Изменение в жизни с бесправного гребца на участвующего в битве воина не может произойти мгновенно. Если бы не полустертые в памяти, но вбитые в кровь тренировки Тарлака, это была бы последняя секунда в жизни Варроса. Он каким-то звериным чутьем успел отстраниться, толкнув в бок скованного с ним лунгарзийца, и топор напавшего бойца просвистел буквально в дюйме от обнаженного, блестящего от пота плеча потомка Леопарда.
   Варрос моментально вонзил зазубренный меч в грудь противника, прорубив яростным ударом оказавшиеся не столь уж и Прочными доспехи. Попробовал выдернуть свой меч, но мертвый зантариец в падении вырвал оружие из рук противника. Варрос плюнул, быстро наклонился и схватил топор поверженного врага. Резко повернулся — еще двое зантарийцев бросились к нему, но удар приняли вышедшие вслед за Варросом галерники.
   Варрос отступил, прижавшись спиной к стене надпалубной постройки. Рядом тяжело дышал лунгарзиец, он, кажется, так до сих пор и не понял, что происходит.
   Звуки битвы — хэки и боевые кличи, проклятия, предсмертные крики и стоны боли, звон сталкивающихся мечей и треск ломающегося дерева — возрождали в сердце Варроса давно забытые чувства, кровь манила своими запахами. Но тут он вдруг ошеломленно понял, что это не его битва, что он не хочет ни убивать, ни погибать. У него есть клятва, которую он обязан выполнить. Он осмотрелся — капитана Антиша нигде было не видно.
   Кто-то из галерников, притаившись у выхода с лестницы, дождался, пока появится ненавистный надсмотрщик с плетью в левой руке и мечом в правой. Ржавый клинок с криком: «На, жирная свинья, получай!»— вонзился в обнаженное брюхо, поросшее густым неприятным волосом. Варрос брезгливо отвернулся, чтобы не видеть, как надсмотрщик повалился на дощатую палубу, толстыми окровавленными пальцами заправляя вываливающиеся кишки обратно и тонко, по-женски, визжа. Скованный цепью с всадившим клинком рабом гребец засадил упавшему надсмотрщику босой ногой под ребра и плюнул в искаженное агонией лицо.
   Один из нападающих зантарийцев замахнулся на лунгарзийца, и Варрос в последний момент успел подставить топор. В следующее мгновение он размозжил голову врага. Сбоку на них напирала яростно сражающаяся толпа. Варрос быстро посмотрел на железный пояс, к которому была прикована цепь, связывающая его с лунгарзийцем — никаких возможностей быстро освободиться от напарника не было.
   Он выдернул оружие из рук мертвеца, на ходу рванул из-за его пояса тонкий кинжал.
   — Брось свою железку, — крикнул он лунгарзийцу, который мертвой хваткой зажал в обеих руках рукоять негодного зазубренного меча, вытащенного из хлама, что принесли пираты. — Держи топор! Прикрывай мне спину, если хочешь жить!
   Варрос, нанося удары направо и налево, двинулся к центру корабля. Но капитана Антиша нигде не увидел — возможно, отважный пират пал одним из первых. На носу корабля уже что-то горело.
   На него с напарником навалились аж четверо нападавших, по плечу Варроса растекалось кровавое пятно, но боли он пока не чувствовал. Лунгарзиец наконец вышел из тупого оцепенения и стал столь же яростно, сколь и безрезультатно размахивать топором.
   Их оттеснили к борту, Варрос убил очередного врага и занес топор, чтобы свалить следующего, но неожиданно для себя оказался за бортом — лунгарзиец то ли оступился и полетел за невысокий поребрик, то ли его ранили, то ли убили.
