Лэнгтон Джоанна. Счастье обретения

   — Какая ирония, правда? Ведь это наш первый дом. Полагаю, городской особняк можно таковым не считать.
   Эмилия была в том состоянии, когда все, что произносилось им, таило в себе определенную угрозу для нее. Видимо, ирония состоит в том, что, когда Анхел покупал этот дом, их первый дом, он еще не знал, что ему никогда не придется делить его с ней.
   — Полагаю, что это так, — натянутым тоном согласилась она. — А замок в Испании ты собираешься продать?
   — Такая идея не приходила мне в голову. Думаю, его нужно открыть для посещений на какие-то месяцы. Пусть люди увидят воплощенную идею, которой бабушка посвятила свою жизнь.
   Раздался легкий стук в дверь. Это экономка принесла кофе. Эмилия сама занялась сервировкой стола, но, поскольку руки плохо слушались ее, делала все очень медленно. Атмосфера в гостиной становилась все более напряженной.
   — Спасибо, — произнес Анхел, взял чашку с кофе и сел в угол, подальше от нее. Комната вдруг разделилась на две половины. — Тебе понравился дом?
   — Дом чудесный. Особенно меня впечатлила комната для шитья. Это была прекрасная идея. — Интонационно она давала ему понять, что восприняла это как намек на ее деятельность в последние годы, которую он не одобрил.
   Анхел не поднимал головы, и солнечный свет играл на его темной шевелюре.
   Эмилия внимательно присмотрелась к его плотно сжатым губам, заметила, что чашка дребезжит о блюдце, и поняла, что он не может унять дрожь в руках. Но в следующее мгновение Анхел издал восклицание на испанском и поставил чашку на каминную полку. Взгляды их встретились, Эмилия не успела отвести глаз.
   — Я глубоко сожалею о том, что произошло между нами в Испании…
   Нервы Эмилии натянулись до предела, они вплотную подошли к главному.
   — Чудесно, просто чудесно, — вставила она, подсознательно желая остановить его, пока он не причинил ей боли.
   Снова наступило молчание.
   — Нет, это было совсем не чудесно, — возразил Анхел. — Мне не следовало так себя вести. Я должен объясниться с тобой.
   Эмилия отвела глаза от него. Она чувствовала себя несчастной. Сидеть на месте и ждать приговора было невыносимо. Она встала и начала ходить по комнате. Не хотелось ей долгих объяснений. Она понимала его состояние, не такая уж она тупая. Он попытался начать заново их семейную жизнь, но узнал о ее измене и потерпел поражение.
   — Когда я увидел ту газетную вырезку, я встретился лицом к лицу с главным страхом моей жизни, — признался Анхел глухим голосом. — И я хорошо понимаю, что повел себя в той ситуации не лучшим образом.
   — Я в этом не уверена, — дрогнувшим голосом заметила Эмилия. Вид у нее был растерянный.
   Анхел смотрел на нее потухшими глазами.
   — Я думал о худшем, потому что жил в ожидании самого худшего, потому что заслуживал худшего. В тот момент я был слишком расстроен, чтобы мыслить разумно, но даже пять лет назад, когда я был отвратительным мужем и беспричинно ревновал тебя, в глубине души я знал, что ты самая искренняя и самая целомудренная из всех женщин, которых я когда — либо встречал.
   — Ты… Это правда? — вырвалось у Эмилии.
   — Конечно, правда, — горячо подтвердил Анхел. — И какие бы улики твоей измены мне ни подсовывали, я должен был поверить твоему слову.
   Эмилия продолжала смотреть на него во все глаза, окончательно растерявшись от его последней фразы. Но, увидев в его косом взгляде раскаяние, поняла, что он искренен. Он больше не верит в ее измену! Случилось невероятное… Огромное напряжение отпустило Эмилию, и она почувствовала такую слабость, что почти упала на скамеечку у окна. Нужно было как-то успокоиться, и она глубоко вздохнула несколько раз.
