Страница:
Язык вообще «не стремится к абсолютно точному описанию обозначаемого им предмета», он «создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться» (Бенвенист, 1976, с. 15). Этот постулат, сформулированный Э. Бенвенистом, стал идейным кредо ученых-лингвистов, сосредоточивших свое внимание на особенностях национальных ЯКМ, репрезентации образов мира в том или ином языке.
Центральным образом, фрагментом, ЯКМ, безусловно, является ОЧ. Проблема ОЧ в русской ЯКМ начала разрабатываться в конце XX века (Апресян, 1995; Арутюнова, 1999 а, Одинцова, 1991; 1994; 2000; Седова, 1999 и др.).
Исследователи отмечают, что языковой ОЧ не сводим к той концептуальной информации, которую можно извлечь из словарной статьи типового словаря русского языка: «Живое существо, обладающее даром мышления и речи, способностью создавать орудия и пользоваться ими в процессе общественного труда» (Ожегов, 1984, с. 763). Семантические реалии языка развивают иное представление о человеке, формируемое обыденным, наивным сознанием. В обыденном сознании и в языковом менталитете (в семантике языковых единиц и их объединений) человек ассоциируется и соизмеряется со Вселенной или с центром Вселенной, в конечном счете – со всем окружающим и включающим homo sapiens мирозданием (Одинцова, 1994, с. 73). «Стремление ставить человека в центр Вселенной восходит к эллинской традиции» (Караулов, 1976, с. 250).
М.П. Одинцова, проанализировав описания человека в современной русской речи, художественной и нехудожественной, доказывает, что содержание понятия «человек» в языке значительное шире того, что мы находим в определениях толковых словарей:
человек – это множество лиц, ипостасей, органов и квазиорганов, частей и квазичастей, условно наделяемых активностью и многими другими качествами двойников, alter ego личности (см.: Одинцова, 1994);
человек – это вещь, предмет и, следовательно, некое пространство, физическое и духовное, в пределе – вселенная, космос или, точнее, центр двух вселенных – внешней, природной, и внутренней, духовной (см.: Одинцова, 1991);
человек – это властелин мира, хозяин, распорядитель всего живого и неживого, включая самого себя, свое тело и душу. Об этой же черте языкового менталитета можно сказать иначе: все, что осваивается и присваивается человеческой мыслью, становится принадлежностью, частью, собственностью человека (в реальном и виртуальном мире);
человек – творец и преобразователь мира, многих вещей в нем, самого себя, языка, другого человека, равный – в пределе – по созидательной компетенции и талантам божеству, демиургу, он поистине «мера всех вещей»;
человек – судья и пророк, оценивающий все и вся, всевидящий, наделенный разумом и сверхразумом, чувствами и сверхчувствами, чудо создания, гений, «венец природы», сознающий и использующий этот дар всеведения (см. антропоцентрическую интерпретацию эгоцентрических, в том числе оценочных (субъективно-эмотивных), значений языковых единиц: Вольф, 1985; Телия, 1996; Проблемы структурной лингвистики, 1982. М., 1984);
человек и мир – одно и то же: человек тождествен миру, всему, что входит и может войти в сферу его жизнедеятельности и сознания, что в той или иной степени зависит от него и от чего зависит он сам. Верно и обратное: мир тождествен человеку. Образы мира и человека взаимноизоморфны (Телия, 1987);
человек – воплощение и средоточие противоположностей, сил, субстанций, качеств, находящихся в отношениях противоборства, конфликта и вместе с тем диалектического единства, притяжения, взаимодействия и взаимоперехода. Человек – воплощение добра и зла, силы и слабости, простоты и сложности, величия и ничтожества, он Бог и дьявол, царь и раб, бессмертная субстанция духа и в то же время тленная земная плоть, он ангелоподобен и звероподобен, разум в нем, сознательное начало, сосущестует и борется с чувством, стихией подсознания, животными инстинктами (Одинцова, 2000, с. 9).
Свойственные «широкой публике» представления о человеке – это область знания, о которой рассуждают самые разные люди: специалисты в области проблем человека и обыватели, философы и домохозяйки, мечтатели и реалисты, ученые и невежды – все без исключения пользуются неотъемлемым правом говорить о себе и себе подобных.
Все не претендующие на научную истину высказывания человека о самом себе и/или о других людях, о человеке вообще позволяют утверждать, что целостный, глобальный человек, точнее, – образ такового человека – это все, что люди о себе и себе подобных знают, воображают и в принципе могут вообразить, ассоциируя себя не только с ближайшей действительностью, но и легко переносясь мыслью в иные, возможные и невозможные, миры, превращаясь мысленно в кого угодно и что угодно обращая в свое подобие (Одинцова, 1994, с. 73).
Итак, есть основание согласиться с М.П. Одинцовой, что образ человека в языковой картине мира – это концентрированное воплощение сути тех представлений человека о человеке, которые объективированы всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка (Одинцова, 2000, с. 8).
Если определять ЯКМ и ОЧ в лингвокультурологическом и этнолингвистическом ракурсах, то необходимо отметить, что и ЯКМ, и ОЧ в ней отражают определенный способ восприятия и концептуализации мира, характерный для национальной культуры. Н.Д. Арутюнова замечает: «Мир для современного человека двойственен. Он распадается на Универсум, или Чуждый мир (ср. «Оно» М. Бубера, «Antre» французских экзистенциалистов) и мир человеческого существования, «наличного бытия» (ср. «Dasien» М. Хайдеггера). Первый бесконечен, безграничен, но (в принципе) исчислим. Второй ограничен, конечен, но неисчислим. В Универсуме все подчинено законам, единым для всех. В мире человека царствует его величество случай: представления человека о жизни национально специфичны. Естественный язык отражает мир человека в национально специфических вариантах (Арутюнова, 1995, с. 33). Добавим, что и ОЧ в том или ином языке отражает черты национального мировосприятия и понимания человеческой природы. Представители разных национальных культур перерабатывают информацию о мире по-разному. «Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее» (Гумбольдт, 1985, с. 154). С одной стороны, выражаемые в национальном языке значения складываются в некую коллективную философию, которая оказывается неотъемлемой чертой мировосприятия носителей языка, с другой – всякий язык есть закрепленные знания о мире и человеке в соответствии со спецификой сознания национально-языкового коллектива.
