Страница:
бесполезный, беспорядочный клубок, в который позволяют превратить свою
бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное
место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего,
определяющего параметры жизни. То, что я здесь, - страшная ошибка,
фантастический мезальянс неудачи и непонимания.
Но меня и слушать не хотели. Я слышал, как закрываются двери, одна за
другой, слышал, как в замках клацают ключи, закрывая или открывая меня.
Голос председателя суда доходил до меня через отверстие, которое они
просверлили в мою могилу:
- Виновен или невиновен?
Я попытался крикнуть:
- Не виновен!
Но крик застрял у меня в горле. Раздался лишь шепот. Никто не услышал
меня.
- Виновен или невиновен?
Я глубоко вздохнул, чтобы крикнуть еще раз, но не смог - поперхнулся.
- Виновен или невиновен в заговоре с целью свержения Общественности?
Я должен был ответить, должен был что-нибудь сказать. Может быть, если
бы я сознался...
- Виновен! - крикнул я.
Но опять только шепот. Никто не слушал, никого это не волновало...
Качка становились слабее. Я попытался сесть и ударился головой о
потолок. Звуки двигателя затихали и дошли до холостых оборотов. Еще
несколько ударов и подпрыгиваний: резкая остановка, потом толчок снизу,
ощущение падения, взлета, потом опять резко вниз, толчок, остановка, вновь
удар головой, грохот и затем - тишина. Ни звука, ни движения. Где-то
далеко раздалось слабое жужжание. Должно быть, работали воздушные насосы.
Но что-то в их работе было не так. Стало очень жарко. Я задыхался, мне не
хватало воздуха и света.
Произошла какая-то ошибка, мой ящик поставили в самый низ штабеля, и я
оказался в ловушке. Пальцем ноги я попытался отыскать защелку, но нога не
слушалась, казалось, она была сделана из свинца. Я был связан по рукам и
ногам на платформе, мчащейся вниз по склону в лодке, несущейся к водопаду.
Я сбился с пути и падал с корабля, падал на солнце. Пройдет сто лет,
прежде чем в фотосфере найдут мое замерзшее тело, но я уже чувствовал
иссушающий жар, который начинал медленно поджаривать меня в моем
собственном соку...
Я проснулся, чувствуя во рту горький привкус кофе.
- Что-то подмешали, - вслух сказал я. - Йото нашел способ успокоить
меня и сделать покладистым. Смышленый парень, этот мистер Йото. - Мой
голос звучал глухо.
Я нащупал ногой задвижку, и дверь открылась. Я подтянулся и вылез в
полумрак трюма. Тысячи ящиков, таких же как тот, из которого я выполз,
стояли длинными рядами, один над другим.
Я обнаружил лестницу, поднялся по ней через низкую дверь и вышел на
свет божий. Узкая полоска палубы шла вдоль трех люков. Корабль был
двухкорпусным, с мелкой осадкой, спроектированный для плавания на
поверхности и погружения в штормовую погоду. Вдали серыми пятнами на
горизонте виднелись полдюжины других барж. Я был в безопасности.
Сумасшедший план мистера Йото сработал. На какой-то миг я представил
организацию, которая стояла за ним, но тут же отогнал эти мысли.
"Везение, - сказал я себе, - просто безумное везение".
Обойдя баржу я нашел помещение для ремонтной бригады, о котором они мне
говорили. Там была койка, радиопередатчик и крошечный камбуз с запасом
замороженных продуктов. Я сделал себе сандвич, вышел на палубу и стал
смотреть на серый, проплывающий за бортом океан. Когда это занятие мне
надоело, я немного прогулялся по палубе, потом вздремнул, проснулся, снова
поел и посмотрел, как садится солнце. Сатурн был вечерней звездой, слабым
сиянием в туманном розоватом небе. Интересно, а был ли я там когда-нибудь
на самом деле? Это казалось еще менее реальным, чем вызванные снотворным
сны о смерти.
Во сне я отрицал свою вину, но меня никто не слышал. Потом я во всем
сознался, но и тогда никто не слушал. Слова оставались словами, чем-то
нереальным. Моя вина или отсутствие таковой не имело Отношения к тому, что
я собирался сообщить. И вдруг я отчетливо понял, что сделал то, что
сделал, делаю то, что делаю, в абсолютном вакууме, моральном и
интеллектуальном. Я среагировал - и все. Дают - бери, бьют - беги.
Итак, я направлялся в Штаб Флота для того, чтобы сделать сообщение. Но
на самом ли деле я сражаюсь за идеалы или просто плыву по течению? Предал
я своего друга или рискнул всем, чтобы оправдать его? Кем я был:
предателем или благородной жертвой неблагоприятных обстоятельств? Герой
или трус? Убил я Хетчера, или он погиб случайно? Действительно ли я
совершил эпохальный перелет или просто бежал, как побитая собака? И сейчас
- я рискую всем ради долга или просто удираю от опасности? И что будет,
когда я приеду?
Йото сказал, что меня встретят, но деталей не сообщил.
Я представил себе группу неухоженных анархистов, подплывающих в
маленькой лодке и тайно доставляющих меня в освещенный свечой подвал, где
я участвую в обсуждении того, как подложить бомбу в библиотеку
"Метрополитен". Я поймал себя на том, что прикидываю, какое вознаграждение
получу, если, вступив в контакт с анархистами, выдам их полиции.
"Предательство или мой гражданский долг?" - спросил я себя.
Вопросов у меня было предостаточно, да вот ответов мало. Слишком мало.
Наступила третья ночь моего путешествия. Еще час баржа стремительно
рассекала воду, направляясь на север. И вдруг, совсем неожиданно, появился
огонек порта, затем три огонька, а потом целая вереница протянулась вдоль
горизонта. Они наступали с обеих сторон, и баржа замедлила ход. Мы входили
в просторную бухту.
Я не имел понятия, была ли то Нью-йоркская бухта, залив Делавэр или
Чесапикский залив. На якоре стояли и другие баржи, моя же маневрировала
между ними вдоль канала и наконец остановилась. Двигатель замолк.
Волны плескались о корпус, как миниатюрный прибой. Я с трудом различал
берега. До них было не меньше мили. Слишком далеко, чтобы плыть в ледяной
воде.
Появился буксир. Он подходил слева, лавируя между баржами. Я увидел
человека, стоявшего на палубе, быстро отпрянул к шпигатам по правому борту
и лег.
Буксир ударился о край баржи. Высокий, широкоплечий, в плотно
облегающем черном костюме человек вскарабкался на палубу, постоял,
озираясь по сторонам, и направился к люку кабины управления.
Не дожидаясь дальнейших событий, я принял решение: перекинул ноги через
планшир, опустился по гладкой выступающей поверхности на всю длину рук и
спрыгнул.