   — Хочу сказать тебе, что к такому решению я пришел без колебаний, — продолжал Анхел, которому было явно не по себе, — но, к сожалению, не могу…
   — Не можешь?! — воскликнула Эмилия, обеспокоенная тем, что неправильно его поняла.
   — Мне удалось выкупить всю кассету, на которую засняли встречу Уитни с его пассией в тот день. — Анхел вынул пачку фотографий из внутреннего кармана пиджака.
   Он покраснел под напряженным взглядом Эмилии, а она тут же перевела взгляд на снимки, которые он разложил рядом с ней на скамеечке.
   Вот фотография, на которой Синтия выходит из машины. Для тех, кто был знаком с обеими женщинами, не составило бы труда разобраться, что на снимке не Эмилия.
   — Я начал переговоры о покупке кассеты еще до прибытия в Нью-Йорк, — робко сообщил ей он. — Хотел иметь гарантию, что ни один из этих снимков больше не появится в печати.
   Эмилия молча качала головой, глядя на фотографии. Она испытывала чувство гадливости к человеку, который прятался, подглядывал ради поживы, а стал виновником стольких человеческих страданий. Не притронувшись к снимкам, оставив их лежать на скамеечке, она отошла подальше.
   — Совершенно очевидно, что газета специально опубликовала ту фотографию, где видно, что целуются, но нельзя разглядеть лицо женщины. Значит ли это, что они искренне заблуждались и не смогли отличить Синтию от меня?
   — Я передал этот материал в руки адвокатов. Мое мнение, что ошибка была допущена сознательно, потому что выходила пикантная история, но, возможно, выяснится, что я не прав.
   Сможешь простить меня за то, что я усомнился в тебе? — сдавленным голосом спросил Анхел.
   — Ой, не глупи! — воскликнула Эмилия, все еще вне себя от гнева, после того как увидела эти фотографии. — Я на себя злюсь, что мне не хватило ума самой заказать расследование через вашу юридическую фирму пять лет назад!
   Преодолев разделявшее их расстояние, Анхел взял ее руки в свои.
   — Эмилия… если хочешь, я встану на колени.
   Как только соединились их руки, ей вдруг стало так спокойно, что она забыла про фотографии. Страх и беспокойство сменились чувством радости. Она подняла к нему лицо и встретила взгляд, от которого ее сердце запело.
   — Ты и вправду готов встать на колени? — не отказала она себе в удовольствии убедиться в серьезности его намерение.
   — Клянусь жизнью! — воскликнул Анхел, от волнения до боли сжимая ее руки. — Как ты можешь в этом сомневаться после того, что было между нами в Испании?! Неужели ты не понимаешь, что, даже если бы на фотографии была ты, я все равно вернулся бы к тебе?
   — Правда?! — распахнула изумленные глаза Эмилия.
   — Теперь ты ведешь себя как глупенькая… — нежно пробормотал Анхел, заключая ее в свои объятия, и с облегчением вздохнул. — Я удрал в Нью-Йорк из страха наломать дров в том состоянии.
   — Да, с твоим-то темпераментом… Но лучше бы ты все-таки остался тогда и поговорил со мной, — призналась Эмилия.
   Но все это уже уплывало из ее сознания, потому что его близость мешала ей ровно дышать, во рту пересохло, притягательная сила его тела заставила ее тело живо отозваться. Лукавая улыбка появилась на ее губах, когда она почувствовала степень его возбуждения.
   — Да… — печально подтвердил Анхел и застонал. — Сколько же возможностей я упустил! Я так тосковал без тебя. Может, мы закончим этот разговор наверху, моя дорогая?
   Склонив набок голову, Эмилия сделала вид, что обдумывает его предложение. Глаза ее дразнили и смеялись.
   Не выдержав, Анхел прижался к ее губам горящими от нетерпения губами, возвратив ей бесконечно радостное предвкушение счастья. До второго этажа они добирались долго, то и дело обмениваясь поцелуями, которые так много значили для них.
