Лебедев Andrew. New-Пигмалионъ

   Но тут гости приехали, и Абрам Моисеевич начал работу.
   Агаша только дивилась ловкости и бодрости этого немолодого уже человека.
   Он подчинил своей воле более полусотни разношерстных и уже нетрезвых гостей и родственников, образовал из них коридор, выдал всем по горсти припасенной им мелочи и рисовых зерен, в конце коридора поставил родителей жениха и невесты, сунув им в руки поднос с хлебом и солонкой…
   Спектакль, называемый свадьбой – начинался, и Абрам Моисеевич был в нем и главным режиссером-постановщиком и главным актером, игравшим заглавную роль.
   Агаше только оставалось стоять сбоку, рядом с аппаратурой диск-жокея, и наблюдать.
   Вот приехали жених с невестой, вот вошли, и Абрам Моисеевич принялся рассказывать молодым о старых московских обычаях величания.
   Жениха в черном костюме, в котором разве что только в гроб, и невесту в длинном до полу криналине – протащили сквозь строй, обсыпав их мелочью и рисом. Потом под руководством того же Абрама Моисеевича родители принялись напутствовать молодых и подсовывать, подпихивать им черствый круглый каравай с солью, дабы они кусали от него и солили друг-дружке…
   – Нам с тобой потом можно будет покушать там с краю, – шепнул Юра – диск-жокей.
   Но Агаше дядя Валера – Валерий Максимович Дюрыгин – не велел "Шуры-муры" на свадьбах крутить и особенно пить-закусывать, дядя Валера велел учиться сценическому мастерству.
   И уже к середине свадьбы, Агаша вдруг поняла, что и действительно, свадебное торжество мало чем отличается от телевизионного шоу, и работа тамады – это почти что та же работа, что и работа ведущего.
   Эффект подобия усиливался еще и присутствием другого сына Абрама Моисеевича – Левы, который снимал свадьбу на большую камеру Вэ-Ха-Эс, такую большую, какие раньше Агаша видала на телевидении.
   В середине торжества, когда уже и первый танец жениха с невестой станцевали, и тещин танец тоже, да и указы о присвоении жениху и невесте званий мужа и жены тоже зачитали, когда полсотни пьяных гостей и родственников уже сами могли веселиться без понукания тамады, Абрам Моисеевич сказал Агаше – к следующему разу подготовь один эпизод, чтобы меня подменить. Помнишь, заметила, как я провел конкурс на знание женихом и невестой супружеских обязанностей? Вот, в следующую свадьбу завтра проведешь этот конкурс вместо меня…
 

***

 
   И отныне, так было теперь каждый день, вернее каждый вечер.
   Из своего кафе Агаша уволилась, взяла там расчет.
   Денег на первое время дал ей дядя Валера.
   Сказал, что это аванс, который он вычтет потом из ее зарплаты ведущей телешоу.
   А Абрам Моисеевич просто тиранил ее.
   С каждым новым вечером, с каждой новой свадьбой она брала на себя все больше и больше эпизодов, проводя уже и конкурсы на лучшего дарителя подарков любимому тестю и на лучшего чтеца дифирамбов любимой теще, конкурсы на кормление голодного мужа и на раздевание заскучавшей супруги… Чего только не придумывал изобретательный Абрам Моисеевич! Уже половину свадебного торжества проводила она, а Абрам Моисеевич только стегал ее жесткой указкой по спине и ниже спины, – не горбись, я тебе говорю, не горбись, плечи расправь, сделай их расслабленными, как у цыганки, которой вся её жизнь по барабану…
   Если она плохо говорила, торопилась, зашептывала или заплевывала микрофон, Абрам Моисеевич нещадно стегал ее указкой по попе.
   – Я перед Валерием Максимовичем за тебя краснеть не собираюсь, я тебя выучу, как держаться, а ну кА говори в микрофон, "Карл у Клары украл кораллы"! говори, я тебе сказал!
   А потом Абрам Моисеевич заставлял ее еще и петь и даже танцевать.
   – На следующую свадьбу подготовим с тобой номер, будем петь романс на два голоса, – сказал Абрам Моисеевич, – а не то пожалуюсь Валерию Максимовичу и скажу, что тебя и близко нельзя к телевидению подпускать…
   Разучивали с ним романс.
   "Гори-гори, моя звезда".
   Абрам Моисеевич подыгрывал на старомодной семиструнной гитаре и пел очень хорошо.
   Так хорошо, что его можно было бы даже в новогоднем огоньке по телевизору показывать.
   – Я, Агашенька, этот романс на вступительном экзамене в театральном училище пел, сорок пять лет назад это было, представь себе…
   Каждый вечер к Агаше клеились подвыпившие гости – некоторые при этом даже не стесняясь своих присутствующих здесь же жен.
   – А это признание твоих красоты и талантов, – говорил ей Абрам Моисеевич, и тут же хвастался, – мне вот под семьдесят, а я порою молоденьких девушек, подружек невесты отсюда со свадеб к себе на квартирку вожу, так вот! И это благодаря моему артистизму.
 

