Страница:
– Сама не знаю, как так получилось… – опять завела старую песню подруга.
– Уж известно как, – пояснила сердобольная Рози. – Тебе позвонил Питер с извинениями, а ты наорала на него и саданула ни в чем не повинным телефоном об пол. Вот и все, ничего загадочного. Хорошо, что не побила стекла и не закоротила проводку, а то тебе было бы очень неуютно тут жить. Хотя при такой погоде, кто знает…
– Да-да, погода. Я просто сошла с ума из-за этой жары, – тут же ухватилась за удобное объяснение Эрика.
Что-то теперь все взяли моду объяснять свои поступки внешними факторами, подумала Рози. Очень удобно. Надо бы взять на вооружение. Я сделал так-то и так-то, потому что шел дождь. Или снег. Или было жарко. Или наступила весна. А я не виноват, нет, виновата погода.
– Тогда холодная ванна оказалась самым лучшим решением.
– Ты права. Сама не знаю, как так…
– Слушай, Эрика, может, прекратишь оправдываться? На самом деле Питер был сильно не прав, но он уже понес заслуженное наказание. Могу поручиться, что его выворачивало наизнанку до утра.
– А эта Фрагатти?
– Ее выпустил охранник, как и планировалось. Вот уж не думала, что ты такая ревнивая. Тоже мне, мисс Хладнокровие! – фыркнула Рози.
Эрика меланхолически жевала яичницу. Но щеки молодой женщины порозовели, и выглядела она значительно лучше, чем час назад.
– То есть получается, что я все это зря устроила?
– Получается, что так…
– Послушай, Рози, спасибо тебе.
– Это еще за что?
– Если бы ты сегодня не появилась, я бы, наверное, действительно лишилась рассудка. Как хорошо, что у тебя оказались ключи! Знаешь, одиночество иногда бывает непереносимым.
– Да уж знаю. Поверь.
– Дело в том, что я всегда очень гордилась умением держать себя в руках, – неожиданно пустилась в откровения молодая дизайнерша.
– И тебе это удавалось, заметь.
– Похоже, что единственная вещь, которая может вывести меня из равновесия, – это недостойное поведение любимого мужчины.
– Да что он ужасного сделал-то? – удивилась Рози. – Можно подумать, что ты застала его в постели одновременно с тремя блондинками… Ну, поболтал чуть с этой Фрагатти, подумаешь…
Эрика на минуту прекратила жевать и внимательно посмотрела на подругу.
– Со мной что-то не так? – немедленно забеспокоилась та. – Третий глаз прорезался или я чешуей покрылась? Что ты на меня так смотришь?
– Видишь ли, очень странно слышать от тебя подобные речи, – честно призналась ее собеседница. – Еще неделю назад ты утверждала, что самое лучшее, что можно сделать с любым представителем мужского пола, это выбросить его на помойку и после тщательно вымыть руки. Откуда взялась такая неожиданная лояльность?
– Да ладно тебе, в самом деле… – проворчала смущенная модель. – Они, бедняги, и так не живут, а мучаются. Гормоны, понимаешь ли, тестостерон всякий… Буря эмоций в стакане минеральной воды… К мужчинам надо проявлять понимание и терпимость, иначе человечество просто-напросто вымрет. Должен же хоть кто-то оказаться умным. Пусть это буду я.
– И какая только муха тебя укусила? – продолжала допытываться Эрика. Потом ее осенило: видимо, апельсиновый сок оказал свое целительное воздействие. – Ты что, влюбилась?
– Ничего подобного!
– Нет уж, меня на мякине не проведешь, – оживилась дизайнерша. – Ну-ка, сознавайся сейчас же, с кем у тебя роман! Достойный человек?
– А мне казалось, что мы обсуждаем сейчас сложные перипетии твоей личной жизни, – подчеркнула Рози, не имеющая никакого желания посвящать подругу в то, что ей кажется, будто Сэм Коллинз… Причем, «кажется» – ключевое слово в этом предложении. Просто настроение такое…
– Рози!
– Ах, отстань, еще сглазишь. – Молодая женщина прибегла к испытанному средству. Один из немногих недостатков ее подруги заключался в жутком суеверии.
– Ладно, потом расскажешь, когда захочешь. – Эрика сразу же пошла на попятный. Однако любопытство, видимо, сильно допекало ее. – Ну хоть намекни!
– Потом. Давай-ка я лучше съезжу за Питером и привезу его сюда. А то он там сидит в компании Сэма, трясется, как будущий отец перед родильным отделением. Давай скажем ему, что ты уже родила пару слов прощения, а? Утешим парня?
– Знаешь, лучше ему сейчас не приезжать, – мгновенно помрачнела Эрика. – Как-нибудь потом. И вообще, я думаю, надо расторгнуть помолвку. Я, похоже, совершила большую ошибку, согласившись на подобный шаг.
– Ты что, с ума сошла? – Такого поворота событий Рози никак не ожидала.
– Вот именно, – с обреченным видом ответила подруга. – Ты даже не представляешь, насколько права.
– В смысле?
– Понимаешь, мне такая реакция на ничтожные события совершенно несвойственна. Но на том злополучном приеме у меня словно в голове помутилось. Представь себе, я даже не могу толком вспомнить, что за эти несколько дней происходило. Помню только, что без конца рыдала, бродила по этой огромной пустой комнате, литрами пила успокоительное и проваливалась в забытье.
– Ну и что? – продолжала недоумевать Рози. – Переживала, ясное дело.
– А теперь представь себе, если я выйду замуж за Питера и случится что-нибудь действительно ужасное… Мне же тогда конец придет.
– Знаешь, Эрика, ты, по-моему, все еще слегка не в себе, – сказала Рози после непродолжительного раздумья. – Ты полежи, отдохни, приди в себя, а потом мы все это обсудим. Мне кажется, что не стоит совершать необдуманных шагов. Тем более так поспешно.
– Ты просто не понимаешь! – в полном отчаянии воскликнула подруга. – Для меня измена – это самое страшное, что может произойти в браке! Я думала с этим справиться, но, как видишь, не смогла. Во всем виноват, наверное, мой отец…
– Он-то тут при чем?
– А при том, что моя мама пыталась смириться с его многочисленными романами, пока в сорок лет не переборщила с успокоительным. Ты же знаешь, она рано умерла… И я до сих пор не знаю, было ли это самоубийство или же она просто оказалась не в состоянии вынести груза боли, который взвалил на нее мой отец.
– Я не знала, извини… – пробормотала Рози, всегда считавшая, что родители Эрики были кем-то вроде олимпийских божеств: совершенные существа без единого недостатка. По крайней мере, судя по обычно восторженным рассказам их дочери.