Я прыгнул почти бесшумно; вода была пронзительно холодной, но страдали
только лицо и руки; автоматические застежки костюма плотно защелкнулись на
горле и запястьях, как только я коснулся поверхности воды. Я оттолкнулся и
поплыл вперед мимо тупых носов барж. Очутившись на безопасном расстоянии,
я оглянулся и на фоне освещенного люка увидел силуэт мужчины. Он
настороженно вглядывался в темноту, потом направился к корме и пропал из
виду. Конечно, он все понял, ведь я даже не пытался скрыть следы своего
пребывания на барже. Должно быть, это было серьезной ошибкой. Я повернулся
и поплыл подальше от барж.
Сорок пять минут спустя я вышел из воды на каменистый пляж с темными,
поросшими травой дюнами. На берегу стоял небольшой павильон. От него,
через лужайку, мимо причудливых клумб, заросших цветами, казавшимися
черными в лунном свете, вела выложенная кирпичом дорожка. Она выходила на
круглую площадь, освещенную витринами магазинов. Вокруг никого не было. Я
увидел свое отражение в стекле витрины: мокрые волосы были всклокочены, но
водонепроницаемый костюм все еще выглядел только что отутюженным. Я
надеялся, что сойду за портового рабочего, вышедшего на раннюю прогулку.
За поворотом дорожки светился вход в метро. Войдя внутрь, я увидел
карту и по мерцающим бегущим точечкам огней на линиях маршрутов определил,
что нахожусь в пригороде Балтимора и что следующий вагон на Вашингтон
будет через шесть минут. В ожидании поезда я взял в киоске-автомате чашку
кофе и булочку с изюмом. Раздался мелодичный звон, и ворота распахнулись,
приглашая в салон. Я вошел внутрь. В вагоне больше никого не было. Я ввел
в компьютер свой маршрут и расплатился своей фальшивой карточкой, потом
откинулся на спинку кресла и задремал. В первый раз я открыл глаза, когда
мое кресло поехало вперед и в сторону, в другой вагон. Казалось, прошло
всего несколько секунд, и меня разбудил мягкий голос, сообщивший, что
через тридцать секунд я прибуду в Вашингтон-25.
Инерция от торможения уменьшилась, дверь открылась, и я вышел в
серебристо-зеленый зал, наполненный гулом городского вокзала. Но
пассажиров не было - шум был записан на пленку.
Пустой зал насторожил меня. Плохо быть единственным пассажиром. Слишком
заметен. Чересчур.
Нужно поскорее выбраться на улицу, затеряться среди прохожих. Однако
очень торопиться тоже нельзя. Привлекать к себе внимание уж вовсе
нежелательно.
Стараясь выглядеть праздным гулякой, я прошел мимо кабинки дежурной по
станции. Сидевшая там девушка, несмотря на безликую, темно-синюю форму,
выглядела очаровательно. Золотистые волосы каскадами спадали на мягкие
округлые плечи. Мне захотелось остановиться, заговорить с ней. Отсутствие
женского пола мне противопоказано.
Но тут я заметил, как тает улыбка, на мгновение появившаяся на ее лице.
Проследив за взглядом девушки, я увидел плакат. Небольшой листок,
наклеенный на стене прямо поверх огромного рекламного щита.
"Разыскивается..." А вот фотография на этом листке была моя. Это уж точно.
Перепутать невозможно. Когда это они успели снять меня постаревшим?
Я заметил, как рука девушки потянулась к невидимой кнопке. Ее улыбка
уже стала походить на застывшую судорогу. Кем я был в ее глазах?
Преступником, дезертиром, которого необходимо как можно скорее передать в
руки правосудия? Расстрелять и кастрировать?
Мне ничего не оставалось, как повернуться и бежать со всех ног. И хоть
тем самым я с головой выдал себя, встреча с представителями власти в мои
планы никак не входила.
Я помчался вверх по эскалатору, перепрыгивая через три ступеньки. То ли
бежал я слишком быстро, то ли система тревоги сработала не сразу, но
наверху меня не ждали.
Выскочив на полупустую улицу я огляделся, отдышался и, засунув руки в
карманы, двинулся в сторону дома Трилии Дэнтон.
Довольно быстро я нашел знакомый переулок. Дом Дэнтонов был вторым от
угла. Сколько раз еще курсантом Академии я захаживал сюда, сколько выпито
и переговорено в этом уютном домике вдали от свирепых преподавателей!..
Сколько раз вспоминал о нем Дэнтон в многомесячном патруле между Террой
и Сатурном. Какие цветы с 17А планеты посадит он у крыльца и какие,
похожие на крыжовник, кусты вдоль изгороди...
Калитка заперта и вокруг никого. Нажимаю кнопку звонка.
- С вами говорит идентификатор. Представьтесь, пожалуйста.
- Тарлетон, - ответил я растерянно.
- Проходите, пожалуйста.
Калитка плавно отворилась, и я пошел к дому.
С первого взгляда стало ясно, что здесь никто не живет. Месяца два по
крайней мере. Цветы под окнами давно засохли. А внутри, все, что можно
было разбить или выпотрошить, валялось на полу. Явно что-то искали и
делали это тщательно.
В тупом оцепенении я обошел весь дом и совсем не удивился, увидев на
ковре в спальне огромное кровавое пятно. Трилия... Все. Последняя ниточка
оборвалась. И что мне теперь делать, куда идти? Не знаю... Друзья отца?
Лорд Грейсон? А что я им скажу?
На улице меня поджидали двое в штатском.
- Джентльмены! Если б вы знали, как мне все это надоело! Я уже
достаточно набегался. Если вы хетеники - мне нечего вам сказать. Совсем
нечего. Если из разведки - свяжите меня с лордом...
Первый удар оказался страшным. Падая на асфальт, я краем глаза заметил
еще две фигуры. У одного из незнакомцев была кроличья морда, будто он
только что соскочил с обложки "Плейбоя". Именно он и угостил меня
дубинкой.
Но сдаваться так уж сразу я не собирался.
Превозмогая страшную боль в затылке, я все же поднялся на ноги и сумел
отбить палку "кролика", вновь целившую мне в голову. Но в это время второй
- жирный тип с трясущимися щеками - изо всех сил ударил меня ногой в пах.
Согнувшись пополам, я заорал от дикой боли. Дубинка одного из
молодчиков еще раз обрушилась мне на голову, и мир утонул в калейдоскопе
багрово-малиновых теней. Последнее, что я услышал, будто сквозь сон, будто
голоса с другой планеты: "Тэнси велел доставить... На совет хетеников...
Кому это дерьмо..."
Очнулся я на вертолетной площадке на крыше какого-то небоскреба. Еще
окончательно не придя в себя, я приоткрыл глаза и огляделся.
Громилы, взявшие меня в плен, стояли чуть поодаль. Теперь я мог
Хорошенько рассмотреть их, хотя глядеть особенно было не на что. Встреть я
их на улице, ни за что бы не обратил внимания...