***

 
   – Ну как, студентка, учишься? – звонил дядя Валера.
   – Учусь, – отвечала Агаша.
   – Ну, учись, скоро на телевидение поедем, пробоваться.
 

3.

 
   – Да ты с ума сошел, какая это идея, – воскликнул главный, – это же черт и что, а не идея…
   – А ты думал, – весело подмигнул главному Дюрыгин, – ни у одного канала такого шоу нет и не будет… И главное, и главное Вальберс здесь не нужна…
   – Валера, народ смотрит на звезд, это необходимая компонента – Миша, иногда одна из компонент может быть такой сильной, что иными можно пренебречь – Ну, например? – спросил Михаил Викторович Они сидели в офисе главного на одиннадцатом этаже.
   Отсюда открывался красивый вид на пруд и на церковь на берегу пруда.
   – Например? А например, если у машины очень мощный мотор. А мотор это необходимая составляющая компонента, без которой автомобиль не является автомобилем, то в угоду супер-мощному мотору можно избавиться, можно пожертвовать кузовом, хотя кузов тоже является необходимой и формирующей составляющей. И вот, оставив мотор, шасси и колеса, мы получаем гоночный болид.
   И заметь, без кузова.
   – Ну, красиво сказал, но не убедил.
   – Руководители фирмы "декка" в Лондоне сперва тоже не были убеждены, что четверо ребят с гитарами смогут убрать с рынка поп-музыки большие джаз-бэнды, как же, ведь у тех парней из Ливерпуля не было духовой секции, всех этих тромбонов, труб и саксофонов…
   – Ну, сравнил.
   – А что?
   – А под кузовом ты Вальберс имел в виду?
   – Только ей не говори, а то она обидится.
   Михаил Викторович по демократической ти-вишной моде был и без пиджака и без галстука.
   На нем были дорогие джинсы, очень дорогие ботинки и белая рубаха навыпуск в вороте которой виднелась золотая цепь на сильно загорелой шее. Главный недавно вернулся с островов в Тихом океане, где съемочная группа канала делала молодежную программу с участием звезд спорта и популярной музыки.
   – Валера, ты, говорят, ведущую новую готовишь, так показал бы!
   – Да, я уверен, что ты ее уже видел.
   – Где?
   – Да наверняка тебе фотки показали, я же сессию ее портфолио в нашей студии делал.
   – Ну, фотки одно, а живая девушка это другое, я это еще в школе в старших классах выяснил.
   – Рано, рано еще показывать, Миша.
   – Ну, как знаешь, Валера, а то бы показал, я бы чего подсказал – Боюсь, сглазишь.
   Секретарша, постучавшись для приличия, внесла поднос с кофе и минеральной водой с кубиками льда.
   Когда она вышла, Дюрыгин признался, – знаешь, кабы мы с тобой сели бы играть в карты, Миша, как лермонтовские офицеры в первую кавказскую войну, я бы у тебя Олю выиграл бы, непременно, или вызвал бы тебя на дуэль и убил бы возле горы Машук.
   – Валера, у тебя же Люда есть, чемпионка Олимпийских игр, между прочим.
   – Кстати, разбилась на машине, в больнице сейчас – Да ты что?
   – Сам отвозил Посидели, помолчали, отхлебывая кофе из своих чашек.
   Потом, главный все-же спросил, – - Валера, а не обидишься, если я шоу Зарайского возьму, не уйдешь от меня?
   – Не, Миша, я теперь уверен, что ты как человек, глядящий в перспективу, возьмешь не шоу Зарайского, а моё, потому что оно не просто лучше, а лучше качественно.
   – Ты говоришь, как раньше коммунисты аргументировали свою правоту, я помню лозунг на гостинице Украина, – учение Маркса всесильно, потому что оно верно.
   – А именно так оно и есть, – кивнул Дюрыгин, – мое шоу это день завтрашний, а шоу Зарайского это день вчерашний.
   – Ну? – хмыкнул главный – А и вот ситуация, помнишь в прекрасном фильме про Королёва "Укрощение огня" с бесподобным Лавровым в главной роли, там Королёв уже перед самой госкомиссией, готовую ракету над которой пол-страны работало четыре года, предлагает похерить, и еще полтора года работать над новой ракетой… Потому что старая ракета, которую только что сделали и приготовили для того, чтобы запустить в серию, она еще не родясь, уже стала морально устаревшей, а будущая ракета, над которой еще предстояло поработать, обещала быть прорывам в будущее.
   – Хорошо живописал, молодец.
   – Я старался.
   – Но ведь то был Королёв.
   – А я Дюрыгин, я в своем деле тоже Королев, – сказал Дюрыгин.
   – От скромности не умрешь, – хмыкнул Михаил Викторович – И не собираюсь от скромности, это не романтично – Собираешься умереть возле горы Машук за мою Оленьку Посмеялись.
   Похохотали.
   На том и разошлись.
   Но в голове у Михаила Викторовича что-то отложилось, потому что после ухода Дюрыгина, он попросил Олю занести ему портфолио этой новенькой. Этой новенькой кандидатки в звезды их канала. Звездочки по имени Агаша.
 