Картина мира и ОЧ применительно к языку не могут быть адекватно описаны вне национально-культурного контекста.
Лингвокультурология знает два подхода к проблеме взаимосвязи языка и культуры. Суть первого подхода заключается в том, что язык и культура – это движение в одну сторону. Поскольку язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то и язык есть зеркало народной культуры (Б.А. Серебренников, Г.В. Колшанский, Р.М. Фрумкина, С.А. Атановский, Г.А. Брутян, Е.И. Кукушкин, Э.С. Маркарян). В рамках второго подхода к интерпретации взаимоотношений языка и культуры выдвигается гипотеза лингвистической относительности, согласно которой язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира зависит от того, на каком языке мыслят познающие субъекты (Э. Сепир, Б. Уорф).
И в том, и в другом подходе есть, на наш взгляд, рациональное зерно. Язык (равно как и картина мира, и образы мира, отраженные в нем) – это часть культуры говорящего на нем народа. В то же время язык в результате длительного исторического развития формирует некие культурные коды (ключевые слова, ставшие общеупотребительными, частотными; устойчивые выражения – фразеологизмы, пословицы, поговорки), позволяющие говорящим на данном языке осознавать действительность определенным образом. И в этом смысле язык влияет на видение мира, на картину мира и образы мира в сознании людей.
Отношения между языком и культурой могут рассматриваться как отношения части и целого. Язык может быть воспринят как компонент культуры и как орудие культуры (что не одно и то же). Однако язык в то же время автономен по отношению к культуре в целом, и он может рассматриваться как независимая, автономная семиотическая система, то есть отдельно от культуры, что делается в традиционной лингвистике (Толстой, 1991, с. 16).
Безусловно, ОЧ в языке не может быть адекватно исследован только в рамках традиционной лингвистики (впрочем, такая проблематика и не была для нее главной), без учета национально-культурных, социально-психологических и иных факторов, оказывающих влияние на язык и речевую деятельность. Можно утверждать, что проблема языкового ОЧ обречена на междисциплинарность, на разнообразие методических подходов и приемов в силу сложности самого объекта изучения – человека – и интерпретатора этого объекта, коим также является человек.
1.2. Языковые ипостаси человека
1.3. Высказывание как объект лингвистического исследования
Центральным образом, фрагментом, ЯКМ, безусловно, является ОЧ. Проблема ОЧ в русской ЯКМ начала разрабатываться в конце XX века (Апресян, 1995; Арутюнова, 1999 а, Одинцова, 1991; 1994; 2000; Седова, 1999 и др.).
Исследователи отмечают, что языковой ОЧ не сводим к той концептуальной информации, которую можно извлечь из словарной статьи типового словаря русского языка: «Живое существо, обладающее даром мышления и речи, способностью создавать орудия и пользоваться ими в процессе общественного труда» (Ожегов, 1984, с. 763). Семантические реалии языка развивают иное представление о человеке, формируемое обыденным, наивным сознанием. В обыденном сознании и в языковом менталитете (в семантике языковых единиц и их объединений) человек ассоциируется и соизмеряется со Вселенной или с центром Вселенной, в конечном счете – со всем окружающим и включающим homo sapiens мирозданием (Одинцова, 1994, с. 73). «Стремление ставить человека в центр Вселенной восходит к эллинской традиции» (Караулов, 1976, с. 250).
М.П. Одинцова, проанализировав описания человека в современной русской речи, художественной и нехудожественной, доказывает, что содержание понятия «человек» в языке значительное шире того, что мы находим в определениях толковых словарей:
человек – это множество лиц, ипостасей, органов и квазиорганов, частей и квазичастей, условно наделяемых активностью и многими другими качествами двойников, alter ego личности (см.: Одинцова, 1994);
человек – это вещь, предмет и, следовательно, некое пространство, физическое и духовное, в пределе – вселенная, космос или, точнее, центр двух вселенных – внешней, природной, и внутренней, духовной (см.: Одинцова, 1991);
человек – это властелин мира, хозяин, распорядитель всего живого и неживого, включая самого себя, свое тело и душу. Об этой же черте языкового менталитета можно сказать иначе: все, что осваивается и присваивается человеческой мыслью, становится принадлежностью, частью, собственностью человека (в реальном и виртуальном мире);
человек – творец и преобразователь мира, многих вещей в нем, самого себя, языка, другого человека, равный – в пределе – по созидательной компетенции и талантам божеству, демиургу, он поистине «мера всех вещей»;
человек – судья и пророк, оценивающий все и вся, всевидящий, наделенный разумом и сверхразумом, чувствами и сверхчувствами, чудо создания, гений, «венец природы», сознающий и использующий этот дар всеведения (см. антропоцентрическую интерпретацию эгоцентрических, в том числе оценочных (субъективно-эмотивных), значений языковых единиц: Вольф, 1985; Телия, 1996; Проблемы структурной лингвистики, 1982. М., 1984);
человек и мир – одно и то же: человек тождествен миру, всему, что входит и может войти в сферу его жизнедеятельности и сознания, что в той или иной степени зависит от него и от чего зависит он сам. Верно и обратное: мир тождествен человеку. Образы мира и человека взаимноизоморфны (Телия, 1987);
человек – воплощение и средоточие противоположностей, сил, субстанций, качеств, находящихся в отношениях противоборства, конфликта и вместе с тем диалектического единства, притяжения, взаимодействия и взаимоперехода. Человек – воплощение добра и зла, силы и слабости, простоты и сложности, величия и ничтожества, он Бог и дьявол, царь и раб, бессмертная субстанция духа и в то же время тленная земная плоть, он ангелоподобен и звероподобен, разум в нем, сознательное начало, сосущестует и борется с чувством, стихией подсознания, животными инстинктами (Одинцова, 2000, с. 9).
