Лазутин Иван. Сержант милиции (Часть 1)

   - А вы не знаете, кем приходится Петуховым эта старуха
   Дембенчиха изменилась в лице и косо взглянула на скрипнувшую дверь. Захаров тоже повернулся. В дверь заглядывал тот самый мальчишка, который вместе со щенком бежал по переулку. Нос у него был облуплен, волосы, как лен, выгорели. Пригнувшись, он воровато смотрел то на мать, то на авторучку Захарова. В ногах у него сидел лопоухий щенок.
   - Это мой меньшой. Шагу не даст шагнуть, как хвост, - точно оправдываясь, сказала Дембенчиха и, выбрав момент, когда Захаров наклонился над столом, сделала такой угрожающий знак, что мальчишка насторожился и приготовился бежать.
   Захаров спросил имя мальчика.
   - Мишка, - уже с теплотой в голосе ответила Дембенчиха, но на дверь посмотрела строго.
   - А ну, Миша, иди сюда. - Захаров поманил мальчика пальцем.
   Мишка даже не шевельнулся. В этом обращении он усматривал какой-то подвох. Видя, что мальчик диковат и словами заманить его трудно, Захаров достал из кармана конфету в цветной бумажке.
   Тронутая добротой следователя, Дембенчиха приободрила сына:
   - Ну, чего боишься, глупой. Видишь, дядя конфетку дает. Иди возьми.
   К столу Мишка подходил боязливо, точно подкрадывался, готовый всякую минуту повернуть назад и задать стрекача. Когда же конфета очутилась в его руках, он, радостный, выскочил на улицу. Захаров подошел к окну. Ему было любопытно, как поведет себя малыш дальше. Мишка мчался по переулку и оглядывался по сторонам. За ним, почти наступая на пятки и размахивая длинными ушами, неуклюжим галопом бежал серый щенок.
   - Мы несколько отвлеклись, - сказал Захаров, возвращаясь на свое место. Вы так и не сказали, кем же приходится Петуховым эта старуха?
   - Ихняя Настя говорила, что это вроде бы отцова тетка.
   - А кто такая Настя?
   - Дочь Петухова. Восемнадцати еще нет, а курит, как мужик. Только и знает, что наряжаться да с парнями до петухов шляться. Здоровая, как кобыла, а нигде не работает. Прошлой ночью до вторых петухов с Зубковой Райкой под окнами горланили.
   Зазвонил телефон. Захаров поднял трубку. Его лицо стало сосредоточенное и напряженное. Звонил Григорьев.
   Извинившись и попросив Дембенчиху на минутку выйти, Захаров кратко сообщил Григорьеву о ходе дела. Выслушав рапорт, майор не высказал никаких замечаний и сообщил, что плащ Северцева только что обнаружен на Перовском рынке. Он приказал Ланцову или Захарову немедленно выехать вместе с Северцевым в Перово: задержанная с плащом находится в линейном отделении милиции станции Перово.
   - Есть, товарищ майор.
   Захаров повесил трубку. "Да, это кажется, уже не случайность. Москва Перово - Люберцы. Дорога одна. Кто-то работает не совсем осторожно. Интересно, что там у Ланцова?" Он набрал номер телефона райпотребсоюза. Ланцова позвали быстро. Судя по услужливости, которая звучала в голосе заведующего, Захаров заключил, что представитель уголовного розыска произвел на того должное впечатление.
   Ланцов сообщил, что личность Петухова выяснил обстоятельно. Есть соображения допросить его безотлагательно, не дожидаясь, пока тот придет домой и догадается, что за ним следят. Захаров передал подробности разговора с Григорьевым и предложил Ланцову немедленно вместе с Северцевым выехать в Перово.
   - Если плащ опознаете, задержанную доставить ко мне. Петухова я буду допрашивать в кабинете начальника. В случае чего - звоните.
   Последние слова Захаров произнес тоном приказания. Теперь он помнил только одно: ответственность за проводимую операцию лежит целиком на нем.
