— В полночь, не позже, я вернусь, — сказал я Жобдобва. — Утром пойду за оружием. Потом двинемся вверх по реке, нужно кое-что сделать.
   — Не нравится мне все это.
   — Не волнуйся… да, авось увидишь где англичанина по имени Маквори, сказки, чтобы держался неподалеку.
   — Ага. Авось увижу его, авось увижу тебя. Осторожно там. Не скажу: «осторожно при сближении», потому что с Маклемом сближений не получится. Уничтожит тебя с дальней дистанции. Прихлопнет, как муху.
   — Ты слишком много суетишься. — Я положил руку ему на плечо. — Не волнуйся, я сказал. К полуночи приду.
   Когда я шагнул на улицу, было темно и безлюдно. На крыльце я на миг задержался — посмотреть по сторонам. В воздухе ощущался слабый запах дождя.
   Идти было недалеко, и я решил избрать путь по берегу. Выйдя за калитку, я закрыл ее за собой и пошел. Но пройдя совсем немного, услышал — или показалось? — слабый, полный отчаяния крик.
   Тут же застыл на месте, прислушиваясь. Попытаться помочь? А я в вечернем костюме.
   Тихо.
   Пора уже идти дальше… опять этот крик!
   — Помогите! Погибаю!
   Звали как будто бы с воды под кормой ближайшего кильбота. Развернувшись, я побежал назад. Слабый голос повторил призыв. Я перегнулся вниз посмотреть на воду.
   В этот миг позади меня раздался шум бегущих ног. Повернуться, выпрямиться… скользящий удар дубинки падает мне на голову, шляпа летит в сторону… ошеломленный, пытаюсь поднять руки…
   Их было по крайней мере шестеро, все с дубинками. Только число нападающих и спасло меня, так как они толкались, стараясь каждый ударить. Я зашатался, стукнулся спиной о фальшборт, дубинки колотят по голове. Сильно контуженный, я пробовал отбиваться, но напор их тел отжал меня назад: в отчаянии я вцепился в ближайший воротник и опрокинулся спиной вперед в воду.
   Опускался ниже и ниже, тот другой бешено бился, сперва пытаясь меня ударить, потом, только чтобы освободиться. Как-то я успел глубоко вдохнуть перед тем, как погрузиться, и держался за него, увлекая с собой. Вынырнул, увидел вспышку выстрела, что-то тюкнуло меня по макушке. Я опять ушел под поверхность, человека я потерял, но его воротничок из руки не выпускал.
   Отчаянно забарахтался и, когда моя голова поднялась над водой, был уже на некотором расстоянии ниже по течению, одновременно стараясь и плыть, и за что-то схватиться.
   Череп разрывался от боли. Надо мной поднялось черное, громадное… и больше я ничего не сознавал.
   Движение было мягким. На моих нарах лежал солнечный свет, подогревал индейское одеяло, на котором покоились мои руки. Руки — это я видел, и еще медленное скольжение света в единстве с нежным покачиванием.
   Долгое, долгое время я просто лежал и следил за солнечным пятном, как оно придвигается к моим рукам, касается их, потом медленно уходит. Ритм колебаний гипнотизировал. Я наблюдал его, тупо сознавая, что мне удобно, ни о чем не думая.
   Близко от меня что-то бухнулось, и мои глаза повернулись. Повернулись непроизвольно, воли у меня не оставалось. Теперь они смотрели на источник света.
   Круглая дыра в стене… иллюминатор. Второе» глухое «бум», затем голос.
   — Жив еще?
   — Жив. — Девичий голос.
   — В сознание не пришел, я думаю. Хотя пульс вроде бы стал сильнее.
   — Зря мы увезли его из Сент-Луиса, па. У него могут найтись в тех местах родственники.
   — Навряд ли. Правда, одет он был, как богатый. Кто-то хорошо постарался, чтобы его пришлепнуть.
   Разговор доходил до меня через распахнутую крышку, но ничего не значил. Я продолжал лежать, не двигаясь, и мой взгляд возвратился к пятну света на моих руках.
   Потом я почувствовал запах. Хороший запах, аппетитный. Что-то готовится.
