Страница:
НКВД начинает разбираться с единственным дееспособным сопротивлением – бандитами ….
16.
Марина сама не помнила как она оказалась на стадионе. Все было как во сне. В квартиру ворвались какие то вооруженные люди. Потом ее вывели на улицу, едва только с вешалки успела пальто схватить… Вниз по лестнице еще кого то волокли.
Потом ее запихнули в ужасный крытый брезентом грузовик, где стоя, прижавшись друг к дружке, как в метро в час пик – их набилось человек сто… И таких грузовиков подле дома было еще – три, а может и пять… Повсюду стрельба. Лай собак… Потом они долго долго ехали. Она несколько раз теряла сознание, но стояла в кузове и не падала прижатая как сигарета в плотно набитой пачке. А потом их привезли на стадион… На поле людей – несколько тысяч… Какие то две дикого вида девицы с совершенно безумными глазами, отняли у нее пальто и пригрозили зарезать, если она поднимет шум. Марина тогда просто села на траву и разрыдалась…
Майор Свечкопал – начальник дивизионного отдела СМЕРШ вызвал к себе всех батальонных контрразведчиков и давал инструктаж. Сидели по -походному – кто на стульях, а кому стульев не досталось – на цветастых пластмассовых ящиках из-под бутылок. Из всех помещений – подсобок, тренажерных залов и раздевалок, что разместились под трибунами большой спортивной арены, Свечкопал выбрал самое неподходящее. Офицеры сидели в какой то кладовке не то буфета, не то ресторана.
По стенам все ящики с бутылками… надписи по иностранному… А над единственным канцелярским столом – вообще срамотищща – баба молодая по пояс голая с плаката лыбится.
– Ну что, товарищи чекисты? Буржуев и контры сколько нам навезли видали?
– Видали, – нестройным хором ответили товарищи чекисты.
– Ну так вот, наша задача быстренько их всех рассортировать – кому сразу на полную и по рогам, кого в более серьезную разработку, а кого и на выход в народное, так сказать, хозяйство.
– Нам не впервой контру колоть-молоть, – лениво пожевывая мундштук папироски бросил капитан Чистяков.
– Правильно говоришь, – кивнул Свечкопал и продолжил деловито, – контры много – норма на одного дознавателя – пятьдесят голов за смену… – на тихий ропот своих подчиненных Свечкопал умиротворяюще поднял руки, – ничего – ничего, это по десять минут на одного подследственного… Нам тут в помощь дали вопросник. И кроме того с каждым дознавателем будет помощник из числа контриков, кто согласился с нами сотрудничать – из их, так сказать, бывшей милиции… Право решать – кого куда совать – в разработку, отпускать вчистую или сразу этапом на Колыму – это право только у вас, но эти контрики из бывшей их милиции вам помогут определиться – кто более виноват или нет.
– Дайте вопросники посмотреть, – засуетились на задних рядах – Дам, всем дам… Вопросы ясные и понятные… Анкетные данные, кем был и кем работал до катаклизма… Кем стал и кем работал во время… катаклизма… Был ли за границей… Какую жилплощадь имел до… какую жилплощадь и дачу стал иметь после… И на основании ответов на эти вопросы по простой балльной системе – будете определять – кого куда. Ясно, товарищи командиры?
– Более – или менее, нам не привыкать, стрелять их всех надо, – нестройно отвечали дзержинцы-чекисты. Подходя к столу и разбирая листки новой и странной инструкции, странной, как и все происходящее вокруг…
Часа в четыре Марина наконец уснула. Кабы не железные бочки из под соляры, в которых арестантам разрешили жечь костры – она бы замерзла насовсем. А так прибилась к какой то женщине пожилой, та даже ноги ей накрыла откуда то взявшимся ватничком… свет не без добрых людей. Но спать ей пришлось не долго.
В девять утра всем велели выстроиться у своих секторов. На беговой дорожке в разных секторах стадиона стояли полевые кухни… Возле них на больших полотнах были написаны буквы алфавита. У кого фамилия на А-Б-В-Г и Д – иди к северной трибуне, у кого на Е – Ж – З и К – к восточной… и так далее. Марина сориентировалась и встала в длиннющщую очередь к полевой кухне, что пахла дешевой солдатской едой и дальнею дорогой. В очереди ей шепнули, что тем, у кого нет своей посуды – есть не придется. Марина совсем загрустила и слезы вновь побежали из глаз насквозь проплаканных за минувшую бессонную ночь. Выручила опять та же пожилая женщина. – у меня две пластиковые бутылки пустые из под воды остались, так я тебе одну дам, ты ее разрежь и в донышко как в чашку каши возьмешь, а в верхнюю часть с пробкой – чаю…
Так и поступили…
А после недолгой трапезы и длиннющей очереди в немыслимо грязный туалет, их сбили в группы, опять же по алфавиту по сто человек в команде. Старшей в их бригаде, военные поставили ту самую девицу с безумным взглядом, что уже щеголяла в ее – Маринкином пальто. – Ты первая пойдешь, – сказала старшая, и поставила Марину в самую голову очереди, где все были связаны одним общим состоянием – ожидания чего то еще более страшного.
Бастрюков, кстати говоря, тоже в это время находился на стадионе, только на мужской его половине. Он тоже всю ночь не спал – разговаривал с мужиками… Кто то каким то чудом пронес на стадион транзисторный приемник. Пытались поймать какое либо радио. На всех частотах везде транслировали только военные марши.
17.
К брату Афанасию Снегирев пришел пешком.
Он материализовался в километре от монастырских ворот и уменьшив шар до размера горошины, так чтобы даже самый внимательный глаз не смог бы его заметить, неторопливо и с великим удовольствием зашагал по утоптанной тропинке, что тянулась рядом с асфальтовой дорогой. Олег шел не исповедаться и не покаяться в содеянном. Он просто шел в гости к хорошему человеку и шел с подарками.
– Так неужели это все ты? – с грустью спросил Афанасий, когда Олег коротким монологом разом вывалил всю хронику последних недель, что потрясли сознанья сотен миллионов людей и основы нескольких могучих государств.
– Я, – ответил Олег.
Ответил и неожиданно испугался, – а вдруг сейчас все кончится? Испугался так, как ни разу еще за все эти безумные недели, когда по всем законам должен бы был страшиться и трепетать. А вдруг сейчас все кончится? Ведь должно же все это когда то кончиться?
