Злобные тетки привели меня в участок и попытались пришить распутное поведение и непристойное обнажение, но, на мое счастье, там оказался мой старый добрый знакомый – сержант. Наверное, все еще в душевном раздрае от мучительных воспоминаний о невосполнимых потерях, он снова выкинул меня на улицу.
   Остаток вечера проревела, утираясь дешевыми бумажными салфетками в уборной «Зилли»: оказалось, я персона нон грата в главном зале бара. Я-то, дура, думала, что бывшие коллеги по рекламе угощали меня выпивкой за трепетную душу и восхитительный внешний вид. Реальность жестока: их интересовала только моя способность болтать без умолку о неслыханной зарплате и гениальных рекламных проектах, за которые я получала призы.
 
    Воскресенье, 17 ноября
   Все деньги, заработанные уличным представлением, потратила тем же вечером на выпивку, за которую пришлось платить самой. В итоге вынуждена была подойти к прилавку в «Харви Нике» и сдаться на милость ланкомовской визажистки, чтобы на халяву намазать рожу перед встречей с Анжелой.
   Слава Богу, мы с ней ужинали в итальянской забегаловке в Энфилде, так что можно было не наряжаться. Сварганила восхитительный наряд из куска мешковины, липкой ленты и пары кухонных полотенец. (Можно было стибрить джемпер в Оксфордском комитете помощи нуждающимся, но мне не нравится ходить в провонявшем плесенью тряпье и убеждать себя, будто это классная винтажная вещь.)
   Должна признаться, непрошеная гостья из моего прошлого выглядит крайне неуклюже. Даже на фоне дюжины провинциальных хозяюшек Анжела, некогда похожая на хорька, теперь напоминает небольшого кита. Неудивительно, что и ее приятель выглядит как деревенский увалень. Этот Оболтус – двухметровый жеребец, моложе ее на пять лет. Он весь вечер выразительно пялился на меня, но это никак не могло извинить того, что он лил томатный соус в макароны с сыром.
 
    Понедельник, 18 ноября
   Встала аж после обеда, потому что легла в четыре утра, а до этого была занята – смотрела телик и недоумевала: неужели есть на свете тупицы, которые записываются на все эти курсы в Открытом университете?
 
    Вторник, 19 ноября
   Сегодня экспресс-почтой прислали краткие учебники по архитектуре, современной истории и математике. Поскольку денег на оплату нет, позвонила в Сенегал своему братцу Бигглсу. Он вытянул с меня обещание потратить деньги на оплату счетов, а не на сумасбродные прихоти, как я обычно поступаю с его тысячей фунтов. Громко запротестовала, что я теперь другой человек, а про себя возблагодарила Бога за то, что сделал мужчин такими наивными идиотами.
 
    Среда, 20 ноября
   Я не злорадствую, но, похоже, Себастьяна настигло заслуженное возмездие. Пронырливая Элиза сообщила, что ему чертовски не повезло. Как ни старался он походить на меня, куда ему до моего лидерского искусства и блистательного творческого ума. Себ-умник совершенно неспособен здраво мыслить и придумывать красивые рекламные решения. А тут еще его так называемый дядя – важный клиент моего прежнего агентства – выяснил, что Себастьян ему вовсе не кровный племянник. Не вдаваясь в многочисленные, тайные, очень личные, но крайне интересные подробности о любви, похоти, гулящих матерях и ДНК-анализе, скажу лишь, что ублюдка Себастьяна выперли с работы.
   Услышав новость и выждав для приличия пять минут, позвонила плоду сатанинской любви, чтобы выяснить, насколько плохи его дела. (Пришлось звонить домой – работы у него больше нет.) Опозоренная мамаша ответила, что у Себастьяна недомогание – уродливое кожное расстройство, вызванное стрессом. Еще бы, он, наверное, в ужасе – придется искать работу без помощи доброго дяди. Положила трубку в самом приподнятом настроении.
 