– Такое не рассказывают, не правда ли? Кому хочется вспоминать весь этот ужас… Отец крутил романы с моделями, модистками, продавщицами его магазинчиков. Каждый месяц находил себе новую пассию. А мама… мама была не очень хороша собой, да и здоровьем особым не отличалась…
– Эрика, ты не должна…
– Нет, почему же не должна? – Подруга сосредоточенно вытерла вновь появившиеся слезы краем полотенца и продолжала рассказ: – Нельзя передать словами, как я его ненавидела. Мама все время плакала, страдала, без конца глотала таблетки и ходила к психоаналитику, но ничего, ничего не могла поделать со сложившейся ситуацией. К концу жизни она больше всего походила на замученную крысу, без конца срывалась на всех…
– Почему бы ей было не развестись? – удивилась Рози, никогда не понимавшая, как это многие женщины позволяют безнаказанно издеваться над собой своим мужьям.
– О, разве это возможно? У нее же были принципы! Непоколебимые…
– Что нельзя разводиться?
Что нельзя врагу дать торжествовать над собой. Понимаешь? Они жили вместе, мама родила меня и при этом считала мужа злейшим врагом! Хотя деньги тоже сыграли свою роль, нас содержал отец. Потом я все время думала: может быть, ей стоило просто заняться собой, начать нормально питаться, успокоиться, прекратить в конце концов эту бесконечную войну, в которой не бывает и не может быть победителей?
– М-да, теперь мне понятно, почему ты так набросилась на беднягу Питера.
– Я выросла среди нескончаемых попреков и истерик. Неудивительно, что я болезненно отношусь к подобным ситуациям.
Что ж, теперь Рози с большим пониманием взглянула на некоторые стороны характера закадычной и, казалось бы, давно и хорошо знакомой подруги. Стали понятны и тяга к одиночеству, и постоянное, почти болезненное стремление следить за собой, ужас от каждой съеденной калории, и неожиданные приступы депрессии, и чудовищная неуверенность, тщательно скрытая под внешним лоском.
– Знаешь, Эрика, по-моему, ты все-таки не права, – решительно сказала Рози. – Сама посуди, ты независимая молодая женщина с собственным состоянием, немаленьким, заметь. Ты реализовалась как личность, получила прекрасное образование…
– Кому оно нужно! – безутешно всхлипнула Эрика.
– Да тебе же самой! Чтобы не страдать так, как, ты говоришь, страдала твоя мама.
Мне было ее не жаль! – истерично выкрикнула подруга. – Совершенно! Я знала, что должна бы ее пожалеть, потому что она несчастна, но способна была только на презрение! Отца я ненавидела, это так, но и мать никогда не любила. Своим вечным нытьем, придирками, постоянными поклепами на отца она разъела мою душу. А теперь мне приходится жить со всем этим. И я начинаю вести себя точно так же, как она!
– Просто тебя, как и всех нас, терзают призраки прошлого. Можно прожить остаток жизни, блуждая среди теней. Им только того и надо! А можно открыть окна или зажечь свет. Тогда эти твари сразу разбегутся, – принялась утешать подругу Рози. – Подумай сама, что мешает тебе позабыть всю эту дрянь и жить самой по себе? Только твои собственные поступки имеют значение, уж поверь.
– Ты так думаешь?
– Уверена. А все остальное – выдумки психоаналитиков, которые они старательно поддерживают, чтобы содрать с клиентов побольше денег. Наплюй на все и сходи с Питером в парк аттракционов. Мы с Сэмом можем… – Рози осеклась, но было уже поздно.
– Ага, так это Сэм Коллинз сразил тебя наповал… – с интересом протянула Эрика, разом позабыв про все свои невыносимые страдания. – Ясненько… Ну что же, этого следовало ожидать. Неотразимчик Сэм…
– Почему ты его так зовешь? – удивилась модель.
– Питер рассказывал, что у него в колледже было такое прозвище. Проныра Пит и Неотразимчик Сэм, неразлучные друзья. Потому что девушки из команды поддержки регбистов…
– Ничего не хочу об этом знать, – тут же перебила Рози. – Ничегошеньки!
– А как же твои собственные слова насчет того, что к мужчинам надо проявлять понимание и терпимость? – не утерпела Эрика.
– Не до такой же степени!
8
– Уж известно как, – пояснила сердобольная Рози. – Тебе позвонил Питер с извинениями, а ты наорала на него и саданула ни в чем не повинным телефоном об пол. Вот и все, ничего загадочного. Хорошо, что не побила стекла и не закоротила проводку, а то тебе было бы очень неуютно тут жить. Хотя при такой погоде, кто знает…
– Да-да, погода. Я просто сошла с ума из-за этой жары, – тут же ухватилась за удобное объяснение Эрика.
Что-то теперь все взяли моду объяснять свои поступки внешними факторами, подумала Рози. Очень удобно. Надо бы взять на вооружение. Я сделал так-то и так-то, потому что шел дождь. Или снег. Или было жарко. Или наступила весна. А я не виноват, нет, виновата погода.
– Тогда холодная ванна оказалась самым лучшим решением.
– Ты права. Сама не знаю, как так…
– Слушай, Эрика, может, прекратишь оправдываться? На самом деле Питер был сильно не прав, но он уже понес заслуженное наказание. Могу поручиться, что его выворачивало наизнанку до утра.
– А эта Фрагатти?
– Ее выпустил охранник, как и планировалось. Вот уж не думала, что ты такая ревнивая. Тоже мне, мисс Хладнокровие! – фыркнула Рози.
Эрика меланхолически жевала яичницу. Но щеки молодой женщины порозовели, и выглядела она значительно лучше, чем час назад.
– То есть получается, что я все это зря устроила?
– Получается, что так…
– Послушай, Рози, спасибо тебе.
– Это еще за что?
– Если бы ты сегодня не появилась, я бы, наверное, действительно лишилась рассудка. Как хорошо, что у тебя оказались ключи! Знаешь, одиночество иногда бывает непереносимым.
– Да уж знаю. Поверь.
– Дело в том, что я всегда очень гордилась умением держать себя в руках, – неожиданно пустилась в откровения молодая дизайнерша.
– И тебе это удавалось, заметь.
– Похоже, что единственная вещь, которая может вывести меня из равновесия, – это недостойное поведение любимого мужчины.
– Да что он ужасного сделал-то? – удивилась Рози. – Можно подумать, что ты застала его в постели одновременно с тремя блондинками… Ну, поболтал чуть с этой Фрагатти, подумаешь…
Эрика на минуту прекратила жевать и внимательно посмотрела на подругу.