– Как ты думаешь, Афанасий, мне эта сила от Бога дана?
– А кого ты о ней просил?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – Афанасий вздохнул горестно, – знаю только, что страшные силы ты взболомутил.
– Я ведь во благо.
– Во благо – черти бы не стали трудиться, а твои солдаты, которых ты из преисподней поднял – они черти и есть!
– Как же? Ведь во имя Святой Руси – ей на благо, мы ж с тобой еще тогда об этом говорили, когда я к старцу Паисию приезжал.
– Ты же знаешь старую поговорку о благих намерениях. И знаешь, наверное, заповеданное – "мне отмщение, и аз воздам". Не гоже человеку лезть в те дела, которые являются… как бы господней прерогативой…
– Но ведь все равно – через кого то все это должно произойти! Все равно Господь выбирает для своих дел проводника… Исполнителя… Ну – инструмент!
– И тогда я за тебя не порадуюсь, Олег. Были такие сюжеты в Евангелии. Вот к примеру о слепом от рожденья, которого Господь излечил. Спрашивали потом Учителя апостолы, – на ком была вина что он от рожденья слеп? На родителях ли? И отвечал Господь, – ни на ком, он слеп был для исполнения…
– Цепи событий! – резко вставил Олег, перебив своего виз-а-ви.
– Да, цепи событий… И я знаю, что ты скажешь, что это как в программировании, и что на тебе вины тоже нет.
– Да. А разве ты не так думаешь?
– Я не знаю. Мне страшно за тебя. И за себя тоже.
Они посидели молча минуту – другую, и уже без надежды на положительный ответ, Олег спросил, – А подарки то примете от меня?
– Кабы ты мне лично гостинца принес, яблочко или коврижку, я бы принял.
Помолился бы, да принял. Но ты ведь монастырю принес… Иди к игумену!
– Не пойду… Я тут вот оставлю.
– Знаешь, тебе бы со Светлейшим об этом поговорить…
– С Патриархом?
– Да, с Патриархом… Насчет пожертвований, наверное только он сможет решить, можно нам принять их или нет. Но мне кажется – он откажет тебе.
– А как ты думаешь сам? Разве могут силы зла через меня – предлагать церкви огромные средства на сооружение храмов и монастырей, на возрождение Православия?
– Могут. Ты ведь умный – сам пойми, конечно могут! Помнишь, как Христа в пустыне дьявол искушал? Все клады и сокровища мира предлагал! И теперь, если Церковь возьмет твое золото, то кто же поручится потом, что церковь не поклонилась дьяволу и не впала в искус? Нельзя! Сам понимаешь – нельзя! И я должен тебе сказать, – отыди от меня, сатана!
– И даже молиться за меня не станешь?
– Не знаю… Афанасий крепко задумался и лицо его приняло скорбно непроницаемый вид, – не знаю… Я в монастырь пришел свою душу бессмертную спасти. А теперь я за себя боюсь. Иди Олег, прошу, не мучь меня…
Олег вышел из ворот и не решился сразу соединяться с шаром. Он зашагал по тропинке, чтобы отойти подальше от монастырских стен, так, чтобы никто не смог увидеть, как он чудесным образом растворяется в воздухе, словно та куча золота, что он сдуру решил рассыпать перед братом Афанасием.
18.
… Еще одна глава про стадион им Кирова Нравы, условия, их ызывают на тройки.
И оттуда их развозят
Слухи …
Анечку Олег выручил самолично. Прилетел за ней в редакцию, когда там уже вовсю хозяйничали НКВД под началом капитана Чистякова. Сосканировал ее и утащил. Потом они сидели на берегу речки, ели мороженое и он рассказывал ей обо всем в общих чертах, так, чтобы не повредить слабое женское сознание.
– Понимаешь, они запрограммированы на то, чтобы наказывать только виноватых. Я разрабатывал для них схему оценки, по которой они фильтруют население таким образом, чтобы на перевоспитание попадали только те, кто согрешил перед народом и страной, кто украл, кто хапнул… Поэтому, тебя не должны бы были послать на перевоспитание, но я на всякий случай.
– Спасибо, милый, – Анечка улыбнулась своей от природы честной и обезоруживающей улыбкой, – ты меня спас.
– Получается, что спас.
– А ту?
– Кого – ту? – глупо переспросил Олег, прекрасно понимая, кого, которую такую "ту" она имеет в виду.
– Ту, из за которой ты на все это решился…
– Я тебе тогда все неправильно рассказал.
– Тогда в машине ты был откровенен.
– Откровенность не есть признак близости к истине.
– Что?
– Ну понимаешь, человек может добросовестно заблуждаться относительно своих чувств и… как бы сказать – ценностей и приоритетов. Можно со слезами в горле, с рыданиями искренно говорить о себе неправду и не потому что лжешь, а потому что сам заблуждаешься относительно самого себя. Говорить – "я без нее не могу", потому что в этот момент тебе так действительно кажется, а на самом деле, если знать себя истинно – это все не так…
– Ну?
– О чем?
– Ее ты ходил спасать?
– Нет.
– Ну тогда иди сейчас. Я тебя об этом очень прошу.
И у Олега вдруг из глаз потекли слезы. Он задрожал и всхлипнул, так, как последний раз с ним было лет тридцать пять тому, когда учеником в школе он пожалел умершую учительницу.
– Хорошо, я обещаю. Но и ты мне пообещай.
– Что?
– Что выйдешь за меня замуж.
19.
Сержанту Кольке Жаробину нравилось ходить в женскую зону стадиона. Во-первых туда его посылали сопровождать старшего военфельдшера Любочку. Охранять, так сказать, чтобы зэчки не попортили Любочку нашу… Хотя зэчки здесь совсем не те, что доводилось ему Кольке видеть в той еще Москве до этих странных событий…
Хотя, почему странных? Товарищ старший лейтенант Коломиец очень все толково объяснил на политзанятиях – фашисты применили новое оружие, сбили наше время…
И теперь как бы и сорок второй год для нас, и как бы не сорок второй, а гораздо больший… А за это время они выбросили десант и вместе с контрой устроили тут что то вроде капитализма. Ну нам – то есть НКВД – теперь и приходится разгребать всю эту сволочную кашу.