Глава 6
 
1.

 
   Роза умела сделать мужчину счастливым.
   У некоторых женщин есть к этому особые таланты.
 

***

 
   Матвей Аркадьевич Зарайский имел хорошую квартиру на Малой Бронной.
   И как всем всегда любил повторять, особенно восторженным подвыпившим гостям, когда выходил провожать их на улицу до такси, что никогда и ни за что не променяет своей квартиры ни на какие коттеджи в Жуковке или Барвихе.
   – Я же тут выхожу с Дотти на Тверской бульвар, гуляю с нею вдоль театров, когда публика после спектаклей расходится, любуюсь красивой молодежью. А пруды. А наши Булгаковские пруды чего стоят. Зимой мы с Дотти выходим – я на фигуристок на катке гляжу и мне приятно.
   – А они на тебя глядят и им тоже приятно, – хохотали подвыпившие гости.
   Все смеялись, а французский бульдожек Дотти фырчал на гостей, покуда те рассаживались, кто в такси, а кто и в свои машины с персональными шоферами.
   Матвей Аркадьевич имел на Малой Бронной очень хорошую квартиру.
   Трехкомнатную на предпоследнем седьмом этаже с огромным холлом и угловой гостиной с эркером, окнами выходящей на те самые пруды с зимним катком. А над этой квартирой Зарайскому принадлежала еще и мансарда, куда из холла вела роскошная красного дерева лестница. А там, в мансарде были еще две спальные комнаты, вторая ванная и студия, где покуда стояли большой бильярд и стол для игры в пинг-понг.
   Внизу у Зарайского кроме угловой гостиной был кабинет и так называемая курительная, где была собрана коллекция детских железных дорог, которые Матвей Аркадьевич начал собирать, еще учась в школе, когда его дедушка – академик подарил внуку большой набор паровозов и вагончиков немецкой фирмы "пико".
   После неудачного брака, Зарайский уже лет шесть как жил один. Только мама Зарайского – Анна Львовна иногда гостила у него на Малой Бронной, приезжая из своего Переделкино, где после смерти мужа – Аркадия Борисовича жила с прислугою в старом зимнем доме, помнившем еще посиделки с Корнеем Ивановичем Чуковским, вечеринки с Василием Аксеновым, Евгением Евтушенко и Булатом Окуджавой.
   Хозяйство в квартире на Малой Бронной вела приходящая домработница – Клавдия Захаровна – старая москвичка, всю жизнь прожившая в Дегтярном переулке и помнившая даже бомбежки и панику осени сорок первого, когда ей – девочке пятикласснице было всего тринадцать лет. Клавдия Захаровна почти всю свою трудовую биографию прослужила у Зарайских и Мотю помнила еще крохотулей-мальчиком.
   И теперь, когда Клавдии Захаровне было уже под восемьдесят, служить у хозяев ей было тяжеловато. Но мама Зарайского – Анна Львовна не хотела менять прислугу, боялась и не доверяла современным молодым женщинам, а особенно опасалась за нравственность Моти, вдруг его соблазнят? Вдруг попадется какая-нибудь? Поэтому, Анна Львовна умолила Клавдию Захаровну послужить у них еще годик, а потом еще…