   Готовится еда.
   Еда?
   Мои глаза моргнули, мышцы сократились, и я приподнялся на нарах. Слышно, как что-то двигается. Постепенно приходит осознание, что и как. Лежу на чистой, устеленной одеялами койке, на каком-то судне. Не на большом: невысоко над головой начинается палуба, а прямо подо мной — днище.
   Что это за судно и где я? И кто я? Я размышлял над этим с минуту и затем произнес вслух:
   — Жан Даниэль Талон.
   Раздалось чье-то восклицание, и занавесь на двери отодвинулась.
   Там стояла девушка — очень маленькая девушка и очень тоненькая, с темными волосами и глазами, весьма серьезными в данный момент, и полураскрытым ртом. Миловидная, даже очень.
   Надеты на ней были кожаная юбка с бахромой и ситцевая блуза. И мокасины на ногах.
   — Вы проснулись!
   — Или проснулся, или вы — прекрасный сон, — ответил я.
   Она покраснела.
   — Вы проснулись, — констатировала сухо. — Теперь хотите есть, нет?
   — Теперь хочу есть, да. Но сначала объясните мне, где я, что это за судно и кто вы сами.
   — Вы плывете по реке Миссури. Судно — кильбот моего отца, а я отеческая дочь.
   — Как я сюда попал? Что вообще случилось?
   — Вас несколько раз стукнули по голове. Дважды рассекли кожу, ссадин и царапин полно. И подстрелили — пробороздили скальп. Можете теперь носить пробор, если хотите.
   — Как вы меня вытащили?
   — Мы поднимались вверх без остановки в Сент-Луисе. Услышали крики, топот, возню какую-то, потом видим — кучка людей на корме судна, а потом глядь — вы в воде бултыхаетесь. Я нагнулась и цап за ворот. Па держит курс, а я держу вас. Вышли на прямой участок, па привязал румпель, подошел вперед и помог мне вас поднять.
   — Это было прошлой ночью?
   — Это было пять дней назад. К ужину будет ровно пять.
   — Пять дней!
   Табита наверняка уехала. Пароход давно отплыл. Друзья должны считать меня мертвым.
   — Вы спасли мне жизнь, и я благодарю вас и благодарю вашего отца.
   Она наклонила голову вбок и посмотрела на меня из этого положения.
   — Вы голодны? Вы должны быть голодны.
   — Как волк. Вас способен съесть.
   Она состроила гримасу.
   — Я несъедобна. И отцу такое не понравится. Я — его команда.
   — Вы? Вы слишком маленькая!
   — Ничего подобного! — Она выпятила грудь. Очень приятную грудь. — Я сильная! Я страшная!
   — А я голодный. Что мы уже установили.
   — А я прошу прощения! Мигом!
   Я положил голову обратно на подушку и посмотрел вверх, на палубные подпорки. Хорошая работа; гвозди, разумеется. Я предпочитал шканты и связи на шипах. Гвозди… ну, удобная штука, конечно, но что до настоящего качества…
   По палубе забухали тяжелые шаги, вниз по ступеням спустился мужчина и остановился внизу, разглядывая меня, не снимая рук с лестницы.
   — Хо! А вы не так уж плохо выглядите, когда в себе, — сказал. — Вы кто?
   Я перекатился на локоть.
   — Я — голодный человек, который хочет поесть. Еще я человек, которого трахнули по башке. До сих пор гудит.
   Усмехнулся.
   — У вас там швы. Моя дочь, она шьет хорошо, а?
   — Она зашила мне голову?
   — А что прикажете делать? Оставить вас с мясом и волосами, свисающими на уши? Хотя нет, так скверно не было. Но несколько стежков понадобилось. Вылезут когда-нибудь. Не расстраивайтесь.
   — Далеко мы от Сент-Луиса?
   Он пожал плечами.
   — Далеко — это вопрос. Как далеко? Пешком? По воде? На лошади? А насколько срочно туда надо?
   — Я там кое-кого оставил, и оружие мне нужно оттуда забрать.
   — Вы для прогулки верхом не годитесь. Даже будь у вас на что сесть.
