка отобрать сам!
   Человек явно настроился на схватку, двое других за столиком — тоже.
   — Ну и ладно, — весело ответил шериф, — если тебе так хочется… — Он отвернулся к стойке, словно ни о чем больше не беспокоясь.
   Разочарованный неудачей в своей попытке спровоцировать поединок, ковбой опустил руки, отведя их от револьверов, и тут Шанаги ударил его.
   Он нанес сокрушительный удар тыльной стороной ладони в лицо, немедленно схватил ковбоя за воротник и развернул его под жестокий боковой левой в живот. Противник обмяк, а Том, ступив ему за спину, выхватил оба его револьвера и направил их на двух человек за столиком.
   — Встать! — произнес он резко, но спокойно. — Встаньте и расстегните оружейные пояса!
   — Послушайте, вы не имеете…
   — Ну! — Том подтолкнул задыхающегося ковбоя в их сторону и взвел оба курка.
   Угрожающие щелчки прозвучали неожиданно громко.
   — Ладно, — согласился тот, что поменьше ростом, — похоже, вы…
   И вскинул револьвер. Шанаги выстрелил, и пуля прошла через кисет, высовывающийся из левого кармана наглеца. Он рухнул на пол, а левый револьвер Тома, смотревший на второго, даже не дрогнул.
   С пожелтевшим лицом и ужасом в глазах тот медленно, осторожно поднял руки.
   — Опусти их, — приказал шериф, — и расстегни оружейный пояс. Если чувствуешь, что счастье на твоей стороне, можешь попытаться свалять дурака, как твой напарник.
   Он толкнул ковбоя к столику.
   — Будь ты проклят, — процедил тот сквозь зубы, держась от боли за бок. — Ты сломал мне ребро.
   — Только одно? Этот удар рассчитан на три. Однажды мне повезло, и я сломал пять ребер, но в тот раз противник на меня набегал. — Не поворачивая головы, он обратился к Гринвуду: — Посмотрите, чем можно помочь тому парню. Он ранен. — Том засунул левый револьвер за пояс. — Суд не собрался, поэтому я сам с вами разберусь. Пятьдесят долларов или пятьдесят дней тюрьмы.
   — Черт возьми, откуда я возьму столько денег?
   — Если у тебя есть друг, который может за тебя заплатить, — весело ответил Шанаги, — лучше попроси его об этом не откладывая. Шагай на улицу.
   Коновязью у кузницы служили два бревна приличного размера, которые соединяла дубовая перекладина. Том приковал наручниками к перекладине обоих пленников.
   — Сколько ты собираешься нас здесь продержать?
   — Пятьдесят дней, если не заплатите штраф. — Шанаги больше не улыбался.
   — Пятьдесят дней? Ты сошел с ума! Что, если пойдет дождь?
   — Ну, если дождь пойдет с той стороны, вас защитит скат крыши. Если с другой, то, похоже, вы промокнете. То же самое могу сказать и о солнце. — Шериф сдвинул шляпу на затылок. — Вы, ребята, сами напросились. Может, человек, который вас послал, заплатит штраф? — Он неожиданно усмехнулся. — Но я чувствую, что он вас бросит. Вы ему больше не нужны.
   — Когда я освобожусь…
   Шанаги не дал ему договорить и покачал головой.
   — Из-за своей глупости ты попал в переделку. Мой тебе совет — когда освободишься, собирай барахло и сматывайся отсюда.
   — Где этот хлыщ в городской шляпе так научился обращаться с револьвером?
   — Надо уметь выбрать хорошего учителя и не жалеть времени на тренировки.
   Том вернулся в салун. Там было пусто, Гринвуд мыл пол.
   — Как он?
   Гринвуд пожал плечами:
   — Если ему повезет, будет жить. Пройди ваша пуля на дюйм ниже, ему не потребовался бы врач. — Бармен отнес тряпку и ведро в заднюю комнату и возвратился, вытирая руки. — Вы не любите долго церемониться, верно?
   — Нет. В такие моменты автоматически делаешь только то, что должен.
   Шанаги отпил пива и вспомнил про лошадей. Оставив кружку на стойке, быстро вышел и поспешил к магазину, повернув за угол, остановился.
   Лошади исчезли.

Глава 12

   Некоторое время Том стоял в растерянности, пока до него не дошло, что лошади, возможно, принадлежали не тем людям, что сидели в салуне, а кому-то другому. Но если так, то чьи же это лошади?
   Он посмотрел на отпечатки копыт. Следы подков одной из лошадей напоминали отпечатки у родника.
   Повернувшись, шериф зашагал обратно. Если лошади принадлежали людям из салуна, они еще находились в городе… Из города, стоящего на открытой площадке среди прерии, невозможно незаметно выехать днем.