Мои руки были скованы за спиной наручниками, поэтому надежды на то, что
удастся сбежать, не оставалось.
Время тянулось нескончаемо.
Казалось, на меня не обращали, внимания. Лежит, мол, и лежит.
Но вот где-то вдали застрекотал вертолет. Постепенно гул его моторов
становился все громче и громче. Наконец огромная стальная стрекоза лениво
опустилась на отмеченную белым крестом площадку.
Бешено работающие винты гнали воздух, приятно охладивший мою все еще
гудевшую голову.
Вертолет приземлился, из него выпрыгнул человек могучего телосложения.
Он был в штатском, но по осанке сразу стало ясно, что он - флотский. Ни на
кого не обращая внимания, он подошел прямо ко мне.
- Меня зовут Тэнси! - громко объявил он, перекрикивая гул вертолета.
Потом он жестом подозвал остальных. Те подскочили, словно псы, только и
ждавшие призыва хозяина.
- Снимите с него наручники и тащите в вертолет.
- Но... - попытался было возразить "дряблый", но Тэнси не дал ему
договорить.
- Исполняйте приказ! Вижу, вы и так хорошенько постарались.
Похоже, он намекал на мои синяки.
Тем временем "дряблый" наклонился надо мной и снял наручники. Потом
меня подняли и потащили к вертолету. Но стоило Тэнси отвернуться, как
дубинка "кролика" обрушилась на мой многострадальный затылок...
Я пришел в себя, когда вертолет был высоко в небе. Я понятия не имел,
куда и зачем меня везут. Фантазия же сулила мне самые неприятные
перспективы, причем в самом ближайшем будущем.
Вертолет приземлился на площадке между деревьями в нескольких милях от
города.
Мы вылезли. Тэнси облизал губы, залез под куртку и достал ружье.
- Зачем это? - спросил я и почувствовал, что мой рот сух, как
промокашка.
- Неужели вы считаете нас настолько глупыми, Тарлетон? - проговорил
"кролик". Я обернулся и посмотрел на него. Его ружье тоже было нацелено на
меня, как и ружье "дряблого". - Мне только непонятно, - продолжил
"кролик", - почему кто-то считает нас настолько глупыми?
- Ты чего остановился, парень? - спросил "дряблый". - Даже тебе все это
начинает казаться слишком подозрительным?
- Почему бы не задать ему парочку вопросов? - спросил "кролик". - Мне
очень хочется знать, что ему известно.
- Пустая трата времени, - сказал Тэнси. - Он до смерти напуган и не
сможет говорить, даже если захочет. Ведь так, лейтенант?
Я с отвращением обнаружил, что дрожу, меня подташнивало, колени
подгибались. Мне чудилось, что с неба на меня направлено множество
прожекторов. Казалось, что время, как некая безжалостная сила,
обрушивается на меня, что оно сжимается, концентрируется, достигая
невыносимого напряжения. Через несколько секунд я умру. Это было так
несправедливо, до нелепости несправедливо. После всего, что мне довелось
вынести и когда я был почти у цели...
- Идите туда, лейтенант, - сказал Тэнси и показал на густые заросли.
Я сделал шаг. Ноги не слушались меня. Я хотел что-то сказать, но в
легких не было воздуха. Они стояли поодаль и насмешливо глядели на меня. Я
смотрел на их ружья, как мышь на кобру.
- Черт, - буркнул "кролик", - он...
Он успел сказать только это, потому что Тэнси быстро повернулся в их
сторону и выстрелил сначала раз, потом другой - два мягких хлопка.
"Кролик" и "дряблый" упали, как тюки с тряпками. Тэнси опустил ружье.
- Сожалею, лейтенант, что вам пришлось все это пережить, - проговорил
он, теперь его голос звучал совсем иначе. - Крапп, разведка Флота. Очень
жаль, что вы ушли от меня на барже. Мы могли бы избежать всей этой
мелодрамы.
Я сидел на другом стуле, за другим столом. На сей раз люди напротив
меня были в голубой с золотыми шнурами форме старших офицеров Флота. Двое
из них были мне незнакомы, но трех других я знал с детства. Однако
выражения их лиц ничем не выдавали этого факта. Они молча слушали мой
подробный докладе том, что я делал с момента разговора с коммодором
Грейсоном до прибытия в квартиру Дэнтонов.
- Трилия Дэнтон могла бы пролить свет на это дело, - закончил я. - Но,
к сожалению, она не смогла мне ничего сказать.
Адмирал Стейн записал что-то на лежащем перед ним листе бумаги и
посмотрел на меня отсутствующим взглядом.
- Вы говорите, что старший помощник Дэнтон отколол кусок какой-то
породы в Кольцах, - сказал адмирал Лайтнер. - Где сейчас этот образец?
- К сожалению, я потерял его в пути, сэр.
- Согласно вашим показаниям, Тарлетон, Хетчер погиб случайно, - вступил
в разговор адмирал Вентворт. - Его раздавило вашей лодкой, когда она
двигалась никем не управляемая.
- Именно так, сэр.
- Этот случай кажется мне довольно странным.
- Да, сэр.
- Вы отдавали себе отчет в том, что зону, куда вы направили лодку,
посещать запрещено?
- В тех обстоятельствах я оправдывал свой поступок тем, что ищу
старшего помощника Дэнтона.
- Каковы же были обстоятельства?
- Они заключались в том, что коммодор, как мне казалось, действует по
приказу Краудера, что старший помощник Дэнтон отсутствует, а Краудер горит
желанием отыскать его. Кроме того, существовала опасность, что старший
помощник заблудится, когда корабль поменяет стоянку.
- Если, как вы говорите, корабль был, э-э... в руках Краудера, почему
же он позволил вам покинуть судно?
- Не думаю, что он ожидал от меня таких действий, сэр. К тому же он еще
не полностью владел ситуацией.
- Какие мотивы могли быть у этих предполагаемых мятежников?
- Не имею ни малейшего представления, сэр. Разве что, они были как-то
связаны с движением хетеников. Впрочем, это маловероятно.
Адмирал Стейн навис над столом. Лицо его было хмурым.
- Лейтенант, вы нарисовали довольно мрачную картину мятежа,
предательства, убийства и Бог знает чего еще. Вы рассказали нам историю,
полную предположений, совпадений и необъяснимых поступков, совершенных, на
наш взгляд, абсолютно надежными людьми. А что вы можете представить в
качестве доказательства?
- Проверить мой рассказ довольно легко, - ответил я. - По крайней мере,
основные положения.
- Не лучше ли, лейтенант, чистосердечно во всем сознаться?
- Вы думаете, я обманываю вас, сэр?
- А разве не правда, лейтенант, что офицер Спецразведки мистер Хетчер
уличил вас в попытке саботажа и вы убили его? - закричал адмирал Лайтнер.
