— Пойдем, Гларн, я приготовила нам постель во втором фургоне. — А Самта пойдет с Торнелом.
   Медноволосая Самта тоже встала и призывно улыбнулась Варросу.
   — Я не хочу, — буркнул Варрос. — У костра переночую, буду стоять на страже, вдруг кто нападет?
   — Ты прекрасно знаешь, что никто не нападет, — улыбнулась женщина. — И хищников здесь Мет. Или ты, как наш славный король Варрос, тоже неспособен «а любовь с женщинами? Поговаривают, что королю в битве отрубили мужскую гордость…
   Силамар едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Варрос резко встал.
   — Хорошо, — не глядя на красавицу, произнес король. — Пойдем. Только потом не жалуйся, сама напросилась.
   Медногривая Самта рассмеялась, обхватила его за пояс и прижалась всем телом. По спине мужественного короля пробежала странная дрожь — от этой удивительной женщины исходили странные, вызывающие страсть флюиды.
   Звезды — чьи-то бессмертные души — проснулись в черноте неба и ласково смотрели, как Варрос помогает женщине забраться в фургон и залезает следом. Луна освещала поляну, и Варрос почему-то вспомнил, что в ночь, когда он познал плотскую любовь с Маржук, в небе точно так же торчал полный серебристый блин.
   Варрос усмехнулся про себя, заметив, что бочки сдвинуты в дальний конец фургона, а перед ними расстелены шкуры.
   — Закрой полог, — попросила женщина.
   — Не надо. Я хочу видеть тебя.
   — Как тебе угодно, милый! — улыбнулась она в темноте.
   Варрос вздрогнул, услышав слово» милый «. Точно так же его называла Маржук. У женщин что, других слов для мужчин нет?
   Он взобрался в фургон и сел на шкуры. Она тут же принялась расстегивать на нем одежду. Он мягко отстранил ее.
   Нет, раз уж взыграло самолюбие и он решил доказать этой вертихвостке, что силен не только в бою, то нельзя отдавать ей инициативу. Он сам все сделает. У него не кружилась голова от близости великолепного тела — он чувствовал себя примерно так же, как на арене, выходя против вооруженного, хорошо обученного гладиатора. Его никто не обучал науке любви, но раз поставлена задача, он ее выполнит. Он докажет ей, что у короля Варроса есть все, что полагается иметь мужчине.
   Ей-то он сейчас докажет, а народу Лунгарзии, который распространяет о нем столь гнусные сплетни? Есть лишь один способ — найти себе супругу и родить светловолосого наследника. Прав Хамра Толерад, тысячу раз прав — для кого старается, для кого печется денно и нощно, чтобы страна процветала? Для какого-нибудь дальнего родственника короля Мерналдита? Нет, нужен сын, который продолжит его дело…
   Женщина мурлыкала от прикосновений его пальцев, стремилась быстрее освободиться от одежды, как горошина мечтает выскочить из стручка. Он все делал не спеша и основательно, доводя ее тем самым до исступления. Он вошел в нее, будто вогнал меч в грудь врагу.
   Она была податлива в его руках, как теплый воск, она стонала и переливалась в такт его движениям, а он, закрыв глаза, сражался — но мысли его были не здесь, в фургоне, куда через откинутый полог проникал мягкий свет луны, и даже не в Грелиманусе, куда лежал его путь.
   Мыслями он снова был в своем дворце, в рабочем зале, решая важный государственный вопрос: где взять подходящую супругу? Говорят, у императора Элинории дочки на выданье… Или поискать в Гайронте, где женщин воспитывают в строгости, приучая к покорности и богобоязненности, в отличие от вольнонравной Элинории? Нет, лучше всего тогда уж будет взять в жены какую-нибудь красивую девушку из знатного лунгарзийского рода, итак многие кричат, что безродный дикарь сидит на троне древней страны… В таком случае неплохо жениться на дочери какого-нибудь верного сподвижника, вон у Сийраса Калеподамока младшая дочь уже скоро невестой станет. Калеподамок будет счастлив породниться с королем, для возвышения которого приложил столько стараний…
   Она закричала уж слишком громко, изогнулась под ним, сладострастный стон перешел в почти звериный рык. Ногти, что в экстазе царапали спину Варроса, вдруг впились слишком глубоко, оставляя за собой кровавые следы, тело женщины напряглось, словно вбирало в себя силу и энергию партнера.
