Они уходят, сворачивают за угол, продолжая разговор.
– А касательно Лехи у меня политика – сестричку клею, куколку.
– Да она еще… Что она понимает?
– Объясню – поймет!
Виктор покровительственно хихикает.
– Саша, ну что?
– А что? Тихо, покойно, мягкий диван… Только не давай мне спать, не добудешься.
– Ты пропадал пять дней – что принес?
– Пока шел, что-то, помнится, было… – Томин лукаво приоткрывает один глаз. – Ах да, ты интересовался неким Бондарем. Нашел я его берлогу. – Там сейчас поджидают.
– Гора с плеч! Да расскажи же.
– Слишком длинная история. Она описана в рапорте. А рапорт лежит в папке. Папка в сейфе, сейф в кабинете у начальника… К чему это я?.. А-а, да: в ближайшие часы доставят Бондаря, подготовь достойную встречу…
Встреча подготовлена. Бондарь сидит между двух мужчин, однотипных с ним по комплекции, возрасту, цвету волос. Рядом на столике лежат три кепки.
– Начинаем опознание, – объявляет Знаменский.
Томин выходит в коридор. Бондарь быстро меняется местами с соседом. Заметя, что двое других без галстука, стаскивает свой. Томин вводит продавщицу.
– Посмотрите внимательно, – говорит ей Знаменский, – есть ли среди опознаваемых мужчина, которого вы прежде видели.
– Сейчас, – толстуха попеременно вглядывается в мужчин. – Сейчас-сейчас…. Вот ведь… Как-то все кажется по-другому.
– Наденьте, пожалуйста, кепки, – обращается Знаменский к опознаваемым. Те надевают, кто как привык.
– Кепка у него была на лоб, и воротник поднят, – в сомнении бормочет женщина.
– Надвиньте кепки пониже, – распоряжается Знаменский. – Поднимите воротники. Так?
– Так… – растерянно подтверждает продавщица. – Теперь все получились похожи, ну что ты будешь делать!
– Прошу опознаваемых встать. Повернитесь в профиль. Пройдите по очереди туда-сюда. Ну? – спрашивает он женщину снова.
Женщина медлит, всматривается в Бондаря. Но он сейчас двигается и голову держит иначе, чем обычно.
– Вот словно бы и похож и не похож. А точно, что один из них?
– Это должны сказать вы.
– Если бы сразу – я бы непременно узнала! Тогда как живой стоял!…
– Будьте добры, каждый произнесите фразу: «Давай деньги! Пристрелю!» – с последней надеждой предлагает Знаменский.
Бондарь выговаривает слова мягко, улыбчиво, а двое других, как на грех, в соответствии со смыслом фразы.
– Этот, наверно! – говорит продавщица о мужчине, «сыгравшем» более выразительно. Нет? Не угадала?.. И что ж теперь делать?
– Расписаться в протоколе, – указывает он место на листе.
– До чего обидно вышло! Уж извините меня! – Она прижимает к груди пухлые руки, так с прижатыми руками и уходит.
– Вы останьтесь, – говорит Знаменский Бондарю, – остальные свободны.
Сорвалось!.. Дальнейший разговор ведется с обеих сторон без азарта. Просто определенные вопросы должны быть заданы для формы. А довольный Бондарь разрешает себе слегка покуражиться.
– Стоило утруждать себя и меня. Вызвали бы и спросили напрямую: «Бондарь, брал магазин или не брал?» Я бы ответил. Бондарь от своего никогда не отказывается. Если, конечно, поймают.
– На что вы живете? Почему не работаете? – кидает Томин.
– Придется, наверно, трудиться. Воровать, товарищи, тяжело, – отложение солей, сердце пошаливает. – Он вольготно развалился на стуле.
– Где ваш пистолет?
– У вас, где же еще.
Пауза. Знаменский и Томин сохраняют невозмутимость, и все же Бондарь понимает, что «ТТ» пока к ним не попал. Он ухмыляется с облегчением.
– Этот «мой пистолет» существует только в протоколах милиции. Из вас кто-нибудь видел его в глаза? Не видел. Записали давным-давно в дело с пустых слов, так он за мной и тянется. Чуть где преступление с оружием – тащат Бондаря.
– Сегодня мы вас отпускаем, – говорит Знаменский. – Но, думаю, понадобитесь. Где тогда найти?
– Не-ет, так не годится! Если есть основания, то либо арестуйте, либо подписочку о невыезде, чин чинарем. А просто так – это, извините, где хочу, там и обитаю. Могу идти? – И приподняв кепку, скрывается за дверью.
– И ушел себе, веселый и довольный. А нам остался сейф, а в сейфе папка, а в папке увлекательная повесть о пяти днях инспектора Томина. Вот тут и работай!
– Саша, Бондарь ведь опасался, что «ТТ» у нас. Значит, судьба его и Бондарю неизвестна?
– Если бы выяснить, при каких обстоятельствах мальчишки получили к нему доступ! Тогда обратным ходом можно бы снова выйти на Бондаря.
Знаменский подпирается кулаком в раздумье. Потом, решившись, набирает номер.
– Зорину, пожалуйста. – И, ожидая, пока Нина возьмет трубку, говорит Томину. – Иного пути не вижу. Заставим ребят посмотреть этому пистолету в глаза. Пусть поймут, что он такое.
– Ой, Пал Палыч, как я волнуюсь!
– Ничего, Нина-Тоня, рискнем.
– Вот и закончится наша с вами работа…
– Да, хватит чай распивать, – рассеянно отзывается Знаменский. – Взгляну на них пока из-за кулис.
Он выходит, девушка грустно смотрит вслед.
– Нина! – окликает Кибрит. – Учтите, Пал Палыч чрезвычайно наблюдателен.
– Я знаю, – смущается Нина.
– Чрезвычайно! – со скрытой иронией повторяет Кибрит. Кроме тех случаев, когда дело касается неравнодушных к нему девушек.
– Почему вы это говорите?
– Потому что… вы напрасно скрываете свои чувства.
Не знаю, ты ли нужна Павлу, думает Кибрит. Но кто-то нужен наконец. Нужна семья – не мимолетные связи… Я могла бы поделиться с тобой опытом собственных ошибок. С Павлом надо действовать быстро и решительно. Не выжидать. Не откладывать. Не давать привыкнуть к себе. Ты ему нравишься, ты мне нравишься, ты влюблена, и я вас сосватаю!
Знаменский возвращается, говорит, что пора начинать.
Они проходят на сцену. В зале кучками сидят подростки. Несколько девочек. В сборе компании Ледокола и Топоркова. Ребята держатся развязно, преувеличенно громко хохочут при малейшем намеке на шутку.
Знаменского, Кибрит и Нину встречают шумом, ироническими аплодисментами.
– Здравствуйте, ребята, – начинает Пал Палыч стоя. – Если будете так галдеть, никто ничего не услышит. – Он дожидается относительной тишины. – Зорину, вашего инспектора, представлять, видимо, нет нужды. Это – Зинаида Яновна Кибрит, эксперт-криминалист, начальник отдела нашего НТО. Со мной уже многие встречались, вижу знакомые лица.
– И как мы – смотримся? – спрашивают из зала.
– Смотритесь, смотритесь, давайте только потише. Судя по настроению, публика ждет, что дядя милиционер побеседует о правилах в общественных местах. Но разговор предстоит более серьезный. Собираюсь рассказать вам одну уголовную историю.
Волна оживления: «Это подходяще!», «Обожаем!»
– Да, уголовную историю, которая прямо касается кое-кого из вас. И чем она завершится, еще неизвестно… Около двух недель назад здесь по соседству был ограблен галантерейный магазин.
– Дядя милиционер, это не я! – дурашливо вскакивает здоровенный детина.
– Разумеется, не ты, малыш, тебя бы давно поймали… Тихо! А то я замолчу… Это сделал человек опытный и опасный, и он еще на свободе.
– Плохо работаете, – доносится из другого угла зала.
– Учту критику. При ограблении преступник был вооружен пистолетом «ТТ». Вот о пистолете у нас с вами и пойдет речь. – Он коротко молчит, обводит глазами лица ребят. – История сделала неожиданный виток. В вашем районе обнаружили два трупа.