   Захаров позвал Санькина.
   - Прошу вас, доставьте, пожалуйста, в отделение бухгалтера райпотребсоюза Петухова. И как можно быстрей. Мне самому туда показываться нельзя. Вы это понимаете.
   - Есть доставить Петухова!
   Дорогой Санькин думал, что существует же на свете хорошее начальство. Приказывает, как будто просит. Даже охота выполнять. А вот ему не повезло: его начальник с ним обращается бесцеремонно. Никогда не поговорит по душам.
   Только теперь Захаров вспомнил о Дембенчихе и вышел за ней. Она сидела в дежурной комнате и, поджав губы, не сводила глаз с двери.
   - Благодарю вас, Софья Николаевна, за помощь. Можете быть свободны. Только прошу об одном: о нашем разговоре никто не должен знать.
   Дембенчиха искренне растрогалась;
   - Да, что вы, товарищ начальник? Да разве можно... Да я..
   Оставшись один, Захаров произнес вслух:
   - Теперь самое главное - Петухов. Что скажет он?
   27
   Петухов перед Захаровым предстал не таким, каким он его представлял. Он рассчитывал встретить розовощекого с бегающими хитроватыми глазками крепкого мужичка, а перед ним сидел лысый пожилой человек с усталым взглядом, изможденный и болезненный. Его дряблые и бесцветные, точно пергаментные, щеки, широкий угловатый лоб с тремя глубокими морщинами, грустное выражение глаз говорили о том, что ему на своем веку довелось досыта хлебнуть и хорошего и плохого. Больше плохого.
   Рассказывая, как четыре дня назад купил пиджак, Петухов безучастно смотрел в окно. Когда он делал паузу, морщины на его лбу собирались в гармошку и становились еще глубже. Уголки губ в это время печально опускались, отчего все лицо выражало не то страдание, не то сожаление.
   - Семья, гражданин следователь. Ничего не поделаешь. Много ли, мало ли, а их на моей шее двое висят. Обе не работают. Вот и крутись, как знаешь.
   - Сколько вы заплатили за пиджак? - неожиданно спросил Захаров, зная, что вопрос, который поставлен внезапно, всегда приводит допрашиваемых в некоторое замешательство. Особенно, когда ответ должен быть конкретным. Эту тактику внезапных вопросов любил и с успехом применял майор Григорьев. Он называл ее тактикой "бури и натиска".
   - Двести рублей, - спокойно ответил Петухов.
   - Постарайтесь поподробней описать внешность человека, у которого вы купили пиджак. - Захаров обстоятельно разъяснил, что должно входить в ответ: рост, цвет волос, глаз, примерный возраст...
   Устало закрыв глаза, Петухов понимающе кивнул головой и начал рассказывать:
   - Поезд, дай бог не соврать, был Москва - Мичуринск. Это я хорошо запомнил по табличке на вагоне. Собрался я после обеда в Москву. Пришел на станцию, иду к кассам за билетом. Здесь ко мне подходит высокий парень в морской тельняшке. Плотный такой и из себя видный. По запаху слышу, что выпивший. На руках у него этот самый пиджак, - Петухов кивнул на чемодан, в котором лежал пиджак Северцева. - Я сказал, что не нужен, и пошел к кассам. Купил билет и жду электричку. Мичуринский поезд еще стоит. Иду по перрону, ко мне опять подходит этот же парень и христом-богом умоляет, чтоб я его выручил. Я приценился. Двести. Как вы сами понимаете, цена сходная. Вижу, парень в дороге издержался и норовит продать за полцены. Тут я решил, что двести рублей - не деньги, а пиджак почти что новый, коверкотовый. Да и человек, вижу, готов душу отдать в придачу, чтоб только его выручили. И купил. А когда купил, то в Москву ехать раздумал, денег всего осталось четвертная. Сдал билет и вернулся домой.
   Петухов замолчал.
   - А дальше? - спросил Захаров.