А сейчас Колька шел в зону со специальным заданием самого майора Свечкопала. Это удача, что его сам товарищ майор откомандировал, это удача, так как он -майор Свечкопал – он является начальником для всех батальонных СМЕРШевцев – и для их батальонного капитана Чистякова тоже! А именно капитан Чистяков заставляет его – Кольку искать в роте шпиона или контру… А иначе, говорит, не видать тебе командирских курсов или училища. А если самому товарищу майору Свечкопалу глянуться – то может и улыбнется тогда Кольке счастье – получить наконец от их дивизии направление в училище!
Колька должен то был всего навсего, разыскать на стадионе гражданку Борисову Марину Александровну семьдесят седьмого года рождения… Во как! Это если он – Колька – двадцатого года… То на сколько ж он ее старше? На пятьдесят семь? Что за ерунда… Но товарищ старший лейтенант Коломиец сказал, что еще Ленин учил нас, дескать электрон неисчерпаем. Это к тому, что необратимость и неразрывность времени тоже относительна. И некоторые физики, например отказавшийся сотрудничать с фашистами товарищ Эйнштейн, это уже доказали. Так что – хрен его без полбанки разберет, но нам – членам партии и кандидатам в ВКПб, сомневаться в правильности партийной линии – нельзя. А для Кольки – партийная линия – это то что товарищ старший лейтенант Коломиец на политзанятиях говорит. Вот так!
Марину Борисову он отыскал в очереди возле временного КПП.
– Пройдемте, гражданочка, – сказал ей Колька и вежливо взял за локоток.
В кладовой, которую майор Свечкопал оборудовал под кабинет, сидели еще двое. Это были капитан Чистяков и еще какой то старший офицер… Или может даже генерал!
Об особой важности этой персоны Колька тут же догадался, потому как носом и спиной почувствовал, как лебезят перед этим начальником и Чистяков и Свечкопал.
Таинственный начальник этот сидел в темном углу, тогда как на посаженную в центре комнаты гражданку Борисову и стоящего за ее спиной Кольку был направлен свет двух мощных ламп с отражателями. И поэтому разглядеть этого неизвестного начальника – никак не удавалось. Колька отметил только дорогие диагоналевые галифе и хромачи, которые носили разве что полковники да генералы.
– Ваше имя, год и место рождения, – дежурно начал допрос капитан Чистяков.
Отвечая, гражданка Борисова неожиданно обнаружила писклявый, почти нервно – визгливый голосок.
У нас все нервничают, – удовлетворенно подумал про себя Колька, – такая у нас работа, чтобы контра нервничала.
После сверки обычных анкетных данных, как показалось Кольке, по знаку таинственного генерала, майор Свечкопал вдруг предложил гражданочке Борисовой рассказать о своей жизни…
– Только, если будешь врать, мы тебя вчетвером отдерем как жареную селедку, а потом расстреляем на заднем дворе, – как всегда со смаком, сказал при этом капитан Чистяков.
– А если ты нам не веришь, что мы люди серьезные, сержант тебя сейчас в соседний кабинет сводит, покажет как там с лживой контры, той, что органам неправду говорит – лоскуты срезают и собакам бросают, – ласково добавил майор Свечкопал.
– Ну так что, отвести тебя, гражданка Борисова в камеру к мужикам? К уголовникам – извращенцам, которые бабу живую пять лет не видели?
Борирсову начало трясти. Она стала стучать зубами и слегка завыла.
– Дай ей водички, Жаробин, пусть попьет, – сказал Свечкопал, – а вы гражданочка нам всю правду расскажите, тогда все будет хорошо, и мы вас отпустим домой.
Когда Борисова немного пришла в себя, майор предложил ей просто начать с самого начала. Свечкопал упростил ей задачу, сказав предельно откровенно, – нас интересует только ваша интимная жизнь. Почему? Мы вам в этом нашем интересе отчитываться не обязаны. Так нужно органам. Вот и все наше объяснение. А теперь, коли жить хочешь и не хочешь муки позорные принять, рассказывай по порядку: так мол и так, первым моим мужчиной был такой то и такой то, при таких то обстоятельствах… вторым моим мужчиной был такой и сякой, было это тогда то и там то… И еще – когда нам будут интересны подробности, мы скажем.
И гражданка Борисова тихо и буднично повизгивающим тонким своим голосочком начала долгий – предолгий рассказ о своей жизни.
Много всяких баек про красивых баб слышал сержант Колька Жаробин – солдаты, они дело известное – любят всякую похабщину! Но такого, как рассказала о себе Марина Борисова – хватило бы и на все тысячу и одну ночь солдатской службы.
– Третьим моим… мужчиной, был наш учитель физкультуры. Я училась тогда в девятом классе. Он меня всегда лапал, на занятиях по гимнастике – там поддержки, как бы по процессу занятий – девочек хватать положено… Он всех лапал, но меня особенно. А потом он мне предложил факультативно, дополнительно после уроков тренироваться. И через некоторое время мы стали любовниками.
– Подробнее, где и как это происходило, – потребовал Свечкопал, и как показалось Кольке он сделал это после того, как таинственный генерал в углу сделал ему какой то знак.
– После тренировки, когда все уходили, он просто приглашал меня в тренерскую и там начинал меня обнимать, раздевал… ну и валил на маты… Там такая стопка старых гимнастических матов была – вместо дивана.
– И вы никому не рассказывали об этом?
– Нет…я же понимала, что у Сергея Валентиновича могут быть неприятности. Так, с девчонками потом, уже в одиннадцатом классе поделилась, и оказалось я не одна была такая…
Рассказ Борисовой был долгим. Свечкопал с капитаном Чистяковым пачку "Казбека" скурили, покуда не добрались до главного…
Когда гражданочка Борисова стала рассказывать о своих романах со старшим научным сотрудником лаборатории топлива Снегиревым и начальником этой лаборатории Бастрюковым, генерал в углу пришел в сильное волнение, потому как впервые за все три часа что шел допрос, наклонился вперед, так что стали видны и фуражка с кокардой. И… мамочка моя родная! Маршальские звезды в петлицах!