    Четверг, 21 ноября
   Утром сижу смотрю телевизор. Эксперт по подбору кадров как раз объясняет, что деловые женщины слишком боятся требовать у начальства достойную зарплату, как вдруг звонит редактор из «Лондонского сплетника» и умоляет не бросать мою колонку. Наверное, рекламодатели толпами уходят от него, прослышав, что я собираюсь сказать читателям адью.
   Заставила его попотеть больше обычного, сказав, что подумаю, если он учетверит гонорар. Поскольку мое обоснованное требование не превышает рекламного бюджета, выделенного «Лондонским сплетником» для подписной гонки, редактор согласился немедля. Это его последняя попытка раздуть тираж. Клянусь, я почти слышала в трубку, как тренькали чешуйки перхоти, когда он лихорадочно кивал головой.
   Пропустила захватывающую сцену из «Соседей», потому что обещала встретиться с Софи на пятом этаже «Харви Нике» (теперь я наконец хорошо оплачиваемая журналистка и снова могу себе это позволить).
   Софи, еще не зная о моей финансовой победе, призналась, что поставила редактору «Лондонского сплетника» ультиматум: как бы он ни умолял, она не станет писать свою садоводческую колонку, пока мне не разрешат продолжить мою. Благоразумно удержалась от ответа, что редактор вряд ли будет в состоянии платить ей, поскольку платит пятикратный гонорар мне. Вечером с трудом оторвалась от телика, потому что Теддингтон и его муза опять подлизываются и приглашают в новый русский ресторан. Там официант – грозный Иван – все еще уверен, что он в ГУЛАГе. В совершенно недемократичной манере он приказывал мне, что есть, приносил не то вино, которое я просила, и бросал яростные взгляды, когда я отказалась от дополнительной порции блинов, которую не заказывала. К концу заранее распланированной и нарочито пролетарской трапезы почувствовала себя полной развалиной, начала нести бред и вынуждена была принять не менее двух десятков успокоительных пилюль доброго доктора с двойным эспрессо.
   По наущению музы Теддингтон воспользовался моим безвольным состоянием и нервно попросил передать литагентше его последнее бредовое сочинение. Даже в порыве благодушия на меня накатила волна раздражения – ишь, чего вздумал, мошеннически воспользоваться моим добрым именем! По счастью, мой гнев был разбавлен пятью порциями водки и половиной пузырька валиума – мощная смесь. Отрубилась прямо за столом, не успев ответить и не заплатив по счету.
 
    Пятница, 22 ноября
   Ночь в местной психлечебнице произвела неизгладимое впечатление. С трудом убедила недоверчивых сотрудников, что смертельный эксперимент – чистая случайность: я всегда планировала уйти из жизни эффектно, а не тихо окочуриться от таблеток. Меня освободили от тугих объятий дурно скроенной смирительной рубашки и выпустили на волю в девять утра.
   В почтовом ящике нашла открытку от Каллиопы. От нее давно не было ни слуху ни духу, хотя сейчас ее очередь звонить. В необычайно загадочном стиле сообщает, что «прекрасно проводит время в Алжире с новым другом-фундаменталистом» и «жалеет, что меня там нет». Несмотря на полубредовое состояние, слегка насторожилась. Ведь я заставила Каллиопу пообещать, что она не будет заводить серьезных романов без предварительной консультации со мной. (Такое обязательство я пытаюсь взять со всех своих друзей, чтобы задавить в зародыше любые долговременные связи. Иначе с кем я буду выпивать по субботам?)
   К вечеру вновь почувствовала прояснение в голове и направилась в Университетский городок в Блумсбери с намерением раскрутить на выпивку кого-нибудь из наивных салаг. Может, тоже обрету постоянного приятеля. Приклеилась к любителю-орнитологу, который считает белолобых гусей для Института акватории Темзы. Когда он заплатил за пять порций текилы, решила, что просто обязана пригласить его домой. Романтическая прелюдия прервалась, когда он заметил на дереве под окнами гостиной гнездо чрезвычайно редкой совы. Этот птицелов битый час цокал и ухал среди ночи своему пернатому другу, а я соблазнительно полулежала на диване и задыхалась от злости.
 
    Суббота, 23 ноября
   Раздвинула занавески – и едва не ослепла от десятка флуоресцентных курток с капюшонами. Оказывается, орнитологи заполонили весь скверик внизу и смотрят через бинокли в мое окно. Сначала мне польстило, что о моей неземной красоте прознали так быстро, хоть я и вышвырнула милого среди ночи на улицу, даже не чмокнув в щечку на прощание. Поняв же, что на самом деле они наблюдают за идиотской совой, я вихрем слетела в скверик, словно фурия, непричесанная и ненамазанная, дико крича и размахивая руками. Те быстро ретировались к своим велосипедам.
   Выполнив боевую задачу, вернулась в дом. Следующие восемь часов наряжалась и прихорашивалась – сегодня вечером встречаюсь с литагентшей в Сохо за коктейлем. Надо поставить ее на место. Она, наверное, начала нервничать из-за моей просроченной книги. Думает, ее присутствие чудесным образом меня испугает и заставит писать быстрее.
   К сожалению, еще в четверг об этом неведомо как проведал Теддингтон. Наверное, вытянул из меня в неотложке, пока я валялась в полубреду. Пришел, аж дрожит от нетерпения. Принес рукопись («Как опубликоваться, несмотря на отсутствие шансов») и попросил передать агентше. Лихорадочно заверила, что сделаю все возможное, захлопнула дверь у него перед носом и, швырнув рукопись в сторону, направилась к «Браунам».
   Обязательно раскручу ее на выпивку – зря, что ли, получает комиссионные.
 