   Анхел положил ее на кровать в главной спальне, стены которой были обшиты темными дубовыми панелями.
   — Представляешь, как выглядит эта комната зимой, когда в камине горит огонь? — шепотом спросила его Эмилия, сбрасывая туфли. Положив на живот ладонь, она решила, что скажет ему о ребенке позже.
   Анхел лукаво улыбнулся.
   — Ты мне нравишься при любом освещении. — Сердце Эмилии екнуло от его обаятельной улыбки. — При дневном, лунном, электрическом, в полной темноте… — весело перечислял он, снимая с себя пиджак с таким решительным видом, что Эмилия замерла от предвкушения. — Не могу поверить, что ты не гонишь меня отсюда…
   Эмилия пожала хрупким плечиком, передразнивая его характерный жест.
   — Я могу еще подумать об этом…
   Полуодетый Анхел бросился к ней на постель и взял в ладони ее лицо.
   — Не шути так, — серьезно сказал он, с упреком глядя в ее смеющиеся глаза, — у меня начисто пропадает чувство юмора, когда возникает малейшая угроза потерять тебя.
   Эмилия вывернула голову и поцеловала его в ладонь.
   — То же самое могу сказать о себе, — призналась она.
   Глаза их, темно-золотые и серо-зеленые, встретились. В ту же секунду они кинулись друг к другу, повинуясь переполнявшему их взаимному желанию. Эмилия принялась расстегивать пуговицы его рубашки, в то же время как Анхел пытался снять с нее кофточку. Руки их переплетались, мешая друг другу. Тогда Анхел отодвинулся и в нетерпении сорвал с себя рубашку, отбросив ее вслед за брызнувшими в разные стороны пуговицами.
   — Сохраняйте невозмутимость, мистер Фагундес…
   — К черту невозмутимость! — решительно возразил он, извлекая ее из кофточки и прижимаясь губами к выступавшей из лифчика маленькой груди.
   Освободив из заточения розовый бутон соска, он стал дразнить языком ее нежную плоть, доставляя ей невыразимое чувственное наслаждение. Его руки ласкали ей бедра, и она, обхватив его голову руками, таяла под этими ласками, прижималась к нему всем телом, и губы ее искали его губы. Эротический танец его языка довел Эмилию до изнеможения.
   — Не могу больше, дорогая, — пробормотал Анхел, сдергивая с нее юбку и трусики.
   — И не надо, — ответила разгоряченная Эмилия. Ее собственное нетерпение достигло невыносимой отметки, она хотела его, хотела немедленно.
   Опрокинув его на спину, она, торжествуя, нависла над ним. Анхел окинул ее восхищенным взглядом, приподнял и опустил на себя, проникнув внутрь легко и безболезненно. На секунду она застыла, потрясенная остротой наслаждения, но жажда новых заставляла их проникать все глубже друг в друга, когда казалось, что тела их сливаются в одно и стремительно возносятся к последнему рубежу. Взрыв экстаза потряс их одновременно, и это был незабываемый момент. Эмилия снова вернулась в свое тело, удивленная, переполненная нежностью и любовной истомой. Анхел гладил ее волосы, целовал глаза, нос, щеки, не желая выпускать из своих рук.
   — Мне невыразимо хорошо с тобой… — прошептал он.
   — А кто-то говорил, что не надо придавать большое значение тому, что происходит в спальне, — напомнила ему Эмилия.
   Анхел приподнял ее голову, чтобы заглянуть в глаза. В его взгляде она увидела искрящееся озорное веселье.
   — Это была вводная часть моего плана твоего соблазнения.
   — План моего соблазнения?
   — Я думал, нам понадобятся месяцы, чтобы достичь таких успехов, — признался Анхел.
   Они помолчали, отдыхая.
   — Между прочим, я расправился с Уитни…
   — С Майклом? — Эмилия приподняла голову. Анхел улыбался сонной улыбкой сытого тигра, глаза его довольно сверкали из-под черных ресниц.
   — Больше он тебя не потревожит…
   — А что произошло? — с беспокойством спросила она.