– Со мной что-то не так? – немедленно забеспокоилась та. – Третий глаз прорезался или я чешуей покрылась? Что ты на меня так смотришь?
– Видишь ли, очень странно слышать от тебя подобные речи, – честно призналась ее собеседница. – Еще неделю назад ты утверждала, что самое лучшее, что можно сделать с любым представителем мужского пола, это выбросить его на помойку и после тщательно вымыть руки. Откуда взялась такая неожиданная лояльность?
– Да ладно тебе, в самом деле… – проворчала смущенная модель. – Они, бедняги, и так не живут, а мучаются. Гормоны, понимаешь ли, тестостерон всякий… Буря эмоций в стакане минеральной воды… К мужчинам надо проявлять понимание и терпимость, иначе человечество просто-напросто вымрет. Должен же хоть кто-то оказаться умным. Пусть это буду я.
– И какая только муха тебя укусила? – продолжала допытываться Эрика. Потом ее осенило: видимо, апельсиновый сок оказал свое целительное воздействие. – Ты что, влюбилась?
– Ничего подобного!
– Нет уж, меня на мякине не проведешь, – оживилась дизайнерша. – Ну-ка, сознавайся сейчас же, с кем у тебя роман! Достойный человек?
– А мне казалось, что мы обсуждаем сейчас сложные перипетии твоей личной жизни, – подчеркнула Рози, не имеющая никакого желания посвящать подругу в то, что ей кажется, будто Сэм Коллинз… Причем, «кажется» – ключевое слово в этом предложении. Просто настроение такое…
– Рози!
– Ах, отстань, еще сглазишь. – Молодая женщина прибегла к испытанному средству. Один из немногих недостатков ее подруги заключался в жутком суеверии.
– Ладно, потом расскажешь, когда захочешь. – Эрика сразу же пошла на попятный. Однако любопытство, видимо, сильно допекало ее. – Ну хоть намекни!
– Потом. Давай-ка я лучше съезжу за Питером и привезу его сюда. А то он там сидит в компании Сэма, трясется, как будущий отец перед родильным отделением. Давай скажем ему, что ты уже родила пару слов прощения, а? Утешим парня?
– Знаешь, лучше ему сейчас не приезжать, – мгновенно помрачнела Эрика. – Как-нибудь потом. И вообще, я думаю, надо расторгнуть помолвку. Я, похоже, совершила большую ошибку, согласившись на подобный шаг.
– Ты что, с ума сошла? – Такого поворота событий Рози никак не ожидала.
– Вот именно, – с обреченным видом ответила подруга. – Ты даже не представляешь, насколько права.
– В смысле?
– Понимаешь, мне такая реакция на ничтожные события совершенно несвойственна. Но на том злополучном приеме у меня словно в голове помутилось. Представь себе, я даже не могу толком вспомнить, что за эти несколько дней происходило. Помню только, что без конца рыдала, бродила по этой огромной пустой комнате, литрами пила успокоительное и проваливалась в забытье.
– Ну и что? – продолжала недоумевать Рози. – Переживала, ясное дело.
– А теперь представь себе, если я выйду замуж за Питера и случится что-нибудь действительно ужасное… Мне же тогда конец придет.
– Знаешь, Эрика, ты, по-моему, все еще слегка не в себе, – сказала Рози после непродолжительного раздумья. – Ты полежи, отдохни, приди в себя, а потом мы все это обсудим. Мне кажется, что не стоит совершать необдуманных шагов. Тем более так поспешно.
– Ты просто не понимаешь! – в полном отчаянии воскликнула подруга. – Для меня измена – это самое страшное, что может произойти в браке! Я думала с этим справиться, но, как видишь, не смогла. Во всем виноват, наверное, мой отец…
– Он-то тут при чем?
– А при том, что моя мама пыталась смириться с его многочисленными романами, пока в сорок лет не переборщила с успокоительным. Ты же знаешь, она рано умерла… И я до сих пор не знаю, было ли это самоубийство или же она просто оказалась не в состоянии вынести груза боли, который взвалил на нее мой отец.
– Я не знала, извини… – пробормотала Рози, всегда считавшая, что родители Эрики были кем-то вроде олимпийских божеств: совершенные существа без единого недостатка. По крайней мере, судя по обычно восторженным рассказам их дочери.
– Такое не рассказывают, не правда ли? Кому хочется вспоминать весь этот ужас… Отец крутил романы с моделями, модистками, продавщицами его магазинчиков. Каждый месяц находил себе новую пассию. А мама… мама была не очень хороша собой, да и здоровьем особым не отличалась…
– Эрика, ты не должна…
– Нет, почему же не должна? – Подруга сосредоточенно вытерла вновь появившиеся слезы краем полотенца и продолжала рассказ: – Нельзя передать словами, как я его ненавидела. Мама все время плакала, страдала, без конца глотала таблетки и ходила к психоаналитику, но ничего, ничего не могла поделать со сложившейся ситуацией. К концу жизни она больше всего походила на замученную крысу, без конца срывалась на всех…
– Почему бы ей было не развестись? – удивилась Рози, никогда не понимавшая, как это многие женщины позволяют безнаказанно издеваться над собой своим мужьям.
– О, разве это возможно? У нее же были принципы! Непоколебимые…
– Что нельзя разводиться?
Что нельзя врагу дать торжествовать над собой. Понимаешь? Они жили вместе, мама родила меня и при этом считала мужа злейшим врагом! Хотя деньги тоже сыграли свою роль, нас содержал отец. Потом я все время думала: может быть, ей стоило просто заняться собой, начать нормально питаться, успокоиться, прекратить в конце концов эту бесконечную войну, в которой не бывает и не может быть победителей?
– М-да, теперь мне понятно, почему ты так набросилась на беднягу Питера.
– Я выросла среди нескончаемых попреков и истерик. Неудивительно, что я болезненно отношусь к подобным ситуациям.
Что ж, теперь Рози с большим пониманием взглянула на некоторые стороны характера закадычной и, казалось бы, давно и хорошо знакомой подруги. Стали понятны и тяга к одиночеству, и постоянное, почти болезненное стремление следить за собой, ужас от каждой съеденной калории, и неожиданные приступы депрессии, и чудовищная неуверенность, тщательно скрытая под внешним лоском.
– Знаешь, Эрика, по-моему, ты все-таки не права, – решительно сказала Рози. – Сама посуди, ты независимая молодая женщина с собственным состоянием, немаленьким, заметь. Ты реализовалась как личность, получила прекрасное образование…
– Кому оно нужно! – безутешно всхлипнула Эрика.
– Да тебе же самой! Чтобы не страдать так, как, ты говоришь, страдала твоя мама.