   Варроса словно молнией пронзило, пред внутренним взором вдруг встало хихикающее лицо Хамры Толерада.
   Всю страсть как рукой сняло, Варрос открыл глаза, желая освободиться от ее объятий.
   Она не переставала рычать. Ее лицо, искаженное гримасой страсти, было сейчас отталкивающим.
   Но в следующее мгновение Варрос понял, что это не похоть так обезобразила лицо женщины, а что-то другое.
   И вдруг король увидел, что ее уши заостряются, волосы словно вбираются внутрь и на симпатичном лице прорезаются торчащие в стороны стрелки тигриных усов. Пасть разевается во все нарастающем хрипе, который уже можно назвать тигриным рыком, жемчужные зубы на глазах превращаются в грозные клыки, а когти все глубже впиваются ему в спину.
   Если бы он промедлил еще несколько секунд, перевоплощение завершилось и ему не удалось бы выбраться из могучей хватки тигриных лап, а смертоносные клыки разорвали бы его горло.
   Еще не успев осознать, что происходит, Варрос рванулся изо всех сил вбок, свалился с нее и, на ходу нащупав лежавший рядом с ним меч, буквально выпал из фургона, но тут же вскочил на ноги и отскочил на несколько шагов назад.
   Рыже-полосатая стремительная тень метнулась к нему, но он уже был готов и смертельно опасный для него прыжок переродившейся хищницы был прерван подставленным мечом.
   Тигрица упала, вырвав из рук Варроса оружие, и смертельно раненная, в последнем яростном движении набросилась на нагого и безоружного короля. Тигрице оставалось жить какие-то минуты, но она стремилась утащить в небытие смерти своего обидчика. Не будь Варрос охотником, выросшим в диких горах, так бы оно и произошло.
   Но Варрос схватил приблизившуюся к его горлу пасть с оскаленными клыками, казавшимися желтыми в обманчивом свете луны, и стал рвать ее руками, как некогда рвал медведей в скалах родной страны.
   Противоборство двух природных сил — зверя и человека, двух начал — мужчины и женщины, закончилось в пользу Варроса. Тигрица прорезала ночную тишину диким предсмертным ревом и свалилась бездыханной к ногам победителя.
   Варрос, опустив руки, тяжело дышал, ноги его дрожали от напряжения.
   Он убил тигра! Нарушил священное табу. Он никогда в жизни не сражался с тиграми, считая их братьями. Но и тигры никогда не нападали на него, уходя в сторону. И вот он убил тигра.
   Нет, это не настоящий тигр, а волшебница, принявшая тигриное обличье!
   Он, в который уж раз, счастливо избежал неминуемой гибели, какие-то несколько мгновений решили все. Если бы не видение Хамры Толерада, сбившее ему равномерное движение, тигрица не лежала бы неподвижно у его ног, а рвала бы клыками куски его мяса, добираясь до сердца.
   И вдруг он чуть не задохнулся от неожиданной и все равно запоздалой мысли — Силамар! Он же пошел с другой женщиной в первый фургон!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

   Варрос подбежал к черной громадине и порывистым движением откинул полог фургона.
   Он услышал только страстные хрипы. Напрягая глаза всмотрелся — там, в темноте, спиной к нему сидел человек, равномерно двигаясь. И на спине этого человека — явно женщины, — появлялись черные полосы, которые Варрос не мог спутать ни с чем!
   У нее метаморфоза едва лишь началась, он успел вовремя!