Свойственные «широкой публике» представления о человеке – это область знания, о которой рассуждают самые разные люди: специалисты в области проблем человека и обыватели, философы и домохозяйки, мечтатели и реалисты, ученые и невежды – все без исключения пользуются неотъемлемым правом говорить о себе и себе подобных.
Все не претендующие на научную истину высказывания человека о самом себе и/или о других людях, о человеке вообще позволяют утверждать, что целостный, глобальный человек, точнее, – образ такового человека – это все, что люди о себе и себе подобных знают, воображают и в принципе могут вообразить, ассоциируя себя не только с ближайшей действительностью, но и легко переносясь мыслью в иные, возможные и невозможные, миры, превращаясь мысленно в кого угодно и что угодно обращая в свое подобие (Одинцова, 1994, с. 73).
Итак, есть основание согласиться с М.П. Одинцовой, что образ человека в языковой картине мира – это концентрированное воплощение сути тех представлений человека о человеке, которые объективированы всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка (Одинцова, 2000, с. 8).
Если определять ЯКМ и ОЧ в лингвокультурологическом и этнолингвистическом ракурсах, то необходимо отметить, что и ЯКМ, и ОЧ в ней отражают определенный способ восприятия и концептуализации мира, характерный для национальной культуры. Н.Д. Арутюнова замечает: «Мир для современного человека двойственен. Он распадается на Универсум, или Чуждый мир (ср. «Оно» М. Бубера, «Antre» французских экзистенциалистов) и мир человеческого существования, «наличного бытия» (ср. «Dasien» М. Хайдеггера). Первый бесконечен, безграничен, но (в принципе) исчислим. Второй ограничен, конечен, но неисчислим. В Универсуме все подчинено законам, единым для всех. В мире человека царствует его величество случай: представления человека о жизни национально специфичны. Естественный язык отражает мир человека в национально специфических вариантах (Арутюнова, 1995, с. 33). Добавим, что и ОЧ в том или ином языке отражает черты национального мировосприятия и понимания человеческой природы. Представители разных национальных культур перерабатывают информацию о мире по-разному. «Разные языки – это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее» (Гумбольдт, 1985, с. 154). С одной стороны, выражаемые в национальном языке значения складываются в некую коллективную философию, которая оказывается неотъемлемой чертой мировосприятия носителей языка, с другой – всякий язык есть закрепленные знания о мире и человеке в соответствии со спецификой сознания национально-языкового коллектива.
Картина мира и ОЧ применительно к языку не могут быть адекватно описаны вне национально-культурного контекста.
Лингвокультурология знает два подхода к проблеме взаимосвязи языка и культуры. Суть первого подхода заключается в том, что язык и культура – это движение в одну сторону. Поскольку язык отражает действительность, а культура есть неотъемлемый компонент этой действительности, с которой сталкивается человек, то и язык есть зеркало народной культуры (Б.А. Серебренников, Г.В. Колшанский, Р.М. Фрумкина, С.А. Атановский, Г.А. Брутян, Е.И. Кукушкин, Э.С. Маркарян). В рамках второго подхода к интерпретации взаимоотношений языка и культуры выдвигается гипотеза лингвистической относительности, согласно которой язык обусловливает способ мышления говорящего на нем народа и способ познания мира зависит от того, на каком языке мыслят познающие субъекты (Э. Сепир, Б. Уорф).
И в том, и в другом подходе есть, на наш взгляд, рациональное зерно. Язык (равно как и картина мира, и образы мира, отраженные в нем) – это часть культуры говорящего на нем народа. В то же время язык в результате длительного исторического развития формирует некие культурные коды (ключевые слова, ставшие общеупотребительными, частотными; устойчивые выражения – фразеологизмы, пословицы, поговорки), позволяющие говорящим на данном языке осознавать действительность определенным образом. И в этом смысле язык влияет на видение мира, на картину мира и образы мира в сознании людей.
Отношения между языком и культурой могут рассматриваться как отношения части и целого. Язык может быть воспринят как компонент культуры и как орудие культуры (что не одно и то же). Однако язык в то же время автономен по отношению к культуре в целом, и он может рассматриваться как независимая, автономная семиотическая система, то есть отдельно от культуры, что делается в традиционной лингвистике (Толстой, 1991, с. 16).
Безусловно, ОЧ в языке не может быть адекватно исследован только в рамках традиционной лингвистики (впрочем, такая проблематика и не была для нее главной), без учета национально-культурных, социально-психологических и иных факторов, оказывающих влияние на язык и речевую деятельность. Можно утверждать, что проблема языкового ОЧ обречена на междисциплинарность, на разнообразие методических подходов и приемов в силу сложности самого объекта изучения – человека – и интерпретатора этого объекта, коим также является человек.
1.2. Языковые ипостаси человека
Разные лингвистические направления (дисциплины), сформировавшиеся внутри антропологической парадигмы, изучают человека в разных проявлениях, ипостасях. В реальной жизни этим ипостасям, ролям, «маскам», параметрам человека несть числа. Все они получают в языке наименования, некоторые из этих номинаций-определений выделяют в человеке главное – сущность: человек разумный, человек биологический, человек социальный, человек моральный и т. д. (Одинцова, 2000 а, с. 25). Однако не все ипостаси человека являются языковыми, поскольку не все они определяют строй языка и речи. И, следовательно, не все они становятся предметом изучения в лингвистике.
В ряду языковых ипостасей человека в первую очередь следует назвать интеллектуальную – homo sapiens, поскольку язык, будучи средством общения людей между собой, неразрывно связан с мышлением, человеческим разумом. Еще М.В. Ломоносов, рассуждая о предназначении человеческого языка, замечал его интеллектуальную первооснову: «По благороднейшем даровании, которым человек прочих животных превосходит, то есть правителе наших действий – разуме, первейшее есть слово, данное ему для сообщения с другими своих мыслей» (курсивы наши – Л.Н.). («Российская грамматика» 1755 г.). Интеллектуальная языковая ипостась человека как мыслящего существа подчеркивается в известном определении предложения, данном В.В. Виноградовым: «Предложение – это грамматически оформленная по законам данного языка целостная единица речи, являющаяся главным средством формирования, выражения и сообщения мысли» (курсив наш – Л.Н.).