Аудитория замирает.
– Два трупа голубей.
Хохот. И снова Знаменский присматривается: кому не смешно?
– Смех – смехом, но выяснилось, что голуби убиты не камнем, не палкой – их застрелили. Из пистолета марки «ТТ».
– Как же это выяснилось? – спрашивает Миша Мухин.
– Законный вопрос: я его ждал. На месте стрельбы нашли гильзы. А по гильзе можно определить и тип оружия и то, какой именно пистолет выбросил данную гильзу. Прошу вас, Зинаида Яновна. – Он остается на ногах: так видней.
– Я думаю, вы примерно представляете механизм выстрела, – ее глуховатый низкий голос заставляет ребят немного присмиреть. – Но вряд ли вы знаете, что на гильзе всегда остаются следы от внутренних частей пистолета. Следы бойка, отражателя, выбрасывателя. Так вот, каждый пистолет оставляет лишь одному ему присущие следы.
– Как отпечатки пальцев? – спрашивает девочка из задних рядов.
– Примерно. Дай эксперту две стреляные гильзы, и он безошибочно скажет тебе, из одного или разных пистолетов производился выстрел. Понятно, да? Слушайте дальше. Когда оружие пускают в вход и нашим сотрудникам удается разыскать стреляные пули и гильзы, их обязательно сохраняют. Получив новую гильзу с места происшествия, мы сравниваем ее с теми, которые уже имеем. И сразу видим, какое оружие заговорило. Есть вопросы?
Зал гудит, но вопросов не задают.
– Прошу внимания, ребята! – вступает Знаменский. – У «ТТ», из которого подбили голубей, оказалась страшная биография. Впервые он заговорил давно и долгие годы был орудием преступлений. С его помощью один человек тяжело ранен. Двое других убиты… И вот теперь он в ваших руках.
Зал словно тряхнуло.
– Да-да! Здесь, среди вас сидят те, кто недавно опробовал его в нежилом квартале!.. Успокойтесь немного, чтобы мне досказать… Хранение оружия запрещено. Держа его у себя, вы нарушаете закон и скрываете от следствия решающую улику. Мне важно знать все обстоятельства, связанные с пистолетом.
– А что бывает за хранение оружия? – та же бойкая любознательная девочка.
– Если сдать добровольно, то это освобождает от ответственности. И последнее. Почти наверняка «ТТ» очутился у вас случайно. Но если так, то прежний хозяин охотится за ним и постарается вернуть. А он не стесняется в средствах, поверьте. Берегитесь, ребята, опасность смертельная!
Теперь в зале тихо.
– Подумайте о себе, – негромко говорит Знаменский. – Подумайте о крови на пистолете. Подумайте о тех, чьей жизни он будет угрожать дальше. И совсем вполголоса. – Ты, к которому я обращаюсь, думай и решай, пока не случилось непоправимое… Для сведения, вот мой телефон. – Он показывает лист с крупно написанным номером. – Сегодня буду у себя до десяти вечера, завтра утром с восьми. Зорину в те же часы застанете в отделении. Все! Можете расходиться.
По-разному приняли ребята рассказ Знаменского и Кибрит. Одни ошарашены и напуганы – некоторые искренне, другие напоказ, смеху ради; многие переглядываются – кто вопросительно, кто испытующе – не о тебе ли, приятель, речь? В компаниях шушукаются.
Парни из группы Топоркова в подражание своему главарю слушали с нагловатыми ухмылками, но под конец ухмылки потускнели.
Сенька и его друзья держатся нарочито невозмутимо, демонстрируя, что происходящее их не касается.
И, в общем-то, каждую реакцию можно истолковать по-разному.
Ребята валят из дверей ЖЭКа на улицу, возбужденно обсуждая услышанное. А в клубе обсуждают увиденное.
– Я рассчитывала, что мы разглядим, поймем… – беспомощно вздыхает Нина.
– Как на свежий взгляд, Зинаида?
– Впрямую никто себя не выдал.
Был ли я достаточно красноречив? – думает Знаменский. Или наоборот, перебрал с пафосом.
– Если «ТТ» не принесут, завтра будем беседовать поодиночке, с глазу на глаз, – говорит он.
– И с кого вы начнете?
– С Сеньки Гвоздарева. Ему были слишком неприятны кровавые подробности о пистолете.
Нина ахает, порывается догнать, вернуть.
– Нет, Нина-Тоня, во-первых, я могу ошибаться.
– Вы?!
– Разумеется. И потом – сейчас бесполезно. Они побежали обсуждать. Сейчас там кипят страсти. Пока не перекипят, откровенного разговора не выйдет.
– Сеня, откуда он у тебя? – допытывается Наташа. – Теперь ты обязан сказать!
– Нашел.
– Не выдумывай, пожалуйста!
– Я его нашел!
– У нас есть принцип: человек имеет право на тайну, но не должен врать товарищам. Поэтому до сих пор мы не спрашивали. Но раз уж спрашиваем…
– Да честное слово! Может быть, тот бандит отсиживался в сарае и выронил, я не знаю… Я нашел. Совершенно случайно!
– Бандит выронил и даже не заметил? Ну Сеня!
Миша вступается за приятеля.
– Ты, Натка, бесспорно, очень проницательна. Ната Пинкертон. Но я Гвоздику верю. Под честное слово – верю!
Леша поднимает руку: покричали и хватит.
– Главное – что дальше? Неужели отдавать?
– После того, что мы услышали… – начинает Наташа.
– Да ведь Тотоша не виноват! – вскрикивает Сенька. – Не по своей он воле!
– Леша? – спрашивает девочка, сведя брови.
– Очень жалко, – морщится Леша. – Очень!
– Миша?
– Подобные вопросы не ставят на голосование. Решать Гвоздику.
Все замолкают. Сенька в смятении мечется по комнате.
– Нет, вы подумайте… Такой красивый… такой… Эх!.. Никогда ничего такого у меня больше не будет! Никогда! Ты понимаешь?! – кричит он Наташе.
– Сеня, я сама к нему как-то привыкла, но…
– Нет, ты не понимаешь! Леха, скажи!
– Сеня, ну что тут скажешь? Можно иметь транзистор, обалденные джинсы, мотоцикл. Пистолета нет ни у кого…
– Славная эта Нина.
– Да, – соглашается Пал Палыч. – Славная.
– Остался бы с ней. До десяти часов она изведется в одиночку.
– Самому не хотелось уходить.
– Ну и вернись.
– У ребят мой телефон. Боюсь упустить шанс.
– На месте подростка я бы предпочла сложить оружие к ногам красивой девушки.
– Нет, ты представь мальчишескую психологию. Он идет в отделение. Там его, скорей всего, знают. Да еще кто-то из уличных чего доброго увидит, начнутся комментарии. А на Петровку он является к следователю как мужчина к мужчине. Вся процедура иначе окрашена. Более интересно, что ли. Словом, не так обидно.
– Ты собираешься чахнуть над ними всю жизнь? Ведь даже показать никому нельзя!
– Показать можно Альке, Фитилю: и четыре пули тоже немало… Нет, ты представляешь, что будет? Мама с ума сойдет! А уж сплетни начнутся! Чего только не выдумают! Твои же предки первые запишут меня в гангстеры!
– И в школе трепу не оберешься, – поддерживает Леша.
– Если отдавать, если, – то отдавать майору, – осторожно говорит Миша. – Позвонить и поставить условие, что только при соблюдении тайны.
– Правильно! – радуется Наташа. – Позвонить и поговорить. И не называть себя, пока он не пообещает. Хочешь, я позвоню или Миша?
– Спасибо, не маленький.
– Сенечка, а номер ты запомнил?
– Воображаешь, вот так и побегу? «Сенечка» еще… – у него дрожит подбородок.
– Натка, кончай давить на человека, – вмешивается Леша. – Не горит.
– Ничего мы с ним не успели, ничего… – сокрушается Сенька.
– Голубей подстрелили, смех один!.. Сегодня пойдем бродить. И будем думать, ладно?