– Опишите сексуальные достоинства и недостатки обоих любовников. Дайте им сравнительную характеристику… Подробно расскажите об особенностях совокуплений и с тем и другим… Как вы относились к этим гражданам… Какие чувства испытываете теперь? – задавали вопросы Чистяков и Свечкопал. Задавали, задавали, а она отвечала с простодушной прямотой.
И если честно, то сраму Колька натерпелся. Наблюдательный Свечкопал конечно заметил, как во время допроса колом топорщились Колькины галифе. И кончилось таки все полным срамом. Сплоховал Колька, брызнул в штаны… и это тоже наверняка не ускользнуло от наблюдательного Свечкопала. Эх, не видать ему Кольке теперь направления в училище, как своих ушей…
А Борисову гражданочку эту внезапно вдруг, как у них в органах никогда до этого не бывало – отпустили! Просто майор Свечкопал сказал, – давай, Жаробин, возьми дежурную машину и отвези Марину Александровну домой.
Взяли с нее подписку о неразглашении и все!
Вот такая хреновина получилась…
20.
А может ли шар "глючить"? Вот вопрос!
Просто в какое то время Олег начал вдруг замечать какую то пока еще слабо ощутимую, сопротивляемость шара его воле. Нет, шар по прежнему исправно выполнял любую команду. Но появилась какая то задержка… Шар как бы начал сомневаться, подчиняться или нет. Раздумья шара длились может одну мили – секунду – задержка неуловимая и воспринимаемая Олегом скорее на уровне надчувственном, интуитивно…
Но он перестал доверять шару, как перестает доверять мужу в тайне обманываемая им жена.
И потом из шара, когда Олег выходил из него, стал раздаваться какой то противный писк. На очень высокой ноте. Не всегда. Но иногда. И когда Олег приказывал шару, – перестань! – тот умолкал. На время.
А время шло. …
Его альтруизм
Снегирь творит добро
Несколько эпиходов
Но его начинают брать сомнения …
Часть вторая
Борьба.
Совершенно секретно.
Не подлежит ксерокопированию и рассылке факсимильными аппаратами.
Рассылается фельдъегерской службой СС и НКВД.
Доводится до сведения означенных в приложении лиц строго комиссионно.
По ознакомлении, подлежит немедленному уничтожению.
Инструкция начальникам окружных, земельных (гау) служб СД, начальникам фронтовых и армейских управлений и отделов СМЕРШ.
1. Фильтрование населения производится в срок – трое суток с начала десантирования (время Ч).
2. Фильтрование производится тотально, с исключением любой возможности непопадания в фильтры даже малой части населения.
3. Фильтрование следует производить путем тотального прочесывания жилых и производственных зданий при одновременном блокировании всех улиц, дорог и проездов всех населенных пунктов, входящих в зону действия окружной, земельной (гау) службы СД, фронта или армии.
4. Отделению при первичной селекции подлежат лица заподозренные в преступлениях 5-10 степеней.
5. При первичной селекции руководствоваться внешними признаками виновности. При этом следует максимально использовать местных информаторов и помощников в детерминации степени вины.
6. На первом этапе фильтрования следует отделить лиц 5-10 степеней виновности в лагерях временного пребывания.
7. Дознавание, детерминация и точное установление степени вины следует производить с привлечением местных экспертов из числа готовых к сотрудничеству полицейских и работников милиции.
8. Сроки детерминации и определения наказания – пять суток с момента десантирования (времени Ч).
9. Для определения наказаний и сроков исправительных работ, организовать необходимое количество "троек" из числа офицеров СД и НКВД, с привлечением экспертов из местных полиции и прочих органов контроля порядка. 10. Этапы для направления на исправительные работы формировать строго по степеням вины и группами по 1000-25000 человек приготовить к отправке в срок к десятому дню от начала десантирования (времени Ч).
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва Совершенно секретно.
Не подлежит ксерокопированию и рассылке факсимильными аппаратами.
Рассылается фельдъегерской службой СС и НКВД.
Доводится до сведения означенных в приложении лиц строго комиссионно.
По ознакомлении, документ подлежит немедленному уничтожению.
Инструкция начальникам окружных, земельных (гау) служб СД, начальникам фронтовых и армейских управлений и отделов СМЕРШ.
1. Не подлежат этапированию виновные со степенью 9 -10.
2. Виновные со степенью 9 подлежат немедленному уничтожению (расстрел).
3. Виновные со степенью 10 подлежат показательной экзекуции (повешение).
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва Совершенно секретно Приложение 1 К Руководству определения степени виновности.
1. К 10 степени виновности относятся лица ответственные за вынесение решений, причинивших ущерб интересам России в период их работы в государственных органах (1990-2006 гг) по экономическим мотивам (коррупция), по идеологическим мотивам (измена).
2. К 9 степени виновности следует относить нанесение крупного экономического (экологического) ущерба, причененного путем вывоза из страны в период 1990 -2006 гг капиталов в форме денежных средств, углеводородов (нефти, газа), природных ресурсов (леса, рыбы, драгметаллов, цветных металлов) на сумму более 10.000 долларов США.
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва Совершенно секретно К сведению гауляйтеров и начальников окружных управлений НКВД.
1. Лагеря отбывания сроков перевоспитания для виновных по степеням 6-7 изолировать от контакта с местным населением.
2. Означенные лагеря не держать на льготном режиме довольствия.
3. Отменить в отношении означенных лагерей перечисленные в инструкциях для лагерей льготных режимов 3-5 степеней виновности медицинские, санитарно-гигиенические и культурные средства обеспечения.
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва
1.
Курочкин проснулся аж в полшестого. День был такой – особенный, кончался его срок, и душа уже рвалась на волю, не давая покоя телу, пусть и не успевшему еще отдохнуть за те семь часов, что были от отбоя до подъема отмерены режимом.
После завтрака он три минуты постоял возле столовой и покурил с теми мужиками, с которыми подружился за год и три месяца своего пребывания в трудовом лагере. Год и три месяца… И как они в этих "тройках" решали, кому сколько давать на перевоспитание? – этим вопросом зэки часто задавались сидя и греясь в бытовках или возле костров, там – на просеке, в болотах – на трассе Москва – Владивосток, которую, как им казалось, строила теперь вся страна. Впрочем, называть из зэками политруки строго – настрого запрещали. Только "перевоспитуемыми"!
16.
