Ольга Лаврова, Александр Лавров


Полуденный вор


   Массивные замысловатые часы – бронзовое литье прошлого века – показывают двенадцать. В окна бьет солнце и освещает дорогую мебель в стиле «ретро», ковры, сияющую хрустальную горку. Вещей слишком много, и чувствуется, что хозяева их нежно лелеют. И тем более режет глаза беспорядок: распахнутые дверцы шкафов, выброшенная на пол одежда. На столе раскрыт неболь­шой чемоданчик, возле которого облигации трехпроцентного займа, женские украшения, золотой портсигар.
   В комнате чужой человек – вор. Спортивного вида, располага­ющей наружности, лет тридцати с небольшим. Он сноровисто роется в белье; руки в кожаных перчатках быстро перебирают простыни и скатерти, нащупывают тугую пачку денег, метко кидают ее в чемодан. Вдруг вор замирает: в прихожей хлопнула дверь.
   Плотный самоуверенный мужчина с портфелем и в плаще торопливо входит в комнату и останавливается, будто споткнув­шись.
   – Эт-то что?.. – начинает он грозно. И осекается…
   – Обыск! – отрезает вор, стоя к хозяину почти спиной. – Изымаем ценности, гражданин Шарипов. Коля! – окликает он воображаемого помощника. – Стань на выходе, завмаг прибыл!
   У Шарипова обвисают щеки.
   – Сейчас подпишите протокол и поедете с нами, – цедит вор, выдвигая последний ящик. – Допрыгались до тюрьмы… Деньги и документы на стол!
   Онемевший Шарипов выкладывает бумажник и документы.
   – Теперь соберите белье! – командует вор. – Рубашки, трусы, носки. Живо-живо, я на работе! – прикрикивает вор.
   Шарипов неверными шагами направляется в смежную комна­ту.
   Вор молниеносно укладывает добычу и, сделав шутовской прощальный жест в сторону невидимого Шарипова, выскальзы­вает из квартиры.
   На пороге появляется хозяин, молитвенно прижимая к груди несколько пар носков.
   – Умоляю, дозвольте позвонить жене! – произносит он, не сразу замечая, что обращается к пустой комнате.
   Постепенно ситуация начинает для него проясняться. Он прислушивается, бросается в коридор, возвращается.
   – Обокрали! Всего-навсего обокрали!.. – В блаженном облег­чении завмаг всхлипывает и утирается носками…

 
* * *
   А вор уже далеко. Он сходит по трапу самолета… Предъявляет в гостинице паспорт на имя Шарипова… С лоджии первого этажа жилого дома спускает чемодан в густо растущие внизу кусты… В поезде сбывает попутчице золотую цепочку и кольцо…
   Сменяются виды транспорта, пейзажи и города, а он, уверен­ный и неуловимый, не привлекает ничьего подозрительного внимания, пока в перронной толчее, садясь в экспресс, отправля­ющийся в Москву, не попадается на глаза женщине, которая хмуро и пристально смотрит ему вслед. А затем горячо рассказы­вает что-то человеку в милицейской форме.
   И в то время, как вор любуется из такси московскими пейзажа­ми, на стол перед Томиным ложится его фотография с объявлени­ем о всесоюзном розыске.
   – Кто таков? – спрашивает Знаменский.
   – Глеб Царапов… Удачливый вор-гастролер, чтоб его ободра­ло! Прибыл в столицу. И почему-то считается, что я могу выудить его среди десяти миллионов!..
   – Помчались, Саша! – торопит Знаменский. – Доцент небось волнуется…