Мне было ее не жаль! – истерично выкрикнула подруга. – Совершенно! Я знала, что должна бы ее пожалеть, потому что она несчастна, но способна была только на презрение! Отца я ненавидела, это так, но и мать никогда не любила. Своим вечным нытьем, придирками, постоянными поклепами на отца она разъела мою душу. А теперь мне приходится жить со всем этим. И я начинаю вести себя точно так же, как она!
– Просто тебя, как и всех нас, терзают призраки прошлого. Можно прожить остаток жизни, блуждая среди теней. Им только того и надо! А можно открыть окна или зажечь свет. Тогда эти твари сразу разбегутся, – принялась утешать подругу Рози. – Подумай сама, что мешает тебе позабыть всю эту дрянь и жить самой по себе? Только твои собственные поступки имеют значение, уж поверь.
– Ты так думаешь?
– Уверена. А все остальное – выдумки психоаналитиков, которые они старательно поддерживают, чтобы содрать с клиентов побольше денег. Наплюй на все и сходи с Питером в парк аттракционов. Мы с Сэмом можем… – Рози осеклась, но было уже поздно.
– Ага, так это Сэм Коллинз сразил тебя наповал… – с интересом протянула Эрика, разом позабыв про все свои невыносимые страдания. – Ясненько… Ну что же, этого следовало ожидать. Неотразимчик Сэм…
– Почему ты его так зовешь? – удивилась модель.
– Питер рассказывал, что у него в колледже было такое прозвище. Проныра Пит и Неотразимчик Сэм, неразлучные друзья. Потому что девушки из команды поддержки регбистов…
– Ничего не хочу об этом знать, – тут же перебила Рози. – Ничегошеньки!
– А как же твои собственные слова насчет того, что к мужчинам надо проявлять понимание и терпимость? – не утерпела Эрика.
– Не до такой же степени!
8
В дублинском парке в воскресенье царила оживленная суета. Возбужденные краснощекие дети волокли родителей к разным заманчивым аттракционам, верещали клоуны со слегка потекшим от жары гримом. Куда ни глянь, с зеленых тележек, запряженных смирными осликами в соломенных шляпах, продавали сахарную вату, клубничное мороженое и прохладительные напитки.
Последние пользовались особой популярностью, равно как и огромный бассейн, куда можно было плюхаться на круглых надувных лодочках, вылетающих из пластиковой трубы вместе с визжащими от радости пассажирами.
Четверо приятелей весело переходили от одной забавы к другой, предаваясь забытому с детства удовольствию: ничего не делать, беззаботно наслаждаться свободой и приятной компанией.
Весело гомонили дети, носящиеся вокруг на роликовых коньках, в тополиной листве, слегка привядшей от жары, но исправно дающей прохладную тень, лениво перекликались птицы.
– Уж и не припомню, когда в последний раз каталась на карусели, – весело произнесла Эрика, сменившая наконец гнев на милость и помирившаяся с Питером.
Под мышкой молодая женщина держала огромного розового медведя, которого молодой ирландец выиграл в тире, подтвердив свою славу неплохого охотника. И не только за удачными снимками.
В летнем белом жакете с короткими рукавами, белых брючках и босоножках Эрика выглядела очаровательно. Ни следа от безудержной паники прошедших дней. Тщательно уложенные, как бы слегка растрепанные, светлые волосы. Но Рози прекрасно знала, сколько сил и средства для укладки нужно было потратить, чтобы растрепать короткие пряди именно так, элегантно и чуть по-детски.
Сама модель, недолго думая, надела бежевый топик с тонкими бретелями, мешковатые брюки цвета хаки и бейсболку, прикрывающую лицо от безжалостных солнечных лучей. Неизменную сумку, верное прибежище старого бассета, на этот раз на правах оруженосца тащил Сэм.
В руках Рози сжимала палочку, на которую только что намотали внушительных размеров ком сахарной ваты. Не то чтобы она сейчас так уж обожала сладости, но лакомство напоминало ей о веселых днях детства, когда эта вата казалась чем-то недостижимым и манящим, практически пищей ангелов на небесах…
– И за что боролись? – пробормотала она, после нескольких тщетных попыток откусить от воздушной массы и не испачкать при этом все лицо. – Когда я была маленькой девочкой, казалось, что в леденцах и мороженом таится сокровенный смысл жизни. И в сахарной вате. Розовой…
– Мне родители не разрешали мне ничего в парках покупать, – поделилась Эрика. – Потому что сладкое детям вредно. Хотя, если честно, подозреваю, что они просто завидовали. Ой, смотрите, какой чудесный фонтанчик! Я просто умираю от жажды!
Фонтанчик и вправду был прелестен. Замшелая каменная чаша с бьющей вверх прохладной струйкой располагалась в центре маленького скверика, вокруг которого привольно расположился весь этот пестрый и шумный кочующий луна-парк.
– Хм, ты уверена, что воду из него можно пить? Чума, холера, тиф не пугают? – поддел ее Сэм.
– Не будь занудой, не в Америке. Хотя бы умоюсь, – сказала молодая женщина, с наслаждением протирая лицо смоченным в воде носовым платком. – Уф, ну и жара! Отчего мы не пошли сюда с утра, пока еще солнце не поднялось высоко?
– Потому что кто-то проспал, – наябедничал Питер.
А я до десяти лет рос у дяди на ранчо. Там из сладостей были только патока и кленовый сахар. Тетушка Анна делала из него конфеты, кривоватые правда, но очень вкусные! Как же мы их любили! – немедленно вспомнил Сэм. – И лошади их тоже обожали, до умопомрачения.
– Да, ты же у нас известный ковбой, точно! – рассмеялся Питер. – И тяга к приключениям не оставила тебя, старина Билли Кид! Помнишь, как мы играли в индейцев и ковбоев в скаутском лагере? Это тебе не в Сомали под огнем статьи кропать, не так ли?
– Было дело… – с явной неохотой протянул журналист. – Но я предпочитаю об этом не вспоминать, ты же знаешь.
Их спутницы с интересом прислушивались к разговору закадычных приятелей. Впрочем, Питер не обратил никакого внимания на реакцию, которую вызвало у друга его беззаботное замечание.
– Славное выдалось времечко! Впрочем, похоже, что все вспоминают детство с удовольствием. Тогда жизнь казалась такой радужной, такой беспечной… Не то что потом – сплошная нечеловеческая борьба за выживание.
– Ну, как сказать. – Безмятежное лицо Рози помрачнело. – Знаешь, Питер, иногда во взрослом состоянии чувствуешь себя как-то безопаснее, что ли.
Не знаю. Наверное, у меня просто сохранились идеализированные представления о юных годах, – фыркнул молодой ирландец. – Теперь-то я уже старый – престарый старикашка, никому не нужный, кхе-кхе-кхе… Где моя суковатая палка?