   — У меня есть лошади в Сент-Луисе.
   Снова пожал плечами.
   — Может, у вас есть замок на Луне. То и другое очень далеко, и возвращаться в Сент-Луис я не намерен.
   — Вы не из людей Шото?
   — Я? Я из моих собственных людей. У нас есть это судно, у Ивет и у меня. Наше судно. Есть ловушки. Мы ловим рыбу. Собираем ягоды на берегах, знаем, где они растут. Иногда застрелим бизона, или антилопу, или оленя. Продаем добытые меха. Ни от кого не зависим.
   — Ивет. Красивое имя.
   — Красивое. Имя ее матери, упокой Господь ее душу. Но не вздумай делать моей дочери бараньи глаза. Она — моя команда. Без нее я — ничто. Старикашка с пустым судном.
   — Вам еще долго жить до старости.
   — Сейчас я молодой. В день, когда она уйдет от меня, моя маленькая, я состарюсь. Состарюсь в одну минуту.
   Прошел в середину и сел напротив меня. Почти такой же в ширину, как в высоту, разлетистые массивные плечи, ни жиринки. Широкие сильные кисти.
   — Рассказывай сейчас, пока она занята. Что за этим всем кроется?
   — Меня хотели убить. Не ограбить, а отправить в лучший мир.
   Отмахнулся.
   — Это-то ясно. Своими глазами видел.
   — На реке находится пароход, похожий на большую черную змею.
   — Попадался такой.
   — Он принадлежит девушке, очень красивой девушке по имени Табита Мейджорибанкс. Она приехала на Запад искать своего брата Чарльза. Капитаном у нее тип, которого зовут Маклем. Те, кто напал на меня, — его люди.
   — Не по вкусу вы этой женщине?
   — Это не она устроила. Маклем, и еще один, Торвиль. Очень вредные оба. Торвиль собирает группу где-то повыше по Миссури и ведет переговоры с индейцами. Хочет прибрать к рукам Луизиану. Всю.
   Он извлек трубку и принялся набивать чашечку табаком. Некоторое время не отзывался.
   — Прибрать к рукам, выходит, решил. Работы полны руки у него будут, это точно.
   — Несмотря на все, попытку он сделает.
   Посмотрел на меня задумчивым взглядом.
   — Эта женщина, вы влюбились в нее?
   — Нет! — поспешил ответить я. Излишне поспешил, развеселив его этим. — Хочу помочь ей разыскать брата, но здесь я еще для того, чтобы помешать этому человеку.
   — Маклему?
   — Маклему, да и Торвилю заодно. — Я раскрыл руки. — Я плотник, понимаете? Не люблю беспорядков.
   — Встречались вы с этим Торвилем?
   — Нет.
   — Тогда у меня преимущество. Я его знаю. — Он взял трубку в рот и поднес к ней спичку. — Знаю также молодого Чарльза. Хороший мальчик. Прекрасный.

Глава 18

   Мы проговорили весь день, до темноты и дальше. Ивет накормила нас, потом сварила кофе, потом еще раз сварила кофе. С Лебре, ее отцом, было легко. Непринужденный человек, быстрый в понимании.
   Торвиля он встретил при своем первом посещении долины Миссисипи и не почувствовал к нему симпатии. Встретил и Чарльза Мейджорибанкса с научной экспедицией. Экспедиция приняла Чарльза к себе, как гостя. Ведь он являлся отличным ботаником, и то, что такого сотрудника можно было получить за так, было просто невероятным.
   Чарльз создавал себе друзей.
   — Индейцам он нравился, — рассказывал Лебре. — Он часто приходил к ним, учился у них, они же много про всякое зелье знают.
   — А сейчас он где?
   — Бог весть! Пропал. Отправился вверх по реке и как в воду канул. — Он прервался на зажигание трубки. — Мы за ним идем, на поиски.
   Я потихоньку сволок ноги с койки, перенес на них свой вес и попытался встать. Ивет следила за мной с тревогой; ее папаша просто смотрел. Он понимал, что я чувствую, понимал, что мужчина должен выполнять дела, с которыми, разлеживаясь в кровати, не управишься.