   Но и одинокая старушка Клавдия Захаровна тоже не хотела отказываться от тройной приплаты к пенсии, которую ей в виде жалования платил Матвей Аркадьевич. И кряхтя, несла свой крест, пылесосила, стирала в дьявольской стиральной машине, поминая золотые времена, когда были прачечные, готовила обеды с классическими московскими борщами и Пожарскими котлетами, драила семейное столовое серебро, и даже с железнодорожных моделек в курительной – и с тех пыль вытирала, хоть и ругался молодой хозяин, умоляя ничего не трогать.
   Только вот на верхний проклятый этаж в мансарду по крутой лестнице все труднее было теперь подниматься, но Матвей Аркадьевич и этот вопрос решил, поднанял "молодку" пятидесяти пяти лет, по рекомендации Клавдии Захаровны, разумеется. Та и в мансарде теперь прибиралась, и за продуктами теперь летала – в Елисеевский, и в Филиппова… Старая москвичка Клавдия Захаровна мясо для борща и для котлет всю свою жизнь брала только у Елисеева на Горького. Новое название главной улицы столицы как-то не приживалось у нее на языке.
   – А помнишь, Матвей Аркадьевич, как ты маленьким любил готовые котлеты по шесть копеек от Елисеева? – спрашивала Клавдия Захаровна, – хороший ты мальчик такой был, такой послушный…
   – А что я теперь плохой что ли, Клава? – удивлялся Матвей Аркадьевич – Ох, хороший-то хороший, а как с этой Наташкой то отчудил, – охала Клавдия Захаровна, суетясь возле плиты, покуда Дотти тыкалась своею тупой мордашкой ей в ноги.
   – Уйди, Дотти, уйди, говорю, – ворчала Клавдия Захаровна на собаку.
   Этой историей с первой неудачной женой Матвея Аркадьевича – Наталией Бронштейн бедному Моте все теперь только и тыкали в нос. Все. И матушка Анна Львовна, и дядя Леня – мамин брат, и старая домработница Клавдия Захаровна.
   С Наташей и правда не все хорошо получилось.
   Даже совсем наоборот – совершенно все плохо с нею вышло.
   – Отсудила стерва у нашего Моти и квартиру на Старом Арбате и деточку нашу Сонечку тоже отсудила, – причитала Клавдия, особенно после очередной полуторачасовой беседы по телефону со старой хозяйкой своей – Анной Львовной.
   Дело все было в том, что у академика Зарайского была так называемая "рабочая квартира-кабинет" на Старом Арбате, куда отсюда с Малой Бронной ходу пешком было всегда десять-пятнадцать минут. И Зарайские так привыкли к тому, что у них есть две хорошие квартиры в центре, кроме еще зимней дачи в Переделкино.
   Но эта Наташа обокрала их семейство.
   Лукавая чертовка.
   Развелась, и девочку забрала и квартиру отсудила.
   Даром что папаша у нее член "золотой десятки" московских адвокатов.
   Теперь после того развода пятилетней давности – мама безвылазно жила в Переделкино, а бедного Мотю все третировали неудачным браком и ужасно боялись теперь повторного брака, от которого вообще в жизни Мотечки все могло бы пойти под откос.
   Через домашнюю шпионку Клавдию, мама контролировала все шалости своего недотепы-сына и постоянно внушала ему мысль, что жениться Моте можно будет только тогда, когда Анна Львовна и ее брат Леонид Львович будут полностью уверены в благонадежности и в благих добрых намерениях новой избранницы.