Они молча спускаются по лестнице, молча идут переулком.
– Приближается Виктор, – предупреждает Наташа.
– Почему столь многозначительно?
– А что он, собственно, к нам липнет?
Сенька приостанавливается.
– Леха, на всякий случай…
– На всякий случай, команда: задраить ротовые отверстия.
– Юным друзьям! – жмет руки Виктор. – У вас тут, говорят, бурные события?
Наташа пожимает плечами.
– События? Где?
– Собрание какое-то. Пистолет ищут.
– Пускай хоть зенитку ищут, нас не касается, – веснушчатая Сенькина физиономия старательно изображает беспечность.
– Правильно, – поддакивает Виктор. – Потеха с этой милицией! Какой дурак задаром оружие отдаст? Вы ребята мозговитые, небось догадываетесь, у кого пистолет. Сказали бы по дружбе.
– А вам зачем?
– Заработать можно, Натка. Есть люди – хоть сейчас за пушку два куска выложат! Даже больше. Любители!
– Винтовка «Манлихер-Карахан» с оптическим прицелом не устроит? – в тоне Миши скрытое ехидство.
– Что еще за карахан?
– Старые газеты надо читать.
– А, иди ты, всезнайка! Я вам дело – вы мне чушь! Ладно, после поговорим. Айда в загул.
– Ой, мы и забы-ыли, – тянет Наташа. – У вас же день рождения!
– Ну забыли, я напомнил. Я не гордый.
Ребята мнутся. Наташа берет инициативу на себя:
– Понимаете, Виктор, сегодня мы не можем.
– Да ты что?!
– Никак. По многим причинам.
– Не пудри мозги! Леха, уговор был?
Леша кивает.
– Ну и все! Куколка не хочет – пускай катится. Обойдемся мужской компанией.
– Братцы, вы как? – колеблется Леша.
– Я отпадаю, – решает Сенька. – Общий поклон. В десять, ладно? – кидает он, отойдя.
– Очень жаль. Без Натки и Гвоздика нет настроения, – в свою очередь «огорчается» Миша. – В следующий раз, Виктор. Адью.
Теперь и Леше легко отказаться:
– Не обижайся, Витя. Привыкли, знаешь, вместе, даже водкой не разольешь.
– Всего доброго, Виктор, – благовоспитанным голоском заключает Наташа.
– Всего… – Виктор мрачно провожает глазами ребят. Как он уповал на добрую пьянку! А они завернули носы! «Спокойной ночи, малыши!» – угрожающе бормочет он.
– Зашел сказать, что Бондарь пока в свое логово не вернулся. Боюсь, сменит квартиру. Опять мне вагон хлопот… Ты еще сидишь?
– Обещал до десяти.
Звонит телефон, Знаменский порывисто снимает трубку.
– Майор Знаменский… А, мама… Задерживаюсь, не жди.
– Собирай своих, Топорик. Надо Лехе рыло чистить.
– Сегодня?
– Сегодня. Часам к десяти они, похоже, выйдут. Но поработать надо с душой. Леху под ноги подстелить. Остальным тоже – по справедливости.
– Ледокол в драке – не шавка.
– Вас втрое больше! Не подкачаете – ставлю на всех. Уже приготовлено и с закусью.
– С этого бы и начинал! Ставят – не отказываемся. Значит, Витя, застопорились твои сердечные дела?
– Развиваются по плану. В конце я вроде как случайно подойду и вроде как их спасу, а вас, значит, разгоню, ты понял?
– Понял! – хохочет Топорков.
– Объявляется гуляние на тему «прощай, оружие»…
– Сеня, дай сначала мне. Попробую напоследок. – Наташа открывает сумочку на ремешке через плечо. Обрадованный Сенька кладет туда «ТТ».
– Как шпионка в кино, – бормочет Ната.
– В сумке – не то. Его надо чувствовать телом!
Компания идет по улице «сомкнутым строем».
Глядя вперед, Наташа сообщает:
– Топор и все топорики оптом.
– Они мне не нравятся. Давайте свернем, – проявляет благоразумие Миша.
– Сегодня? Ни за что! – Леша прибавляет шагу. – Сегодня вечер наш и улица наша.
– По-моему, они на взводе, – определяет Сенька.
– Леша, не задирайся, их слишком много. Ну пожалуйста!
– Ладно, Натка.
Компании сходятся. Топорков, остановясь перед Лешей, цедит:
– Народ обижается, что ты не здороваешься.
– Зря, я очень вежливый. Здравствуйте, ребята.
– Не годится. Скажи нам громко и с почтением: «Доброе утро!»
Леша оглядывает стоящих полукругом топориков и пересиливает раздражение:
– Доброе утро!
– Слыхали, как издевается? – ощеривается один из парней. – Фонари светят, а ему утро!
И снова берет слово Топорков:
– Нехорошо, Леха нехорошо. Поклонись и извинись.
Наташа поспешно встает между Топорковым и Лешей. Пытается свести на шутку:
– Добрый вечер! Рады вас видеть! Сколько лет, сколько зим! Как поживаете, гутен морген, хау ду ю ду, здоровеньки булы!
– Напрасно стараешься, куколка. Есть настроение размяться.
– Но это нечестно! Вас слишком много!
– Проводи в сторонку, – приказывает Топорков одному из своих. – Ей нельзя наружность портить.
Тот под локоть отводит Наташу на несколько шагов – к подъезду.
– Стой тут и не суйся.
Крепко прижав к себе сумочку, Наташа стоит на ступеньках подъезда.
Топорики сужают круг, готовясь к драке, – пока еще с долей нерешительности, никому не хочется лезть вперед.
Леша медленно тянет вниз молнию куртки. Затем, сделав неожиданный выпад, сшибает с ног Топоркова и отскакивает назад. Рывком сдергивает куртку и, не глядя, бросает за спину. Гвоздик ловит ее и передает Наташе.
Еще несколько удачных ударов Леши, и завязывается общая свалка, в которую бросаются и Миша с Сенькой.
Со стороны из-за укрытия наблюдает Виктор.
Топорикам достается, но и Леша начинает сдавать. Его взяли в кольцо, отрезав от Миши и Сеньки. Тех парни подобродушней колотят «на периферии».
Кто-то взвизгивает, и Виктор удовлетворенно бормочет: «Леха-то… моим приемом!»
«С ума посходили!» – в отчаянии стонет Наташа. Она все порывается броситься на помощь своим… но куда денешь сумочку с пистолетом?
После бесплодного ожидания в комнате инспекции Нина устало идет по улице. Останавливается, прислушивается.
Леша отбивается уже лежа: руками, ногами. Отбивается яростно, но его достают. И, видимо, крепко, потому что он вскрикивает: «Братцы! Сэм!» А уж если Леша зовет на помощь…
Миша с Сенькой рвутся на его крик, Сеньку сильно отшвыривают, он оказывается около Наташи.
– Скорей!.. – задыхается он. – Натка, Тотошу!
– Нет, Сеня, нет!
Виктор сожалеюще цокает: «Пора разнимать!»
– Они его покалечат! – трясется окровавленный Сенька.
Он хватает сумочку, Наташа пытается не дать, но снова доносится вскрик Леши, и руки ее разжимаются.
Сенька выхватывает пистолет и преображается.
– Разойдись!
На властный возглас небрежно оглядывается один из парней. Ошеломленно выкатывает глаза и пронзительно свистит в четыре пальца.
Топорики оборачиваются один за другим.
– Разойдись!.. Буду стрелять!
Парни медленно отступают, завороженно глядя на пистолет.
Замерев, смотрит на пистолет Виктор.
Сенька делает шаг вперед, парни подаются назад, на земле лежит Леша. Отнимает руки, защищавшие лицо, видит Сеньку с пистолетом, слабо улыбается разбитыми губами.
И вдруг общее оцепенение рушится: на Сеньку вихрем налетает Нина, забирает «ТТ». Поворачивается к компании Топоркова, пересчитывает парней глазами. Секунда-другая замешательства, и топорики кидаются врассыпную.