   - Ну, тут вы сами понимаете, если человек женатый - разговор с женой. То, что дешево купил - хорош, а что сам носить собрался - гудеть начала. Вот, мол, шестой десяток пошел, а ты все форс наводишь, не разлюблю и в суконном. И пошла, и пошла!.. Два дня подряд пилила, пока не добилась своего. Пошел и сдал в скупку.
   - Сколько лет можно было дать гражданину, который продал вам пиджак?
   Петухов прищурился, что-то припоминая.
   - Лет двадцать семь, двадцать восемь - не больше.
   - А какие-нибудь особые приметы вы не заметили? Может быть, родинки, усы, бородавка?
   - Родинки, усов и бородавок я у него не видел, а вот шрам через всю правую щеку приметил. И видать, что совсем свежий.
   - На какой, вы говорите, щеке?
   - По-моему, на правой, - повторил Петухов. - Точно, точно, на правой.
   Захаров встал и подошел к окну.
   "Он! Тот, кто назвался Северцеву Костей и представился инженером московского завода. Неужели их уже нет в Москве?" - пронеслась в голове тревожная мысль, которая заставила уже по-другому смотреть на Петухова. Перед этим допросом, основываясь на характеристике соседей, Захаров втайне торжествовал, что наконец-то веревочка в его руках, наконец-то найден верный след. И вдруг! Шрам на правой щеке у гражданина, четыре дня назад вышедшего в Люберцах во время стоянки поезда Москва - Мичуринск. Если б этот гражданин со шрамом ехал в поезде Москва - Владивосток, то можно было бы еще надеяться, что он в дороге. Можно было бы сообщить его приметы на все станции до самого Владивостока! Его бы взяли в дороге. А здесь - Москва - Мичуринск. Меньше суток езды. За эти четверо суток он где-нибудь далеко-далеко.
   Захаров посмотрел на Петухова. Тот сидел по-прежнему невозмутимый и усталый.
   "А что, если это не овца, а хитрая, прожженная лисица, которая знает грабителей и, чтобы отвести от себя удар, начинает петлять, уползать? Что, если все сказанное им - ложь? Но если это ложь, то как его уличить, как доказать, что он лжет? Середины тут быть не может: или Петухов совершенно непричастен к ограблению и сбыту ворованных вещей, или он не только в курсе дела, но и... А что "но и"?.. Разве я не был убежден, что Кондращов грабитель, когда вез его на допрос? Был. А что получилось? Пшик. Показания соседей? А что соседи? Кому какое дело до тех, кто по праздникам гуляет, весело встречает денежных родственников, гостей? Что им до того, если люди благоустраивают свое жилье, выращивают сады, нарядно одевают дочерей? Ведь некоторые люди, особенно соседи, из одной только зависти готовы облить ближнего с ног до головы грязью. Учительница? В ее словах больше эмоции, чем фактов. Она даже сама заявила, что в характеристике Петуховых руководствуется скорее интуицией да догадками, чем знанием конкретных фактов".
   Захаров отошел от окна и сел за стол.
   - Гражданин Петухов, у вас есть, кроме незамужней дочери, еще дети?
   - Двое сыновей.
   - Кто они? Где живут, кем работают?
   - Старший, Андрей, вот уже двенадцатый год пошел, как на Дальнем Севере, работает механиком. Младший тоже неплохо живет. Этот директором магазина в Полтаве.
   - Помогают?
   - Пока на детей не жалуюсь.
   - Навещают вас?
   - А как же. В прошлом году приезжал с Севера старший. Сделал пристройку и покрыл весь дом новым железом. Приезжает и из Полтавы. Тоже не забывает.
   - Во сколько вам обошлась пристройка к дому?
   - Как вам сказать, тысяч в восемь въехала. Лес, кирпич, подвозка, а потом - работа. Пришлось все нанимать.