   Вода показалась ледяной — сердце замерло на мгновение, толща воды поглотила все звуки. Но Варрос нашел в себе силы вынырнуть, вытаскивая на свет лунгарзийца. Схватил его за волосы, развернул лицом к себе. Тот открыл глаза и судорожно вобрал в себя воздух — живой. Пока живой, потому что им обоим угрожала смертельная опасность — корпуса пиратского и зантарийского судов в любую секунду могли вновь соприкоснуться, раздавив обоих в кровавое месиво, которое тут же смоет волна.
   Варрос отчаянно поплыл, волоча за собой лунгарзийца в просвет между бортами. И выругался — напарник не умел плавать. Варрос схватил первый попавшийся обломок весла:
   — Держи! И дрыгай ногами, надо выбираться отсюда!
   На головы им валились обломки дерева, рядом падали сверху убитые. Варрос работал руками и ногами как никогда, хотя ему всю жизнь казалось, что он родился, уже умея плавать. Сейчас от этого умения зависела его жизнь. Лунгарзиец, держась обеими руками за деревяшку, пытался барабанить ногами по воде, но Варросу от этого было не легче.
   В то мгновение, когда они миновали корму судна, корабли с треском столкнулись вновь. Варрос вздохнул — он был так близок к гибели! Но ничего еще не закончилось — вражеские корабли окружили «Лореллу», и исход был ясен. Так же ясен, как и то, что ни один из бывших на борту «Лореллы» живым не уйдет, кто бы он ни был. Зантарийцы разбираться не будут — капитан ты или раб-гребец.
   Великий Зирива-ванат помог Варросу в очередной раз — в нескольких ярдах от «Лореллы»в море плавала огромная бочка, на две трети ушедшая в воду. Раз не затонула сразу, значит и не утонет — это спасение. Это была одна из тех бочек с палубы «Лореллы», куда сливали питьевую воду. Варрос яростными гребками добрался до спасительной скорлупы. Бочка была закрыта. Варрос заплыл за другую сторону, чтобы его не заметили с корабля.
   — Осторожней! Держись за нее! — крикнул он лунгарзийцу.
   Он даже не замечал, что говорит на родном языке, который для лунгарзийца был полной тарабарщиной. Но напарник понял.
   Варрос топором, который так и не выпустил, пока плыл, попытался открыть крышку. После нескольких попыток ему это наконец удалось.
   — Залезай! — проорал он, скованному с ним одной цепью. — И держи крышку!
   Тот, повинуясь движению головы Варроса, отпустил обломок весла, схватился руками за край бочки и пытался подтянуться. Варрос одним могучим движением правой руки выдернул его из воды и перекинул внутрь. Цепь была достаточно длинной, чтобы не стеснять их движений во время гребли, но недостаточной, чтобы чувствовать себя вольготно. Варросу пришлось буквально выпрыгивать из воды и, перегибаясь, забираться в бочку. Каким-то чудом лунгарзиец сумел удержать тяжелую крышку, и Варрос быстро задвинул ее на место, она впала в паз. Все это произошло за несколько едва уловимых мгновений.
   Они рухнули на дно. Было тесно и неудобно, с обоих стекала струями вода, под ногами хлюпало. И запах…
   Варрос и лунгарзиец попали в бочку, в которой когда-то хранилось вино, может, остатки вина и заполняли днище. От запаха можно было сойти с ума, но они сидели в неудобных позах, прижавшись друг к другу, даже не пытаясь приоткрыть крышку. Сквозь дерево до них доносился Неутихающий шум сражения, все чаще слышались победные крики на зантарийском языке.
   Лунгарзиец, казалось, боялся совершить любое лишнее движение, лишь дышал тяжело и время от времени постанывал — видно, его тоже ранили. У Варроса рана саднила, но он привык стойко переносить боль еще в родных горах. Сейчас он молил всех известных богов — от великих Марлин-ваната и единоутробного его брата Зирива-ваната с его недремлющей женой Сугнуной до языческих Катамары и Егиллоха и дьявола морей и океанов — чтобы зантарийцы не стали в поисках наживы вылавливать из воды одинокую бочку, на две трети ушедшую в воду. И еще он боялся, как бы действительно не перевернуть этот шаткий островок относительной безопасности.