Интеллект, разум – уникальный параметр человека как высшего творения природы, определяющий все его проявления, в том числе языковые и речевые. Зачатки интеллекта проявляются и у животных (см. об этом: Сеченов, 1947), но их сообразительность, умение мыслить – это лишь первичная фаза в развитии мышления, фаза доречевая (Выготский, 1982, с. 76–77). В отличие от животных человек (разумное животное, как определил его Аристотель) обладает иными формами отражения действительности – не наглядным чувственным, а отвлеченным рациональным опытом. Такая способность и характеризует сознание человека, отличая его от психики животных. Способность человека переходить за пределы наглядного, непосредственного опыта – фундаментальная особенность его сознания (Серебренников, 1988, с. 162).
Возникновение естественного человеческого языка неразрывно связано с возникновением человека (homo sapiens), и этот неоспоримый факт выдвигает интеллектуальную ипостась на первое место среди всех других языковых ипостасей человека и делает ее определяющей все языковые и речевые проявления homo sapiens.
Интеллект – это то благо, которое «создало» человека, и, следовательно, он присутствует во всех человеческих действиях, поступках, состояниях, о чем свидетельствуют многочисленные исследования человеческой природы, относящиеся к самым разным областям науки.
Человек разумный (homo sapiens) в течение жизни усваивает и накапливает информацию, которая обретает форму знаний, затем пользуется этими знаниями в ходе речевого общения. Когнитивная лингвистика, которая изучает репрезентацию этих знаний в языке, по сути дела и обращена к интеллектуальной языковой ипостаси человека (Демьянков, 1994; Кибрик, 1994; Новое в зарубежной лингвистике, 1988 и др.).
Homo sapiens реализует себя в контакте с другими разумными существами. Одна из форм такого контакта – речевая коммуникация, в которой человек предстает либо в роли активного субъекта общения (говорящего, отправителя информации), либо в роли пассивного субъекта (слушающего, получателя информации). Эти роли человека общающегося (homo communicans) очень подвижны: одна «маска» в процессе общения сменяет другую. При этом роль говорящего является ведущей, определяющей разнообразные коммуникативные категории высказывания как единицы речевого общения (целевые установки, модальность, время, эксплицитность\имплицитность сообщения и т. д.). Коммуникативной языковой ипостаси человека посвящены многочисленные исследования, выполненные в русле коммуникативной лингвистики (Норман, 1994; Золотова, 1982; 1998; Богданов, 1990 и др.).
Ученые, занимающиеся проблемами речевой коммуникации, отмечают, что коммуниканты используют в процессе общения необходимую базу знаний, которая включает знания языковые и неязыковые. К языковым знаниям относятся знание грамматики (с фонетикой и фонологией), дополненное знанием композициональной и лексической семантики; знания принципов речевого общения. Внеязыковые знания – это знания о контексте и ситуации, знания об адресате, а также знания о мире: о событиях, состояниях, действиях, процессах и т. д. – так называемые общефоновые знания (см.: Новое в зарубежной лингвистике, 1988, с. 7).
Фоновые знания («обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, являющееся основой языкового общения») (Ахманова, 1966) – это «культурно-исторический багаж, разделяемый людьми, выросшими в одинаковых условиях (Верещагин, Костомаров, 1976, с. 28). «Участники общения должны иметь до известной степени общую социальную историю. Под социальной историей человека понимаются те его характеристики, которые у него возникают в результате воспитания в пределах определенной социальной группы или – шире – языковой общности. Сюда относится поведение человека, система его мировоззренческих взглядов, оценок, эстетических вкусов и – самое главное – большая часть его знаний» (Верещагин, 1969, с. 13). Фоновые знания – это результат присвоения человеком материальных и духовных ценностей, которые составляют национальную культуру. Homo communicans, таким образом, является носителем национально-культурных традиций, от которых зависит как строй языка общения, так и форма и содержание речи.
Национально-культурная ипостась так же, как интеллектуальная и коммуникативная, является неотъемлемой языковой ипостасью человека. Она изучается лингвокультурологами и этнолингвистами, а также всеми, кто исследует язык в его связи с культурными традициями народа (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Б.А. Успенский, Н.И. Толстой и мн. др.).
Homo sapiens в процессе общения (в роли homo communicans) выбирает, что, кому, зачем и как сказать, и этот выбор предполагает творческий поиск говорящим наиболее эффективных, с его точки зрения, способов выражения мысли. Иными словами, человек по отношению к языку проявляет себя как творец (языкотворец, речетворец). Особую значимость «всеобщее языкотворческое начало в человеке» (В.ф. Гумбольдт), или языкотворческая, речетворческая ипостась, приобретает в тех случаях, когда творчество является необходимым атрибутом профессии, например, в литературной деятельности и журналистике (Одинцова, 2000 а, с. 25–26).
Процесс и результаты выбора формы и содержания речевых произведений находятся в центре внимания ученых-лингвистов, анализирующих различные тексты, от высказываний-реплик бытового диалога до художественных произведений (М.М. Бахтин, Б.А. Ларин, Ю.М. Лотман, В.П. Григорьев, Н.А. Кузьмина и мн. др.).
Каждый человек – индивидуальность. «И для одного человека мир совсем иной, чем для другого, иным представляется» (Бердяев, 1991, с. 48). В соответствии со своими, индивидуальными, представлениями каждый конкретный человек выражает (портретирует) себя в общении с окружающими. Самовыражение человека в процессе речевой коммуникации происходит самопроизвольно, независимо от воли говорящего. Притворство, надевание чужих «масок», всякого рода самоконтроль, если и возможны, то явления временные, поскольку противоречат самой природе человека, которую Н.А. Бердяев называл духом свободы. Человек свободен в своих речевых проявлениях, и эта свобода дает ему возможность проявить себя в ипостаси «языковая личность», «языковая индивидуальность». Данная роль (ипостась) человека – характерологическая — непременно «исполняется» им в каждом коммуникативно-речевом акте: человек вносит и в содержание, и в форму, и в манеру речи индивидуально и (или) социально типическое, характерное. Например, крестьянин говорит не так, как учитель, – даже если они живут рядом, в одной деревне; дети и взрослые пользуются разными регистрами речи; установлено, что существенно отличается речь мужчин от речи (манеры речи) женщин; в пределе каждый человек – особый стиль (Одинцова, 2000 а, с. 26).