Марина сама не помнила как она оказалась на стадионе. Все было как во сне. В квартиру ворвались какие то вооруженные люди. Потом ее вывели на улицу, едва только с вешалки успела пальто схватить… Вниз по лестнице еще кого то волокли.
Потом ее запихнули в ужасный крытый брезентом грузовик, где стоя, прижавшись друг к дружке, как в метро в час пик – их набилось человек сто… И таких грузовиков подле дома было еще – три, а может и пять… Повсюду стрельба. Лай собак… Потом они долго долго ехали. Она несколько раз теряла сознание, но стояла в кузове и не падала прижатая как сигарета в плотно набитой пачке. А потом их привезли на стадион… На поле людей – несколько тысяч… Какие то две дикого вида девицы с совершенно безумными глазами, отняли у нее пальто и пригрозили зарезать, если она поднимет шум. Марина тогда просто села на траву и разрыдалась…
Майор Свечкопал – начальник дивизионного отдела СМЕРШ вызвал к себе всех батальонных контрразведчиков и давал инструктаж. Сидели по -походному – кто на стульях, а кому стульев не досталось – на цветастых пластмассовых ящиках из-под бутылок. Из всех помещений – подсобок, тренажерных залов и раздевалок, что разместились под трибунами большой спортивной арены, Свечкопал выбрал самое неподходящее. Офицеры сидели в какой то кладовке не то буфета, не то ресторана.
По стенам все ящики с бутылками… надписи по иностранному… А над единственным канцелярским столом – вообще срамотищща – баба молодая по пояс голая с плаката лыбится.
– Ну что, товарищи чекисты? Буржуев и контры сколько нам навезли видали?
– Видали, – нестройным хором ответили товарищи чекисты.
– Ну так вот, наша задача быстренько их всех рассортировать – кому сразу на полную и по рогам, кого в более серьезную разработку, а кого и на выход в народное, так сказать, хозяйство.
– Нам не впервой контру колоть-молоть, – лениво пожевывая мундштук папироски бросил капитан Чистяков.
– Правильно говоришь, – кивнул Свечкопал и продолжил деловито, – контры много – норма на одного дознавателя – пятьдесят голов за смену… – на тихий ропот своих подчиненных Свечкопал умиротворяюще поднял руки, – ничего – ничего, это по десять минут на одного подследственного… Нам тут в помощь дали вопросник. И кроме того с каждым дознавателем будет помощник из числа контриков, кто согласился с нами сотрудничать – из их, так сказать, бывшей милиции… Право решать – кого куда совать – в разработку, отпускать вчистую или сразу этапом на Колыму – это право только у вас, но эти контрики из бывшей их милиции вам помогут определиться – кто более виноват или нет.
– Дайте вопросники посмотреть, – засуетились на задних рядах – Дам, всем дам… Вопросы ясные и понятные… Анкетные данные, кем был и кем работал до катаклизма… Кем стал и кем работал во время… катаклизма… Был ли за границей… Какую жилплощадь имел до… какую жилплощадь и дачу стал иметь после… И на основании ответов на эти вопросы по простой балльной системе – будете определять – кого куда. Ясно, товарищи командиры?
– Более – или менее, нам не привыкать, стрелять их всех надо, – нестройно отвечали дзержинцы-чекисты. Подходя к столу и разбирая листки новой и странной инструкции, странной, как и все происходящее вокруг…
Часа в четыре Марина наконец уснула. Кабы не железные бочки из под соляры, в которых арестантам разрешили жечь костры – она бы замерзла насовсем. А так прибилась к какой то женщине пожилой, та даже ноги ей накрыла откуда то взявшимся ватничком… свет не без добрых людей. Но спать ей пришлось не долго.
В девять утра всем велели выстроиться у своих секторов. На беговой дорожке в разных секторах стадиона стояли полевые кухни… Возле них на больших полотнах были написаны буквы алфавита. У кого фамилия на А-Б-В-Г и Д – иди к северной трибуне, у кого на Е – Ж – З и К – к восточной… и так далее. Марина сориентировалась и встала в длиннющщую очередь к полевой кухне, что пахла дешевой солдатской едой и дальнею дорогой. В очереди ей шепнули, что тем, у кого нет своей посуды – есть не придется. Марина совсем загрустила и слезы вновь побежали из глаз насквозь проплаканных за минувшую бессонную ночь. Выручила опять та же пожилая женщина. – у меня две пластиковые бутылки пустые из под воды остались, так я тебе одну дам, ты ее разрежь и в донышко как в чашку каши возьмешь, а в верхнюю часть с пробкой – чаю…
Так и поступили…
А после недолгой трапезы и длиннющей очереди в немыслимо грязный туалет, их сбили в группы, опять же по алфавиту по сто человек в команде. Старшей в их бригаде, военные поставили ту самую девицу с безумным взглядом, что уже щеголяла в ее – Маринкином пальто. – Ты первая пойдешь, – сказала старшая, и поставила Марину в самую голову очереди, где все были связаны одним общим состоянием – ожидания чего то еще более страшного.
Бастрюков, кстати говоря, тоже в это время находился на стадионе, только на мужской его половине. Он тоже всю ночь не спал – разговаривал с мужиками… Кто то каким то чудом пронес на стадион транзисторный приемник. Пытались поймать какое либо радио. На всех частотах везде транслировали только военные марши.
17.
К брату Афанасию Снегирев пришел пешком.
Он материализовался в километре от монастырских ворот и уменьшив шар до размера горошины, так чтобы даже самый внимательный глаз не смог бы его заметить, неторопливо и с великим удовольствием зашагал по утоптанной тропинке, что тянулась рядом с асфальтовой дорогой. Олег шел не исповедаться и не покаяться в содеянном. Он просто шел в гости к хорошему человеку и шел с подарками.
– Так неужели это все ты? – с грустью спросил Афанасий, когда Олег коротким монологом разом вывалил всю хронику последних недель, что потрясли сознанья сотен миллионов людей и основы нескольких могучих государств.
– Я, – ответил Олег.
Ответил и неожиданно испугался, – а вдруг сейчас все кончится? Испугался так, как ни разу еще за все эти безумные недели, когда по всем законам должен бы был страшиться и трепетать. А вдруг сейчас все кончится? Ведь должно же все это когда то кончиться?