- Что потом вы покинули корабль, что в Кольцах, где вы пытались скрыться,
вас догнал старший помощник Дэнтон, который верил, что вы невиновны и
надеялся убедить вас в безрассудстве дезертирства, и что вы убили его там.
Что затем вам удалось вернуться на Землю, либо на G-лодке, либо с группой
революционеров, известных как хетеники, и...
- Нет, сэр, - прервал я его. - Это нелепо.
- Более нелепо, чем нагромождение небылиц, которое вы имеете наглость
поведать Комиссии? - прорычал Вентворт.
- Джентльмены, позвольте посоветовать вам установить связь с "Тираном".
Если коммодор Грейсон еще жив, он подтвердит то, что я сказал.
- О? - сказал Вентворт.
Не верилось, что этот каменный человек был тем самым веселым добряком,
которого я знал в детстве. Он сказал что-то в висперфон. Несколько секунд
стояла тишина, потом дверь открылась, и вошел холодный и лощеный коммодор
Грейсон.
- Вы следили за нашим разговором, Грейсон, - сказал Вентворт. - Можете
что-нибудь сказать?
Грейсон посмотрел на меня так, как смотрят на грязь, прилипшую к
подошве.
- Если на борту моего корабля и произошел мятеж, то я этого не заметил,
- проговорил он.
Полевой суд был скорым. На обвинении в убийстве Пола Дэнтона не
настаивали. Мне вменили в вину убийство Хетчера, кражу G-лодки и
дезертирство со станции. Ввиду того, что обвинения ни у кого не вызывали
сомнений, моему защитнику нечего было сказать. Адвокат нерешительно
предложил мне сослаться на безумие, но я отказался.
Я говорил о смерти Пола, не упоминая о своей теории мятежа, которую без
шума замяли. Но мне нечем было объяснить его убийство. Мои показания
казались дикими даже мне. Я потребовал, чтобы Краудера вызвали в суд, но
так как даже я не мог утверждать, что он напрямую связан со смертью
Хетчера или последующими событиями, просьба была отклонена.
Суд отказался признать меня виновным в убийстве Хетчера, и в результате
остались лишь обвинения в похищении собственности Флота и в дезертирстве.
В этом я и был признан виновным.
Председатель суда адмирал Хэтч, вызвал меня и спросил, хочу ли я
что-нибудь заявить до вынесения приговора. Он выглядел слегка смущенным,
словно решения были приняты чересчур поспешно. У меня сложилось такое же
впечатление.
Мне казалось, что нужно еще многое сказать о сообщении Пола, о его
смерти, о том, что Хетчер стрелял в меня, о поведении Краудера во время
беседы с Грейсоном и о том, что Пол искал в Кольцах.
Но обо всем этом я уже говорил.
Я хотел сказать им, что я верный офицер, что интересы Флота являются
моими собственными интересами, что все случившееся - странная ошибка и что
единственное мое желание - вернуться на службу и забыть о происшедшем.
Однако я сказал:
- Нет, сэр.
Я стоял по стойке смирно, чувствуя себя, как фотография, наклеенная на
картон. А тем временем зачитывали приговор. Казалось, слова эти относились
не ко мне, а к кому-то другому.
"...уволить со службы... потеря заработка и содержания... лишение
гражданства... пожизненная ссылка...".
Торжественной церемонии не было; никто не срывал с меня пуговиц, никто
не ломал шпагу. Они отвезли меня в закрытом автомобиле в большое, серое
здание и провели по ярко освещенному коридору в опрятную маленькую
комнату, в которой была кровать, стол, туалет, но не было окон. Они
проверили мое физическое состояние, сделали мне всякие прививки и одели в
простой серый костюм.
Еду приносили в комнату трижды в день. Мне разрешили смотреть тридио,
хотя иногда некоторые каналы отключались. Как я сообразил, это были
новости. Я потребовал тренажеры, и мне их принесли. Свет включали - свет
выключали. Я спал.
Прошло девять дней, меня забрали из камеры, отвезли в Андрус, посадили
на "шаттл" и повезли на запад в сопровождении двух вооруженных офицеров,
молчавших всю дорогу.
Потом мне сказали, что я могу принять посетителей. Так как из родни у
меня никого в живых не осталось, я отказался. Однако мне сказали, что один
посетитель все-таки ждет. Впустили адмирала Хенса и оставили нас одних в
маленькой, уютной, как газовая камера, комнате.
Он долго мялся, говорил что-то о сочувствии, ему было довольно трудно
перейти к сути дела. Но в конце концов, он изложил ее довольно ясно: в
обмен на все, что я знаю об организации хетеников, обещают значительное
смягчение приговора.
Я ответил, что не знаю об организации ничего такого, о чем бы не было
известно Тэнси Краппу. Хенсу пришлось довольствоваться этим. Запрет
допрашивать офицеров Флота исполнялся неукоснительно и касался как
официальных, так и неофициальных вопросов.
Он стоял довольно долго, изучающе глядя на меня, и наконец задал мне
бередящий душу вопрос:
- Зачем, Бен?
Все ответы, которые я мог дать, походили на бред лунатика, но других не
было.
На следующий день меня погрузили на корабль, направлявшийся к планете
под названием Розовый Мир. На борту находился еще двадцать один
заключенный.
Свой новый дом я впервые увидел на рассвете: розовый свет над розовой
пустыней, простиравшейся до гряды розовых гор в розовой дали. Мы вышли из
корабля, и нас окутали жар, сухость и проникающий всюду запах каленого
железа. По приказу мы построились в две колонны, нас пересчитали, и мы
пошли под надзором охраны к длинному, низкому сараю с эмблемой Флота над
входом.
Маленький опрятный, усталый на вид человек в простом комбинезоне
сообщил нам, что мы - свободные люди. Нас не будут ограничивать и
принуждать никоим образом. Если мы хотим, то можем уйти со станции и
никогда не возвращаться.
Он сделал паузу, чтобы мы оценили сказанное.
- Однако, - продолжил он, - те из вас, которые пожелают остаться здесь,
должны придерживаться правил, установленных для этой станции. Эти правила
деспотичны и непререкаемы. Никаких исключений нет. Наказание за любое
нарушение - насильственное изгнание со станции без права возвратиться
обратно.
Мои приятели-осужденные покашливали, переминались с ноги на ногу, но
никто ничего не говорил. Полагаю, что все представляли себе необъятные
просторы розовой пустыни, окружавшей станцию.
- Здесь все платное, - продолжал лектор. - Если вы захотите чем-нибудь
воспользоваться, то будете за это платить. Единственное исключение -
воздух. Мы не пытаемся контролировать потребление воздуха. Но это не от
щедрости. Воздух не вырабатывается станцией, а потому является
общественной собственностью. - Он явно не шутил и, насколько я понял,
никто это и не воспринял как шутку.