 
* * *
   Доцент действительно волнуется, разговаривая с ними во дво­ре многокорпусного дома.
   – Все поняли, помните? – проверяет его Томин.
   – Да помню-помню: здороваюсь, показываю сберкнижку. И тут подъезжает ваша машина.
   – Главное, не нервничать, – советует Знаменский. – Средь бела дня и под нашим присмотром вам ничего не грозит.
   – Просто я легко одет и как-то зябко… – доцент смотрит на часы.
   – Пора, занимайте свой пост, – решает Томин.
   Доцент уходит к одному из подъездов и там останавливается, стараясь принять непринужденную позу…
   Издали во двор въезжает «Волга» с четырьмя пассажирами. Из машины выходит коренастый блондин в кожаном пиджаке и машет рукой, подзывая доцента.
   Тот чуть медлит, украдкой косится на Знаменского и Томина и видит, что они поглощены безмятежным занятием: поставив на скамью хозяйственную сумку, перекладывают в нее свертки и бу­тылки из авоськи.
   Доцент неуверенно двигается к блондину и на полдороге, не утерпев, снова оглядывается на своих заступников. В тот же миг «Волга» дает задний ход, стремительно выезжая со двора. Блондин с невнятными воплями припускает следом.
   Тем временем из-за угла соседнего корпуса вылетает милицей­ский УАЗ, стараясь отрезать «Волге» путь к отступлению. Но перед ним мчится, закрывая проезд на улицу, блондин в кожаном пиджаке.
   – И дернуло же вас оглянуться! – говорит с досадой Томин.
   – Но вы оба стояли спиной… – бормочет доцент. – И абсолют­но не обращали внимания… по-моему.
   – По-вашему.

 
* * *
   Кожаный пиджак, разумеется, задержан, и теперь они с доцен­том находятся у Пал Палыча. Здесь же присутствует Томин.
   Задержанный Агафонов пока еще не сообразил, в чем призна­ваться, а что отрицать, и потому отпирается от всего чохом. Врет он на самых искренних интонациях, без наигрыша, почти задушевно.
   – Я же все рассказал! Вы же записали!
   – А теперь мы спросим у товарища Пекуровского, – усмехает­ся Знаменский. – Вы встречали человека, с которым находитесь на очной ставке?
   – Да. Позавчера у комиссионного магазина «Автомобили» он предложил мне «Волгу». – За крепкими стенами Петровки до­цент чувствует себя в безопасности и держится с достоинством.
   – Да нет у меня никакой «Волги», хоть кого спросите!
   – Ладно-ладно, Агафонов. По цене? – спрашивает Знаменс­кий у Пекуровского.
   – На тысячу рублей ниже государственной.
   – Как он это мотивировал?
   – Дескать, подает на развод. Но раньше, говорит, надо ликви­дировать машину, чтоб жена не претендовала на долю.
   – И жены у меня нет!
   – Неужели я не понимаю, что ни «Волги», ни жены? – отмахи­вается Знаменский. – Продолжайте, товарищ Пекуровский.
   – Ну… я в принципе согласился. И он мне отдал как бы в залог техпаспорт, а я дал задаток. Условились, что сегодня он за мной заедет с приятелями. А я захвачу зятя и поедем оформлять в какой-нибудь загородный пункт.