   В жуткой тесноте и в почти полной темноте, перебарывая одурманивающий запах перебродившего вина, Варрос подобранным на корабле кинжалом пытался разломать замок на железном поясе, что висел на талии, стараясь не делать резких движений. Наконец это ему удалось, обруч звякнул и повис на цепочке.
   Сколько прошло времени, Варрос не знал, но, казалось, над морем воцарилась тишина. Он осторожно приподнял крышку над мерно покачивающейся на волнах бочкой и выглянул наружу. Осмотрелся.
   Шесть зантарийских кораблей с раскачивающимися на реях мертвецами двигались домой. Недалеко от бочки, не больше чем в двух десятках ярдов, тонула носом вверх опустевшая пиратская галера.
   Вокруг плавали обломки весел, пристроек, всякий мусор и мертвецы.
   Варрос подтянулся и сел на край бочки, старясь не опрокинуть ее. Надо было срочно придумать, что делать дальше — далеко в бочке не уплывешь. Ориентируясь по солнцу, можно добраться до лунгарзийского берега, но кто знает, как он далек? Пока галера не затонула окончательно, из деревянных стен надстроек можно сделать плот. К тому же необходимы хоть какая-то еда и запас пресной воды. Варросу не было никакого дела до лунгарзийца, но вдвоем шансов выжить больше. Хотя какой от него прок, даже плавать не умеет…
   — Сиди тихо! — приказал Варрос и спрыгнул в воду.
   Толкать бочку к тонущему кораблю, хоть и по ветру, оказалось не очень просто, к тому же надо было торопиться.
   В конце концов он добрался до наполовину ушедшей в воду палубы, подтянул бочку.
   — Дай топор! — сказал лунгарзийцу Варрос. — И вылезай. Тебя как зовут-то, лунгарзиец?
   — Генбел из Дапреза, — гордо откликнулся тот.
   — Я оторву вот эту крышу, сделаем плот. Быстро обеги то, что над водой, надо найти пресную воду, какую-нибудь еду и побольше веревок — срезай все, что подвернутся под руку. Затем раздень двух-трех зантарийцев, одежда нам пригодится. И бери оружие, если найдешь. Давай живей, скоро корабль уйдет под воду.
   Он, орудуя топором, принялся срывать бревенчатую крышу надстройки.
   Через полчаса он и Генбел стояли на довольно просторном плоту, пытаясь выловить из воды все, что может пригодиться в многодневном путешествии по морю. Варрос хотел найти обломок весла подлиннее.
   — Эй, смотри! — воскликнул Генбел. — Кажется, там кто-то живой!
   Он указывал в сторону безжизненно уцепившегося за бревно человека.
   — А нам-то какое до него дело?! — проворчал Варрос. Но согласился:
   — Давай, попробуем догрести. Эге, да ведь это… капитан Антиш! Великий Зирива-ванат, ты услышал мои молитвы!
   Варрос прыгнул в воду и подогнал бревно к плоту. Австазиец был тяжело ранен, без сознания, но сердце билось. Генбел помог перетащить его на плот.
   Они видели, как вдали, у самой кромки горизонта, галеру, на которой Варрос провел два многажды проклятых года, поглотила морская пучина. Лишь бревна, мусор да тела убитых несколько дней еще будут напоминать о развернувшейся здесь трагедии, да поползут по всем береговым странам слухи, что легендарный неуловимый пират Антиш погиб, и хоть тело его не украшает виселицу, спастись он ну никак не мог. Разве знали хмельные от победы зантарийцы, что исконный враг всех купцов лежит тяжело раненый на шатком плотике, затерянном в морских просторах, который медленно, но неуклонно приближается к лунгарзийскому берегу, ведомый двумя бывшими рабами?