   — Вам надо отдыхать! — запротестовала девушка.
   — Вы искали Чарльза, — сказал я. — Почему?
   Ивет слегка зарумянилась, подняла голову.
   — Хороший человек.
   — Что же, достаточная причина. А больше нет?
   — А чего больше надо? — спросил Лебре. — В один прекрасный день он пришел к нам, мы ели, разговаривали, его общество нам понравилось. Он рассказывал нам о цветах и деревьях, о вещах, какие мне и не снились, о том, как оценивать почву по тому, что на ней растет.
   — И ему по вкусу, как я готовлю, — прибавила Ивет.
   — Я уверен, ему не только это пришлось по вкусу. Даже ботаник способен видеть не одни растения.
   Она зарделась.
   — Он славный. Настоящий джентльмен.
   — Лошади у вас не найдется? — поинтересовался я у Лебре.
   — Что мне за нужда в лошади? Охочусь я пешком или с борта. Вы не поверите, как часто мы добываем дичь, когда она плывет. Или пьет воду.
   — Мне необходимо достать лошадь. Сперва я должен добраться до Сент-Луиса, к друзьям и за снаряжением. Без коня не обойдусь.
   — Так. — Лебре в раздумье потеребил подбородок. — К востоку отсюда неподалеку есть индейцы. Приличный народ по большей части, и у нас с ними порядок. Можно бы попробовать мену.
   — Мену? А чего у меня есть менять?
   — Одежда, — указал он, — и здорово шикарный пистолет. И нож — я похожего никогда не видел.
   — Одежду я могу отдать, но не пистолет и, уж конечно, не нож. Он двести лет передается у меня в роду.
   Окружение было приятно, но неожиданно на меня навалилась усталость. Я лег на спину и посмотрел на палубу над моей головой. Жаль, что набили гвоздей. Брус хороший, правильно выпилен и отделан, можно бы…
   Проснулся я в темноте и тишине. Лежал не шелохнувшись, весь внимание, прислушиваясь. Ни малейшего звука, кроме слабого поскрипывания шпангоутов.
   Так не должно быть.
   Койку напротив теперь закрывает занавеска. Дыхания с нее не доносится. С крайней осторожностью я отодвинул одеяла и поставил ноги на пол, нащупывая мокасины. Потянулся одной рукой за пистолетом, подтянул поближе. Залез в штаны, натянул их, туго застегнул ремень, не переставая слушать.
   Все еще ни звука, только слегка пошлепывает вода. Как будто чувствуется движение… так кильбот плывет? Я двинулся к лестнице, ведущей на палубу, — если она заслуживала этого звания.
   Кильбот меньшего размера, как этот, обычно строится приблизительно сорока футов длиной и восьми-девяти шириной, нос и корма острые. Палубная надстройка занимает больше половины длины судна, сзади — подмостки для рулевого, впереди — сиденья для гребцов. Над передней частью надстройки — мачта, на нее поднимают единственный прямоугольный парус.
   Вдоль каждого борта проходит дорожка с набитыми планками: ею пользуются, когда ведут судно вверх на шестах. Ясно, сам-друг с Ивет Лебре приходится зависеть от паруса, идя вверх по реке, и от течения — когда плывет вниз.
   Ступив наружу, на узкую полоску с деревянными выступами, я нагнулся, чтобы голова приходилась ниже крыши надстройки. Застыл неподвижно, ловя звуки.
   Вода зарябила, покачивание стало сильнее. Судно на воле волн.
   Я посмотрел на корму, где должен находиться Лебре. Нет темной фигуры на фоне ночи.
   Я принялся пробираться к корме очень опасливо. Пригнулся еще ниже, когда достиг заднего конца надстройки. Маленькая площадка позади была пуста.
   Держась ниже фальшборта, я доковылял до руля. Положено управлять с мостика, но я не имел намерения показываться наверху, где небо выделит мой силуэт, поэтому только поднял руку к рычагу и мягко переставил его по оси судна.
   Куда девались Лебре и Ивет? И кто пустил кильбот по течению?
   Я не сомневался, что отвязали судно нарочно, но с какой целью — вот вопрос.