   – Почему же не в городе?
   – Да здесь деньги ему выдали бы через три дня, и жена могла, дескать, дознаться и поднять скандал. А там я плачу в кассу, и он сразу получает. Потому что там нет условий для хранения денег…
   – И вы всему поверили? – подает голос Томин.
   – Очень правдивым показался парень…
   Знаменский взглядывает на Агафонова.
   – Да, пожалуй. Но потом все-таки обратились в милицию?
   – По счастью, жена засомневалась… в смысле – моя.
   – Ясно. Ну? – обращается Знаменский к Агафонову.
   – Товарищ что-то путает.
   – Будет вам, Агафонов. Мы же видели вас в «Волге». Горзнак у нее тот же, что в техпаспорте, за который Пекуровский заплатил вам. – Знаменский показывает техпаспорт. – Владельцем здесь значится И.П. Агафонов. А номер машины, между прочим, фик­тивный. Стало быть, «Волга» краденая.
   Агафонов встревоженно вскидывается:
   – Честно?
   – Честно.
   – Да чтоб я связался с таким делом! Да я лучше пойду в воду кинусь!
   – Наверно, хорошо плаваете, – замечает Томин.
   – Что? – не сразу понимает Агафонов. – А-а… – В настроении парня наступает перелом. – Правильно все товарищ Куровский рассказывает. Подтверждаю.
   – Пе-куровский, – поправляет доцент.
   – Давайте по порядку, – говорит Пал Палыч. – Что за маши­на?
   – Якобы знаменитого артиста. Самому неловко продавать, в лицо узнают. И по знакомству сделали, как будто моя. – Теперь Агафонов разговаривает более однотонно и деловито. Говоря правду, он меньше заботится, чтобы поверили.
   – Сказка для школьников.
   – А что мне, начальник, я сбоку припека. Взяли заместо вывески – рожа, говорят, подходящая. И всей моей выгоды – что вот пиджак выдали. Ношеный, правда, но у меня и такого нет. Один ватник.
   – Оттуда, что ли? – осведомляется Томин.
   – Да, от хозяина. Второй месяц как вышел, а тут эти ребята…
   – Кто они? – спрашивает Знаменский.
   – А леший их разберет… Если подумать, – помолчавши, говорит Агафонов, – то ничего мне не известно.
   – Ну-ну, Агафонов! – сердится Томин.
   – Да вам ведь что нужно: фамилия, местожительство, где работают. А они мне анкету не показывали. Звали меня Ванечка, я их – Леша да Юра. И все.
   – Где познакомились?
   – Свела нелегкая у пивной бочки.
   Пал Палыч и Томин переглядываются: только что разлете­лись допросить, только задержанный перестал запираться – и осечка!
   – Приметы? – хмурится Знаменский.
   – Люди как люди. Один повыше, другой пониже. Который повыше – это Юра, у него темные очки. А Леша – тот лицом старше и лысоватый. За рулем третий сидел. Боря… – Агафонов приостанавливается. – Я описывать не умею… Ну, выпить не дураки. Одеты – дай бог каждому. А больше ничего приметного.