Мужчина средних лет с узким, морщинистым лицом поднял руку. Лектор
бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное
место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего,
определяющего параметры жизни. То, что я здесь, - страшная ошибка,
фантастический мезальянс неудачи и непонимания.
Но меня и слушать не хотели. Я слышал, как закрываются двери, одна за
другой, слышал, как в замках клацают ключи, закрывая или открывая меня.
Голос председателя суда доходил до меня через отверстие, которое они
просверлили в мою могилу:
- Виновен или невиновен?
Я попытался крикнуть:
- Не виновен!
Но крик застрял у меня в горле. Раздался лишь шепот. Никто не услышал
меня.
- Виновен или невиновен?
Я глубоко вздохнул, чтобы крикнуть еще раз, но не смог - поперхнулся.
- Виновен или невиновен в заговоре с целью свержения Общественности?
Я должен был ответить, должен был что-нибудь сказать. Может быть, если
бы я сознался...
- Виновен! - крикнул я.
Но опять только шепот. Никто не слушал, никого это не волновало...
Качка становились слабее. Я попытался сесть и ударился головой о
потолок. Звуки двигателя затихали и дошли до холостых оборотов. Еще
несколько ударов и подпрыгиваний: резкая остановка, потом толчок снизу,
ощущение падения, взлета, потом опять резко вниз, толчок, остановка, вновь
удар головой, грохот и затем - тишина. Ни звука, ни движения. Где-то
далеко раздалось слабое жужжание. Должно быть, работали воздушные насосы.
Но что-то в их работе было не так. Стало очень жарко. Я задыхался, мне не
хватало воздуха и света.
Произошла какая-то ошибка, мой ящик поставили в самый низ штабеля, и я
оказался в ловушке. Пальцем ноги я попытался отыскать защелку, но нога не
слушалась, казалось, она была сделана из свинца. Я был связан по рукам и
ногам на платформе, мчащейся вниз по склону в лодке, несущейся к водопаду.
Я сбился с пути и падал с корабля, падал на солнце. Пройдет сто лет,
прежде чем в фотосфере найдут мое замерзшее тело, но я уже чувствовал
иссушающий жар, который начинал медленно поджаривать меня в моем
собственном соку...
Я проснулся, чувствуя во рту горький привкус кофе.
- Что-то подмешали, - вслух сказал я. - Йото нашел способ успокоить
меня и сделать покладистым. Смышленый парень, этот мистер Йото. - Мой
голос звучал глухо.
Я нащупал ногой задвижку, и дверь открылась. Я подтянулся и вылез в
полумрак трюма. Тысячи ящиков, таких же как тот, из которого я выполз,
стояли длинными рядами, один над другим.
Я обнаружил лестницу, поднялся по ней через низкую дверь и вышел на
свет божий. Узкая полоска палубы шла вдоль трех люков. Корабль был
двухкорпусным, с мелкой осадкой, спроектированный для плавания на
поверхности и погружения в штормовую погоду. Вдали серыми пятнами на
горизонте виднелись полдюжины других барж. Я был в безопасности.
Сумасшедший план мистера Йото сработал. На какой-то миг я представил
организацию, которая стояла за ним, но тут же отогнал эти мысли.
"Везение, - сказал я себе, - просто безумное везение".
Обойдя баржу я нашел помещение для ремонтной бригады, о котором они мне
говорили. Там была койка, радиопередатчик и крошечный камбуз с запасом
замороженных продуктов. Я сделал себе сандвич, вышел на палубу и стал
смотреть на серый, проплывающий за бортом океан. Когда это занятие мне
надоело, я немного прогулялся по палубе, потом вздремнул, проснулся, снова
поел и посмотрел, как садится солнце. Сатурн был вечерней звездой, слабым
сиянием в туманном розоватом небе. Интересно, а был ли я там когда-нибудь
на самом деле? Это казалось еще менее реальным, чем вызванные снотворным
сны о смерти.
Во сне я отрицал свою вину, но меня никто не слышал. Потом я во всем
сознался, но и тогда никто не слушал. Слова оставались словами, чем-то
нереальным. Моя вина или отсутствие таковой не имело Отношения к тому, что
я собирался сообщить. И вдруг я отчетливо понял, что сделал то, что
сделал, делаю то, что делаю, в абсолютном вакууме, моральном и
интеллектуальном. Я среагировал - и все. Дают - бери, бьют - беги.
Итак, я направлялся в Штаб Флота для того, чтобы сделать сообщение. Но
на самом ли деле я сражаюсь за идеалы или просто плыву по течению? Предал
я своего друга или рискнул всем, чтобы оправдать его? Кем я был:
предателем или благородной жертвой неблагоприятных обстоятельств? Герой
или трус? Убил я Хетчера, или он погиб случайно? Действительно ли я
совершил эпохальный перелет или просто бежал, как побитая собака? И сейчас
- я рискую всем ради долга или просто удираю от опасности? И что будет,
когда я приеду?
Йото сказал, что меня встретят, но деталей не сообщил.
Я представил себе группу неухоженных анархистов, подплывающих в
маленькой лодке и тайно доставляющих меня в освещенный свечой подвал, где
я участвую в обсуждении того, как подложить бомбу в библиотеку
"Метрополитен". Я поймал себя на том, что прикидываю, какое вознаграждение
получу, если, вступив в контакт с анархистами, выдам их полиции.
"Предательство или мой гражданский долг?" - спросил я себя.
Вопросов у меня было предостаточно, да вот ответов мало. Слишком мало.
Наступила третья ночь моего путешествия. Еще час баржа стремительно
рассекала воду, направляясь на север. И вдруг, совсем неожиданно, появился
огонек порта, затем три огонька, а потом целая вереница протянулась вдоль
горизонта. Они наступали с обеих сторон, и баржа замедлила ход. Мы входили
в просторную бухту.
Я не имел понятия, была ли то Нью-йоркская бухта, залив Делавэр или
Чесапикский залив. На якоре стояли и другие баржи, моя же маневрировала
между ними вдоль канала и наконец остановилась. Двигатель замолк.
Волны плескались о корпус, как миниатюрный прибой. Я с трудом различал
берега. До них было не меньше мили. Слишком далеко, чтобы плыть в ледяной
воде.
Появился буксир. Он подходил слева, лавируя между баржами. Я увидел
человека, стоявшего на палубе, быстро отпрянул к шпигатам по правому борту
и лег.
Буксир ударился о край баржи. Высокий, широкоплечий, в плотно
облегающем черном костюме человек вскарабкался на палубу, постоял,
озираясь по сторонам, и направился к люку кабины управления.
Не дожидаясь дальнейших событий, я принял решение: перекинул ноги через
планшир, опустился по гладкой выступающей поверхности на всю длину рук и
спрыгнул.