Наташа ощупывает Лешу, промокает платком ссадины, всхлипывает.
– Где обойма? – спрашивает Нина Сеньку.
Тот достает из кармана обойму. Нина кладет ее и «ТТ» в сумку. Глубоко, облегченно передыхает. Подходит к Леше.
– Ты цел? Руки, ноги?
Леша, морщась, сгибает ноги, двигает руками.
– Сейчас встану.
– Лучше немного полежи. Чей это пистолет, Сеня?
– Наш, – опережает его ответ Миша.
– Ваш… И кто же вам его подарил?
– Мы его нашли! – вскидывает голову Наташа.
– Где?
– Могу показать, – хрипит Сенька, его продолжает трясти.
– Обязательно… Как же я испугалась… – Нина садится на ступеньку, ноги ослабели.
Виктор из своего укрытия видит всю сцену и старается расслышать, что говорят, но ближе переместиться не рискует.
– Из-за чего подрались-то?
– Топора надо спросить, – пошатываясь, говорит Миша. – Остервенился ни с того ни с сего.
– Ладно, спросим. Я их всех запомнила. Ты, Сеня, пойдешь со мной сейчас, остальных вызову.
– Почему один Гвоздик? – Леша перекатывается на бок. – Чем мы хуже?
– Мы все пойдем.
Леша кое-как поднимается, ребята его поддерживают. Наташа накидывает на него куртку.
– Боюсь, тебе надо в больницу, – беспокоится Нина. – Я вызову «скорую».
– Нет, ничего… Ребра при мне, внутренности – внутри… Просто слишком долго били. Очухаюсь… – Он присаживается рядом с Ниной.
Наташа снова всхлипывает:
– Сенька собирался завтра звонить майору… честное слово!
– Ну и хорошо! Вы даже не представляете, как могло быть плохо!… Тебе, Леша, все-таки надо в постель и вызвать врача. Доведете или проводить?
– Сегодня уж никто не привяжется. В ту же воронку второй снаряд не падает, – отвечает за ребят Леша.
– Тогда до завтра. Пошли, Сеня, – Нина встает.
– Мы с ним!
– Да не съедят вашего Гвоздика!.. Не пойму, что делать: несчастные, избитые, даже ругать жалко… Ну вот что. Дежурная аптека рядом, попросите обработать раны, я жду вас в отделении. Вместе – так вместе. – И , обернувшись к Сеньке, «подсказывает»:
– Оружие ты сдал практически добровольно, как и собирался. Стрелять вовсе не думал, потому обойму держал отдельно. Вытащил пистолет только по необходимости, чтобы припугнуть хулиганов и прекратить избиение Леши. Правильно?
– Да… – говорит Сенька, «спасибо» застревает у него в горле.
Нина уходит.
– Пропал Тотоша… – скорбно произносит Сенька. – Но хоть раз послужил справедливости…
– Да, Гвоздик, – признает Леша, – Если бы не ты…
– Братцы, пошли потихоньку. Не хочется здесь оставаться, – Наташа надевает на плечо полегчавшую сумку.
Ребята трогаются. Леша хромает, Миша тоже бредет нетвердо. Выйдя на середину улицы, они сворачивают к аптеке, в сторону, противоположную той, куда ушла Нина. Здесь Сенька прощально смотрит ей вслед, и Наташа тоже оглядывается. Вдалеке Нина сворачивает за угол.
– Виктор! – вскрикивает Наташа, заметя скользнувшую вдоль домов тень.
– Откуда ему взяться… – бормочет Леша.
– Ребята… – Наташа прижимает руку к горлу. – Топор назвал меня куколкой!.. Как Виктор!
– Вот кому был нужен пистолет! – понимает Сенька. – Идите прямо, я – дворами.
Он скрывается в темноту. Остальные спешат вперед, сколько хватает сил.
Сенька летит дворами, огибает дом, выскакивает на улицу, видит удаляющуюся фигуру Виктора. Озирается, ища Нину. Вокруг пусто. Виктор уж далеко. Гвоздик делает движение за ним, но видит: у табачного киоска на асфальте лежит раскрытая сумочка. На ватных ногах Гвоздик обходит сумочку, заглядывает в проем между киоском и стеной дома.
Остальные ребята доходят до угла и видят Сеньку, привалившегося бессильно к витрине киоска.
– Сеня! – метнулась к нему Наташа.
Сенька оборачивается, молчит.
– Сеня…
– Она там, – говорит он деревянным голосом. – Пистолета нет.
Наташа не решается сделать последний шаг вперед.
– Она… жива?
– Там кровь, – Сенька оседает на землю, тупо повторяет: – Кровь… Кровь…
– Разрешите?
– Не вертись, – сквозь зубы говорит Бондарь.
Виктор залпом выпивает кофе. Вынимает сверток, кладет на столик. Глаза «маэстро» загораются, но осторожность берет верх.
– Не здесь.
– Берите, больше не могу… – Виктор придвигает сверток к Бондарю, хватается за второй стакан.
Бондарь прикрывает сверток локтем. Некоторое время стоит, с виду ничего не делая, но когда поднимает локоть, то под ним пусто.
– Выходи. Догоню.
В дверях появляется Томин. И тотчас четыре посетителя, не обращавшие на Бондаря с Виктором внимания, крепко берут их под руки.
Подойдя, Томин смотрит на обмякшего, онемевшего Виктора и беззвучно шевелит губами, но слова русские народные, легко прочитываются и таят в себе свирепую угрозу. Виктор зажмуривается.
– В машину! – командует Томин.
Виктора выводят.
Томин обращается к парочке, увлеченной разговором в углу. – Небольшое одолжение, молодые люди. Проводится задержание преступника. Попрошу вас быть понятыми.
Парочка машинально повинуется.
– Следите внимательно.
Один из сотрудников, держащих Бондаря, показывает:
– В левом верхнем.
Томин сдвигает пустые стаканы, достает из внутреннего кармана у Бондаря сверток, разворачивает. Открывается тяжелый вороненный «ТТ».
Для Гвоздика, Наташи с Лехой и Сэма кончилось детство. Для Нины Зориной – жизнь. Для Пал Палыча тоже что-то кончилось, едва успев начаться. Много ли он знал Ниночку, а чувство такое, будто потерял кого-то из близких.
Друзья собрались у Знаменского. По инерции обсуждают подробности, пытаясь переиначить прошлое – хоть на словах.
– Если б обойма была вставлена, она могла успеть…
– Вряд ли, Зинаида. По словам ребят, этот подонок умел ходить бесшумно. Видно, застал врасплох. Следов борьбы нет, только ножевая рана. Сантиметром бы выше или ниже…
Знаменский давно стоит, отвернувшись к оконной раме.
– Павел, – тихо просит Кибрит, – не страдай в одиночку.
Тот не оборачивается. Спустя минуту говорит:
– Не хотела она там работать. Я уговорил. Сидела здесь, хлопала доверчивыми глазами, а я пел соловьем…
Звонок телефона. Второй, третий. Пал Палыч нехотя берет трубку. Слышит радостный голос:
– Гражданин следователь, то есть, товарищ следователь, это я, Губенко. Вы меня допрашивали, у меня еще телевизор сломался, а жена ультиматум… Вспомнил я, товарищ следователь! Малый, который в переулке стоял, он на фабрику к нам ходит. Страховые взносы принимает! Сегодня вдруг раз! – и вспомнил. Алло, товарищ следователь, вы меня слышите?..
– Да… вас я слышу, – Знаменский кладет трубку на стол, из нее продолжает звучать голос Губенко.
Что бы ему вспомнить на день раньше!
– А касательно Лехи у меня политика – сестричку клею, куколку.
– Да она еще… Что она понимает?
– Объясню – поймет!
Виктор покровительственно хихикает.
* * *
Томин валится на диван в кабинете Знаменского. Подождав немного, Пал Палыч присаживается рядом.– Саша, ну что?
– А что? Тихо, покойно, мягкий диван… Только не давай мне спать, не добудешься.
– Ты пропадал пять дней – что принес?