   Ах, если бы они знали…
   Если бы они знали про Розу…
   Маму бы удар хватил – это точно.
   Зарайского иногда поэтому и бесило – иметь такую квартиру, быть взрослым человеком, человеком со средствами, и не иметь возможности у себя дома наладить собственной личной сексуальной жизни.
   Но когда мама говорила, если абстрагироваться от ее раздражающего брюзжания, то логика в маминых словах была.
   Дом – это дом.
   А помойка, это помойка.
   Поэтому, зачем в святое место, где тебя лелеют и где близкие заботятся о твоем здоровье, зачем таскать туда шлюх?
   Вечеринки – вечеринками, это надо для работы и как теперь говорят – для имиджа, но спать в папиной квартире с уличными девками! Это возмутительно и недопустимо.
   – А если это не девки, а приятельницы по бизнесу? – дразня маму, спрашивал Матвей Аркадьевич.
   – Еще хуже, – всплескивая руками, кричала Анна Львовна, – эти тебя еще быстрее облапошат.
   Вообще, Матвей Аркадьевич не был плейбоем.
   Таким, как например Валера Дюрыгин или даже тот же Миша – их главный.
   Валера с Михаилом Викторовичем всегда слегка подтрунивали над Матвеем, называя его или сексуальным инфантилом или запоздалым девственником.
   Но вот вчера, видели бы они его вчера!
   Они бы сразу заткнулись бы со своими издевочками, изойдя желчью от зависти, какая девочка была у него вчера.
   – Ты это где ночевал, негодник? – звонила мама.
   Шпионка Клавдия уже успела доложить.
   – Мама, мне тридцать шесть лет.
   – Тем более.
   – Я ночевал у Вадима.
   – У какого Вадима?
   – Мама, ты его не знаешь.
   – Мотя, ты доиграешься, это не дело, ты прекрати, один раз ты уже наделал дел с этой своей Наташенькой.
   Но Роза была бесподобна.
   Единственное, чего теперь хотел Матвей Зарайский, это повторения позавчерашнего вечера.
   Тот номер телефона, который Роза оставила своему гипер-восторженному любовнику не отвечал.
   Как найти ее снова – вот что занимало теперь голову Зарайского, как найти Розочку его мечты, а все эти хлопоты с работой, все эти встречи со спонсорами, все эти бесконечные разговоры с художниками и режиссерами о том, какой будет студия и в каком платье будет Ирма Вальберс – его, продюсера ти-ви Зарайского уже отныне не волновали.
   – А откуда она вообще взялась? Откуда появилась? – размышлял Матвей Аркадьевич.
   И чтобы ходу этих его размышлений никто не посмел помешать, Матвей Аркадьевич даже выключил все свои телефоны.
   Позавчера он отмечал свой День Рожденья.
   Вернее, депонированный День Рожденья, потому как позавчера было двадцать седьмое, а родился он пятнадцатого.
   Но так как эта вечеринка была для сотрудников, то ее он запросто перенес на десять дней. Потому что… Потому что во-первых, праздновать с сотрудниками на свои кровные считал неуместным, а во-вторых, спонсоры из сети магазинов "Вант дю Шин" сами напросились, грех было отказывать. У них был повод в очередной раз напомнить о себе, де два года сотрудничества с каналом, надо бы отметить, а Зарайский возьми, да и сообрази, что заодно можно таким образом за счет спонсора и всю редакционную шоблу нахалявку напоить, как бы празднуя его задвинутый на двадцать седьмое День Рожденья.