Я прыгнул почти бесшумно; вода была пронзительно холодной, но страдали
только лицо и руки; автоматические застежки костюма плотно защелкнулись на
горле и запястьях, как только я коснулся поверхности воды. Я оттолкнулся и
поплыл вперед мимо тупых носов барж. Очутившись на безопасном расстоянии,
я оглянулся и на фоне освещенного люка увидел силуэт мужчины. Он
настороженно вглядывался в темноту, потом направился к корме и пропал из
виду. Конечно, он все понял, ведь я даже не пытался скрыть следы своего
пребывания на барже. Должно быть, это было серьезной ошибкой. Я повернулся
и поплыл подальше от барж.
Сорок пять минут спустя я вышел из воды на каменистый пляж с темными,
поросшими травой дюнами. На берегу стоял небольшой павильон. От него,
через лужайку, мимо причудливых клумб, заросших цветами, казавшимися
черными в лунном свете, вела выложенная кирпичом дорожка. Она выходила на
круглую площадь, освещенную витринами магазинов. Вокруг никого не было. Я
увидел свое отражение в стекле витрины: мокрые волосы были всклокочены, но
водонепроницаемый костюм все еще выглядел только что отутюженным. Я
надеялся, что сойду за портового рабочего, вышедшего на раннюю прогулку.
За поворотом дорожки светился вход в метро. Войдя внутрь, я увидел
карту и по мерцающим бегущим точечкам огней на линиях маршрутов определил,
что нахожусь в пригороде Балтимора и что следующий вагон на Вашингтон
будет через шесть минут. В ожидании поезда я взял в киоске-автомате чашку
кофе и булочку с изюмом. Раздался мелодичный звон, и ворота распахнулись,
приглашая в салон. Я вошел внутрь. В вагоне больше никого не было. Я ввел
в компьютер свой маршрут и расплатился своей фальшивой карточкой, потом
откинулся на спинку кресла и задремал. В первый раз я открыл глаза, когда
мое кресло поехало вперед и в сторону, в другой вагон. Казалось, прошло
всего несколько секунд, и меня разбудил мягкий голос, сообщивший, что
через тридцать секунд я прибуду в Вашингтон-25.
Инерция от торможения уменьшилась, дверь открылась, и я вышел в
серебристо-зеленый зал, наполненный гулом городского вокзала. Но
пассажиров не было - шум был записан на пленку.
Пустой зал насторожил меня. Плохо быть единственным пассажиром. Слишком
заметен. Чересчур.
Нужно поскорее выбраться на улицу, затеряться среди прохожих. Однако
очень торопиться тоже нельзя. Привлекать к себе внимание уж вовсе
нежелательно.
Стараясь выглядеть праздным гулякой, я прошел мимо кабинки дежурной по
станции. Сидевшая там девушка, несмотря на безликую, темно-синюю форму,
выглядела очаровательно. Золотистые волосы каскадами спадали на мягкие
округлые плечи. Мне захотелось остановиться, заговорить с ней. Отсутствие
женского пола мне противопоказано.
Но тут я заметил, как тает улыбка, на мгновение появившаяся на ее лице.
Проследив за взглядом девушки, я увидел плакат. Небольшой листок,
наклеенный на стене прямо поверх огромного рекламного щита.
"Разыскивается..." А вот фотография на этом листке была моя. Это уж точно.
Перепутать невозможно. Когда это они успели снять меня постаревшим?
Я заметил, как рука девушки потянулась к невидимой кнопке. Ее улыбка
уже стала походить на застывшую судорогу. Кем я был в ее глазах?
Преступником, дезертиром, которого необходимо как можно скорее передать в
руки правосудия? Расстрелять и кастрировать?
Мне ничего не оставалось, как повернуться и бежать со всех ног. И хоть
тем самым я с головой выдал себя, встреча с представителями власти в мои
планы никак не входила.
Я помчался вверх по эскалатору, перепрыгивая через три ступеньки. То ли
бежал я слишком быстро, то ли система тревоги сработала не сразу, но
наверху меня не ждали.
Выскочив на полупустую улицу я огляделся, отдышался и, засунув руки в
карманы, двинулся в сторону дома Трилии Дэнтон.
Довольно быстро я нашел знакомый переулок. Дом Дэнтонов был вторым от
угла. Сколько раз еще курсантом Академии я захаживал сюда, сколько выпито
и переговорено в этом уютном домике вдали от свирепых преподавателей!..
Сколько раз вспоминал о нем Дэнтон в многомесячном патруле между Террой
и Сатурном. Какие цветы с 17А планеты посадит он у крыльца и какие,
похожие на крыжовник, кусты вдоль изгороди...
Калитка заперта и вокруг никого. Нажимаю кнопку звонка.
- С вами говорит идентификатор. Представьтесь, пожалуйста.
- Тарлетон, - ответил я растерянно.
- Проходите, пожалуйста.
Калитка плавно отворилась, и я пошел к дому.
С первого взгляда стало ясно, что здесь никто не живет. Месяца два по
крайней мере. Цветы под окнами давно засохли. А внутри, все, что можно
было разбить или выпотрошить, валялось на полу. Явно что-то искали и
делали это тщательно.
В тупом оцепенении я обошел весь дом и совсем не удивился, увидев на
ковре в спальне огромное кровавое пятно. Трилия... Все. Последняя ниточка
оборвалась. И что мне теперь делать, куда идти? Не знаю... Друзья отца?
Лорд Грейсон? А что я им скажу?
На улице меня поджидали двое в штатском.
- Джентльмены! Если б вы знали, как мне все это надоело! Я уже
достаточно набегался. Если вы хетеники - мне нечего вам сказать. Совсем
нечего. Если из разведки - свяжите меня с лордом...
Первый удар оказался страшным. Падая на асфальт, я краем глаза заметил
еще две фигуры. У одного из незнакомцев была кроличья морда, будто он
только что соскочил с обложки "Плейбоя". Именно он и угостил меня
дубинкой.
Но сдаваться так уж сразу я не собирался.
Превозмогая страшную боль в затылке, я все же поднялся на ноги и сумел
отбить палку "кролика", вновь целившую мне в голову. Но в это время второй
- жирный тип с трясущимися щеками - изо всех сил ударил меня ногой в пах.
Согнувшись пополам, я заорал от дикой боли. Дубинка одного из
молодчиков еще раз обрушилась мне на голову, и мир утонул в калейдоскопе
багрово-малиновых теней. Последнее, что я услышал, будто сквозь сон, будто
голоса с другой планеты: "Тэнси велел доставить... На совет хетеников...
Кому это дерьмо..."
Очнулся я на вертолетной площадке на крыше какого-то небоскреба. Еще
окончательно не придя в себя, я приоткрыл глаза и огляделся.
Громилы, взявшие меня в плен, стояли чуть поодаль. Теперь я мог
Хорошенько рассмотреть их, хотя глядеть особенно было не на что. Встреть я
их на улице, ни за что бы не обратил внимания...