– Пока шел, что-то, помнится, было… – Томин лукаво приоткрывает один глаз. – Ах да, ты интересовался неким Бондарем. Нашел я его берлогу. – Там сейчас поджидают.
– Гора с плеч! Да расскажи же.
– Слишком длинная история. Она описана в рапорте. А рапорт лежит в папке. Папка в сейфе, сейф в кабинете у начальника… К чему это я?.. А-а, да: в ближайшие часы доставят Бондаря, подготовь достойную встречу…
Встреча подготовлена. Бондарь сидит между двух мужчин, однотипных с ним по комплекции, возрасту, цвету волос. Рядом на столике лежат три кепки.
– Начинаем опознание, – объявляет Знаменский.
Томин выходит в коридор. Бондарь быстро меняется местами с соседом. Заметя, что двое других без галстука, стаскивает свой. Томин вводит продавщицу.
– Посмотрите внимательно, – говорит ей Знаменский, – есть ли среди опознаваемых мужчина, которого вы прежде видели.
– Сейчас, – толстуха попеременно вглядывается в мужчин. – Сейчас-сейчас…. Вот ведь… Как-то все кажется по-другому.
– Наденьте, пожалуйста, кепки, – обращается Знаменский к опознаваемым. Те надевают, кто как привык.
– Кепка у него была на лоб, и воротник поднят, – в сомнении бормочет женщина.
– Надвиньте кепки пониже, – распоряжается Знаменский. – Поднимите воротники. Так?
– Так… – растерянно подтверждает продавщица. – Теперь все получились похожи, ну что ты будешь делать!
– Прошу опознаваемых встать. Повернитесь в профиль. Пройдите по очереди туда-сюда. Ну? – спрашивает он женщину снова.
Женщина медлит, всматривается в Бондаря. Но он сейчас двигается и голову держит иначе, чем обычно.
– Вот словно бы и похож и не похож. А точно, что один из них?
– Это должны сказать вы.
– Если бы сразу – я бы непременно узнала! Тогда как живой стоял!…
– Будьте добры, каждый произнесите фразу: «Давай деньги! Пристрелю!» – с последней надеждой предлагает Знаменский.
Бондарь выговаривает слова мягко, улыбчиво, а двое других, как на грех, в соответствии со смыслом фразы.
– Этот, наверно! – говорит продавщица о мужчине, «сыгравшем» более выразительно. Нет? Не угадала?.. И что ж теперь делать?
– Расписаться в протоколе, – указывает он место на листе.
– До чего обидно вышло! Уж извините меня! – Она прижимает к груди пухлые руки, так с прижатыми руками и уходит.
– Вы останьтесь, – говорит Знаменский Бондарю, – остальные свободны.
Сорвалось!.. Дальнейший разговор ведется с обеих сторон без азарта. Просто определенные вопросы должны быть заданы для формы. А довольный Бондарь разрешает себе слегка покуражиться.
– Стоило утруждать себя и меня. Вызвали бы и спросили напрямую: «Бондарь, брал магазин или не брал?» Я бы ответил. Бондарь от своего никогда не отказывается. Если, конечно, поймают.
– На что вы живете? Почему не работаете? – кидает Томин.
– Придется, наверно, трудиться. Воровать, товарищи, тяжело, – отложение солей, сердце пошаливает. – Он вольготно развалился на стуле.
– Где ваш пистолет?
– У вас, где же еще.
Пауза. Знаменский и Томин сохраняют невозмутимость, и все же Бондарь понимает, что «ТТ» пока к ним не попал. Он ухмыляется с облегчением.
– Этот «мой пистолет» существует только в протоколах милиции. Из вас кто-нибудь видел его в глаза? Не видел. Записали давным-давно в дело с пустых слов, так он за мной и тянется. Чуть где преступление с оружием – тащат Бондаря.
– Сегодня мы вас отпускаем, – говорит Знаменский. – Но, думаю, понадобитесь. Где тогда найти?
– Не-ет, так не годится! Если есть основания, то либо арестуйте, либо подписочку о невыезде, чин чинарем. А просто так – это, извините, где хочу, там и обитаю. Могу идти? – И приподняв кепку, скрывается за дверью.
– И ушел себе, веселый и довольный. А нам остался сейф, а в сейфе папка, а в папке увлекательная повесть о пяти днях инспектора Томина. Вот тут и работай!
– Саша, Бондарь ведь опасался, что «ТТ» у нас. Значит, судьба его и Бондарю неизвестна?
– Если бы выяснить, при каких обстоятельствах мальчишки получили к нему доступ! Тогда обратным ходом можно бы снова выйти на Бондаря.
Знаменский подпирается кулаком в раздумье. Потом, решившись, набирает номер.
– Зорину, пожалуйста. – И, ожидая, пока Нина возьмет трубку, говорит Томину. – Иного пути не вижу. Заставим ребят посмотреть этому пистолету в глаза. Пусть поймут, что он такое.
* * *
Ранний вечер. Клуб ЖЭКа. В закулисной комнатке – Знаменский, Кибрит и Нина. Все в форме. Из зала доносится ребячий галдеж.– Ой, Пал Палыч, как я волнуюсь!
– Ничего, Нина-Тоня, рискнем.
– Вот и закончится наша с вами работа…
– Да, хватит чай распивать, – рассеянно отзывается Знаменский. – Взгляну на них пока из-за кулис.
Он выходит, девушка грустно смотрит вслед.
– Нина! – окликает Кибрит. – Учтите, Пал Палыч чрезвычайно наблюдателен.
– Я знаю, – смущается Нина.
– Чрезвычайно! – со скрытой иронией повторяет Кибрит. Кроме тех случаев, когда дело касается неравнодушных к нему девушек.
– Почему вы это говорите?
– Потому что… вы напрасно скрываете свои чувства.
Не знаю, ты ли нужна Павлу, думает Кибрит. Но кто-то нужен наконец. Нужна семья – не мимолетные связи… Я могла бы поделиться с тобой опытом собственных ошибок. С Павлом надо действовать быстро и решительно. Не выжидать. Не откладывать. Не давать привыкнуть к себе. Ты ему нравишься, ты мне нравишься, ты влюблена, и я вас сосватаю!
Знаменский возвращается, говорит, что пора начинать.
Они проходят на сцену. В зале кучками сидят подростки. Несколько девочек. В сборе компании Ледокола и Топоркова. Ребята держатся развязно, преувеличенно громко хохочут при малейшем намеке на шутку.
Знаменского, Кибрит и Нину встречают шумом, ироническими аплодисментами.
– Здравствуйте, ребята, – начинает Пал Палыч стоя. – Если будете так галдеть, никто ничего не услышит. – Он дожидается относительной тишины. – Зорину, вашего инспектора, представлять, видимо, нет нужды. Это – Зинаида Яновна Кибрит, эксперт-криминалист, начальник отдела нашего НТО. Со мной уже многие встречались, вижу знакомые лица.
– И как мы – смотримся? – спрашивают из зала.
– Смотритесь, смотритесь, давайте только потише. Судя по настроению, публика ждет, что дядя милиционер побеседует о правилах в общественных местах. Но разговор предстоит более серьезный. Собираюсь рассказать вам одну уголовную историю.
Волна оживления: «Это подходяще!», «Обожаем!»
– Да, уголовную историю, которая прямо касается кое-кого из вас. И чем она завершится, еще неизвестно… Около двух недель назад здесь по соседству был ограблен галантерейный магазин.
– Дядя милиционер, это не я! – дурашливо вскакивает здоровенный детина.
– Разумеется, не ты, малыш, тебя бы давно поймали… Тихо! А то я замолчу… Это сделал человек опытный и опасный, и он еще на свободе.
– Плохо работаете, – доносится из другого угла зала.
– Учту критику. При ограблении преступник был вооружен пистолетом «ТТ». Вот о пистолете у нас с вами и пойдет речь. – Он коротко молчит, обводит глазами лица ребят. – История сделала неожиданный виток. В вашем районе обнаружили два трупа.
Аудитория замирает.
– Два трупа голубей.
Хохот. И снова Знаменский присматривается: кому не смешно?