– Как ты думаешь, Афанасий, мне эта сила от Бога дана?
– А кого ты о ней просил?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – Афанасий вздохнул горестно, – знаю только, что страшные силы ты взболомутил.
– Я ведь во благо.
– Во благо – черти бы не стали трудиться, а твои солдаты, которых ты из преисподней поднял – они черти и есть!
– Как же? Ведь во имя Святой Руси – ей на благо, мы ж с тобой еще тогда об этом говорили, когда я к старцу Паисию приезжал.
– Ты же знаешь старую поговорку о благих намерениях. И знаешь, наверное, заповеданное – "мне отмщение, и аз воздам". Не гоже человеку лезть в те дела, которые являются… как бы господней прерогативой…
– Но ведь все равно – через кого то все это должно произойти! Все равно Господь выбирает для своих дел проводника… Исполнителя… Ну – инструмент!
– И тогда я за тебя не порадуюсь, Олег. Были такие сюжеты в Евангелии. Вот к примеру о слепом от рожденья, которого Господь излечил. Спрашивали потом Учителя апостолы, – на ком была вина что он от рожденья слеп? На родителях ли? И отвечал Господь, – ни на ком, он слеп был для исполнения…
– Цепи событий! – резко вставил Олег, перебив своего виз-а-ви.
– Да, цепи событий… И я знаю, что ты скажешь, что это как в программировании, и что на тебе вины тоже нет.
– Да. А разве ты не так думаешь?
– Я не знаю. Мне страшно за тебя. И за себя тоже.
Они посидели молча минуту – другую, и уже без надежды на положительный ответ, Олег спросил, – А подарки то примете от меня?
– Кабы ты мне лично гостинца принес, яблочко или коврижку, я бы принял.
Помолился бы, да принял. Но ты ведь монастырю принес… Иди к игумену!
– Не пойду… Я тут вот оставлю.
– Знаешь, тебе бы со Светлейшим об этом поговорить…
– С Патриархом?
– Да, с Патриархом… Насчет пожертвований, наверное только он сможет решить, можно нам принять их или нет. Но мне кажется – он откажет тебе.
– А как ты думаешь сам? Разве могут силы зла через меня – предлагать церкви огромные средства на сооружение храмов и монастырей, на возрождение Православия?
– Могут. Ты ведь умный – сам пойми, конечно могут! Помнишь, как Христа в пустыне дьявол искушал? Все клады и сокровища мира предлагал! И теперь, если Церковь возьмет твое золото, то кто же поручится потом, что церковь не поклонилась дьяволу и не впала в искус? Нельзя! Сам понимаешь – нельзя! И я должен тебе сказать, – отыди от меня, сатана!
– И даже молиться за меня не станешь?
– Не знаю… Афанасий крепко задумался и лицо его приняло скорбно непроницаемый вид, – не знаю… Я в монастырь пришел свою душу бессмертную спасти. А теперь я за себя боюсь. Иди Олег, прошу, не мучь меня…
Олег вышел из ворот и не решился сразу соединяться с шаром. Он зашагал по тропинке, чтобы отойти подальше от монастырских стен, так, чтобы никто не смог увидеть, как он чудесным образом растворяется в воздухе, словно та куча золота, что он сдуру решил рассыпать перед братом Афанасием.
18.
… Еще одна глава про стадион им Кирова Нравы, условия, их ызывают на тройки.
И оттуда их развозят
Слухи …
Анечку Олег выручил самолично. Прилетел за ней в редакцию, когда там уже вовсю хозяйничали НКВД под началом капитана Чистякова. Сосканировал ее и утащил. Потом они сидели на берегу речки, ели мороженое и он рассказывал ей обо всем в общих чертах, так, чтобы не повредить слабое женское сознание.
– Понимаешь, они запрограммированы на то, чтобы наказывать только виноватых. Я разрабатывал для них схему оценки, по которой они фильтруют население таким образом, чтобы на перевоспитание попадали только те, кто согрешил перед народом и страной, кто украл, кто хапнул… Поэтому, тебя не должны бы были послать на перевоспитание, но я на всякий случай.
– Спасибо, милый, – Анечка улыбнулась своей от природы честной и обезоруживающей улыбкой, – ты меня спас.
– Получается, что спас.
– А ту?
– Кого – ту? – глупо переспросил Олег, прекрасно понимая, кого, которую такую "ту" она имеет в виду.
– Ту, из за которой ты на все это решился…
– Я тебе тогда все неправильно рассказал.
– Тогда в машине ты был откровенен.
– Откровенность не есть признак близости к истине.
– Что?
– Ну понимаешь, человек может добросовестно заблуждаться относительно своих чувств и… как бы сказать – ценностей и приоритетов. Можно со слезами в горле, с рыданиями искренно говорить о себе неправду и не потому что лжешь, а потому что сам заблуждаешься относительно самого себя. Говорить – "я без нее не могу", потому что в этот момент тебе так действительно кажется, а на самом деле, если знать себя истинно – это все не так…
– Ну?
– О чем?
– Ее ты ходил спасать?
– Нет.
– Ну тогда иди сейчас. Я тебя об этом очень прошу.
И у Олега вдруг из глаз потекли слезы. Он задрожал и всхлипнул, так, как последний раз с ним было лет тридцать пять тому, когда учеником в школе он пожалел умершую учительницу.
– Хорошо, я обещаю. Но и ты мне пообещай.
– Что?
– Что выйдешь за меня замуж.
19.
Сержанту Кольке Жаробину нравилось ходить в женскую зону стадиона. Во-первых туда его посылали сопровождать старшего военфельдшера Любочку. Охранять, так сказать, чтобы зэчки не попортили Любочку нашу… Хотя зэчки здесь совсем не те, что доводилось ему Кольке видеть в той еще Москве до этих странных событий…
Хотя, почему странных? Товарищ старший лейтенант Коломиец очень все толково объяснил на политзанятиях – фашисты применили новое оружие, сбили наше время…
И теперь как бы и сорок второй год для нас, и как бы не сорок второй, а гораздо больший… А за это время они выбросили десант и вместе с контрой устроили тут что то вроде капитализма. Ну нам – то есть НКВД – теперь и приходится разгребать всю эту сволочную кашу.