   Варрос не задавался вопросом, почему у этой женщины превращение началось так поздно — может, эти колдуньи могут перевоплощаться в тигриц лишь во время оргазма, а любовные игры у Силамара затянулись, в отличие от Варроса, всегда шагающего прямо к цели.
   Варрос одним движением запрыгнул в фургон, схватил женщину мертвым захватом за горло, второй рукой обхватил за пышную грудь и стащил с распластанного на спине и закрывшего от наслаждения глаза друга.
   Тот, почувствовав неладное, мгновенно схватил меч.
   — Силамар, это я, Варрос! — забыв о всяческой конспирации, закричал король.
   — Ты что, обезумел? — разгневанно проорал Силамар.
   — Я спасаю тебе жизнь. Помоги мне выволочь ее наружу.
   Женщина в руках Варроса нечленораздельно ревела и хрипела, пытаясь освободиться от мертвой хватки.
   Вдвоем они подтащили ее к потухшему костру. Варрос, как и Силамар, был обнажен — некогда одеваться, если другу угрожает смерть. Но меч свой из убитый хищницы он выдернул и даже успел прихватить ножны. Забавное зрелище — нагой король с ножнами на боку. Но кто мог видеть его сейчас?
   Женщина уже не вырывалась, обвисла бессильно в его руках, и уже начавшие заостряться уши в свете луны стали приобретать прежнюю изящную форму. Видно, дурацкая мысль, что она способна перевоплощаться лишь во время плотской любви, была близка к истине.
   — Разожги костер, Силамар, — попросил Варрос.
   — Да что случилось? — не выдержал старый преданный друг. — Ты сошел с ума?
   — Ладно, — стараясь успокоиться, произнес Варрос. — Принеси веревки, ремни, что угодно, свяжем ее, потом все объясню.
   Силамар покачал головой, но, привыкший за долгие годы доверять Варросу, выполнил просьбу. Король крепко-накрепко, зная, какова сила тигров, связал бесчувственную женщину. Силамар тем временем разжег костер. В ярком свете пламени никаких изменений у нее было уже незаметно.
   Она, не открывая глаз, тяжело вздохнула.
   — Ты мне объяснишь, что происходит, или нет? — потребовал ответа Силамар.
   — Пойдем, — кивнул король, — сам все увидишь.
   Он взял из костра разгоревшуюся головешку вместо факела и пошел ко второму фургону.
   Возле него лежала в луже крови обнаженная медноволосая, лицо было изуродовано до неузнаваемости.
   — Варрос, что с тобой? — воскликнул пораженный увиденным Силамар. — За что ты убил ее? Ты сошел с ума — врываешься голый, с мечом, вяжешь женщину, когда мне было так хорошо…
   — Я не хотел, чтобы тебе это» хорошо» стоило жизни, — мрачно произнес Варрос, достал из фургона свою одежду и начал одеваться.
   — Ничего не понимаю, — произнес Силамар, опасливо глядя на друга.
   — Иди, оденься. Сейчас все поймешь, — ответил Варрос. — Есть у меня одна идея.
   Он пошел к фургону вслед за Силамаром и поднял оставленный у костра кубок. Вернулся к фургону с бочками, нашел ту, что неаккуратно вскрыли разбойники, и зачерпнул его доверху.
   Обнаженная красавица лежала, открыв глаза, руки были завязаны за спиной. Ничего тигриного в ней сейчас не было.
   Варрос, держа в руках кубок с волшебным вином, сел перед ней на корточках и посмотрел ей в глаза. Ее нагие прекрасные формы его совершенно не интересовали.
   — Будешь рассказывать, милая? — спросил он и чертыхнулся, поняв, что употребил то же слово, что до того медноволосая Самта. Совершенно в другом значении, но какая разница?
   — Что рассказывать? — слабым голосом спросила она. — Не знала, что вы такие… Что можете связать слабую женщину, которая отдала вам свои лучшие порывы…
   Варрос рассмеялся.