   Вспомнив своего соседа по квартире, который уже пятый год работает на Дальнем Севере, Захаров подумал: "Восемь тысяч для северянина на повышенном окладе, который за один только трехмесячный отпуск получает около десяти тысяч, проблемы, конечно, не составляют. Тем более, он, очевидно, к старости думает возвращаться в Москву". Желая проверить свое предположение, Захаров спросил, не думает ли старший сын Петухова возвращаться в Москву.
   - Думает. Север - это не Крым. Как-никак, а за одиннадцать лет здоровье начинает поднашиваться. Если б не думал, то зачем бы огород городить, пристройки разные делать.
   О младшем сыне Петухова Захаров не стал расспрашивать. Можно иметь только одного старшего, чтобы жить так, как, по рассказам соседей, - а в таких рассказах обычно не обходится без преувеличения, - живут Петуховы.
   - Почему же вы слезу пустили, что вот, мол, семья, иждивенцы задавили, нужда? Что же вы прибеднялись?- Захаров надеялся увидеть на лице Петухова выражение заговорившей совести.
   - Что вам на это ответить? Если признаться чистосердечно, то - жадность. Она с нами родилась. Ну, а то, что перед вами вроде бы жаловался, так это от того, что совестно. Все-таки, как ни кинь, а со стороны оно выходит спекульнул, нажился. Купил за двести, а продал за триста.
   "Что же он - лжет или говорит правду? - продолжал мучительно думать Захаров, не спуская глаз с подследственного. - Но если и лжет, то как его проверить? Кто может доказать, что он не покупал пиджак у незнакомца с поезда? Человек со шрамом на щеке выехал из Москвы. Единственный шофер такси, которого нужно найти из тысячи шоферов, мог уже забыть, кого он вез неделю назад",
   Телефонный звонок Захарову показался резким. Звонил Ланцов. Радостным голосом он сообщил, что плащ Северцев опознал, что гражданка, задержанная с плащом, находится в следственной комнате Люберецкого линейного отделения милиции.
   - Фамилия задержанной?
   - Петухова.
   - Кто, кто? - почти выдохнул Захаров в трубку и привстал. - Где, где она?..
   Ланцов еще раз повторил фамилию задержанной и что она находится в соседней комнате, через стену от Захарова.
   С замешательством Захаров справился быстро. Попросив Ланцова пока подождать, он снова принялся за допрос.
   - Гражданин Петухов, кроме пиджака, этот парень других вещей вам не предлагал?
   - Нет, больше я у него ничего не видел. - Петухов посмотрел на Захарова, стараясь отгадать: о чем будет следующий вопрос. А вопрос этот был о том, сколько денег было у Петухова до покупки пиджака и сколько осталось после покупки.
   Допрашиваемый снова пожал плечами.
   - Тут арифметика простая. Да я, кажется, уже говорил и вы записали: всего с собой у меня было двести тридцать рублей. Пять рублей заплатил за билет, двести за пиджак, осталось, выходит, двадцать пять.
   - Значит, кроме пиджака, вы больше ничего у гражданина со шрамом не покупали?
   - Ничего не покупал.
   - Хорошо. Так и запишем. - Захаров почувствовал необъяснимый приток свежих сил и сгорал от нетерпения выйти в соседнюю комнату, откуда доносились равномерные шаги Ланцова. Он нажал кнопку, и через несколько секунд в кабинет вошел Санькин.
   - Прошу вас, товарищ лейтенант, прочитайте протокол Петухову вслух, и пусть он подпишет его. Если будут дополнения в показаниях - можно внести их в конце. Вам ясно, гражданин Петухов?
   - Ясно.
   Захаров взял чемодан и предупредил Санькина:
   - Я отлучусь на несколько минут. Начальник вызывает по срочному делу.
   В следственной комнате, кроме Ланцова и Северцева, еще находилась молодая девушка. Одета она была по моде и в тон: синее креповое платье с белым атласным воротником, белые модельные босоножки, широкий белый пояс с синей пряжкой и белая сумочка. По слегка вздернутой верхней губе и ямочке на подбородке Захаров сразу же догадался, что это дочь Петухова. В ее серых больших глазах затаилась отцовская грусть. По паспорту Петухова Анастасия Михайловна значилась учащейся, хотя нигде не училась и не работала уже три года. Для своих восемнадцати лет она была слишком развита. Высокая и не по-девичьи полная грудь то опускалась, то поднималась.