А сейчас Колька шел в зону со специальным заданием самого майора Свечкопала. Это удача, что его сам товарищ майор откомандировал, это удача, так как он -майор Свечкопал – он является начальником для всех батальонных СМЕРШевцев – и для их батальонного капитана Чистякова тоже! А именно капитан Чистяков заставляет его – Кольку искать в роте шпиона или контру… А иначе, говорит, не видать тебе командирских курсов или училища. А если самому товарищу майору Свечкопалу глянуться – то может и улыбнется тогда Кольке счастье – получить наконец от их дивизии направление в училище!
Колька должен то был всего навсего, разыскать на стадионе гражданку Борисову Марину Александровну семьдесят седьмого года рождения… Во как! Это если он – Колька – двадцатого года… То на сколько ж он ее старше? На пятьдесят семь? Что за ерунда… Но товарищ старший лейтенант Коломиец сказал, что еще Ленин учил нас, дескать электрон неисчерпаем. Это к тому, что необратимость и неразрывность времени тоже относительна. И некоторые физики, например отказавшийся сотрудничать с фашистами товарищ Эйнштейн, это уже доказали. Так что – хрен его без полбанки разберет, но нам – членам партии и кандидатам в ВКПб, сомневаться в правильности партийной линии – нельзя. А для Кольки – партийная линия – это то что товарищ старший лейтенант Коломиец на политзанятиях говорит. Вот так!
Марину Борисову он отыскал в очереди возле временного КПП.
– Пройдемте, гражданочка, – сказал ей Колька и вежливо взял за локоток.
В кладовой, которую майор Свечкопал оборудовал под кабинет, сидели еще двое. Это были капитан Чистяков и еще какой то старший офицер… Или может даже генерал!
Об особой важности этой персоны Колька тут же догадался, потому как носом и спиной почувствовал, как лебезят перед этим начальником и Чистяков и Свечкопал.
Таинственный начальник этот сидел в темном углу, тогда как на посаженную в центре комнаты гражданку Борисову и стоящего за ее спиной Кольку был направлен свет двух мощных ламп с отражателями. И поэтому разглядеть этого неизвестного начальника – никак не удавалось. Колька отметил только дорогие диагоналевые галифе и хромачи, которые носили разве что полковники да генералы.
– Ваше имя, год и место рождения, – дежурно начал допрос капитан Чистяков.
Отвечая, гражданка Борисова неожиданно обнаружила писклявый, почти нервно – визгливый голосок.
У нас все нервничают, – удовлетворенно подумал про себя Колька, – такая у нас работа, чтобы контра нервничала.
После сверки обычных анкетных данных, как показалось Кольке, по знаку таинственного генерала, майор Свечкопал вдруг предложил гражданочке Борисовой рассказать о своей жизни…
– Только, если будешь врать, мы тебя вчетвером отдерем как жареную селедку, а потом расстреляем на заднем дворе, – как всегда со смаком, сказал при этом капитан Чистяков.
– А если ты нам не веришь, что мы люди серьезные, сержант тебя сейчас в соседний кабинет сводит, покажет как там с лживой контры, той, что органам неправду говорит – лоскуты срезают и собакам бросают, – ласково добавил майор Свечкопал.
– Ну так что, отвести тебя, гражданка Борисова в камеру к мужикам? К уголовникам – извращенцам, которые бабу живую пять лет не видели?
Борирсову начало трясти. Она стала стучать зубами и слегка завыла.
– Дай ей водички, Жаробин, пусть попьет, – сказал Свечкопал, – а вы гражданочка нам всю правду расскажите, тогда все будет хорошо, и мы вас отпустим домой.
Когда Борисова немного пришла в себя, майор предложил ей просто начать с самого начала. Свечкопал упростил ей задачу, сказав предельно откровенно, – нас интересует только ваша интимная жизнь. Почему? Мы вам в этом нашем интересе отчитываться не обязаны. Так нужно органам. Вот и все наше объяснение. А теперь, коли жить хочешь и не хочешь муки позорные принять, рассказывай по порядку: так мол и так, первым моим мужчиной был такой то и такой то, при таких то обстоятельствах… вторым моим мужчиной был такой и сякой, было это тогда то и там то… И еще – когда нам будут интересны подробности, мы скажем.
И гражданка Борисова тихо и буднично повизгивающим тонким своим голосочком начала долгий – предолгий рассказ о своей жизни.
Много всяких баек про красивых баб слышал сержант Колька Жаробин – солдаты, они дело известное – любят всякую похабщину! Но такого, как рассказала о себе Марина Борисова – хватило бы и на все тысячу и одну ночь солдатской службы.
– Третьим моим… мужчиной, был наш учитель физкультуры. Я училась тогда в девятом классе. Он меня всегда лапал, на занятиях по гимнастике – там поддержки, как бы по процессу занятий – девочек хватать положено… Он всех лапал, но меня особенно. А потом он мне предложил факультативно, дополнительно после уроков тренироваться. И через некоторое время мы стали любовниками.
– Подробнее, где и как это происходило, – потребовал Свечкопал, и как показалось Кольке он сделал это после того, как таинственный генерал в углу сделал ему какой то знак.
– После тренировки, когда все уходили, он просто приглашал меня в тренерскую и там начинал меня обнимать, раздевал… ну и валил на маты… Там такая стопка старых гимнастических матов была – вместо дивана.
– И вы никому не рассказывали об этом?
– Нет…я же понимала, что у Сергея Валентиновича могут быть неприятности. Так, с девчонками потом, уже в одиннадцатом классе поделилась, и оказалось я не одна была такая…
Рассказ Борисовой был долгим. Свечкопал с капитаном Чистяковым пачку "Казбека" скурили, покуда не добрались до главного…
Когда гражданочка Борисова стала рассказывать о своих романах со старшим научным сотрудником лаборатории топлива Снегиревым и начальником этой лаборатории Бастрюковым, генерал в углу пришел в сильное волнение, потому как впервые за все три часа что шел допрос, наклонился вперед, так что стали видны и фуражка с кокардой. И… мамочка моя родная! Маршальские звезды в петлицах!
– Опишите сексуальные достоинства и недостатки обоих любовников. Дайте им сравнительную характеристику… Подробно расскажите об особенностях совокуплений и с тем и другим… Как вы относились к этим гражданам… Какие чувства испытываете теперь? – задавали вопросы Чистяков и Свечкопал. Задавали, задавали, а она отвечала с простодушной прямотой.