   Анхел безразлично пожал плечами.
   — Деньги он вернул и впредь дважды подумает, прежде чем шантажировать кого-нибудь еще.
   Эмилия села в постели.
   — Анхел…
   — Ну, врезал я ему пару раз. — Анхел с вызовом покосился на нее. — Он запугал тебя. Он заставил тебя страдать. Пусть скажет спасибо, что я не изуродовал его!
   Эмилия всегда не одобряла насилия, и теперь ее принципы боролись с чувством отвращения к Майклу, чье низкое поведение так дорого обошлось ей. Пока она вела внутреннюю борьбу, возле кровати зазвонил внутренний телефон.
   Анхел взял трубку, и лицо его приняло суровое выражение.
   — Мы спустимся через десять минут.
   — Кто это?
   — Лусиано с Эстеллой приехали. — Анхел вздохнул с мрачным видом и спрыгнул с кровати. — Лучше бы я не говорил об этом доме Лусиано, а увиделся бы с ним утром, когда он позвонил мне и предложил встретиться. К сожалению, я был не в том настроении, чтобы встречаться с младшим братом.
   — Тебе не обязательно рассказывать Лусиано об измене Синтии, — предупредила его Эмилия.
   — Это не тебе решать, — жестко ответил Анхел. — Вижу, ты опять готова броситься спасать Синтию, а я нет. В любом случае мои родные обвиняли тебя во всех грехах задолго до появления этой публикации!
   — Нельзя отвечать злом на зло…
   — Нет, но надо исправлять зло, — возразил Анхел, не соглашаясь с ее линией поведения. — Я не потерплю ни одного дурного слова в твой адрес.
   Они вместе спустились вниз. Эмилия первой вошла в гостиную и огорчилась, увидев, что семейка в полном составе свалилась им на голову. Лусиано, Эстелла и Синтия восседали вокруг камина. Но, услышав за спиной приглушенный стон Анхела при виде этой картины, с трудом удержалась от смеха.
 
   Лусиано явно чувствовал себя не в своей тарелке, как чувствует себя любой мужчина, которого женщины затащили туда, куда ему не хотелось. Эстелла выжидающе посмотрела на него, а когда он никак не отреагировал, встала и произнесла с важным видом:
   — Анхел, нам надо поговорить с тобой наедине.
   Анхел одарил заносчивую брюнетку испепеляющим взглядом.
   — Эмилия моя жена, и она останется здесь, Эстелла.
   — Думаю, мы с Эмилией могли бы прогуляться. — Синтия с готовностью вскочила со своего места и заискивающе улыбнулась. — Ты согласна, Эмилия? Оставим семейство Фагундесов наедине?
   — Спасибо, в другой раз, — спокойно ответила Эмилия.
   Выражение ее кукольных глаз изменилось, и Синтия снова села.
   Лусиано заговорил на испанском, но Анхел перебил его.
   — Говори по-английски.
   — Мне трудно говорить на эту тему в присутствии Эмилии, — возразил Лусиано.
   — Это твои трудности, уходить я никуда не собираюсь, — сказала Эмилия своему шурину, который растерялся, получив столь резкий отпор от нее, чего никогда раньше не случалось.
   Он не знал, что перед ним совсем другая Эмилия, а та, что безропотно позволяла издеваться над собой, осталась в прошлом.
   — О Господи! — раздраженно воскликнула Эстелла, бросая на Лусиано недовольные взгляды. — Это тайное дело слишком затянулось. Патрисия повела себя глупо, предпочитая держаться в тени, но мы прибыли сюда с целью восстановить ее в правах!
   Эмилия заморгала от удивления, не понимая, почему разговор зашел о бывшей невесте Анхела. И о каких правах Патрисии говорит Эстелла?
   — Какие права Патрисии ты собираешься восстанавливать? — спросила она, и даже Эстелла, не отличавшаяся особой чувствительностью, покраснела и отвела взгляд.