   - Не волнуйтесь, гражданка. Лучше спокойно расскажите, где вы достали этот плащ и почему вы его продаете?
   Кусая губы и полуотвернувшись, Петухова ответила:
   - Мое волнение, гражданин следователь, совсем другое, чем вы думаете. Мне просто стыдно.
   На лице Захарова отразилось недоумение.
   - Только ли стыдно?
   - Этот плащ моего старшего брата. Он работает на Севере. Если бы он знал, что мы разбазариваем его вещи и покупаем на них модные безделушки, его бы это очень обидело. Бедняга, он уже больше десяти лет во льдах, морозы, цинга, а мы... Тем более, он нам аккуратно высылает деньги.
   - Да, нехорошо, нехорошо быть такими неблагодарными. - Захаров встал, нетерпеливо вынул из чемодана пиджак Северцева и развернул его перед Петуховой.
   - А этот пиджачок, случайно, принадлежит не вашему брату с Севера?
   Петухова резко вскинула голову. В глазах ее застыли страх и удивление.
   - Этот пиджак я вижу в первый раз, - проговорила она дрогнувшим голосом и вся съежилась. Захарову показалось, что Петухова стала как-то сразу меньше и сутулей.
   - Николай Петрович, допросите, пожалуйста, гражданку, - обратился он к Ланцову и, взяв сверток, в котором был плащ, прошел в кабинет, где его ожидали Санькин и Петухов.
   Петухов, обмакнув перо в чернила, уже занес руку, чтобы подписаться под своими показаниями.
   - Минуточку, - остановил его Захаров, - допрос еще не окончен. - И подойдя к Петухову почти вплотную, в упор спросил: - А плащ вы не покупали у гражданина с поезда?
   - Плащ? - переспросил Петухов.- Какой плащ? - И, несколько помедлив, ответил: - Нет, не покупал. - В его голосе слышались едва уловимые нотки беспокойства.
   - А это? - Захаров развернул плащ. - Где вы его взяли? И почему не сдали вместе с пиджаком в скупку, а послали дочь на Перовский рынок?
   Все ниже и ниже клонилась голова Петухова. Через минуту она уже чуть не касалась стола.
   - Что теперь говорить, гражданин следователь, виноват. Ваша взяла судите. Только не думал, что на старости лет привлекут за спекуляцию. Знаю, что согрешил, но что поделаешь - все мы ходим под богом.
   - Так где же вы взяли этот плащ?
   - Там же, где и пиджак.
   - Где это "там же"?
   - У того же самого гражданина с поезда.
   - За двадцать пять рублей?
   - За триста пятьдесят. Захаров решительно подошел к Петухову.
   - Кончайте играть в простака. Говорите правду: кто и когда привез вам эти вещи? Нам все известно. Учтите, чем правдивее вы покажете, тем лучше будет для вас. Вы лично давно знаете гражданина со шрамом на правой щеке?
   Петухов отрицательно покачал головой:
   - Я его видел один раз.
   - Где же вы его видели?
   - На перроне, когда покупал вещи.
   - Значит, вы по-прежнему утверждаете, что купили вещи у незнакомого гражданина с поезда?
   - Да.
   - Тогда почему же вы вначале скрыли, что вместе с пиджаком купили и плащ?
   - Отвечать за один пиджак - это еще полбеды, а за перепродажу двух вещей тут, как ни пляши, а выходит, что спекулирую.
   - Так, так. Значит, боялись, чтоб не привлекли за спекуляцию?
   - Кому свобода надоела?
   - Хорошо, предположим, что вы испугались ответственности за перепродажу двух вещей и решили одну из них скрыть. Допустим, что это так. Тогда скажите, а дочь ваша знает, откуда взялись пиджак и плащ?