   Небольшой самодельный плотик под импровизированным парусом носило по волнам три дня, пока вдали не показался долгожданный берег. За эти дни тяжело раненый капитан пиратов, единственный из команды чудом оставшийся в живых, так и не пришел в себя, лишь бредил время от времени. Варрос регулярно менял ему повязки на ранах и по глотку смачивал губы вином, что нашел Генбел на тонущей «Лорелле».
   За эти три дня Варрос, возвращающийся к жизни после многодневного отупляющего нудного труда, подружился с Генбелом, часами слушая его рассказы о столь желанной Лунгарзии и чуть ли не с любовью разглядывая лежавшего перед ним смертельного врага.
   Генбел был средним сыном древнего, но порядком обедневшего аристократического рода. С юных лет он увлекался живописью и музыкой и подавал большие надежды, но пять зим назад, достигнув совершеннолетия, он по жребию отправился служить офицером в королевские войска, отец выхлопотал ему почетное место в легендарном Рубежном Легионе, защищающем северное побережье Лунгарзии. И чуть ли не в первом же серьезном бою с австазийскими пиратами Генбел попал в плен. Тогда захватили более ста лунгарзийцев, погрузили в трюмы трех галер и отвезли на острова Австазии. Вид у Генбела был не слишком внушителен и его продали с торгов на невольничьем рынке. Его чуть ли не за бесценок, польстившись на аристократическое происхождение лунгарзийца, приобрел известный на все побережье трактирщик, у которого частенько оставляли свои честно награбленные золотые самые прославленные пираты. Аристократическая гордость утонченного лунгарзийца, понимающего толк в изящных искусствах, потерпела колоссальный удар, когда его заставили протирать столы от объедков и подносить вино и закуски пьяно хохочущим пиратам и едва одетым девкам. Он запальчиво сказал трактирщику, что лучше смерть, чем подобное унижение. Пусть его немедленно убивают, но прислуживать он не собирается. Трактирщик хмыкнул и позвал своих мясников с заднего двора. Через три дня изощренных пыток Генбел был готов делать все, что угодно, а за пять прошедших в рабстве зим из него выветрились последние остатки родовой гордости. Совсем недавно трактирщик купил нового раба из лунгарзийских аристократов, а надоевшего Генбела подарил капитану Антишу. Так он и оказался в одной связке с Варросом.
   Генбел мог часами рассказывать о своей стране, которой не видел более пяти зим, о красоте родного Дапреза, о чудесах столицы.
   — Только бы доплыть до берега, — говорил Генбел. — Купим коней и через десять, в крайнем случае, пятнадцать дней будем в Дапрезе. Мой отец с благодарностью примет человека, освободившего его сына из рабства.
   Чем заплатить за коней, новую одежду, ночлег и еду в придорожных трактирах у них было — в кошельке бредившего капитана, кроме прочих, нашлась пара золотых лунгарзийских монет, на груди болтался золотой медальон с символическим изображением повелителя морских пучин.
   Их плотик прибило к каменистому берегу к вечеру третьего дня. Моросил мелкий противный дождик, мрачные серые валуны не прибавляли радости от благополучного окончания путешествия, стена корабельных сосен вдали выглядела мрачно и угрюмо в сгущающихся сумерках.
   — Не приветливо встречает нас твоя Лунгарзия, Генбел, — проворчал Варрос.
   — Первое впечатление обманчиво, — ответил обиженный лунгарзиец.
   — И нигде в обе стороны не видно ни поселка, ни лачуги, даже дымок не струится… Ладно, помоги мне, бери его за ноги.
   Варрос подхватил все еще не пришедшего в себя капитана пиратов.
   — Зачем ты его тащишь? — спросил Генбел, но послушно взял австазийца за ноги и шагнул с плота в воду. — Хочешь сдать властям и получить обещанную награду?
   — Нет, — скупо ответил Варрос.