   Пи-арщики из агентства "Интер-ти-ви медиа-бизнес", с которыми дружила эта "Вант дю Шин", заказали зал в модном клубе "Парагвай".
   Все как надо.
   И обильные шведские столы – изысканный рыбный в стиле "Fruit de mere" и сытный богатый мясной в стиле "Московская старина", хороший бар с неограниченно-беглым огнем из всех калибров "русского стандарта" и "текиллы-фиесты-мексиканы"…
   Все было отлично, даже живая музыка была в виде еще модной в этом сезоне группы "Летящие", правда с новой солисткой, вместо убежавшей от них Анны Лизке.
   Все шло своим чередом, агентство подарило ему бутылку французского вина за пять тысяч долларов, "Вант дю Шин" расщедрились на новую модную модель телефончика с Интернетом и подключенным телевидением, чтобы своё новое шоу с Ирмой Вальберс на дисплее телефона смотреть, а вот редакция, та удружила – подарила ему шикарный набор итальянских ретро-паровозиков масштаба один к сорока семи, как раз то, что он просил, и кстати – очень дорогой набор… Зарайский уже предвкушал, как приедет домой, распакует эти паровозы редкой серии, как наденет очки, как поставит первый паровозик на рельсы, включит ток… и паровозик зажужжит электромотором, начнет двигать сочлененными рычагами шатунов, забуксует на рельсах…А потом вдруг, к нему подошла Роза.
   Кто ее пустил сюда?
   Кто ее привел?
   Но служба охраны и фэйс-контроля работала слаженно, чужие сюда никак не могли просочиться, значит привел Розу кто-то свой.
   Но кто?
   А она подошла к нему и сказала, я сегодня буду с тобой, потому что я твой подарок на твой День Рожденья.
   И при этом она так нежно и легко погладила его, с такой небывало-сказочной легкостью провела рукой по его бедру, что он онемел и растаял.
   Вот дела!
   Он не был девственником, в конце-концов он был женат и у него была дочь.
   Но так, но так гладить… Так никто и никогда не гладил его.
   Зарайский не предполагал, что у девушки, что у женщины может быть такая легкая, такая ласковая рука.
   Ручка.
   Нежная золотая ручка.
   И заколдованный ею Зарайский как под гипнозом поехал за ней.
   А у Розы уже все было продумано.
   И номер снят в отеле "Кемпински".
   И шампанское уже было в номере.
   Можно ли поверить?
   Он…
   Он даже про модели своих паровозов позабыл.
   И вспомнил про них только на следующий день.
   Можно ли было такое представить раньше?
   С Наташей Бронштейн у него такого ни разу не было.
   И когда Роза предложила поехать к ней на дачу.
   Это уже наутро, после всего того, что они делали с нею вчерашний вечер и всю последующую ночь, после этого, он не раздумывая – что, зачем, куда – он сразу согласился на все ее условия.
   На дачу, так на дачу, лишь бы с ней – лишь бы с Розочкой.
   Теперь, катая туда-сюда игрушечный паровозик Зарайский думал, где и как он может вычислить Розу?
   Где и как?
   Кто подарил ему ее?
   Кто?
 