   — Мы хотели, чтобы Патрисия полетела вместе с нами в Аргентину… Она и ее сын Поль, — не совсем уверенно заговорил Лусиано. Он тоже покраснел и избегал взгляда Эмилии, стараясь смотреть только на брата. — Но она впала в истерику, когда мы предложили ей…
   — Разумеется, потому что у нее есть гордость. Естественно, она не хотела сделать первый шаг. Любая женщина в ее положении чувствовала бы себя так же! — воскликнула Эстелла, горячо защищая свою лучшую подругу.
   Эмилия онемела от изумления. Родные Анхела, как всегда, не переставали удивлять ее. Мало того, что они не взяли с собой в Аргентину ее, чтобы она могла наконец встретиться со своим мужем, пропадавшим столько лет, так они еще уговаривали Патрисию занять место жены! А глубокая убежденность Эстеллы, что Патрисия слишком гордая, дабы сделать первый шаг, просто смеху подобна. В своих попытках вернуть Анхела даже после его женитьбы Патрисия ничем не брезговала. От этой рыжеволосой красотки просто спасения не было. Эмилия тогда завидовала Патрисии, какое-то время пребывая в уверенности, что когда-то Анхел искренне любил эту женщину. Но даже мысль, что он женился на ней назло Патрисии, не помешала Эмилии очень скоро убедиться в том, что он больше не любит свою бывшую невесту. Более того, не потеряй она тогда чувство юмора, могла бы здорово повеселиться, наблюдая за попытками Патрисии отвоевать Анхела.
   — Что за чепуху вы здесь несете? — сухо спросил Анхел, глядя то на брата, то на сестру. — С чего вам пришло в голову пригласить ее с собой в Аргентину? И почему, черт возьми, я должен был хотеть ее видеть?
   — А как иначе она могла бы заново соблазнить тебя? — не удержалась Эмилия. — Твои родные, очевидно, все учли и решили не упускать такого удобного случая. В конце концов, ты провел взаперти столько лет и твой иммунитет против ее чар мог ослабеть!
   Понимающая улыбка скользнула по губам Анхела, и он обнял Эмилию за плечо.
   — Вот почему до сих пор не могу простить им, что тебя не было в том самолете, — сказал он ей на ухо и снова повернулся к брату. — Продолжай, Лусиано. Лучше тебе сразу перейти к делу.
   Лусиано прочистил горло и встал.
   — Анхел, у Патрисии есть ребенок…
   Эмилия мгновенно напряглась и замерла. Так вот что имела в виду Синтия, когда сладким голосом пообещала ей большой удар в недалеком будущем. Она поняла, что последует дальше, но не хотела верить.
   — И что? — Анхел в недоумении поднял брови.
   — Патрисия сказала нам, что вы встречались незадолго до твоего отъезда в Латинскую Америку, — подхватила Эстелла и с торжествующей улыбкой посмотрела на застывшее лицо Эмилии. — Это нас нисколько не удивило, но бедная Патрисия не могла рассказать нам всей правды, пока твоя жена не покинула наш дом. К тому времени Патрисия была уже на пятом месяце беременности и, поскольку ее отец объявил себя банкротом, крайне нуждалась в нашей поддержке…
   — Патрисия еще больше будет нуждаться в вашей поддержке, когда ей придется предстать перед судом за клевету, — с ледяным спокойствием прервал ее Анхел, хотя по его лицу можно было догадаться, какого труда ему стоит сдержать гнев. — Как вы посмели притащить в мой дом весь этот ворох лжи?! Если у Патрисии есть ребенок, это не значит, что я его отец!
   Удивление Эмилии сменилось потрясением.
   Она напряженно думала, возможно ли, чтобы Анхел спал с Патрисией в тот период, когда их брак висел на волоске. Она посмотрела на мужа и встретила обращенный на нее взгляд. В нем было уже знакомое выражение гнева, но не было и тени смущения. Это был взгляд честного человека. Ее сомнения моментально растаяли и обернулись гневом, направленным против его родных, которые были готовы пойти на что угодно, лишь бы разлучить их!