   — Гринвуд, вы знаете кого-нибудь из этих людей? — спросил он владельца салуна.
   Гринвуд пожал плечами:
   — Нет, Том. Но в ту же секунду, как они вошли, я понял, что неприятностей не избежать. Моя профессия заставляет разбираться в таких делах.
   — Моя тоже.
   — Ты действовал так уверенно.
   Теперь плечами пожал Шанаги:
   — Я с шестнадцати лет работал вышибалой в барах Бауэри, а там ребята крутые. Я побывал в подобных передрягах пару сотен раз.
   — С оружием?
   — Иногда с оружием. Но чаще с дубинками или перьями… то есть ножами. Первым надо брать самого подлого. Тогда остальные сразу пасуют. Схема их действий простая: ковбой начинает ссору, а двое других пристреливают меня.
   — Даже Риг Барретт не справился бы лучше.
   Шанаги посмотрел на Гринвуда:
   — Нет? Ну, может, обошелся бы без стрельбы и наверняка знал бы, кто за этим стоит.
   — Ты думаешь, есть такой человек?
   — Рассудите сами. Ребята не из города. Ограбление планировалось не в городе. Риг получил такую информацию. Так откуда же бандиты узнали, что придет крупная сумма денег? Или их собрал кто-то из местных, или им сообщили из банка, который посылает деньги.
   — Жаль, я не видел тех лошадей, — задумчиво произнес Гринвуд.
   — Почему?
   — Я бы узнал, чьи они. Черт побери, Том, любой на Западе знает лошадей.
   — Дьявол! Это, должно быть, то, что имел в виду Карпентер!
   — Что имел в виду?
   — Недавно он сказал, что для человека с Востока все лошади одинаковые или что-то вроде того. По-моему, он узнал лошадь, на которой ехала та молодая женщина.
   — Ты ведь не думаешь всерьез, что она причастна к грабежу? Она же леди.
   — Всем хочется иметь много денег. Мне встречалось несколько хорошеньких хладнокровных леди. Я видел их на петушиных и собачьих боях. Это были настоящие приличные леди, и они наслаждались каждой секундой кровавого зрелища.
   Шанаги снова вышел на улицу. В эту минуту он пожалел, что у него нет друга, что он не может поговорить ни с Маккарти, ни со стариком Моррисси, ни с тем ветераном, который научил его пользоваться револьвером. Как ему нужен надежный человек, с которым он обменялся бы мыслями, однако Том не имел понятия, вправе ли он положиться на местных.
   А если Холмструм? Но спокойный, флегматичный владелец магазина едва ли поймет его.
   Карпентер?.. Он повернул в сторону кузницы, и тут до него дошло, что оттуда давно не доносится звона молота. Том ускорил шаг. Возле кузницы стояла незнакомая женщина. Она повернулась и посмотрела в его сторону, прикрыв ладонью глаза от солнца.
   — Вы Том? — спросила она, когда он подошел. — Я миссис Карпентер.
   — Ищу вашего мужа.
   — Я тоже. Принесла ему перекусить, а его здесь нет. Горн почти холодный. Не представляю…
   — Куда он может пойти?
   — К Гринвуду. Он собирался с ним побеседовать. — Она помолчала. — Шериф, вы не посмотрите в салуне? Леди неприлично показываться в таком заведении.
   — Его нет у Гринвуда. Я только что оттуда.
   — Шериф, мне страшно. Это на него не похоже. Он… он такой пунктуальный во всем. Если бы куда-нибудь нацелился, меня бы предупредил.
   — Мэм? Карпентер не говорил вам о лошади, которую узнал?
   — Нет… нет, не помню. Он ходил озабоченный. Это тоже на него не похоже. Мне кажется, что-то его волновало.
   — Нас всех что-нибудь волнует, мэм. Всех. — Шанаги помолчал, потом продолжил: — Мэм, вы можете мне помочь.
   Жена Карпентера была приятной, симпатичной женщиной. Если бы кто-то спросил ее, чем она занимается, она бы с гордостью ответила: «Я — домохозяйка».
   — Вы знаете горожан, а я здесь еще чужой. Во всяком случае, женщины более восприимчивы. В городе что-то происходит. По-моему, кто-то хочет украсть деньги, которые привезут сюда для уплаты за скот и расчета с ковбоями. В банде собрались чужие люди, но в деле определенно замешан кое-кто из горожан. В таком маленьком городе мало секретов, и я прошу вас подумать над моими словами. А пока я поищу вашего мужа. Если он вернется, дайте знать Гринвуду.
   — Вы ему доверяете? Он же владелец салуна.