 
* * *
   В вагоне метро все места заняты. У тех дверей, что обращены к стене тоннеля, Раиса Глазунова стоя читает журнал. Безукориз­ненно одетая и причесанная, с выражением независимости на лице, она являет собой образчик очаровательной деловой жен­щины. Неподалеку вор – Глеб Царапов, придерживаясь за по­ручни, рассматривает ее одобрительно, но в общем-то от нечего делать.
   На очередной остановке поезд заполняют пассажиры, возни­кает давка, и Царапова притискивают к Раисе. Она пытается откинуться назад, вор близко видит ее глаза и нахмуренные в легкой досаде брови. Из желания порисоваться или поддавшись галантному побуждению, он опирается ладонями в дверь, отжи­мает толпу назад и сдерживает ее напор, освобождая вокруг женщины некоторое пространство.
   – Читайте.
   – Благодарю, – насмешливо произносит она и, стоя в кольце его рук, читает до следующей остановки. Там платформа оказыва­ется расположенной со стороны Раисы и она выходит, оставив вора несколько разочарованным: он привык к вниманию. Но прежде чем скрыться, Раиса оглядывается, а сквозь стекло зак­рывшихся дверей он прощально и иронически приподымает руку.

 
* * *
   Пригородный поселок. Глухой забор и крепкие ворота, в кото­рых прорезана калитка. Раиса Глазунова нажимает кнопку звон­ка и нетерпеливо притопывает ногой. Наконец калитка отворяется, взору Раисы предстает давно небритый мужчина неопреде­ленного возраста.
   – Здравствуйте, Борис Анатольевич… Кажется, вы меня не узнаете, – снисходительно улыбается Раиса, замечая, что тот изрядно «под банкой». – Красный «жигуль», левое крыло и дверца.
   – Помню, – говорит хозяин. Привалясь плечом к забору, он не проявляет желания впустить женщину внутрь.
   – Не сделали! – догадывается она, мрачнея. – Это уже фор­менное свинство! Вы же знаете, что в среду я уезжаю!
   – Где среда, там и пятница, – тянет хозяин.
   – Да поймите, мы едем компанией на трех машинах. Вы поп­росту срываете мне отпуск!
   – Как-нибудь перебьешься. Приболел я.
   – То бишь запил. Ох, мужики!
   Из-за ее спины с механиком здоровается проезжий, который затормозил против ворот.
   – Боря, – спрашивает он, – чего-то у меня внизу звякает, не пойму.
   – Тронься, – просит механик.
   Тот трогает машину, проезжает метра полтора.
   – Жмунькает, – мгновенно ставит диагноз автомеханик. – Крестовина.
   – А-а… Вот спасибо тебе! – И автомобилист отъезжает. Этот короткий диалог напоминает Раисе, что ее собеседник – не только обманщик и пьяница, но и искусный мастер.
   – Борис Анатольевич, миленький, – говорит она. – Будьте человеком! Если я в среду утром…
   – Не-е. На той неделе.
   – Тогда я забираю машину!
   Соловые глаза мастера открываются пошире. Помедлив, он отступает назад, давая Раисе войти. Она обегает взглядом двор и оборачивается к хозяину с вопросительным и сердитым видом.
   – Нету, – сообщает он. – Увели.
   – То есть как? – медленно спрашивает она.
   – Не знаешь, как уводят?.. Хошь кричи, хошь плачь – «жигуля» нету!
   – Я, кажется, не кричу и не плачу, – каменным голосом говорит Раиса. – Но зачем вы морочили голову?
   – Да ведь жалко, начинаешь переживать, – лицемерит хозяин. – А это, может, кто из своих. Может, еще пригонят.
   – Из каких «своих»?
   – Из поселковых ребят, здешних. Тут вот свадьбу играли, трое суток колобродили, может, кто под парами и того…
   – Борис Анатольевич, вы заявили в милицию? – пресекает Раиса его скороговорку.
   – Не.
   – Послушайте, вы, конечно, нетрезвы, но все же в своем уме? Я вам доверила машину – машина пропала. Вы за нее в ответе. И не лопочите мне про свадьбу!
   Видно, механик ожидал «ахов» и «охов», его удивляет прояв­ленное женщиной присутствие духа.
   – Если без скандала, полюбовно если – буду тебе понемножку выплачивать… сколько смогу. Но чтоб милиция не цеплялась, так и знай! А иначе – и не видел, и не слыхал, и ничего не ведаю, поняла?
   – Нет! Не на таковскую напали! – взрывается Раиса.

 
* * *
   Квартирная хозяйка, словоохотливая женщина средних лет, вводит Царапова в комнату. Он снимает себе жилье.
   – Вот, пожалуйста, эта комната.
   Вор осматривается и, перегнувшись через подоконник, выгля­дывает за окно.
   – Вид из окна у меня превосходный! – заверяет хозяйка.
   – А балкон справа тоже ваш?
   – Нет, балкон в другой квартире и даже в другом подъезде.
   – И что там за соседи? Очень шумят?
   – Мертвая тишина! Летом они на даче… Тахта у меня, пощу­пайте, мягкая…
   – Это немаловажно, – улыбается вор. – Что ж, пожалуй, поживу. Такие подробности, как прописка, вас не беспокоят?
   – Н-ну… – мнется женщина.
   – Я бы с удовольствием, но при командировках мы должны прописываться в ведомственной гостинице. А условия там, сами понимаете… Да не беспокойтесь, заплачу вперед, гостей водить не собираюсь, мы с вами поладим.
   – Ну… хорошо. В конце концов, приличного человека видно…