   — Вот такая история, Эстелла, — сказала Эмилия. Глаза ее стали интенсивно-зелеными, как у разгневанной кошки, и смотрели с презрением. — Очень неприятная по содержанию, но те, у кого есть мозги, не принимают всерьез мыльные оперы!
   — Патрисия сказала, что Поль сын Анхела! — яростно возразила Эстелла.
   Лусиано, который по разгневанному лицу брата сразу понял, что это не так, побагровел и замолчал. Теперь он неловко попытался исправить положение.
   — Эстелла, ты забыла, что после возвращения Анхела домой Патрисия умоляла нас заняться своими делами и помалкивать об этом. Я говорил тебе тогда, что меня огорчает ее странное поведение…
   — Патрисия хотела дать Анхелу возможность свободно выбирать между нею и Эмилией, — все яростнее спорила Эстелла. — Она не стала бы мне лгать.
   — Но ты, кажется, забыла, что твой брат уже сделал выбор, когда женился на мне, — резко сказала Эмилия. — Прошло достаточно времени, вам пора смириться с этим фактом, а если вы не можете, то оставьте нас в покое.
 
   — Я бы не мог сформулировать это лучше, — заявил ровным голосом Анхел и на глазах троих гостей прижал Эмилию к себе. — Печально, что мои родственники оказались достойными Патрисии. Воистину более подходящей компании для себя она бы не нашла. Грустно признавать, что вы оказались такими глупыми, чтобы поверить…
   — Глупыми? — недоверчиво повторила Эстелла. — Да как ты смеешь обзывать нас?
   — Патрисия выжидает, покуда меня запишут в покойники, а Эмилию выживут из дома, чтобы выступить с небольшим трогательным признанием… Я правильно понял? — скучным голосом спросил Анхел.
   — Ну… да, — подтвердил Лусиано.
   — Потом она сообщила вам, что ждет ребенка. Скажите мне, у кого-нибудь из вас возникли сомнения? Может, вы попытались найти хоть какое-то подтверждение правдивости ее слов? — Анхел обвел родственников вопросительным взглядом. — Значит, вы просто приняли как непреложный факт, что раз Патрисия беременна, то ребенок от меня, только потому, что она так сказала. Даже несмотря на то что я был женат…
   — Патрисия сказала, что ты собирался разводиться, — простонал Лусиано.
   — Патрисия сказала!.. — с гневным презрением повторил Анхел. — Для Патрисии банкротство отца наверняка стало тяжелым потрясением, ведь она не привыкла считать деньги, но зато любила ими швыряться направо и налево. Неужели ты, Лусиано, не смог к двум прибавить два и получить четыре? Неужели у тебя даже подозрения не возникло? Сколько денег ты выдал ей за эти годы?
   — Не могу поверить, чтобы Патрисия придумала все это, чтобы вытянуть из нас деньги! Как она могла?! — Эстелла зарыдала и отошла к окну, повернувшись ко всем спиной.
   — Ты использовала ее против меня, Эстелла, — напомнила ей Эмилия. — А она использовала тебя, чтобы остаться в пределах досягаемости Анхела.
   Анхел простонал что-то невнятное. С видом ручной собачки Лусиано пробормотал:
   — Я только пытался соблюсти твои интересы, Анхел, когда помогал Патрисии…
   — Каким образом? Обижая и унижая мою жену в тот период, когда она особенно нуждалась в вашей поддержке? Тогда объясни мне, что значит соблюдать мои интересы? — набросился Анхел на младшего брата, и тот мгновенно стушевался.
   В разговор вступила Синтия, ее фарфоровые глаза были холодными как лед.
   — Извини, на самом деле несправедливо во всем обвинять Лусиано, — тихо произнесла она. — Мы не хотели говорить об этом, но у Эмилии был роман с другим мужчиной, и это нас всех безмерно удручало.
   Кровь бросилась Эмилии в голову. Она почувствовала, как напряглось тело Анхела.