   Индейцы? Вряд ли.
   Маклем со своей шайкой настиг меня? Где все-таки мои хозяева?
   Держа левую руку на румпеле, я ухитрялся не натыкаться на берега. Что впереди, я не видел: даже попробовал выпрямиться, так, чтобы очертания моего туловища сливались с рулевой стойкой, — бесполезно.
   Только бы на реке не появилось препятствий.
   Должна иметься какая-то причина пустить кильбот по течению. Может быть, Лебре и Ивет зачем-нибудь сошли на берег?
   Чем больше я задавал себе вопросов, тем меньше понимал, какие должны быть ответы.
   Полез на мостик. Оттуда я хоть увижу, что делается впереди меня, да и за руль можно взяться покрепче. С минуту я стискивал рукоять, ожидая: вот-вот в меня вопьется пуля. Пронесло.
   Направил судно ближе к берегу, присматривая место, где бы подойти вплотную и привязать его. Надо попасть обратно в Сент-Луис — чего бы это ни стоило.
   Небольшая излучина. Я повернул к берегу, вогнал нос на мель, соскочил на берег с чалкой. Оборот вокруг толстого дерева, еще оборот, полуштык, второй. Надежно зашвартовав свой корабль, я направился в лес.
   Набрел на тропу. Постоял, прислушиваясь, шагнул на нее и пошел по направлению от реки. Лунный свет требовал идти осторожно.
   Не пройдя двухсот ярдов, я уловил какой-то посторонний звук.
   Упал под куст на колено.
   И тут же понял, что не один. Не дальше как в шести футах чуть виднелся контур головы, белело лицо. Кто-то караулит: пригнулся и ждет.
   Кем бы он ни оказался, моего приближения он не расслышал и не подозревал, что я рядом. Из кустов сказали:
   — Нут? Слышал чего сейчас?
   — Ш-ш-ш!
   — Нут, я…
   — Тихо, черт тебя! Они идут.
   Второй человек тоже не дальше чем в шести футах от меня.
   Да вот он! Прямо перед моим носом, спиной ко мне.
   Едва приподнявшись, я крадучись шагнул вперед. Ночь холодна и безветренна. Видно его четче. Я прижал пальцы к пистолетному стволу, остужая их.
   Еще голоса. Разговаривают очень тихо. Ивет и Лебре! Я протянул руку, замерзшую на железе, и коснулся голой шеи притаившегося впереди.
   Он подскочил, словно испуганный кролик.
   — А-а-а! — Давясь визгом, он размахнулся назад прикладом ружья, ни во что не попал и ринулся в кусты.
   Из укрытия на тропу выбрался Нут. Я опять присел, и ему ничего не было видно.
   Он зло выругался себе под нос и повернулся налево кругом, чтобы идти обратно.
   — Что-нибудь потерял, Нут? — нежно пропел я.
   Мужество у него было, надо отдать ему должное. Я уже был на ногах, и он прыгнул на меня в тот же миг. Стрелять я не хотел, не зная, где могут укрываться Ивет и Лебре, так что двинул ему в лицо основанием ладони, затем приложил по голове пистолетным стволом. Тот упал как подкошенный.
   Присев рядом на корточки, я забрал у него пистолет и нож, пистолет запихнул себе под ремень, нож забросил в траву и принялся шарить вокруг, ища ружье, уверенный, что оно должно быть. Только дотронувшись до него, я по его весу и форме понял, что это — мушкет рыночного типа из тех, какие продают индейцам.
   Я встал.
   — Все улажено, — произнес негромко. — Один лежит, другой бежит.
   Ивет и Лебре пришли тогда по тропе, и я шагнул туда, где они могли меня видеть.
   — Они отрезали кильбот от причала, — сообщил я, — но я привязал его снова, малость пониже. Идем туда?
   — А он? Покойник?
   — Не думаю. Слишком твердолобый. Но давайте возьмем его с собой. Может, чего нам расскажет.
   Лебре сгреб лежащего в обмороке за шиворот и одним рывком привел в вертикальное положение. Тот пошевелился, видимо приходя в сознание.