Мысль о существовании особого языкового мировоззрения была сформулирована еще в начале XIX века В. фон Гумбольдтом. Первое обращение к языковой личности связано с именем немецкого ученого И. Вейсгербера. Антропологическая парадигма в отечественном языкознании (В.В. Виноградов, А.А. Леонтьев, Г.И. Богин и др.) разработала и ввела в научный обиход понятие «языковая личность» (Ю.Н. Караулов).
Существование множества типов языковой личности дало основание говорить о множественности картин мира и исследовать части общеязыковой картины мира (индивидуально-авторскую картину мира, картину мира определенной социальной группы, картину мира отдельной личности), прослеживая ее «единораздельную сущность» (Лосев, 1982) (работы Н.А. Кузьминой, Л.О. Бутаковой, Е.Н. Гуц и мн. др.).
Мыслительная и познавательная деятельность человека не ограничивается отражением реальности. Будучи вовлеченными в личностную сферу человека, явления окружающего мира оцениваются, принимаются или отвергаются человеком в соответствии со сложившимися социально-культурными установками и стереотипами, личными представлениями о хорошем и плохом, добре и зле, красоте и безобразии и т. д.
В языке и речи отражается неравнодушие человека ко всему и вся в мире, стремление соизмерять мир, себя и себе подобных с идеалом – тем, каково должно быть мировое устройство и каким должен быть человек. «Мерка человека», в соответствии с которой создан и функционирует язык, это позиция человека рефлектирующего, философствующего, мучительно переживающего антиномии собственной природы (например, смерть – жизнь – бессмертие) и несовершенство мира» (Одинцова, 2000 а, с. 26). Человек аксиологический — ещё одна важнейшая языковая ипостась homo sapiens, ипостась субъектная, как все выше названные, и в то же время объектная: человек является объектом разнообразных оценок.
Оценочный аспект отражения действительности в языке изучается весьма продуктивно. Так, многоплановый анализ природы и сущности оценки, её объема и классификации, особенностей выражения осуществлен в трудах Н.Д. Арутюновой, Е.М. Вольф, Г.А. Золотовой, С.Г. Шейдаевой и мн. др. Учеными исследованы семантический потенциал оценочной лексики (Ю.Д. Апресян, Е.М. Вольф, Н.А. Лукьянова, Е.Ф. Петрищева, А.А. Уфимцева и мн. др.), различные языковые средства выражения оценки (А.В. Зубов, Т.И. Кулигина, Л.А. Сергеева, А.М. Сизова и мн. др.), синтаксические оценочные структуры (Н.А. Авганова, Н.Д. Арутюнова, В.В. Бабайцева, Е.М. Вольф, Г.А. Золотова, Т.В. Шмелева и мн. др.), прагматические характеристики оценки (И.Г. Дьячкова, О.С. Иссерс, Т.А. Боброва).
Человек как объект аксиологической языковой деятельности изучен меньше, чем человек как субъект оценки. А между тем активность человека как оценивающего субъекта породила в языке целый пласт характеризующей человека лексики, разнообразие семантико-синтаксический структур, при помощи которых можно адекватно представить языковой ОЧ.
Вообще языковой образ, в котором сфокусированы и отражены перечисленные языковые параметры человека и иные, неязыковые, человеческие «маски», это тоже ипостась, характеризующая взаимоотношения человека и языка.
ОЧ в языке-речи – это предмет высказывания, «персонаж», о котором говорят (в частном случае таким «персонажем» является сам говорящий, если, например, он рассказывает о себе). «О чем бы люди ни говорили, они обязательно – в конечном счете – характеризуют, изображают себя: свои занятия, свой досуг, свои беды и радости, профессиональные и непрофессиональные достижения и потери. Человеку свойственно персонифицировать, очеловечивать природу, то есть, говоря о ней, изображать себя; переносить ценностное (оценочное) отношение к людям на все в мире. В ЯКМ отображена, как об этом знали ещё в античности, вселенная (микрокосм) человека, в центре ее он сам, он центр и физической Вселенной, всего мироздания (разумеется, субъективно)» (Одинцова, 2000 а, с. 26).
Языковой ОЧ как объектная языковая ипостась — это продукт творческой языковой деятельности, языкового самовыражения говорящего как носителя определенных национально-культурных традиций и как личности думающей, чувствующей и оценивающей, то есть результат «работы» тех языковых ипостасей человека, которые квалифицируются как субъектные.
Иными словами, ЯОЧ – это точка, в которой пересекаются, коррелируют смыслы «человек в языке» и «язык в человеке».
В ряду языковых ипостасей человека в первую очередь следует назвать интеллектуальную – homo sapiens, поскольку язык, будучи средством общения людей между собой, неразрывно связан с мышлением, человеческим разумом. Еще М.В. Ломоносов, рассуждая о предназначении человеческого языка, замечал его интеллектуальную первооснову: «По благороднейшем даровании, которым человек прочих животных превосходит, то есть правителе наших действий – разуме, первейшее есть слово, данное ему для сообщения с другими своих мыслей» (курсивы наши – Л.Н.). («Российская грамматика» 1755 г.). Интеллектуальная языковая ипостась человека как мыслящего существа подчеркивается в известном определении предложения, данном В.В. Виноградовым: «Предложение – это грамматически оформленная по законам данного языка целостная единица речи, являющаяся главным средством формирования, выражения и сообщения мысли» (курсив наш – Л.Н.).