   — Тогда зачем? Ждешь, пока он придет в себя, чтобы насладиться его страданиями?
   — Нет, я отпущу его, — не глядя на лунгарзийца, ответил потомок Леопарда. — Я поклялся убить его, но не сейчас.
   — А когда?
   — Когда-нибудь.
   Варрос явно был не в настроении разговаривать. Вдвоем нести раненого между нагромождений камней было неудобно, и Варрос взвалил его на спину. Лунгарзиец вернулся к плотику и собрал все их скудные трофеи. Зантарийский топор Варрос нес в руке. Они зашли в лес, собрали кучу травы, уложили раненого, на всякий случай связав ему руки, и подкрепились остатками провианта, что нашли на галере. Варрос оставил Генбела на страже, настрого предупредив будить его при любой опасности или как только у лунгарзийца начнут слипаться глаза. Варрос по опыту жизни в горах прекрасно знал, что вставать после короткого сна всегда трудно, и если дать лунгарзийцу поспать первому, то потом он может не выдержать и заснуть, а к ним подберутся дикий хищник или случайные разбойники. Хотя откуда взяться разбойникам в цветущей Лунгарзии?
   Давний сон, после которого изменилась жизнь Варроса, начинал сбываться — он на древней лунгарзийской земле.
   И, удивительное дело, едва положив голову на охапку трав и сомкнув глаза, он вновь увидел зеленые звезды, разогнавшие тьму, превращающиеся в золотое небо, и прекрасные дворцы, вновь окружающие его; трубы играли поистине неземную музыку, и тысячи людей приветствовали его, признав своим королем, королем Лунгарзии.
   «Да, — сказал во сне Варрос, — я оправдаю ваше доверие, древние и гордые лунгарзийцы. Я буду править справедливо и умножать богатства страны, я…»
   Он проснулся от легкого прикосновения Генбела и тут же вскочил на ноги, схватив топор.
   — Что-то случилось? — шепотом спросил он.
   — Нет, — с трудом ворочая языком, ответил лунгарзиец. — Я просто больше не могу… Ты сам просил разбудить тебя, как только…
   — Ты правильно поступил, Генбел, — подбодрил бывшего товарища по несчастью Варрос. — Ложись. Днем найдем какое-нибудь селение и узнаем дорогу до твоего Дапреза. Все будет хорошо…
   Последних слов лунгарзиец не слышал — он уже спал.
   Варрос сидел и думал, привычно вслушиваясь в обманчивую тишину леса. До него доносилось лишь журчание воды, но это не был шум моря, от которого они отошли довольно далеко — видно, неподалеку протекал ручей.
   Как так может получиться, что он, дикарь, потомок Леопарда, беглый раб-галерник станет королем столь большой и могущественной страны, как Лунгарзия? Не бред ли все эти сновидения? Но как расценить то, что дивный сон повторился — второй раз в жизни — именно тогда, когда он оказался на лунгарзийской земле?
   Великие Зирива-ванат и Сугнун, он готов пройти через все испытания, и если эти сновидения правда, то он оправдает выбор мудрых богов.
   Но для этого нужно выбраться из леса и добраться до Дапреза. И обязательно найти умелого учителя, чтобы овладеть всеми, самыми сокровенными секретами ведения боя — на мечах, топорах, дубинах. Он должен убить австазийца, лежавшего без памяти у его ног, в честном бою.
   Варрос протянул руку и дотронулся до лба капитана Антиша. И понял, что тот просто спит. Жар пропал, пират дышит ровно и спокойно. Варрос проверил, надежны ли путы, и встал, потягиваясь, разминая затекшие руки.
   Занимался рассвет, тьма потихоньку рассеивалась, уже можно было различать деревья. Варрос двинулся в сторону ручья, осторожно раздвигая ветви и радуясь, что давние навыки не выветрились из него за мрачные годы, проведенных в рабстве. Он шел практически беззвучно, как и полагается охотнику.