 
* * *
   Знаменский и Томин получают взбучку от начальства. Началь­ство новое, чего от него ждать, никто пока не ведает.
   – Позорный провал операции! – Полковник не дает воли эмоциям, но заметно, что очень недоволен. – Вы себя обнаружи­ли и упустили шайку буквально из рук!
   – Виноваты, товарищ полковник.
   – Безусловно. И будет приказ о наложении взысканий.
   – Оперативную часть разрабатывал я, – заявляет Томин. – Знаменский присутствовал для оформления следственных дейст­вий.
   Полковник бросает на него острый взгляд.
   – Вы инспектор или адвокат? – И, не дожидаясь ответа, продолжает: – Каким образом сорвалось преследование?
   – Не могу понять. Куда-то они очень ловко нырнули. Все ближайшие патрули были оповещены по рации.
   – Даю сорок восемь часов на разработку плана мероприятий.
   – Ясно, – вместе отвечают Знаменский и Томин.
   Полковник делает пометку в настольном календаре.
   – Вопрос второй, – адресуется он к Томину. – У вас дело Царапова. Что предпринято?
   Томин мог бы сказать, что вопрос несерьезный. Даже нет уверенности, что вор в Москве. А если б уверенность и имелась, все равно ничего толкового предпринять пока невозможно. И практически никакого дела нет, а есть лишь мечтание поймать гастролера. Прежнему начальнику Томин так и отрапортовал бы. Впрочем, тот не задал бы подобного вопроса.
   – Пустые руки, товарищ полковник, не с чем вести розыск. Направил запросы по всем местам, где за ним числятся кражи. Рассчитываю на вас в смысле сроков.
   – Хорошо. Будет шифровка о немедленном исполнении. – Полковник оборачивается к Пал Палычу. – А вы, раз уж работа­ете сейчас в одной упряжке, примите к своему производству и дело Царапова.

 
* * *
   А Царапов прогуливается по улице, наметанным глазом оки­дывает фасады и публику. По одежде, машинам, заворачивающим в проезды между домами, по множеству известных ему признаков определяет он степень зажиточности квартала и удобство его для своих целей. Облюбовав два дома, стоящих друг против друга, вор входит в один из них и поднимается на лестничную площадку перед последним этажом. В руке он несет рулончик, закатанный в газету.
   Когда занята наблюдательная позиция и противоположный дом оказывается как на ладони, из рулончика появляется подзор­ная труба и вор принимается за изучение освещенных окон, которые не задернуты занавесками…

 
* * *
   Раиса Глазунова явилась к механику с подкреплением: сегодня рядом с ней преданная подруга Татьяна, на первый взгляд бой-баба.
   Автомеханик трезвый, злой, но более вежливый, чем накануне. Стараясь не смотреть на Раису с Татьяной, говорит куда-то в пространство:
   – Зачем же я, да при вашей подруге, буду признавать такой факт? Такого факта не было.
   – То есть вы не брались выправить мне крыло и дверцу? – с перехваченным горлом произносит Раиса.
   – Совершенно верно, девушка. Для ремонту есть автосервис. Я же, если кому помогу, то исключительно по дружбе. А вы мне незнакомы.
   – Ах, вот как?! – угрожающе надвигается на него Татьяна. – Ну тогда имейте в виду, я где угодно поклянусь, что я лично при­сутствовала, когда вы брали машину в ремонт!
   – Спасибо, предупредили. Буду иметь в виду. Вспоминать буду, с кем в тот день напролет пиво пил. Ребята подтвердят. И кончен наш разговор, девушки. – Он поворачивается и идет к дому.
   – Этот подонок думает, что меня можно без хлопот ограбить! – восклицает Раиса.
   – Эх, прийти бы с мужиком, который может морду набить! Другой был бы разговор!
   – Ты весь миллион моих друзей знаешь. Кто? – Раиса недолго ждет ответа подруги и сама подытоживает. – Людей навалом, а настоящего мужика нет!
   Обе не обращают внимания на «Волгу», которая въезжает в ворота. Из нее вываливается Пузановский, грузный, лет пятиде­сяти мужчина «авторитетной» наружности.
   – Здравствуйте, мастер, – говорит Пузановский.
   – Здравствуйте… гражданин, – с запинкой откликается меха­ник.
   Этим «мастер» и «гражданин» они быстренько условились: я тебя не знаю – ты меня не знаешь.
   – Чинить машину? – поворачивается Татьяна к новоприбыв­шему.
   Тот издает нечленораздельное междометие, которое можно понять скорее отрицательно и перехватывает инициативу.
   – Что-нибудь случилось? Конфликт? – обращается он к Раисе, стремясь уйти от вопросов Татьяны.
   – Совсем маленький, – саркастически отвечает женщина. – Я отдала в ремонт «Жигули», и теперь машины нет!
   – Где же она?
   – Вчера сказал – угнали. Сегодня говорит, что вообще не брал!
   – Черт-те что! Машина здесь? – рявкает Пузановский на механика.
   – Нету, – опасливо и виновато отзывается тот.
   Пузановский сглатывает ругательство и вновь переключается на женщин.
   – Что вы собираетесь делать?
   – Заявить в милицию, что же еще!
   – Да, конечно… Садитесь, я подброшу. Я и минуты здесь свою машину не оставлю! – Он торопливо открывает перед подругами дверцы. – Прошу вас, прошу…
   Прежде чем сесть, Татьяна придвигается к автомеханику:
   – Таких, как ты, надо отстреливать в детстве!