   — Не на твоей ли стройной спине я видел тигриные полосы? Не я ли вовремя сорвал тебя с Силамара, пока ты не растерзала его своими сейчас такими нежными ноготками и зубками?
   — Что за чушь ты несешь! Вы… вы оказались еще хуже, чем те разбойники.
   — Силамар, посади ее, будь любезен.
   Когда Силамар выполнил его просьбу, Варрос поднес к ее губам кубок, левой рукой взяв женщину за подбородок.
   — Вот здесь вино из ваших бочек, — почти ласково произнес король. — Если ты мне сейчас не расскажешь перед моим другом всю правду, клянусь Зирива-ванатом и Сугнуной, я волью в тебя всю эту мерзость до последней капли. У меня на спине остались раны от когтей тигрицы, в которую превратилась Самта! Ну, говори! Кто вы такие. Ну!
   Варрос ткнул ей кубком в губы. Не так, как утром ему Харкл-Паук, а аккуратно, чтобы ненароком не причинить лишнюю боль. Варрос не привык бить женщин, негде было научиться.
   Глаза ее расширились от ужаса. Она инстинктивно отшатнулась.
   — Ты не сделаешь этого, — пролепетала женщина.
   — Еще как сделаю! — заверил Варрос. — Вы совершенно равнодушно отнеслись к гибели четверых ваших солдат, вы, притворно улыбаясь, обрекли на жуткую смерть десяток человек, пусть разбойников, жалости не достойных. И твоя подруга чуть не убила меня, превратившись в тигрицу. Так что можешь не сомневаться — я волью в тебя это пойло до последней капли, если не будешь меня слушаться. Ну?
   — Убери это от меня, — с трудом произнесла она и закрыла глаза, словно сдаваясь. — Я все расскажу. Развяжите мне руки и дайте одеться.
   — Ничего, потерпишь. Днем стояла перед грабителями голой, не стеснялась. А руки развяжу, если будешь говорить правду.
   — Я буду говорить правду, — сказала она, не открывая глаз. — Спрашивайте.
   — Кто вы такие? — сурово спросил Варрос. — Зачем и кому везете это волшебное вино в Грелиманус?
   Уже одетый Силамар с недоумением переводил взгляд с Варроса на нагую, связанную женщину, которая совсем недавно дарила ему любовь. Он еще до конца не верил, что благодаря Варросу избежал смертельной опасности.
   — Я и Самта, — начала рассказ женщина, — из монастыря Тигра, в далекой южной стране Харкулии. Мы с ней — родные сестры, из почти вымершего сейчас племени людей-тигров. Да, мы перевоплощаемся, только когда познаем любовь, потом перегрызаем горло возлюбленному и обращаемся обратно в людей, но мы ничего не можем сделать против этого — желание пожирает нас.
   — Поэтому с вами было всего четыре стражника? — спросил Варрос. — С остальными вы предавались любви и убили их?
   — Да, — после некоторого молчания призналась она. — Мы ничего не могли поделать, это сильнее нас. Это зов нашего древнего племени.
   — Хорошо, — кивнул Варрос, — но как вы оказались в Лунгарзии?
   — В нашем монастыре около дюжины таких, как мы с Сам-той, — ответила женщина-тигрица. — И нам все время нужны рабы для любовных утех. Они стоят денег. Настоятельница, тоже из нашего племени, приказала нам отправиться в Лунгарзию, в Храм Мертвых Богов, что у самой тропы, по которой мы ехали… Он расположен…
   — Мы знаем сгоревший Храм, проезжали мимо много раз, — кивнул Варрос, — продолжай дальше.