   — Я никому не доверяю. Даже вам. Но, по-моему, Гринвуд честный человек.
   — Многих честных людей соблазнили деньги. Кому-то нужно побольше, кому-то поменьше, вот и вся разница. Последний год муж работал очень много и заработал семьсот долларов. Достаточно хорошо. Вряд ли мистер Холмструм или мистер Гринвуд заработали больше, поэтому я представляю, что такое двести пятьдесят тысяч долларов.
   — Мэм? Большую часть своей жизни я общался с преступниками, но честные люди, которых я знал… не думаю, чтобы кто-нибудь из них продался даже за большую цену. Мне не верится, что ваш муж польстился бы на нечестные деньги.
   Она хотела повернуться, но задержалась.
   — Шериф, кто та молодая женщина, что живет в отеле и часто ездит верхом?
   — Она говорит, что ищет землю под ранчо. Они с отцом хотят купить здесь землю. — Он помолчал. — Но живет она не в отеле.
   — Не в отеле? А где же?
   — Не имею понятия, мэм. Она всегда аккуратна, ее одежда не пыльная, свежая и чистая. Но живет она не в отеле.
   Холмструм стоял за прилавком своего магазина. Близоруко щурясь, он посмотрел на Шанаги и улыбнулся:
   — Вот и вы зашли в мой магазинчик, шериф? Чем могу быть полезен?
   — Ищу Карпентера.
   — Карпентера? Нет, по-моему, сегодня я его не видел. — Он махнул рукой. — Но кто знает? Мы видимся часто, а один день так похож на другой. Он не в кузнице?
   Шанаги покачал головой. Ему нравился магазин и приятный запах сухих продуктов, ветчины, свежеотрезанных кусков жевательного табака, новой кожи седел, уздечек и кофе из кофемолки.
   — Иногда, шериф, мне кажется, что вы слишком уж беспокоитесь. Когда придут люди Паттерсона, поговорите с ним, может, он вас послушает.
   — Может быть. — Том выглянул в окно на пустынную улицу. Дунул ветер, закрутил пыль, затем осторожно опустил ее на дорогу. Шанаги подошел к огромной круглой головке сыра под стеклом, поднял ее и, отрезав для себя кусочек с края, вернулся к прилавку.
   — Наверное, мне надо ехать в Нью-Йорк, — пробормотал он. — С тех пор как я здесь появился, думаю не о себе, а о других и становлюсь мягкотелым.
   — Наш городок маленький, — согласился Холмструм. — И развлечений маловато.
   — Откуда вы родом, Холмструм? Из такого же городишки?
   — С фермы, — ответил тот. — На ферме я родился. На ферме я и жил. Работал много — утром, днем и вечером и всегда думал о местах, где живется лучше, чем на ферме. Думал о женщинах, о нежных, теплых, прекрасных, надушенных женщинах. На ферме таких не видел. Моя мама умерла прежде, чем я запомнил ее лицо. Остались одни мужчины. Отец заставлял нас работать. Мы только и делали, что работали.
   — Поэтому вы перебрались на Запад?
   — Сначала ходил на барже, потом приехал в Чикаго и опять работал. Скопил немного денег. Я всегда обращал внимание на обеспеченных людей и всегда им завидовал, старался попасть туда, где бывали они, и смотрел на них. Это богатые люди. Их женщины нежные и изящные, и, когда они, выходя из карет, проплывали мимо меня, я чувствовал запах их духов. Поэтому сказал себе, что когда-нибудь… — Он прервал свои излияния. — Мальчишеская глупость, вот что это. Теперь у меня есть хорошее дело. Скоро я буду богатым человеком.
   — Что случилось с фермой? И вашими братьями, которые там остались?
   Холмструм пожал плечами:
   — Отец умер. Ферму поделили на пятерых. А братья мои преуспели. У одного магазин, как и у меня. У другого — банк.
   Шанаги доел сыр.
   — Если бы вы остались, то могли бы стать банкиром. Но никогда не увидели бы всего этого. — Том развел руками.
   Холмструм пристально посмотрел на него:
   — Вы думаете, что я влюблен в прерию? Ошибаетесь, я мечтаю открыть большое дело в большом городе. И своего добьюсь.
   Том усмехнулся:
   — И найдете надушенную женщину… или уже нашли?
   Холмструм опустил голову и взглянул на шерифа поверх очков.
   — Когда-то я думал, что встретил такую женщину. Ей захотелось пойти в какое-нибудь приличное место. Я надел свой новый черный костюм и отвел ее в ресторан. Мы ели и разговаривали, не помню о чем — только о вещах, о которых я не имел ни малейшего представления. — Торговец помолчал. — Я никуда ее больше не водил. А ужин, — добавил он, — стоил столько же, сколько я зарабатывал за неделю. Один ужин! Когда-нибудь все изменится. Я буду часто ужинать в ресторанах и не думать о цене. У меня появится много таких женщин, и они не посмеют плохо обо мне думать.