2.

 
   Натаха Кораблева была девушкой грубоватой.
   Джон ее не очень высоко ценил. Под очень крутого и разборчивого клиента такую не шибко то и подложишь.
   На пять с плюсом в Натахе были только ее глупость и жадность, без которых Джону вряд ли удалось бы подписать ее на такую авантюру, что он задумал с этим своим дача-шоу. Да еще на пять с плюсом по его оценке в Натахе была ее тупая готовность пасть во все тяжкие ради той ее цели, что гвоздем застряла в ее глупой голове.
   На этом Джон и играл, когда подбирал кадры для своего дача-шоу.
   Дача-поддача, – балагурил его подельник Борис.
   Дача – это в смысле где дают.
   А поддача – это где поддают, в смысле – выпивают.
   Да-а-а… Нет в официальном телевидении духа здорового авантюризма и разврата. А то бы пошел Джон к главному продюсеру и предложил бы идею, давайте снимать такое шоу, и ведущую к нему найдем из очень-очень известных.
   Причем специально для контраста – в ведущие пригласим внешне целомудренную.
   Этакую актрису с имиджем верной жены.
   Что?
   Думаете слабо раскрутить очень-очень известную актрису с имиджем целки-недотроги, чтобы подписать ее на роль ведущей в бордель-шоу?
   Были бы деньги.
   Дайте Джону миллион миллионов, и он перевернет все телевизионное и около телевизионное пространство.
   Как Архимед, который говорил, дайте мне точку опоры и я переверну весь мир.
   Но миллиона миллионов Джону никто пока не предлагал.
   Была у него мысль, что спонсоры под его идею найдутся по мере…
   По мере того, как он станет снимать своё подпольное андеграунд-порно.
   Свою дачу-поддачу.
   И спонсоры появятся и покупатели.
   Может, он и в Лос-Анжелес еще это дело продаст.
   Ведь нашлись же на Западе покупатели на наше русское дерьмо, на это шоу "Простейшие организмы под микроскопом", где пятеро пацанов три месяца сидели с пятью девчатами в квартире под телекамерами. Ругались матом, без конца переодевались, жрали, пили пиво и сношались.
   Но пока надо было заниматься рутиной.
   А из четырех его девиц, настоящей профессионалкой была пока только одна лишь Роза.
   – Слушай, Натали, а где эта твоя подруга, Агата, с которой я тогда на телевидении зацепился? – спросил Натаху Джон, когда все они собрались-таки на даче у Бориса.
   – Агашка что ли? – переспросила Натаха, – она с квартиры съехала.
   – А кафе в котором она работала помнишь?
   – Я звонила туда, она уволилась.
   – А что на мобильный не могла позвонить? – настоятельно интересовался Джон – Я Агашку сама хотела достать, мне кое-какие ее журналы и фильмы на ди-ви-дишках нужны были, я звонила ей, но она вроде как сим-карту поменяла.
   – Круто, – хмыкнул Джон, – девушка всю жизнь поменяла, хату, работу, телефон…
   Так не бывает.
   – Бывает, – возразила Натаха и задумалась.
   Задумалась над словами Джона о том, что можно все поменять в своей жизни.
   Ведь в сущности, именно в этом и была ее Натахи мечта.
   Она как раз и хотела поменять и работу, и хату, и все остальное.
   Работу – какая у нее до этого была работа? Сидеть в вонючем ларьке на Войковской? В ларьке, где даже не было туалета, где ей платили гроши, вынуждая заниматься мелким мошенничеством, обсчитывая покупателей или в шибко торговые дни, подменяя ценники на некоторые особо ходовые товары себе на карман. А как страшно, как унизительно было, когда хозяин ларька Тофик один раз засек ее за этим занятием и просто избил, а потом изнасиловал. Разве это работа?
   А съемная квартира в которой они жили с Агашей, однокомнатная живопырка в блочной пяитиэтажке. Разве это квартира?
   Натаха не такая уж дикая и забитая дура, чтобы не понимать, что девушки, и даже приезжие девушки – могут жить иначе. Иметь престижную работу где-нибудь в агентстве фотомоделей, иметь квартиру в тихом Московском центре внутри Садового кольца.