Интеллект, разум – уникальный параметр человека как высшего творения природы, определяющий все его проявления, в том числе языковые и речевые. Зачатки интеллекта проявляются и у животных (см. об этом: Сеченов, 1947), но их сообразительность, умение мыслить – это лишь первичная фаза в развитии мышления, фаза доречевая (Выготский, 1982, с. 76–77). В отличие от животных человек (разумное животное, как определил его Аристотель) обладает иными формами отражения действительности – не наглядным чувственным, а отвлеченным рациональным опытом. Такая способность и характеризует сознание человека, отличая его от психики животных. Способность человека переходить за пределы наглядного, непосредственного опыта – фундаментальная особенность его сознания (Серебренников, 1988, с. 162).
Возникновение естественного человеческого языка неразрывно связано с возникновением человека (homo sapiens), и этот неоспоримый факт выдвигает интеллектуальную ипостась на первое место среди всех других языковых ипостасей человека и делает ее определяющей все языковые и речевые проявления homo sapiens.
Интеллект – это то благо, которое «создало» человека, и, следовательно, он присутствует во всех человеческих действиях, поступках, состояниях, о чем свидетельствуют многочисленные исследования человеческой природы, относящиеся к самым разным областям науки.
Человек разумный (homo sapiens) в течение жизни усваивает и накапливает информацию, которая обретает форму знаний, затем пользуется этими знаниями в ходе речевого общения. Когнитивная лингвистика, которая изучает репрезентацию этих знаний в языке, по сути дела и обращена к интеллектуальной языковой ипостаси человека (Демьянков, 1994; Кибрик, 1994; Новое в зарубежной лингвистике, 1988 и др.).
Homo sapiens реализует себя в контакте с другими разумными существами. Одна из форм такого контакта – речевая коммуникация, в которой человек предстает либо в роли активного субъекта общения (говорящего, отправителя информации), либо в роли пассивного субъекта (слушающего, получателя информации). Эти роли человека общающегося (homo communicans) очень подвижны: одна «маска» в процессе общения сменяет другую. При этом роль говорящего является ведущей, определяющей разнообразные коммуникативные категории высказывания как единицы речевого общения (целевые установки, модальность, время, эксплицитность\имплицитность сообщения и т. д.). Коммуникативной языковой ипостаси человека посвящены многочисленные исследования, выполненные в русле коммуникативной лингвистики (Норман, 1994; Золотова, 1982; 1998; Богданов, 1990 и др.).
Ученые, занимающиеся проблемами речевой коммуникации, отмечают, что коммуниканты используют в процессе общения необходимую базу знаний, которая включает знания языковые и неязыковые. К языковым знаниям относятся знание грамматики (с фонетикой и фонологией), дополненное знанием композициональной и лексической семантики; знания принципов речевого общения. Внеязыковые знания – это знания о контексте и ситуации, знания об адресате, а также знания о мире: о событиях, состояниях, действиях, процессах и т. д. – так называемые общефоновые знания (см.: Новое в зарубежной лингвистике, 1988, с. 7).
Фоновые знания («обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, являющееся основой языкового общения») (Ахманова, 1966) – это «культурно-исторический багаж, разделяемый людьми, выросшими в одинаковых условиях (Верещагин, Костомаров, 1976, с. 28). «Участники общения должны иметь до известной степени общую социальную историю. Под социальной историей человека понимаются те его характеристики, которые у него возникают в результате воспитания в пределах определенной социальной группы или – шире – языковой общности. Сюда относится поведение человека, система его мировоззренческих взглядов, оценок, эстетических вкусов и – самое главное – большая часть его знаний» (Верещагин, 1969, с. 13). Фоновые знания – это результат присвоения человеком материальных и духовных ценностей, которые составляют национальную культуру. Homo communicans, таким образом, является носителем национально-культурных традиций, от которых зависит как строй языка общения, так и форма и содержание речи.
Национально-культурная ипостась так же, как интеллектуальная и коммуникативная, является неотъемлемой языковой ипостасью человека. Она изучается лингвокультурологами и этнолингвистами, а также всеми, кто исследует язык в его связи с культурными традициями народа (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Б.А. Успенский, Н.И. Толстой и мн. др.).
Homo sapiens в процессе общения (в роли homo communicans) выбирает, что, кому, зачем и как сказать, и этот выбор предполагает творческий поиск говорящим наиболее эффективных, с его точки зрения, способов выражения мысли. Иными словами, человек по отношению к языку проявляет себя как творец (языкотворец, речетворец). Особую значимость «всеобщее языкотворческое начало в человеке» (В.ф. Гумбольдт), или языкотворческая, речетворческая ипостась, приобретает в тех случаях, когда творчество является необходимым атрибутом профессии, например, в литературной деятельности и журналистике (Одинцова, 2000 а, с. 25–26).
Процесс и результаты выбора формы и содержания речевых произведений находятся в центре внимания ученых-лингвистов, анализирующих различные тексты, от высказываний-реплик бытового диалога до художественных произведений (М.М. Бахтин, Б.А. Ларин, Ю.М. Лотман, В.П. Григорьев, Н.А. Кузьмина и мн. др.).
Каждый человек – индивидуальность. «И для одного человека мир совсем иной, чем для другого, иным представляется» (Бердяев, 1991, с. 48). В соответствии со своими, индивидуальными, представлениями каждый конкретный человек выражает (портретирует) себя в общении с окружающими. Самовыражение человека в процессе речевой коммуникации происходит самопроизвольно, независимо от воли говорящего. Притворство, надевание чужих «масок», всякого рода самоконтроль, если и возможны, то явления временные, поскольку противоречат самой природе человека, которую Н.А. Бердяев называл духом свободы. Человек свободен в своих речевых проявлениях, и эта свобода дает ему возможность проявить себя в ипостаси «языковая личность», «языковая индивидуальность». Данная роль (ипостась) человека – характерологическая — непременно «исполняется» им в каждом коммуникативно-речевом акте: человек вносит и в содержание, и в форму, и в манеру речи индивидуально и (или) социально типическое, характерное. Например, крестьянин говорит не так, как учитель, – даже если они живут рядом, в одной деревне; дети и взрослые пользуются разными регистрами речи; установлено, что существенно отличается речь мужчин от речи (манеры речи) женщин; в пределе каждый человек – особый стиль (Одинцова, 2000 а, с. 26).