   - Да, - ответил Петухов и посмотрел на Захарова. Захаров заметил, что в глазах его отразилась тревога.
   - Что "да"?
   - Я говорю, знает.
   Захаров широко раскрыл дверь и громко произнес:
   - Гражданка Петухова, войдите.
   Вошла дочь Петухова. Увидев сидящего на стуле поникшего отца, она вздрогнула.
   - Садитесь. - Захаров указал ей на свободный стул. Этот стул он поставил рядом, чтобы отец и дочь сидели лицом друг к другу, как это и полагается при очной ставке.
   Вошедшая села, стараясь не смотреть на отца.
   - Гражданка Петухова, повторите, где вы взяли плащ, который продавали на Перовском рынке?
   - Я же вам сказала. - Петухова вытерла платочком выступившие слезы. - Это плащ моего старшего брата Андрея.
   - Так ли это, гражданин Петухов? Напомните дочери, где вы взяли плащ.
   Петухов еще раз покорно и с ненужной подробностью рассказал о покупке.
   - Что вы на это скажете, гражданка? По-вашему, отец лжет?
   Уронив голову в ладони, Петухова громко заплакала.
   - Она не виновата, гражданин следователь. Виноват я. Это я ей сказал, что плащ Андрея. Зачем детям знать о наших грехах?
   - Ловко, ловко вы выворачиваетесь, гражданин Петухов. Вам, очевидно, не первый раз приходится иметь дело со следователем?
   - Пока бог миловал.
   - А вы, я вижу, очень религиозный.
   - Как всякий крещеный.
   Закончив допрос, Захаров дал подписать протокол очной ставки отцу и дочери. Следующим шагом, решил он, должен быть немедленный обыск в их квартире.
   Ордер на обыск был оформлен заранее, когда необходимость в нем лишь предполагалась. Сейчас это уже стало необходимостью.
   28
   До дома Петуховых от станции минут пятнадцать ходьбы. Первым шел Петухов. Его походка была тяжелой и неровной, весь он как-то сгорбился и, может быть, первый раз в жизни в свой собственный дом возвращался с таким тяжелым чувством. За отцом шла дочь. Время от времени она всхлипывала, подносила к лицу платок и ни разу не оглянулась ни назад, ни по сторонам. Стыдилась встретить знакомых.
   Было уже два часа дня. "Как летит время!" - подумал Захаров и повернулся к Ланцову.
   - Ну?
   - Крокодиловы слезы! Все они плачут и все раскисают, как слякоть, когда им наступают на хвост. Типичные перекупщики краденого.
   - Но это еще нужно доказать.
   - Это уже твое дело. Я здесь всего-навсего на подхвате, обозреватель, тихо засмеялся Ланцов. - По крайней мере так приказал Григорьев.
   Сзади шли Санькин, Северцев и станционный сторож Калистратыч, который был приглашен в понятые. Быть понятым Калистратычу никогда не доводилось, и он заметно волновался, хотя старался не показать виду.
   Вторым понятым по пути пригласили соседку Петуховых Екатерину Сергеевну. Сначала она, испугавшись, что допросы и вызовы могут сорвать ее отпуск, стала отказываться, но узнав, что опасения напрасны, согласилась.
   Усадьба Петуховых была обнесена высоким дощатым забором с острыми зубцами, обитым ржавой колючей проволокой. От калитки до сарая тянулся толстый трос, по которому, гремя цепью, бегала громадная, по-львиному рыкающая собака. Большой пятистенный дом был покрыт оцинкованным железом. Перед окнами, выходящими на улицу, росла густая сирень и два развесистых куста маньчжурского ореха, которые своими широколистными ветвями касались земли. Справа от дома шел сад. Яблони, груши, вишни - все это уже несло на себе молодые зеленые плоды.
   "Вот это сад! - удивился Захаров, прикидывая на глазок количество фруктовых деревьев. - Не меньше сотни. Если каждая яблоня даст хотя бы полпуда - и то пятьдесят пудов. Тут поневоле загуляешь".