   Наконец он вышел к заросшему кустарником берегу ручья и встал перед ним на колени. Последний раз он видел свое отражение в маленьком озерце среди родных гор. Сейчас он даже не представлял, как выглядит.
   Но вместо своего отражения он увидел в чистой воде ручья толстобокую пучеглазую рыбину, замершую над каменистым дном. Варрос сам не понял, как кинжал оказался в руке, и в следующее мгновение металл вошел в воду, прямо в затылок лакомой добыче, которую хватит на завтрак не то что троим, а и шестерым.
   Рыба забилась, брошенная в траву, жабры трепетали, рот разевался в предсмертной попытке надышаться.
   Варрос усмехнулся и вновь стал на колени над берегом. Ничего от юношеской округловатой миловидности в нем не осталось — черты лица обострились, нос стал как у ястреба, серые глаза были бездонны и холодны, рыжеватая спутанная борода вызывала отвращение. Варрос, брезгливо поморщившись, опустил голову в чистую холодную воду. Затем потряс головой, смахивая жемчужные капли, и кинжалом выскоблил себе шею и щеки.
   Встал. Лицо горело жаром.
   — Здравствуй, древняя Лунгарзия, слава которой гремела по всему миру уже тогда, когда острова архипелага еще не поднялись из океанских глубин, — торжественно произнес он окружающему лесу. — Боги в сновидениях позвали меня сюда, и я пришел!

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Веселые возгласы в пиршественном зале мгновенно затихли, все посмотрели на седобородого, по гербу узнав в нем одного из аристократов города Грелиманус, что у дальних юго-восточных границ Лунгарзии.
   — Радуйся, изверг, последние минуты! — злорадно-торжественно продолжал старец. — Сейчас ты умрешь, и будет на то воля великих древних богов, которых ты оскорбил, оставив их имена в беспамяти и прославляя лишь одних Зирива-ваната и Сугнуну, которые были всего-навсего дальними потомками великих богов, покровительствовавших Лунгарзии. Ты испил чашу терпения до последней капли, и гнев древних богов обрушится на тебя, поганый дикарь, не ведающий своих предков. И пусть мучения твои перед смертью будут ужасны!
   Мрачная тишина повисла в просторном зале, до того полного радостных голосов и женских улыбок.
   Варрос смотрел на старика, прищурив глаза, вспомнив, как на редких советах, на которые этот аристократ соизволял явиться, он всегда был источником свар и нудных споров. Варрос давно хотел прихлопнуть его могучей ладонью, как надоедливую козявку, и лишь уважение к сединам не позволяло королю исполнить желаемое.
   — Ешьте же, гости проклятого древними богами тирана, пришедшие поклониться и возрадовать узурпатора. Ешьте эти яства, потому что это последнее, что вы видите в своей жизни! Вино было отравлено божьим провидением, рука человека лишь направлялась им, и не успею я договорить, как все вы падете от праведного гнева истинных богов!
   Раздался женский визг, кто-то в ужасе бросил прямо на стол серебряный кубок, разбрызгивая изысканное вино, кто-то отпрянул, опрокинув резное кресло, кто-то бросился к дверям в сад, на воздух, чтобы стошнило, а кто-то замер, не в силах пошевелиться, словно высеченная из белейшего мрамора статуя.
   Праздничный зал вмиг наполнился страхом, криком и тревогой, точно сама смерть явилась требовать свое место за накрытым столом.
   Посол орнейских кланов в Лунгарзии Холамтан посмотрел в наполовину опустошенный кубок в своей руке, и, верно подумав, что раз все равно умирать, то перед смертью стоит урвать еще чуточку удовольствий, бесстрашно влил в себя остатки вина.
   — Успокойтесь! — перекрыл крики ужаса мощный уверенный голос короля. — Я не позволю никому в мире напоить моих гостей отравленным вином. Я сам пил, вот мой пустой кубок, но я здоров, как всегда — смотрите на меня!