   — Простые люди обходят это место стороной, оно считается проклятым. Действительно, над Храмом властвуют могучие силы, нам неизвестные, никому не подчиняющиеся. Почему-то только люди моего племени, которых осталось не так и много и все живут в нашем монастыре, могут подолгу находиться в Храме Мертвых Богов. Видно, те боги были покровителями моего народа — умерли боги, почти вымерло все племя, уцелевшие скрываются в заброшенном монастыре, в труднопроходимых джунглях Харкулии. Если обыкновенное вино простоит в Храме Мертвых Богов, в подвале, тринадцать раз по тринадцать дней, оно превращается в кровь умерших божеств. Если всего лишь каплю капнуть этого вина в воду или во что угодно и дать выпить, — она с опаской покосилась на кубок, который Варрос по-прежнему держал наготове, — то человек становится послушным рабом того, кто с ним заговорит первым. Или (правда, это не в моих силах) вино можно заговорить — для этого нужен опытный чародей. А если вино просто выпить неразбавленным… Вы видели, что происходит.
   — Те, четверо стражников, — спросил Варрос, — вы дали им разбавленного кровью Мертвых Богов вино и подчинили себе?
   — Да, а что нам еще оставалось делать? Где было взять охранников для трудного путешествия и…
   — И что?
   — И любовников. Без этого жизнь — не жизнь.
   Варрос хотел сплюнуть от отвращения, но сдержался. Нет, эти женщины имеют отношение к благородному племени тигров только внешней схожестью после перевоплощения.
   — Зачем вы везли бочки в Грелиманус? — продолжил он допрос. — И что в сундуках первого фургона?
   — В сундуках — земля из подвалов Храма Мертвых Богов. Для чего она служит — я не знаю. Честно не знаю.
   — А кому вы должны были передать все это?
   — На улице Птичьих Хвостов в Грелиманусе стоит дом аристократа Браходоносона. Его самого я в прошлый раз не видела. Нужно сказать пароль часовому у ворот, и выйдет специальный человек, он произнесет отзыв и возьмет груз. А в наш монастырь отправится партия рабов.
   — Значит, — задумчиво произнес Варрос, — тебя там знают в лицо и ждут, что именно ты с сестрой привезете груз?
   — Да. Развяжите мне руки, вы обещали.
   — Подождешь. Пойдем, Силамар, в сторонку, поговорим.
   Они отошли от костра.
   — Ну, теперь ты убедился? — спросил король.
   — Да, Варрос, извини за мои подозрения. Но что ты предполагаешь делать с ней? Убить?
   — Я считаю, что сами Зирива-ванат и Сугнуна послали ее нам. Мы едем в Грелиманус к этому Браходоносону. Мы теперь — купцы.
   — Но ты не знаешь пароля, а она может солгать, — возразил Силамар.
   — А мы сейчас проверим ее слова.
   — Как? — поинтересовался Силамар.
   — Увидишь. Набери кубок воды.
   — Ты хочешь использовать ее и убить?
   — Использовать да, убивать — там видно будет…
   — Но она — женщина… — пытался было возразить Силамар, но Варрос жестко перебил его:
   — Не забывай, если бы не счастливая случайность, сейчас ее ровные зубки, обратившись в клыки, рвали бы тебя на куски.
   Силамар молча кивнул в знак согласия.
   — И еще, — Варрос положил руку другу на плечо. — Человек, который убивает других не в честном бою, а ради удовлетворения своих потребностей, в данном случае — похоти, является преступником по всем законам и должен быть казнен. Я прав? Все, Силамар, иди за водой.
   Варрос вернулся к костру. В пляске язычков пламени обнаженная женщина была прекрасна, но Варрос не обратил на ее прелести никакого внимания.
   Силамар подал кубок, Варрос взял в левую руку второй — с отравленным вином.
   — Жить хочешь? — спросил Варрос у пленницы.
   Она тяжело вздохнула, посмотрела на него с ненавистью, поняла, что взгляды и мольбы Варроса не разжалобят.
   — Что вы еще хотите от меня? — спросила она наконец.
   — У тебя есть выбор, — сказал Варрос и капнул каплю вина — единственную маленькую каплю — в кубок с вином. — Выбирай. Этот кубок или этот. Во втором случае — будешь жить. И когда-нибудь доберешься до своего монастыря в джунглях.