   — Синтия… — угрожающе произнес Анхел. Даже в одном этом слове прозвучала рвущаяся из него ярость, но продолжить ему не удалось.
   Неожиданно на середину комнаты вылетела Эстелла, потрясая пачкой фотографий, которые она бросила Синтии на колени.
   — Лживая подлая змея! — яростно завопила она. — Это ты крутила роман с Майклом Уитни! Это ты лгала с самого начала!
   При виде фотографий Эмилия вспомнила, что оставила лежать их на мягкой скамеечке у окна, рядом с которым стояла Эстелла. И тут все как с цепи сорвались. Лусиано схватил фотографии и разразился испанскими ругательствами, пока Эстелла громоподобно нападала на свою бывшую союзницу.
   — Можете выяснять отношения в другом месте, — громко и отчетливо произнес Анхел. Подойдя к двери, он широко распахнул ее. — Все вы… вон!
   Постепенно все затихли.
   — Я готов применить физическую силу, — предупредил Анхел.
   Незваные гости удалились. Эмилия с облегчением вздохнула.
   — Они никогда больше не ступят на порог ни одного нашего дома, — горячо поклялся Анхел. — Но когда моя сестричка успела превратиться в мегеру?
   Обернувшись, Эмилия уткнулась лицом в его широкую грудь и, почувствовав, как его руки сомкнулись вокруг нее, погрузилась в блаженное ощущение теплоты и надежности.
   — Думаю, на нее сильно повлияла дружба с Патрисией. Та значительно старше и верховодила ею. О Господи… Я чувствую себя ужасно, как я могла оставить эти гнусные фотографии там, где их мог увидеть любой!
   — Я заметил снимки раньше, чем их обнаружила Эстелла. Подсознательно мне хотелось, чтобы Лусиано увидел их, моя дорогая, — мрачно признался Анхел, чем сильно озадачил Эмилию. — Синтия тоже не лучшая компания для Эстеллы…
   — А как же Лусиано? Ты же видел, как он был потрясен, Анхел…
   — Он несчастлив с нею, неужели ты не замечала? Пусть они сами решают свои проблемы, — сказал Анхел. — У меня нет к ним сочувствия после той отвратительной слезливой истории с Патрисией. Слушая их, я искренне недоумевал, есть ли у моих брата с сестрой хоть одна извилина на двоих…
   — Но ты должен отметить, что я поверила тебе сразу, — напомнила ему Эмилия с мягкостью, в которой таился серьезный упрек.
   Анхел густо покраснел как раз в тот момент, когда раздался стук в дверь, которая тут же распахнулась. Вошедшая экономка начала говорить, но вынуждена была замолчать, потому что мимо нее, оттолкнув, чтобы освободить проход, в комнату ворвалась женщина.
   Это была Патрисия, но такой Эмилия не видела ее никогда. Она была не накрашена, глаза распухли, на ее все еще красивом лице застыло выражение отчаяния.
   — Ты должен позволить мне объясниться! — умоляюще воскликнула Патрисия.
   — Ты уверена, что сможешь сделать это коротко? — сухо поинтересовался Анхел.
   — Я разминулась с лимузином в начале подъездной аллеи, — доверительно сообщила Патрисия и прикусила пухлую нижнюю губу. — Я надеялась, что приеду сюда первой, чтобы все объяснить, но Лусиано с Эстеллой, должно быть, уже рассказали тебе о той истории, которую я сочинила…
   — Истории сочиняют дети, а у взрослых это называется ложью! — резко прервал Патрисию Анхел. — А когда взрослые лгут с определенной выгодой для себя, это более чем серьезно. Так что давай не будем притворяться, что ты просто увлеклась веселыми шарадами…
   Патрисия побледнела.
   — Я не думала, что это может кому-то повредить.
   — Тебе было на это наплевать, — не выдержав, сказала Эмилия. — Как ты, женщина, могла опуститься до такой низости, чтобы объявить моего мужа отцом своего ребенка…