Мысль о существовании особого языкового мировоззрения была сформулирована еще в начале XIX века В. фон Гумбольдтом. Первое обращение к языковой личности связано с именем немецкого ученого И. Вейсгербера. Антропологическая парадигма в отечественном языкознании (В.В. Виноградов, А.А. Леонтьев, Г.И. Богин и др.) разработала и ввела в научный обиход понятие «языковая личность» (Ю.Н. Караулов).
Существование множества типов языковой личности дало основание говорить о множественности картин мира и исследовать части общеязыковой картины мира (индивидуально-авторскую картину мира, картину мира определенной социальной группы, картину мира отдельной личности), прослеживая ее «единораздельную сущность» (Лосев, 1982) (работы Н.А. Кузьминой, Л.О. Бутаковой, Е.Н. Гуц и мн. др.).
Мыслительная и познавательная деятельность человека не ограничивается отражением реальности. Будучи вовлеченными в личностную сферу человека, явления окружающего мира оцениваются, принимаются или отвергаются человеком в соответствии со сложившимися социально-культурными установками и стереотипами, личными представлениями о хорошем и плохом, добре и зле, красоте и безобразии и т. д.
В языке и речи отражается неравнодушие человека ко всему и вся в мире, стремление соизмерять мир, себя и себе подобных с идеалом – тем, каково должно быть мировое устройство и каким должен быть человек. «Мерка человека», в соответствии с которой создан и функционирует язык, это позиция человека рефлектирующего, философствующего, мучительно переживающего антиномии собственной природы (например, смерть – жизнь – бессмертие) и несовершенство мира» (Одинцова, 2000 а, с. 26). Человек аксиологический — ещё одна важнейшая языковая ипостась homo sapiens, ипостась субъектная, как все выше названные, и в то же время объектная: человек является объектом разнообразных оценок.
Оценочный аспект отражения действительности в языке изучается весьма продуктивно. Так, многоплановый анализ природы и сущности оценки, её объема и классификации, особенностей выражения осуществлен в трудах Н.Д. Арутюновой, Е.М. Вольф, Г.А. Золотовой, С.Г. Шейдаевой и мн. др. Учеными исследованы семантический потенциал оценочной лексики (Ю.Д. Апресян, Е.М. Вольф, Н.А. Лукьянова, Е.Ф. Петрищева, А.А. Уфимцева и мн. др.), различные языковые средства выражения оценки (А.В. Зубов, Т.И. Кулигина, Л.А. Сергеева, А.М. Сизова и мн. др.), синтаксические оценочные структуры (Н.А. Авганова, Н.Д. Арутюнова, В.В. Бабайцева, Е.М. Вольф, Г.А. Золотова, Т.В. Шмелева и мн. др.), прагматические характеристики оценки (И.Г. Дьячкова, О.С. Иссерс, Т.А. Боброва).
Человек как объект аксиологической языковой деятельности изучен меньше, чем человек как субъект оценки. А между тем активность человека как оценивающего субъекта породила в языке целый пласт характеризующей человека лексики, разнообразие семантико-синтаксический структур, при помощи которых можно адекватно представить языковой ОЧ.
Вообще языковой образ, в котором сфокусированы и отражены перечисленные языковые параметры человека и иные, неязыковые, человеческие «маски», это тоже ипостась, характеризующая взаимоотношения человека и языка.
ОЧ в языке-речи – это предмет высказывания, «персонаж», о котором говорят (в частном случае таким «персонажем» является сам говорящий, если, например, он рассказывает о себе). «О чем бы люди ни говорили, они обязательно – в конечном счете – характеризуют, изображают себя: свои занятия, свой досуг, свои беды и радости, профессиональные и непрофессиональные достижения и потери. Человеку свойственно персонифицировать, очеловечивать природу, то есть, говоря о ней, изображать себя; переносить ценностное (оценочное) отношение к людям на все в мире. В ЯКМ отображена, как об этом знали ещё в античности, вселенная (микрокосм) человека, в центре ее он сам, он центр и физической Вселенной, всего мироздания (разумеется, субъективно)» (Одинцова, 2000 а, с. 26).
Языковой ОЧ как объектная языковая ипостась — это продукт творческой языковой деятельности, языкового самовыражения говорящего как носителя определенных национально-культурных традиций и как личности думающей, чувствующей и оценивающей, то есть результат «работы» тех языковых ипостасей человека, которые квалифицируются как субъектные.
Иными словами, ЯОЧ – это точка, в которой пересекаются, коррелируют смыслы «человек в языке» и «язык в человеке».
1.3. Высказывание как объект лингвистического исследования
Как известно, современная лингвистика характеризуется повышением вниманием к проблемам коммуникации, в частности к проблемам, связанным с определением и характеристикой коммуникативных единиц.
В лингвистической литературе для наименования единицы речевого общения используется несколько терминов: предложение (А.А. Шахматов, В.В. Виноградов и др.), высказывание (Н.С. Поспелов, Н.А. Слюсарева и др.), фраза (Т.Б. Алисова, Ю.В. Ванников, Д.Н. Шмелев и др.), монорема (в понимании Ш. Балли). Однако чаще ученые прибегают к термину высказывание, как представляется, потому, что, в силу своей словообразовательной прозрачности (высказывание от высказать, сказать), он в большей степени отражает коммуникативную сущность синтаксической единицы, её функциональность. Понятие высказывания как «единицы речевого общения» (см.: Гак, 1990, с. 90) прочно вошло в научный обиход именно в связи с углубленным изучением функционирования языковых форм в речи.
Термин высказывание используется в лингвистической литературе в двух значениях: 1) как синоним термина речевой акт и 2) как обозначение для речевого произведения, созданного в ходе речевого акта и рассматриваемого в контексте этого речевого акта (Падучева, 1985, с. 29). При этом речевой акт понимается как целенаправленное речевое действие, совершаемое в соответствии с принципами и правилами речевого поведения (Арутюнова, 1990 в, с. 412), – то есть как процесс.