   Она облизала вмиг пересохшие губы. Варрос терпеливо ждал. Силамар подбросил в костер сухих веток.
   — Нет, — наконец выдавила она. — Лучше убейте меня сразу. Мечом в сердце.
   — Это было бы слишком быстро для тебя и слишком легко. Нет, ты будешь жить. Силамар, положи ее и подержи голову, чтобы не брыкалась.
   Силамар выполнил просьбу друга и двумя пальцами зажал нос женщине, с которой совсем недавно познавал блаженство плотской близости. Она, чтобы не задохнуться, судорожно раскрыла рот. Варрос медленно влил туда воду, разбавленную кровью Мертвых Богов.
   Женщина попыталась дернуться, но Варрос с товарищем крепко держали ее.
   — Не рыпайся, хуже будет, — почти ласково сказал Силамар.
   Она, захлебываясь, выпила напиток повиновения.
   — С, этого мгновения, — торжественно и громко произнес Варрос, — ты будешь подчиняться только мне и Силамару. Ты поняла меня?
   Она сглотнула и произнесла:
   — Да…
   — Силамар, развяжи ее, — попросил Варрос, и когда тот выполнил распоряжение, произнес:
   — Встань! Силамар, как ее зовут-то?
   — Вапра.
   — Встань, Вапра.
   Женщина беспрекословно встала. Лицо ее было застывшим, как лица тех четверых стражников — будто маска на него надета.
   — Отвечай, кому ты теперь беспрекословно повинуешься? — спросил король.
   — Тебе и Силамару, — глухо ответила она.
   — Держи кинжал, — король протянул ей оружие, — вонзи себе в сердце.
   Силамар удивленно посмотрел на друга, но Варрос сделал ему успокаивающий жест.
   Женщина взяла из протянутой руки кинжал, перехватила поудобнее и стремительным движением пыталась вонзить себе под левую грудь.
   Но смертоносное движение клинка остановил Варрос — готовый к этому, он схватил ее за кисть.
   — Все, я отменяю приказание, — произнес он. — Садись.
   Она покорно села в траву.
   — Какой пароль в доме Браходоносона?
   — Змея не кусает тигра, — таким же отстранено-глухим голосом ответила Вапра.
   — А отзыв?
   — И тигр обходит змей.
   — Вот и прекрасно, — хлопнул в ладоши Варрос. — Иди, Вапра, оденься и ложись спать в первом фургоне. Утром отправляемся дальше.
   Вапра встала и с безучастным видом пошла к фургону.
   Силамар с вожделением посмотрел ей вслед.
   — Слушай, Варрос, — задумчиво произнес он, — может, сейчас, когда она повинуется нам, можно того… продолжить?
   Варрос сочувственно усмехнулся и сказал:
   — Природа нам не подчиняется. Лучше тебе потерпеть до того времени, как вернемся в столицу. Попросишь Холамтана, он тебе десяток лучших красоток пришлет — на любой вкус. Все, Силамар, иди спать, завтра рано вставать.
   Силамар с сожалением вздохнул.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

   Пустыню маленький караван миновал почти без приключений (не считать же приключением, что колесо второго фургона слетело с оси, одна из бочек с драгоценной жидкостью упала и выкатилась из фургона — та самая, плохо закупоренная; Силамар и Варрос долго чесали затылки, как это колесо поставить на место, а один из коней, что бежали между фургонов, мучимый жаждой, подскочил к пролитой из бочки лужице и напился. Но зато друзья узнали, что на животных кровь Мертвых Богов действует так же, как на людей, и Силамар даже предложил на стоянке напоить всех оставшихся коней разбавленной кровью Мертвых Богов водой — что бы слушались как следует!).
   На четвертый день выехали на торговую дорогу, ведущую из Гайронта через малые княжества в Лунгарзию и дальше, в обход Южных гор, на запад в Зантарию. От нее отходили две дороги: на восток — в Инвиргаль, и на север — к морю.