Мои руки были скованы за спиной наручниками, поэтому надежды на то, что
удастся сбежать, не оставалось.
Время тянулось нескончаемо.
Казалось, на меня не обращали, внимания. Лежит, мол, и лежит.
Но вот где-то вдали застрекотал вертолет. Постепенно гул его моторов
становился все громче и громче. Наконец огромная стальная стрекоза лениво
опустилась на отмеченную белым крестом площадку.
Бешено работающие винты гнали воздух, приятно охладивший мою все еще
гудевшую голову.
Вертолет приземлился, из него выпрыгнул человек могучего телосложения.
Он был в штатском, но по осанке сразу стало ясно, что он - флотский. Ни на
кого не обращая внимания, он подошел прямо ко мне.
- Меня зовут Тэнси! - громко объявил он, перекрикивая гул вертолета.
Потом он жестом подозвал остальных. Те подскочили, словно псы, только и
ждавшие призыва хозяина.
- Снимите с него наручники и тащите в вертолет.
- Но... - попытался было возразить "дряблый", но Тэнси не дал ему
договорить.
- Исполняйте приказ! Вижу, вы и так хорошенько постарались.
Похоже, он намекал на мои синяки.
Тем временем "дряблый" наклонился надо мной и снял наручники. Потом
меня подняли и потащили к вертолету. Но стоило Тэнси отвернуться, как
дубинка "кролика" обрушилась на мой многострадальный затылок...
Я пришел в себя, когда вертолет был высоко в небе. Я понятия не имел,
куда и зачем меня везут. Фантазия же сулила мне самые неприятные
перспективы, причем в самом ближайшем будущем.
Вертолет приземлился на площадке между деревьями в нескольких милях от
города.
Мы вылезли. Тэнси облизал губы, залез под куртку и достал ружье.
- Зачем это? - спросил я и почувствовал, что мой рот сух, как
промокашка.
- Неужели вы считаете нас настолько глупыми, Тарлетон? - проговорил
"кролик". Я обернулся и посмотрел на него. Его ружье тоже было нацелено на
меня, как и ружье "дряблого". - Мне только непонятно, - продолжил
"кролик", - почему кто-то считает нас настолько глупыми?
- Ты чего остановился, парень? - спросил "дряблый". - Даже тебе все это
начинает казаться слишком подозрительным?
- Почему бы не задать ему парочку вопросов? - спросил "кролик". - Мне
очень хочется знать, что ему известно.
- Пустая трата времени, - сказал Тэнси. - Он до смерти напуган и не
сможет говорить, даже если захочет. Ведь так, лейтенант?
Я с отвращением обнаружил, что дрожу, меня подташнивало, колени
подгибались. Мне чудилось, что с неба на меня направлено множество
прожекторов. Казалось, что время, как некая безжалостная сила,
обрушивается на меня, что оно сжимается, концентрируется, достигая
невыносимого напряжения. Через несколько секунд я умру. Это было так
несправедливо, до нелепости несправедливо. После всего, что мне довелось
вынести и когда я был почти у цели...
- Идите туда, лейтенант, - сказал Тэнси и показал на густые заросли.
Я сделал шаг. Ноги не слушались меня. Я хотел что-то сказать, но в
легких не было воздуха. Они стояли поодаль и насмешливо глядели на меня. Я
смотрел на их ружья, как мышь на кобру.
- Черт, - буркнул "кролик", - он...
Он успел сказать только это, потому что Тэнси быстро повернулся в их
сторону и выстрелил сначала раз, потом другой - два мягких хлопка.
"Кролик" и "дряблый" упали, как тюки с тряпками. Тэнси опустил ружье.
- Сожалею, лейтенант, что вам пришлось все это пережить, - проговорил
он, теперь его голос звучал совсем иначе. - Крапп, разведка Флота. Очень
жаль, что вы ушли от меня на барже. Мы могли бы избежать всей этой
мелодрамы.
Я сидел на другом стуле, за другим столом. На сей раз люди напротив
меня были в голубой с золотыми шнурами форме старших офицеров Флота. Двое
из них были мне незнакомы, но трех других я знал с детства. Однако
выражения их лиц ничем не выдавали этого факта. Они молча слушали мой
подробный докладе том, что я делал с момента разговора с коммодором
Грейсоном до прибытия в квартиру Дэнтонов.
- Трилия Дэнтон могла бы пролить свет на это дело, - закончил я. - Но,
к сожалению, она не смогла мне ничего сказать.
Адмирал Стейн записал что-то на лежащем перед ним листе бумаги и
посмотрел на меня отсутствующим взглядом.
- Вы говорите, что старший помощник Дэнтон отколол кусок какой-то
породы в Кольцах, - сказал адмирал Лайтнер. - Где сейчас этот образец?
- К сожалению, я потерял его в пути, сэр.
- Согласно вашим показаниям, Тарлетон, Хетчер погиб случайно, - вступил
в разговор адмирал Вентворт. - Его раздавило вашей лодкой, когда она
двигалась никем не управляемая.
- Именно так, сэр.
- Этот случай кажется мне довольно странным.
- Да, сэр.
- Вы отдавали себе отчет в том, что зону, куда вы направили лодку,
посещать запрещено?
- В тех обстоятельствах я оправдывал свой поступок тем, что ищу
старшего помощника Дэнтона.
- Каковы же были обстоятельства?
- Они заключались в том, что коммодор, как мне казалось, действует по
приказу Краудера, что старший помощник Дэнтон отсутствует, а Краудер горит
желанием отыскать его. Кроме того, существовала опасность, что старший
помощник заблудится, когда корабль поменяет стоянку.
- Если, как вы говорите, корабль был, э-э... в руках Краудера, почему
же он позволил вам покинуть судно?
- Не думаю, что он ожидал от меня таких действий, сэр. К тому же он еще
не полностью владел ситуацией.
- Какие мотивы могли быть у этих предполагаемых мятежников?
- Не имею ни малейшего представления, сэр. Разве что, они были как-то
связаны с движением хетеников. Впрочем, это маловероятно.
Адмирал Стейн навис над столом. Лицо его было хмурым.
- Лейтенант, вы нарисовали довольно мрачную картину мятежа,
предательства, убийства и Бог знает чего еще. Вы рассказали нам историю,
полную предположений, совпадений и необъяснимых поступков, совершенных, на
наш взгляд, абсолютно надежными людьми. А что вы можете представить в
качестве доказательства?
- Проверить мой рассказ довольно легко, - ответил я. - По крайней мере,
основные положения.
- Не лучше ли, лейтенант, чистосердечно во всем сознаться?
- Вы думаете, я обманываю вас, сэр?
- А разве не правда, лейтенант, что офицер Спецразведки мистер Хетчер
уличил вас в попытке саботажа и вы убили его? - закричал адмирал Лайтнер.