   — Шагай! — скомандовал Лебре. — Или я еще тебе врежу!
   Пленный зашагал, спотыкаясь, постепенно начиная лучше владеть ногами. Войдя на борт, мы выбрали швартов и позволили течению отнести нас еще на милю, только потом встали у берега опять.
   Шторы из плотного холста закрыли иллюминаторы, и Лебре зажег лампу.
   Наша добыча была нам незнакома. Субъект сварливого вида с полосой крови из треснувшей кожи на голове, дополнявшей на его физиономии грязь и бакенбарды.
   — Твой друг еще драпает, — сказал я, скаля на него зубы. — А я и всего-то тронул его сзади холодной рукой. Прямо из шкуры выскочил.
   — Трус! — скривился человек с баками. — Заячья душа. Говорил Бейкеру, не годится он.
   Бейкер. Одно имя есть.
   — Они вам зачем? — вопросил я, махнув в сторону Лебре и Ивет.
   — Не твое клятое дело! — рявкнул он, и я хлестнул его по губам.
   Как я уже говорил, рука у меня тяжелая. Развернула его голову вбок и заставила зашататься до самых пяток, хотя с моей точки зрения, шлепнул я его несильно.
   — Такие слова мне не по душе, — дружелюбно сказал я.
   Ивет подалась вперед и глядела на меня широко раскрытыми глазами.
   — Мне нравятся слова, содержащие информацию, — спокойно пояснил я. — Кто все у вас, где все у вас и что они готовятся предпринять.
   Он хотел было отбрехнуться опять, я приподнял руку. Он попятился, очевидно не особо желая продолжения.
   — Толку вам что? — буркнул он. — Все равно он вас кончит. Их тоже. Сказал мне так: «Кончь их, — говорит, — не хочу забивать себе голову». — «А девушка?» — спрашиваю, а он только плечами пожимает: «Все равно, лишь бы языком не болтала».
   — Кто это «он»? — спросил я.
   — Не твое… — Я поднял руку, и он осекся. — Так и сяк вам пользы не будет. Хана вам. Уже, считайте, в гробу. Он за этим присмотрит. Барон то есть.
   — Торвиль?
   — А кто еще? Людей у него больше десяти тысяч, и он сначала за солдат возьмется, потом по дороге всех вас подчистит. Наша будет страна, отсюда до Сент-Луиса и до Санта-Фе. Вот увидишь.
   — Где он сейчас находится? — безапелляционно потребовал я.
   Внезапно хлынувшая волна закачала судно, и до наших ушей донеслось негромкое пыхтенье машины.
   — Вот и он, — злорадствовал мой подопечный, — поймал вас, ужо не выскочишь!

Глава 19

   Прижав ствол пистолета к спине нашего невольного гостя, я задул свет. Снаружи сияла луна, а мы стояли вплотную к обрывистому берегу, и вокруг нас свисали ветки. Если нас не увидели сразу, есть шанс, что проплывут мимо.
   Приоткрыв занавеску, я увидел его. Огромный, черный, блестящий, большие змеиные глаза смотрят вперед, из раздутых ноздрей клубится дым, гигантские плавники полностью закрывают кормовое колесо, взбивающее позади воду.
   Жутковатое зрелище, я должен был признать. Так и пышет мощью, злом, тайной.
   — Видел его раньше, — заметил Лебре. — Двенадцать пушек несет.
   Пленный фыркнул.
   — Двенадцать? А двадцать не хотите?
   — Что они делают? — спросила Ивет.
   — Мимо проходят, — ответил я.
   У меня уже зародилась идея, и сторожить арестанта нам было некогда. Я хотел, чтобы он был в другом месте, не знал, чем мы заняты, и слишком боялся, чтобы дать знать кораблю, похожему на змею.
   — Помнишь тех сиу? — спросил я у Лебре. Он взглянул на меня, не сказав ни слова.
   — Они подали мне мысль, — пояснил я. — Давай этого выпустим.
   Объект предложения впился в меня взглядом.
   — Ссадим на берег. Повезет — доберется обратно к своим дружкам, ну а если сиу срочно нужен скальп, пускай берут у него.