На наш взгляд, термины высказывание и речевой акт в целях теоретической конкретности не следует смешивать (считать синонимичными). Применительно к процессу, действию целенаправленного говорения лучше употреблять термин речевой акт, так как в нем присутствует сема «действие»; термин высказывание словообразовательно ближе к термину произведение (в значении продукт, результат, итог действия). Поэтому термином высказывание мы будем обозначать речевое произведение, созданное в ходе речевого акта и обусловленное им. Речевой акт мы рассматриваем как причину, а высказывание как следствие общения, учитывая их диалектическую взаимосвязь.
Высказывание определяется по отношению к понятию предложение и соотносится с ним. И.И. Ковтунова, отмечая, что «предложение, рассматриваемое с его коммуникативной стороны, принято называть высказыванием» (см.: Ковтунова, 1976), подчеркивает тем самым, что эти два понятия могут обозначать один и тот же объект, но говорить о предложении как о высказывании возможно лишь при условии выполнения им коммуникативной функции.
То, что самым существенным и отличительным признаком высказывания является коммуникативность, несомненно. Предложение соотносится с высказыванием так же, как соотносятся язык и речь. Отмечая диалектическое единство языка и речи, Фердинанд де Соссюр характеризовал язык как систему знаков и правил их комбинирования, а речь как использование знаковой системы в целях общения. Язык – это потенциал, возможность, которая реализуется, воплощается в речи. Точно так же предложение реализует себя как высказывание в определенных условиях общения. Если далее характеризовать эти два понятия по тем параметрам, по которым соотносят язык и речь, то можно говорить о том, что предложение – это статическая, абстрактная единица, в то время как высказывание динамично, конкретно.
Понятие высказывания в современном «широком» синтаксисе связано с понятием пропозиции. Термин пропозиция восходит к латинскому propositio, первоначально обозначавшему в логике суждение, а в лингвистике – предложение, то есть некоторую целостную единицу. В логике пропозиция – определенная форма мысли, утверждающая или отрицающая нечто о предмете действительности. Логическое направление в языкознании (Ш. Балли, Ф.И. Буслаев, Ю.С. Степанов, Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, Г. Фреге и др.) сформировало новое значение термина пропозиция. В основе современной концепции пропозиции лежат идеи Г. Фреге, который отделил мысль от акта ее утверждения говорящим. Пропозицией в лингвистике стали считать не все предложение, а определенную его часть: семантический инвариант, который остается неизменным при изменении коммуникативной задачи.
В лингвистической литературе для наименования единицы речевого общения используется несколько терминов: предложение (А.А. Шахматов, В.В. Виноградов и др.), высказывание (Н.С. Поспелов, Н.А. Слюсарева и др.), фраза (Т.Б. Алисова, Ю.В. Ванников, Д.Н. Шмелев и др.), монорема (в понимании Ш. Балли). Однако чаще ученые прибегают к термину высказывание, как представляется, потому, что, в силу своей словообразовательной прозрачности (высказывание от высказать, сказать), он в большей степени отражает коммуникативную сущность синтаксической единицы, её функциональность. Понятие высказывания как «единицы речевого общения» (см.: Гак, 1990, с. 90) прочно вошло в научный обиход именно в связи с углубленным изучением функционирования языковых форм в речи.
Термин высказывание используется в лингвистической литературе в двух значениях: 1) как синоним термина речевой акт и 2) как обозначение для речевого произведения, созданного в ходе речевого акта и рассматриваемого в контексте этого речевого акта (Падучева, 1985, с. 29). При этом речевой акт понимается как целенаправленное речевое действие, совершаемое в соответствии с принципами и правилами речевого поведения (Арутюнова, 1990 в, с. 412), – то есть как процесс.
На наш взгляд, термины высказывание и речевой акт в целях теоретической конкретности не следует смешивать (считать синонимичными). Применительно к процессу, действию целенаправленного говорения лучше употреблять термин речевой акт, так как в нем присутствует сема «действие»; термин высказывание словообразовательно ближе к термину произведение (в значении продукт, результат, итог действия). Поэтому термином высказывание мы будем обозначать речевое произведение, созданное в ходе речевого акта и обусловленное им. Речевой акт мы рассматриваем как причину, а высказывание как следствие общения, учитывая их диалектическую взаимосвязь.
Высказывание определяется по отношению к понятию предложение и соотносится с ним. И.И. Ковтунова, отмечая, что «предложение, рассматриваемое с его коммуникативной стороны, принято называть высказыванием» (см.: Ковтунова, 1976), подчеркивает тем самым, что эти два понятия могут обозначать один и тот же объект, но говорить о предложении как о высказывании возможно лишь при условии выполнения им коммуникативной функции.
То, что самым существенным и отличительным признаком высказывания является коммуникативность, несомненно. Предложение соотносится с высказыванием так же, как соотносятся язык и речь. Отмечая диалектическое единство языка и речи, Фердинанд де Соссюр характеризовал язык как систему знаков и правил их комбинирования, а речь как использование знаковой системы в целях общения. Язык – это потенциал, возможность, которая реализуется, воплощается в речи. Точно так же предложение реализует себя как высказывание в определенных условиях общения. Если далее характеризовать эти два понятия по тем параметрам, по которым соотносят язык и речь, то можно говорить о том, что предложение – это статическая, абстрактная единица, в то время как высказывание динамично, конкретно.
Понятие высказывания в современном «широком» синтаксисе связано с понятием пропозиции. Термин пропозиция восходит к латинскому propositio, первоначально обозначавшему в логике суждение, а в лингвистике – предложение, то есть некоторую целостную единицу. В логике пропозиция – определенная форма мысли, утверждающая или отрицающая нечто о предмете действительности. Логическое направление в языкознании (Ш. Балли, Ф.И. Буслаев, Ю.С. Степанов, Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, Г. Фреге и др.) сформировало новое значение термина пропозиция. В основе современной концепции пропозиции лежат идеи Г. Фреге, который отделил мысль от акта ее утверждения говорящим. Пропозицией в лингвистике стали считать не все предложение, а определенную его часть: семантический инвариант, который остается неизменным при изменении коммуникативной задачи.