– Ничего, ничего, поскрипишь еще, старый ты перец. – Эрика окинула жениха хозяйским взором. – Тебя, дорогой мой, ждут великие свершения. Нужно запечатлеть мою следующую коллекцию, а также сделать фото для статьи Сэма.
– Несуществующей пока статьи, – заметил Питер. – Но кто я такой, чтобы возражать тебе, дорогая… Позволь предложить тебе в счет грядущих свершений покататься во-о-н на той карусели!
Хихикая, как самые настоящие подростки, будущие молодожены взялись за руки и побежали к призывно вертящемуся аттракциону. Пестро раскрашенные лошадки, веселая музыка и развевающиеся на ветру яркие флажки…
Сэм и Рози остались стоять у фонтанчика. Она – с едва надкусанным клоком розовой ваты, он – с тяжелой, чуть пошевеливающейся сумкой через плечо.
Воцарилось несколько неловкое молчание.
– А где прошло твое детство, Рози? – спросил молодой американец, не сумев придумать ничего лучшего.
Модель молча уставилась на журчащую воду, думая о чем-то своем, и, видимо, не расслышала вопроса.
– Рози?
Что, прости? А, детство… Ну, вроде как у тебя. На свежем воздухе, в деревеньке близ города Трали.
– То есть ты деревенская девчонка? Вот уж никогда бы не сказал!
Действительно, Рози с ее изысканной акварельной красотой ничем не напоминала загорелых, крепких и румяных девушек с пшеничными волосами, которые окружали Сэма в далеком детстве.
– Самая что ни на есть, – усмехнулась она. – Моя мама в свое время вышла замуж за фермера, за что бабушка ее ужасно ругала. Сама-то она родилась и выросла в Дублине. Но в ирландских городах тогда знаешь как голодно было… Только что крыс не ели. Так что нам еще повезло. Вот только, когда отец заболел, стало тяжеловато. Мне было всего два годика, так что я и не помню его совсем.
– Я так вообще без отца рос, – неожиданно для самого себя признался Сэм.
Он видел, что Рози неохотно вспоминает прошлое, и корил себя за то, что поднял эту тему. Во всем, как обычно, был виноват Питер, со своими намеками и любовью поворошить давно забытые события.
– А ты у мамы один?
– Да, точно так, мэм. – Сэм улыбнулся, вспомнив старенькую маму, которая терпеливо ждала его в Нью-Йорке, возделывая крошечный садик на балконе, предмет ее особой гордости.
Они, конечно, редко виделись, и сын доставил миссис Коллинз много огорчений. Но меньше, чем мог бы… Гораздо меньше.
– Один… а нас было шестеро. Семеро, если меня считать. Матери пришлось пойти в услужение, потому что с землей она без отца справиться не могла, а переезжать всем обратно в Дублин, сам понимаешь… Ты же видел, сколько там места, в квартире моей бабушки.
– Как же ты росла?
– Как все. Сама по себе. Говорят, что, когда начала ползать, меня накрывали плетеной корзиной, чтобы не забралась случайно в горящий очаг. Топили тогда исключительно торфом, и жили мы под соломенной крышей. Сейчас даже странно вспомнить…
– А где все теперь?
– Мама осталась жить на ферме, а остальные разъехались кто куда… Мне вроде как повезло, я в пятнадцать лет выиграла конкурс «Роза Трали», там проводят такой для местных девушек. Случайно получила приглашение сниматься, сколько-то проболталась в Дублине. Перебивалась, как водится, с хлеба на воду, а потом дела пошли на лад. Вот только бабушка до этого времени не дожила…
– Мне очень жаль…
– С какой это стати тебе должно быть жаль? – искренне удивилась модель. – Ты с моей бабушкой даже не был знаком. Или тебе жаль, что я выросла среди скотины?
Да я, собственно говоря, и сам вырос среди скотины, и это было счастливейшее время в моей жизни, – улыбнулся Сэм. – Это потом уже мама забрала меня в Нью-Йорк. Как же я тосковал по ранчо, по лошадям! Ты не представляешь… Так что у нас с тобой много общего, Рози Макдауэлл…
– Может, и так, только я терпеть не могу лошадей. – Рози решила сменить тему. – А что там Питер плел насчет Сомали? Ты что, не всю жизнь работал в модных журналах?
– Да нет… – Сэм ответил на этот вопрос с не меньшей неохотой, чем Рози, когда рассказывала о своем детстве.
Он бесцельно потрогал сумку, висящую на боку, заглянул внутрь.
– Сколько твой пес может спать, интересно? Может быть, он там испекся?
– Сомали… – неумолимо напомнила любопытная девица.
– Я раньше был военным корреспондентом. Знаешь, приключения, путешествия, боевые вылеты, наша бравая морская пехота… Перед ней все цветет, за ней все горит… Ура, слава Америке!
– Да-да, читала я эти статьи, – фыркнула Рози. – Американские войска – спасители всего живого на земле, неумолимые носители милосердия…
Я довольно долго колесил по всяким горячим точкам, – продолжал Сэм, потирая лоб, будто бы силясь изгнать из памяти какие-то очень неприятные воспоминания. – Храбрости мне не занимать, обычной, в смысле, храбрости, не такой, которая нужна перед лицом смерти. Сделал неплохое имя в военной журналистике, даже фотографировал. Не так хорошо, как Питер, но все-таки…
– Почему ушел в модный журнал? Не совсем подходящее дело для мужчины, не находишь?
– Если хочешь меня пристыдить, то обратилась не по адресу. Я пуленепробиваем.
– Так почему?
– Был один случай в Сомали… в городе Могадишо. Не хочу вдаваться в подробности, но довольно легкая операция наших войск пошла совсем не так, как нужно, и полегло много ребят… Я со своей камерой и блокнотом попал в самый центр заварухи. Сбили вертолет, в котором я находился.
– Как такое могло случиться?
– Хотел сделать удачный репортаж прямо с места событий… Не получилось.
– Могу себе представить…
– Не можешь. Мы всю ночь просидели в осажденном доме, прислушиваясь к выстрелам и разрывам гранат, отстреливаясь от всех этих африканцев, которые в целом хотели только одного: поубивать нас к чертовой матери. Голыми руками, если больше ничем нельзя… Началась настоящая война, не просто какая-то там вылазка десанта.
– И тебя ранило?
– Меня? Даже не поцарапало. Хотя я не отсиживался, стрелял наравне со всеми, меня даже к какой-то там медальке потом представили… После того как зарубили мою карьеру военного корреспондента, – горько усмехнулся Сэм. – Да я бы и сам ушел. Из шести человек, которые оказались вместе со мной в том доме, в самом центре враждебного города, выжили только двое. Включая меня.