    Воскресенье, 24 ноября
   Дикое похмелье, но, несмотря ни на что, пора начинать скандальную книгу – идиотка-агентша сказала, что организовала мне телефонную конференцию с издательницей в Шотландии на следующей неделе.
   Честно сказать, трудно сделать захватывающий приключенческий роман из незначительного трехминутного события. К обеду написала заглавие – «31/2 минуты длиною в вечность» – и, решив, что заслужила вознаграждение, села смотреть любимое ток-шоу.
   Сегодня рассуждали о том, что скромные люди приятнее остальных. В обед, прогуливаясь по Гайд-парку с бывшей коллегой Элизой, притворялась, будто не замечаю восхищенных взглядов папаш с колясками. Элиза тем временем потчевала меня грязными слухами с прежней работы. Оказывается, когда моего смертного врага Себастьяна выперли с работы, то, чтобы выдворить его из кабинета, наняли консультанта по чрезвычайным ситуациям и дипломированную медсестру.
   Вернулась домой (в кои-то веки!) в состоянии полнейшей эйфории и увидела, что число орнитологов-любителей за окном увеличилось.
 
    Понедельник, 25 ноября
   Жалобы от соседей: они решили, что это мои воздыхатели ночами бродят под окнами с мощными биноклями, сыплют птичий корм и топчут газоны. Позвонила адвокату и потребовала немедля свалить дерево. Наглый секретарь ответил, что это невозможно, поскольку чиновники из охраны природы решили превратить сквер в птичий заповедник, а в нашем доме открыть специализированный ресторан.
   Я в смятении. Я не согласна отдать мансарду пучеглазой клювастой орде. Взяла топор, который держу под кроватью для непрошеных обожателей, и стала сама рубить дерево. После нескольких часов каторжной работы избавилась от последних улик – затащила дрова на мансарду и сожгла в камине. На растопку пошла невостребованная рукопись Теддингтона.
 
    Среда, 26 ноября
   Проснулась с резью в глазах и кошмарным кашлем – оказывается, дымоход камина забит.
   Симпатичного доктора сразила наповал моя беспомощная женственность, хоть я и была с головы до ног и саже. Он делал вид, будто слушает мне легкие, но готова поклясться, что на самом деле пялился на мою грудь. Для пущего впечатления попросила кучу рецептов на противозачаточные таблетки. Забрала их домой имеете с успокоительным.
   Проснулась в обед довольно разбитой, но, несмотря ни на что, села писать «ЗУг минуты». Через полчаса литературные изыскания со скрежетом замерли – в доме отрубились основные орудия труда: телик, телефон и плита.
 
    Среда, 27 ноября
   Целый день бесцельно бродила, как бездомная, по Кинге-роуд в ожидании, когда включат свет, газ и телефон. (Бездушные скоты из «Лондонских электросетей», «Бритиш телеком» и газовой компании не верят, что мои чеки затерялись где-то на почте.)
   В поисках прибежища заглянула на минутку в отдел юмора к Уотерстоуну. Тут же в глаза бросилось: «Мужчины и женщины: два мира, два полюса». Неужели кто-то читает этот шовинистический бред? Вскоре управляющий попросил меня покинуть помещение: мол, мои фырканья и хихиканья мешают сосредоточиться посетителям из соседней секции по спиритизму и самосозерцанию.
   Отправилась на поиски других недорогих развлечений. Поизгалялась над продавцом в «Рассел и Бромли»: перемерила двадцать шесть пар тапочек, а после расшвыряла их и ушла, ничего не купив.
   Потом пошла в кафе «Республика» и там ненамеренно обидела официантов: заказала стакан воды из-под крана (с бесплатным ломтиком лимона) и, заняв столик, неспешно потягивала этот напиток в разгар обеденного часа пик. После обеда вновь почувствовала жажду и направилась в богатый «Блейкс-отель». Расположилась в холле – вдруг какой-нибудь перспективный бизнесмен средних лет захочет угостить меня выпивкой без задних мыслей.
 