– Смех – смехом, но выяснилось, что голуби убиты не камнем, не палкой – их застрелили. Из пистолета марки «ТТ».
– Как же это выяснилось? – спрашивает Миша Мухин.
– Законный вопрос: я его ждал. На месте стрельбы нашли гильзы. А по гильзе можно определить и тип оружия и то, какой именно пистолет выбросил данную гильзу. Прошу вас, Зинаида Яновна. – Он остается на ногах: так видней.
– Я думаю, вы примерно представляете механизм выстрела, – ее глуховатый низкий голос заставляет ребят немного присмиреть. – Но вряд ли вы знаете, что на гильзе всегда остаются следы от внутренних частей пистолета. Следы бойка, отражателя, выбрасывателя. Так вот, каждый пистолет оставляет лишь одному ему присущие следы.
– Как отпечатки пальцев? – спрашивает девочка из задних рядов.
– Примерно. Дай эксперту две стреляные гильзы, и он безошибочно скажет тебе, из одного или разных пистолетов производился выстрел. Понятно, да? Слушайте дальше. Когда оружие пускают в вход и нашим сотрудникам удается разыскать стреляные пули и гильзы, их обязательно сохраняют. Получив новую гильзу с места происшествия, мы сравниваем ее с теми, которые уже имеем. И сразу видим, какое оружие заговорило. Есть вопросы?
Зал гудит, но вопросов не задают.
– Прошу внимания, ребята! – вступает Знаменский. – У «ТТ», из которого подбили голубей, оказалась страшная биография. Впервые он заговорил давно и долгие годы был орудием преступлений. С его помощью один человек тяжело ранен. Двое других убиты… И вот теперь он в ваших руках.
Зал словно тряхнуло.
– Да-да! Здесь, среди вас сидят те, кто недавно опробовал его в нежилом квартале!.. Успокойтесь немного, чтобы мне досказать… Хранение оружия запрещено. Держа его у себя, вы нарушаете закон и скрываете от следствия решающую улику. Мне важно знать все обстоятельства, связанные с пистолетом.
– А что бывает за хранение оружия? – та же бойкая любознательная девочка.
– Если сдать добровольно, то это освобождает от ответственности. И последнее. Почти наверняка «ТТ» очутился у вас случайно. Но если так, то прежний хозяин охотится за ним и постарается вернуть. А он не стесняется в средствах, поверьте. Берегитесь, ребята, опасность смертельная!
Теперь в зале тихо.
– Подумайте о себе, – негромко говорит Знаменский. – Подумайте о крови на пистолете. Подумайте о тех, чьей жизни он будет угрожать дальше. И совсем вполголоса. – Ты, к которому я обращаюсь, думай и решай, пока не случилось непоправимое… Для сведения, вот мой телефон. – Он показывает лист с крупно написанным номером. – Сегодня буду у себя до десяти вечера, завтра утром с восьми. Зорину в те же часы застанете в отделении. Все! Можете расходиться.
По-разному приняли ребята рассказ Знаменского и Кибрит. Одни ошарашены и напуганы – некоторые искренне, другие напоказ, смеху ради; многие переглядываются – кто вопросительно, кто испытующе – не о тебе ли, приятель, речь? В компаниях шушукаются.
Парни из группы Топоркова в подражание своему главарю слушали с нагловатыми ухмылками, но под конец ухмылки потускнели.
Сенька и его друзья держатся нарочито невозмутимо, демонстрируя, что происходящее их не касается.
И, в общем-то, каждую реакцию можно истолковать по-разному.
Ребята валят из дверей ЖЭКа на улицу, возбужденно обсуждая услышанное. А в клубе обсуждают увиденное.
– Я рассчитывала, что мы разглядим, поймем… – беспомощно вздыхает Нина.
– Как на свежий взгляд, Зинаида?
– Впрямую никто себя не выдал.
Был ли я достаточно красноречив? – думает Знаменский. Или наоборот, перебрал с пафосом.
– Если «ТТ» не принесут, завтра будем беседовать поодиночке, с глазу на глаз, – говорит он.
– И с кого вы начнете?
– С Сеньки Гвоздарева. Ему были слишком неприятны кровавые подробности о пистолете.
Нина ахает, порывается догнать, вернуть.
– Нет, Нина-Тоня, во-первых, я могу ошибаться.
– Вы?!
– Разумеется. И потом – сейчас бесполезно. Они побежали обсуждать. Сейчас там кипят страсти. Пока не перекипят, откровенного разговора не выйдет.
* * *
Да, в «штаб-квартире» кипят страсти.– Сеня, откуда он у тебя? – допытывается Наташа. – Теперь ты обязан сказать!
– Нашел.
– Не выдумывай, пожалуйста!
– Я его нашел!
– У нас есть принцип: человек имеет право на тайну, но не должен врать товарищам. Поэтому до сих пор мы не спрашивали. Но раз уж спрашиваем…
– Да честное слово! Может быть, тот бандит отсиживался в сарае и выронил, я не знаю… Я нашел. Совершенно случайно!
– Бандит выронил и даже не заметил? Ну Сеня!
Миша вступается за приятеля.
– Ты, Натка, бесспорно, очень проницательна. Ната Пинкертон. Но я Гвоздику верю. Под честное слово – верю!
Леша поднимает руку: покричали и хватит.
– Главное – что дальше? Неужели отдавать?
– После того, что мы услышали… – начинает Наташа.
– Да ведь Тотоша не виноват! – вскрикивает Сенька. – Не по своей он воле!
– Леша? – спрашивает девочка, сведя брови.
– Очень жалко, – морщится Леша. – Очень!
– Миша?
– Подобные вопросы не ставят на голосование. Решать Гвоздику.
Все замолкают. Сенька в смятении мечется по комнате.
– Нет, вы подумайте… Такой красивый… такой… Эх!.. Никогда ничего такого у меня больше не будет! Никогда! Ты понимаешь?! – кричит он Наташе.
– Сеня, я сама к нему как-то привыкла, но…
– Нет, ты не понимаешь! Леха, скажи!
– Сеня, ну что тут скажешь? Можно иметь транзистор, обалденные джинсы, мотоцикл. Пистолета нет ни у кого…
* * *
Знаменский и Кибрит ждут троллейбуса.– Славная эта Нина.
– Да, – соглашается Пал Палыч. – Славная.
– Остался бы с ней. До десяти часов она изведется в одиночку.
– Самому не хотелось уходить.
– Ну и вернись.
– У ребят мой телефон. Боюсь упустить шанс.
– На месте подростка я бы предпочла сложить оружие к ногам красивой девушки.
– Нет, ты представь мальчишескую психологию. Он идет в отделение. Там его, скорей всего, знают. Да еще кто-то из уличных чего доброго увидит, начнутся комментарии. А на Петровку он является к следователю как мужчина к мужчине. Вся процедура иначе окрашена. Более интересно, что ли. Словом, не так обидно.
* * *
– Ну послушай, осталось четыре пули, – уговаривает Наташа.– Ты собираешься чахнуть над ними всю жизнь? Ведь даже показать никому нельзя!
– Показать можно Альке, Фитилю: и четыре пули тоже немало… Нет, ты представляешь, что будет? Мама с ума сойдет! А уж сплетни начнутся! Чего только не выдумают! Твои же предки первые запишут меня в гангстеры!
– И в школе трепу не оберешься, – поддерживает Леша.
– Если отдавать, если, – то отдавать майору, – осторожно говорит Миша. – Позвонить и поставить условие, что только при соблюдении тайны.
– Правильно! – радуется Наташа. – Позвонить и поговорить. И не называть себя, пока он не пообещает. Хочешь, я позвоню или Миша?
– Спасибо, не маленький.
– Сенечка, а номер ты запомнил?
– Воображаешь, вот так и побегу? «Сенечка» еще… – у него дрожит подбородок.
– Натка, кончай давить на человека, – вмешивается Леша. – Не горит.
– Ничего мы с ним не успели, ничего… – сокрушается Сенька.
– Голубей подстрелили, смех один!.. Сегодня пойдем бродить. И будем думать, ладно?
Они молча спускаются по лестнице, молча идут переулком.