– Повезло…
– Ты так думаешь? Не уверен. Короче говоря, я был в шоке, написал статью, в которой рассказал всю правду… И как командование бросило нас в том аду, и как плохо была спланирована операция, и как танки, которые могли бы нас оттуда вытащить, подошли только утром… Понимаешь, я в молодости сохранял веру в либеральные американские ценности… – Сэм снова усмехнулся.
– А, демократия и все такое. – Рози с сочувствием посмотрела на своего спутника. – Действительно, наверное, у тебя был шок…
– Наверное. Короче говоря, никакая статья не вышла, а я ушел в «Фэшн мэгэзин» описывать наряды и передавать светские сплетни. Потому что не могу забыть того, что произошло в Могадишо тогда. Просто не могу…
Рози внимательно посмотрела в напряженное лицо молодого журналиста и положила ему на плечо тонкую руку. Взгляд ее стал серьезным. Она явно собиралась что-то сказать, но тут вернулись Эрика и Питер, веселые, оживленные, так что нелегкий разговор прервался сам собой.
– Ну, мы накатались! От души! – радостно воскликнула Эрика. – Рози, огромное тебе спасибо за то, что вытащила нас поразвлечься! Я уже позабыла, что это такое отдыхать.
– А как же активные занятия в спортзале? – удивилась модель.
– Сравнила! Это не отдых, а каторга. Как бы я хотела жить в те времена, когда еще никакого фитнеса не придумали и сохранять фигуру было не обязательно, – посетовала дизайнерша, не замечая легкого напряжения, возникшего между остальными участниками прогулки.
Рози злилась на Питера за то, что тот затронул тему, которую Сэм, как оказалось, совершенно не хотел обсуждать. Питер в свою очередь не отличался склонностью к всепрощению и никак не мог забыть о злополучном шампанском с рвотным средством, о котором Эрика ему конечно же поведала в процессе примирения. Журналист же просто погрузился в мрачные мысли и участвовал в общем разговоре односложными репликами.
– Мороженое! Сейчас же отправляемся за мороженым! – продолжала щебетать Эрика, блестя глазами и повисая на руке жениха.
– Конечно, дорогая, идем, – галантно ответил Питер, хотя Сэм видел, что приятель уже притомился от жаркого солнца и несмолкаемого детского гомона вокруг.
Внезапно Рози вздрогнула и отвернулась. Быстрым движением надвинула и так длинный козырек бейсболки на лицо.
Сэм невольно оглянулся. Мимо проходили двое. Высокий, хоть и полноватый темноволосый мужчина лет тридцати пяти, с красивым, немного хищным лицом, обнимал девушку за плечи и что-то ей нежно ворковал глубоким баритоном. Та с обожанием взирала на великолепного спутника и млела. У девушки были рыжие волосы, но не такого глубокого медного цвета, как у его подруги, и напоминала она лисичку. Про таких в Америке говорят «клубничная блондинка».
– Знакомого увидела? – поинтересовался Сэм, недоумевая, почему Рози так отреагировала на безобидную парочку.
– Вроде того.
Она помрачнела и перестала улыбаться. Настроение ее резко испортилось. Питер и Эрика сделали вид, что ничего не произошло, а дизайнерша вдобавок испепелила американца взглядом. Тот сразу же пожалел о проявленном любопытстве.
– Да все нормально, он же не знает! – вдруг зло сказала Рози. – Черт возьми, сегодня просто какой-то день загадок и чудес! Точнее, разоблачения страшных тайн и встреч с прошлым. Питер, может быть, и ты нам расскажешь какую-нибудь невероятную историю?
– Невероятную? Пожалуйста, легко, – довольно покладисто отозвался ирландец. – Вон того мужика, который только что продефилировал мимо нас, я прекрасно знаю. Это Дэниел Мейсен, тот самый тип, который недавно отхватил премию «Золотое перо» за роман «Проклятые земли», про норманнское завоевание… Я с ним работал когда-то. А вот с девушкой незнаком.
– Зато я знакома, – процедила Рози сквозь зубы. – Это его экономка, бедная дурочка. Думает, должно быть, что он на ней завтра женится… Ну-ну…
– Зачем ты так? – попытался защитить писателя Питер. – Смотри, как она рада. Может быть, у них все серьезно. Да и вообще, какая разница?
Последние пользовались особой популярностью, равно как и огромный бассейн, куда можно было плюхаться на круглых надувных лодочках, вылетающих из пластиковой трубы вместе с визжащими от радости пассажирами.
Четверо приятелей весело переходили от одной забавы к другой, предаваясь забытому с детства удовольствию: ничего не делать, беззаботно наслаждаться свободой и приятной компанией.
Весело гомонили дети, носящиеся вокруг на роликовых коньках, в тополиной листве, слегка привядшей от жары, но исправно дающей прохладную тень, лениво перекликались птицы.
– Уж и не припомню, когда в последний раз каталась на карусели, – весело произнесла Эрика, сменившая наконец гнев на милость и помирившаяся с Питером.
Под мышкой молодая женщина держала огромного розового медведя, которого молодой ирландец выиграл в тире, подтвердив свою славу неплохого охотника. И не только за удачными снимками.
В летнем белом жакете с короткими рукавами, белых брючках и босоножках Эрика выглядела очаровательно. Ни следа от безудержной паники прошедших дней. Тщательно уложенные, как бы слегка растрепанные, светлые волосы. Но Рози прекрасно знала, сколько сил и средства для укладки нужно было потратить, чтобы растрепать короткие пряди именно так, элегантно и чуть по-детски.
Сама модель, недолго думая, надела бежевый топик с тонкими бретелями, мешковатые брюки цвета хаки и бейсболку, прикрывающую лицо от безжалостных солнечных лучей. Неизменную сумку, верное прибежище старого бассета, на этот раз на правах оруженосца тащил Сэм.
В руках Рози сжимала палочку, на которую только что намотали внушительных размеров ком сахарной ваты. Не то чтобы она сейчас так уж обожала сладости, но лакомство напоминало ей о веселых днях детства, когда эта вата казалась чем-то недостижимым и манящим, практически пищей ангелов на небесах…
– И за что боролись? – пробормотала она, после нескольких тщетных попыток откусить от воздушной массы и не испачкать при этом все лицо. – Когда я была маленькой девочкой, казалось, что в леденцах и мороженом таится сокровенный смысл жизни. И в сахарной вате. Розовой…
– Мне родители не разрешали мне ничего в парках покупать, – поделилась Эрика. – Потому что сладкое детям вредно. Хотя, если честно, подозреваю, что они просто завидовали. Ой, смотрите, какой чудесный фонтанчик! Я просто умираю от жажды!