    Четверг, 28 ноября
   Ранним утром покинула «Блейкс», стибрив из ванной бесплатное мыло.
 
    Пятница, 29– ноября
   Когда я совсем отчаялась, мне вдруг предложили писать информационный бюллетень для фирмы, где работает Анжела. Обычно эту скромную работу выполнял зам по маркетингу, но он слег с сильнейшей аллергией – напялил на себя побрякушки от «Джулс и К» с дешевой синтетической позолотой. Анжела решила использовать мои недюжинные литературные таланты. Согласилась только из-за того, что растранжирила пособие по безработице на грабительские штрафы за повторное подключение коммунальных услуг и непомерные представительские расходы. [10]
   Теперь, когда я вернулась в рекламный бизнес, хотя очень скромно и на вольных хлебах, можно снова входить в «Зилли» с почти гордо поднятой головой и без бумажного кулька.
 
    Суббота, 30 ноября
   Вчера вечером почерпнула из надежного источника, что у Себастьяна смертельное кожное заболевание и долго он не протянет. Значит, я обязана проводить его в последний путь. Купила букетик дешевых цветов у нищей торговки рядом с супермаркетом и поехала к Себастьяну и его мамаше в Хакни отдать последний долг.
   К моему крайнему отвращению, Прыщ Ходячий оказался абсолютно жив и здоров, У него просто сыпь, что, к сожалению, не помешало ему выдвинуть жалкие оправдания по поводу давнишней истории с портфолио. Заметив меня на пороге своей мрачной, душной спальни, Себастьян начал ныть, что, мол, я вопиюще злоупотребляю своей ролью общественного комментатора, а затем попросил воздержаться от публикации «ужасных, лживых измышлений» в «Лондонском сплетнике» – он, видите ли, стал посмешищем среди друзей.
   Я вихрем выскочила из дома, горя обидой и яростью на несправедливые обвинения. Все-таки у меня, как и у большинства уважающих себя журналистов из национальных утренних таблоидов, есть то, что обычно называют моралью.
 
    Воскресенье, 1 декабри
   Поскольку делать больше нечего, кроме как писать книгу, направилась в Сохо, чтобы с помощью младшего бармена Теддингтона осушить погребок «Кареты и лошадей». Хитрый жук Теддингтон тут же начал эксплуатировать мои солидные связи. Не успела я подойти к стойке, как он нетерпеливо подбежал и стал расспрашивать, показала ли я рукопись агентше, как обещала.
   Не вдаваясь в подробности, что я использовала его макулатуру для сокращения отопительных счетов, говорю, что показала и что агентша предложила ему опубликоваться за свой счет. Когда мой обезумевший от горя друг ретировался туда, где ему и место – мыть мои стаканы, – я почувствовала на себе ядовитый взгляд его музы. Видимо, ей тоже пришлось пойти в официантки, чтобы поддержать семейный бюджет. Я ответила не менее ядовитым взглядом, потому что не следует материально поощрять литературные амбиции Теддингтона – таково мое твердое мнение.
 
    Понедельник,2 декабря
   Только что позвонила издательница. До сих пор терпеливая и понимающая, на этот раз она начала угрожать. Ей мало первого листа с заглавием и последнего с аннотацией, которые я передала. У нее хватает нахальства требовать, чтобы я заполнила пространство между ними.
   Я творческая личность, поэтому чрезвычайно творчески объяснила, что не закончила «31/2 минуты», так как у меня сильнейший приступ посттравматического стресса после сексуальной пытки с мистером Импотентом. После мучительно долгой, зловещей паузы издательница поставила ультиматум: если к следующему вторнику я не представлю, по меньшей мере, половину рукописи, она «вынудит» вернуть аванс.
   Легче сказать, чем сделать, едва не ответила я. Все надежно хранится в кассах бутиков и баров на Кинге-роуд.
 
    Вторник, 3 декабря
   Рано утром в поисках литературного вдохновения и мусорного контейнера для трех бутылок из-под «Абсолюта» заметила на стоянке у дома незнакомый «порше». Огляделась, вижу: возле подъезда стоит грузовик с вещами, а рядом – красавец мужчина, новый жилец. Я поднялась вслед за ним; оказывается, он вселился в вечно пустующую квартиру прямо напротив моей.
   Остаток дня никак не могла сосредоточиться на работе – в голове вертелись гадкие, но чувственные мысли.
 