   Через день Силамар повернул коней на оживленную дорогу из Пиларисия в Инвиргаль, которая проходила через самый восточный город страны — Грелиманус.
   Эта дорога была важной торговой артерией Лунгарзии, и по ней постоянно курсировали хорошо вооруженные воинские патрули, чтоб не баловали лихие люди. Купцы здесь, как и вообще на дорогах древней Лунгарзии, чувствовали себя вольготно и в безопасности. Правда, развлечения, что им предлагали в придорожных гостиницах, и налоги за хорошие дороги сильно облегчали кошели, но никто не жаловался: от развлечений можно и отказаться, а налоги… разбойники берут обычно вообще все. В Инвиргале, например, через который пролегал путь в Тербинет, куда как менее безопасней, и купцы на границе Лунгарзии вынуждены нанимать чуть ли не целые отряды охранников.
   В дне пути от Грелимануса располагался известный всем бывалым и торговым людям постоялый двор под гордым названием «Король Львов», прозванный в народе «Львиной берлогой». Когда-то по указу Варроса, заботящегося о главных дорогах страны, здесь был выстроен небольшой постоялый двор на месте заброшенной во времена правления короля Мерналдита деревни, названия которой уже никто и не помнил. Место оказалось крайне удачным — все, выезжающие из Грелимануса, как раз к вечеру добирались сюда, и наоборот. Теперь этот постоялый двор больше напоминал маленький городок с собственными законами. Для лошадей и рабов был выстроен просторный сарай двадцати ярдов в ширину и чуть ли не ста в длину. Огромный двор вмещал до двух сотен телег, карет и тяжелых фургонов. Для гостей были построены здания с многочисленными комнатами, и особое здание для особ знатных — ведь сам король Варрос как-то останавливался здесь по дороге в Инвиргаль. Три огромных зала предназначались для утоления аппетита постояльцев, чтобы гости могли скоротать вечер, в каждом зале играли музыканты, а готовые к любви красотки скучали у стоек, ожидая клиентов. В городах приезжие рассредоточивались в разных гостиницах — по рангу и финансовым возможностями, а здесь все вынуждены были ночевать в одном постоялом дворе. За десяток лет существования «Короля львов» через него прошли многие тысячи купцов, военных и просто путешественников из всех стран мира — любое наречие можно было услышать в обеденном зале. Сотни людей прижились здесь постоянно, и всем известный хозяин «Львиной берлоги» Конопатый Крондо, изо дня в день улыбающийся гостям, содержал за свой счет отряд воинов, которые по приказу короля патрулировали дорогу — безопасность гостей сторицей окупала расходы. Кроме того, приходилось держать крепких мужичков, чтобы успокаивать загулявших гостей и пресекать драки на корню. А уж сколько нищих бродяг и побирушек ошивалось в округе, ночуя в конюшне — и не сосчитать.
   Знал бы Конопатый Крондо, что в простых одеждах, без свиты, со сбритой бородой (правда, уже вылезла рыжеватая щетина) в его гостиницу вошел сам король Варрос, все бросил бы и помчался встречать дорогого гостя. Но он не знал, и Варрос незамеченным вошел в главный обеденный зал, где выбрал столик в самом темном углу. Силамар с Вапрой отправились загонять во двор фургоны и договариваться о комнатах.
   Подъезжая на фургонах к «Львиной берлоге», Варрос заметил двух спешивающихся с благородных коней всадников, направляющихся со стороны Грелимануса в столицу. Один из них показался Варросу знакомым, и сейчас он смотрел на дверь в ожидании — чтобы убедиться в своей правоте или признать ошибку.
   На улице было еще светло, но зал был полон почти наполовину, и все время в двери заходил народ, к вечеру за столами свободных мест не будет вообще. За длинным столом неподалеку от Варроса гуляли, видно с утра, зантарийские купцы, горланя на весь зал какую-то свою застольную песню.