Фонтанчик и вправду был прелестен. Замшелая каменная чаша с бьющей вверх прохладной струйкой располагалась в центре маленького скверика, вокруг которого привольно расположился весь этот пестрый и шумный кочующий луна-парк.
– Хм, ты уверена, что воду из него можно пить? Чума, холера, тиф не пугают? – поддел ее Сэм.
– Не будь занудой, не в Америке. Хотя бы умоюсь, – сказала молодая женщина, с наслаждением протирая лицо смоченным в воде носовым платком. – Уф, ну и жара! Отчего мы не пошли сюда с утра, пока еще солнце не поднялось высоко?
– Потому что кто-то проспал, – наябедничал Питер.
А я до десяти лет рос у дяди на ранчо. Там из сладостей были только патока и кленовый сахар. Тетушка Анна делала из него конфеты, кривоватые правда, но очень вкусные! Как же мы их любили! – немедленно вспомнил Сэм. – И лошади их тоже обожали, до умопомрачения.
– Да, ты же у нас известный ковбой, точно! – рассмеялся Питер. – И тяга к приключениям не оставила тебя, старина Билли Кид! Помнишь, как мы играли в индейцев и ковбоев в скаутском лагере? Это тебе не в Сомали под огнем статьи кропать, не так ли?
– Было дело… – с явной неохотой протянул журналист. – Но я предпочитаю об этом не вспоминать, ты же знаешь.
Их спутницы с интересом прислушивались к разговору закадычных приятелей. Впрочем, Питер не обратил никакого внимания на реакцию, которую вызвало у друга его беззаботное замечание.
– Славное выдалось времечко! Впрочем, похоже, что все вспоминают детство с удовольствием. Тогда жизнь казалась такой радужной, такой беспечной… Не то что потом – сплошная нечеловеческая борьба за выживание.
– Ну, как сказать. – Безмятежное лицо Рози помрачнело. – Знаешь, Питер, иногда во взрослом состоянии чувствуешь себя как-то безопаснее, что ли.
Не знаю. Наверное, у меня просто сохранились идеализированные представления о юных годах, – фыркнул молодой ирландец. – Теперь-то я уже старый – престарый старикашка, никому не нужный, кхе-кхе-кхе… Где моя суковатая палка?
– Ничего, ничего, поскрипишь еще, старый ты перец. – Эрика окинула жениха хозяйским взором. – Тебя, дорогой мой, ждут великие свершения. Нужно запечатлеть мою следующую коллекцию, а также сделать фото для статьи Сэма.
– Несуществующей пока статьи, – заметил Питер. – Но кто я такой, чтобы возражать тебе, дорогая… Позволь предложить тебе в счет грядущих свершений покататься во-о-н на той карусели!
Хихикая, как самые настоящие подростки, будущие молодожены взялись за руки и побежали к призывно вертящемуся аттракциону. Пестро раскрашенные лошадки, веселая музыка и развевающиеся на ветру яркие флажки…
Сэм и Рози остались стоять у фонтанчика. Она – с едва надкусанным клоком розовой ваты, он – с тяжелой, чуть пошевеливающейся сумкой через плечо.
Воцарилось несколько неловкое молчание.
– А где прошло твое детство, Рози? – спросил молодой американец, не сумев придумать ничего лучшего.
Модель молча уставилась на журчащую воду, думая о чем-то своем, и, видимо, не расслышала вопроса.
– Рози?
Что, прости? А, детство… Ну, вроде как у тебя. На свежем воздухе, в деревеньке близ города Трали.
– То есть ты деревенская девчонка? Вот уж никогда бы не сказал!
Действительно, Рози с ее изысканной акварельной красотой ничем не напоминала загорелых, крепких и румяных девушек с пшеничными волосами, которые окружали Сэма в далеком детстве.
– Самая что ни на есть, – усмехнулась она. – Моя мама в свое время вышла замуж за фермера, за что бабушка ее ужасно ругала. Сама-то она родилась и выросла в Дублине. Но в ирландских городах тогда знаешь как голодно было… Только что крыс не ели. Так что нам еще повезло. Вот только, когда отец заболел, стало тяжеловато. Мне было всего два годика, так что я и не помню его совсем.
– Я так вообще без отца рос, – неожиданно для самого себя признался Сэм.
Он видел, что Рози неохотно вспоминает прошлое, и корил себя за то, что поднял эту тему. Во всем, как обычно, был виноват Питер, со своими намеками и любовью поворошить давно забытые события.
– А ты у мамы один?
– Да, точно так, мэм. – Сэм улыбнулся, вспомнив старенькую маму, которая терпеливо ждала его в Нью-Йорке, возделывая крошечный садик на балконе, предмет ее особой гордости.
Они, конечно, редко виделись, и сын доставил миссис Коллинз много огорчений. Но меньше, чем мог бы… Гораздо меньше.
– Один… а нас было шестеро. Семеро, если меня считать. Матери пришлось пойти в услужение, потому что с землей она без отца справиться не могла, а переезжать всем обратно в Дублин, сам понимаешь… Ты же видел, сколько там места, в квартире моей бабушки.
– Как же ты росла?
– Как все. Сама по себе. Говорят, что, когда начала ползать, меня накрывали плетеной корзиной, чтобы не забралась случайно в горящий очаг. Топили тогда исключительно торфом, и жили мы под соломенной крышей. Сейчас даже странно вспомнить…
– А где все теперь?
– Мама осталась жить на ферме, а остальные разъехались кто куда… Мне вроде как повезло, я в пятнадцать лет выиграла конкурс «Роза Трали», там проводят такой для местных девушек. Случайно получила приглашение сниматься, сколько-то проболталась в Дублине. Перебивалась, как водится, с хлеба на воду, а потом дела пошли на лад. Вот только бабушка до этого времени не дожила…
– Мне очень жаль…
– С какой это стати тебе должно быть жаль? – искренне удивилась модель. – Ты с моей бабушкой даже не был знаком. Или тебе жаль, что я выросла среди скотины?
Да я, собственно говоря, и сам вырос среди скотины, и это было счастливейшее время в моей жизни, – улыбнулся Сэм. – Это потом уже мама забрала меня в Нью-Йорк. Как же я тосковал по ранчо, по лошадям! Ты не представляешь… Так что у нас с тобой много общего, Рози Макдауэлл…
– Может, и так, только я терпеть не могу лошадей. – Рози решила сменить тему. – А что там Питер плел насчет Сомали? Ты что, не всю жизнь работал в модных журналах?