    Вторник, 4 декабря
   Несколько часов подряд провела в безуспешных попытках приняться за «31/2 минуты»: сидела, согнувшись, в коридоре, все надеялась привлечь внимание симпатичного соседа. Творческому процессу сильно мешают докучливые приятели со своими дурацкими проблемами. Всякий раз, как звонит телефон, кидаюсь в комнату с риском споткнуться о провод, протянутый к ноутбуку от розетки.
   Первый звонок от рыдающей Анжелы. Эта дурочка только сейчас обнаружила, что беременна и через два месяца родит. (Не смогла отличить предродового пуза от предменструального вздутия. Еще бы, ведь она бросила школу как раз, когда начался курс полового воспитания.) Потом позвонила Софи и кислым тоном промямлила, что ужасно рада слышать о возобновлении моего договора. Она тоже возвращается в «Лондонский сплетник», хотя на гораздо меньший гонорар, чем раньше. Окончательно доконал Теддингтон. Он невнятно рыдал – я не совсем поняла о чем, потому, что повесила трубку, предварительно послав его куда подальше. Если у него беда, пусть звонит по телефону доверия. Я занята, у меня книга горит.
 
    Среда, 5 декабря
   Предприняла вылазку в местную библиотеку. Решила порыться на полках в поисках вдохновения для моей фривольной книги. Добренькая библиотекарша совершенно не поняла вопрос и направила меня к Хемингуэю, Чосеру и каким-то латиноамериканцам с непроизносимыми фамилиями.
   Самостоятельно нашла секцию «Любовь и отношения» и взяла «Правила». Дома погрузилась на несколько часов в это неувядающее руководство по завоеванию мужских сердец. Несколько идей вполне могут пригодиться, когда буду кокетливо дежурить в коридоре.
   Наконец около восьми вечера мой бодрый сосед с дипломатом в руке вышел из лифта. Он глянул на меня, сардонически вскинул брови и решительно направился в свою обитель, очаровательным образом захлопнув за собой дверь. Надо было спросить, где он допоздна шлялся, но не стоит проявлять напористость при знакомстве. Поэтому играю по «Правилам»: пусть поревнует, увидев меня с другим мужчиной. Не важно, что обедаю я с подозрительно посвежевшим Фергюсоном и молодящимся Марвином в «Индийской звезде».
   Фергюсон безумно влюблен в Марвина. Они познакомились вчера вечером на Клапам-Коммон, и Фергюсон уже одолжил ему лучшую пару кожаных штанов. Увы, их отношения вряд ли будут продолжительными. Марвину пятьдесят, он женат, имеет пятерых детей и высокую должность в дипломатическом корпусе. К тому же он канадец, хотя и с чувством юмора: смеялся моим шуткам о том, что канадцы его начисто лишены.
   Фергюсон, как обычно, постарался привлечь внимание к себе: поспешно прервал меня и спросил, не виделась ли я в последнее время с Фебой. Хихикая, добавил, что моя старая подруга неузнаваемо изменилась. Я так же шутливо ответила, к несказанному веселью Марвина (и досаде Фергюсона), что Феба, по счастью, не заразилась его стремлением выглядеть моложе своих лет.
 
    Пятница,6 декабря
   Обязательная Элиза прибежала ко мне в обеденный перерыв, захватив электродрель. В окрестностях ее дома мужчины не появляются уже в течение трех лет, вот она и научилась делать всю мужскую работу. Я, разумеется, не преминула этим воспользоваться – упросила ее просверлить дырочку во входной двери, чтобы наблюдать за новым предметом моей страсти из более укромного места.
   Элиза робко предположила, что я свихнулась – надо просто постучаться к нему и предложить близкие отношения. Я ответила, что нет ничего более отвратительного, чем баба, пристающая к мужику. Элиза ошеломленно глянула на меня, но я протянула зачитанный до дыр томик «Правил». Откуда ей иметь представление о романтическом этикете!
   После обеда сделала перерыв, а то глаза устали смотреть в дырочку. Проверила почту – а там письмо из Совета по искусству. Моя последняя заявка на грант отклонена, потому что работа недотягивает до требуемого уровня. Приятно слышать. Я и прежде считала, что заслуги Толстого чрезмерно раздуты.
 