– Приближается Виктор, – предупреждает Наташа.
– Почему столь многозначительно?
– А что он, собственно, к нам липнет?
Сенька приостанавливается.
– Леха, на всякий случай…
– На всякий случай, команда: задраить ротовые отверстия.
– Юным друзьям! – жмет руки Виктор. – У вас тут, говорят, бурные события?
Наташа пожимает плечами.
– События? Где?
– Собрание какое-то. Пистолет ищут.
– Пускай хоть зенитку ищут, нас не касается, – веснушчатая Сенькина физиономия старательно изображает беспечность.
– Правильно, – поддакивает Виктор. – Потеха с этой милицией! Какой дурак задаром оружие отдаст? Вы ребята мозговитые, небось догадываетесь, у кого пистолет. Сказали бы по дружбе.
– А вам зачем?
– Заработать можно, Натка. Есть люди – хоть сейчас за пушку два куска выложат! Даже больше. Любители!
– Винтовка «Манлихер-Карахан» с оптическим прицелом не устроит? – в тоне Миши скрытое ехидство.
– Что еще за карахан?
– Старые газеты надо читать.
– А, иди ты, всезнайка! Я вам дело – вы мне чушь! Ладно, после поговорим. Айда в загул.
– Ой, мы и забы-ыли, – тянет Наташа. – У вас же день рождения!
– Ну забыли, я напомнил. Я не гордый.
Ребята мнутся. Наташа берет инициативу на себя:
– Понимаете, Виктор, сегодня мы не можем.
– Да ты что?!
– Никак. По многим причинам.
– Не пудри мозги! Леха, уговор был?
Леша кивает.
– Ну и все! Куколка не хочет – пускай катится. Обойдемся мужской компанией.
– Братцы, вы как? – колеблется Леша.
– Я отпадаю, – решает Сенька. – Общий поклон. В десять, ладно? – кидает он, отойдя.
– Очень жаль. Без Натки и Гвоздика нет настроения, – в свою очередь «огорчается» Миша. – В следующий раз, Виктор. Адью.
Теперь и Леше легко отказаться:
– Не обижайся, Витя. Привыкли, знаешь, вместе, даже водкой не разольешь.
– Всего доброго, Виктор, – благовоспитанным голоском заключает Наташа.
– Всего… – Виктор мрачно провожает глазами ребят. Как он уповал на добрую пьянку! А они завернули носы! «Спокойной ночи, малыши!» – угрожающе бормочет он.
* * *
Время уже не рабочее, но у Пал Палыча горит настольная лампа, и Томин заглядывает на огонек.– Зашел сказать, что Бондарь пока в свое логово не вернулся. Боюсь, сменит квартиру. Опять мне вагон хлопот… Ты еще сидишь?
– Обещал до десяти.
Звонит телефон, Знаменский порывисто снимает трубку.
– Майор Знаменский… А, мама… Задерживаюсь, не жди.
* * *
Две фигуры беседуют в подворотне:– Собирай своих, Топорик. Надо Лехе рыло чистить.
– Сегодня?
– Сегодня. Часам к десяти они, похоже, выйдут. Но поработать надо с душой. Леху под ноги подстелить. Остальным тоже – по справедливости.
– Ледокол в драке – не шавка.
– Вас втрое больше! Не подкачаете – ставлю на всех. Уже приготовлено и с закусью.
– С этого бы и начинал! Ставят – не отказываемся. Значит, Витя, застопорились твои сердечные дела?
– Развиваются по плану. В конце я вроде как случайно подойду и вроде как их спасу, а вас, значит, разгоню, ты понял?
– Понял! – хохочет Топорков.
* * *
Сенька достает пистолет из тайника. Выходит к остальным. Шутит с надрывом:– Объявляется гуляние на тему «прощай, оружие»…
– Сеня, дай сначала мне. Попробую напоследок. – Наташа открывает сумочку на ремешке через плечо. Обрадованный Сенька кладет туда «ТТ».
– Как шпионка в кино, – бормочет Ната.
– В сумке – не то. Его надо чувствовать телом!
Компания идет по улице «сомкнутым строем».
Глядя вперед, Наташа сообщает:
– Топор и все топорики оптом.
– Они мне не нравятся. Давайте свернем, – проявляет благоразумие Миша.
– Сегодня? Ни за что! – Леша прибавляет шагу. – Сегодня вечер наш и улица наша.
– По-моему, они на взводе, – определяет Сенька.
– Леша, не задирайся, их слишком много. Ну пожалуйста!
– Ладно, Натка.
Компании сходятся. Топорков, остановясь перед Лешей, цедит:
– Народ обижается, что ты не здороваешься.
– Зря, я очень вежливый. Здравствуйте, ребята.
– Не годится. Скажи нам громко и с почтением: «Доброе утро!»
Леша оглядывает стоящих полукругом топориков и пересиливает раздражение:
– Доброе утро!
– Слыхали, как издевается? – ощеривается один из парней. – Фонари светят, а ему утро!
И снова берет слово Топорков:
– Нехорошо, Леха нехорошо. Поклонись и извинись.
Наташа поспешно встает между Топорковым и Лешей. Пытается свести на шутку:
– Добрый вечер! Рады вас видеть! Сколько лет, сколько зим! Как поживаете, гутен морген, хау ду ю ду, здоровеньки булы!
– Напрасно стараешься, куколка. Есть настроение размяться.
– Но это нечестно! Вас слишком много!
– Проводи в сторонку, – приказывает Топорков одному из своих. – Ей нельзя наружность портить.
Тот под локоть отводит Наташу на несколько шагов – к подъезду.
– Стой тут и не суйся.
Крепко прижав к себе сумочку, Наташа стоит на ступеньках подъезда.
Топорики сужают круг, готовясь к драке, – пока еще с долей нерешительности, никому не хочется лезть вперед.
Леша медленно тянет вниз молнию куртки. Затем, сделав неожиданный выпад, сшибает с ног Топоркова и отскакивает назад. Рывком сдергивает куртку и, не глядя, бросает за спину. Гвоздик ловит ее и передает Наташе.
Еще несколько удачных ударов Леши, и завязывается общая свалка, в которую бросаются и Миша с Сенькой.
Со стороны из-за укрытия наблюдает Виктор.
Топорикам достается, но и Леша начинает сдавать. Его взяли в кольцо, отрезав от Миши и Сеньки. Тех парни подобродушней колотят «на периферии».
Кто-то взвизгивает, и Виктор удовлетворенно бормочет: «Леха-то… моим приемом!»
«С ума посходили!» – в отчаянии стонет Наташа. Она все порывается броситься на помощь своим… но куда денешь сумочку с пистолетом?
После бесплодного ожидания в комнате инспекции Нина устало идет по улице. Останавливается, прислушивается.
Леша отбивается уже лежа: руками, ногами. Отбивается яростно, но его достают. И, видимо, крепко, потому что он вскрикивает: «Братцы! Сэм!» А уж если Леша зовет на помощь…
Миша с Сенькой рвутся на его крик, Сеньку сильно отшвыривают, он оказывается около Наташи.
– Скорей!.. – задыхается он. – Натка, Тотошу!
– Нет, Сеня, нет!
Виктор сожалеюще цокает: «Пора разнимать!»
– Они его покалечат! – трясется окровавленный Сенька.
Он хватает сумочку, Наташа пытается не дать, но снова доносится вскрик Леши, и руки ее разжимаются.
Сенька выхватывает пистолет и преображается.
– Разойдись!
На властный возглас небрежно оглядывается один из парней. Ошеломленно выкатывает глаза и пронзительно свистит в четыре пальца.
Топорики оборачиваются один за другим.
– Разойдись!.. Буду стрелять!
Парни медленно отступают, завороженно глядя на пистолет.
Замерев, смотрит на пистолет Виктор.
Сенька делает шаг вперед, парни подаются назад, на земле лежит Леша. Отнимает руки, защищавшие лицо, видит Сеньку с пистолетом, слабо улыбается разбитыми губами.