И если честно, то сраму Колька натерпелся. Наблюдательный Свечкопал конечно заметил, как во время допроса колом топорщились Колькины галифе. И кончилось таки все полным срамом. Сплоховал Колька, брызнул в штаны… и это тоже наверняка не ускользнуло от наблюдательного Свечкопала. Эх, не видать ему Кольке теперь направления в училище, как своих ушей…
А Борисову гражданочку эту внезапно вдруг, как у них в органах никогда до этого не бывало – отпустили! Просто майор Свечкопал сказал, – давай, Жаробин, возьми дежурную машину и отвези Марину Александровну домой.
Взяли с нее подписку о неразглашении и все!
Вот такая хреновина получилась…
20.
А может ли шар "глючить"? Вот вопрос!
Просто в какое то время Олег начал вдруг замечать какую то пока еще слабо ощутимую, сопротивляемость шара его воле. Нет, шар по прежнему исправно выполнял любую команду. Но появилась какая то задержка… Шар как бы начал сомневаться, подчиняться или нет. Раздумья шара длились может одну мили – секунду – задержка неуловимая и воспринимаемая Олегом скорее на уровне надчувственном, интуитивно…
Но он перестал доверять шару, как перестает доверять мужу в тайне обманываемая им жена.
И потом из шара, когда Олег выходил из него, стал раздаваться какой то противный писк. На очень высокой ноте. Не всегда. Но иногда. И когда Олег приказывал шару, – перестань! – тот умолкал. На время.
А время шло. …
Его альтруизм
Снегирь творит добро
Несколько эпиходов
Но его начинают брать сомнения …
Часть вторая
Борьба.
Совершенно секретно.
Не подлежит ксерокопированию и рассылке факсимильными аппаратами.
Рассылается фельдъегерской службой СС и НКВД.
Доводится до сведения означенных в приложении лиц строго комиссионно.
По ознакомлении, подлежит немедленному уничтожению.
Инструкция начальникам окружных, земельных (гау) служб СД, начальникам фронтовых и армейских управлений и отделов СМЕРШ.
1. Фильтрование населения производится в срок – трое суток с начала десантирования (время Ч).
2. Фильтрование производится тотально, с исключением любой возможности непопадания в фильтры даже малой части населения.
3. Фильтрование следует производить путем тотального прочесывания жилых и производственных зданий при одновременном блокировании всех улиц, дорог и проездов всех населенных пунктов, входящих в зону действия окружной, земельной (гау) службы СД, фронта или армии.
4. Отделению при первичной селекции подлежат лица заподозренные в преступлениях 5-10 степеней.
5. При первичной селекции руководствоваться внешними признаками виновности. При этом следует максимально использовать местных информаторов и помощников в детерминации степени вины.
6. На первом этапе фильтрования следует отделить лиц 5-10 степеней виновности в лагерях временного пребывания.
7. Дознавание, детерминация и точное установление степени вины следует производить с привлечением местных экспертов из числа готовых к сотрудничеству полицейских и работников милиции.
8. Сроки детерминации и определения наказания – пять суток с момента десантирования (времени Ч).
9. Для определения наказаний и сроков исправительных работ, организовать необходимое количество "троек" из числа офицеров СД и НКВД, с привлечением экспертов из местных полиции и прочих органов контроля порядка. 10. Этапы для направления на исправительные работы формировать строго по степеням вины и группами по 1000-25000 человек приготовить к отправке в срок к десятому дню от начала десантирования (времени Ч).
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва Совершенно секретно.
Не подлежит ксерокопированию и рассылке факсимильными аппаратами.
Рассылается фельдъегерской службой СС и НКВД.
Доводится до сведения означенных в приложении лиц строго комиссионно.
По ознакомлении, документ подлежит немедленному уничтожению.
Инструкция начальникам окружных, земельных (гау) служб СД, начальникам фронтовых и армейских управлений и отделов СМЕРШ.
1. Не подлежат этапированию виновные со степенью 9 -10.
2. Виновные со степенью 9 подлежат немедленному уничтожению (расстрел).
3. Виновные со степенью 10 подлежат показательной экзекуции (повешение).
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва Совершенно секретно Приложение 1 К Руководству определения степени виновности.
1. К 10 степени виновности относятся лица ответственные за вынесение решений, причинивших ущерб интересам России в период их работы в государственных органах (1990-2006 гг) по экономическим мотивам (коррупция), по идеологическим мотивам (измена).
2. К 9 степени виновности следует относить нанесение крупного экономического (экологического) ущерба, причененного путем вывоза из страны в период 1990 -2006 гг капиталов в форме денежных средств, углеводородов (нефти, газа), природных ресурсов (леса, рыбы, драгметаллов, цветных металлов) на сумму более 10.000 долларов США.
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва Совершенно секретно К сведению гауляйтеров и начальников окружных управлений НКВД.
1. Лагеря отбывания сроков перевоспитания для виновных по степеням 6-7 изолировать от контакта с местным населением.
2. Означенные лагеря не держать на льготном режиме довольствия.
3. Отменить в отношении означенных лагерей перечисленные в инструкциях для лагерей льготных режимов 3-5 степеней виновности медицинские, санитарно-гигиенические и культурные средства обеспечения.
Начальник имперской службы СД оберфюрер Ольгис Фогель Начальник СМЕРШ ГПУ РККА генерал-лейтенант Иночкин 22 мая 2006 года Берлин – Москва
1.
Курочкин проснулся аж в полшестого. День был такой – особенный, кончался его срок, и душа уже рвалась на волю, не давая покоя телу, пусть и не успевшему еще отдохнуть за те семь часов, что были от отбоя до подъема отмерены режимом.
После завтрака он три минуты постоял возле столовой и покурил с теми мужиками, с которыми подружился за год и три месяца своего пребывания в трудовом лагере. Год и три месяца… И как они в этих "тройках" решали, кому сколько давать на перевоспитание? – этим вопросом зэки часто задавались сидя и греясь в бытовках или возле костров, там – на просеке, в болотах – на трассе Москва – Владивосток, которую, как им казалось, строила теперь вся страна. Впрочем, называть из зэками политруки строго – настрого запрещали. Только "перевоспитуемыми"!