   — А та подумала плохо?
   — Я никогда ее больше не видел. Когда приходил, мне говорили, что ее нет дома. Или что она «не принимает».
   — Не повезло. Но такое может случиться с каждым. — Шанаги подумал о Джейн Пендлтон. Какой же дурак Холмструм! С ним такого не выйдет. Ни за какие коврижки! Он не даст сделать из себя дурака.
   К ужину весь город знал, что Карпентер исчез. Все лошади стояли на месте. Седло висело на месте. Револьвер, винтовка, ружье — все было на месте. Но Карпентер как в воду канул.
   Когда Шанаги вошел в ресторан, судья сидел за одним из столиков. Том запомнил его с того самого вечера, когда какой-то человек пришел сказать, что Риг Барретт не приехал. Увидев Тома, судья кивнул и протянул руку.
   — Шериф? Я судья Макбейн. То есть судья по необходимости. Когда-то в Иллинойсе я действительно был судьей, а здесь — всего лишь адвокат, пытающийся заработать себе на жизнь.
   — Нам нужен судья, и нам нужен суд.
   — Наверное, вы правы. Иногда я думаю, чем меньше законов, тем лучше. Мы, американцы, любим жить по заведенному порядку, хотя другие нации о нас другого мнения.
   Макбейн был небольшим, коренастым мужчиной с выпирающим животиком и густыми усами, закрывавшими верхнюю губу и большую часть нижней. Жилет пересекала массивная золотая цепочка, на которой в качестве брелоков висели золотой самородок и лосиный зуб.
   — До меня дошло, что пропал наш кузнец.
   — Да, его никто не видел с утра. Но в городе все лошади на месте.
   Судья погладил указательным пальцем усы, вначале справа, потом слева.
   — Он ко мне заходил. — Как бы между прочим заметил Макбейн. — Утверждал, что лошади тех людей, которых вы привязали на улице, исчезли.
   — Да.
   Судья взглянул своими слегка выпуклыми глазами на Шанаги.
   — Мне кажется, — продолжил он тихим голосом, — что шериф, разыскивающий пропавшего человека, должен осмотреть каждую конюшню в городе. Если он не найдет Карпентера, то уж лошади объявятся обязательно. Их клеймо ему что-нибудь да скажет.
   — Конечно! — Шанаги вспыхнул и сокрушенно покачал головой. — Для меня все внове, судья, но почему же я сам не додумался до такого простого решения?
   — У меня постоянно получается так же, — с улыбкой ответил Макбейн.
   Шериф встал.
   — Судья? Вы меня извините?
   Позже он подумал: «Как это я вспомнил, что нужно извиниться?»
   Том не подозревал, что в городе так много конюшен, но там, где много ездят на лошадях, должно быть место, где их держать.
   В девятой по счету конюшне, стоявшей возле заброшенного корраля, он обнаружил свежий навоз и денники, где недавно стояли лошади. Теперь они исчезли.
   Он уже готов был уйти, когда заметил носок ботинка, который виднелся из-под кучи сена — им второпях закидали труп.
   Том знал, кого найдет, еще до того, как разворошил сено.
   Карпентера.

Глава 13

   Его ударили по голове, потом по меньшей мере три раза ударили ножом. По голове, похоже, били сзади.
   Шанаги подумал о миссис Карпентер и с горечью вздохнул. Ему придется все ей рассказать, и не откладывая. Таковы его обязанности.
   И все же вначале он должен осмотреть место преступления. Тот, кто убил Карпентера, зашел в конюшню вместе с ним или подкрался сзади. Вряд ли кузнеца стали бы убивать в другом месте, а потом волочить сюда. Карпентер, несомненно, нашел лошадей, и тогда его убили. Убили потому, что по клейму на крупе можно определить хозяина. Том уже знал, что поблизости нет ферм со своими клеймами. Кроме того, фермеры не держали скот, если не считать молочных коров, для которых сооружали коровники и которых пасли неподалеку от дома.
   Шанаги выпрямился и некоторое время стоял в раздумье. Он хотел зажечь вторую спичку, когда послышался тихий шорох. Снаружи? Внутри?
   Осторожно, чтобы не шуметь, он попятился и в деннике присел на корточки.
   Двойные ворота конюшни оставались распахнуты. По одну сторону находились четыре денника, разделенные горизонтально лежащими столбами от пола до крыши. Яслями служило простое корыто, соединявшее все четыре денника.