– Да нет… – Сэм ответил на этот вопрос с не меньшей неохотой, чем Рози, когда рассказывала о своем детстве.
Он бесцельно потрогал сумку, висящую на боку, заглянул внутрь.
– Сколько твой пес может спать, интересно? Может быть, он там испекся?
– Сомали… – неумолимо напомнила любопытная девица.
– Я раньше был военным корреспондентом. Знаешь, приключения, путешествия, боевые вылеты, наша бравая морская пехота… Перед ней все цветет, за ней все горит… Ура, слава Америке!
– Да-да, читала я эти статьи, – фыркнула Рози. – Американские войска – спасители всего живого на земле, неумолимые носители милосердия…
Я довольно долго колесил по всяким горячим точкам, – продолжал Сэм, потирая лоб, будто бы силясь изгнать из памяти какие-то очень неприятные воспоминания. – Храбрости мне не занимать, обычной, в смысле, храбрости, не такой, которая нужна перед лицом смерти. Сделал неплохое имя в военной журналистике, даже фотографировал. Не так хорошо, как Питер, но все-таки…
– Почему ушел в модный журнал? Не совсем подходящее дело для мужчины, не находишь?
– Если хочешь меня пристыдить, то обратилась не по адресу. Я пуленепробиваем.
– Так почему?
– Был один случай в Сомали… в городе Могадишо. Не хочу вдаваться в подробности, но довольно легкая операция наших войск пошла совсем не так, как нужно, и полегло много ребят… Я со своей камерой и блокнотом попал в самый центр заварухи. Сбили вертолет, в котором я находился.
– Как такое могло случиться?
– Хотел сделать удачный репортаж прямо с места событий… Не получилось.
– Могу себе представить…
– Не можешь. Мы всю ночь просидели в осажденном доме, прислушиваясь к выстрелам и разрывам гранат, отстреливаясь от всех этих африканцев, которые в целом хотели только одного: поубивать нас к чертовой матери. Голыми руками, если больше ничем нельзя… Началась настоящая война, не просто какая-то там вылазка десанта.
– И тебя ранило?
– Меня? Даже не поцарапало. Хотя я не отсиживался, стрелял наравне со всеми, меня даже к какой-то там медальке потом представили… После того как зарубили мою карьеру военного корреспондента, – горько усмехнулся Сэм. – Да я бы и сам ушел. Из шести человек, которые оказались вместе со мной в том доме, в самом центре враждебного города, выжили только двое. Включая меня.
– Повезло…
– Ты так думаешь? Не уверен. Короче говоря, я был в шоке, написал статью, в которой рассказал всю правду… И как командование бросило нас в том аду, и как плохо была спланирована операция, и как танки, которые могли бы нас оттуда вытащить, подошли только утром… Понимаешь, я в молодости сохранял веру в либеральные американские ценности… – Сэм снова усмехнулся.
– А, демократия и все такое. – Рози с сочувствием посмотрела на своего спутника. – Действительно, наверное, у тебя был шок…
– Наверное. Короче говоря, никакая статья не вышла, а я ушел в «Фэшн мэгэзин» описывать наряды и передавать светские сплетни. Потому что не могу забыть того, что произошло в Могадишо тогда. Просто не могу…
Рози внимательно посмотрела в напряженное лицо молодого журналиста и положила ему на плечо тонкую руку. Взгляд ее стал серьезным. Она явно собиралась что-то сказать, но тут вернулись Эрика и Питер, веселые, оживленные, так что нелегкий разговор прервался сам собой.
– Ну, мы накатались! От души! – радостно воскликнула Эрика. – Рози, огромное тебе спасибо за то, что вытащила нас поразвлечься! Я уже позабыла, что это такое отдыхать.
– А как же активные занятия в спортзале? – удивилась модель.
– Сравнила! Это не отдых, а каторга. Как бы я хотела жить в те времена, когда еще никакого фитнеса не придумали и сохранять фигуру было не обязательно, – посетовала дизайнерша, не замечая легкого напряжения, возникшего между остальными участниками прогулки.
Рози злилась на Питера за то, что тот затронул тему, которую Сэм, как оказалось, совершенно не хотел обсуждать. Питер в свою очередь не отличался склонностью к всепрощению и никак не мог забыть о злополучном шампанском с рвотным средством, о котором Эрика ему конечно же поведала в процессе примирения. Журналист же просто погрузился в мрачные мысли и участвовал в общем разговоре односложными репликами.
– Мороженое! Сейчас же отправляемся за мороженым! – продолжала щебетать Эрика, блестя глазами и повисая на руке жениха.
– Конечно, дорогая, идем, – галантно ответил Питер, хотя Сэм видел, что приятель уже притомился от жаркого солнца и несмолкаемого детского гомона вокруг.
Внезапно Рози вздрогнула и отвернулась. Быстрым движением надвинула и так длинный козырек бейсболки на лицо.
Сэм невольно оглянулся. Мимо проходили двое. Высокий, хоть и полноватый темноволосый мужчина лет тридцати пяти, с красивым, немного хищным лицом, обнимал девушку за плечи и что-то ей нежно ворковал глубоким баритоном. Та с обожанием взирала на великолепного спутника и млела. У девушки были рыжие волосы, но не такого глубокого медного цвета, как у его подруги, и напоминала она лисичку. Про таких в Америке говорят «клубничная блондинка».
– Знакомого увидела? – поинтересовался Сэм, недоумевая, почему Рози так отреагировала на безобидную парочку.
– Вроде того.
Она помрачнела и перестала улыбаться. Настроение ее резко испортилось. Питер и Эрика сделали вид, что ничего не произошло, а дизайнерша вдобавок испепелила американца взглядом. Тот сразу же пожалел о проявленном любопытстве.
– Да все нормально, он же не знает! – вдруг зло сказала Рози. – Черт возьми, сегодня просто какой-то день загадок и чудес! Точнее, разоблачения страшных тайн и встреч с прошлым. Питер, может быть, и ты нам расскажешь какую-нибудь невероятную историю?
– Невероятную? Пожалуйста, легко, – довольно покладисто отозвался ирландец. – Вон того мужика, который только что продефилировал мимо нас, я прекрасно знаю. Это Дэниел Мейсен, тот самый тип, который недавно отхватил премию «Золотое перо» за роман «Проклятые земли», про норманнское завоевание… Я с ним работал когда-то. А вот с девушкой незнаком.
– Зато я знакома, – процедила Рози сквозь зубы. – Это его экономка, бедная дурочка. Думает, должно быть, что он на ней завтра женится… Ну-ну…
– Зачем ты так? – попытался защитить писателя Питер. – Смотри, как она рада. Может быть, у них все серьезно. Да и вообще, какая разница?