   Из окон соседних домиков начали высовываться любопытные лица.
   Дембенчихе в самую жару приспичило полоть морковь, которая росла у изгороди, отделявшей ее огород от сада Петуховых. Мишка, еще издали заметив Захарова и почуяв, что тут может еще что-нибудь перепасть, прискакал верхом на пруте к калитке, но во двор входить не решался: боялся злой собаки. Он припал лбом к дощатому забору и, разинув рот, глядел в отверстие выбитого из доски сучка.
   Ужаленные крапивой ноги Мишки были до крови расчесаны. Рядом с ним по-прежнему неотступно крутился вислоухий щенок.
   У Краюхи был выходной день. Вернувшись с допроса, он не мог успокоиться: боялся как бы Дембенчиха не сказала следователю, что прошло уже два месяца, как он купил приемник, но до сих пор его не зарегистрировал. Она уже не раз грозилась донести об этом, когда Краюхины куры заходили в ее огород и клевали только что завязавшиеся огурцы. С этой неспокойной мыслью Краюха вышел на улицу. Завидев группу людей, подходивших к дому Петуховых, он уселся на бревнах и закурил. Ждал, может быть, и его позовут. Краюха догадывался, что к Петуховым пошли с обыском. Однажды, года три назад, он случайно попал в понятые при обыске, и это ему очень понравилось. Краюхе особенно хотелось заглянуть в петуховские сундуки.
   Обыск длился долго. В четырех просторных комнатах стояло несколько чемоданов, два гардероба, бельевой шкаф, рижский сервант, буфет, двухтумбовый письменный стол, радиола... Все это нужно было открыть, осмотреть, дать каждой вещи краткое описание в протоколе обыска.
   Жена Петухова, толстая, лет пятидесяти женщина с тройным подбородком, не отнимая от глаз передника, как над покойником, причитала почти над каждой вещью. И хотя никто у нее об этом не спрашивал, она рассказывала историю приобретения каждого костюма, каждого отреза: когда купили, сколько заплатили, какой сын прислал, когда побита молью.
   Калистратыч к обыску относился с особой торжественностью. Он никак не хотел показать своего любопытства и удивления перед дорогими вещами, которые принимал от Захарова и рассматривал с видом знатока, коему не впервые приходится быть при обыске.
   Протокол и опись вещей вел Ланцов. Санькин и Северцев помогали доставать чемоданы, выдвигать ящики, укладывать добро обратно.
   Когда Захаров попросил у хозяина ключ от платяного шкафа, на котором стоял трельяж, хозяйка чуть было не заголосила. Ее сдержал Петухов:
   - Чего ты ревешь? Ведь никто у тебя ничего не отнимает. Мало ли что иногда на людей наговаривают. Проверят, не найдут, чего ищут, извинятся... и вся тут небыла.
   В платяном шкафу находилось несколько шерстяных отрезов на мужские и дамские костюмы, три отреза драпа, отрезы шелка, бархата, два мужских костюма, мужская и дамская модельная обувь, рулон тюля... Тут даже у Екатерины Сергеевны, которая никогда не считала себя тряпичницей, и то загорелись глаза.
   "Тюль, - подумал Санькин и почувствовал, как где-то под ложечкой у него засосало. - И какой!" О шторах из такого тюля, вот именно из такого дорогого и красивого, мечтала его жена.
   Ключа от маленького, с побитыми углами фибрового чемоданчика у хозяйки не оказалось.
   - Где же он? - спросил Захаров, определяя в руках вес чемодана.
   - У хозяина. Гостит у нас. Из Новосибирска, - разъяснил Петухов. - Он не надолго. Завтра должен уехать.
   - Хоть и чужой, а нужно открыть, - сказал Захаров и попросил Петухова принести небольшой гвоздь.
   - Если это так нужно, то можно попробовать и гвоздем.
   Через минуту Петухов принес из сеней маленький ящичек, в котором хранились всевозможные гвозди, от сапожных до восьмидюймовых.