 
* * *
   На уличных часах без десяти двенадцать. Вор с чемоданчиком идет на дело – собранный, пружинистый, почти праздничный. Впереди – облюбованные им дома-близнецы.
   Дверь квартиры задерживает его на одну-две секунды: к про­бою замка он приставляет ребром что-то небольшое, плоское, отсвечивающее металлом. Слышится гудение, потом щелчок, и Царапов убирает приспособление в карман. Дверь послушно отк­рывается и затворяется за ним.
   В комнате он останавливается, опускает на пол чемодан и медленно-медленно обходит по кругу, ни к чему не прикасаясь, сосредоточенный и самоуглубленный. Не шарит суетливо глаза­ми по стенам, даже не выделяет особо каких-то предметов, но, кажется, словно ему сейчас слышны голоса вещей и каждая сообщает о своем местонахождении.
   Круг завершен. Вор стряхивает оцепенение и уверенно откры­вает одну из секций мебельной стенки…
   И вот уже шагает с чемоданом прочь от подъезда, заворачива­ет за угол – и нет его.
   Час спустя у подъезда роится кучка соседей: идут обычные в таких случаях пересуды.
   – Четырнадцатую квартиру обворовали!
   – Шесть магнитофонов взяли!
   – Четыре, – поправляет подросток.
   – Ну магнитофоны – не горе, – говорит одна из женщин.
   Ветхая старушка подхватывает за женщиной:
   – Какое горе, милая! Хоть потише станет, спасу не было. В однех руках шесть магнитофонов!
   – Четыре, – упрямо вставляет подросток.
   – Много он вам мешал, – заступается за потерпевшего мужчи­на с хозяйственной сумкой. – Всю жизнь по экспедициям, два месяца здесь, а десять – нету. Одна у человека радость была, музыку послушать!..
   Из подъезда выходит Томин, и беседа прерывается.
   – Товарищи! – обращается он к собравшимся, – кто-нибудь был вблизи подъезда около двенадцати часов?
   – Да я почти безотлучно, – откликается старушка.
   – Посмотрите, такой вот мужчина. Проходил он мимо вас в подъезд и обратно?
   Старушка взволнованно рассматривает фотографию.
   – Это жулик? Никогда не подумаешь!
   Через плечо старушки заглядывают любопытные, и вот уже карточка пошла по рукам.