   — Эй, вы что, — возмущенно воскликнул тот.
   — Выгружай его, — побудил я Лебре.
   Несмотря на протесты, мы переправили нашего пассажира на берег.
   — На твоем месте я бы сидел тихо, как мышь, — сказал я ему вполголоса. — Они тут везде. Веди себя так, чтобы не привлекать внимания, и, может, еще проберешься выше, где стоит твоя команда. Присматривать за тобой нам не с руки, а девушка против, чтобы убить тебя. Твое счастье, что она мягкосердечная, не то просто спустили бы тебя под воду.
   Он исчез в кустах. Мы поднялись обратно на судно.
   — Отчаливай, — сказал я, — давай убираться отсюда.
   — Ветерок поднимается, — отметил Лебре. — Может, сделаем пару миль вверх до свету.
   — Постарайся, — ответил я.
   Развязать узлы и влезть на борт, втягивая за собой веревку, было делом одной минуты. Мы оттолкнулись шестами. Катерок оказался на плаву, и мы заскользили вслед прошедшему пароходу.
   Дул несильный ветер, и мы не сразу, но выбрались из главной струи, потеряв при этом едва полмили. Поставили парус и начали с трудом продвигаться вверх. Пароход был способен на добрые десять миль в час против течения, нам и одной следовало радоваться.
   Когда я принял руль, а Лебре сошел вниз пить кофе, я оказался наверху наедине с Ивет.
   — Едете за Чарльзом, говорите. А знаете, где он?
   — Мы думаем, что да.
   — У него затруднения, как считаете?
   — Да. Перестал приносить пользу, тут они его и затюкают. Думаю, он это понимает.
   — Сбежать он не может?
   — Как? У Торвиля полно народу. Выследят его и настигнут, не успеешь оглянуться, и тогда уж не пощадят. Нам надо его забрать.
   — Скорей его заберет Маклемово судно. Оно способно на скорость куда большую, чем развиваем мы.
   — Может, и способно. Папа не думает, что у них хороший лоцман, а вести судно здесь надо уметь. Тут и коряги, и мели, и пильщики…
   — Какие пильщики?
   — Деревья, у которых вершину или корни засосало на дне в песок. Болтаются туда-сюда на одном месте, течение их качает. Могут все днище выдрать из корабля, особенно если это пароход, они же гораздо с большей силой налетают. Папа-то реку знает, сколько раз по ней плавал и в кильботах, и в каноэ. Говорит, другой похожей реки нет, а он и на Огайо работал, и на Миссисипи, и на реке Святого Лаврентия.
   Ветер не слабел, и мы продолжали идти, даже прибавили немного скорость.
   Низкие берега густо заросли деревьями и кустарником. Фарватер ясно просматривался в лунном свете, но течение било сильно.
   Что-то на воде впереди, прямо по носу.
   — Ивет? — Я шептал, ведь над водой звук разносится далеко. — Что это там?
   Она взглянула вдаль.
   — Это каноэ. Три человека в нем.
   С нашим парусом мы сокращали расстояние, но не очень быстро. Лебре вылез наружу и стоял у поручней с ружьем в руке. Мой пистолет ждал у меня за поясом, рукоять в пределах мгновенной досягаемости.
   — Поджидают нас, — неожиданно сказала Ивет. — Гребут ровно настолько, чтобы не снесло течением.
   Так оно и было, и вскоре низкий голос окликнул:
   — Готовься!
   Забыть этот голос не так-то просто, Жобдобва.
   — Все в порядке, Лебре, — произнес я. — Одного я знаю.
   Его лицо повернулось ко мне.
   — А я нет, — врезал он с плеча. — Ивет, встань на руль. Иди сюда, Талон.
   Держал людей в каноэ под прицелом винтовки.
   — Гляди в оба, — предупредил потихоньку. — Ты одного из них знаешь. Других мы не знаем. — Оглянулся на меня. — А этого одного насколько хорошо ты знаешь?
   Вопрос в точку. Насколько хорошо я его знаю, в самом-то деле?
   — Талон? — Этот голос я тоже знал. — Здесь Маквори. Можно нам подняться на борт?