- Что потом вы покинули корабль, что в Кольцах, где вы пытались скрыться,
вас догнал старший помощник Дэнтон, который верил, что вы невиновны и
надеялся убедить вас в безрассудстве дезертирства, и что вы убили его там.
Что затем вам удалось вернуться на Землю, либо на G-лодке, либо с группой
революционеров, известных как хетеники, и...
- Нет, сэр, - прервал я его. - Это нелепо.
- Более нелепо, чем нагромождение небылиц, которое вы имеете наглость
поведать Комиссии? - прорычал Вентворт.
- Джентльмены, позвольте посоветовать вам установить связь с "Тираном".
Если коммодор Грейсон еще жив, он подтвердит то, что я сказал.
- О? - сказал Вентворт.
Не верилось, что этот каменный человек был тем самым веселым добряком,
которого я знал в детстве. Он сказал что-то в висперфон. Несколько секунд
стояла тишина, потом дверь открылась, и вошел холодный и лощеный коммодор
Грейсон.
- Вы следили за нашим разговором, Грейсон, - сказал Вентворт. - Можете
что-нибудь сказать?
Грейсон посмотрел на меня так, как смотрят на грязь, прилипшую к
подошве.
- Если на борту моего корабля и произошел мятеж, то я этого не заметил,
- проговорил он.
Полевой суд был скорым. На обвинении в убийстве Пола Дэнтона не
настаивали. Мне вменили в вину убийство Хетчера, кражу G-лодки и
дезертирство со станции. Ввиду того, что обвинения ни у кого не вызывали
сомнений, моему защитнику нечего было сказать. Адвокат нерешительно
предложил мне сослаться на безумие, но я отказался.
Я говорил о смерти Пола, не упоминая о своей теории мятежа, которую без
шума замяли. Но мне нечем было объяснить его убийство. Мои показания
казались дикими даже мне. Я потребовал, чтобы Краудера вызвали в суд, но
так как даже я не мог утверждать, что он напрямую связан со смертью
Хетчера или последующими событиями, просьба была отклонена.
Суд отказался признать меня виновным в убийстве Хетчера, и в результате
остались лишь обвинения в похищении собственности Флота и в дезертирстве.
В этом я и был признан виновным.
Председатель суда адмирал Хэтч, вызвал меня и спросил, хочу ли я
что-нибудь заявить до вынесения приговора. Он выглядел слегка смущенным,
словно решения были приняты чересчур поспешно. У меня сложилось такое же
впечатление.
Мне казалось, что нужно еще многое сказать о сообщении Пола, о его
смерти, о том, что Хетчер стрелял в меня, о поведении Краудера во время
беседы с Грейсоном и о том, что Пол искал в Кольцах.
Но обо всем этом я уже говорил.
Я хотел сказать им, что я верный офицер, что интересы Флота являются
моими собственными интересами, что все случившееся - странная ошибка и что
единственное мое желание - вернуться на службу и забыть о происшедшем.
Однако я сказал:
- Нет, сэр.
Я стоял по стойке смирно, чувствуя себя, как фотография, наклеенная на
картон. А тем временем зачитывали приговор. Казалось, слова эти относились
не ко мне, а к кому-то другому.
"...уволить со службы... потеря заработка и содержания... лишение
гражданства... пожизненная ссылка...".
Торжественной церемонии не было; никто не срывал с меня пуговиц, никто
не ломал шпагу. Они отвезли меня в закрытом автомобиле в большое, серое
здание и провели по ярко освещенному коридору в опрятную маленькую
комнату, в которой была кровать, стол, туалет, но не было окон. Они
проверили мое физическое состояние, сделали мне всякие прививки и одели в
простой серый костюм.
Еду приносили в комнату трижды в день. Мне разрешили смотреть тридио,
хотя иногда некоторые каналы отключались. Как я сообразил, это были
новости. Я потребовал тренажеры, и мне их принесли. Свет включали - свет
выключали. Я спал.
Прошло девять дней, меня забрали из камеры, отвезли в Андрус, посадили
на "шаттл" и повезли на запад в сопровождении двух вооруженных офицеров,
молчавших всю дорогу.
Потом мне сказали, что я могу принять посетителей. Так как из родни у
меня никого в живых не осталось, я отказался. Однако мне сказали, что один
посетитель все-таки ждет. Впустили адмирала Хенса и оставили нас одних в
маленькой, уютной, как газовая камера, комнате.
Он долго мялся, говорил что-то о сочувствии, ему было довольно трудно
перейти к сути дела. Но в конце концов, он изложил ее довольно ясно: в
обмен на все, что я знаю об организации хетеников, обещают значительное
смягчение приговора.
Я ответил, что не знаю об организации ничего такого, о чем бы не было
известно Тэнси Краппу. Хенсу пришлось довольствоваться этим. Запрет
допрашивать офицеров Флота исполнялся неукоснительно и касался как
официальных, так и неофициальных вопросов.
Он стоял довольно долго, изучающе глядя на меня, и наконец задал мне
бередящий душу вопрос:
- Зачем, Бен?
Все ответы, которые я мог дать, походили на бред лунатика, но других не
было.
На следующий день меня погрузили на корабль, направлявшийся к планете
под названием Розовый Мир. На борту находился еще двадцать один
заключенный.
Свой новый дом я впервые увидел на рассвете: розовый свет над розовой
пустыней, простиравшейся до гряды розовых гор в розовой дали. Мы вышли из
корабля, и нас окутали жар, сухость и проникающий всюду запах каленого
железа. По приказу мы построились в две колонны, нас пересчитали, и мы
пошли под надзором охраны к длинному, низкому сараю с эмблемой Флота над
входом.
Маленький опрятный, усталый на вид человек в простом комбинезоне
сообщил нам, что мы - свободные люди. Нас не будут ограничивать и
принуждать никоим образом. Если мы хотим, то можем уйти со станции и
никогда не возвращаться.
Он сделал паузу, чтобы мы оценили сказанное.
- Однако, - продолжил он, - те из вас, которые пожелают остаться здесь,
должны придерживаться правил, установленных для этой станции. Эти правила
деспотичны и непререкаемы. Никаких исключений нет. Наказание за любое
нарушение - насильственное изгнание со станции без права возвратиться
обратно.
Мои приятели-осужденные покашливали, переминались с ноги на ногу, но
никто ничего не говорил. Полагаю, что все представляли себе необъятные
просторы розовой пустыни, окружавшей станцию.
- Здесь все платное, - продолжал лектор. - Если вы захотите чем-нибудь
воспользоваться, то будете за это платить. Единственное исключение -
воздух. Мы не пытаемся контролировать потребление воздуха. Но это не от
щедрости. Воздух не вырабатывается станцией, а потому является
общественной собственностью. - Он явно не шутил и, насколько я понял,
никто это и не воспринял как шутку.
Мужчина средних лет с узким, морщинистым лицом поднял руку. Лектор