 
* * *
   – Всю захватали, а толку чуть, – говорит Томин, бросая фотог­рафию Царапова на стол. – Однако почерк его.
   Вернувшись на Петровку, тройка заседает в кабинете Знамен­ского. Дело Царапова начинает обретать плоть.
   – Есть хоть предположения, чем он вскрывает двери? – спра­шивает Знаменский у Кибрит.
   – Нет, Пал Палыч, совершенно «нестандартный» инструмент.
   – Наш Цап-Царапов еще войдет в историю криминалистики! – усмехается Томин. – Очень ловкий прохиндей! И звериный нюх – ведь ни разу не полез в квартиру, которая поставлена на сигнализацию! А сегодня с этими магнитофонами? Даже по шкафам не рылся, пошел и достал. Причем какие магнитофоны – два наушных, роскошный «Шарп», «Грюндик»! Унес, и никто не видал!
   – И, по-вашему, он работает без наводчиков? – спрашивает Кибрит.
   – При его разъездах установить контакты на местах – малове­роятное дело, – возражает Знаменский.
   – Но как он в чужом городе определяет, у кого что взять? – продолжает сомневаться Кибрит.
   – Не знаем, – разводит руками Томин. – Наверняка мы знаем одно: Царапов всегда орудует в полдень.
   – Какая-нибудь суеверная примета, – замечает Кибрит.
   – Дай-ка, Паша, справочки с мест. Покопаюсь еще раз… – Томин углубляется в изучение ответов на запросы.
   – Между прочим, вы не забыли, что выговоры по автоделу висят? – спрашивает Кибрит.
   – Это, Зиночка, незабываемо. Завтра – кровь из носу – начальству нужен план расследования, – вздыхает Пал Палыч.
   – Шурик, отвлекись от вора!
   – Сейчас, Зинаида. – Томин продолжает возиться с бумагами. – Про план я помню. Сейчас составим грандиозный план, как переворошить всю автомобильную подноготную города и облас­ти…
   Махнув на него рукой, Кибрит достает технический паспорт на машину и заключение экспертизы, протягивает Пал Палычу.
   – Мы думали, только горзнак подделан. Оказалось, весь техпаспорт фальшивый. Но подделка на очень высоком уровне. При разовом изготовлении подобного качества добиться нельзя.
   – Налаженное производство фальшивок? Такой размах?.. Эх, как мы с доцентом напортачили! Остались в наследство никчем­ный Ванечка и красивые следы удравшей задним ходом «Волги».
   – А слепки с них сняли?
   – Сняли. Изобразили тщательную работу на месте происшес­твия.
   – Послушай, Пал Палыч… – Некая мысль бродит у нее в голове, но еще не оформилась. – Если «Волга» из угнанных, то найти бы хозяина… Я, правда, не знаю, что это даст, но…
   Томин захлопывает «воровскую» папку:
   – Никаких зацепок. Только через сбыт краденого… Ну-с, к вашим услугам. Каким это манером ты собираешься найти хозя­ина «Волги»?
   – По-моему, любой владелец скажет, что, например, левая задняя резина у него самая стертая, переднюю правую недавно чуть не пропорол об гвоздь и осталась метка и так далее. Я могу составить подробное описание. А вдруг…
   – Ты, оказывается, фантазерка, – усмехается Томин. – Но трудолюбие надо поощрять, Паша. Выдай ей слепки.

 
* * *
   У тех, кого нашим героям так хотелось бы изловить, тоже заседание. В квартире Пузановского собралась уголовная компа­ния. Кроме самого хозяина и автомеханика Молоткова присутст­вуют Печкин, Тыква и Самородок. По форме главенствует Пузановский, по сути заправляет Печкин. Он минутами звероват, но без ярко выраженной блатной окраски в речи и повадках. Однако ухмылка выдает натуру хитрую, властную и жестокую.
   – Это куда ж тебя повело? А, механик? – мрачно, с расстанов­кой спрашивает он Молоткова.
   – Да, куда? – подхватывает Пузановский и подкрепляет фразу энергичным движением руки, в которой зажата надкушенная сосиска. Пузановский почти всегда жует.
   Вскакивает Тыква.
   – Уж ты падла!.. Себе кусок рвешь, да? В одиночку? – впадает Тыква в блатную истерику. – А знаешь, что за это бывает? – Трепеща от возбуждения, он выхватывает из кармана нож и поигрывает им.
   Хотя Тыква наслаждается пока лишь воображаемой распра­вой, Молотков следит за ним неотрывно. И когда тот, пугая, делает выпад, в руках у автомеханика оказывается стул.
   – Уйди, припадочный!
   Пузановский перестает жевать. Ему нужен не мордобой, а воспитательное мероприятие в его, так сказать, коллективе.
   – Леша… – просительно окликает он Печкина, которому картина потасовки доставляет некоторое удовольствие.