   Все, словно зачарованные звуком его спокойного голоса, посмотрели на короля.
   На лице Варроса не было ни малейшего признака тревоги или волнения.
   Потихоньку все успокоились, лишь седобородый грелиманусец гневно тыкал в короля скрюченным от старости пальцем, унизанным перстнем с благородным черным опалом.
   — Будь ты проклят, дикарь и убийца, ввергающий древнюю Лунгарзию в пропасть распутства и порока, изверг! Да будет проклято имя твое и потомков твоих до самых последних времен, когда всю землю скуют вечные льды и замрет всякая жизнь. Сгинешь ты все равно, мучимый страшными огненными болями, и кровь твоя по капле ссохнет, и тело сморщится до клочка никому не нужного пуха!
   — Кранимар! — не обращая внимания на проклятия старца, позвал король. — Взять его под стражу. Вы наблюдали, кто не пригубил из бокалов, всех заметили?
   — Да, мой повелитель, — склонился в поклоне военачальник красных плащей. — Восемь человек после вашего тоста в честь великого Зирива-ваната поставили свои кубки на место, не коснувшись губами вина.
   — Садитесь на места, дорогие гости, — обратился ко всем присутствующим король Лунгарзии. — Вино было предусмотрительно заменено — вы пили неотравленный напиток и, надеюсь, по достоинству оценили его бесподобный вкус. Но все вы могли действительно корчиться сейчас в предсмертных муках, поскольку злоумышленники подло отравили вино, приготовленное на сегодняшний пир, собираясь отправить в Царство Теней меня и моих друзей, собравшихся здесь. Чистая случайность, а скорее милость великого Зирива-ваната, чей день мы сегодня празднуем, уберегли нас от неминуемой смерти. И сейчас мы допросим злоумышленников, целиком выдавших себя, поскольку не пригубили вина, которое, как они думали, было отравлено. А пока пусть рабы наполнят кубки вновь и выпьем за Зирива-ванату, уберегшего нас от жуткой и бесславной смерти.
   — Слава великому Зирива-ванату! — искренне вскричали гости, поистине чудом избежавшие смерти.
   Все с ненавистью смотрели на седобородого старца и еще семерых людей, которых воины в красных плащах, подталкивая мечами, подвели к королю для суда скорого и справедливого.
   — Смерть подлым отравителям! — кричали даже те, кто всей душой жаждал гибели королю-чужеземцу. Отравить-то ведь хотели не только Варроса, возможно, и заслужившего такую смерть, но и всех, собравшихся сегодня в этом зале.
   Плененных злоумышленников подвели к королю.
   Шестеро холеных мужчин в богатых одеждах, забыв всю гордость и тени прославленных предков, бухнулись пред Варросом на колени, вымаливая пощаду, крича, что это лорд Сан-Сан — все шестеро дружно указывали дрожащими перстами в сторону седобородого старца — заставил их принять участие в богомерзком преступлении.
   Разоблаченные отравители, растеряв весь свой лоск, готовы были рассказать в полном молчании присутствующих о всех злокозненных замыслах. Они, перебивая друг друга, поведали, что Сан-Сан, всего лишь слуга знаменитого мага Феорота Злосовершенного и древнего повелителя змей, которые забыли о давней вражде, ополчившись на общего врага — короля Лунгарзии Варроса.
   Пленники кричали, вымаливая пощаду, такое, во что было просто трудно поверить, что в голове не укладывалось: о многоярусном подземном храме, о приношении в жертву мерзкому Змею, поселившемуся в подземельях под Грелиманусом, невинных младенцев, о том, что Змей в человечьем обличье пожирает еженощно самых красивых и знатных девушек, что все жители околдованы и уже и не люди даже, а подчиняющиеся воле двух злых чародеев зомби.