И вдруг общее оцепенение рушится: на Сеньку вихрем налетает Нина, забирает «ТТ». Поворачивается к компании Топоркова, пересчитывает парней глазами. Секунда-другая замешательства, и топорики кидаются врассыпную.
Наташа ощупывает Лешу, промокает платком ссадины, всхлипывает.
– Где обойма? – спрашивает Нина Сеньку.
Тот достает из кармана обойму. Нина кладет ее и «ТТ» в сумку. Глубоко, облегченно передыхает. Подходит к Леше.
– Ты цел? Руки, ноги?
Леша, морщась, сгибает ноги, двигает руками.
– Сейчас встану.
– Лучше немного полежи. Чей это пистолет, Сеня?
– Наш, – опережает его ответ Миша.
– Ваш… И кто же вам его подарил?
– Мы его нашли! – вскидывает голову Наташа.
– Где?
– Могу показать, – хрипит Сенька, его продолжает трясти.
– Обязательно… Как же я испугалась… – Нина садится на ступеньку, ноги ослабели.
Виктор из своего укрытия видит всю сцену и старается расслышать, что говорят, но ближе переместиться не рискует.
– Из-за чего подрались-то?
– Топора надо спросить, – пошатываясь, говорит Миша. – Остервенился ни с того ни с сего.
– Ладно, спросим. Я их всех запомнила. Ты, Сеня, пойдешь со мной сейчас, остальных вызову.
– Почему один Гвоздик? – Леша перекатывается на бок. – Чем мы хуже?
– Мы все пойдем.
Леша кое-как поднимается, ребята его поддерживают. Наташа накидывает на него куртку.
– Боюсь, тебе надо в больницу, – беспокоится Нина. – Я вызову «скорую».
– Нет, ничего… Ребра при мне, внутренности – внутри… Просто слишком долго били. Очухаюсь… – Он присаживается рядом с Ниной.
Наташа снова всхлипывает:
– Сенька собирался завтра звонить майору… честное слово!
– Ну и хорошо! Вы даже не представляете, как могло быть плохо!… Тебе, Леша, все-таки надо в постель и вызвать врача. Доведете или проводить?
– Сегодня уж никто не привяжется. В ту же воронку второй снаряд не падает, – отвечает за ребят Леша.
– Тогда до завтра. Пошли, Сеня, – Нина встает.
– Мы с ним!
– Да не съедят вашего Гвоздика!.. Не пойму, что делать: несчастные, избитые, даже ругать жалко… Ну вот что. Дежурная аптека рядом, попросите обработать раны, я жду вас в отделении. Вместе – так вместе. – И , обернувшись к Сеньке, «подсказывает»:
– Оружие ты сдал практически добровольно, как и собирался. Стрелять вовсе не думал, потому обойму держал отдельно. Вытащил пистолет только по необходимости, чтобы припугнуть хулиганов и прекратить избиение Леши. Правильно?
– Да… – говорит Сенька, «спасибо» застревает у него в горле.
Нина уходит.
– Пропал Тотоша… – скорбно произносит Сенька. – Но хоть раз послужил справедливости…
– Да, Гвоздик, – признает Леша, – Если бы не ты…
– Братцы, пошли потихоньку. Не хочется здесь оставаться, – Наташа надевает на плечо полегчавшую сумку.
Ребята трогаются. Леша хромает, Миша тоже бредет нетвердо. Выйдя на середину улицы, они сворачивают к аптеке, в сторону, противоположную той, куда ушла Нина. Здесь Сенька прощально смотрит ей вслед, и Наташа тоже оглядывается. Вдалеке Нина сворачивает за угол.
– Виктор! – вскрикивает Наташа, заметя скользнувшую вдоль домов тень.
– Откуда ему взяться… – бормочет Леша.
– Ребята… – Наташа прижимает руку к горлу. – Топор назвал меня куколкой!.. Как Виктор!
– Вот кому был нужен пистолет! – понимает Сенька. – Идите прямо, я – дворами.
Он скрывается в темноту. Остальные спешат вперед, сколько хватает сил.
Сенька летит дворами, огибает дом, выскакивает на улицу, видит удаляющуюся фигуру Виктора. Озирается, ища Нину. Вокруг пусто. Виктор уж далеко. Гвоздик делает движение за ним, но видит: у табачного киоска на асфальте лежит раскрытая сумочка. На ватных ногах Гвоздик обходит сумочку, заглядывает в проем между киоском и стеной дома.
Остальные ребята доходят до угла и видят Сеньку, привалившегося бессильно к витрине киоска.
– Сеня! – метнулась к нему Наташа.
Сенька оборачивается, молчит.
– Сеня…
– Она там, – говорит он деревянным голосом. – Пистолета нет.
Наташа не решается сделать последний шаг вперед.
– Она… жива?
– Там кровь, – Сенька оседает на землю, тупо повторяет: – Кровь… Кровь…
* * *
За столиком в блинной Бондарь прихлебывает кофе. С двумя стаканами к нему пробирается Виктор. Взвинченный, напуганный. Непроизвольно озирается. Ставит стаканы и приваливается грудью к столу.– Разрешите?
– Не вертись, – сквозь зубы говорит Бондарь.
Виктор залпом выпивает кофе. Вынимает сверток, кладет на столик. Глаза «маэстро» загораются, но осторожность берет верх.
– Не здесь.
– Берите, больше не могу… – Виктор придвигает сверток к Бондарю, хватается за второй стакан.
Бондарь прикрывает сверток локтем. Некоторое время стоит, с виду ничего не делая, но когда поднимает локоть, то под ним пусто.
– Выходи. Догоню.
В дверях появляется Томин. И тотчас четыре посетителя, не обращавшие на Бондаря с Виктором внимания, крепко берут их под руки.
Подойдя, Томин смотрит на обмякшего, онемевшего Виктора и беззвучно шевелит губами, но слова русские народные, легко прочитываются и таят в себе свирепую угрозу. Виктор зажмуривается.
– В машину! – командует Томин.
Виктора выводят.
Томин обращается к парочке, увлеченной разговором в углу. – Небольшое одолжение, молодые люди. Проводится задержание преступника. Попрошу вас быть понятыми.
Парочка машинально повинуется.
– Следите внимательно.
Один из сотрудников, держащих Бондаря, показывает:
– В левом верхнем.
Томин сдвигает пустые стаканы, достает из внутреннего кармана у Бондаря сверток, разворачивает. Открывается тяжелый вороненный «ТТ».
* * *
Будут еще опознания, очные ставки и допросы, допросы… Но история, в сущности, окончена.Для Гвоздика, Наташи с Лехой и Сэма кончилось детство. Для Нины Зориной – жизнь. Для Пал Палыча тоже что-то кончилось, едва успев начаться. Много ли он знал Ниночку, а чувство такое, будто потерял кого-то из близких.
Друзья собрались у Знаменского. По инерции обсуждают подробности, пытаясь переиначить прошлое – хоть на словах.
– Если б обойма была вставлена, она могла успеть…
– Вряд ли, Зинаида. По словам ребят, этот подонок умел ходить бесшумно. Видно, застал врасплох. Следов борьбы нет, только ножевая рана. Сантиметром бы выше или ниже…
Знаменский давно стоит, отвернувшись к оконной раме.
– Павел, – тихо просит Кибрит, – не страдай в одиночку.
Тот не оборачивается. Спустя минуту говорит:
– Не хотела она там работать. Я уговорил. Сидела здесь, хлопала доверчивыми глазами, а я пел соловьем…
Звонок телефона. Второй, третий. Пал Палыч нехотя берет трубку. Слышит радостный голос:
– Гражданин следователь, то есть, товарищ следователь, это я, Губенко. Вы меня допрашивали, у меня еще телевизор сломался, а жена ультиматум… Вспомнил я, товарищ следователь! Малый, который в переулке стоял, он на фабрику к нам ходит. Страховые взносы принимает! Сегодня вдруг раз! – и вспомнил. Алло, товарищ следователь, вы меня слышите?..
– Да… вас я слышу, – Знаменский кладет трубку на стол, из нее продолжает звучать голос Губенко.
Что бы ему вспомнить на день раньше!