    Суббота,7 декабря
   Поскольку леди пристало быть недоступной для мужчины, за которого она собирается замуж, я очень неохотно согласилась провести выходные у Софи на ферме: она собралась в те края на вечеринку к друзьям. День закончился в каком-то застекленном «павильоне» в Глостершире, за много миль от ближайшего мало-мальски привлекательного мужчины. Похоже, здесь живут исключительно кривоногие заросшие типы на мотоциклах с полулитровыми движками. Они только и умеют, что гонять на заднем колесе по внутреннему дворику.
   Четыре банки «Хуча», которыми меня угостили, не исправили впечатление. Единственный персонаж, кому стоило строить глазки, – мрачный тип, похожий на пастуха; он тихо сидел за столиком в углу, а женщины выстроились в очередь, чтобы с ним познакомиться. Я в отличие от сельских простушек сидела с отчужденно-соблазнительным видом и демонстративно не обращала на него внимания. Он, в свою очередь, делал вид, будто не замечает меня, хоть и не смог сдержать восхищенного взгляда, когда я осушила высокий бокал пива за три с половиной секунды.
   Вернулась на ферму в два ночи, слегка на бровях. Услужливая мама Софи очень удивилась, когда я направилась прямиком в комнату для гостей. Она спросила, может, мне будет удобнее в спальне Софи.
   Определенно нет, отрезала я. Ни за что не усну в окружении плакатов с вездеходами «Тонка той» и военными машинами «Экшн мэн».
 
    Воскресенье, 8 декабря
   Пять часов кошмарного похмелья. Бродила по саду, мимо пруда с утками, коровника и тракторного парка в надежде, что Софи окажет услугу горячо любимой тяжелобольной подруге и отвезет меня в назад, в Лондон.
   Софи, видимо, тоже сильно не в духе. Возможно, это как-то связано с ночным инцидентом: когда она со странным блеском в глазах появилась в дверях спальни, я в потемках приняла ее за сбежавшую корову и огрела по голове кувшином с водой.
   Когда Софи все-таки отвезла меня домой, ни разу не улыбнувшись и даже не буркнув «до свидания», я немедленно уселась к наблюдательному пункту у двери. Мое терпение было вознаграждено примерно в десять вечера. Но, увы, моя прекрасная жертва оказалась отцом-одиночкой. Он уходил, таща за собой маленького мальчика с чемоданчиком в руке. Придется забыть о романтике: я еще определенно не созрела для семьи.
 
    Понедельник,9 декабря
   В семь утра неожиданно позвонила мама и спросила, почему я не забираю их с папой со станции Кингс-Кросс.
   Через час, после минуты неудобного молчания у бюро находок, я с ужасом узнала, что предки проделали весь этот путь из Барнсли в вагоне второго класса, почему-то вообразив, будто я согласна принять их у себя на неделю.
   Спокойно объяснила, что не припоминаю такого сумасбродного обещания – разместить их у себя и показать Лондон. А даже если и так, я не ожидала, что они окажутся настолько бесчувственными и поймают меня на слове. Ведь знают же, насколько я занята, – на мне висит просроченная книга, да еще отчаянные попытки найти мужчину, который не может иметь детей.
   Когда я мягко, но настойчиво подталкивала их к очереди в кассу, папу чуть не хватил удар прямо на людях. Некрасиво получилось. Постаралась успокоить его, напомнила про изумительные пейзажи по дороге в Барнсли.
   Остаток дня провалялась больная. Думаю, во мне проснулась совесть. К счастью, вечером сумела вспомнить о многочисленных детских обидах (включая случай, когда меня бросили в торговом центре без родительской кредитки – а ведь мне было всего восемнадцать). Пожалуй, я имею право быть ущербной дочерью.
 
    Вторник, 10 декабря
   Литературные попытки опять разбились вдребезги – позвонил мой бывший босс из агентства и попросил об одолжении. Я решила, что «одолжение» значит «написать рекламу и потребовать за это приличные бабки», и сломя голову понеслась на помощь. Люблю, когда сильные мужчины ползают у меня в ногах и просят прощения за прошлые ошибки.
   Воображение уже рисует радужную картину: шеф сообразил, что корень всех бед не я, а Себастьян. Наверное, пригласит меня к нашему старому водопою у «Зилли» и в слезах попросит вернуться, поскольку так и не нашел мне адекватной замены (неудивительно, потому что большинство копирайтеров просто не умеют писать). Я, конечно, скажу, что теперь смотрю свысока на рекламу сардин, но так и быть, готова простить былые обиды, а потом попытаюсь споить его и самой возглавить агентство – нелегкая задача, учитывая, что пьет он на двадцать лет дольше меня.